Код возвращения Корецкий Данил

Макс в нерешительности потоптался пару минут, а затем, подчиняясь какому-то глубокому внутреннему импульсу, вдавил кнопку электрического звонка. Створка отъехала в сторону, на пороге появился крепкий плечистый мужчина, фигура которого была плотно утянута в традиционный камуфляж.

— Тебе кого, брат? — вяло поинтересовался охранник, перекатывая в зубах изжеванную спичку. — Главный вход с другой стороны. Тут для сотрудников. Ты же не сотрудник?

Он ухмыльнулся. Охранникам тоже бывает скучно.

— Нет, — честно ответил Карданов. Почему этот тип считает его братом, он не понял, но панибратское обращение, привычное для Лапина, его покоробило. А все было просто: человек со спичкой воспринимал его именно как бесправного и беспомощного Сергея Лапина.

— Тогда в чем проблемы? Заблудился?

— Да нет. Просто вы систему охраны так и не переделали. А я ведь говорил Терещенко.

— Кому?! — изумился охранник.

— Неважно. Мне Юмашев нужен, — мягко, но настойчиво произнес Карданов.

— Кто?!

На этот раз реакция камуфлированного была более наглядной. Сначала густые брови удивленно поползли вверх, потом на лице появилось откровенное пренебрежение к неизвестно откуда взявшемуся парню, явно пьяному или наколотому какой-нибудь дрянью.

— Директор.

Охранник выплюнул изо рта спичку, и та угодила на левый ботинок Макса. Карданов совершенно спокойно стряхнул спичечный огрызок с ноги и продолжал молча смотреть в серые волчьи глаза.

— Ты что-то путаешь, зема, — буркнул тот, закрывая калитку. — У нас совсем другой директор. Это здание «Тихпромбанка».

— Я знаю, я сам сюда устраивался, — промямлил Лапин. — Тогда Юмашев был директором.

— Вам лучше подойти к главному входу и все расспросить у менеджера, — сказал охранник через узкую щель. —

Я вам только одно скажу: сейчас ни один, ни второй у нас не работают!

Калитка захлопнулась. Камуфлированный вернулся в комнату охраны.

— Кто это был? — встретил его вопросом напарник. Невысокого роста седовласый мужчина в расстегнутой по пояс куртке выполнял функции старшего смены. Николай Петренко, или попросту дядя Коля, проработал в банке уже десять лет.

— Не знаю. Плел всякую хрень. Юмашева какого-то спрашивал, директором называл. Потом какого-то Терещенко. Видно, перепутал что-то.

— Перепутал, говоришь? Нет, он ничего не перепутал! Седовласый мужчина, который всего пару минут назад выглядел усталым и безразличным, мгновенно подобрался, распрямил спину, вскинул подбородок. Взгляд дяди Коли стал острым и колючим. Его молодой напарник не мог не удивиться столь разительной перемене.

— Покажи запись! — коротко приказал Петренко. — Отмотай пленку видеонаблюдения за периметром. Я хочу видеть этого человека.

Через несколько минут на сером экране монитора появился топчущийся перед калиткой Карданов.

— Да-а-а, — задумчиво произнес старший смены. — Он ничего не перепутал. Несколько лет назад этот мужик такой тарарам здесь поднял! Надо доложить Тимохину!

Он неспешно зашел в здание, прошел в приемную, молоденькая секретарша Ирочка пропустила его без доклада.

— Переключите на себя монитор, Александр Павлович! — попросил он.

С первых же кадров Тимохин узнал человека, спрашивавшего Юмашева. И даже вспомнил его фамилию: Лапин! Но настоящей оказалась другая, сильно засекреченная, — Карданов! А может, и та ненастоящая. Бог его знает, кто он вообще такой. В прошлый раз, когда он появился в банке, начались большие неприятности. В «Маленьком Париже» расстреляли Тахира с командой, прилетели спецы из «Консорциума», Юмашев скоропостижно умер, а трое сотрудников банка взлетели на воздух в Москве! И сейчас, конечно, он неспроста тут появился!

Лицо Тимохина превратилось в мраморную маску, возможно, посмертную: он побледнел, брови сошлись в области переносицы, губы сомкнулись в плотную линию.

Охранник видел, что с начальником творится что-то неладное, но не осмеливался спросить, в чем дело.

Тимохин налил в хрустальный стакан воды, жадно выпил и откинулся на спинку кресла. Ему не хватало воздуха, и нынешний директор «Тихпромбанка» теребил тугой узел своего галстука, глядя остановившимися глазами на светящийся экран моноблока, на котором крупным планом застыло лицо зловещего пришельца. Он пришел не сам по себе: его прислали некие силы, причем силы могущественные и безжалостные. Это был посланец с «черной меткой»! Но за что?

Впрочем, если поддаваться панике, то быстро окажешься в отставке или на кладбище! Тимохин взял себя в руки. Все-таки он много лет работает в службе безопасности банка, а до этого прослужил в органах КГБ. Профессиональные навыки подобного рода не исчезают бесследно. К тому же по нынешним временам банкир — профессия военная, надо постоянно отражать нападения или самому идти в атаку!

— Ладно. — Он поднялся из-за стола и вышел навстречу Петренко. — Николай, Моташов до завтра в Москве, поэтому вы займетесь этим человеком. Сколько сотрудников вы сможете организовать прямо сейчас?

Петренко замялся. Ему почти не приходилось заниматься оперативной работой, только охраной. Впрочем, в наши дни эти функции тесно связаны.

— Могу резерв смены задействовать, двоих. Из дома поднять троих, а то и пятерых. Кто к теще на блины не уехал или на рыбалку. Люди-то сменились, как хотят, так и отдыхают.

— Значит, так! — жестко скомандовал Тимохин. Он уже полностью пришел в себя. — Его фамилия Лапин, — указательный палец банкира ткнул в направлении застывшего изображения. — У нас на него есть досье, поднимите в архиве. Проверьте все адреса, по которым он может находиться. Возьмите людей с оружием и прочешите все один за другим! Найти его и задержать!

— Как задержать? — переспросил Николай.

— Очень просто: захватить и привезти ко мне! И имейте в виду: он может быть опасен! С ним связаны смерть нашего директора и еще несколько смертей!

Дядя Коля озадаченно поскреб пальцами в затылке. Меньше всего ему хотелось влезать в какие-то незапланированные и рискованные операции.

— А сколько людей взять-то? — опасливым тоном спросил он.

— Пятерых, а то и шестерых, не ошибешься, — посоветовал банкир. — И бронежилеты наденьте на всякий случай!

Николай выругался про себя. Черт его дернул проявлять инициативу! Пришел кто-то, спросил кого-то… Ну и что? Зачем было лезть не в свое дело?!

Но вслух он своих сомнений не проявил. Молодых, резвых и рисковых охотников за приличным окладом пруд пруди. Только дай слабину и мигом окажешься за воротами!

— Конечно, захватим, куда он денется! — молодцевато отчеканил дядя Коля и, подтянув живот, лихим шагом направился к двери.

Оставшись один, Тимохин поднял телефонную трубку и, набрав московский код, соединился со службой безопасности «Консорциума». Когда ответил дежурный, он представился и попросил связать его с Каймаченко. Тот сразу взял трубку.

— Владислав Игоревич, — почтительно произнес Тимохин, но внутренне его всего передернуло. Он, подполковник КГБ, вынужден докладывать капитану-десантнику! Воистину все перевернулось с ног на голову. Смутные времена наступили, ох смутные! — Это «Тихпромбанк», Тимохин. Сегодня у нас объявился некий Лапин. Вы, наверное, его не помните?

В глубине души Тимохин опасался, что грубый десантник пошлет его на три буквы с такой ерундой. Но ответная реакция оказалась совершенно неожиданной.

— Что?! — взревел на другом конце провода Каймаченко. — Это точно?! Именно Лапин?!

— Конечно, — с достоинством ответил банкир. — У меня имеется запись видеонаблюдения. Он пытался пройти на территорию банка примерно полчаса назад… Его цели, правда, мне неизвестны…

— Молодец, Тимохин, молодец! — Каймаченко радостно захохотал. — Постарайся его задержать, я сегодня же вышлю своих людей! Он нам очень нужен!

Странно. Такое впечатление, будто Каймаченко ожидал, что Лапин вынырнет из небытия, только не знал — где! А может… может, он и послал его сюда? Прошлое появление Лапина тоже вызвало бурную реакцию «Консорциума», а что случилось потом — печально известно.

Тимохин отлепился от своего стола и на цыпочках прошел к двери. Осторожно выглянул в приемную. Что он ожидал увидеть? Неведомых врагов? Лазутчиков-конкурентов? Готовых к исполнению своей работы наемных убийц?

Но ничего этого он не увидел. Ирочка сидела на месте, заполняя на компьютере какие-то документы. При виде шефа она привстала и сверкнула гладкими длинными ногами, едва прикрытыми мини-юбкой. Но Тимохин небрежно махнул рукой и закрыл дверь.

И все же успокаиваться рано! Нельзя доверять Каймаченко, нельзя полагаться на дядю Колю, нельзя расслабляться уходом Лапина. Тимохин полез в сейф и достал именной пистолет, полученный еще в годы чекистской службы. И еще один звонок надо сделать…

Жилистая рука вновь ухватила черную трубку радиотелефона. Палец пробежался по мягким, попискивающим кнопкам. Тимохин закусил губу. Звонить этому человеку следовало сразу. Раньше, чем Каймаченко. Уж это точно не он прислал Лапина!

— Дежурный старший лейтенант Орлов слушает! — резким молодым тоном отозвалась трубка.

— «Тихпромбанк», Тимохин. Свяжите меня с генералом Лизутиным. — Банкир обошел стол и плюхнулся в кресло.

— Слушаю вас, — послышался через несколько секунд густой баритон начальника Тиходонского УФСБ.

Оперативник умеет собирать информацию. «Сдаивать» информацию, как говорят они сами. Личные наблюдения, сообщения агентов, рассказы соседей, сослуживцев или любых других осведомленных лиц образуют плотную паутину, в которой потенциальный преступник запутается еще до момента реализации преступного замысла. Вернее, должен запутаться. В настоящее время всеобщая депрофессионализация и дилетантство проникли и в сферу оперативной работы. Специалистов, умеющих, а тем более желающих плести такие сети становится все меньше. Начальник УР Центрального РОВД относился к таким специалистам.

— У него была любовница. Нет, жена у него тоже, конечно, была. Так же, как и две дочки. Проживают здесь, в Тиходонске. Я уже навестил их сегодня с утра. Милая такая женщина в летах, работает технологом в частной фирме по производству колбасных специй, дочки ходят в школу: одна в четвертый класс, другая уже в девятый. То есть тут все как и полагается… Тихо-мирно и не пахнет шпионажем. Вдова уверена, что она вдова, а девочки…

— Ты начал с любовницы, коллега, — напомнил майору Рожкову майор Нижегородцев.

— Да, конечно. — Тот нахмурился. — Любовница. Верно. У Абрикосова была любовница. Она жила там же, где и он: в Кротове. Некая Галина Выдренкова. Сама не работала. Муж вкалывал на железной дороге как вол, тянул семью. Когда он узнал о романе благоверной с профессором, они разошлись. С ним я тоже уже побеседовал, но только по телефону. Договорились встретиться завтра после обеда. Но вот что удивительно. — Майор Рожков поднял палец. — Этот Павел Выдренков сказал мне, что женушка его бывшая, Галина Викторовна, уехала из Кротово год назад. Собрала чемодан и укатила в неизвестном направлении. Он о ней больше ничего не слышал и ни разу не видел. А случилось это вскоре после той самой автомобильной катастрофы! В которой якобы погиб наш профессор.

— Какой он наш, — хмуро сказал Нижегородцев. — Похоже, он чужой!

Дело закручивалось в тугой клубок. Эксгумация трупа Абрикосова и последующие экспертизы показали, что в разбившейся машине погиб не ее хозяин, не бывший директор научно-исследовательского института в Кротове. В ней погиб кто-то другой. А это была очень серьезная информация! Может, исчезнувший Абрикосов — иностранный шпион и сейчас наслаждается плодами государственной измены где-нибудь в Майами. И уж, во всяком случае, совершенно ясно, что он причастен к хищению «изделия С».

Встречная проверка документации расформированного НИИ показала, что восемь килограммов урана так и не были сданы в головной московский институт. Не была обнаружена ни одна деталь из якобы разобранного фугаса.

Значит, портативная атомная бомба похищена Абрикосовым, который воспользовался беспрецедентным бардаком и отсутствием государственной дисциплины.

Нижегородцев развернул широкомасштабные поиски Вячеслава Абрикосова. Отправной точкой в этом розыске была его бывшая любовница. Опрашивались ее коллеги, родственники, знакомые, соседи.

Люди любят лезть в чужие дела, любят судачить о своих ближних, охотно передают сплетни, особенно если речь идет о каких-то необычных событиях или поворотах судьбы. Это помогло в розыске.

— Одна женщина видела Галочку, — округлив глаза, рассказала дальняя знакомая пропавшей. — Они вместе платья шили у одной портнихи. А потом эта женщина отдыхала в Сочи и там ее встретила. Причем не один раз. Городок маленький, за месяц их пути несколько раз пересекались. То Галя в дорогом бутике маечку за десять тысяч покупала, то в салоне красоты маску за четыре тысячи делала. Значит, не бедствует, видно, нашла солидного человека. Да, на красивой машине разъезжает, сама за рулем, все как в кино!

Получив такую информацию, майор Рожков нашел портниху, потом свидетельницу и выяснил, в каком салоне красоты Галина Выдренкова делает дорогие маски.

Нижегородцев с Буриком вылетели в Сочи. Курортный сезон закончился, и город потерял свой обычный лоск. Застроенный ларьками и палатками бульвар вдоль пляжа был пустынным, ветер мел по нему клочки газет, сигаретные пачки, полиэтиленовые кульки и прочий мусор. Гости из Тиходонска наведались в местный горотдел ФСБ и заручились поддержкой коллег.

С фотографией Выдренковой оперативники отправились в салон красоты и установили личность постоянной клиентки. Только знали ее здесь не как Галину Выдренкову, а как Татьяну Ивлеву, жену крупного бизнесмена, владельца процветающего туристического бюро и патентного агентства Романа Ивлева.

Ну, с туристическими бюро все понятно, сейчас их открывают все кому не лень. А вот патентную работу организовать непросто. Местные контрразведчики прояснили круг интересов Ивлева, его привычки и связи. Ничего предосудительного установить не удалось: ограниченный круг общения, размеренный образ жизни, никаких вредных привычек или излишеств. Все говорили, что Роман Альбертович широко образован и хорошо разбирается в технических вопросах, а также обладает хорошими организаторскими способностями.

Майор Нижегородцев пришел познакомиться со столь разносторонним человеком. Он уже видел его фотографию. Уверенный взгляд, резкие черты лица, отсутствие броских примет. Так бывает после пластической операции. Когда Нижегородцев в темно-синем двубортном костюме и темных очках вошел в приемную туристического агентства «Вояж», он уже ни на йоту не сомневался в том, что Ивлев и Абрикосов — один и тот же человек. Теперь следовало в этом убедиться.

Обычно Ивлев появлялся около одиннадцати, майор пришел в половине двенадцатого, но хозяина еще не было.

Секретарша Ивлева, курносая, рыжеволосая, с покатыми плечами, с интересом посмотрела на элегантного посетителя.

— Я могу вам чем-нибудь помочь?

— Спасибо, мне нужен Роман Альбертович, — ответил Нижегородцев, отметив выучку персонала. Ивлев действительно умел организовать работу на должном уровне.

Хозяин появился к двенадцати. Дородный человек с красным лицом, уверенными манерами и напористостью локомотива.

— Здравствуй, Светочка, — вальяжно кивнул он секретарше. — Сегодня на дорогах редкостные пробки. Скоро будет как в Москве!

— Здравствуйте, Роман Альбертович! — улыбнулась девушка.

Нижегородцева Ивлев вначале как бы не заметил, но потом повернул к нему вытянутое лицо с пухлыми губами.

— Вы ко мне? — деловито осведомился он. И тут же лицо изменилось: губы подобрались, напряглись мышцы, заострились скулы. Элегантный молодой мужчина в темных, непроницаемых очках вызвал у него страх.

— Да, Роман Альбертович, — Нижегородцев поднялся.

— Проходите.

Голос его дрогнул. Светочка, почувствовав что-то неладное, оторвалась от своих бумаг. Но Ивлев уже взял себя в руки и по-хозяйски указал на дверь собственного кабинета. Нижегородцев распахнул тяжелую полированную створку и шагнул внутрь. Ивлев двинулся следом, но интуитивно оглянулся. На пороге приемной стоял излучающий силу и решительность Бурик. Хозяин, будто спасаясь, нырнул в кабинет и захлопнул за собой дверь. Бурик подошел к ней вплотную. Несколько местных чекистов заняли места под окнами. Капкан был взведен и готов поймать дичь.

Ивлев прошел к своему месту — кожаному крутящемуся креслу под копией картины Дали. Нижегородцев сел на стул для посетителей. Мягкие циферблаты похожих на яичницу часов символизировали растянутое время. И действительно, время в кабинете преуспевающего бизнесмена замедлило свой бег. Рука майора нестерпимо медленно потянулась к нагрудному карману, очень медленно извлекла бордовую книжку, неторопливо раскрыла ее и со скоростью миллиметр в минуту протянулась через стол, навстречу жадно и нетерпеливо распахнутым глазам Романа Альбертовича. Его лицо уже не было красным, но сейчас обычный цвет щек сменялся ослепительно белым, как будто на коже застывала алебастровая маска. Наконец расширившиеся зрачки сфотографировали шрифт в удостоверении.

— Вы… из Тиходонска? — на выдохе произнес Ивлев. И тем подтвердил подозрения Вампира. Это был вопрос человека, привыкшего иметь дело с сотрудниками ФСБ, но чувствующего за собой грех в Тиходонском крае.

— Да, — кивнул Вампир. — Тиходонское управление ФСБ. Майор Нижегородцев.

Он представился, как положено, хотя все это было написано в удостоверении, поднесенном к лицу Ивлева. Но тот вряд ли был способен сейчас прочитать его или понять, что там написано. Бессильно откинувшись на спинку кресла, он жадно хватал ртом воздух.

Майор закрыл удостоверение и сунул его обратно в карман.

— А вы, надо полагать, бывший директор Научно-исследовательского института экспериментальной физики в Кротове Вячеслав Петрович Абрикосов?

— Я не понима…

— Бросьте, Вячеслав Петрович, — недовольно поморщился Нижегородцев. — Несолидно получается, по-детски. Зачем дурака валять? С чего вдруг к вам заявился контрразведчик из Тиходонска? Не из Саратова, не из Владикавказа, а именно из Тиходонска?

Маленькие глазки Абрикосова под нависшими черными бровями беспокойно забегали из стороны в сторону. Он неожиданно потянулся к ящику стола, и Нижегородцев привстал.

Но Абрикосов трясущимися руками достал сначала стопку каких-то документов, затем шариковую ручку. Положил все это перед собой. На бумагах остались влажные пятна от его вспотевших ладоней. Нижегородцев пристально наблюдал за его действиями. Писать Вячеслав Петрович вроде бы ничего не собирался. Тогда зачем ему понадобилась вся эта канцелярия? Гладкий, лишенный морщин лоб Абрикосова тоже покрылся капельками пота.

— Как вы меня нашли? — глухо спросил он после паузы.

— Это имеет для вас значение, Вячеслав Петрович?

— Нет. То есть да. — Он блуждающим взором обвел пространство кабинета. Потянул вниз узел галстука, расстегнул воротник. Стены сжимались, опускался потолок, катастрофически не хватало воздуха. — Хотя… нет. Не имеет… Какая теперь разница? Но что я такого сделал? Запутался в личных проблемах и, когда в моей машине сгорел другой человек, сымитировал свою смерть? Это очень нехороший поступок перед семьей, но государству до этого нет никакого дела!

— Кражу «изделия С» вы называете личной проблемой? — усмехнулся Нижегородцев. — В последние годы мы привыкли ко всяким глупостям, но до такого пока никто не додумался!

Майор перевел взгляд с бледного лица Абрикосова на плотно зажатую в его изнеженных, почти женских пальцах шариковую ручку. Пластмасса потрескивала, казалось, что Абрикосов хочет переломить ее пополам.

— Ядерный фугас — совсем не личная проблема. Тем более что он находится в руках террористов!

— Какой фугас? — слабым голосом спросил Абрикосов.

— Тот, который якобы был разобран на части и сдан по описи расщепляющих элементов на склад головного института. — Каждое слово майор вколачивал, как гвоздь, и от этого Абрикосов непроизвольно вздрагивал. — На самом деле вы ведь продали его? Не так ли?

Снова повисла напряженная пауза.

— Да, — выдавил из себя бывший директор НИИ. — Продал. Мне нужны были деньги. А эта война не имела для меня никакого значения. Мне наплевать на судьбу сионизма…

— Какого сионизма? — Нижегородцев удивленно вскинул брови.

— Против которого он собирался использовать этот фугас.

— Кто он?

— Араб, предложивший мне полмиллиона долларов. — Абрикосов заговорил быстрее, будто неожиданно заторопился куда-то: — Он сказал, что собирается шантажировать «изделием С» Израиль. А я… Какое мне дело до всего этого?

— И вы получили деньги?

— Вначале он заплатил мне триста пятьдесят тысяч, и я отдал ему фугас, но взрыватель оставил себе до окончательного расчета. Он обещал, что пришлет деньги через две недели. А прислал через несколько лет! Пару недель назад от него прибыли двое. Они заплатили оставшиеся сто пятьдесят тысяч, забрали взрыватель и уехали.

Абрикосов говорил спокойным, несколько обиженным тоном, как будто к нему умышленно придирались из-за какой-то ерунды. Нижегородцева это разозлило.

— Похоже, вы считаете, что ничего особенного не произошло?

Бывший директор пожал плечами.

— Я не сделал ничего более серьезного, чем делают все вокруг. Просто я попался, и теперь вы на мне отыграетесь по полной программе.

Теперь и лицо у него стало обиженным. Но только на миг. Потому что кулак майора Нижегородцева, прорвав тягучее время мягких часов, метнулся вперед, пересек пространство над столом и смачно врезался в вогнутую переносицу.

Абрикосова отбросило назад, кресло по инерции отъехало и ударилось в стену. Короткопалые руки закрыли ушибленное место, между пальцев протекла кровь.

— Ты продал атомную бомбу террористам, сволочь! И еще изображаешь из себя целку! Да я тебя прямо сейчас в расход пущу!

Нескрываемая ярость овладела майором. И Абрикосов почувствовал, что над ним нависла вполне реальная угроза физической расправы.

— Перестаньте, что вы делаете! — слабым голосом сказал он. — Я же признался во всем!

Он достал платок, смочил его водой из графина, вытер лицо и приложил мокрую тряпку к носу, останавливая кровотечение.

Ярость прошла. Майору стало стыдно. Но только на миг.

— Смотри сюда! Узнаешь?

Вампир достал из кармана несколько фотографий и веером разложил перед Абрикосовым.

— Да. Вот этого слева. — На фото был изображен Дебзиев. — Он привез мне две недели назад оставшиеся деньги. Сто пятьдесят тысяч. И я отдал ему взрыватель. Его напарник держался в отдалении.

Нижегородцев скрипнул зубами. Мозаика сошлась. Но испытывал ли он от этого удовлетворение? Скорее наоборот.

— А теперь послушайте, уважаемый. — В голосе майора зазвенел металл. — Эти люди вовсе не арабы, и бомба им нужна не для шантажа Израиля. Это чеченские террористы. И фугас, который вы им продали за полмиллиона долларов, предназначен для проведения широкомасштабной кровавой акции на территории России.

— Не может быть! — Абрикосов нервно облизал губы и убрал от лица окровавленный платок. Пот уже не струился по его вискам, и руки дрожали не столь заметно. — Использовать ядерный фугас против российского населения?..

— Собирайтесь! — приказал Нижегородцев и, повернувшись к двери, крикнул: — Бурик!

Коренастый, бугрящийся мышцами человек тут же появился на пороге.

Нижегородцев встал. Абрикосов зачем-то взял лежащую на столе ручку. В душе майора шевельнулось неясное подозрение. Щелчок — и вместо пишущего стержня из ручки выдвинулась игла, точно такая, какими делают прививки против гриппа. Вампир прыгнул через стол, но не успел. Своеобразный шприц воткнулся в запястье левой руки, Абрикосов откинулся на спинку крутящегося кресла. Его глаза безжизненно застыли, а сведенное судорогой лицо превратилось в неприятную перекосившуюся гримасу.

Вампир выругался. Ручка, снабженная отравленной иглой, как маятник покачивалась из стороны в сторону, понемногу уменьшая свою амплитуду.

Москва,

Центральный аппарат

ФСБ России.

— Мы обобщили все агентурные донесения, сводки наблюдений, хронику происшествий террористической направленности, провели аналитический мониторинг по трем совпадающим основаниям: крупная фигура уровня координатора «Аль-Каиды», обучение в СССР, приключения в Гондурасе: Вахид Бекмурзаев объединяет все перечисленные признаки.

Заседания штаба противодействия операции «Рука Аллаха» проводились регулярно — два раза в месяц. Информация о них поступала на самый верх, формируя представление, что контрразведка не спит, а активно работает. Хотя на самом деле, как и всегда, эффективная работа производилась внизу, на «земле», и выполняли ее конкретные рядовые оперативники: старшие лейтенанты, капитаны, майоры. Именно они не спали ночами, рисковали своей шкурой, причем в самом прямом, а не переносном смысле.

Генералы не выполняют оперативных заданий, они их контролируют, хотя исполнители бывают невысокого мнения о подобном контроле. А в штабе в основном заседали генералы: Вериченко, Золотарев, Говоров и еще трое начальников главков. Поэтому единственной рабочей лошадкой являлся здесь полковник Яскевич: именно он проводил аналитическую работу и регулярно о ней докладывал. Остальные члены штаба с той же регулярностью критиковали его действия и учили, как надо было поступать. Что характерно, советы всегда давались задним числом, после того, как дело было сделано. Сейчас Станислав Яскевич делал свой очередной доклад.

— Подходящих фигур выявлено четыре: одна находится в Ираке, одна — в Афганистане, одна — в Иордании, одна — предположительно в Чеченской республике.

Лазерной указкой Яскевич показал местонахождение фигурантов розыскного дела: красная точка обжигала раскрашенную поверхность карты мира, как бы подчеркивая особую опасность каждого из отслеживаемых террористов.

— Кроме того, по данным нашего Тиходонского управления, там ведется работа по отработке связей Бекмурзаева.

— Вы уверены, что тиходонские коллеги не ошибаются? — перебил докладчика начальник Управления «Т» генерал-майор Говоров и поправил дымчатые очки в тонкой титановой оправе. — Это связи Бекмурзаева или человека, которого они хотят считать Бекмурзаевым?

Яскевич понятия об этом не имел, ибо проникнуть в мысли и предположения коллег не может ни один из руководителей, начиная от зонального опера и кончая директором ФСБ. Но отвечать так было нельзя.

— Я согласен с их мнением, — как можно увереннее кивнул он. — А они считают, что идут по следу именно Бекмурзаева.

— Кто непосредственно ведет разработку в Тиходонске? — спросил генерал Вериченко.

— Майор Нижегородцев, — четко ответил Яскевич, продемонстрировав свое знание обстановки.

Говоров кивнул.

— Это серьезный офицер. Он руководил захватом Абдуллы и ликвидацией Салима.

Вериченко наморщил лоб.

— Это ему мы персонально продлевали разрешение на службу? Он повредил глаза. И у него какая-то странная кличка.

Говоров выпрямился.

— Так точно, товарищ генерал-полковник. Свето-шумовая граната разорвалась прямо перед лицом, снижение зрения. А прозвище у него Вампир!

Вериченко кивнул.

— Да, это боевой, неоднократно проверенный офицер. Что ж, пусть работает.

Через полчаса очередное заседание штаба благополучно завершилось. Яскевич перевел дух.

Управляемый неведомой программой, объяснить которую сейчас не смог бы даже профессор Брониславский, Карданов шел по старым улочкам Богатяновки. Мимо двух-трехэтажных домов из парамоновского дореволюционного кирпича, с наглухо забитыми парадными, над которыми криво висели выцветшие фонарные полукружья из проржавевшей жести. Это был единственный район, где еще сохранились подобные раритеты старины.

Когда-то городовой или квартальный, а потом участковый уполномоченный заставляли хозяев регулярно обновлять свежей краской название улицы и номер дома, ввинчивать лампочки в выдвинутый стеклянный треугольник. Потом порядок кончился, хотя об этом никто не говорил: говорили про плохое финансирование ЖКХ и отсутствие денег. Но независимо от того, что кончилось — деньги или порядок, — теперь прочитать название улицы или номер дома было невозможно, особенно в сумерках. Стены домов избороздили трещины, причем трескался не кирпич, а расходились швы — это подтверждало высокое качество парамоновского кирпича и наличие грунтовых вод.

На углу Мануфактурного переулка он остановился: сверху бежала мощная река из лопнувшего канализационного коллектора, причем бежала уже давно, так как размыла булыжную мостовую и проложила себе довольно глубокое русло. Чтобы перебраться через поток нечистот, пришлось подняться на полквартала вверх, где кто-то набросал камней, ящиков и бревен. Когда он прыгал с камня на ящик, а с ящика на бревно, в нос ударил густой туалетный дух, так что закружилась голова. Когда-то Лапин воспринимал такие вещи как должное, сейчас Карданов и Томпсон ужаснулись: в Смитфилде такое могло произойти только в том случае, если бы нашествие марсиан оказалось успешным.

Что его сюда занесло? — в очередной раз появилась пульсирующая мысль. Но уже возникло предчувствие близкой разгадки. Сейчас он увидит Антонину, Димку, переночует у них и вспомнит, зачем он сюда стремился.

Богатяновка жила своей жизнью. Шумел канализационный поток, переругивались визгливыми голосами толстые неопрятные тетки, гомонили дети, для которых весь ужас вокруг был привычной средой обитания, громко орал выставленный в окно магнитофон. Зачем его выставили в окно? Разве мистер Голдсмит может позволить себе такое? Конечно, нет, надо быть сумасшедшим, чтобы так поступать! Если кто-то хочет слушать громкую музыку, он должен законопатить окна и двери да развернуть динамики к себе, а если он хочет нарушать благочинную тишину и покой соседей, то его должны немедленно арестовать. Но здесь нет ни благочиния, ни тишины, ни покоя, а арестовывают только за убийства и террористические акты.

Все, что происходило вокруг, бессовестно и нагло врывалось в голову Карданова, заставляя мозг реагировать тупой, ноющей болью. Макс остановился и перевел дыхание. Его ботинки были забрызганы нечистотами и изгвазданы пылью, еще той, которую вздымали сто лет назад пролетки лихих жиганов в затомленных на затылок восьмиклинках и с «наганами» за пазухой, уносившихся во тьму после удачного налета.

— Эй, ты! — сухой надтреснутый голос окликнул Карданова из подворотни, и Макс машинально повернул голову. Прямо на проезде сидели на корточках трое. Двое совсем молодых подростков, лет по девятнадцати, и мужчина постарше, которому можно было с одинаковым успехом дать и тридцать лет, и сорок, и пятьдесят. Растянутое спортивное трико, жеваная майка канареечного цвета, небрежно наброшенная кожаная куртка явно с чужого плеча. Небритое лицо, синяки под глазами, впалые синюшные губы.

Руки у всех троих вытянуты и локтями лежат на коленях. Это поза опытных арестантов, которые используют для отдыха каждую минуту остановки этапной колонны. Но, судя по синим узорам, сливающимся со спортивным трико, специфический опыт был только у старшего, а молодые просто ему подражали и учились манерам. Это старый лагерный волк и его пристяжь.

— Чего вылупился? А ну-ка иди сюда! — развязно, с блатными интонациями обращался к Карданову один из молодняка. — Ты че, глухой? — Парень вынул изо рта чинарик и небрежно протянул его сидящему рядом товарищу. — Иди, куртку купи!

— Куртка мне не нужна, — спокойно ответил Макс.

— Ну, тогда свое шмотье продай!

— Не продается.

— Да иди сюда, побазарим! Чего ты здесь вынюхиваешь?

— Тебе надо, ты и иди!

— Ах так! Смотри, сам нарвался!

Парень поднялся. Он был высокого роста и настроен явно на драку. Почему здесь столько агрессивных и недоброжелательных людей?

— Подожди, Кирюха. — Из подворотни вышел еще один человек и схватил парня за руку. Он тоже был в дешевом трико, небритый, с татуировками на пальцах. И пристально всматривался в Макса. Так смотрят знакомые.

— Чокнутый, ты, что ли? Не узнаешь?

Небритый улыбался, обнажая тусклые железные зубы.

Да это Витька Кружок — приятель из прошлой жизни! Он здорово изменился и постарел, и неудивительно: богатяновские жители не ездят в санатории, а в тех местах, куда они периодически попадают, молодости и здоровья не добавляется. У Кружка было две «ходки» — одна за вооруженный разбой, поэтому на Богатяновке он считался в авторитете.

— Привет, Витя. Узнаю. Только я уже давно не Чокнутый.

— Да вижу, вижу. Забурел, разбогател. Мы тебя по телику видели! То ли ты, то ли не ты, а просто похожий. Мы так и не поняли. Но бабок ты огреб круто!

— Каких бабок? За что?

— Ладно, не меньжуйся, — засмеялся Кружок, ощерив в улыбке свою железную пасть. — За киношку небось «капусты» нехило нарубил!

— Да нет, — Макс пожал плечами. — Мне ничего не заплатили. Я же не актер.

Он тут же понял, что ни Кружка, ни матерого арестантского волка с учениками-волчатами такой ответ не убедил. Им нет никакого дела — заплатили Карданову или нет. Раз они считают, что он при деньгах, никакие объяснения не «хиляют».

— Ну отстегни немного бабла, не жмись! — натянуто улыбнулся Кружок. — У тебя вон один лапсердак небось тыщу рябчиков стоит!

Пальто Макса стоило тысячу фунтов, но разубеждать Кружка он не стал. Осторожно отделив в кармане купюру, он вытащил ее и протянул Витьку. Это оказалась сторублевка. Кружок одобрительно присвистнул.

— Порядок. — Он быстро выхватил купюру и зажал в кулаке. — А ты чего к нам-то? К Тоньке, что ли?

— Была такая мысль, — честно признался Карданов. — Как она?

— А чего ей сделается! — Цепкие проворные пальцы в синих татуировках помяли благоприобретенный стольник, и тот фактически растворился в пространстве. Вроде как и не было его совсем. — Батрачит, шмотки какие-то перепродает прямо на дому, мужиков разных приваживает. Короче, все как обычно. Без изменений.

— А Димка?

— Пацан у тебя правильный. Поднялся хорошо, — хмыкнул Кружок. — Бригаду собрал свою. Небольшую, конечно, но вес кой-какой имеет… Только замели его. Три месяца как на нарах парится. Вон теперь Кирюха за него бригадирит!

Кружок кивнул в сторону длинного волчонка.

— Дал бы лавэ на подогрев Димкин, — вмешался тот, будто только и ждал повода.

— Слышь, братское сердце, помоги и мне сколько можешь, — скрипучим голосом произнес арестантский волк. — У меня туберкулез никак не рубцуется, лекарства дорогие, да и продукты хорошие нужны: курица, масло, фрукты.

— А у меня мать болеет, — тут же присоединился к просителям второй волчонок. — Дай хоть полтинник!

Макс мог дать всем по стольнику. Но делать этого было нельзя. Ибо по местным понятиям это не было бы жестом благородства и милосердия. Напротив — признанием своего богатства и страха перед местной хеврой. А значит — приглашением отнять все, что есть, а самого насадить на пику и спустить в канализационный люк.

— В собес идите! — грубо сказал он. — Я Кружку на всех дал.

Такое объяснение всем присутствующим показалось вполне понятным и справедливым.

Макс двинулся дальше. Он зашел в знакомый убогий подъезд и громко постучал кулаком в облупленную дверь. Возле нее его когда-то чуть не убили.

Антонина открыла почти сразу. Глаза ее округлились.

— Это ты, Лапин?! Откуда ты нарисовался? Ну, ты даешь, бродяга!

Она ненатурально захохотала.

Кружок был не прав. За семь лет мало что изменилось только по здешним меркам. От прежней Тоньки ничего не осталось. Отечное лицо, квадратная ширококостная фигура, засаленный потрепанный халат, накинутый, похоже, прямо на голое тело… Вид у нее был еще более потасканный, чем прежде.

Карданова передернуло. И как он мог жить с этой женщиной, спать в одной постели?