Обещанная Демону Константин Фрес
– Эрвин!..
Элиза чувствовала, что тело ее воспламеняется. Наслаждение – болезненное, горячее, слишком сильное, – разрасталось в ней, и, взорвавшись ослепительной вспышкой, заставило кричать ее голосом, полным откровенного животного удовлетворения и биться в сильных руках мужчины.
– Эрвин!..
Два тела, сплетенных в жарких объятьях, медленно и томно двигались, переживая самые последние, самые сладкие моменты любовной игры.
Эрвин вылизал каждый стон, каждый вскрик с ее горячих губ, уловил даже малейшую дрожь и почувствовал каждую сладкую судорогу, овладевшую ее телом. Ее оглушительное наслаждение было для него слаще, чем свое собственное, и он прижимал девушку к себе, лаская ее и вслушиваясь в последние, самые нежные, стоны.
****
Ветта спаслась самым неожиданным для нее способом. Она слышала, как с громом в дом ведьмы явился страшный незнакомец в летящих, развевающихся одеждах, в черном долгом плаще. В сверкании молний она видела и псов, окружающих дом и ждущих приказа от хозяина. В ужасе подвывая, она отползала от страшного дома подальше, за дубы, понимая, что не успеет удрать, если страшный незнакомец велит своим жутким собакам ее схватить.
Но попробовать было нужно; просто так сдаваться Ветта не собиралась! Поскальзываясь на мокрых листьях, по которым бил холодный ливень, она, не разбирая дороги, ринулась прочь, все больше погружаясь во мрак, опустившийся на Старую Дубовую улицу. Каблучки ее туфель выбивали звонкую дробь о старую мостовую, подол ее длинного мокрого платья заметал мусор.
От страшной грызни за спиной Ветта закричала, тонко и обреченно. Ей казалось, что сама смерть дышит ей вслед. Она готова была уже раскаяться во всем, что натворила, попросить защиты у Ангелов и уйти в монастырь, как вдруг чьи-то сильные руки ухватили ее и весьма бесцеремонно закинули на плечо. Ветта взвыла, но тут же сообразила, что схватил ее человек, мужчина – это она определила по сюртучку из хорошего, добротного сукна и по брюкам самого наимоднейшего кроя. Естественно, что свисая вниз головой с плеча неизвестного, Ветта не могла увидеть его лицо и сказать слов благодарности – тоже.
Нет, слова-то она сказать могла. Но вряд ли та часть тела внезапного спасителя, которая была близка к лицу Ветты, могла их услышать и оценить. Эта самая часть тела дрыгалась что есть сил, ноги в модных светлых брюках мелькали так быстро, что в глазах пестрело, и Ветта с изумлением увидела, как удаляется прочь темная улица, редеют дубы, и свет вечернего солнца окрашивает все вокруг, близлежащие дома и опушку леса.
Спаситель, однако, не спешил сворачивать в город. Перебежав через мост, он спустился по насыпи к ручью и у самой воды скинул Ветту в чахлую сухую траву.
– Ай! – взвизгнула Ветта, встретившись задом с камнем.
– Цыц! – прохрипел, задыхаясь от быстрого бега, спаситель, стащив с головы модный черный котелок и отирая платком взмокшую от быстрого бега шею и раскрасневшийся лоб. В изумлении Ветта замолкла, сообразив, что перед нею не кто иной, как ее несостоявшийся свёкр, отец Артура, и выглядит он престранно.
Одна нога его была обута в высокий узкий золотой сапог, а вторая – в обычный ботинок. Сам он почему-то облачен в костюм, который больше походил на охотничий. И вместо обычной трости в его руках отчего-то был маленький клинок.
– Добро пожаловать в Гильдию Ротозеев! – весьма неласково произнес почтенный джентльмен.
– Гильдия Ротозеев? – сморщилась Ветта весьма непочтительно. – Что это?
– Самая могущественная магическая организация в этом мире! – важно ответил почтенный джентльмен, переведя дух.
– А если я не захочу?! – так же капризно произнесла Ветта.
– Тогда я просто убью тебя и скажу, что это сделали демоны, – окрысился почтенный джентльмен, усевшись на камешек и стаскивая с ноги странный золотой сапог. – Ну, давай, помоги мне! А пока будешь снимать сапог, поблагодари за то, что я спас тебя от Ночных Охотников и Тринадцатого. Черт, до чего ж везучий… Просто невероятно! Как он умудрился пролезть в наш мир снова?!
Глава 11. Гильдия Ротозеев
– Какая-то сомнительная Гильдия, – заметила Ветта, пыхтя, стаскивая сапог с ноги пожилого джентльмена. – Ротозеи… сомнительная честь называться ротозеем.
– А как надо называться? – буравя ее недобрым взглядом, поинтересовался Ротозей. – Рождённые королями мира? Принцами Вселенной? Как? Что важнее – красивое название или спрятанная под ним суть?
– И какая же суть у Ротозеев? – кое-как справившись с сапогом и свалившись с ним в траву, просопела Ветта, красная от натуги. – Прозевали что-то?
Тут пожилой джентльмен как будто немного взгрустнул, закряхтел виновато и расстроенно и промокнул платком свои светлые, тщательно уложенные волнами волосы.
– Истинная правда, – сказал он немного печально и торжественно. – Прозевали. В погоне за славой, богатством, роскошью и влиянием кое-что все же упустили.
– Что? – с интересом спросила Ветта.
– Души, – ответил почтенный джентльмен зловеще, сверкнув блеклыми голубыми глазами из-под косматых нахмуренных бровей. – Свои души, дитя мое.
– Что?! – воскликнула пораженная Ветта, вытаращив на своего собеседника глаза. – Как!?
Отец Артура, хоть и говорил такие странные вещи, а на безумного вовсе не походил. Ветта видела только что Элизу, которая лишилась не всей, но части своей души. Разница была превеликая.
– Что-то не похоже, – скептически заметила она, недоверчиво поджимая губы. – Все знают, что без души человек просто кукла безмозглая!
– Больно ты понимаешь, – огрызнулся пожилой джентльмен. – Насмотрелась страхов у ведьмы? Ведьма своими заклятьями изымает часть души у человека, – старик кровожадно цапнул длинными костлявыми пальцами нечто невидимое в воздухе, словно ястреб свою добычу. – И делает это наугад, неровно, грубо, неаккуратно. Наши же души остаются при нас до конца. Но зло прорастает в них так густо, что оплетает все, до мельчайшей частицы, и тому, кто охотится за этой грешной душой, стоит только ухватиться половчее, чтоб вытряхнуть ее одним лишь рывком!
– Да уж, – скептически заметила Ветта, издеваясь. – А вы умеете уговаривать! Конечно, с такими условиями я ваша. Как можно отказаться.
– Дура! – снова окрысился почтенный джентльмен совсем уж непочтительно. – Если б было все так безнадежно, разве б я занимался этим? И если б это того не стоило, – его голос интимно понизился, – то разве вообще кто-нибудь рискнул бы стать Ротозеем?
– Я не понимаю, в чем суть, – грубо ответила Ветта, игнорируя таинственность, которую джентльмен пытался на себя напустить, – и зачем вам я?
– Никакой романтики в молодежи, – сварливо заметит тот, разочарованный деловой хваткой Ветты. – Впрочем, наверное, так даже лучше. Хорошо, к делу. Ты шить умеешь?
– Шить? – сбитая с толку, переспросила Ветта.
– Ну да, шить. Штопать, сшивать, строчить?
– Умею, – подтвердила Ветта. – Но зачем…
– А затем! – сварливо ответил Ротозей. – Ведьма – это была наша умелица, Душевная Белошвейка, эх... Люди любят грешить. За свои прегрешения они расплачиваются частичками своих душ. Ведьма собирала их в бутыль, а затем сшивала куски друг с другом – вот тебе и новая душа! И, считай, если враг тебя настигнет и ухватит эту душу, то и не жаль. Я как раз шел к ней за очередным лоскутом души. Неспокойно как-то стало, – он тоскливо поскреб ногтями грудь под кружевной манишкой, словно его прогнившей души уже коснулся тот, кого он так боялся. – Но ее не стало…
– Жульничество, – презрительно фыркнула Ветта. – Ротозеи мелкие жулики, получается!
– Не такие уж мелкие, – сладеньким голоском ответил пожилой джентльмен. – Я ведь еще не сказал о выгоде!
– Да уж скажите, сделайте милость, – язвительно произнесла Ветта.
– А выгода в том, – таинственно протянул Ротозей, – что любое богатство мира может стать твоим! Абсолютно любое! Какое пожелаешь! Нужно только уметь его взять!
– Например, выиграть в карты, – подвела итог Ветта. Для нее давно не было секретом то, каким образом семейство ее жениха раздобыло свое богатство. Ее почтенный папаша не раз и не два за скудным ужином рассказывал о всех прелестях золотого наперстка, мечтая, чтоб в его тарелке было что-то кроме запечённого картофеля.
– Или выкрасть, – таинственно продолжил свою мысль папаша Артура. Видимо, его первая, такая любимая профессия не давала ему покоя. – Убежать с добычей. Или разведать чьи-то тайны и продать их подороже, – он щелкнул по своему моноклю, намекая на то, что с помощью этой вещицы он видит гораздо больше, чем остальные люди. – Словом, можно разбогатеть и сделать себе самую невероятную карьеру, какую только пожелаешь! Ходить в самых дорогих платьях, надевать самые красивые драгоценности и есть то, что подают на стол самому королю! Стоит ли это все опасности? Я думаю, что да. Мне много лет удавалось все, и в том числе – сбегать от тех, кто хочет призвать меня к ответу и покарать мою душу. Ну, так что? Согласишься ли ты на это? Я смотрю, в тебе есть задатки, – тут Ветта покраснела, сообразив, что папаша Артура, кажется, видел, как она пыталась обокрасть кузину. – Ты уже пару раз была так близка от них, и все равно осталась жива – это знак!
– Но душа это не кусок ткани, – разумно заметила Ветта. – Я не умею сшивать куски душ!
– Делов-то, – небрежно заметил пожилой Ротозей. – Всего-то надо надеть наперсток на руку. Конечно, когда касаешься этой вещи, зло прорастает в тебе, и Они начинаю видеть тебя. Они находят тебя взглядом в толпе. Они чувствуют тебя и твою порочность… Но тут уж не зевай. Носи с собой череп и выучи заклятье!
Пока Ветта молча переваривала услышанное, пожилой джентльмен обеспокоенно захлопал по карманам, явно что-то отыскивая.
– Да где же это, – бормотал он, обшаривая свои карманы на второй раз. – Вот же дьявол, шел сюда за куском души и забыл наперсток дома?! Старый болван… а впрочем, – он строго посмотрел на Ветту. – Как я мог забыть. Наперсток-то у Артура. Я же ему его отдал… Ну, ничего. Это ничего не меняет. Потом заберем. Никуда он не денется!
– А был кто-то, – спросила Ветта осторожно, – кто сшил себе душу полностью? Тот, кто себе точно уж защиту сделал?
– Конечно, – сварливо ответил старик. – А как же иначе! Король Ротозеев! Это он и придумал, и исполнил с таким изяществом, что не отличить от настоящей души.
– И как это ему помогло?
– Глупая девчонка! – сварливо проворчал старик. – Он же бессмертен! Он долгие, долгие годы живет бессмертным, и ни один демон не сможет отличить его душу от фальшивой.
Элиза проснулась с утра, когда сквозь щелку меж темных плотных штор пробивались солнечные лучи. Все тело ее горело, наполненное ласками; оно все еще помнило прикосновения рук Эрвина. Элиза смущенно зарылась лицом в постельное белье, вспоминая вече и все то, что делал с ней Эрвин. Его поцелуи, его откровенное желание, его прикосновения и ласки, от которых она кричала и билась на пике наслаждения, беспомощная и откровенная, как никогда.
В этих ласках, криках и наслаждении она принадлежала только ему. Не себе, не семье, которая наверняка беспокоилась о ее отсутствии, а ему. Только ему.
Эрвина рядом не было. Не было его одежды, хотя ее одежда была на месте. Платье с изорванным корсажем. Торопливо одеваясь и краснея от воспоминаний о том, как именно было испорчено платье, Элиза спешно орудовала палочкой, чтобы вернуть своей одежде приличный вид. И разорванные шнурки сами собой срастались, платье становилось выглаженным, как новое.
Сама спальня тоже изменилась. Элизе казалось, что вчера стены и свечи выглядели как-то призрачно. Сегодня же, проведя ладонью по стене, Элиза убедилась в полной ее реальности.
– Странное место, не так ли? – раздался ехидный голос позади девушки, и Элиза, вскрикнув, оглянулась. Но никого не увидела – разве что собаку, лежащую на полу и внимательно глядящую на девушку.
– О нет, я не хотел бы пугать вас, – меж тем продолжил невидимый собеседник. – Эрвину это вряд ли понравится. А он очень скор на расправу.
В голосе собеседника послышались неприятные скрежещущие ноты, он усмехнулся – плотоядно, страшно, – и Элиза совсем перепугалась.
– Кто вы?! – выкрикнула она, отыскивая взглядом неизвестного. – И где Эрвин?!
– Я прямо перед вами, – сказал неизвестный собеседник, и остроухий пес поднялся, встал на лапы. – А Эрвин… полагаю, его переполняет сила после вашей… жертвы. Это очень опасное состояние… для вас. Ему нужно привыкнуть к этому и научиться контролировать себя, – пес опустил голову, будто изумляясь чему-то. – Н-да… всего лишь капля крови, всего лишь тень от былого величия…
– Тень, – повторила испуганная Элиза. – А было иначе?
– Было, – печально подтвердил пес. – Но сила утекла как вода сквозь пальцы. Признаюсь, в этом есть и моя вина. Мои опрометчивые поступки привели к тому, что мы обессилены, изгнаны прочь и преданы забвению. За это Эрвин меня очень не любит, не любит настолько, что позволил существовать в этом мире только в теле… собаки. Это весьма унизительно – принимать наказание как дар из рук того, кого еще вчера называл младшим, слабым и относится к нему снисходительно…
– Но Эрвин очень сильный маг! – выкрикнула Элиза. – Сильнее него я не видела никого! Вы лжете!
Собака зажмурилась и Элиза услышала странный смех.
– Он не маг, – отсмеявшись, ответил пес. – А спорить с собакой – это довольно странное занятие. Не находите?
– Кто он?! – прошептала Элиза, прижимая руки к груди, словно пытаясь унять обеспокоенное сердце.
– Если б еще вспомнить, – печально вздохнул пес. – Память – странная вещь. Я могу вспомнить бой, словно это было еще вчера, услышать крики, ощутить силу жертв, что пронизывала мое тело и делала его могучим и непобедимым, но не могу вспомнить, как назывался прежде. Эрвин – это тоже лишь осколок его имени, а настоящее, полное силы имя не помнит никто.
– Вероятно, – меж тем вкрадчиво продолжал пес, – после сегодняшней ночи что-то изменится, и Эрвин вспомнит… вспомнить хотя бы часть того, что помогло бы нам освободиться.
– Освободиться?
– Да. От обязательств и клятв, которые нас сдерживают и не позволяют вернуться в мир. Быть изгоем трудно. Вероятно, если б я не был так самонадеян, я бы сумел сохранить хотя бы часть своих прав…
– Вы говорите загадками!
– Для меня это такие же загадки, как и для вас, и мне тоже страшно от того, как они звучат… Чувствуешь себя безумцем. Или изодранной книгой, в которой отсутствует половина страниц. Есть история, но смысла нету…
– Да что ж вы натворили такое?! – вскликнула Элиза, совершенно не понимая, о чем толкует сумасшедшая собака. – И что вы от меня хотите?! Вы же не зря завели этот разговор, и пробрались в спальню Эрвина не зря!
– Конечно, не зря, – ответил пес. – Я пришел с надеждой на то, что вы будете так щедры и благородны, что и мне… мне подарите каплю свой крови. Это было бы кстати. Это сделал бы меня сильнее и я помог бы Эрвину в его поисках. Он не доверяет мне, но совершенно напрасно. Я умею признавать свои ошибки, а теперь хотел бы научиться исправлять их. А взамен я бы вам рассказал все, что помню. Все, что вас интересует. И то, как помочь Эрвину. Вы же этого хотите? Эрвин слишком горд. Он не хочет принимать моей помощи, но от вашей не откажется. Думаю.
– Каплю крови? – в замешательстве переспросила Элиза.
– Да, всего каплю. Больше не нужно. Вы могли бы просто поранить пальчик булавкой. Это совсем не опасно и не так уж больно…
– Даете слово, что это не навредит мне и Эрвину?
– Даю. Но вы могли бы понять, что Эрвину сейчас вообще сложно навредить. Вы сделали его практически неуязвимым… на краткое время. Ну же. Решайтесь.
Элиза сама не поняла, как сделала это, завороженная неспешными, сонными, тягучими словами. Как поддалась на завораживающую речь, как наколола руку вспыхнувшей на солнце булавкой, возникшей как по волшебству, и как отчаянно протянула ее собаке, зажмурившись и отвернув лицо, словно могло произойти что-то ужасное.
Но ничего страшного не произошло. Вместо жуткого укуса, боли, она ощутила легкий поцелуй на уколотом пальце, а затем почтительный на ладони, словно неизвестный на званом ужине церемонно целовал ее руку.
– Благодарю, – выдохнул он тихим, но грозным голосом. Воздух вздрогнул, словно огромное существо в комнате расправляло крылья, потягивалось будто после долгого сна. Элиза вскрикнула, отпрянув и отняв свою руку у неизвестного, еще недавно бывшего собакой, но он не стал противиться этому и легко отпустил ее.
– Какая душистая кровь, – произнес незнакомец, отирая кроваво-красный рот длинными пальцами с острыми когтями, поблескивающими, словно многолетний лед. Эти слова в его устах прозвучали как изысканный комплимент, хотя он и усмехался, открывая в манящей, гипнотизирующей улыбке хищные клыки.
Лица его не было видно под белоснежной массой волос, которой он, кажется, намеренно прикрывал глаза и нос. Черную одежду его перетягивали многочисленные кожаные ремни, и это выглядело так, будто они стягивают его рассыпающееся на части тело.
Его вида, каких-то странных, почти не страшных мелочей было достаточно, чтобы Элиза закричала и отпрянула прочь в ужасе.
– Первый! – вопила она, цепляясь за стену за ее спиной так истово, будто верила, что та расступится под ее телом и выпустит ее прочь из этого страшного дома.
Первый не стал спорить. Он лишь склонил голову в почтительном поклоне и подтвердил.
– Да, Первый, к вашим услугам. А вы, стало быть, гостья Тринадцатого.
– Демоны!!!
– Но вам совершенно нечего бояться. Разве вы еще не поняли это? Вам никто не причинил вреда, а ведь это так легко, – Первый вдруг возник перед Элизой, близко, лицом к лицу, и она успела рассмотреть под белыми прядями его длинных волос черную повязку на его глазу и изуродованный нос. Однако улыбка у Первого оставалась прежней – манящей, зачаровывающей, и Элиза внезапно испытала острое желание поцеловать эти усмехающиеся губы. – Всего лишь сжать это горлышко ладонью, – его рука скользнула по коже девушки, пальцы, словно ласкаясь, легли на ее шею, – и вам конец.
Одного из пальцев, мизинца, у Первого не было. Он носил белую перчатку, чтобы скрыть несовершенство своей искалеченной руки, но пустой палец был слишком заметен.
Отчего-то это зрелище подействовало на Элизу успокаивающе. Она смело положила свою ладонь поверх руки Первого и решительно убрала ее со своей шеи.
– Вы обещали все рассказать, – холодно произнесла она, игнорируя смешок Первого. – Так начинайте ваш рассказ, не то я назову вас лжецом.
– Меня как только не называли, – отозвался Первый, с видимым наслаждением усаживаясь на стул. – О, какое это счастье – распрямиться после стольких лет, проведенных в униженной позе!..
– Вы много лет были собакой?
– Нет. Меня похоронили, связав и надежно упаковав в узел, – все так же обаятельно улыбаясь, ответил Первый. – Люди так жестоки!..
– Как же еще прикажете людям поступать с… демонами, – горько выдохнула Элиза.
– Люди сам плодят своих демонов,– резонно заметил Первый, закидывая ногу на ногу, и Элиза поняла, что вместо ступни у него деревянный неудобный протез.
То, что ее Эрвин, прекрасный, таинственный Эрвин, оказался Тринадцатым демоном, повергло ее в шок. Ее разум метался в поисках выхода – и не находил его. Элиза не могла примириться с тем, что Эрвин тот, кого называют Проклятым, но и отказаться от него не могла. Это она понимала с ужасом, чувствуя неразрывную связь между ними, и ощущая ясно, как никогда, что слова о принадлежности – это не просто красивые речи. Нет.
– Рассказывайте! – велела Элиза, и Первый деланно пожал плечами.
– Да вы и сами, наверное, все знаете, только подано это вам наверняка с другой стороны. Вас же с детства пичкали рассказами о том, как демоны рвали и терзали людей, убивая всех и каждого.
– А это было не так? – насмешливо спросила Элиза.
– Конечно, так, – мягко согласился Первый. – Не буду ни врать, ни отрицать. Все так. Да только чтобы Демон пришел, его ведь надо позвать, не так ли? А звали нас люди. И в шкуру нечисти загнали они же… – Первый оскалился, словно все то, что он говорил, причиняло ему боль. – Эрвин… проклятый счастливчик, ему удалось каким-то чудом запомнить свое имя и зацепиться в этом мире. Мне – нет. Поэтому я всего лишь пешка в чужих руках. Послушная кукла. Тот, кто знает мое имя, может мне приказать все, что угодно, и я вынужден буду это выполнить, – Первый снова усмехнулся, обаятельно и страшно, будто мысль о невероятных злодеяниях позабавила его.
– В чем ваш грех? – Элиза поняла, что хитрый Первый может притворно жаловаться и улыбаться целый век, а потому решила взять все в свои руки. – За что вас не любит Эрвин?
Первый поморщился.
– Нас было четырнадцать, – нехотя сообщил он. – Давно. Так давно, что я не помню даже черт лица Четырнадцатого. В те времена мы еще были свободны… и, кажется, были кеми-то другими. Четырнадцатый был Хранителем. Самый бескорыстный, самый честный… А у меня был сундук.
– Сундук с золотыми частями тела! – выдохнула Элиза, вспоминая слова Эрвина в их первую встречу.
– Ну да. Золото, инкрустация… красивые вещицы. Но они были не просто побрякушками – это были мои части тела. С частью моей силы. С частью моей магии и мощи! Ну, и кому же было доверить их охранять, как не Четырнадцатому? Он не мог ни предать, ни потерять. Да только вот незадача: люди очень любят золото. Больше, чем самих себя. И им здорово захотелось раздобыть эти магические вещи… никакого уважения! Наверное, они думали, что я сделаю себе еще, и от меня не убудет. Словом, у Четырнадцатого был друг. Верный, хороший, надежный друг. Почти брат! Четырнадцатый любил его, доверял ему как самому себе. Вот он-то и пришел к Четырнадцатому с ножом, и просто вонзил ему лезвие чуть пониже затылка. Такая, знаете, щадящая мгновенная смерть. По-братски. И все за эти золотые штуковины.
– И? – подтолкнула Первого Элиза. Тот снова поморщился.
– И за артефакт, – нехотя признался Первый.– Артефакт, что лишил нас памяти и разума. Надо ли говорить, что месть за смерть Четырнадцатого была чудовищной?
– Могу себе представить, – сухо ответила Элиза.
– Не можете, – отрезал Первый. – Не можете. Было много жертв и много крови. Очень. Но негодяи ускользнули с моим добром, а люди прокляли нас и подвергли процедуре Забвенья. С тех пор мы видели свет только тогда, когда нас звали. Но и этого было достаточно, чтобы держать в страхе всех. И тогда нас решено было изгнать совсем. Навсегда. Навеки в небытие и темноту. С эти миром нас связывали лишь мои вещи и хитрость Эрвина. Я не знаю, как ему удалось вписать наши настоящие имена, те осколки, что остались, в книги, да только он это сделал. И благодаря этому мы сейчас здесь.
– И чем же я могу помочь? – удивилась Элиза.
– А! Вот мы и перешли к главному. Мне нужны мои артефакты. Все то, что у меня украли. Неприятно, знаете ли, чувствовать себя ущербным калекой. А Эрвину нужен артефакт Четырнадцатого. Но Эрвина эти негодяи, что владеют моими вещами, легко вычислял, а вот вас – нет. У вас я прошу стать агентом. В ваших силах узнать все об артефакте и помочь его раздобыть. Видите, я честен с вами. И ничуть не лгу. Ну, так что?
- А чем вы грозите миру? - выпалила Элиза. - Люди ведь не просто так от вас избавились!
- Справедливостью, - ответил Первый так зловеще, что Элиза снова невольно попятилась от него. - Только справедливостью. Вот ты… ты находишься в нашем доме, и никто тебе не причиняет вреда, а знаешь почему? Потому что ты невинна. Тебя не за что карать. Ты не желала никому смерти. Не травила родственников, не обирала неимущих. Ты ведь прикасалась к моему пальцу, к золотому напёрстку, - Элиза невольно посмотрела на свои ладони, - а на них нет ни следа зла и порока. Люди, получая в руки этот наперсток, тотчас прячут его от посторонних глаз, а затем играют и выигрывают целые сокровищницы, а ты… где этот наперсток?
- Я не помню, - ответила Элиза. - Я давала его Эрвину. Может, у него?
- Нет. Он не имеет права забирать это себе, если ты не разрешала, - Первый засмеялся, под белоснежными прядями сверкнул его глаз. - То есть, ты даже не знаешь, где оставила ключ к сокровищам мира?
Элиза беспомощно развела руками.
- Ну, это не важно, - продолжил Первый. - Такие вещи не теряются. Хотя я очень сожалею, что его у тебя с собой нет… Так к делу. Согласна ты помочь? Эрвин, - глаз Первого снова сверкнул алым драгоценным камнем, - такой сильный и такой гордый, такой благородный, вынужден жить в изгнании, сидеть, как пес на цепи, пока какие-то воры, эти грязные крысы, развлекаются и живут на полную катушку и смеются над ним.
- Согласна, - еле слышно шепнула Элиза. Отчего-то она вдруг услышала гнусное хихиканье, переходящее в скотский хохот, словно во сне увидела неясные тени, лица, издевающиеся и жующие что-то жирное.
Первый промолчал, лишь вложил в ее руку какую-то маленькую вещицу.
- Это все, чем я могу помочь тебе в твоей нелегкой миссии, - печально сказал он. - Это перламутровый наконечник копья Четырнадцатого. Им можно поразить любого врага. Даже меня. Надеюсь, он тебе не пригодится, но если вдруг… не сомневайся, рази. Только спрячь… ото всех спрячь подальше. Никто не должен это видеть.
Элизе казалось, что это какой-то страшный сон, что это происходит не с ней. Она не заметила даже, как очутилась в лесу, вне стен дома, и Первый, положив ладони ей на плечи, вывел ее по неприметной тропинке к двери, которая просто стояла посреди леса.
- Открой ее, - шепнул Первый, - и выйдешь куда хочешь.
- Но что я скажу дома, - до Элизы вдруг дошло, что дома она не ночевала, и ее наверняка хватились. Первый засмеялся:
- Боюсь, им сейчас не до вас и не до того, где вы были. В городе пожар. Притом горят несколько домов. И люди… как-то странно себя ведут.
- Люди? - вскрикнула Элиза, вспоминая вдруг огромную банку ведьмы с трепещущими там обрывками души.
- Да, - сытым котом улыбнулся Первый. - В городе хаос. Так что тебе нечего бояться. Ну, иди!
Элиза, слепо подчиняясь его чарующему голосу, толкнула старую, рассохшуюся, скрипучую дверь и… шагнула прямо на мостовую Старой Дубовой.
Первый не солгал; в городе действительно царил хаос, по крайней мере здесь, на отдельно взятой улице. На Старой Дубовой. Которая вдруг стала так же светла, как все прочие. Может, оттого, что зло отступило, уползло из-под дубов, крепко переплетенных кронами. Или же оттого, что дом старой ведьмы пылал странным синим пламенем, стеная и воя, а из пожарища вылетали пойманные частички душ.
- Какой ужас, - прошептала Элиза, разглядывая пожар, мечущихся людей, пытающихся погасить огонь. В том, что дом поджег Эрвин, сомневаться не приходилось. Это его огонь, его сила и его волшебство освобождали плененные души. Только спокойнее от этого не становилось.
Люди, что встречались Элизе, вели себя странно. Они кричали, бежали куда-то в страшной спешке, словно опаздывающие на поезд, в надежде, что можно еще что-то исправить, или сидели на мостовой и тихо плакали, потому что исправить что-то уже было отчаянно поздно. Жизнь прошла, их ошибка была затеряна, затерта временем, и возврата к прошлому не было.
«Как много несчастных! - поразилась Элиза, шагая меж этими безумцами и оторопело оглядываясь по сторонам. - Как много людей отдало частицы своих душ в надежде жить правильно! И как много из них ошиблось... Это ведьма их такими сделала. Вероятно, эти демоны и в самом деле не такое уж зло, если люди творят с собой и друг с другом такое за какие-то деньги…»
Люди тревожились не зря. Оказывается, сразу за домом ведьмы был старенький деревянный мост через почти пересохший ручей, а прямо за ним - улицы Лонгброка, и пламя уже скакало по старым рассохшимся доскам. Еще немного - и запылает город. Поэтому чуть не половина города была тут. Одни несчастные пытались потушить пламя, другие пытались вернуть потерянную жизнь.
Элиза сделала еще несколько шагов, и тут на нее налетел, едва не сбив с ног, какой-то человек.
- Элиза! - услышала она и перевела на него потрясенный взгляд. - Зачем ты здесь, в этом аду?! Какое счастье, что я нашел тебя! Как я волновался! Эта нечистая магия, она весь город взбудоражила! Все словно с ума сошли… Элиза…
Это был ее жених, Артур, о котором она просто позабыла за последними событиями. Он был неуместно разряжен, в атлас и кружева, словно явился не на пожар, а на званый ужин.
Девушка и охнуть не успела, как Артур ухватил ее, стиснул в пылких объятьях, припал горячими губами к ее губам, целуя ее восхитительно и совершенно недопустимо. Ласкает ее губы своим языком, словно имеет на это право! Ах да, он имеет… но до сегодняшнего дня он не отваживался делать это. Из уважения к отцу Элизы, из-за своего рафинированного воспитания. А сейчас он позабыл наставления своей суровой матушки, позабыл о стеснении и приличиях и дарит ей ласку у всех на виду, сжимая ее талию так крепко, что у Элизы перехватывало дух.
- Элиза, - шепчет он совершенно безумным от счастья голосом, и поцелуй повторяется - долгий, сладкий, полный неги. Артур проводит языком по губам Элизы, раз, второй, третий, и она в изумлении покоряется ему, сама не понимая, почему. На ее губах вкус меда, сладко с горчинкой. В голове ее прекрасное безумие, и Элиза вдруг с восторгом думает, что хорошо, что Артур ее жених… Он нежен с нею, в его порывистых движениях, в прикосновениях чувствуется волнение, он касается щеки девушки, обводит овал ее лица, будто стараясь уверить себя, что она рядом, что она не бесплотный призрак.
- Я не могу потерять тебя, Элиза. Моя любимая. Моя единственная. Моя прекрасная. Разве можно быть такой неосторожной?! Зачем ты пошла гулять здесь?!
Его прекрасные глаза смотрят взволнованно и печально, Артур снова припадает к губам Элизы и целует, целует, целует ее, будто с нею мог потерять и собственную жизнь. Пальцы его чуть дрожат, но он смеется, и Элиза вдруг со стыдом понимает, что Артур возбужден, и что прижимается он к ней совершенно недвусмысленно. Он хочет ее, здесь и сейчас. Он с нетерпением овладел бы ею прямо здесь, не будя рядом людей.
«Это безумие какое-то!» - думает Элиза, слыша, как от его ласк из груди ее рвется стон.
Всего за несколько секунд он умудряется наговорить девушке столько комплиментов, и таким влюбленным, прекрасным голосом, что Элиза просто падает в блаженство, в небытие, в сказку о Золушках, принцах и прекрасных туфельках. Она позволяет его губам ласкать себя, интимно, мягко, а его языку - проникнуть в свой рот и коснуться ее языка, так умело, так прекрасно и чувственно, что на миг девушка ощутила себя беспомощной, словно обнаженной в постели, а Артур овладевал ее ртом так, как только может овладеть мужчина.
Однако синие глаза Эрвина вдруг вспыхнули перед внутренним взором Элизы, и та с криком отпрянула от своего жениха, стыдливо стягивая на груди платье, которое этот хитрец умудрился слегка распустить, чтоб добраться до ее обнаженной кожи.
«Дурман какой-то! - мысленно выругалась Элиза, краснея от смущения. - С чего вдруг такая страсть?! Как я могла после того, что у меня было с Эрвином?!»
Она до боли сжала наконечник копья, чувствуя, как по нему течет и капает ее кровь. Наконечник оказался острым, как осколок морской раковины, и боль от пореза отрезвила Элизу.
- Артур! - воскликнула она. - Что это нашло на вас?! Почему вы себя так ведете со мной?!
- Потому что я боялся вас потерять, - страстно ответил молодой человек. - Потому что я люблю вас. Ох, Элиза! Я так волновался! Я думал, с вами несчастье какое приключилось… Я искал вас!
- Отчего это со мной должно было приключиться несчастье?! - удивилась Элиза - и осеклась, вспомнив Ветту и старуху, вливающих ей в рот зелье.
Глава 12. Артефакты Демонов
«Ветта наверняка что-нибудь наврала в свое оправдание, – тут же сообразила Элиза. – Что-нибудь про мое безумие… нужно быть осторожнее и не болтать лишнего».
– У вас кровь! – со страхом в голосе произнес Артур. – Дайте, я перебинтую… где вы так поранились?
С ее ладони капало на мостовую, капли растекались большими пятнами, и Элиза оставила за собой целую цепочку ярко-алых следов.
– Не помню, – пробормотала Элиза, лихорадочно отыскивая карман и тихонько пряча там наконечник копья. Артур тем временем сорвал с шеи шелковый белоснежный галстук, кипенно-белыми кружевами прижил рану Элизы, бережно обмотал ее руку.
– Идемте, – сказал он твердо. – Вам тут не место. Я отвезу вас домой.
Почти насильно он увел ее, безмолвную и потерянную, прочь от пожарища, от стенающих от жара дубов. Его роскошная золоченая карета стояла чуть поодаль, словно он оставил ее здесь, боясь подъехать к Старой Дубовой ближе и испачкать ее в саже и копоти.
В любой другой день Элиза с удовольствием прокатилась бы в этой карете, выглядывая в окошечко. Но сегодня эта роскошная, белоснежная, словно фарфоровая чашечка, карета чем-то напугала ее. То ли багровыми сполохами, мечущиеся по ее позолоте; то ли отцом Артура, отчего-то сидящим на козлах, вместо кучера.
Старый джентльмен выглядел зловеще. Его монокль кроваво поблескивал, лицо его было перепачкано сажей, отчего вид у отца Артура был лихой, как у прожжённого бандита. На золотых его волосах, аккуратно уложенных волнами по обыкновению, черными хлопьями лежала гарь, а брови опалены, словно он совался в самое пекло.
– Мисс Элиза, – произнес старый джентльмен, стараясь выглядеть галантным насколько это вообще возможно, с его-то видом ловкого скользкого карманника. – Какая встреча! Артур – мне кажется, ты говорил, что наперсток у твоей невесты? Он как раз мне очень понадобился.
Голубые блеклые глаза старика смотрели на Элизу, не мигая, так пронзительно и страшно, что дух захватывало. Но Артур, почуяв замешательство девушки, заступил ее, спрятав от взгляда отца.
– Нет, – ответил он с вызовом. – Ты ошибся. Я сказал, что показывал его мисс Элизе, но не отдавал. Он где-то дома. Приедем, и я тебе его отыщу.
Старик удовлетворенно кивнул и отвернулся, тотчас потеряв к Элизе всякий интерес. Девушка с трудом перевела дух.
– Зачем ты солгал ему?! – удивленная, прошептала она.
– Затем, – упрямо произнес Артур, – что не хочу, чтобы он оспаривал мои подарки и велел их возвращать. Наперсток твой; эта семейная реликвия принадлежит тебе, моей невесте, моей будущей жене. Я так решил!
– Но он все равно у тебя его потребует вернуть!
– Потребует. Но мы поговорим об этом с ним наедине, в более удобной обстановке, не привлекая тебя к нашим разборкам! Я сам все ему объясню и отвечу за свой поступок! Даже своему отцу я не позволю повышать на тебя голос!
На запятках кареты примостился еще один человек, как-то тоже странно смахивающий на скользкого проныру-карманника, а вовсе не на вышколенного лакея. И Элиза отчего-то почувствовала себя глупой клушей, которую похищает банда грязных мошенников, а вовсе не спасает от безумной толпы красавец-жених.
– Живее давайте, – прокаркал он хриплым голосом, утирая красное разгоряченное лицо белоснежным платком. – Сейчас сюда сбежится весь город и нас просто затопчут.
– Но я не хочу, – пискнула было Элиза, но ее никто не услышал. Артур практически силой впихнул ее в экипаж, и, кажется, вовремя: на Старую Дубовую хлынул народ. Кто-то тушить пожар, а кто-то отыскивать в толпе своих родных.
– Улица перекрыта, – с досадой в голосе произнес Артур, выглядывая из кареты. – Придется ехать в объезд, через Лес.
– Через Вечный Лес?! – вскричала испуганная Элиза. – Да вы с ума сошли! Проще вернуться и просто позволить себя затоптать, или сгореть в огне!
Но карета уже мчалась по мостовой, высекая искры колесами, к единственной дороге, не заполненной людьми, а у Артура в руке блеснул белый череп соболя.
– Я смогу о вас позаботиться, – произнес Артур непреклонным тоном, сердито глядя на Элизу. – Я с вами. И я не пустое место. Я из семьи потомственных сильных магов. Пусть о нас говорят что угодно, будто бы свою магию мы купили, но это вовсе не так. Свои уровни я получил сам!
– Не слишком ли самонадеянно?! – вскричала Элиза. – Я понимаю ваше желание показаться в моих глазах мужественным, смелым и сильным, да только поездка по Вечному Лесу – это не шутки! Оставьте ваше мальчишество!
Но карета уже влетела в лесной зеленый туман, и зловещие огни закачались над нею.
Артур выглядел обиженным.
– Спокойнее, – процедил он, стараясь выглядеть хладнокровно. – Здесь совсем немного ехать.
– Немного?! – вскричала Элиза, в ужасе разглядывая проплывающие за окном зловещие черепа, прибитые к деревьям, и раскачивающиеся фонари. – Этого хватит, чтобы разбойники или силы зла вытряхнули из нас душу!
Страшный вой разнесся над лесом, и Элиза в страхе вжалась в мягкую обивку сидения. Сердце ее бешено колотилось.
– Что это? – выдохнула она. – Что это?!
– Всего лишь бродячие собаки, – небрежно ответил Артур, выглянув из окна. – Или не бродячие…
Элиза, не доверяя ему больше, сама выглянула – и обомлела.
Этих собак она не спутала бы ни с какими другими. Черные лоснящиеся Ночные Охотники со сверкающими синими глазами, в ошейниках, украшенных сапфирами, догоняли карету.
«Да это же Эрвин их послал вслед за мной! – сообразила Элиза. – Господь всемогущий, Эрвин сейчас и сам явится, и тогда эти двое – он и Артур, – подерутся, и, чего доброго, убьют друг друга! Что ж ты за глупый хвастун такой, Артур Эйбрамсон! Фанфарон! Распустил хвост, как павлин!»
– Быстрее, быстрее! – кричала Элиза, глядя, как собаки несутся уже совсем рядом, огрызаясь на кучера, охаживающего хлыстом и взмыленных лошадей, и собак, подобравшихся слишком близко.
– Я спасу нас всех! – прокричал Артур, стаскивая свой нарядный костюм и оставаясь в одной рубашке. – Я спасу!..
– Артур! – только и успела взвизгнуть Элиза. Карета наскочила колесом на корень, и девушка повалилась обратно на сидение, задрав ноги и запутавшись в юбках. Артур же, ловкий, как хорек, в раскрытую дверцу выскользнул, и Элиза услышала, как он карабкается на крышу.
«Этого еще не хватало!» – в отчаянье подумала Элиза. Раскрытая дверца хлопала на ходу, а там, за стенами кареты, было слышно, как Артур, вопя, отстреливает преследующих их собак магическими вспышками, срывающимися с кончика его волшебной палочки.
Синие собачьи глаза сверкали за распахнутой дверцей. Элиза видела, как остроухий пес, несущийся рядом, заглядывает в карету, смотрит на нее, словно вопрошая – ну? Спасать-то тебя надо?
«Этот Артур просто дурак! – уже с долей раздражения подумала Элиза. – Погубит себя, и меня заодно, когда карета перевернется!»
Карету снова тряхнуло, и в бок Элизе внезапно ткнулось что-то твердое, длинное. Удивленная, она сунула руку в карман и ахнула: наконечник копья, прорвав ее одежду, теперь стал целым копьем. С трудом Элиза вытащила его, портя одежду, и вскоре в руке ее было грозное оружие, тонкое белое древко с острым, длинным наконечником.
«И как мне это поможет? – лихорадочно соображала Элиза. – Бить собак? Но они не нападают на меня… зачем же они тогда гонятся?! За кем они гонятся?!»
Артур на крыше все еще воевал; словно царь горы, он отстреливался от преследователей, и, кажется, это могло длиться бесконечно. А карета меж тем неслась все дальше и дальше по страшному Вечному Лесу, в самую его чащу, все дальше от города...
«Достаточно приключений!» – подумала Элиза с раздражением. Она высунулась в окно – ветер тотчас вцепился ей в волосы, темная лесная зелень слилась в одно мрачное полотно. Собаки, увидав у нее в руках белое копье, немного поотстали, будто почтительно уступали ей право действовать. Элиза лишь махнула им, и неведомая сила, будто расческа в волосах, провела в лесной глуши светлую прямую дорогу, по которой карета выкатилась в город буквально через пару минут. Собаки отстали, оставшись в темноте леса. Все стихло.
Кони, храпя, неслись по мостовой, но уже медленнее. Страх и кнут не гнали больше их. Элиза, переведя дух, упала на сидение, и ее копье снова стало маленьким перламутровым наконечником, который она понадежнее упрятала в другой карман. Артур на крыше кареты торжествовал победу, хотя, признаться, ему, кажется, не удалось поразить ни единой цели.
«Что ж, – философски подумала Элиза, – он, по крайней мере, попытался. Хотя это было бесконечно глупо с его стороны – решиться ехать по лесу…»
– Они отстали! – кричал Артур радостно. – Отец, ты видел?! Они отстали! У меня получилось!
«У тебя!» – фыркнула насмешливо Элиза.