Муравьи Вербер Бернард

Прежде всего им предстоит миновать предместье Города. А это непросто. Все подступы к Бел-о-Кану запружены рабочими и солдатами, которые снуют туда-сюда, обгоняя друг друга.

Там уже образовалось несколько потоков. Одни муравьи переносят листья, плоды, зерна, цветы или грибы. Другие волокут ветки или камешки – строительный материал. Третьи перетаскивают дичь… Какофония запахов.

Охотники продираются сквозь заторы. Дальше становится свободнее. Аллея сужается и переходит в дорожку шириной не больше трех голов (девять миллиметров), затем двух и наконец одной. Они уже далеко от Города и больше не улавливают коллективных сигналов. Отряд отрывается от единой обонятельной среды и начинает действовать автономно. Они перестраиваются в походный порядок – колонну по двое.

Вскоре муравьи встречаются с другим отрядом таких же разведчиков. Те попали в ту еще передрягу. В их обескровленном подразделении только один остался невредимым, остальные с увечьями. У некоторых осталось лишь по одной-единственной лапе, и это плачевное зрелище, они еле тащатся. Кое-кто выглядит не лучше: у кого-то нет усиков, а у кого-то – брюшка.

После Маковой войны 103 683-й еще не видел подобных калек. Должно быть, они столкнулись с чем-то ужасным… Может, с тайным оружием?

Номер 103 683 хочет спросить у крепкого воина с длинными перебитыми челюстями, откуда они идут, что случилось. Может, на них напали термиты?

Крепыш замедляет ход и молча поворачивается к нему лицом. О ужас, у него пустые глазницы! И рассеченная от ротового отверстия до шейного сочленения голова.

Солдат номер 103 683 провожает его взглядом. Чуть дальше крепыш падает и больше не поднимается. Ему еще хватает сил отползти от дороги, чтобы труп его не мешал проходу.

Самка номер 56 пытается перейти в крутое пике, чтобы оторваться от ласточки, но та оказывается раз в десять проворнее. Огромный птичий клюв уже покрывает тенью усики королевы, а потом и всю ее целиком, с головой, грудью и брюшком. Затем ее накрывает надклювье. Соприкосновение с птичьим нёбом просто невыносимо. Обе половины клюва смыкаются. Все кончено.

ЖЕРТВА: Наблюдая за муравьем, можно подумать, что им движут стремления, никак не связанные с его собственной жизнью. Оторванная муравьиная голова, все еще стараясь быть полезной, будет кусать лапы врага или дробить семечко, а грудь волочиться так, чтобы перекрыть путь неприятелю.

Что это – самоотречение? Или фанатичная преданность Городу? А может, слепое чувство коллективизма?

Ан нет, муравей умеет жить и в одиночку. Ему не нужен муравейник, он может взбунтоваться против коллектива.

В таком случае – почему он жертвует собой?

Находясь на этой стадии исследований, я ответил бы так: из скромности. Смерть для муравья, похоже, не настолько важное событие, чтобы отвлечь его от работы, которую он выполнял в последние мгновения своей жизни.

Эдмонд УэллсЭнциклопедия относительного и абсолютного знания

Обходя деревья, земляные бугорки и колючие кустарники, разведчики продвигаются все дальше на враждебный восток.

Дорога сужается, но тут и там пока еще встречаются дорожные рабочие. Пути, ведущие из города в город, выглядят ухоженными. Дорожники обрывают мох, перетаскивают ветки, перекрывающие дорогу, устанавливают пахучие сигнальные метки с помощью щелочной железы.

Вскоре рабочих, движущихся в обратном направлении, становится все меньше. Время от времени на земле попадаются феромоны-указатели: «На 29-м распутье обойдите заросли колючего боярышника!» Возможно, там устроили засаду какие-то враждебные букашки.

Воин 103 683 не перестает удивляться. Прежде ему никогда не случалось бывать в этих местах. Тут и там громоздятся сатанинские грибы высотой не меньше восьми десятков голов! А ведь этот вид встречается только в западных землях.

Узнает он и зловонные весёлки, привлекающие мух, и похожие на шарики дождевики; он взбирается на лисичку, с удовольствием топча ее мягкую плоть.

Муравей открывает для себя всевозможные диковинные растения: пушистый пикульник, цветы которого так хорошо удерживают росу, невероятно восхитительные венерины башмачки, двудомные кошачьи лапки на длинных ножках…

Он приближается к бальзамину с похожими на пчел цветами и по неосторожности прикасается к нему. Спелые плоды лопаются прямо перед ним, осыпая его липкими желтыми семенами! Хорошо, что бальзамин не альтернария…

Ничуть не растерявшись, он карабкается на лютичную ветреницу, чтобы поближе взглянуть на небо, и замечает, как в воздухе выписывают восьмерки пчелы, показывая своим собратьям место, где есть растения-пыльценосы.

Местность вокруг становится все более дикой. Кругом витают загадочные запахи. Сотни крохотных букашек снуют повсюду. Иногда обнаружить их можно только по шороху сухой листвы.

Все еще чувствуя покалывания в голове, 103 683-й догоняет отряд. Так, не спеша, они добираются до предместий федеративного города Зуби-зуби-Кана. Издалека он напоминает обыкновенную рощицу. Если бы не запах и не четко обозначенная дорожка, никто бы и не подумал искать здесь жилище муравьев. На самом деле Зуби-зуби-Кан самый обычный город рыжих: он представляет собой пень под куполом из веток и хранилища. И все это скрыто в зарослях кустарника.

Входы в Город располагаются высоко – почти на уровне верхушки купола. Попасть туда можно, лишь взобравшись на растущие пучками папоротники или кусты шиповника. Именно это разведчики и делают.

Внутри бурлит жизнь. Тлей так просто не разглядеть: они того же цвета, что и листья. Но чувствительный усик и опытный глаз без труда различает маленькие зеленые бородавки, которые медленно набухают, по мере того как насыщаются растительным соком.

Давным-давно муравьи и тли заключили договор. Тли кормят муравьев, а взамен муравьи защищают тлей. На самом же деле обитатели некоторых городов отрывают крылья своим «дойным коровам» и наделяют их своими собственными опознавательными запахами. Так удобнее охранять стада…

В Зуби-зуби-Кане тоже прибегают к подобным уловкам. Чтобы искупить свою вину, а может, следуя исключительно современным веяниям, зубизубиканцы построили у себя на втором ярусе огромные стойла, чтобы тлям было просторнее и удобнее. И муравьихи-кормилицы ухаживают за их кладками с не меньшим усердием, чем за муравьиными. Потому-то, вне всякого сомнения, местное поголовье тлей раскормилось и разрослось так, как нигде больше.

Воин номер 103 683 со спутниками приближается к стаду, высасывающему сок из куста шиповника. Разведчики посылают тлям два-три вопросительных сигнала, но те, погрузив хоботки в растительную плоть, совершенно не удостаивают их вниманием. Возможно, они просто не понимают пахучий язык муравьев… Разведчики поводят усиками, пытаясь отыскать пастуха. Но его нигде нет.

И тут происходит нечто ужасное. На стадо внезапно обрушиваются сразу три божьи коровки. Эти грозные хищницы сеют панику среди тлей, которым не скрыться, ведь у них нет крыльев.

Но, по счастью, волки, что называется, разбудили пастухов. Из-за листка выскакивают два зубизубиканца. Устроив засаду на этих красных в черную крапинку тварей, они мигом берут их на прицел и сражают точными выстрелами кислотой.

Расправившись с врагами, они спешат успокоить перепуганных тлей – ласкают их, постукивая по брюшкам и поглаживая им усики. И тли выпускают огромный прозрачный сладкий пузырь, драгоценную медвяную росу. Насыщаясь этим нектаром, зубизубиканские пастухи замечают белоканских разведчиков и приветствуют их – соприкасаются с ними усиками.

«Мы пришли охотиться на ящерицу», – сообщает кто-то из разведчиков.

«В таком случае вам нужно идти еще дальше на восток. Одну из этих тварей видели неподалеку от сторожевого поста Гуайе-Тьоло».

Вместо взаимного кормления, как обычно, пастухи предлагают им отведать медвяной росы тлей. Просить разведчиков дважды им не приходится. Каждый выбирает себе тлю и начинает ласкать ей брюшко, надаивая себе чудесного нектара.

В птичьем зеве темным-темно, скользко и воняет. Самка номер 56, вся перепачканная слизью, соскальзывает в глотку сцапавшей ее хищницы. За неимением зубов ласточка не разжевала ее, и она все еще цела и невредима. Самка не намерена смириться, поскольку ее смерть повлечет за собой гибель целого города.

Из последних сил она впивается челюстями в склизкую плоть птичьего пищевода. И это ее спасает. Ласточку тошнит, она заходится кашлем и с силой выплевывает противную добычу. Ослепленная, 56-я пытается лететь, но ее крылья отяжелели. И она падает на клочок земли посреди реки.

Рядом в агонии бултыхаются самцы. Она замечает, как в вышине беспорядочно мечутся ее сестры – не больше двух десятков, – которым удалось-таки оторваться от ласточек. Устав, самки опускаются все ниже.

Одна падает на кувшинку, и к ней мгновенно устремляются две саламандры – они хватают ее и рвут на куски. Остальные пчелы тоже гибнут: на них набрасываются голуби, жабы, кроты, змеи, летучие мыши, ежи, курицы и цыплята… В конечном счете из полутора тысяч взлетевших самок уцелели только шесть.

И 56-я в их числе. Чудо! Она должна жить. Она обязана основать свой собственный город и разобраться с загадкой тайного оружия. Самка номер 56 знает – ей нужна помощь, и тут она может рассчитывать на свое потомство, которое уже скрывается в ее чреве. Осталось только дать ему жизнь…

Но прежде всего, конечно, следует выбраться…

Рассчитав угол солнечных лучей, она прикидывает, где упала: должно быть, это островок в Восточной реке. Не самое удачное место, ведь даже если ее сородичи и живут на каких-нибудь островах, неизвестно, как они ухитрились туда попасть, – плавать муравьи не умеют.

Мимо нее, близко-близко, проплывает листочек, она решительно хватает его челюстями и начинает исступленно молотить лапами, однако пользы от этого мало. Самка долго мечется по волнам, и в какой-то миг рядом возникает огромная тень. Головастик? Нет, что-то в тысячу раз больше головастика. Уже можно различить форму причудливого существа с гладкой, пятнистой кожей. Такого она еще никогда не видела. Форель!

Мелкие рачки, всякие там циклопы и водяные блохи бросаются врассыпную, едва заметив чудище. А оно меж тем, ныряя и выныривая, направляется прямиком к будущей королеве, которая в ужасе вцепилась в листик.

С невероятной скоростью форель бросается вперед, рассекая плавниками водную поверхность. Тут муравьиху подбрасывает большая волна, форель словно зависает в воздухе и, раскрыв пасть с мелкими зубками, хватает пролетающую мимо мошку. Затем рыбина изгибается, взмахнув хвостом, и падает в свою прозрачную, как кристалл, стихию… поднимая волну, которая накрывает самку номер 56.

И вот уже лягушки, вытянувшись, ныряют в воду, претендуя на королевскую добычу, полную икры. Между тем будущую королеву, которой удается всплыть на поверхность, подхватывает водоворот и уносит в суровые глубины. Лягушки кидаются вслед за ней. Ее сковывает холод. Она лишается чувств.

Николя смотрел в столовой телевизор вместе с двумя новыми друзьями. Рядом расположились другие розовощекие сироты, убаюканные беспрерывной сменой кадров.

Сюжет фильма врывался в их мозг со скоростью 500 километров в час, проникая через глаза и уши и оседая в кладовых памяти. Человеческий мозг способен хранить до шестидесяти миллиардов единиц информации. Но, когда память пресыщается, происходит ее автоматическая очистка, и невостребованная информация забывается. Остаются только волнующие воспоминания и сожаление о былых радостях.

Зрители в основном разбрелись: научные выкладки мало кого интересовали.

«Профессор Ледюк, вы, наряду с профессором Розенфельдом, считаетесь крупнейшим в Европе специалистом по муравьям. Что же заставило вас заняться изучением муравьев?

– Открыв однажды шкаф у себя на кухне, я наткнулся на целую колонию этих насекомых. И просидел несколько часов кряду, наблюдая, как они трудятся. Для меня это стало уроком жизни и смирения. И мне захотелось узнать о них больше… Только и всего.

Он рассмеялся.

– А что отличает вас от другого выдающегося ученого, упомянутого профессора Розенфельда?

– О, профессор Розенфельд! Разве он еще не на пенсии? – Снова смех. – А если серьезно, мы с ним совершенно разные. Видите ли, существует множество способов «познания» этих насекомых… Раньше было принято считать, что все виды общественных насекомых (термиты, пчелы, муравьи) – так называемые роялисты. Это простой, но неверный посыл. Как было замечено, у муравьев королева на самом деле не имеет никакой власти, она лишь производит на свет потомство. У муравьев существует множество форм правления: монархия, олигархия, военный триумвират, демократия, анархия и тому подобное. Бывает даже, что обитатели муравейников восстают, если им не нравится правительство, и это приводит к «гражданским войнам» внутри самих городов.

– Невероятно!

– Мне, как и представителям так называемой немецкой школы, к коей я себя причисляю, основа организации мира муравьев видится прежде всего в кастовой иерархии и доминировании более способных альфа-особей, которые управляют кастами рабочих… А профессор Розенфельд, который представляет так называемую итальянскую школу, полагает, что все муравьи – закоренелые анархисты, что среди них нет более способных сородичей, то есть альфа-особей. И что лидеры у них появляются порой стихийно, только когда приходится решать какие-то практические задачи. Но они как появляются, так и исчезают.

– Я не совсем понимаю.

– Представители итальянской школы, скажем, считают, что вождем может стать любой муравей, как только ему в голову придет какая-нибудь оригинальная идея, которая заинтересует других его сородичей. А последователи немецкой школы допускают, что лишь муравьи, наделенные «лидерскими качествами», способны браться за решение важных задач.

– Неужели эти две школы высказывают столь разные мнения?

– На крупных международных конгрессах дело порой доходило даже до рукоприкладства, если вы об этом.

– Значит, всему виной давнее соперничество между саксонским и латинским духом, так?

– Нет. Это противостояние скорее можно сравнить с борьбой между сторонниками врожденного и приобретенного. Ты рождаешься слабоумным или становишься таковым? Вот один из вопросов, на который мы пытаемся найти ответ, изучая муравьиные общества!

– Но почему бы не проводить аналогичные опыты на кроликах или мышах?

– Муравьи дают нам прекрасную возможность узнать, как функционирует общество, состоящее из нескольких миллионов индивидуумов. Это все равно что изучать мир. А на земле, насколько мне известно, не существует города, где проживали бы миллионы кроликов или мышей…»

Толчок локтем.

– Слыхал, Николя?

Но Николя его не слушал. Это лицо, эти желтые глаза – он их уже видел. Только где? И когда? Он постарался вспомнить. Точно, теперь он не сомневался. Переплетчик. Он назвался Гунем, хотя на самом деле у него с этим самым Ледюком, что на экране, одно лицо.

Совершив такое открытие, Николя погрузился в раздумья. Если профессор соврал, значит, ему очень нужна была энциклопедия. Должно быть, то, что в ней написано, действительно важно для людей, изучающих муравьев. И эта энциклопедия наверняка находится там, внизу. Ну разумеется, она должна быть в подвале. Вот что так хотелось заполучить им всем: папе, маме и этому Ледюку. Надо отыскать чертову энциклопедию, и тогда все станет ясно.

Николя встал.

– Ты куда?

Он ничего не ответил.

– А я думал, тебе интересно узнать что-то про муравьев!

Мальчик направился к двери и кинулся к себе в комнату. Много вещей он с собой не возьмет. Только приносящую удачу кожаную куртку, перочинный ножик и грубые башмаки на каучуковой подошве.

Воспитатели не обратили на Николя никакого внимания, когда он прошел через главный вестибюль.

Он сбежал из приюта.

Издалека Гуайе-Тьоло напоминает округлый кратер, похожий на кротовую нору. Этот «передовой пост» представляет собой маленький муравейник с сотней обитателей. Обитаем он бывает только с апреля по октябрь, а осенью и зимой пустует.

Здесь, как у примитивных муравьев, нет ни королевы, ни рабочих, ни солдат. Здесь все заодно. И никто не стесняется критиковать огромные города, шумные и суматошные. Здешние обитатели лишь смеются над заторами, постоянно обваливающимися проходами, потайными туннелями, отчего город больше напоминает червивое яблоко, над узкоспециализированными рабочими, которые разучились охотиться, над незрячими привратниками, которые пожизненно прикованы к своим сторожевым нишам…

Солдат номер 103 683 осматривает пост. Гуайе-Тьоло состоит из хранилища и просторного главного зала. В потолке этого помещения проделано отверстие, через которое проникают солнечные лучи, освещая десятки охотничьих трофеев, – развешанных на стенах чучел. Которые шевелятся, шурша, на сквозняке.

Воин приближается к разноцветным трупам. Кто-то из местных гладит его по усикам и объясняет, что все эти восхитительные трофеи были добыты благодаря самым разным муравьиным хитростям. А потом их вымочили в кислоте, позволяющей, ко всему прочему, сохранять трупы.

Здесь аккуратными рядами висят всевозможные бабочки и большие букашки всех форм и расцветок. Недостает, пожалуй, только главного, знаменитого трофея – королевы термитов.

Солдат номер 103 683 спрашивает, случаются ли у них неприятности с соседями-термитами? Местный удивленно вскидывает усики. Он перестает жевать челюстями – воцаряется тягостная обонятельная тишина.

«С термитами?»

Он опускает усики. У него нет ответа. К тому же ему нужно работать – разделывать тушки. Он и так потерял много времени. Прощай! Он разворачивается, намереваясь уйти. Но 103 683-й его удерживает.

Теперь местный как будто начинает паниковать. У него подрагивают усики. Сигнал «термит» явно напоминает ему что-то ужасное. Продолжать разговор на эту тему он, кажется, просто не в состоянии. И он убегает к рабочим, которые, сбившись гуртом, устроили попойку.

Рабочие, наполнив свои общественные желудки хмельным цветочным медом, выпаивают им друг дружку по длинной, замкнутой цепочке.

И тут с шумом вваливаются пятеро охотников, присланных на подмогу передовому посту. Они толкают перед собой гусеницу.

«Вот, нашли. Как ни чудно, она дает мед!»

Охотник, принесший эту новость, похлопывает добычу кончиками усиков. Затем он подтаскивает листик и, как только гусеница принимается есть, запрыгивает ей на спину. Гусеница пытается вырваться, но все тщетно. Муравей вонзает когти ей в бока, вцепляется покрепче, разворачивается и лижет последний ее сегмент, из которого сочится какая-то жидкость.

Все поздравляют его и хватают челюстями неведомый нектар. По вкусу он не похож на медвяную росу тлей. Он жирнее и отличается более выраженным послевкусием, напоминающим древесный сок. В то время, как 103 683-й пробует этот диковинный нектар, его головы касается чей-то усик.

«Ты, кажется, хочешь узнать кое-что о термитах». Муравей, пославший солдату этот феромон, совсем стар. Его панцирь сплошь исполосован челюстями. Номер 103 683 отводит усики назад в знак согласия.

«Следуй за мной!»

Его зовут 4000-м воином. У него плоская, как лист, голова и крохотные глазки. У него заплетаются челюсти, а от феромонов, которые он испускает, исходит слабый хмельной запах. Быть может, поэтому он и решил продолжить разговор в маленькой, почти наглухо закрытой нише.

«Не бойся, здесь можно говорить, это моя камера».

Солдат номер 103 683 спрашивает, что его собеседнику известно про Восточный термитник. Тот разводит усики.

«Почему тебя это интересует? Ты же пришел охотиться на ящерицу, разве нет?»

Воин 103 683 решает ничего не скрывать от этой старой бесполой особи. И рассказывает, что против воинства Ла-шола-Кана было применено какое-то неизвестное тайное оружие. Поначалу все думали, что это происки карликов, но выяснилось, что они ни при чем. И тогда, вполне естественно, подозрения пали на термитов с Востока, больших врагов рыжих муравьев…

Старик складывает усики в знак удивления. Ни о чем подобном он никогда не слышал. Пристально оглядев 103 683-го, он спрашивает:

«Это тайным оружием тебе оторвало лапу?»

Молодой солдат отвечает – нет. Он потерял ее в Маковом сражении при освобождении Ла-шола-Кана. Номер 4000 не скрывает восторга. Он тоже был там!

«Ты из какого легиона?»

«Из 15-го, а ты?»

«Из 3-го!»

Во время последней атаки один из них сражался на левом фланге, а другой на правом. Они стали вспоминать. С поля боя всегда выносишь какие-то уроки. К примеру, в самом начале битвы 4000-й заметил, что неприятель использовал наемных мошек-посланниц. По его разумению, карлики применили совершенно новый способ дальней связи, который во сто крат лучше обычных гонцов.

Солдат-белоканец, который ничего не заметил, охотно соглашается. И тут же спешит вернуться к интересующей его теме.

«Почему же никто не хочет говорить со мной о термитах?»

Старый воин приближается к нему. Они трутся друг о друга головами.

«Здесь тоже творится что-то очень странное…»

В его феромонах явно скрывается некая тайна.

«Очень странное… очень странное…»

Эта фраза отражается обонятельным эхом от стен.

Затем 4000-й объясняет, что уже какое-то время никто не видел ни одного термита из Восточного города. Раньше термиты засылали лазутчиков на запад по реке через переправу Сатей, о чем все знали, поэтому их удавалось худо-бедно выслеживать. Но вот и лазутчики куда-то пропали. Никого не осталось.

Враг, который нападает, представляет собой опасность, но если он вдруг куда-то исчезает, это и вовсе сбивает с толку. Поскольку больше не было ни одной стычки с лазутчиками термитов, муравьи на посту Гуайе-Тьоло решили заслать к ним своих шпионов.

К ним отправился первый разведывательный отряд. С тех пор его больше никто не видел. Следом выдвинулся другой отряд, но и он пропал точно так же, без следа. Тогда-то все и подумали о ящерице и о прожорливом еже. Но нет, это ошибочное предположение: когда нападает хищник, непременно остается хотя бы один выживший или раненый. А тут солдаты словно испарились каким-то чудесным образом.

«Это мне кое о чем напоминает…» – прерывает его 103 683-й.

Но старик не хочет, чтобы его перебивали. Он рассказывает, как после провала первых двух экспедиций воины Гуайе-Тьоло решили рискнуть всем. Они спешно снарядили малый легион из пяти сотен хорошо вооруженных солдат. На сей раз одному бойцу все же удалось выжить. Он прополз не одну тысячу голов и умер в страшной агонии, едва добравшись до своих.

Когда осмотрели его труп, на нем не обнаружили ни единой раны. У него даже усики не пострадали, как часто бывает во время схватки. Казалось, он умер без всякой на то причины.

«Теперь понимаешь, почему никто не хочет говорить с тобой о Восточном термитнике?»

Воин номер 103 683 все понимает. Главное – он доволен, потому что напал на верный след. Если у загадки тайного оружия есть разгадка, она наверняка сокрыта в Восточном термитнике.

ГОЛОГРАФИЯ: Между человеческим мозгом и муравейником есть кое-что общее, сравнимое с голографической картинкой.

Что же такое голография? Это наложение друг на друга оттисков, которые, если осветить их под определенным углом, дают объемное изображение.

На самом деле голография существует везде и в то же время нигде. В результате совмещения оттисков возникает нечто другое – третье измерение: видимость объема.

В каждом нейроне нашего мозга, в каждой особи муравейника содержится вся полнота информации. Но для того, чтобы возникло сознание – «объемная мысль», – требуется общность, коллектив.

Эдмонд УэллсЭнциклопедия относительного и абсолютного знания

Когда 56-я самка, ставшая с недавних пор королевой, приходит в себя, она обнаруживает, что ее прибило к широкому и плоскому каменистому берегу. От лягушек она, вероятно, спаслась благодаря быстрому течению. Самка пробует взлететь, но крылья еще не обсохли. Придется подождать…

Она старательно чистит усики, потом принюхивается. Куда же ее занесло? Только бы не на тот берег реки, где полно врагов!

Самка размахивает усиками со скоростью 8000 колебаний в секунду и улавливает знакомые запахи. Вот так удача: ее вынесло на западный берег! Однако кругом ни одного пахучего следа сородичей. Надо пробраться поближе к главному поселению, чтобы наладить связь ее будущего города с Федерацией.

Наконец она взлетает и поворачивает на запад. Но далеко ей вряд ли удастся улететь. У нее одеревенели мышцы, и она порхает над самой землей.

Они возвращаются в главный зал Гуайе-Тьоло. Когда становится известно, что 103 683-й пытается выведать что-то о термитах с Востока, все шарахаются от него как от зараженного альтернарией. Однако он думает о своем и не обращает на это внимания.

Между тем белоканцы вокруг него подкармливают обитателей Гуайе-Тьоло шампиньонами из последнего урожая, а те угощают их нектаром диких гусениц.

Затем, после обмена всевозможными запахами, все начинают обсуждать охоту на ящерицу. Жители Гуайе-Тьоло сообщают, что недавно видели трех ящериц, которые запугивали стада тлей из Зуби-зуби-Кана. Они, наверное, перебили два стада по тысяче голов в каждом, а заодно и всех пастухов, что были рядом…

Тогда возникла паника. Потом пастухи выгоняли тлей только через защищенные проходы, проделанные в мякоти ветвей. Благодаря кислотной артиллерии им все же удалось прогнать этих трех тварей. Две убежали далеко-далеко. А третья, раненая, залегла на камне в пяти тысячах голов отсюда. Зубизубиканские легионеры уже отрубили ей хвост. Надо этим воспользоваться и поскорее добить зверюгу, пока она опять не собралась с силами.

«Правда, что хвосты у ящериц отрастают снова?» – спрашивает кто-то из разведчиков. Ему отвечают утвердительно.

«И все же у них отрастает другой хвост. Как уверяет Мать, нельзя обрести ровно то, что потерял. У второго их хвоста нет позвонков, и он гораздо мягче».

Другой житель Гуайе-Тьоло сообщает еще кое-что. Ящерицы чутко реагируют на перемену погоды, даже больше, чем муравьи. Если им удается накопить достаточно солнечной энергии, они становятся невероятно подвижными. И наоборот, когда им холодно, они едва передвигают лапы. И на завтрашней охоте придется все это учесть. Лучше всего напасть на ящерицу на рассвете. За ночь она замерзнет и будет вялая.

«Но ведь мы тоже замерзнем!» – с горячностью замечает один из белоканцев.

«Не замерзнем, если используем теплозащитные приспособления карликов! – возражает третий охотник. – Мы наедимся глюкозы, напьемся хмельного нектара, чтобы набраться сил, и обмажемся слизью, чтобы тепло сохранялось внутри нас как можно дольше».

Солдат номер 103 683 слушает, но рассеянно. Его куда больше занимает тайна термитника и необъяснимые исчезновения, о которых поведал ему старый воин.

К нему приближается тот самый муравей, что показывал ему охотничьи трофеи, а потом не пожелал говорить с ним о термитах.

«Ты разговаривал с 4000-м?»

Номер 103 683 кивает.

«Не бери в голову то, что он тебе рассказал. Это все равно что общаться с мертвецом. Пару дней назад его уколол наездник…»

Наездник! Солдат 103 683 содрогается от ужаса. Наездник – разновидность осы с длинным, как стилет, яйцекладом, с помощью которого он ворошит по ночам муравьиные гнезда в поисках еще теплой жертвы. Он протыкает ее и откладывает внутри нее яйца.

Это самый жуткий кошмар муравьиных личинок – пронзающая потолок игла, которая шарит, пытаясь найти мягкую плоть, чтобы извергнуть в нее своих детенышей. Потом они преспокойно созревают в живом организме-хозяине, превращаясь в прожорливых личинок, поедающих его изнутри.

Немудрено, что этой ночью 103 683-му снится жуткий наездник, гнавшийся за ним, чтобы заселить в него свое плотоядное потомство!

Входной код не поменялся. У Николя были ключи – оставалось только взломать печати, наложенные полицейскими, и он будет у себя дома. После исчезновения пожарных здесь никто ничего не трогал. Даже дверь в подвал была по-прежнему распахнута настежь.

Не найдя карманного фонарика, мальчик, недолго думая, принялся мастерить факел. Отломав от стола ножку, он приделал к ней с одного конца плотный комок бумаги и поджег его. Бумага легко вспыхнула, пламя было хоть и маленькое, но равномерное и на сквозняке не должно было погаснуть.

Не теряя времени, Николя стал спускаться по винтовой лестнице, держа в одной руке факел, а в другой перочинный ножик. Исполнившись решимости, стиснув зубы, он ощущал себя настоящим героем.

Все ниже и ниже… Нескончаемый спуск, бесконечные повороты. Казалось, это продолжается уже не один час, ему хотелось есть, он продрог, но сжигавшее его желание найти родителей гнало и гнало вперед.

От перевозбуждения Николя принялся кричать под облупившимися сводами, то зовя отца с матерью, то издавая дребезжащие воинственные вопли. Шаг у него сделался на удивление твердым, и он буквально летел вниз по ступеням, ничего не страшась.

Внезапно он оказался перед какой-то дверью и толкнул ее. При появлении кричащего мальчишки в сполохах пламени две стайки крыс, сцепившиеся друг с дружкой, метнулись в разные стороны.

Самые старые крысы встревожились: с некоторых пор «великаны» стали появляться здесь все чаще. Что бы это значило? Только бы новенький не вздумал подпалить тайные лежки беременных самок!

Николя спускался все ниже. Он так спешил, что не заметил крыс… Бесконечные ступеньки, странные надписи, разбирать которые не было времени, по крайней мере сейчас. И вдруг – шум (хлоп-хлоп), потом прикосновение. В волосы вцепилась летучая мышь. Ужас! Николя попробовал было оторвать зверюгу, но та, казалось, намертво вцепилась в его голову. Он попытался отогнать ее факелом, но только слегка опалил ей шерсть. Вопя во все горло, мальчик снова бросился бегом. Летучая мышь так и сидела у него на голове, точно шапка. Она отцепилась от него, лишь отведав его крови.

Николя больше не чувствовал усталости. Шумно дыша, с неистово бившимся сердцем, готовым вырваться из груди, и нестерпимой болью в голове, он бежал и бежал, пока вдруг не налетел на стену. Он упал, но тотчас вскочил на ноги, удерживая в руке факел, который, к счастью, не погас. Он провел им несколько раз перед собой.

Точно, стена. Больше того, он узнал железобетонные плиты, с которыми все таскался его отец. Цементные швы были еще свежие.

– Пап, мам, если вы здесь, отзовитесь!

Но ему ответило лишь тоскливое эхо. И все же он наверняка был близок к цели.

Стена, судя по всему, поворачивалась вокруг своей оси… он видел такое в кино. И в ней не было двери.

Что же скрывается за этой стеной? И тут Николя увидел надпись:

«Как сложить четыре равносторонних треугольника из шести спичек?»

Прямо под надписью виднелся клавишный циферблат. Только не с цифрами, а с буквами. Букв было двадцать четыре, из них, вероятно, можно было составить ответ – слово или фразу.

– Думай по-другому, – громко проговорил он. И остолбенел, потому что эта фраза пришла ему в голову совершенно спонтанно.

Николя думал долго, не смея притронуться к циферблату. В голове у него воцарилась странная тишина, которая поглотила все его мысли. И вот, почти не осознавая этого, он набрал одну за другой восемь букв.

Послышался слабый скрежет какого-то механического устройства… и стена отодвинулась! Не помня себя, готовый ко всему, Николя шагнул вперед. Но чуть погодя стена встала на место; сквозняком задуло едва теплившийся огонек факела.

Оказавшись в кромешной темноте, в полном смятении, Николя повернул было обратно. Но с этой стороны на стене не было никаких кодовых клавиш. Значит, путь назад отрезан. Он сломал ногти, царапая железобетонные плиты. Отец тут явно постарался – недаром работал слесарем.

ЧИСТОТА: Кто бывает чище мухи? Муха постоянно умывается, и для нее это не обязанность, а необходимость. Если ее усики и фасетки не будут безупречно чистыми, она ни за что не почует издалека пищу и не заметит нацеленной на нее разящей руки. Чистота для насекомых – главное условие продолжать жить.

Эдмонд УэллсЭнциклопедия относительного и абсолютного знания

На следующий день первые полосы популярных газет пестрели заголовками:

«Злосчастный подвал в Фонтенбло принимает новую жертву! Еще один без вести пропавший – единственный сын супругов Уэллс. Куда смотрит полиция?»

Паук оглядывается с верхушки папоротника. Вот так высота! Он выпускает из себя каплю жидкости, которая вскоре станет нитью, прилепляет ее к листку, переползает на край ветки и прыгает в пустоту. Прыжок длится долго. Нить растягивается, высыхает, затвердевает и удерживает паука, не давая ему коснуться земли. Он едва не разбился в лепешку, как перезревшая ягода. Многие его собратья уже расшиблись из-за резкого похолодания: на холоде паутинная нить затвердевает медленно.

Паук шевелит всеми восемью лапами, пытаясь обрести равновесие, затем вытягивает их и цепляется за листок. Здесь будет второй узел крепления его паутины. Он приклеивает к листку кончик нити. Однако на туго натянутой нити далеко не улетишь. Но вот он замечает слева ствол дерева и спешит к нему. Еще две-три ветки, пара прыжков – и готово: крепежные нити протянуты. Их натянет ветер, и они будут удерживать добычу. Нити переплетены в форме восьмиугольника.

Паутинная нить состоит из фибриллярного белка – фиброина, обладающего необыкновенной прочностью и водостойкостью. Некоторые пауки, когда они отъедаются, могут вырабатывать до семи сотен метров нити диаметром два микрона, прочной, как нейлон, но раза в три более упругой.

Больше того, у пауков имеется шесть желез, вырабатывающих разные нити: одна служит основой паутины; другая – сердцевиной; третья, клейкая, используется для быстрого захвата добычи; четвертая – для защиты отложенных яиц; пятая – для сооружения убежища; шестая – для обволакивания добычи…

На самом деле паутинная нить – это длинный волокнистый отросток, состоящий из гормонов пауков, подобно тому, как феромоны представляют собой летучие отростки муравьиных гормонов.

Затем паук плетет себе спасательную нить и цепляется за нее, чтобы в случае малейшей опасности повиснуть на ней и ускользнуть от врага без лишних усилий. Сколько же раз паутина спасала ему жизнь?

Потом паук переплетает четыре нити в середине восьмиугольника. Движения его за сотни миллионов лет безупречно отточены… Мало-помалу плетение обретает внушительный вид. Сейчас он решил сплести паутину из сухих нитей. От клейких нитей, конечно, больше пользы, зато они не такие прочные. На них налипает всякая грязь и труха от опавших листьев. Сухая же нить хоть и не такая цепкая, зато провисит по крайней мере до ночи.

Покончив с кровлей, паук добавляет десяток радиусов и завершает свою конструкцию, соорудив центральную спираль. Это самое приятное занятие. Он перескакивает с ветки на ветку, к которым уже успел прикрепить сухую нить, затем перепрыгивает с одного радиуса паутины на другой, приближаясь как можно медленнее к ее сердцевине, причем кружит он строго по направлению вращения Земли.

Каждый паук плетет паутину по-своему. В природе не встретить двух одинаковых паутин. Каждая подобна отпечаткам пальцев человека.

Теперь нужно проверить крепость ячеек. Добравшись до сердцевины, паук обводит взглядом конструкцию из нитей, оценивая ее прочность. Потом взбирается по каждому радиусу, встряхивая его всеми восемью лапами. Держит хорошо.

Большинство здешних пауков плетут паутину по принципу 75/12. То есть на каждые семьдесят пять промежуточных витков спирали приходится по дюжине радиусов. Но наш паук предпочитает строить ловушку для насекомых по принципу 95/10 – иначе говоря, сплести тончайшее кружево.

Такая паутина хоть и заметна, зато более крепка. А поскольку наш паук использует сухую нить, экономить на ней нет смысла. Иначе не поймаешь ни одной букашки…

Однако процесс этот трудоемкий – он отнимает много сил. И пауку надо срочно подкрепиться. Возникает порочный круг. Паук проголодался, потому что строил паутину, которая только и может его накормить.

Он хватается восемьюдесятью коготками за кровлю и ждет, притаившись под листком. Ему даже нет надобности прибегать к помощи хотя бы одного из своих восьми глаз: он и так чует пространство вокруг и улавливает лапами малейшие колебания воздуха благодаря паутине, подобной мембране микрофона.

Паутина чуть заметно подрагивает – в пределах от восьми сотен до двухсот голов отсюда кружит пчела, указывая сородичам из улья на цветочную поляну.

А легкое подрагивание означает, что где-то рядом пропорхнула стрекоза. Стрекозы – настоящий деликатес! Жаль, что эта летит в другую сторону – ею не полакомишься.

Сильный сигнал. Кто-то попал в паутину. Это другой паук, любитель поесть на дармовщинку. Жулик! Наш паук живо прогоняет незваного гостя, пока в паутину не угодила добыча.

И тут он чувствует задней левой лапой, что с востока приближается вроде как муха. Летит она не очень быстро. Но если не свернет в сторону, то непременно окажется в его ловушке.

Бух! Попалась!

Это крылатый муравей…

Паук – у него нет названия, потому что тварям из его рода-племени нет никакой надобности распознавать друг друга, – спокойно ждет. Когда он был моложе, его постоянно что-то отвлекало и от него ускользнуло немало добычи. Он считал, что всякая букашка, запутавшаяся в его паутине, обречена. Но его новая жертва пока далеко. Тут все решает фактор времени.

Нужно набраться терпения – и бестолковая букашка лишится сил в его тенетах. Такова изощренная до крайности паучья мудрость: нет лучше способа борьбы, чем дождаться, пока твой враг сам убьет себя…

Через несколько минут он подползает ближе, чтобы получше разглядеть добычу. Королева! Рыжая королева из Западной империи. Из Бел-о-Кана.

Ему уже доводилось слышать об этой могущественной империи. Миллионы ее подданных, кажется, настолько «взаимосвязаны», что разучились охотиться самостоятельно! Так какая же польза от империи и в чем ее сила?

Одна из их королев… К нему в когти попала прародительница будущих неутомимых захватчиков. Он не любит муравьев. Он сам видел, как однажды за его родной матерью гналась целая орава рыжих муравьев-ткачей…

Паук с любопытством поглядывает на добычу, которая бьется с безнадежным упорством. Бестолковые букашки – им не дано понять, что злейший их враг – паника. Чем сильнее самка бьется в паутине, стараясь вырваться, тем больше она запутывается, круша все вокруг, к вящей досаде паука.

Между тем смятение у 56-й сменяется яростью. Она практически обездвижена. Тело оплетено тонкой нитью, и каждая новая попытка освободиться приводит к тому, то путы сдавливают ее все крепче. Она не может пропасть вот так глупо, пережив столько опасностей.

Она родилась в белом коконе и в белом же коконе умрет.

Паук подползает ближе, осматривая по пути порванные нити. И 56-я успевает разглядеть великолепную оранжево-черную тварь с восемью зелеными глазками на макушке. Самке номер 56 приходилось пробовать пауков на вкус. А теперь она сама станет завтраком – каждому свой черед. Паук изрыгает на нее шелковистую слюну!

Опутывать добычу слишком плотно не стоит, рассуждает паук, и потому он выдвигает пару жутких ядовитых когтей. Впрочем, на самом деле пауки не убивают жертву – во всяком случае, не сразу. Им больше по вкусу трепещущая плоть, а не мертвечина, они на время парализуют добычу с помощью седативного яда и выводят ее из оцепенения только для того, чтобы что-нибудь от нее отгрызть. Таким образом они могут долго угощаться свежатиной – в оболочке из паутинных нитей добыча отлично сохраняется, и паук иногда пирует целую неделю.

Самка номер 56 слышала о таком паучьем обычае, и теперь ее бросает в дрожь. Это хуже смерти, когда лишаешься одной конечности за другой… С каждым пробуждением у жертвы что-нибудь отрывают, а потом ее усыпляют снова и снова. Постепенно жертва становится все меньше, и так до самого последнего мгновения, когда у нее отрывают жизненно важные органы, после чего она наконец забывается избавительным сном.

Уж лучше покончить с собой! Стараясь не смотреть на приближающиеся ядовитые когти, она готовится остановить свое сердце.

В этот миг в паутину попадает самец поденки – он застревает намертво, его тут же оплетают и крепко стягивают крайние нити… Он родился всего-то несколько минут назад и через несколько часов должен умереть от старости. Быстролетная поденка – быстролетная жизнь! Самцу нужно действовать, не теряя ни единой секунды. Как с пользой прожить свою жизнь, если знаешь, что родился утром, а вечером уже умрешь?

Едва появившись на свет после двух лет пребывания в стадии личинки, самец-поденка отправляется на поиски самки, чтобы плодиться дальше в тщетной попытке обрести бессмертие через свое потомство. На поиски у него уйдет весь день – один-единственный день его жизни. Он не помышляет ни о пище, ни об отдыхе, забыв обо всех своих желаниях.