Муравьи Вербер Бернард

Этим объясняется и исход битвы за Ла-шола-Кан. А что до первой экспедиции, кто-то вполне мог умышленно подставить под удар карликов, чтобы направить белоканцев по ложному следу. Но кому это выгодно? Если карлики не повинны во всех этих злодеяниях, тогда кто? Кто-то еще! Скорей всего, другой их исконный, беспощадный враг – термиты!

Подозрение не было лишено оснований. Последнее время отдельные воины из большого Восточного термитника все чаще стали переправляться через реку и вторгаться на охотничьи угодья федератов. Да, это точно термиты. Это они все подстроили так, чтобы стравить карликов с рыжими. Таким образом они намеревались избавиться от тех и других. Ослабив своих недругов, термиты запросто разорили бы их муравейники.

А как насчет вояк с запахом камня? Это могли быть наемные лазутчики термитов, и все тут.

Чем больше проясняются их мысли и единое сознание, тем крепче они верят в то, что непостижимое «тайное оружие» может быть только у термитов.

Однако их общение прерывает нахлынувший сонм запахов. Город решил использовать передышку перед новой войной для подготовки к празднику Возрождения – он должен состояться завтра.

«Все касты по местам! Самки и самцы отправляются в бурдючные хранилища насыщаться глюкозой! Стрелки возвращаются в камеры органической химии для пополнения запасов кислоты!»

Перед тем как расстаться со своими друзьями, 103 683-й воин испускает феромон: «Удачного соития! Не беспокойтесь, я сам займусь расследованием. Как только вы взлетите в небо, я выдвинусь к большому Восточному термитнику».

Не успевают они распрощаться, как вдруг появляются двое охотников – здоровяк и хромой коротышка – и начинают соскребать со стен летучие феромоны, следы их общения.

После трагического случая с инспектором Галеном и пожарными Николя поместили в приют, расположенный всего в нескольких сотнях метров от улицы Сибаритов.

Помимо круглых сирот туда свозили брошенных детей и тех, которых избивали родители. Люди и впрямь принадлежат к одному из редких видов, представители которого способны оставлять или обижать свое потомство. Маленькие человечки переживали в таких заведениях трудные годы, потому как зачастую средствами воспитания там были пинки и тумаки. Однако с возрастом они только закалялись. Многие из них потом шли служить в профессиональную армию.

Весь первый день совершенно удрученный Николя просидел на балконе, не отводя взгляда от леса. Но очень скоро он нашел спасительную отдушину в телевизоре, стоявшем в столовой. Воспитатели с радостью избавлялись от «сосунков», позволяя им часами тупо просиживать перед экраном. Вечером в спальне Жан с Филиппом, тоже сироты, спросили у него:

– А с тобой-то что стряслось?

– Ничего.

– Только не надо. Сюда в твоем возрасте за здорово живешь не попадают. Сколько тебе лет?

– Я все знаю. Твоих родителей, кажется, съели муравьи.

– Кто вам сказал такую чушь?

– Кто надо, вот кто. Расскажешь, что случилось с твоими родителями, тогда скажу.

– Не дождетесь.

Жан, тот, что покрепче, схватил Николя за плечи, а Филипп заломил ему руку за спину.

Николя вывернулся и ребром ладони хватил Жана по шее (он видел этот прием по телевизору – в каком-то китайском фильме). Тот закашлялся. Филипп опять навалился на Николя, пытаясь задушить, но он ударил его локтем в живот. Освободившись от обидчика, согнувшегося пополам и опустившегося на колени, Николя повернулся к Жану и плюнул ему в лицо. Жан пригнулся и укусил его за щиколотку, до крови. Трое мальчишек катались под кроватями, дубася друг дружку без всякой жалости. В конце концов Николя сдался.

– А ну говори, что случилось с твоими предками, не то бросим тебя на съедение муравьям!

Эта мысль пришла Жану в голову в пылу потасовки и очень ему понравилась. Пока он удерживал строптивого новичка, прижимая к полу, Филипп сбегал за муравьями, которые водились тут в изобилии, и, сжимая несколько штук в кулаке, помахал им у него перед лицом:

– Смотри, какие жирные!

(Как будто у муравьев под крепким панцирем могла быть жировая прослойка!)

Затем он зажал Николя нос, заставив открыть рот, и с отвращением сунул туда трех молодых рабочих муравьев, которым это явно не понравилось. Зато Николя они пришлись по вкусу. Даже очень.

Двое мальчишек, видя, что он не выплюнул гадость, решили тоже попробовать.

Бурдючное хранилище – одно из последних новшеств белоканцев. Технологию «бурдюков» они позаимствовали у муравьев с Юга, которые с наступлением великого зноя неизменно перемещаются на север.

Во время очередной победоносной войны против южан федераты наткнулись на их бурдючное хранилище. Война – лучший источник и способ распространения изобретений в мире сообществ насекомых.

Поначалу белоканские легионеры ужаснулись увиденному. Некоторые рабочие особи южан были обречены провести всю жизнь в подвешенном состоянии – свисая с потолка вниз головой, с непомерно разбухшим брюшком, раза в два больше, чем у какой-нибудь королевы! Южане объяснили, что эти «жертвенные» муравьи – живые конфеты, внутри которых, если поместить их в прохладное место, можно хранить нектар и медвяную росу, притом в невероятных количествах.

В общем, они усовершенствовали «общественный желудок», получив в результате живой «бурдюк», и стали использовать его по прямому назначению. Довольно было пощекотать кончик брюшка одного из живых холодильников – и вот уже из него начинал сочиться по капле, а то и литься потоком драгоценный сок.

Такие хранилища помогали южанам пережить времена великой засухи, которая нередко поражает тропические области. Когда южане переселялись, они переносили на кончиках лап и свои бурдюки, служившие им поилками и кормушками на протяжении всего пути. По признанию южан, эти конфеты ценились у них не меньше, чем яйца.

Таким образом, белоканцы украли бурдючную технологию и стали использовать ее главным образом для хранения огромных запасов пищи отличного качества, при этом строжайшим образом соблюдались правила гигиены.

Все самцы и самки в Городе тянутся к бурдючному хранилищу пополнить запасы глюкозы и воды. Перед каждой живой конфетой выстраивается очередь голодных и жаждущих из числа крылатых особей. Самец номер 327 и 56-я самка кормятся и пьют вместе, а потом расстаются.

После того как насыщаются последние половые особи и стрелки, бурдюки пустеют. Но полчища рабочих тут же бросаются наполнять обвислые брюшки нектаром и медвяной росой – и наполняют их до тех пор, пока они не принимают обычную форму блестящих шариков.

Николя, Филиппа и Жана неожиданно застал врасплох воспитатель. Он наказал всю троицу, и в результате они стали лучшими друзьями в приюте.

Чаще всего их видели в столовой, у телевизора. В тот день они смотрели новую серию знаменитого «Гордого пришельца».

Они стали кричать и пихаться локтями, когда увидели, как космонавты высаживаются на планете, населенной гигантскими муравьями.

«– Земляне приветствуют вас.

– Гигантские муравьи планеты Згю приветствуют вас».

В остальном сюжет был довольно банальный: гигантские муравьи оказываются телепатами. Они посылают сигналы землянам, приказывая им истреблять друг друга. Но последний уцелевший землянин, смекнув, что к чему, поджигает неприятельский город…

Довольные таким финалом, мальчишки решили полакомиться сладкими муравьями. Но странное дело – муравьи, которых они наловили, уже абсолютно не напоминали конфеты, в отличие от тех, первых. Они были совсем маленькие и кислые на вкус. Как лимоны. Фу, гадость!

Все должно произойти около полудня в самой высокой точке Города.

С первыми теплыми лучами утренней зари стрелки расположились в нишах-укрытиях, опоясывающих кольцом вершину. Нацеливаясь анальными отверстиями в небо, они выстраивают противовоздушную оборону: ведь птицы того и гляди слетятся. Некоторые стрелки просовывают брюшки между ветками, чтобы смягчить отдачу выстрелов. Закрепившись таким образом, они смогут выпустить два-три более или менее точных залпа в одну сторону.

Самка номер 56 находится в своих покоях. Бесполые няньки смазывают ей крылья защитной слюной. «Вы уже выходили в великий Внешний мир?» Рабочие молчат. Разумеется, они выходили, но зачем рассказывать ей, что снаружи растут деревья и трава? Скоро потенциальная королева сама в этом убедится. А узнавать мир через общение с помощью усиков – блажь половой особи!

Между тем рабочие муравьи продолжают ее обихаживать. Они разминают ей лапки, чтобы придать им упругости. Заставляют сгибаться и разгибаться, чтобы у нее расправились грудные и брюшные сочленения. Для проверки, наполнен ли ее общественный желудок медвяной росой, они выдавливают капельку из ее брюшка. Этот нектар поможет ей продержаться час-другой в воздухе во время непрерывного полета.

Ну вот. Самка номер 56 готова. Следующая!

При полном параде благоухающая принцесса покидает покои для самок. Самец номер 327 не ошибся: она просто красавица!

Самка с трудом приподнимает крылья. Надо же, как отросли за последние дни! Теперь они такие длинные и тяжелые, что волочатся по земле… как шлейф свадебного платья.

В проходах появляются другие самки. В сопровождении сотни дев 56-я уже поднимается к куполу из веток. Некоторые самки, те, что слишком торопятся, цепляются за сучки; у них царапаются, прокалываются и даже отрываются крылья, причем зачастую все четыре. Выше несчастным не подняться, а взлететь и подавно не суждено. И они с досадой спускаются на пятый ярус. Им, как и карликовым принцессам, уже не придется познать радость любовного полета.

Зато 56-я самка по-прежнему цела и невредима. Она осторожно перескакивает с ветки на ветку, стараясь не упасть и не повредить свои тонкие крылья.

Одна из сестер, находящаяся рядом, желает пообщаться с ней. Ей хочется узнать, кто такие хваленые самцы-производители. На кого они похожи – на трутней или на мух?

Самка номер 56 молчит. Она думает о 327-м и о непостижимом «тайном оружии». Все кончено. Помощников больше нет рядом. По крайней мере, у них – двух половых особей. Остается разве что уповать на когти 103 683-го.

Она с тоской вспоминает недавние события.

Как в ее покоях объявился беглый самец… без опознавательных запахов!

Как она вступила с ним в безграничное общение.

Как они повстречали 103 683-го.

Как наткнулись на охотников с запахом камня.

Как бежали в подземелья Города.

Как наткнулись на тайное хранилище, заваленное трупами «легионеров», возможно, своих.

Как отбивались от ломехузы.

Как нашли тайный лаз в гранитной глыбе…

Мысленно перебирая на ходу эти воспоминания, она все больше верит в свое исключительное предназначение. Ни одной из ее сестер не выпало пережить злоключений, которые пережила она, а ведь для этого ей даже не пришлось покидать пределы Города.

Охотники с необычным запахом… Ломехуза… Тайный лаз в гранитной глыбе…

Безумием, которое могло охватить огромное число ее сородичей, всего не объяснишь. Лазутчики на службе у термитов? Нет, не годится: такого количества изменников, да еще хорошо организованных, просто не может быть.

Однако что-то тут нечисто: для чего в подземельях Города хранить такие запасы провизии? Чтобы кормить лазутчиков? Нет, провианта там столько, что с лихвой хватило бы на не один миллион легионеров… А лазутчиков все же не миллионы.

И еще эта странная ломехуза. Это наземная тварь. А чтобы она сама полезла под землю и добралась аж до нижнего 50-го яруса – быть того не может. Выходит, ее туда затащили. Но стоит только приблизиться к этой твари, как попадаешь под действие ее дурмана. Стало быть, нужен достаточно сильный отряд, чтобы завернуть эту тварь в мягкие листья и скрытно перетащить вниз.

Чем дольше самка об этом думает, тем отчетливее понимает, что для этого нужны внушительные силы. В самом деле, если хорошенько посмотреть, создается впечатление, что у некоторых обитателей Города есть тайна и они упорно скрывают ее от своих сородичей.

У самки кружится голова от каких-то неведомых сигналов. Она останавливается. Сестры решают, что она слабеет в предвкушении брачного полета. Это бывает, ведь половые особи такие чувствительные! Она подносит усики ко рту и быстро повторяет: первая экспедиция уничтожена, тайное оружие, почти тридцать легионеров убиты, ломехуза, тайный лаз в гранитной глыбе, запасы провизии…

Так и есть, ну и ну, теперь все ясно! Самка бросается обратно. Только бы не опоздать!

ВОСПИТАНИЕ: У муравьев воспитание проходит несколько этапов.

С первого по десятый день молодняк большей частью занимается королевой, откладывающей яйца. Они обхаживают ее, облизывают, оглаживают. А взамен королева обмазывает их своей питательной, обеззараживающей слюной.

С одиннадцатого по двадцатый день рабочие особи получают право ухаживать за коконами.

С двадцать первого по тридцатый день они охраняют и кормят младшие личинки.

С тридцать первого по сороковой день они занимаются домашними делами и убирают мусор, продолжая ухаживать за королевой и куколками.

Сороковой день – знаменательная дата. Набравшись достаточно опыта, рабочие особи получают право покидать Город.

С сорокового по пятидесятый день они служат сторожами и доильщиками тлей.

С пятидесятого и до последнего дня жизни они получают возможность заниматься самым увлекательным делом, о котором только может мечтать любой обитатель муравейника, – охотой и исследованием неведомых земель.

Примечание: начиная с одиннадцатого дня половых особей уже не принуждают к труду. Чаще всего они сидят без дела, уединившись в своих камерах, пока однажды им не предстоит отправиться в брачный полет.

Эдмонд УэллсЭнциклопедия относительного и абсолютного знания

Самец номер 327 тоже готовится. Расправив усики, он чувствует, что другие самцы вокруг обсуждают только самок. Хотя среди них, самцов, саму самку мало кто видел. Временами они мысленно переносятся в проходы Запретного города. Многие предаются мечтаниям. Им кажется, что там витают ошеломляющие, пьянящие, возбуждающие ароматы.

Один принц даже уверяет, будто уже кормился вместе с самкой. По вкусу ее медвяная роса напоминала березовый сок, а ее половые гормоны имели запах, сравнимый с благоуханием сорванных нарциссов.

Остальные втихомолку завидуют ему.

Номер 327, которому однажды и впрямь случилось угоститься медвяной росой самки (да еще какой!), знает, что на вкус она ничем не отличается от медвяной росы рабочих муравьев или от конфет. Однако вступать в общение с другими самцами он не желает.

Неожиданно у него появляется шальная мысль. Он с радостью отдал бы 56-й самке столько сперматозоидов, сколько ей было бы необходимо, чтобы построить свой новый Город. Если бы только он мог ее найти!.. Жаль, что они не удосужились выработать особый феромон, чтобы можно было узнать друг друга среди множества своих собратьев.

Когда 56-я самка появляется в покоях для самцов, все изумляются. Это противоречит всем правилам Роя. Самцы и самки впервые встречаются только в брачном полете. У рыжих муравьев все не так, как у карликов. Рыжие муравьи не совокупляются в проходах.

Принцы, которым не терпелось увидеть воочию самку, столбенеют. Они дружно испускают враждебные запахи, означающие, что ей здесь не место.

Однако, несмотря на возникший переполох, она не уходит. И, расталкивая всех, испускает налево и направо свои феромоны.

Номер 327! Самец номер 327! Где ты, 327-й?

Принцы без лишних церемоний растолковывают ей, что самца для соития так не выбирают! Ей придется набраться терпения и положиться на удачу. Немного терпения, и…

Наконец 56-я самка находит своего прежнего спутника. Он мертв. Ударом челюстей ему снесли голову.

ТОТАЛИТАРИЗМ: Люди проявляют интерес к муравьям, полагая, что тем удалось создать успешную тоталитарную систему. В самом деле, со стороны может показаться, что в муравейнике все трудятся, демонстрируют беспрекословное послушание, готовность к самопожертвованию и живут по одним правилам. А между тем все тоталитарные системы, созданные людьми, рухнули…

Но человек все равно пытается брать пример с общественных насекомых (не случайно на гербе Наполеона изображена пчела!). Феромоны, несущие в себе всю полноту информации, сродни охватывающей целый мир телесети. Человеку кажется, что, предложив миру все, по его разумению, самое лучшее, он сможет однажды построить идеальное общество.

Но суть не в этом.

Природа, что бы там ни утверждал мистер Дарвин, в своем развитии вовсе не стремится к превосходству лучшего (да и с чего бы вдруг?).

Природа черпает силу в многообразии. Ей нужны люди всякие – добрые, злые, безумные, отчаявшиеся, спортивные, больные, здоровые, горбатые, с заячьей губой, веселые, грустные, умные, глупые, эгоисты, великодушные, маленькие, большие, чернокожие, желтокожие, краснокожие, белокожие… Ей нужны адепты всех религий, приверженцы разных философских направлений, радикальных убеждений, научных школ… Но при этом существует опасность, что один представитель этого вида уничтожит другого.

Известно, что целые поля искусственно выведенных сортов кукурузы, отличавшейся крупными початками, похожими как близнецы-братья (такой кукурузе не требовалось много воды, она была устойчива к граду и давала чудо-зерна), вдруг погибали от ничтожной болезни. В то время как полям дикорастущей кукурузы, дававшей початки разной величины, с разными же особенностями – изъянами и отклонениями, – были не страшны никакие опасности.

Природа не терпит однообразия, она предпочитает многообразие. Возможно, в этом и заключается ее гениальность.

Эдмонд УэллсЭнциклопедия относительного и абсолютного знания

Совершенно подавленная, самка медленно пробирается обратно к куполу. В проходе неподалеку от покоев для принцесс ее инфракрасные глазки различают две фигурки. Это охотники с запахом камня! Здоровяк и хромой коротышка!

Заметив, что они надвигаются прямо на нее, 56-я, шурша крыльями, бросается вперед, намереваясь впиться хромому в шею. Враги реагируют мгновенно, пытаясь ее остановить. А она, вместо того, чтобы прикончить коротышку, сцепляется с ним усиками.

Самка кипит от злости. Она спрашивает, зачем они расправились с 327-м самцом, ведь он все равно умер бы в полете. Зачем было убивать его?!

Двое охотников пытаются ее образумить. Некоторые поступки, по их заверениям, совершаются невероятно быстро. И любой ценой. Есть не совсем понятные задания и предосудительные действия, тем не менее и то и другое приходится выполнять, если хочешь, чтобы Город вел обычную жизнь. Нельзя быть такой наивной… единство Бел-о-Кана стоит того. Если надо, на все пойдешь!

Выходит, они не лазутчики?

Нет, не лазутчики. Они называют себя не иначе как… главными стражами безопасности и здоровья Города.

Принцесса изливается феромонами гнева. Неужто 327-й угрожал безопасности? Да, отвечают оба охотника. Когда-нибудь принцесса все поймет, а пока она еще слишком юна…

Поймет… что поймет? Что в Городе орудуют отлично организованные убийцы, которые якобы спасают его, уничтожая самцов, «узнавших нечто очень важное для всеобщего выживания».

Коротышка соглашается разъяснить ей, что к чему. Из его разъяснений следует, что воины с особым запахом – это особи, «подавляющие злое напряжение». Есть полезное напряжение, которое заставляет Город развиваться и сражаться. И злое, которое обрекает муравейник на саморазрушение…

Далеко не все известия ласкают слух. Некоторые вызывают «смутную» – бессознательную – тревогу. Муравейник волнуется, но все особи подавлены и не способны реагировать…

Это очень плохо. В муравейнике начинают вырабатываться ядовитые вещества, и таким образом он сам себя травит. А ведь «долгосрочное выживание» Города важнее, чем «краткосрочное» знание. Если глаз видит то, что мозг считает опасным для всего организма, мозг должен ослепить такой глаз…

Здоровяк, приблизившись к коротышке, вкратце подытоживает его заумные рассуждения:

Усики усиленно трепещут – это послание, говорящее о том, что все организмы оснащены сходными средствами безопасности. А те, у кого их нет, погибают от страха или уничтожают себя сами, чтобы избежать столкновения с полной тревог действительностью.

Самка номер 56 премного удивлена, но сбить ее с толку невозможно. Прекрасный феромон-посыл, на самом деле! Если они пытаются таким образом скрыть факт существования тайного оружия, уже поздно, как ни старайся. Всем известно, что с самого начала Ла-шола-Кан пал его жертвой, хотя с технологической точки зрения причина падения так и осталась загадкой…

Однако оба солдата невозмутимо стоят на своем. Про Ла-шола-Кан все уже забыли: победа погасила любопытство. И потом, достаточно обнюхать проходы, чтобы понять – никаких ядовитых запахов нигде нет. В муравейнике царит полная безмятежность накануне праздника Возрождения.

Тогда что им нужно? Зачем они морочат ей голову?

Во время погони по нижним ярусам хромой заметил третьего муравья. Солдата. Какой у него опознавательный номер?

Так вот почему они не убили ее сразу! И вместо ответа самка вонзает кончики усиков глубоко в глаза здоровяка. Хотя он слеп от рождения, ему тем не менее очень больно. Хромой в недоумении отступает.

Самка разбегается и взлетает – чтобы быстрее передвигаться. Она вздымает крыльями тучи пыли, сбивая с толку своих преследователей. Надо поскорее выбираться на купол.

Она только что едва избежала смерти. Теперь ее ждет другая жизнь.

Отрывок из речи Эдмонда Уэллса с требованием запретить игрушечные муравейники, с которой он выступил перед следственной комиссией Национальной ассамблеи:

«Вчера я видел, как в магазинах дарили эти сверкающие игрушки детям на Рождество. Это прозрачные пластмассовые емкости, заполненные землей, с шестью сотнями муравьев внутри, включая гарантированно плодоносящую королеву.

Видно было, как они трудятся, роются в земле, снуют.

У ребенка дух захватывает от изумления. Он думает, что ему подарили целый город с той лишь разницей, что там живут совсем крохотные существа. Они похожи на сотни механических автономных куколок.

Признаться, у меня самого есть такие же муравейники. Дело в том, что по профессии я биолог и мне приходится изучать муравьев. Я поместил их в террариумы и накрыл картонными крышками с дырками для воздуха.

Однако всякий раз, когда я оказываюсь рядом с моим муравейником, меня охватывает странное чувство. Мне кажется, что в их мире я всемогущ. Как бог…

Если мне захочется лишить моих муравьев корма, они все умрут; если мне вздумается вызвать дождь, я могу вылить на их город стакан воды – из лейки; если я решу увеличить температуру, чтобы она была выше комнатной, я просто поставлю их на батарею; если у меня возникнет желание украсть одного из них, чтобы изучить под микроскопом, мне достаточно будет взять щипчики и засунуть их в террариум; а если мне взбредет в голову их прикончить, они не станут сопротивляться. И даже не поймут, что с ними происходит.

Говорю вам, господа, нам дана непомерная власть над ними, и только потому, что размеры их ничтожны.

Однако я своим превосходством не пользуюсь. Зато могу представить себе ребенка… который точно так же может делать с ними все, что ему захочется.

Иногда мне в голову приходит дурацкая мысль. Глядя на эти песочные города, я задаюсь вопросом: а что, если бы и мы оказались в таком городе? Что, если бы нас тоже посадили в тюрьму-террариум и за нами наблюдало какое-нибудь гигантское существо?

А вдруг Адам и Ева были парой подопытных кроликов, которых поместили в некое искусственно созданное пространство, чтобы на них «полюбоваться»?

Что, если изгнание из Рая, о чем рассказывает Библия, было всего лишь сменой тюрьмы-террариума?

Что, если Потоп, по сути дела, был просто стаканом воды, который опрокинул по недосмотру или из любопытства какой-нибудь бог?

Быть такого не может, скажете вы? Как знать… Единственная разница состоит в том, что муравьев сдерживают стеклянные стенки, а нас – физическая сила – земное притяжение!

Тем не менее моим муравьям иногда удается прогрызть картонную крышку, и многие уже сбежали. Ну а мы время от времени запускаем ракеты, которые преодолевают гравитационное притяжение.

Но давайте вернемся к городам в террариумах. Как только что сказал, я бог – великодушный, милосердный и даже в некоторой степени суеверный. Поэтому я никогда не заставляю страдать своих подданных. Я не делаю им того, что могли бы сделать со мной и что мне бы точно не понравилось.

Благодаря тысячам муравейников, проданных на Рождество, дети смогут вообразить себя эдакими божками. Вот только будут ли они столь же великодушными и милосердными, как я?

Конечно, многие из них поймут, что на них лежит ответственность за город и это наделяет их не только божественными правами, но и обязанностями: муравьев надо кормить, им необходимо обеспечивать комфортную температуру, их нельзя убивать потехи ради.

Между тем дети, а я имею в виду, в частности, малышей, которые не отвечают за свои действия, переживают всевозможное неприятности: неудачи в школе, разногласия с родителями, ссоры со сверстниками. В порыве гнева они могут забыть про свои обязанности «юного божества», и я даже не осмелюсь предположить, какая участь тогда ждет их «подопечных»…

Я прошу вас голосовать за закон, запрещающий продавать игрушечные муравейники не из сочувствия к муравьям или ради защиты их прав. У животных и насекомых нет никаких прав: мы выращиваем их в огромном количестве, чтобы потом употребить в пищу. Я прошу вас проголосовать за этот закон, поскольку считаю: нас самих, возможно, точно так же взращивает и держит в плену некое гигантское существо. Так неужели вы хотите, чтобы однажды Землю принесли в дар на Рождество какому-нибудь безответственному юному божеству?..»

Солнце уже в зените.

Опоздавшие, самцы и самки, теснятся в артериях Города, ведущих к поверхности. Рабочие подталкивают их, облизывают, подбадривают.

Самка номер 56 вовремя смешивается с ликующей оравой, в которой невозможно уловить индивидуальных опознавательных запахов. Уж здесь-то ее точно никто не узнает. Увлекаемая потоком собратьев, она поднимается все выше, минуя места, где прежде не бывала.

Вдруг за углом прохода она замечает то, чего раньше не видела, – дневной свет. Сперва – ореол на стенах, который вскоре превращается в слепящее сияние. Вот, наконец, та самая таинственная сила, про которую ей рассказывали кормилицы. Теплый, мягкий, прекрасный свет. Предвестник нового легендарного мира.

Первичные фотоны, проникая в глазные яблоки, опьяняют ее. Как перебродившая медвяная роса с тридцать второго яруса.

Принцесса номер 56 продвигается вперед. Земля кругом покрыта какими-то твердыми белыми бляшками. Она блуждает среди теплых фотонов. Ей, проведшей детство под землей, такая перемена кажется слишком резкой.

Новый поворот. На самку падает пучок чистого света – он делается шире, образуя яркий круг и окутывая ее золотистым покровом. Встречный поток света вынуждает самку попятиться. Она чувствует, как частицы света проникают ей в глаза, обжигают зрительные нервы и возбуждают три ее мозга. Три мозга, наследие далеких предков-червей, у которых было по одному нервному узлу на каждое кольцо и отдельная нервная система для каждой части тела.

Самка движется навстречу фотонному ветру и вскоре различает впереди силуэты трех собратьев, застывших в сиянии небесного светила, точно призраки.

Она продвигается чуть дальше. Хитиновый панцирь нагревается. Этот свет, который ей пытались описать столько раз, не поддается никакому описанию – его нужно пережить! Она задумывается о рабочих из подкасты привратников, которые обречены всю жизнь сидеть взаперти в Городе без всякой надежды узнать, что такое Внешний мир с его солнцем.

Принцесса проходит сквозь стену света и попадает за пределы Города. Ее фасетчатые глаза мало-помалу привыкают к окружающей обстановке, хотя она еще ощущает уколы свежего воздуха. Холодного, метущегося, наполненного множеством запахов и совершенно не похожего на привычный воздух мира, в котором она жила.

Она поводит усиками в разные стороны. Ей тяжело повернуть их в нужном направлении. Чуть сильнее дунет ветер – и они хлещут ее по лицу, а крылья начинают хлопать.

Наверху, на самой вершине купола, ее встречают рабочие. Они хватают ее за лапы, поднимают и толкают в гущу половых особей – сотен самцов и самок, которые копошатся, теснясь, на узенькой площадке. Принцесса номер 56 видит, что попала на взлетную площадку, откуда ей предстоит отправиться в брачный полет, вот только прежде нужно дождаться, когда улучшится погода.

Между тем, пока хозяйничает ветер, муравьев замечает стайка примерно из десятка воробьев. В предчувствии славной добычи они подлетают ближе. Когда птицы оказываются совсем рядом, стрелки, расположившиеся кольцом вокруг вершины, встречают их кислотными залпами.

И очень вовремя, потому как одна из птиц, решив попытать счастья, ныряет в скопище муравьев, хватает трех самок и мигом вспархивает! Но прежде, чем отважный воробей успевает набрать высоту, его сбивают стрелки; жалкий, он падает в траву, однако не выпускает добычу из клюва, надеясь стряхнуть кислоту с крыльев.

Пусть это послужит им всем уроком! И действительно, воробьи разлетаются… Но их на мякине не проведешь. Они скоро снова вернутся – что ж, пусть еще разок проверят противовоздушную оборону Бел-о-Кана.

ХИЩНИК: Что было бы с нашей человеческой цивилизацией, не избавься она от опасных хищников – волков, львов, медведей и гиеновидных собак?

Разумеется, это осложнило бы жизнь – люди находились бы в постоянной тревоге.

Римляне совершали жертвенные возлияния вокруг трупа. Так они напоминали себе, что триумф жизни не вечен, а смерть может прийти в любое мгновение.

К нашему времени человек уничтожил, истребил или выставил в музеях представителей всех видов, которые могли бы его сожрать. Так что вокруг остались только микробы, а еще, быть может, муравьи, которые ему докучают.

Зато муравьиная цивилизация развивалась, не ставя перед собой цели уничтожить угрожающих ей хищников. В результате это насекомое живет в постоянной тревоге. Муравей знает, что он проделал лишь половину пути, поскольку даже самое тупое животное способно одним ударом лапы уничтожить плод его тысячелетнего упорного труда.

Эдмонд УэллсЭнциклопедия относительного и абсолютного знания

Ветер утих, воздушные потоки теряют силу, температура поднимается. Когда она достигает 22 градусов, Город решает выпустить своих чад.

Самки жужжат всеми четырьмя крыльями. Они готовы, им уже невтерпеж. Запахи, распространяемые зрелыми самцами, распалили в них страсть до предела.

Первые девы грациозно взмывают в воздух. Они взлетают на сотню голов… и тут на них набрасываются воробьи. Никому нет спасения.

Внизу всех охватывает смятение, но отказываться от полетов никто не собирается. В воздух взмывает вторая волна. Четырем самкам из сотни удается прорваться сквозь заслон решительно настроенных птиц. За ними вдогонку взлетает эскадра самцов – они плотно жмутся друг к дружке. Их свободно пропускают: уж больно они щуплые – воробьи таких не клюют.

В поднебесье устремляется третья волна самок. Путь им преграждают с полсотни воробьев. Начинается охота. Выжить не удается ни одной самке. А птиц тем временем становится все больше, они все как будто сговорились. Теперь, помимо воробьев, в воздухе кружат дрозды, малиновки, зяблики, голуби… Слышится громкий писк. Для них это тоже пиршество!

Взлетает четвертая волна. Но и на этот раз ни одной самке не удается пробиться ввысь. Птицы уже дерутся меж собой за лучшие куски добычи.

Стрелки в отчаянии. Они ведут вертикальный огонь, изо всех сил напрягая свои кислотные железы. Но хищники слишком высоко. И смертоносные капли проливаются дождем обратно на Город, причиняя увечья и нанося разрушения.

Самки в страхе отступают. Видя, что через строй пернатых не пробиться, они решают спуститься вниз и вступить в соитие с самцами в покоях, где дожидаются своей очереди увечные самки.

Поднимается пятая волна, готовая к самопожертвованию. Надо во что бы то ни стало преодолеть преграду из грозных клювов! Семнадцати самкам удается прорваться сквозь нее под плотным прикрытием сорока трех самцов.

Шестая волна – прорывается дюжина самок!

Седьмая – тридцать четыре!

Принцесса номер 56 размахивает крыльями, но взлететь пока не осмеливается. К ее лапкам упала голова одной из сестер, а вслед за ней мягко легла пушинка – зловещий знак. Самке всегда хотелось узнать, что это такое – великий Внешний мир? Что ж, теперь она знает!

Неужели она собирается взлететь с восьмой волной? Нет уж… И она не ошиблась, потому что через несколько мгновений от этой волны не остается и следа.

Принцесса робеет. Жужжа крыльями, она чуть приподнимается. Так, хорошо, плевое дело, вот только голова… Ей страшно. Надо рассуждать здраво: слишком мало шансов, что ей повезет.

Самка номер 56 перестает махать крыльями; семьдесят три ее сестры – девятая волна – только что взмыли в воздух. Рабочие провожают их, выделяя феромоны одобрения. Надежда возрождается. Может, ей удастся взлететь с десятой волной?

Она колеблется – и тут замечает неподалеку хромого коротышку и здоровяка охотника, того самого слепца. Это уже слишком – пора решаться. Она мгновенно же взлетает. Две пары челюстей хватают пустоту. Охотники промахиваются.

Принцесса ненадолго зависает между Городом и тучей птиц. Затем ее подхватывает взмывшая вверх десятая волна, и, воспользовавшись этим, она кидается вместе с другими в воздушную бездну. Двух ее сестриц, летящих рядом, поедают птицы, но ей удается прошмыгнуть меж огромных когтей синиц.

Простое везение.

Только четырнадцать самок из десятой волны остаются целыми и невредимыми. Но 56-я не обольщается. Она прошла лишь первое испытание. Худшее впереди. Уж считать-то она умеет. Обычно из полутора тысяч взлетающих принцесс не больше десяти благополучно возвращаются на землю. Так что даже по самым оптимистическим подсчетам только четыре королевы смогут построить себе город.

ИНОГДА: Иногда, прогуливаясь летом, я замечаю, что чуть не раздавил вроде как муху. Я приглядываюсь: да это же муравьиная королева! А там, где одна, там и тысяча ей подобных. Вот они корчатся на земле. Люди давят их башмаками, или же они разбиваются в лепешку о ветровые стекла автомобилей. Многие теряют последние силы и больше не могут летать. Сколько же городов уничтожается таким вот образом – одним взмахом стеклоочистителя на летней дороге?

Эдмонд УэллсЭнциклопедия относительного и абсолютного знания

Размахивая что есть мочи всеми четырьмя длинными, похожими на витражи крыльями, 56-я самка замечает сзади огромную тучу пернатых, которая накрывает сначала одиннадцатую, а следом и двенадцатую волну. Бедные сестры! Еще пять волн – и Город распрощается с последними своими надеждами.

Но она, растворившись в безбрежной лазури, уже об этом не думает. Кругом синева, неоглядная синева! Это потрясающе – рассекать крыльями воздух: ведь за всю свою жизнь она, кроме земли, ничего не видела. Она будто попала в совершенно другой мир. Вырвавшись из тесноты галерей, она очутилась на неоглядных просторах, где все поражает воображение.

Она учится летать, повинуясь инстинктам. Перенося свой вес на правое крыло, поворачивает направо. А меняя угол постановки крыльев, взмывает ввысь. Или снижается. Или набирает скорость… Она замечает: чтобы четко войти в вираж, нужно направить кончики крыльев вдоль воображаемой оси и тут же развернуть тело под углом больше 45 градусов.

Самка номер 56 обнаруживает, что небо не пустыня. Вовсе нет. Здесь беспрестанно движутся воздушные потоки. Некоторые из них, «нагоны», поднимают ее вверх. А попадая в воздушные ямы, она, напротив, теряет высоту. Но заметить такие ямы можно, только следя за насекомыми, летящими впереди: наблюдая за их движениями, предугадываешь…

Становится холодно. На высоте всегда холодно. Тут ее подхватывают вихри, а там порывы теплого или ледяного воздуха – и она начинает кружиться волчком.

Несколько самцов бросаются за ней вдогонку. Самка набирает скорость – пусть ее догонят самые быстрые и упорные. Таков закон генетического отбора.

Она чувствует прикосновение. Над ней мечется самец, опасаясь попасть под удар ее крыльев. Раскачиваясь из стороны в сторону, он сгибает брюшко, силясь достать любовным жалом до ее полового органа.

Она с любопытством ждет новых ощущений. У нее начинаются приятные покалывания по всему телу. И тут у нее появляется интересная мысль. Без всякого предупреждения она наклоняется вперед и начинает пикировать. Безумие! Неописуемый восторг! Скорость и соитие сливаются в бурлящий коктейль удовольствия, первый в ее жизни.

В памяти у нее мелькает образ 327-го самца. Ветер свистит между ворсинками вокруг глаз, треплет усики. Незнакомые ощущения накатывают на самку, подобно мощным морским волнам. Необычные жидкости изливаются из всех ее желез и смешиваются в пенящийся бульон, который бьет струями в каждый ее мозг.

У самых верхушек трав самка собирает все свои силы и снова взмахивает крыльями. Затем она стремительно воспаряет. Выровняв положение в воздухе, она замечает, что самцу стало плохо. У него судорожно дрожат лапы, а челюсти то смыкаются, то размыкаются. Остановка сердца. И свободное падение…

У большинства видов насекомых самцы погибают после первого же соития. Так что у них есть один-единственный благоприятный шанс. Покидая тело хозяина, сперматозоиды забирают с собой его жизнь.

Самец муравьев погибает в процессе семяизвержения. А у других видов именно самка, получив удовлетворение, убивает своего благодетеля. И происходит это в порыве страсти.

Получается, что мир насекомых – это преимущественно мир самок, вернее, вдов. Самцы же в этом мире – явление мимолетное…

Но вот уже над 56-й кружит новый претендент. Свято место, что называется, пусто не бывает! Следом появляется третий, за ним – другие. Самка сбивается со счета. По меньшей мере семнадцать-восемнадцать самцов готовы, сменяя друг друга, наполнить ее сперматеку свежим семенем.

Она чувствует, как животворная жидкость бурлит у нее в брюшке. Это хранилище обитателей ее будущего города. Ведь миллионы половых клеток самцов превратятся в яйца, и она будет откладывать их изо дня в день в течение пятнадцати лет.

Между тем ее сестры, порхающие вокруг, переживают те же ощущения. В небе полно крылатых самок, оседланных одним или несколькими самцами. Под облаками разыгрывается грандиозная любовная сцена. Самки пьянеют от истомы и счастья. Они теперь не принцессы, а королевы. Они словно растворяются в нескончаемом блаженстве и уже не видят, куда летят.

Этим мгновением готовы воспользоваться четыре огромные ласточки, взлетевшие с цветущей вишни. Впрочем, они даже не летят, а с леденящим душу спокойствием парят между воздушными потоками… В одно мгновение птицы бросаются на крылатых муравьев и, широко раскрыв клювы, хватают их одного за другим. Гоняются они и за 56-й.

Воин номер 103 683 находится в разведывательном центре. Он рассчитывал провести расследование в одиночку, проникнув в Восточный термитник, но ему предложили присоединиться к группе разведчиков и отправиться вместе с ней на охоту – «охоту на дракона». В самом деле, в пастбищной зоне города Зуби-зуби-Кан, где содержится крупнейшее во всей Федерации поголовье дойных тлей – девять миллионов голов! – заметили ящерицу. А появление всего одной ящерицы может нанести ощутимый урон пастбищному хозяйству.

По счастью, Зуби-зуби-Кан расположен у восточных пределов Федерации, ровно на полпути между городом термитов и Бел-о-Каном. В общем 103 683-й согласился отправиться в эту экспедицию. Таким образом, его исчезновение останется незамеченным.

Вместе с ним к походу тщательно готовятся и другие разведчики. Они под завязку наполняют общественные желудки сладким энергетическим нектаром, а брюшные кислотные мешки – кислотой. Затем они обмазываются слизью улиток, чтобы уберечься от холода, а также (уж теперь-то они это знают) от спор альтернарии.

Все обсуждают охоту на ящериц. Кто-то сравнивает их с саламандрами или лягушками, но большинство из тридцати двух разведчиков сходятся в том, что эта тварь будет пострашнее и так просто ее не изловить.

Старый разведчик уверяет, что ящерицы могут отращивать себе отрубленный хвост! Остальные потешаются над ним… Еще один утверждает, что видел одно такое чудовище: температура тогда была градусов десять, и оно застыло как камень. Все вспоминают рассказы первых белоканцев о том, как им пришлось отбиваться от этих чудовищ просто челюстями: в ту пору кислота была не в ходу.

Номер 103 683 не может сдержать дрожь. Он никогда раньше не видел ящериц, и то, что им предстоит биться с одной из них голыми челюстями, хоть бы и пуская в ход кислоту, совсем его не воодушевляет. И он решает дать деру при первой же возможности. В конце концов, его расследование истории тайного оружия термитов куда важнее для спасения Города, чем какая-то там охота.

Разведчики готовы. Они поднимаются по проходам наружного пояса и через выход номер 7, так называемый Восточный выход, выбираются на свет.