Муравьи Вербер Бернард

– Хорошо, тогда помогите это сделать и нам.

– Каким же образом?

– А вы раскачайтесь посильнее и дотянитесь до моих рук.

Толстяк весь изогнулся, будто превратившись в живой маятник. Когда путы Эдмонда упали, он с толстяком помог освободиться остальным.

Затем дядюшка сказал: «Делай как я!» – и малыми прыжками стал перемещаться от веревки к веревке, пока не добрался до последней виселицы в ряду. Остальные последовали его примеру.

– А дальше-то куда? За последней перекладиной ничего нет, нас заметят.

– Глядите, в перекладине щелочка. Давайте-ка туда!

Эдмонд кинулся к перекладине, стал совсем крохотным и прошмыгнул в щелку. Джонатан с толстяком последовали за ним. Люси подумала, что у нее нипочем не получится, но все же бросилась к перекладине и пролезла в щелку!

Внутри помещалась винтовая лестница. Они взлетели по ней одним духом и тут услышали крики солдат, которые заметили их исчезновение. Los gringos, los gringos, cuidado![2] Топот сапог, ружейная пальба. За ними началась охота.

Лестница вела в современный гостиничный номер с видом на море. Они вошли туда и закрыли за собой дверь. Номер 8. Когда дверь захлопнулась, вертикальная восьмерка превратилась в восьмерку горизонтальную – символ бесконечности. Номер был роскошный, и никакие солдафоны им здесь были не страшны.

Не успели они перевести дух, как Люси вцепилась мужу в горло.

– А ты подумал о Николя?! – закричала она. – Подумал?! – И она хватила его по голове старинной вазой, на которой был изображен Геракл, побеждающий Змея.

Джонатан рухнул на ковер и превратился… в очищенную креветку, которая смешно извивалась.

Тут вперед вышел дядюшка Эдмонд:

– Вам жалко, да?

– Не понимаю.

– Сейчас поймете, – улыбнувшись, сказал он. – Идите за мной.

Он провел ее на балкон, обращенный к морю, и щелкнул пальцами. Из облаков выпали шесть зажженных спичек и выстроились в ряд у него над рукой.

– А теперь слушайте, – отчетливо проговорил он, – все вы думаете одинаково. Вы воспринимаете мир одним и тем же избитым способом. Это все равно что фотографировать широкоугольным объективом. Так у вас получается картинка действительности, но она не единственная. ДУ-МАЙ-ТЕ ПО-ДРУГОМУ! Вот, посмотрите!

Спички вдруг закружились в воздухе, а затем упали на пол и, точно живые, поползли одна к другой, образуя…

На другой день, дрожа словно в лихорадке, Люси отправилась покупать газовый резак. В конце концов, с его помощью она без труда справилась с замком. Люси уже была готова переступить порог подвала, когда в кухне появился заспанный Николя.

– Мам, ты куда собралась?

– Пойду поищу папу. Он возомнил себя тучей, которая может перелететь через горы. Вот я и посмотрю, уж не перестарался ли он. А потом тебе расскажу…

– Нет, мам, не надо, не уходи… а то я останусь совсем один.

– Не бойся, Николя, я вернусь, я не пробуду там долго, ты уж подожди.

Она осветила вход в подвал. Там было темно, хоть глаз выколи…

Кто там?

Вперед выдвигается пара усиков, затем проступают голова, грудь и брюшко. Это хромой коротышка с запахом камня.

Троица уже готова наброситься на него, но за спиной коротышки видны челюсти сотен хорошо вооруженных солдат. От всех исходит один и тот же необычный запах.

«Бежим через потайной ход!» – предлагает 56-я.

Она отодвигает камушек и открывает туннель в подземелье. Затем, взмахнув крыльями, она взмывает под потолок и выпускает кислотную струю в первых же чужаков. Двое нападающих пускаются наутек, в то время как по рядам стоящих за ними разносится резкая команда:

«Бей их!»

Самка номер 56 ныряет в туннель вслед за своими спутниками – неприятельские кислотные струи ее едва задевают. «Живо! Хватай их!» Сотни лап пытаются сцапать ее. Врагов слишком много! Подняв невообразимый шум, они протискиваются в узкий проход, пытаясь захватить троицу.

Самец, самка и солдат, прижимая усики к спине, опрометью мчатся по проходу, который отныне перестал быть тайным. Очень скоро они оказываются на половине самок, на нижних ярусах. Узкий проход разветвляется. Дальше – сплошные распутья, но 327-му удается сориентироваться, и он увлекает попавших в переплет спутников за собой.

Внезапно за поворотом туннеля они натыкаются на отряд солдат, движущихся им навстречу. Невероятно: хромой уже тут как тут. Коварная козявка определенно знает все короткие пути в городе!

Трое беглецов отступают, пускаясь наутек. Когда им, наконец, представляется возможность передохнуть, 103 683-й замечает, что лучше избегать стычек на чужой территории, поскольку чужаки неплохо ориентируются в этом лабиринте проходов.

«Когда кажется, что неприятель сильнее тебя, действуй вопреки его логике» – это древнее изречение Праматери как нельзя лучше годится в этой ситуации. Самке приходит в голову мысль замуроваться в стене!

Пока вояки с запахом камня не оставили их без сил, они принимаются изо всех сил рыть боковую стенку, вгрызаясь в землю челюстями и отбрасывая ее в разные стороны. Почва забивает им глаза, липнет к усикам. Время от времени, чтобы работа продвигалась быстрее, они заглатывают землю большими жирными шматками. Как только углубление становится достаточно глубоким, они втроем проникают туда, заваливают себя землей и ждут. А вот и их преследователи – стремглав проносятся мимо. Но вскоре они возвращаются, уже не торопясь. И принимаются обшаривать тонкую стенку…

Нет, они ничего не заметили. Однако дольше оставаться здесь нельзя. В конце концов преследователи уловят исходящие от них запахи. И беглецы начинают рыть глубже. Воин номер 103 683, у которого самые мощные челюсти, копает спереди, а самец с самкой заваливают лаз песком сзади.

Охотники разгадали их уловку. Обшарив все стены, они натыкаются на след беглецов и принимаются неистово копать. Трое беглецов роют дальше вниз. Как бы то ни было, в этом черном месиве угнаться за кем-либо непросто. Каждый миг тут и там возникают три прохода, а два закрываются. Ну как же запомнить карту Города, если она постоянно меняется! Неизменными ориентирами остаются лишь купол да пенек.

Трое беглецов медленно вгрызаются в плоть Города. Порой они натыкаются на длинные лианы – ветки плюща, который муравьи-жнецы посадили тут и там, чтобы Город не обрушился во время дождей. В некоторых местах земля оказывается более твердой, и они упираются челюстями в камень, тогда приходится копать в обход.

Самец и самка уже не улавливают вибраций преследователей, и вся троица решает остановиться. Они находятся в воздушном кармане в чреве Бел-о-Кана. В непроницаемой оболочке без запаха, про которую никто не знает. На пустынном островке под землей. Кто будет их искать в этой крошечной пещерке? Они чувствуют себя здесь, как в темной яйцевидной утробе своей родительницы.

Самка постукивает кончиками усиков по голове самца, приглашая его к взаимному кормлению. Самец отводит назад усики в знак согласия и прижимается ртом к ротовому отверстию самки. Он срыгивает немного медвяной росы, которой накормил его первый страж. Самка тут же приободряется. Воин номер 103 683 похлопывает ее по голове. Они сливаются губами, и 56-я отрыгивает пищу, которую едва успела отложить про запас. Затем они втроем начинают ласкаться и тереться друг о дружку. Эх, как же приятно делить пищу с сородичами!..

Подкрепившись, беглецы понимают, что сидеть здесь до бесконечности они не смогут. Кислород рано или поздно закончится, и, даже если им удастся достаточно долго продержаться без пищи, воды и тепла, лишенные этих жизненно важных элементов, они в конце концов впадут в спячку и больше никогда не проснутся.

Они сцепляются усиками.

«Что теперь делать?»

«Отряд из тридцати воинов, наших сторонников, ждет нас в зале на пятидесятом подземном ярусе».

«Давайте туда!»

Они снова берутся за дело и начинают копать, ориентируясь с помощью органа Джонстона, чувствительного к земным магнитным полям. Судя по всему, они находятся где-то между зернохранилищами 18-го нижнего яруса и грибницами 20-го нижнего яруса. Однако чем ниже они спускаются, тем холоднее становится. С наступлением ночи земля промерзает насквозь. Движения беглецов замедляются. В конце концов они засыпают на месте, застыв в позах копателей. Так они будут спать, пока не потеплеет.

– Джонатан, Джонатан! Это я, Люси!

Чем глубже погружалась она в царство мрака, тем страшнее ей становилось. Нескончаемый спуск по ступеням лестницы в конце концов вверг Люси в состояние некоей раздвоенности – ей казалось, что она все глубже уходит в себя. У нее вдруг пересохло горло, и она ощутила пронизывающую боль в животе, а потом мучительные схватки в области солнечного сплетения и острые колики в желудке.

Колени и ноги сгибались чисто машинально – неужели они скоро откажут?.. неужели их тоже пронзит боль?.. Неужели она не сможет спуститься ниже?

Ей вспомнились образы из детства. Властная мать, не упускавшая случая ее пристыдить и на каждом шагу попрекавшая ее любимых братьев… Отец-мямля, дрожавший как осиновый лист в присутствии жены, всегда избегавший малейших конфликтов и во всем потакавший королеве-матери. Отец, трусливый, как…

Болезненные воспоминания сменились чувством вины перед Джонатаном. В глубине души Люси понимала, что ставит ему в вину все, что напоминало в нем ее собственного отца. Неизменно осыпая мужа упреками, она унижала его и подавляла, поскольку ей казалось, что он постепенно превращается в копию ее отца. Таким образом, все вернулось на круги своя. Сама того не замечая, она воссоздала в своей семье то, что ненавидела больше всего на свете, – отношения, сложившиеся между ее родителями.

Надо было разорвать этот порочный круг. И теперь она упрекала себя в том, что незаслуженно обижала мужа. Следовало все исправить.

Кругами Люси спускалась все ниже. Осознав свою вину, она избавилась от страха в душе и гнетущих болей в теле. В какой-то момент она чуть не налетела на дверь. Обычную дверь, испещренную надписями, которые она, впрочем, не стала читать. А вот и ручка – дверь отворилась без малейшего скрипа.

За дверью лестница продолжалась. Разница состояла лишь в том, что в каменных ступенях теперь проглядывали железистые прожилки. Размытые водой, вероятно, из подземной реки, они казались рыжевато-красными.

Люси подумала, она подошла к некоему новому рубежу. И тут фонарь высветил пятна крови у нее под ногами. Это, наверное, была кровь Уарзазата. Стало быть, храбрый песик добрался сюда… Все стены здесь были чем-то забрызганы, но определить, что это – кровь или ржавчина – было трудно.

Внезапно Люси услышала шум. Постукивание. Как будто ей навстречу шли какие-то живые существа. Поступь была неровная – казалось, существа эти робели, не смея приблизиться к ней. Люси остановилась и стала шарить в темноте лучом фонарика. Разглядев же источник шума, она истошно закричала. Но там, где она находилась, ее никто бы не услышал.

Утро наступает для всех существ на Земле. Они спускаются все ниже. Тридцать шестой нижний ярус. Номер 103 683 хорошо знает эти места, он думает, что отсюда можно выбраться без опаски. Вояки с запахом камня не смогли за ними угнаться.

Они пробираются в низкие галереи, совершенно пустынные. Тут и там, слева и справа, виднеются щели – старые зернохранилища, заброшенные по меньшей мере десять зимних спячек назад. Почва здесь осклизлая. Должно быть, от сырости. Эта зона считается вредной – она снискала себе дурную славу, как и некоторые другие места в Бел-о-Кане.

Кругом царит смрад.

Самец с самкой встревожены. Они чуют недоброе, как будто за ними следят чьи-то усики. Здесь, наверное, полно всяких паразитов и бродяг.

Широко раздвинув челюсти, они продвигаются в глубь мрачных залов и туннелей. Вдруг они слышат пронзительный скрежет и вздрагивают. Скрж-скрж-скрж!.. Звуки не отличаются разнообразием. Они сливаются в заунывное монотонное пение, разливающееся эхом по забитым грязью пустотам.

По заверению солдата, это сверчки. Это их брачная песня. Самец с самкой немного успокаиваются. Что бы там ни было, сверчки вряд ли посмеют затевать стычку с воинами-федератами, тем более в Городе!

Зато 103 683-й ничему не удивляется. Ведь не случайно изречение последней Матери гласит: «Лучше усиливать свои преимущества, нежели стремиться всем управлять!» Вот вам и результат…

Слышатся и другие шумы. Как будто кто-то копает, причем быстро-быстро. Неужто вояки со странным запахом обнаружили их? Нет… Прямо перед ними возникают две лапищи. У них острые края, как у скребков. Лапищи сгребают землю и отталкивают ее назад, пропихивая вперед огромную черную тушу.

Только бы не крот!

Все трое замирают, широко раскрыв челюсти.

Это крот.

Песчаный вихрь. Черный шерстяной ком, ощерившийся белыми когтями. Зверь словно плывет между слоями осадочных пород, как лягушка в озере. Троицу накрывает слипшимися лепешками глины. Но они еще счастливо отделываются, поскольку никто из них не пострадал. Между тем чудище удаляется прочь. Крот рыщет в поисках червей. Он с большим удовольствием перекусывает им нервные узлы, обездвиживая, а после перетаскивает добычу, еще живую, к себе в нору.

Трое муравьев соскребают с себя грязь и, тщательно очистившись, снова пускаются в путь.

Они попадают в очень узкий и довольно высокий проход. Солдат-провожатый подает предостерегающий пахучий сигнал, указывая на потолок. Он сплошь облеплен красными клопами в черную крапинку. Проклятые красноклопы!

На спинах у этих насекомых длиной в три головы (девять миллиметров) рисунок, напоминающий злобные глазки. Питаются они главным образом отсыревшей мертвечиной, но иногда поедают насекомых живьем.

Один красноклоп тут же кидается на троицу. Но не успевает он приземлиться, как 103 683-й, прижав брюшко к груди, выпускает в него кислотную струю. Красноклоп падает – теперь это поджаренный желеобразный комочек.

Муравьи быстро поедают его останки и успевают пересечь зал, прежде чем на них нападает еще одно такое чудовище.

РАЗУМ: К собственно экспериментам я приступил в январе 58-го. Первая тема: разум. Обладают ли муравьи разумом?

Чтобы это узнать, я взял бесполого, средних размеров рыжего муравья (Formica rufa) и провел над ним опыт. Я засунул глубоко в щель кусочек затвердевшего меда и заткнул ее веточкой – не тяжелой, но довольно длинной, продвинув ее поглубже. Обычно муравей расширяет щель, чтобы в нее пролезть, но на этот раз я проделал щель в куске крепкой пластмассы, и он не мог ее разгрызть.

День первый: муравей рывками дергает за ветку – немного приподнимает ее, потом бросает, затем снова приподнимает.

День второй: муравей проделывает все то же самое. А еще он пытается обкусать ветку снизу. Безуспешно.

День третий: все то же самое. Муравей как будто запутался и не знает, что делать, однако упорно продолжает попытки, поскольку не видит другого выхода. А это, в свою очередь, доказывает, что разум у него отсутствует.

День четвертый: все то же самое.

День пятый: все то же самое.

День шестой: проснувшись утром, я обнаружил, что ветка вынута из щели. И сделано это было, очевидно, ночью.

Эдмонд УэллсЭнциклопедия относительного и абсолютного знания

Дальнейший путь через галереи затруднен. Сверху, точно гроздья, свисают белые корни, облепленные комьями холодной, засохшей земли. Иногда комья отваливаются. Это называется «внутренний град». Единственный известный способ не попасть под обвал – смотреть в оба и отскакивать в сторону, как только почуешь малейший запах опасности.

Муравьиная троица продвигается дальше, припав брюшками к земле, прижав усики к спине и распластав лапки. Воин номер 103 683, кажется, знает верный путь и ведет за собой остальных. Земля снова становится сырой. И здесь стоит смрад. А еще пахнет жизнью. Живыми тварями.

Самец номер 327 останавливается. Он не уверен, но ему показалось, что стена чуть заметно дрогнула. Он подползает поближе к подозрительному месту – и снова ощущается толчок. Он как будто различает чей-то рот и пятится. Впрочем, на сей раз рот слишком маленький – значит, это не крот. Рот скручивается спиралью, из него выступает шишка, готовая настигнуть муравья.

Самец издает обонятельный крик.

Дождевой червь! Он разрубает его одним ударом челюстей. Но из всех щелей кругом выползают другие извивающиеся твари. Их уже столько, что муравьям кажется, будто они угодили в птичью утробу.

Один червь обвивается вокруг груди самки – она тоже пускает в ход челюсти и разрубает его на несколько частей, которые отваливаются от нее и падают рядом. В схватку вмешиваются новые черви – они обвиваются вокруг муравьиных лап и голов. А когда покушаются на усики, терпение у муравьев лопается. Они дружно готовятся к бою и выпускают кислоту в безобидных, в общем-то, аскарид. И вот уже земля устилается ошметками рыжеватой плоти, которые все еще грозно подрагивают.

Муравьи пускаются наутек.

Когда они приходят в себя, 103 683-й указывает им на очередную вереницу проходов, которую им предстоит одолеть. Чем дальше они продвигаются, тем сильнее воняет, но они уже начинают привыкать к зловонию. Ведь постепенно привыкаешь ко всему. Солдат показывает на стену и объясняет, что здесь-то и нужно копать.

Это бывшие санитарные компостные ямы, а рядом находится место для собраний. Все предпочитают встречаться там, где тише.

И муравьи превращаются в стенопроходчиков. Пробившись сквозь очередную преграду, они попадают в большое помещение, провонявшее экскрементами.

Три десятка присоединившихся к ним солдат давно дожидаются их. Но поговорить с ними невозможно, для этого их пришлось бы собрать по кускам, как головоломки, поскольку они разделаны на части, и оживить. Оторванные головы валяются далеко от растерзанных тел…

Перепуганная троица осматривает эту юдоль скорби. Кто же мог учинить над ними столь жестокую расправу здесь, у самого подножия Бел-о-Кана?

«Ну конечно, тот, кто способен проникнуть сюда снизу», – предполагает 327-й самец.

Едва ли, – возражает 56-я самка и все же предлагает ему копать землю.

Он вгрызается в нее челюстями. Больно. Там, внизу, каменная твердь.

«Огромный гранитный камень, – объясняет чуть погодя 103 683-й, – твердыня, незыблемая опора города. Толстая. Очень толстая. И широкая. Очень широкая. Конца-краю не видно».

В сущности, может, это вообще дно мира. И тут вдруг появляется странный запах. Что-то проникло в зал. Что-то, распространяющее пленительный аромат. Нет, это не муравей из Роя, а жук-ломехуза.

Еще будучи личинкой, 56-я слышала про это насекомое от Матери:

«Никакое ощущение не может сравниться с тем, что возникает, стоит только вкусить нектар ломехузы. Этот сок, пробуждающий плотские желания, ломает даже самую стойкую волю».

И то верно, это вещество подавляет боль, страх, разум. Муравьи, которым повезло пережить встречу с ломехузой, неудержимо покидают город в поисках новых порций яда. Они перестают есть, отдыхать и все бредут и бредут до полного изнеможения. Если им на пути не повстречается ломехуза и не даст своей отравы, они припадают к травинке и умирают в жутких судорогах.

Однажды в детстве 56-я спросила, почему в Город пропускают этих вредителей, которых термиты и пчелы истребляют без всякой жалости. И Мать тогда ответила ей, что существует два способа справиться с заразой: либо не допустить ее, либо пропустить ее через себя. Второй способ далеко не самый худший. Соки ломехузы, в определенных порциях или вперемешку с другими веществами, превращаются в превосходные снадобья.

Самец номер 327 первым выступает вперед. Очарованный сладостными ароматами ломехузы, он облизывает волоски у нее на брюшке. С них сочится сок, вызывающий чудесные видения. Тревожное обстоятельство: брюшко у отравительницы, из которого торчат два длинных волоска, очень напоминает голову муравья, увенчанную парой усиков!

Самка тоже бросается вперед, но вкусить отравы не успевает. Кислотная струя со свистом рассекает воздух. Воин номер 103 683 изготовился к стрельбе и дал залп. Обожженная ломехуза корчится от боли.

Свое вмешательство солдат объясняет просто: «Странно, что мы наткнулись на эту тварь на такой глубине. Ломехузы не умеют рыть землю. Значит, кто-то нарочно затащил ее сюда, чтобы не дать нам проникнуть дальше! Нас наверняка здесь ждет какое-нибудь открытие».

Самец с самкой лишь в растерянности разводят лапами, восхищаясь проницательностью своего товарища. Они втроем начинают поиски. Сдвигают камни, обнюхивают все закутки в зале. Почти никаких следов. Однако в конце концов они улавливают знакомый затхлый запах. Слабый запах камня, как у тех, кто их преследует. Едва уловимый – всего две-три пахучие молекулы, но этого вполне достаточно. Он исходит оттуда. Вон из-под того камушка. Они откидывают его – под ним виднеется потайной ход. Еще один.

Вот только удивительно: он прорыт не в земле и не в дереве. Его пробили прямо в гранитной породе! На такое не способны никакие челюсти.

Проход довольно широкий и покатый. Проделав недолгий путь, они попадают в просторное хранилище, заполненное снедью. Разной мукой, медом, зерном и разным же мясом… Там всего вдосталь – таких запасов Городу хватило бы на пять зимних спячек! И от этого богатства исходит тот же запах, что и от вояк, которые гонятся за ними.

Возможно ли, чтобы такой богатый продовольственный склад устроили здесь втайне? Да еще приставили ломехузу охранять его! Подобные сведения никогда не передавались в Рое от усика к усику…

Они изрядно подкрепляются, после чего, сцепившись усиками, обсуждают свое положение. Дело принимает все более мрачный оборот. Загадочное войско, уничтожившее первую экспедицию, вояки со странным запахом, которые устроили на них охоту, ломехуза, потайной продовольственный склад в подземелье под Городом… Тут орудует не просто шайка лазутчиков-наймитов, действующих по указке карликов. И эти солдаты должны быть на редкость хорошо организованны!

Но у 327-го и его спутников нет времени на раздумья. По всему подземелью раскатывается глухая дрожь. Бух-бух-бубух, бух-бух-бубух! Это рабочие дробно бьют брюшками по земле. Дело серьезное. Тревога второго уровня. Не откликнуться на такой сигнал нельзя. Они машинально разворачиваются. Подгоняемые неумолимой силой, муравьи спешат присоединиться к остальным жителям Города.

Хромой, следивший за ними на порядочном расстоянии, вздыхает с облегчением! Уф, они ничего не обнаружили!..

В конце концов, поскольку мать с отцом так и не выбрались из подвала, Николя решился сообщить об этом полиции. Придя в комиссариат, изголодавшийся мальчонка с покрасневшими глазами принялся объяснять, что «его родители запропастились в подвале», – наверное, их съели крысы или муравьи. Двое изумленных полицейских отправились вслед за ним на улицу Сибаритов, в дом номер 3 с таинственным подвалом.

РАЗУМ (продолжение): Я решил повторить опыт, только на этот раз с видеокамерой.

Тема: другой муравей того же вида и из того же выводка.

День первый: муравей дергает за ветку, толкает ее, кусает, но безуспешно.

День второй: все то же самое.

День третий: есть! он нашел способ, он немного дергает за ветку, просовывает брюшко в щель, надувает его, потом ослабляет хватку и проделывает все сызнова. Таким образом, он потихоньку, медленно вытаскивает ветку.

Вот так…

Эдмонд УэллсЭнциклопедия относительного и абсолютного знания

Тревога вызвана чрезвычайным происшествием. На братский город Ла-шола-Кан, расположенный к западу, напали легионы муравьев-карликов.

Выходит, они взялись за старое…

Теперь война неизбежна.

Уцелевшие лашолаканцы, которым удалось прорвать блокаду воинов Ши-га-Пу, рассказывают невероятные вещи. Судя по их сообщениям, произошло вот что: когда температура упала до 17 градусов, на главный вход в Ла-шола-Кан надвинулась длинная ветка акации. Она двигалась сама по себе, что было совсем уж невероятно. В один миг она вонзилась в отверстие и разрушила его… проворачиваясь!

Вперед выступили стражи, вознамерившиеся дать отпор неведомому врагу, но были разом уничтожены. После этого все затаились кто где и стали ждать, когда все успокоится, а разрушения прекратятся. Но не тут-то было.

Ветка снесла купол, словно какой-нибудь бутон розы, и принялась крутиться в проходах. Солдаты обстреливали ее, не жалея кислоты, но все без толку: они ничего не могли поделать с вредительницей.

Лашолаканцы пришли в ужас. И вдруг все прекратилось. Температура упала еще на пару градусов, и это дало им передышку, однако вскоре появились легионы карликов, и наступали они стремительно.

Развороченный братский город с трудом отразил первый натиск. Потери исчислялись уже десятками тысяч. В конце концов уцелевшие укрылись в чреве соснового пня, чтобы пережить осаду. Но долго они там не продержатся: у них не осталось провианта, а бои уже идут в артериях Запретного города.

Поскольку Ла-шола-Кан входит в состав Федерации, Бел-о-Кан и все находящиеся поблизости братские города обязаны прийти ему на выручку. Боевую тревогу объявляют еще до того, как усики белоканцев успевают дослушать первые сведения о трагедии до конца. Тут уж не до отдыха и не до восстановительных работ! Грянула первая весенняя война.

В то время как 327-й самец, 56-я самка и 103 683-й солдат стремглав взбираются вверх, преодолевая ярус за ярусом, в Городе царит переполох.

Кормилицы перетаскивают яйца, личинок и куколок вниз – на 43-й ярус. Доильщики тлей перемещают поголовье этих зеленых букашек в глубокие подземные загоны. Жнецы делят провизию на отдельные порции, заготавливая боевые пайки. В стане воинских каст стрелки загружают в брюшки кислоту под завязку. Муравьи-стилеты затачивают челюсти. Наемники собираются в легионы. Половые особи запираются в своих камерах.

Впрочем, наступать прямо сейчас невозможно – слишком холодно. Но завтра утром, с первыми лучами солнца, война полыхнет с новой силой.

Между тем на самом верху, на куполе, заделываются отверстия, предназначенные для терморегуляции. Город Бел-о-Кан наглухо закрывается, прячет когти и стискивает челюсти. Он готов кусать и жалить.

Более крупный из двух полицейских обнял мальчонку за плечи.

– Так ты уверен? Они все еще там?

Выбившийся из сил Николя молча высвободился. Инспектор Гален склонился нал лестницей и громко позвал:

– Эй!

Получилось смешно. Ему ответило только эхо.

– Похоже, там действительно очень глубоко, – заметил он. – Так, запросто, и не спустишься, понадобится специальное оборудование!

Комиссар Билсхейм с озабоченным видом приложил мясистый палец к губам.

– Само собой. Само собой.

– Пойду схожу за пожарными, – вызвался инспектор Гален.

– Валяй, а я пока опрошу малыша.

Комиссар указал на расплавленный замок:

– Это твоя мама сделала?

– Да.

– Она у тебя смышленая, как я погляжу. Насколько мне известно, не каждая женщина сумеет вскрыть бронированную дверь с помощью газового резака… Мало кто из них и раковину-то на кухне прочистить сможет.

Николя было не до шуток.

– Она собиралась искать папу.

– Да-да, прости… И сколько они уже там сидят?

– Два дня.

Билсхейм почесал нос.

– Зачем же твой отец туда полез, знаешь?

– Сперва он хотел найти собаку. А после – даже не знаю зачем. Он накупил кучу всяких железок и снес их вниз. Потом накупил уйму книжек про муравьев.

– Про муравьев? Разумеется, разумеется. – Комиссар Билсхейм, очевидно, сбитый с толку, лишь покачал головой и снова прошептал: – Разумеется, разумеется.

Дело принимало не лучший оборот. Комиссар не мог ухватиться за его суть. Ему было не впервой заниматься «особыми» случаями, можно даже сказать, он постоянно получал безнадежные дела. И все из-за одного из его основных талантов: на дураков он производил впечатление человека, который понимает их с полуслова.

То был врожденный дар. Когда Билсхейм был еще совсем мальчишкой, одноклассники обращались к нему, желая поделиться своими бредовыми фантазиями, и он с понимающим видом потряхивал головой, глядя в упор на собеседника, и всякий раз повторял: «Разумеется…» Это всегда срабатывало. Люди осложняют себе жизнь, придумывая всякие заумные слова и любезности, чтобы произвести впечатление на собеседника и понравиться ему; а Билсхейм заметил, что для этого и одного слова «разумеется» вполне достаточно. Вот вам еще одна раскрытая тайна межличностного общения.

В результате, что было очень занятно, юный Билсхейм, известный молчун, снискал себе в школе славу непревзойденного трибуна. Его даже просили читать поздравительные речи по случаю окончания учебного года.

Билсхейм мог бы стать психиатром, но мундир производил на него поистине неизгладимое впечатление. И на его фоне простая белая рубашка казалась совсем уж невзрачной. В нашем безумном мире полицейские и военные казались ему кем-то вроде знаменосцев, шагавших во главе отряда людей «здравомыслящих». Поскольку, даже прикидываясь, будто он понимает их с полуслова, Билсхейм презирал всех этих… дураков! Но больше всего ему досаждали людишки в метро, громко сокрушавшиеся по поводу своих бед и неудач, от которых им очень хотелось бы избавиться.

Когда Билсхейм поступил на службу в полицию, его дар быстро подметило начальство. И на него стали неизменно спихивать все потенциальные «висяки». По большей части многие из них так и оставались нераскрытыми, но, как бы там ни было, он брался за них, и на том спасибо.

– А еще спички!

– При чем тут спички?

– Из шести спичек нужно сложить четыре треугольника, если хочешь найти разгадку.

– Какую еще разгадку?

– Новый способ мышления. Другую логику, как говорил папа.

– Разумеется.

Тут мальчонка не выдержал:

– Ничего не «разумеется»! Попробуйте догадаться и сложить эти четыре треугольника. Муравьи, дядюшка Эдмонд, спички – определенно все это как-то связано.

– Дядюшка Эдмонд? Что еще за дядюшка Эдмонд?

Николя оживился:

– Это он написал «Энциклопедию относительного и абсолютного знания». Но он умер. Может, из-за крыс. Крысы загрызли насмерть и Уарзазата.

Комиссар Билсхейм вздохнул. С ума сойти! Кем станет этот малыш, когда повзрослеет? По меньшей мере пьянчугой. Наконец подоспел инспектор Гален с пожарными. Билсхейм посмотрел на него с гордостью. Ну и силен этот Гален! Даже слишком. Истории со всякими чокнутыми вызывали у него живейший интерес. Чем сомнительнее было дело, тем охотнее он за него брался.

Смышленый Билсхейм и ретивый Гален на пару официально представляли собой бригаду «специалистов по делам об умалишенных, которыми больше никто не хотел заниматься». Им уже поручали расследовать дела о «старушке, которую сожрали ее собственные кошки», о «проститутке, которая душила клиентов языком», а также дело о «мясниках-потрошителях».

– Ладно, – сказал Гален, – оставайтесь здесь, шеф, а мы полезем вниз и поднимем их на надувных носилках.

Мать, находившаяся в брачных покоях, перестала откладывать яйца. Она вскидывает единственный усик и требует оставить ее одну. Прислужницы исчезают.

Бело-киу-киуни, живая родительница, встревожена.

Нет, она не боится брани. Она уже успела выиграть и проиграть с полсотни войн. Ее тревожит другое. Тайное оружие. Та самая ветка акации, которая вращается и срывает купол. Не забыла она и рассказ 327-го самца о гибели двадцати восьми воинов, даже не успевших приготовиться к бою… Разве можно пренебрегать столь странными сведениями?

Только не сейчас.

Так что же делать?

Бело-киу-киуни вспоминает, как некогда ей уже пришлось столкнуться с непостижимым «тайным оружием». Это было во время войн против Южных термитников. Однажды ей доложили, что когорта числом сто двадцать воинов была – нет, не уничтожена! – а «обездвижена».

Началось невообразимое смятение. Белоканцы решили, что им уже нипочем не одолеть термитов, которые технологически решительно их превзошли.

В стан врага спешно отрядили лазутчиков. Термиты действительно создали касту стрелков-смолохаркателей. Назутитермов. Они умудрялись отхаркивать клейкое вещество на расстояние до двух сотен голов и таким образом сковывать лапы и челюсти неприятельских солдат.

Муравьи Федерации долго размышляли и наконец придумали тактику наступления под прикрытием сухих листьев. Это, кстати, послужило поводом к знаменитой войне Сухих листьев, в которой белоканское войско одержало верх…

Однако сейчас противниками Федерации были не увальни-термиты, а проворные, хитроумные карлики, которые уже не раз заставали федератов врасплох. К тому же их тайное оружие оказалось чрезвычайно разрушительным.

Мать нервно теребит усики.

Что, в сущности, она знает о карликах?

Много и вместе с тем мало чего.

Они объявились в здешних краях сотню лет назад. Сперва нагрянули их лазутчики. Поскольку они были малявками, их появление никого не насторожило. Но следом подоспели целые караваны карликов – они несли в лапах яйца и запасы провианта. Первую ночь они переждали под корнем большой сосны.

А поутру большую их часть сожрал голодный ёж. Те же, кто уцелел, подались дальше на север и разбили лагерь неподалеку от стана черных муравьев.

Федераты решили: пусть они теперь разбираются с черными муравьями. Впрочем, среди федератов нашлись и те, кто винил себя в том, что этих чахликов отдали на съедение черным муравьям.

Издалека было видно, как они перетаскивали туда-сюда ветки и крохотных жучков. А вот кого никто не видел, так это… здоровенных черных муравьев.

До сих пор неизвестно, что там стряслось, но белоканские лазутчики сообщали: отныне карлики заполонили все гнезда черных муравьев. Белоканцы отнеслись к случившемуся с неким пониманием, даже с юмором. «Так им и надо, этим самодовольным черным тварям!» – подобные феромоны радости витали по всему Бел-о-Кану. Никто и подумать не мог, что новоявленные муравьи-козявки станут докучать могущественной Федерации.

Но вот следом за гнездами черных муравьев карлики захватили пчелиный улей в зарослях шиповника… А чуть погодя во владение к карликам перешел последний Северный термитник и гнездо ядовитых рыжих муравьев!

Беженцы, потоком стекавшиеся в Бел-о-Кан, рассказывали, что карлики владеют какими-то передовыми боевыми стратегиями. Среди прочего, например, они травят водные источники ядами, которые получают из редких цветов.

И даже тогда никто не обеспокоился. Только в минувшем году, когда пал город Низиу-ни-Кан – температура в то время понизилась на пару градусов, – белоканцы наконец поняли, что имеют дело с грозным противником.

Впрочем, рыжие муравьи недооценивали карликов, а карлики – рыжих муравьев. Низиу-ни-Кан был невелик, но входил в состав Федерации. На следующее утро после победы карликов к ним нагрянули двести сорок легионов белоканцев, числом две сотни солдат каждый. Исход битвы был предрешен, хотя карлики сражались ожесточенно. Федеративным войскам понадобился целый день, чтобы наконец попасть в освобожденный город.

И тогда белоканцы обнаружили, что карлики водворили в Низиу-ни-Кане не одну… а две сотни королев. Вот это да!

НАСТУПАТЕЛЬНАЯ АРМИЯ: Муравьи – единственные общественные насекомые, которые содержат наступательную армию.