Обещанная Демону Константин Фрес

– Я выхожу замуж, – твердо произнесла она, насмелившись, наконец, ответить на взгляд Эрвина. – За Артура Эйбрамсона. Вы же знаете. Он славный и милый молодой человек, он любит меня… полюбил, как только увидел… и он не заслуживает того, чтобы его невеста вела себя неподобающе, когда все уже решено… Недопустимо отвечать на ваши поцелуи. И вам не стоит вести себя так со мной. Даже если я вам напоминаю цветок, который вы можете сорвать просто так, проходя мимо, потому что привыкли - нет, нельзя. 

Эрвин ничего не ответил, только усмехнулся, глядя опасными синими глазами исподлобья на Элизу, с трудом находящую слова для объяснения.

– Для мужчины, – неожиданно ревниво и раздраженно произнес Эрвин, – недостаточно быть  славным и милым! Славным может быть песик, привыкший спать на мягких подушках, но не мужчина!

– Это неважно! – выкрикнула Элиза с мукой в голосе. – Не важно! Артур вам проигрывает, конечно! Он не так харизматичен и не так притягателен, в нем нет той силы, что чувствуется в вас, и нет нахальства, которое заставляет меня вам покоряться и оставаться рядом, вместо того, чтобы бежать со всех ног прочь, но я дала слово…

– Ох, как много комплиментов! – усмехнулся Эрвин, приближаясь к Элизе. На его плечах мелкими каплями блеснули драгоценности, нашитые на его дорожную одежду. – Вас послушать, так вы мною заинтересованы. И, однако, даете мне от ворот поворот?

– Да! – бесстрашно и пылко выдохнула Элиза. – Да!  Заинтересована! Еще бы! Никто и никогда не осмелился бы вести себя так, как вы ведете себя со мною. Это пугает меня, и влечет к вам, но… Я для вас всего лишь игрушка, вы привыкли вести себя дерзко и бессовестно, но я не позволю!..

Она сама не поняла, как призналась не только Эрвину, но и себе в том, что странный незнакомец нравится ей. Нет, даже не так. Не просто нравится – что она испытывает к нему больше, чем влечение. Что-то необъяснимое, магическое. И он – тоже.  Элиза видела в его глазах эгоистичное желание поиграть с нею, так же как с прочими. Подразнить, вскружить голову и оставить с разбитым сердцем. Эрвин наверняка делал это бесчисленное количество раз. Но за этими жестокими желаниями было видно еще кое-что – ревность. Неподдельная, жгучая, необъяснимая и иррациональная. Она мучила его, и заставляла наслаждаться ожившим в сердце чувством. И чувство это было столь сильно, что Эрвин  не мог его скрыть.

«Что происходит? - в панике думала Элиза. - Что происходит с нами?!»

- Не бойтесь за свою добродетель, - зло и насмешливо произнес Эрвин. - Я не беру женщин силой. Я и пальцем не касаюсь тех, что не хотят меня… А вы, кажется, решительно настроены до свадьбы сохранить верность этому павлину?

Эрвин вдруг оказался близко-близко, так, что Элиза в который раз почуяла его свежий холодный аромат и жар его дыхания на своей щеке.

- Что же, - прошептал Эрвин так страстно, будто сию минуту готов был накинуться на девушку и овладеть ею. Видно было, что он держит себя в руках с трудом. - Пожалуй, я сделаю вам последний подарок и удалюсь… не стану вас смущать. И вы спокойно вернетесь к своим гостям.

- Подарок, - пробормотала перепуганная Элиза. Она почти лежала на руках у Эрвина, и он склонялся над нею так жадно. - Какой же еще?..

- Я сыграю для вас, - прошептал Эрвин. - Я давно ни для кого не играл. Желания не было; а сейчас мне хочется это сделать… сам не знаю, почему.

В темноте беседки Элиза почти не видела его. Пылающие в ночи бабочки улетели, забрались в цветы, чтобы скоротать ночь, и стало совсем темно. В ночном скудном свете были видны лишь поблескивающие драгоценности и вспыхивающие синим огнем глаза Эрвина. Элиза устроилась на мягких подушках, подальше от своего странного поклонника, явившегося так некстати, и отвернулась, чтобы не видеть его и лишний раз не тревожить сердце. 

Гитара в его руках очутилась как по волшебству,  и едва он коснулся струн чуткими пальцами, как сердце Элизы окончательно растаяло. Ведь Эрвин без слов говорил ей о любви.

Элиза крепко зажмурилась, чтобы не позволить ни единой слезе выдать ее. Беспощадная и нежная гитара пела прекрасную песню, тревожа сердце девушки, рассказывала о далеких странах и о небе над ними. О дворцах со смальтовой мозаикой на полу. О горячем солнце, о воздухе, напитанном ароматом экзотических сладких фруктов, и о горячем дивом сердце, которое страдает без любви.

Все это - далекие страны и дивные дворцы, - Эрвин мог бы не только показать Элизе, но и подарить, швырнуть все к ее ногам. Она слышала это в мелодии. Она слышала звон золота и видела блеск дорогих тканей. Воображение рисовало ей горсти алмазов, рубинов и сапфиров, которыми Эрвин украсил бы ее, но…

- Достаточно! - прокричала Элиза, подскочив на ноги. - Достаточно соблазнять меня! Вы поете о прекрасных вещах, но это всего лишь попытка купить меня! Нет! Даже за все сокровища мира - нет! Я дала слово… и я стану женой Артура!

- Слово - это еще не клятва, - прошептал Эрвин. Он появился перед Элизой из темноты как призрак, его руки снова обняли Элизу, и она даже не воспротивилась, когда Эрвин поцеловал ее - сладко, так сладко, что даже волшебный голос гитары не смог описать всей прелести этой ласки.

Впервые Элизу целовали так ласково, умело и страстно, что она заплакала от нежности, родившейся в ее душе. Ей казалось, что все вокруг растворяется и она падает, падает в небытие, в вечное блаженство, и только руки Эрвина удерживали ее на этой земле. Его пальцы осторожно расшнуровывали ее корсаж, добираясь до груди, и Элиза не сопротивлялась, покорно позволяя мужчине стянуть с ее плеч распущенное платье и припасть губами к соскам.

- Ай, ай, - только и оставалось ей ахать, когда его зубы чувствительно прихватывали кожу на ее груди, накусывали острые от ночного холода и откровенной ласки соски. Блаженство прохладным дуновением ветра обласкивало ее шею, проливалось в грудь. Эрвин становился все смелее, все жаднее в ласках. Элиза вскрикнула, ощутив на своих бедрах его ладони, и почти тотчас забилась от сбывшегося наслаждения, когда его пальцы проникли меж сжатых ног, с силой развели их, и прижались к самому горячему, самому чувствительному местечку, пульсирующему желанием.

Упавшая навзничь на подушки, Элиза расширенными глазами видела только бабочек, бьющихся под крышей беседки, а все ее чувства сосредоточились там, где поглаживали ее пальцы Эрвина.

- Нет, - выдохнула она, краснея от стыда, но Эрвин даже зарычал от нетерпения.

- Да! - почти выкрикнул он с такой силой, что Элиза поняла, что не может противиться его напору и желанию.

С той же силой, чуть грубо, нетерпеливо, он задрал ее пышные юбки, добираясь до ее трепещущего обнаженного тела. С силой заставил ее развести колени - бесстыдно, широко, - и со страстью припал горячими голодными губами к ее влажному лону, к припухшим мягким губкам, к горящей от возбуждения точке. Одного его поцелуя было достаточно, чтоб Элиза вскрикнула и забилась в его руках, прижимая его голову к себе крепче. Быстрые движения его горячего языка, нежные поглаживания пальцами заставляли девушку стонать. Элиза металась, выгибалась дугой и опадала без сил в подушки, дрожа как раненная лань. Она уже не могла думать о том, как бесстыдно выглядит, не могла думать об Артуре и данном слове. Ласка Эрвина поработила ее. Тело Элизы  пылало, и разум вопил - еще! Еще! Еще наслаждения, до краев, до пресыщения, до неуемной дрожи, до огненного жжения, и до лавины блаженства, которая стирает все - чувства, память, стыд… все.

Элиза, крича от наслаждения, ощутила лишь жадный, ненасытный укус на внутренней стороне бедра, словно Эрвин не насытился ее беспомощными криками и откровенными стонами, словно трепет ее беспомощного тела разбудил в нем хищника.

- Маленькая девчонка, - хрипло выдохнул он, прижимая пылающее лицо к ее вздрагивающему животу. - Раздери тебя магия, я бы поставил тебя на колени и брал бы бессчетное количество раз! Почему же ты так влечешь меня? Почему?..

Глава 10. Отворот и приворот

В зале поднялся какой-то переполох, и Элиза, дрожащая, едва переводящая дух после наслаждения, испуганно вскрикнула, услышав голос Артура, и еще хуже – его отца, который, кажется, был очень недоволен тем, что не видит невесту.

– Мне конец! – простонала Элиза, неловко стягивая на груди распущенное платье и кое-как прикрывая коленки юбками. Чулки ее вовсе были спущены до самых лодыжек, туфельки потерялись где-то на темном полу, волосы растрепаны. В голове Элизы промелькнуло, что хуже расторжения помолвки может быть только позор, который обрушится на нее, когда жених увидит ее в компании с мужчиной в таком вот виде…

«Распутница! – со слезами подумала Элиза, отыскивая в подушках свой измятый розовый венок. – Какая же я глупая и бессовестная распутница! Теперь весь город будет показывать на меня пальцами… о-о-о, это мне наказание за то, что я отбила жениха у Ветты! Сейчас хотела бы я оказаться на ее месте!»

Голоса были все ближе; Артур в тревоге звал ее, пробираясь по темному саду, отец его брюзжал и ругался – вот кому на глаза Элиза совершенно точно е хотела попадаться!

Однако, Эрвин был совершенно спокоен.

– У вас же есть сандаловая палочка, – напомнил он мягко, и новая волшебная палочка сама собой  оказалась в руках Элизы. – Раз – и все исправлено!

Элиза, разумеется, знала множество заклинаний, как привести в порядок одежду. Одно – чтобы подтянуть чулки, другое – чтобы завязать шнурки… Но это все полагалось делать по очереди, и такая магия отнимала много времени, не говоря уже о том, что не спасала испорченные и  порванные вещи.

Но сейчас она ухватилась за эту спасительную мысль как утопающий за соломинку. Она взмахнула ароматной палочкой, и тотчас все огрехи в ее внешнем виде были исправлены, словно Эрвин ее и не касался, и даже корсаж зашнурован чуточку туже, чем обычно, а волосы аккуратно наплоены и уложены. Элизе показалось, то даже ее тело немного изменилось, стало стройнее, не таким уставшим после целого вечера, проведенного на ногах – вот какова была сила подаренной ей палочки!

«Что ж, – подумала Элиза, оглаживая постройневшую талию, – когда начну толстеть и стареть, воспользуюсь этой магией вновь! Ужасно полезная штука!»

– Элиза!

Артур появился из темноты, вспугнув сразу сотню бабочек заночевавших в розовых кустах, и Элиза встала ему навстречу с испуганным и виноватым видом. Но Артур и не думал сердиться.

– Милая, – произнес он ласково, торопливо подбегая к своей невесте и крепко сжимая ее ладони в своих. – Ты обиделась на меня, что я оставил тебя так надолго? Ну, прости. Это было очень важно и неотложно…

Элиза с удивлением оглянулась, ожидая увидеть Эрвина. Артур не сердился, что она здесь, в темноте, с другим мужчиной? Но Эрвина не было рядом. Он словно растворился в ночи, и даже сердитый будущий свекр, как следует рассматривающий все вокруг глазом с посверкивающим на нем моноклем, смолчал, ничего не сказал по поводу ее распутства и отсутствия на празднике.

– Ничего, – тихо ответила пристыженная Элиза. Ей казалось, что в сравнении с Артуром – великодушным и добрым, – она просто грязная изменница. – Я просто вышла посмотреть на бабочек… так красиво…

– Да! – радостно подтвердил Артур, оглядываясь вокруг. – Просто волшебно! Это самый замечательный бал, на котором я только был! И ты самая красивая девушка из всех, что я видел!

«Знал бы ты, – с тоской подумала Элиза, – чем он замечателен… Ты бы так не радовался!»

***

Положение, конечно, надо было как-то исправлять. 

Свое влечение к Эрвину Элиза не понимала и боялась его до коликов. Можно было б подумать, что Эрвин просто ее приворожил, но сколько б она  не размахивала подаренной сильной волшебной палочкой – да и своей тоже, – старясь развеять чары, а мысли об Эрвине не покидали ее голову. Это значит – настоящее. Это значит – влюбилась.

«Но он-то наверняка развлекается! – с тоской подумала Элиза, вспоминая искусные ласки таинственного незнакомца. – Я ему понравилась, но он такой… такой… словом, не факт, что все это с его стороны серьезно. Он добьется, чего хочет, – от этой мысли у Элизы мурашки по коже побежали, – и тотчас же охладеет ко мне и исчезнет… Ведь исчез же он когда пришел Артур. После всего того, что он  делал… после обещаний и подарков он просто должен был оспорить меня у Артура, если я действительно нравлюсь ему! А он этого не сделал. Значит…»

Элиза снова тяжко вздохнула, изнывая от мысли, что все жгучие, влекущие взгляды, весь трепет, нетерпение и жадность – это всего лишь игра, неправда, притворство опытного искусителя и соблазнителя. И принесла ж его нелегкая именно сейчас, когда Элиза отважилась на  серьезный шаг!

«Ну, ничего, – подумала девушка с тоской. – Это не последний шаг, на который я способна!»

Отчаяние Элизы и ее влюбленность были так велики, что она решилась на действительно страшный поступок.

«Пойду на Старую Дубовую улицу, к ведьме Катрине, – обреченно подумала девушка. – Пусть сварит мне отворотное зелье. Я выпью его и часть моей души умрет. Я больше никогда и никого не полюблю. Но зато и Эрвина позабуду. А Артур… что ж, я буду ему разумной и верной женой. Уж изменят не стану точно, ведь никто мне нужен не будет!»

На самом деле все было не так безобидно. Отворотное зелье действовал по-разному на всех, и вполне могло оказаться сильнейшим ядом. Элиза рисковала ослепнуть, если избранник ее был слишком хорош собой, или оглохнуть, чтобы не слышать его голоса, а то и вовсе сойти с ума. Но решение было принято; страх смерти и страх на всю жизнь остаться убогой немощной калекой был не так силен, как страх сердечной раны. Элиза с каждой секундой, с каждым вздохом влюблялась в Эрвина все сильнее, и чувство это пугало ее и заставляло страдать.

Старая Дубовая улица располагалась на окраине города, почти у самого Вечного леса, и было на ней всегда темно, как в самую глухую безлунную ночь. Ветки старых корявых дубов так плотно переплетались над  головой, что ни единый луч света не проникал под полог старого леса, и иначе как с фонарем там и делать нечего было. Да и фонарь не особенно-то помогал. Поэтому ходили туда самые отчаянные и самые отчаявшиеся. На улице этой был всего один дом, который изредка посещали люди, старый, покосившийся и мрачный, как сварливый старик, а сама улица так густо заросла дубами, что отыскать тропинку к нужному дому было не так просто. Остальные дома стояли тихо, полустертые колдовским туманом, приползавшим из леса, и кто в них жил – того в городе не знали.

С собой Элиза взяла двадцать золотых соверенов, плату достаточно щедрую, чтобы ведьма согласилась варить такое страшное зелье. Ведь если Элиза умрет, и все вскроется, ведьму вполне могли и сжечь вместе с ее домом. Дочка маркиза – это вам не нищая несчастная мать, которой нечем кормить дитя, зреющее в ее теле…

Фонарь ее был в форме тыквы. Так Элиза хотела получить расположение ведьмы наверняка. Но вот беда – стоило девушке лишь ступить на Дубовую улицу, как свет ее фонаря потерялся, и она очутилась почти в совершенной кромешной тьме!

Свои двадцать соверенов Элиза, как полагалось, бросила перед собой, на дорогу. Золото ударилось о брусчатку и раскатилось, позвякивая о камни. Элиза обернулась на звук, стараясь выхватить из тьмы монетки светом своего фонаря, но это у нее совсем не получилось.

Делалось это специально. Была такая примета – если уронишь или кинешь плату в Старой Дубовой, а потом умудришься ее отыскать, то твое желание ведьма исполнит в лучшем виде, и все будет хорошо. Если не найдешь – лучше б тебе уйти, не просить у ведьмы ничего! Были, конечно, и хитрецы, которые не находили свои деньги и платили ведьме другой монетой, припрятанной на такой случай, но кто знает, как складывалось у них волшебство!

Элиза, шмыгая носом от несчастной любви и страха, и правда попыталась поискать, но в темноте ее пальцы натыкались лишь на мокрую опавшую листву, колкие высохшие ветки и всякий мусор.

«Эх, мне б удачу, – подумала Элиза, совсем отчаявшись и отыскав на талии новую волшебную сандаловую палочку, прикрепленную на цепочку. – Не прошу о многом, но удача на денежки мне сейчас была бы очень кстати!»

Она взмахнула своей палочкой, и тотчас же ее фонарь начал светить так ярко, что вся-вся улица стала видна Элизе как на ладони, а мостовая, в темноте кажущаяся просто грязной лесной тропинкой, засияла от золота, серебра и медяков, рассыпанных тут как в волшебной пещере дракона. За долгие годы колдовства старой Катрины здесь накопилось немало сокровищ, и Элиза, разом увидев такие невероятные богатства, поначалу даже позабыла, зачем пришла.

Ее двадцать соверенов лежали точно там, куда она их бросила, и Элиза даже удивилась, отчего не нашла их сразу, ведь отпечатки ее испачканных в лесном мусоре пальцев были на блестящем золоте. Позабыв себе, она сгребала дрожащим ладонями золото и серебро, пересыпала в ладошках медяки, очищая их от сухих листьев и палочек, и наполняла этими богатствами свой передник.

«Вообще, – подумала Элиза, – если собрать тут все, то можно и бежать из города… Я стала бы очень богатой девицей. Зачем мне тогда Артур? И кого мне тогда бояться? Отца, что будет гневаться на то, что я не сдержала слова? Выгонит из дому? Это как раз не страшно. И от Эрвина можно будет просто убежать…»

Но что-то удержало ее от такого поступка. Все-таки, это золото предназначалось ведьме, значит, не стоило его трогать. И Элиза, вздохнув тяжко и взвалив увесистый узелок на плечи, двинула к ведьминому домику, который хорошо был виден в свете ее фонарика.

Ведьма, старая и толстая, как кадушка, стояла в дверях, словно ожидала Элизу.

– Какой яркий у тебя фонарь, – с интересом заметила она, отирая свои жирные ручки о ветхий передник. – Не подаришь ли его мне? Мне б он был кстати, искать свое добро в потемках.

– Его, и все, что пожелаете, если исполните мою просьбу, – смиренно произнесла Элиза, скинув тяжелый узелок с золотом с плеч и положив его к ногам ведьмы.

– Просьба? – заинтересовалась ведьма, весьма шустро прибирая золото. – А что у тебя за просьба?

– Отворотное зелье,  – простонала Элиза со слезами. – Не хочу любить его… не хочу…

– А что ж сама-то, не можешь удержаться? Или околдована? – сварливо спросила ведьма.

– Люблю… – прошептала Элиза. – Всем сердцем люблю! Но скоро свадьба с другим…

– А этот?

– А это погубит мою душу. Он хочет лишь страсти, и боюсь, еще немного – и он сделает меня своей, а потом выкинет, как изломанную игрушку…

– Ну, проходи, – внимательно оглядев девушку,  произнесла ведьма. – Постараюсь помочь тебе. Но о последствиях ты знаешь. Если слишком глубоко проросла твоя любовь в твое сердце, то и вырвать ее придется с большим куском души твоей!

В доме ведьмы было темно, пахло чем-то ягодным, манящим, сладким, кипел на огне котелок, а за столом сидела… Ветта!

– А ты что тут делаешь! – взвилась Элиза, и Ветта подскочила на ноги, сверкая вытаращенными глазищами.

– Не твое дело! – выпилила она, стрельнув взглядом на вскипающий котелок. Ах, так это для нее старуха варит что-то! Надо полагать, вовсе не отворотное зелье, а совсем даже наоборот.

– Дух сейчас из тебя вышибу! – злобно прошипела Ветта, нацеливая на Элизу палочку. Элиза ухватила свою, и кончик ее засиял, как металл, раскаленный в горниле.

– Собралась Артура приворожить, тощая уродина?! – выкрикнула Элиза. – Я так и знала, что ты не успокоишься!

– Эй, мерзавки! – подала голос ведьма. – А ну, цыц, кошки драные! У себя в городе будете царапать друг другу глаза, а у меня в доме смирно сидите, не то выгоню на все четыре стороны, и пойдете блуждать в потемках! По углам сидеть! Руки на столе держать, чтоб я видела! И ни слова больше! Не мешайте ворожить мне!

Ветта, злобно скалясь, плюхнулась за стол, на свое место, и Элиза, переведя дух, уселась на низенький колченогий стульчик. Ветта зло сверкала на нее глазами, но в целом вела себя мирно, боясь, что ведьма откажет ей в просьбе.

Ветта пришла к старухе раньше потому, что была не так расточительна, как ее кузина. Она вовсе не собиралась швырять деньги на землю; и, не теряя времени на сомнительные ритуалы, сразу прошла к дому, то и дело спотыкаясь, падая и злобно ругаясь в темноте. Дошла она до свой цели похожая на ежа – вся в листьях и грязи. Но денежку не потеряла. Монета крепко была зажата у нее в кулачке! За свой честный золотой она велела ведьме тотчас варить приворотное зелье, да такое, какое можно легко подмешать куда угодно.

– Не красавица я, – желчно произнесла Ветта, оглядывая захламленный всяческими колдовскими штуками дом ведьмы. – А замуж очень хочется. И не за абы кого, кто согласится со мной под венец, а за того, кого сама присмотрела. Так что бери мое золото и грех на свою душу и вари!

Ведьма недовольно поморщилась, потому что Ветта командовала не хуже генерала на параде, но подчинилась, и сейчас ее зелье чавкало и кипело в котелке, распространяя ароматы ягодного варенья.

Зелье же Элизы, пахнущее травой и тревожным осенним ветром, ведьма повесила в другом котелке над огнем рядом с зельем Ветты, и помешала его черной деревянной ложкой.

– Что, подруга, – ядовито поинтересовалась Ветта, не выдержав долгого молчания. – Не по нраву тебе жених оказался? Или старые волочатся? Зачем отворотное? Для кого?

– Тебе какая разница? – огрызнулась Элиза.

– Перед свадьбой самое оно, подчистить концы, – проворчала ведьма, принюхиваясь к вареву. – Негоже это, когда есть связь с кем-то еще. Правильно задумала. Ну-ка, покажи, кого не хочешь любить? От кого отвернуться надо?

– А-а-а, – не унималась Виолетта, – для себя?! Хороша невеста, нечего сказать! Крутит романы налево и направо, у самой любовь, а она чужих женихов соблазняет! Из вредности Артура моего решила окрутить, только чтоб он мне не достался!

Элиза смолчала, потому что чувствовала себя отчасти виноватой.

Ведьма подсунула Ветте зеркальце, и та, не глядя, коснулась его кончиком волшебной палочки. Синие глаза Эрвина глянули из серебристой тени, и Ветта, с любопытством заглянув туда, округлила глаза. Эрвин, которого она мельком видела на празднике и только сейчас рассмотрела  как следует, показался ей невероятным красавцем.  Своей загадочной темной красотой  он затмил даже Артура, который теперь Ветте казался неинтересным, блеклым и серым. Она даже не смогла осудить Элизу за то, что та запала на такого видного и богатого мужчину.

«Разве можно его не захотеть?! – подумала она. – Это все равно, что не заметить, как с неба тебе под ноги звезда упала!»

– Ого-го! – проорала Ветта возбужденно, мгновенно забывая свои планы по привороту Артура. – Разве такого можно отворачивать?! Как такого можно не любить?!

В ее дрогнувшем голосе послышалась досада и зависть, и ведьма, быстро ухватив зеркало, спрятала его у себя в кармане.

– Таких-то любить страшнее всего, – произнесла она многозначительно, придав себе таинственный вид. – Голову заморочит, закружит, и пропала душа целиком! Сгорит, как письмецо на свечке! Лучше уж часть отдать, чем сгинуть вовсе!

Ведьма приправила свои нравоучения противным смешком, и Элизе стало совсем не по себе. Конечно, ведьме ее души было не жаль, ни целиком, ни кусочка. Она готова была неряшливо оттяпать от нее острым ножом по живому да и выкинуть прочь, в огонь. А Элизу вытолкать за порог – оглушенную произошедшими в ней переменами, растерянную и израненную. Даже, может быть, безумную Элизу старая ведьма без сожалений выгнала бы во мрак, не заботясь о том, как девушка доберется до дома и что с ней станется дальше.

– А раз он тебе не нужен, – размышляла меж тем Ветта дальше, – то может, ты его мне отдашь? Я его к себе приворожу.

– А как же Артур? – насмешливо произнесла Элиза. – Ты же ради него тут? И не надейся даже, что я ему не расскажу, что ты задумала! Он ничего из твоих рук не возьмет!

– А я и не предложу, – огрызнулась Ветта. – Я передумала. Этого хочу. А тебе его нельзя, – физиономия Ветты расплылась в радостной и ехидной усмешке. – Ты же теперь чужая невеста! Правильно решила, что хочешь отворотить его. Это честно, по крайней мере. Выбрала Артура – так и оставайся с ним.

Элиза  вспыхнула от гнева.

– Как ты можешь так легко отказываться от любимого человека? – изумилась она. На самом деле, ей хотелось достучаться до совести Ветты, подспудно Элиза надеялась, что та передумает привораживать Эрвина. Одна только мысль о том, что он с обожанием будет смотреть на эту мелкую интриганку, рождала в сердце Элизы жгучую ревность. – Ты вообще умеешь любить? Хоть кого-нибудь?

– Не твое дело, – снова огрызнулась Ветта. – Иди своим путем и мне не указывай, что делать! Эй, старуха – твое варево приворожит такого красавца? Уж больно хорош и богат на вид! Наверное, девицы за ним волочатся толпой. Избалован, поди, вниманием. Такому двойную дозу надо.

– Только попробуй!  – вскипела Элиза, не понимая что Ветта ее дразнит,  и попавшись на такую простую удочку.

– Замуж за хорька!  – кривляясь, язвительно протянула Ветта. – Остепенись и не мешай жить другим, наивная дурочка!

 – Замолкни! – выкрикнула Элиза. В голове ее заклубилась черная мгла, в лицо ударил знойный сухой воздух, и она не сразу сообразила, что ее новая палочка смотрит в грудь Ветты, и та задыхается, словно невидимая рука ухватила ее за горло.

Но, однако, несмотря на незавидное положение, Ветта сдаваться не собиралась. Кое-как дрожащей рукой она нащупала свою палочку, болтающуюся на ленточке, и вспышка магии ослепила Элизу, словно кто-то изо всех сил влепил ей пощечину. Даже щека загорела, и Элиза не сразу сообразила, что на ней горит царапина, из которой сочится кровь. Ветта промахнулась; не то ее заклятье выбило бы глаза Элизе.

– Ах ты дрянь!

Голос Элизы слился с грохотом грома, разорвавшего небеса где-то высоко над крышей дома старухи. Молния белым разрывом с треском скользнула по чернильным облакам, когда Элиза встряхнула сандаловой палочкой, и Ветта с воплем вылетела прочь из дома, выбив своим тощеньким телом дверь хижины старухи.

– Что ты творишь! – прокричала ведьма, в ужасе вцепившись в свои седые космы. – Как это такое возможно?! Что за палочка у тебя?

За повисшими криво на одной петле дверями шел ливень. Ветта, охая,  ворочалась где-то в луже, полной медяков и серебра. Ведьма подскочила к Элизе, которая сама была немало испугана такой мощью своей волшебной палочки. Ведьма ухватила Элизу за руку, собралась было сцапать своими грязным пальцами с обломанными когтями ее палочку, но отшатнулась с криком, едва не свалив столик с ингредиентами к зельям.

– Сандаловая палочка! – выкрикнула ведьма в ужасе, принюхиваясь к тонкому аромату. – Из Восточного Инквизитория! Откуда у тебя это, глупая девчонка?! Зачем ты в руки ее взяла?!

– Это подарок, – испуганная, пролепетала Элиза.

– Подарок?! Ты не знаешь, что не всякие подарки надо брать?! – раскричалась ведьма.

– Да что такого?! – рассердилась пришедшая в себя Элиза. – Это всего лишь палочка… мало ли сейчас дарят палочек и магических уровней!

– Такие – не дарят! – отрезала ведьма, осторожно, бочком, обходя Элизу и стараясь не терять из виду ее опасную палочку. – Ты разве не знала, что сандаловые палочки носили только Инквизиторы? А тот, кто тебе  подарил ее… О-о-о, как я боюсь этого человека! Он либо Инквизитор, либо тот, кто сумел его одолеть и палочку отнять!

– Но Инквизиторий,  – пробормотала перепуганная Элиза, – давно распущен и забыт!

Темное здание Инквизитория, опечатанное сильнейшей магией, стояло радом с храмом. От времени оно стало почти черным, ограду вокруг него оплел плющ, и никто, абсолютно никто не мог проникнуть заворота, во двор Инквизитория. Поговаривали, Инквизиторы были все уничтожены в войне с  силами зла. Но все же ночами, иногда, в самый глухой час, огонек одинокого фонаря нет-нет, да поблескивал там, в галерее, опоясывающей мрачное здание. Это либо неприкаянный призрак бродил, либо служитель, много веков несущий службу.

И как Эрвин умудрился туда забраться и  раздобыть эту палочку!?

– Именно! – страшно подтвердила ведьма. – В точку! Понимаешь, кто таков твой даритель? Это очень, очень плохо!

Ведьма заметалась, стараясь поскорее завершить варку зелья.

– Забирай свое отвортное и иди прочь отсюда! – рявкнула ведьма, торопливо наливая дымящуюся жидкость в склянку и впихивая склянку в руки девушки. – И не надо мне твоего фонарика, и деньги свои забери! – она и узелок с собранным  Элиза в руки сунула.  В глазах ее плавал страх.  – Забирай все золото, рассыпанное по улице. Я тебе дарю его. Я сама тебе его принесу, если хочешь. Только уходи отсюда и не навлекай на меня гнев этого страшного человека! Даже внимание его не навлекай на меня! Что хочешь бери и иди прочь!

Тут Элиза сама перепугалась ни на шутку, с тревогой глянув на палочку.

– Ты же сказала, что она инквизиторская, – подозрительно проговорила она, нацеливая палочку на перепуганную ведьму. – Так чего ты так боишься ее? Ты превращаешься в животное? Ты вредишь людям? Ты крадешь их жизни?

Ведьма, припертая к стенке этими страшными обвинениями, молчала, распластавшись по шершавой стене как прибитая шкура.

– Ах ты, старая злодейка! – выкрикнула Элиза, грозя ведьме, но в это время сзади на ее плечи напрыгнула Ветта, мокрая с голов до ног, в грязном платье.

– Зелье, живо! – вскричала она, царапаясь как кошка и вцепляясь из всех сил в руку Элизы, отводя палочку от лица ведьмы. Та мгновенно сообразила что к чему; вдвоем они кое-как справились с брыкающейся Элизой и влили насильно ей в рот горькое отворотное зелье.

Девушка закричала не своим голосом, выгибаясь и катаясь по полу, но дело было сделано.

– Сейчас она позабудет вообще все, – пропыхтела ведьма, поднимаясь на ноги и отряхивая руки, словно они были перепачканы в крови. – И будет всем довольна… привяжи ей золото к поясу. Пусть думает, что нашла в лесу клад и сошла с ума от радости.

Ведьма разогнула натруженную спину, а Ветта наоборот – сунулась ближе к Элизе, бьющейся в беспамятстве. Она действовала быстро, как опытный мародер. Было что-то грязное и мерзкое в поспешности, с которой она обшаривала беспомощную девушку.

– Что ты ищешь? – спросила ведьма. Несмотря на то, что сама она занималась грязными делишками, Ветта с ее бесцеремонной наглостью ей была противна.

– Ничего, – грубо ответила Ветта.

– Несчастная сумасшедшая! – воскликнула ведьма, увидев, как та нащупывает на талии Элизы бесконечную цепочку и хочет ее расколдовать и снять вместе с палочкой. – Не трогай инквизиторский подарок!

Ее крик слился с грохотом грома над домом, и Ветта снова с воплем вылетела в раскрытые двери, словно от сильного удара в грудь. Ведьма едва не упала от страха; ноги не держали ее. Слушая разразившуюся над домом грозу, она с воем рванула к своим вещам, чтобы собрать то, что успеет, и бежать прочь из этого страшного места, проклиная свою жадность и тот день, когда Элиза переступила порог ее дома.

Снова грохнул гром, сверкнуло ослепительно-синим, сапфировым, раскаленным добела,  и болтающаяся на одной петле дверь стукнула и плотно закрылась, отрезая звуки непогоды. Ведьма заорала не своим голосом, потому что при следующей вспышке молнии синий свет озарил высокую темную фигуру, укрытую черным длинным плащом, широкие плечи и капюшон, низко надвинутый на лицо.

– Старая дура, – непочтительно произнес незнакомец, двигаясь бесшумно словно призрак. – Ты же должна была понять, что тот, кто подарил такую опасную и дорогую вещь, будет присматривать за подарком и за той, кому подарил палочку? Ты же знала, что ее трогать нельзя, так зачем прикоснулась?

– Кто ты?! – выдохнула она, падая на колени. – Кто ты, если чувствуешь сандаловую палочку?! Инквизитор или… тот, кто сумел его победить?

Неизвестный чуть поднял голову, блеснули из-под капюшона, синие, как небо над пустыней, глаза.

– А ты как хочешь? – спросил неизвестный, насмешливо улыбаясь. – От руки кого тебе предпочтительнее погибнуть?

– Инквизиторы не убивают без вины и суда! – прокричала ведьма, стараясь защититься, найти лазейку, чтобы выкрутиться из этой ситуации. – А тем, кто победил Инквизиторов, я верно служу! Ты не имеешь права трогать меня, ты не можешь!..

Незнакомец лишь пожал плечами.

– Что я могу сказать тебе на это, – задумчиво произнес он, разглядывая Элизу, чуть постанывающую в беспамятстве. – Я вижу твою жертву, лишенную рассудка твоими руками. На ее губах все еще сохранился запах дурманящего зелья, а вон там, в большой стеклянной банке, бьется часть ее души. Для Инквизитора это достаточно, чтобы обвинить тебя в нечистой магии?

– Но ты не Инквизитор! – хохоча, как безумная, прокричала ведьма. – Черта с два я поверю в это! Ты лжец! Нечистый!

– Но и не тот, кому ты служишь, – заметил страшный гость. – И мне, чтобы убить, не нужны веские причины и оправдания.

Он поднял руку, и ведьма снова заверещала, трясясь и закрываясь от него руками с растопыренными пальцами.

– Стой, стой! – выла она. – Если ты убьешь ее, то часть ее души навсегда останется в этой банке! Ты не сможешь ее вернуть! Это действительно под силу только Инквизиторам! И мне тоже ведом секрет возвращения, а больше никому! Я нужна тебе! Без меня твоя девчонка навсегда останется живым трупом!

– Ты меня недооцениваешь, – заметил незнакомец. Синяя страшная вспышка пламени сорвалась с кончиков его пальцев и поразила ведьму. Та, вопя, захлопала по плечам руками, прибивая синие огненные лепестки, прошивающие ее одежду и тело.

– Нечисть! – рявкнула она с ненавистью и издевкой в голосе, увидев, что огонь не причинил ей весомого ущеба. – Бездомный изгой! Ты ослаб, у тебя отняли твою силу!

Незнакомец не ответил на эти издевательские слова. Вторая синяя вспышка, обдав ведьму морозным дыханием, ударила ей прямо в грудь и вышвырнула из дома, вслед за Веттой, во мрак и дождь.

Ведьма, все еще сыпля проклятьями, кое-как поднялась на колени. Ее одежда моментально промокла насквозь и стала тяжела, старуха трясущимися руками с трудом нащупала свою волшебную палочку в складках мокрого платья, чтобы защититься от того, кого назвала нечистью.

Но не успела она навести на темный проем двери свое оружие, свою волшебную палочку, как неизвестный звонко щелкнул пальцами, и этот щелчок слился с грохотом синих молний в небе.

Отовсюду из темноты, окружая старуху, выходили псы, черные доберманы с синими колдовскими глазами. Они яростно рычали, пригибая головы к земле, вода стекала с их гладких черных спин, и старуха рухнула в лужу, по которой неистово колотил дождь, глядя, как из алых горячих глоток собак вырывается пар.

– Ночные охотники, – прошептала она в ужасе. – Спаси меня магия, это же ночные охотники!

С криком она подскочила на ноги, обведя вокруг себя волшебной палочкой, отгораживаясь от псов светом, но тот слишком быстро растворился в чернильной темноте зла, которая десятилетиями завоевывала это пространство.

– Прочь, прочь! – вопила ведьма, отмахиваясь от остроухих псов, все сужающих круг, отпугивая их светом.

Еще щелчок пальцев, слившийся с грохотом грома – и синяя молния слизнула самую крохотную искру света с волшебной палочки ведьмы. Все погрузилось во мрак, и синие яростные глаза неизвестного жестоко сузились, услышав страшную грызню и предсмертный крик ведьмы в темноте.

Когда ведьма стихла, Эрвин – а это был именно он, – скинул с головы капюшон и шагнул к Элизе, мечущейся в беспамятстве. Он изо всех сил старался выглядеть спокойным, но руки его, бережно обнявшие и поднявшие девушку, вздрагивали.

Элиза стонала, будто что-то причиняло ей страшную боль, и Эрвин, проведя ладонью над ее лицом, почувствовал, что ее дыхание холодно, как пламя, которым он повелевал.

– Девочка моя, – хрипло произнес он, вслушиваясь в ее больные стоны. – Что тебя мучает? Что?

В раскрытые двери вбежал один из ночных охотников, черный доберман. Пасть его была окровавлена, глаза страшно сверкали. Пачкая стол грязными лапами, он свалил банку с трепещущими внутри осколками душ, и мордой подкатил ее Эрвину, а затем уселся рядом с хозяином.

Эрвин открыл плотно притертую крышку и так же, как над лицом Элизы, провел над ней ладонью. На пальцах его, трепеща неаккуратно порванными крыльями, осталась призрачная бабочка, огромная, с ладонь Эрвина. И магическая  рана на теле девушки тотчас обнаружилась. Из груди Элизы все еще сочилась тонкая струйка ее души, опутывая бабочку и медленно превращаясь в чешуйки на ее крыльях. Любовь проросла в душе Элизы глубоко, так глубоко, что девушка рисковала лишиться ее полностью и превратиться навсегда в безмолвное бесчувственное тело.

Эрвин осторожно поднес ладонь к груди Элизы и прижал бабочку к магической ране. Он что-то шептал хриплым голосом, склонив голову, то ли слова любви, то ли заклятье, и душа вместе с жизнью перестала утекать из тела девушки.

Через некоторое время Элиза перестала стонать, ее дыхание выровнялось и она раскрыла глаза.

– Эрвин, – потрясенная, произнесла она, увидев, в чьих объятьях лежит, – и тотчас залилась краской стыда, поняв, что ее ухищрение не удалось, и она по-прежнему влюблена в него. И Эрвин, вернувший ей часть души каким-то непостижимым образом, кажется, понял это. – Как ты нашел меня? Что ты тут делаешь?..

– Спасаю тебя, – произнес он, пытливо всматриваясь в ее лицо. – Я теперь всегда буду знать, где ты. Зачем ты сделала это? Ты не боишься греха? Не боишься смерти? Не боишься нечистой магии? Ты слишком мало знаешь о них, и о том, что они способны сделать с человеком, иначе бы никогда не решилась на такой шаг.

Элиза опустила глаза и стыдливо покраснела.

– Эрвин, – тихо произнесла она, прижавшись к его груди крепко-крепко, не скрывая своего желания быть с ним рядом. – Больше всего я боюсь того, что ты можешь сделать с моим сердцем. Эта рана самая больная. Это намного страшнее безумия и беспамятства, Эрвин. Я не знаю, откуда ты явился, и не знаю, зачем ты выбрал именно меня для своих странных игр, но я боюсь тебя.

– Я тоже не знаю, почему я выбрал тебя, – ответил Эрвин странно. Его голос дрожал, он порывисто прижал Элизу к себе. Несмотря на присущее ему хладнокровие, он выдал свои чувства, свой страх от того, что могло произойти, и Элиза поняла – сейчас он не играет и не притворяется.

Его ладони легли на ее спину и Элиза вскрикнула, будто Эрвин невзначай задел скрытый от его глаз ожог.

– Что там такое? – в страхе спрашивала Элиза, дотрагиваясь до своего плеча. – Она что, клеймила меня?! Вырезала кусок кожи?! Что это?!

Эрвин порывисто поднялся на ноги, поставил Элизу и развернул ее к себе спиной. Одним рывком он разодрал на ней платье, с треском порвав красивую шнуровку на корсаже, обнажил спину девушки и охнул, изумленный. В скудном свете на белоснежной коже раскаленными символами проступали пентаграмма, пара кругов, ограничивающих ее, и вписанное в звезду имя, его, Эрвина, имя. Девушка была помечена его знаком, его именем, его силой. Ее боль и жжение унимались под его ладонью, а символы проступали изящным тонким узором.

– Там, – срывающимся от волнения голосом произнес Эрвин, – начертано то, что пожелала написать сама судьба. Так решила магия. Ты моя, Элиза. Ты рождения для меня, ты мне предназначена. И этого не изменит ничто и никто.

Эрвин осторожно обнял девушку за плечи и заставил ее обернуться к нему. Глаза их встретились, и в ее взгляде он увидел величайшее изумление и страх.

В ночном скудном свете в старом, покосившемся доме старой ведьмы, Элиза рассматривала склонившееся над ней лицо Эрвина. Огонь, танцующий в очаге, освещал его, и  отсветах пламени  Эрвин казался Элизе то невероятно юным и невинным, то пугающе-темным, порочным и страшным, как маска древнейшего зла. И на этом лице стылым льдом светились глаза опасного и безжалостного человека, для которого человеческая жизнь не стоила так уж много.

Об этом же говорил и тот факт, что рядом не было ведьмы, а остроухий пес, сидящий подле Эрвина, облизывался, весь перепачканный кровью.

И тем трогательнее была ласка от него; Эрвин чуть склонился над Элизой и носом коснулся ее носа, так странно беззащитно, словно выпрашивая внимания и нежности у перепуганной девушки.

– А где же Ветта?! – в ужасе произнесла Элиза.

– Ветта? – удивился Эрвин. – С тобой была лишь старуха. Но если хочешь, я пошлю Ночных Охотников разыскать ее. Эта мерзавка тоже заслужила наказания.

– Нет! – в ужасе вскричала Элиза, бросившись ему на шею и прижавшись крепко. – Не надо! Я не перенесу, если стану причиной ее гибели! Не надо!

– Некоторых людей, – резонно заметил Эрвин, чуть поглаживая плечи девушки, – нужно уничтожать сразу. Ты просто не знаешь, какая она. Не видишь, на какую подлость способна. Но хорошо; если ты не позволяешь мне ее трогать, я прослежу за тем, чтобы она не приближалась к тебе.

Прозвучало это очень зловеще.

«Как могла я не заметить этого, – почти в панике подумала Элиза, – как могла не понять, что Эрвин не просто человек?! Он величайший маг, если так просто может следить за мной и видеть, что я попала в беду…»

– Кто ты? – выдохнула Элиза, обнимая Эрвина, прижимаясь к нему, словно боясь, что его ответ оттолкнет ее.

– Не все ли тебе равно?– мягко произнес он. – Или ты хочешь попробовать сказать «нет» магии?

– Нет! – с силой выдохнула Элиза, увидев его глаза близко-близко, ощутив себя в его руках и поняв, что Эрвин идет куда-то, подхватив ее на руки, идет в кромешной темноте, в чернильной пустоте, тайной магической тропой.

– Отчего нет? Сейчас или потом, мы все равно будем вместе и будем принадлежать друг другу. Это зависит не от нас.

Только верные Ночные Охотники сопровождают его, охраняя его путь в ночи, ведут его, отпугивая зло лаем, до тех пор, пока впереди не забрезжил огонек, второй. Свечи и разожженный  камин разгоняли мрак, огромная кровать в спальне Эрвина белела свежим бельем, и Элиза испуганно и стыдливо спрятала лицо на груди мужчины, мгновенно поняв, зачем он перенес ее сюда, в свой дом, в свою спальню.

– Эрвин, – выдохнула Элиза, – отец придет в ярость, если узнает…

– Отец твой сильнее судьбы? – отозвался Эрвин насмешливо, укладывая девушку в постель и неспешно распуская уцелевшую шнуровку на ее платье. – Не думаю.

Его руки нетерпеливо терзают платье, и Элиза извивается, словно он спускает с нее заживо кожу. Быть без платья, абсолютно обнаженной, перед мужчиной – это невероятно  стыдно, а Эрвин, кажется, твердо решил оставить ее совершенно беззащитной. Он стаскивает даже чулки с ее ног, по очереди сжимая ладонями ее бедра, и рывком раздирает белье. Трусики на миг до боли впиваются в кожу Элизы, но тут же тонкая ткань лопается и соскальзывает с ее тела. А широкие ладони Эрвина любовно разглаживают обнаженные стройные бедра Элизы, мягкие ягодицы.

Элиза стыдливо застонала, лишившись всего своего одеяния, даже тонкой нижней рубашки, которую Эрвин растерзал как варвар, разорвал на спине Элизы. Лежа ничком, стыдливо стиснув ноги, оставшись голенькой и беззащитной в руках мужчины, она обмирала, ощущая его осторожные поцелуи на своей спине и его горячие ладони, которыми он повторял каждый изгиб ее тела, словно стараясь запомнить руками ее формы.

Эрвин припал губами к ее спине и исцеловал, обласкал мягким языком ее метку, трепетно поклоняясь и магии и своей предназначенной. Он лишь на миг отстранился – и снова вернулся к Элизе, обняв ее, обдав ее жаром своего обнаженного тела, прижался крепко, позволяя девушке ощутить его силу, его тяжесть, его нетерпеливое желание. Элиза беспомощно вскрикнула и застонала – долго, удовлетворённо, развратно и жадно, когда ладонь Эрвина, цапнув ее мягкую ягодицу, скользнула меж ног девушки и заставила подняться, встать на колени, придерживая Элизу за животик, за самый его низ.

– Эрвин! – выкрикнула Элиза, утопая в стыде, чувствуя, как ладонь мужчины поглаживает ее между ног, в тот самом месте, которое пылает желанием. Руки Элизы запутались в простынях, которые девушка комкала, сжимала, обмирая от стыда и чувственной ласки, и ей показалось, что они связаны у нее над головой, и ее беззащитное обнаженное трепещущее тело отдано беспощадному палачу, который может делать с ним все, что ему вздумается.

И поглаживание – неспешное, слишком неспешное, вкрадчивое и чувствительное, – это пытка, самая жестокая из всех, что только можно себе вообразить. Элиза зарыдала, извиваясь. Она готова была уже молить, чтобы ласкающая рука двигалась быстрее, чтобы чуткие пальцы поглаживали горящую от откровенного желания точку, до дрожи, до разливающейся по телу сладкой судороги.

– Моя…

Это слово он произнес ей на ушко,  выдохнул, наполнил им ее сознание, растворил в ее крови, перемешал с  поцелуями и горячими ласками. Оно впечаталось в ее разум, вошло в нее вместе с болью, внезапно обжегшей ее меж ног, и Элиза вскрикнула, ощутив в себе мужчину, его жесткий член, толкнувшийся в ее узкое лоно, и кровь у себя меж ног.

Эта первая невинная кровь была ее жертва ему, то, что придало сил и подпитало магию, то, что проросло могуществом. Осторожно толкаясь в распростертое под ним тело, вжимаясь в раскрытые перед ним бедра, Эрвин со стоном целовал всхлипывающую девушку, ее дрожащую спинку, ее горячее ушко и пылающую щеку, стирая слезы и успокаивая после первого пережитого неприятного чувства.

– Моя невинная девочка… моя чистая девочка…

Его ласки, его глубокие, сильные проникновения разбудили в ней страсть и бессовестное желание. Элиза зарычала, разводя колени, позволяя ему проникать в ее тело глубже, сильнее, не осторожничая. Толчки эти стирали затихающую боль и наполняли девушку новым желанием – желанием отдаваться. Желанием принадлежать мужчине всецело, желание покориться ему и довериться. Желание изведать все грани удовольствия…

– Эрвин… Эрвин…

Он прижал к себе ее дрожащее тело, поднял девушку. Ее голова была бессильно откинута ему на плечо, он целовал ее горячие губы и пил ее нежные стоны, толкаясь в ее узкое лоно еще и еще. Его руки ласкали ее грудь, теребя острые соски и сжимая нежную округлую мягкость, поглаживали ее живот и коварно спускались туда, меж широко разведенных ног, касаясь влажных лепестков. Его пальцы начинали ласкать Элизу там, на самых чувствительных внутренних поверхностях бедер, массировать упругий клитор, и Элиза вздрагивала, будто пыталась вырваться из его объятий. Ее мелко дрожащие бедра начинали двигаться, быстро, сильно, бесстыдно, девушка насаживалась на член мужчины, заходясь в беспомощных стонах, и его поцелуи заглушали ее изнемогающий голос.

Страницы: «« 12345678 »»

Читать бесплатно другие книги:

Посвящается всем мечтателям.Да, так и есть, мечта полезная штука, мне бы хотелось в это верить, как ...
Вы знаете друг друга с детства и всегда вместе. Вот только что делать, если твой друг давно тебе нра...
В этом томе мемуаров «Годы в Белом доме» Генри Киссинджер рассказывает о своей деятельности на посту...
«Сумма технологии» подвела итог классической эпохе исследования Будущего. В своей книге Станислав Ле...
«Общество изобилия» – самая известная работа Джона Гэлбрейта, увидевшая свет в 1958 году и впервые в...
Роман «Каторга» остается злободневным и сейчас, ибо и в наши дни не утихают разговоры об островах Ку...