Привычка убивать Пучков Лев
С этими словами азербайджанец вытащил из-за пазухи пакет, протянул его Марту и покинул комнату, захлопнув за собой дверь. Директор вскрыл пакет — там находилась видеокассета, на ярлычке которой печатными буквами было выведено: «Тов. Мартынюку, лично». Март пожал плечами, осмотрелся — в углу комнаты стоял «Сони» с. плоским экраном, и в комплекте к нему — одноименный видеомагнитофон.
— Никто не паказываищ! Адын сидыщ! — дурашливо погрозил Март пальчиком своему отражению, расплывающемуся в темной поверхности экрана, не без труда вставил кассету в видеомагнитофон, ухватил со стола «лентяйку» и, тяжело плюхнувшись в кресло, включил воспроизведение…
На открытой террасе обедает импозантный мужчина средних лет. Хорошая камера — Март даже спьяну, наметанным глазом определил, что рабочая точка оператора располагается как минимум в двухстах метрах от усадьбы. Ни один мастер не возьмется производить детальную съемку с такого расстояния обычной любительской или даже полупрофессиональной камерой. Домашняя обстановка: мужчина в халате, густой плющ по проволоке, кошара откормленная персидская гуляет по лавке, трется о локоть хозяина, средних лет женщина в фартуке тащит что-то на стол. Оператор сноровисто зыркнул объективом по сторонам — показал четверых вооруженных охранников в спортивных костюмах, гулявших чуть поодаль по двору и смотревших, казалось, прямо в объектив. Съемка велась без звука — по всей видимости, автор «фильма» имел целью лишь запечатлеть какой-то факт, не предназначенный для восприятия посторонними.
Вот плавный наезд на хозяина (для молодых бандитов поясняю — к вашим «наездам» данное понятие не имеет никакого отношения — это обычный операторский прием, используемый в ходе съемок). Март вдруг смутно озаботился — лицо мужчины показалось ему знакомым. Легкая тревога кольнула откуда-то изнутри тупой иглой, пробуя на прочность наполнившее до отказа организм Директора всепьянейшее тупое благодушие — наподобие того, как вредный хулиган на демонстрации подбирается к ярким шарикам глазеющей по сторонам детворы.
Объектив круто спланировал вниз — теперь было ясно, что оператор сидит на дереве: внизу раскачивался кустарник, обступавший видимый фрагмент соснового ствола.
Рывок! Кустарник внизу метнулся от ствола дерева и тотчас же качнулся обратно. Такое может быть только в случае, если оператора дернуло назад в результате… отдачи оружейного приклада! Март начал резко трезветь — он вспомнил, кем являлся этот мужик, завтракавший на террасе.
Камера вернулась в рабочее положение, крупным планом представляя взору зрителя гнусную картину: сваленный набок стол, залитый кровью пол террасы, недвижное тело с разнесенной вдребезги головой и застывшее в маске немого ужаса лицо немолодой женщины, рухнувшей рядом с телом на колени.
Март щелкнул «стоп» на лентяйке, воровато осмотрелся по сторонам и, выдернув кассету из видеомагнитофона, сунул ее за пазуху. На несколько мгновений застыл в нерешительности, соразмеряя тяжесть обрушившегося на него удара. — Господи, что же это такое?! Откуда? Кто?! Мужик на террасе был объектом, который Ли исполняла немногим более года назад. Задание, разумеется, давал лично Март и, как водится, внимательно ознакомился с данными заказанного, изучил его со всех сторон, прежде чем браться за работу. Вне всякого сомнения, съемку вела сама Ли — трудно было предположить, что с ней в обнимку на огневой позиции сидел кто-то другой. Вопрос — зачем эта мерзкая дрянная девчонка снимала акцию, которую сама же и осуществляла, в настоящий момент был чисто риторическим и особой роли в развитии событии не играл. Гораздо важнее было узнать, к кому попала эта кассета и что этот кто-то имел в виду, демонстрируя ее Директору.
А вообще, безо всяких вопросов и условностей, это была катастрофа. Впервые за много лет функционирования информация о тщательно законспирированной деятельности «Х» ушла в чужие руки.
Ощущая внезапно вспотевшей спиной неприятно липнущую ткань рубашки, Март выглянул в коридор. Азербайджанец сидел в холле, напротив выхода, и терпеливо ждал.
— Кто передал? — ровным голосом поинтересовался Март, приблизившись к шашлычнику. — Когда? Как выглядел?
— Толка щто и пэрэдал, — азербайджанец пожал плечами. — Сразу тэбэ атнасыл. Ти зачэм такой бледьний? Тэбэ пльох?
— Мне очень, очень хорошо, — сквозь зубы пробормотал Март, чувствуя, что без малого литр хорошей водки в его организме начисто аннулирован разрушительными бактериями смертельной опасности, заползающими в каждую клеточку сознания. — Как он выглядел?
— Щтурмовка бил, — шашлычник опять пожал плечами. — Пазвал, рука на забор прасунул, сотня дал, касета дал — сказал, щто дэлат. Морда капущон бил — нэ мог смат-рэт. А! Ищо сказал — как посматрэт будищ, хады на свой мащин, трюбка жды. Он пазваныт будит… Все нармалны?
— Ага, усе у полном порядке, — пробормотал Март, выходя из дома и направляясь к своей машине.
От стола его окликнули сразу несколько веселых голосов. Директор машинально что-то ответил — мол, сейчас, я по-быстрому сбегаю до ветру и вернусь. Боевые братья продолжали веселиться, не подозревая, в какую передрягу угодил один из них — они были бессильны чем-либо помочь товарищу.
Добравшись до машины, Март сел на переднее сиденье, захлопнул дверь и, выдернув из ячейки мобильный телефон, принялся ждать. Увесистый мобильник, прохладный и скользкий на ощупь, показался вдруг какой-то опасной гадиной, способной в любую секунду вонзить свои ядовитые зубы в руку хозяина. Март положил телефон на соседнее сиденье и вытер вспотевшие руки о рубашку. Враг был где-то рядом — за столь ничтожный промежуток времени он не мог уйти или уехать далеко. Но искать его в необъятных просторах хвойных лесов было абсурдом — тут нужна как минимум рота специалистов с собаками-..
Телефон зазвонил минут через пять.
— Да, я слушаю, — отчеканил Директор.
— Андрей Владимирович? — Голос абонента был довольно приятным — этакий кабинетный баритон, отработанный на многочисленных совещаниях или лекциях. Март лихорадочно прокрутил в памяти всех своих знакомых и пришел к выводу, что никогда ранее не имел счастья беседовать с полуночным звонарем.
— Да, это я. С кем имею честь?
— Пусть для вас я буду «икс»… — Директор напрягся — что это? Случайное совпадение или грубый намек? — Вы одни?
— Я один, нас никто не слушает, говорите по существу. Что вы хотите?
— Вы просмотрели кассету, которую я вам послал?
— Смотрел. Дальше?
— Ну и как вам?
— Хреновина какая-то. Вы, «икс», большой выдумщик. Зачем вы мне это показали?
— Ваша эта… ммм… подружка ваша, наряду с прочими дурными привычками, имела этакую маленькую слабость. Она записывала все свои специфические развлечения на видео. И таким образом создала небольшой, но весьма интересный архив. Понимаете, о чем я?
— Понимаю, — Март почувствовал, что от злости у него немеет корень языка. Не на звонаря, нет. Ли, дрянь ты такая!!! Ты что же это натворила, гадина?! Какой маньяк надоумил тебя снимать акции на видео?!
— Так вот, раз понимаете, давайте обсудим ситуацию, — абонент, похоже, удивился покладистости Директора. — Этот видеоархив у меня. Вы меня не знаете, никогда в жизни не видели и понятия не имеете, кто я такой. А я все про вас знаю. Ну, если не все, то очень многое. Даже при вашей проницательности и имеющихся в вашем распоряжении средствах вам меня никогда не найти. Вы понимаете это?
— Ага, — безропотно согласился Март. — Дальше. Сколько вы хотите?
— Три, — собеседник на секунду запнулся. — Да, три. Думаю, это будет вполне по-божески.
— Три — чего? — уточнил Март. — Три штуки баксов? Три контейнера с героином?
— Три миллиона долларов, — абонент прокашлялся и торопливо добавил:
— Я тщательно изучил ваше это… ммм… материальное положение, теперешнее состояние ваше и все такое прочее. Это не последние крохи, я вас уверяю. Вы вполне потянете такую сумму.
— Сколько у вас там видеофрагментов? — вяло поинтересовался Март.
— Восемнадцать, — голос «икса-самозванца слегка повело хрипотцой — видимо, не ждал, что Директор так запросто сдастся. — А что?
— Да ничего — так, — Март не возмущался, не топал ногами, хотя сумма была названа просто возмутительная. Он принял решение уже в тот момент, когда собеседник сообщил, что у него находится взрывоопасный архив Ли. Этот чижик — кто бы он ни был — совершил непоправимую глупость. Если бы Март заполучил подобный видеоархив, он немедленно уничтожил бы его и удрал от места заполучения как минимум на противоположную сторону Земли. Лучше бы, конечно, улететь в космос — но это уж у кого как получится. Шантажист был обречен изначально, как только коснулся своей грязной дланью первой кассеты. Директор уже сейчас, за полминуты, в штрихах наметил план действий. При передаче денег посредника будут «вести» два десятка специалистов, уход из зоны наблюдения исключен. Пусть будет даже пять посредников — это ничего не меняет. В конечном итоге один из них обязательно выведет к конечному пункту — нерадивому шантажисту. Если же он пожелает перевести деньги на счет какого-нибудь островного банка в Тихом океане, Март с «иксами» отравится и туда — и все равно они его найдут, поскольку в данном случае это вопрос жизни или смерти. А потом его будут долго пытать, чтобы доподлинно выяснить, не успел ли горемыка поделиться с кем-нибудь летальной информашкой. Затем окровавленный кусок мяса, начисто утративший все человеческие качества, навсегда исчезнет с лица земли… Да, участь шантажиста была предрешена. Теперь Директора больше занимал другой вопрос.
— Что с ней? Если архив оказался у вас, значит, с нею что-то случилось… Скажите, не томите душу.
— Я понятия не имею, какова ее судьба, — похоже, шантажист действительно говорил правду — в голосе его Март не уловил характерных вибраций неискренности. — Архив попал ко мне случайно, с вашей подружкой я знаком не был. Так что, извините, ничем помочь не могу. Вы это… вам хватит пять дней, чтобы подготовить всю сумму к передаче? Ну, на крайний случай — семь. Управитесь?
— Две недели, — внес коррективы Март. — У меня наличкой нет и десятой части. Нужно активно поработать: съездить кое-куда, перевести деньги со счетов и так далее. Потом, у меня горе — похороны, хлопоты, сопряженные с утратой близкого человека…
— И вам необходимо съездить в Белогорск, — проявил незаурядную осведомленность шантажист. — Разобраться, куда подевалась ваша подружка и чего она там напортачила.
— Так точно, — не стал отпираться Март, в очередной раз удивившись: человек так много знает, а до сих пор еще жив! Это чудовищное недоразумение нужно экстренно исправить.
— Хорошо, я подожду две недели, — согласился абонент. — Ровно через две недели, в это же время, я перезвоню вам и расскажу, как мы будем производить обмен. Да — деньги должны быть в сотенных купюрах, и я проверю каждую бумажку детектором.
— Насчет утечки информации, — напомнил Март. — Надо ли рассказывать, чем это чревато?
— Обижаете! — воскликнул абонент. — Вы — мое индивидуальное предприятие. Я стратег, а не бандит. Можете спать спокойно, об этом архиве будем знать только вы и я. А засим прощаюсь — встретимся через две недели…
Абонент отключился. Март долго слушал гудки, затем выключил телефон и вставил его в ячейку. Шантажист — мерзкий человечишко — испортил праздник. Как ни прискорбно, но придется бросить боевых братьев в этом сказочном краю и ехать домой, чтобы не медля ни минуты приступать к работе…
Глава 4
Старинные часы, стоящие в верхнем зале, мелодично пробили четыре раза. Шишок зевнул, с хрустом потянулся и, вскарабкавшись на полуистлевший ларь, высунул голову из подвального окна.
Над усадьбой висела мертвая тишина. Ночное небо, чистое, без единого облачка, неярко освещала четвертинка ущербной луны и россыпи загадочно мерцающих звезд. С низин медленно наползали жиденькие клубки холодного предутреннего тумана — к рассвету вся трава в усадьбе будет покрыта обильным слоем ледяной росы, по которой не очень-то и приятно ходить босыми ногами. Ах, какая ночь! В такую ночь смертные легко расстаются с душой: сон их крепок и безмятежен, ничто не мешает силам Тьмы пить из беззащитных тел жизненную энергию.
Шишок запустил когтистую лапу под волчью доху и почесал лохматую грудь. Пора заняться делом. Четвертый удар часов в верхнем зале — сигнал для Хранителя, знак, повелевающий приступить к ежесуточному предутреннему обходу.
Шишок спрыгнул с ларя и, нашарив в стене небольшое углубление, нажал на едва прощупываемую шляпку бронзового болта. Фрагмент стены почти бесшумно отъехал в сторону, приглашая Хранителя шагнуть в запутанную систему тайных ходов старинного особняка.
Закрыв вход легким нажатием на второй болт, Хранитель оказался в кромешной темноте — древние устроители лабиринта не сочли нужным позаботиться об освещении, полагая, видимо, что Хозяин сам разберется, каким образом ему гулять по своим тайным владениям — с факелом или кучей светляков в туеске. Хранитель не нуждался в освещении: за долгие годы он на ощупь изучил каждый изгиб и поворот тайных ходов и в случае необходимости мог с невероятной быстротой перемещаться по усадьбе, будучи совершенно незаметен для ее обитателей.
Пройдя по узкому сводчатому коридору, Шишок поднялся по винтовой лестнице на второй этаж, преодолел четыре поворота внутристенного лабиринта и, упершись в тупик, нащупал нехитрую систему из пяти бронзовых шестерен и тяжелого противовеса, открывавшую потайной вход в апартаменты Гостьи. Когда он приходил сюда с визитом в прошлую ночь, одна шестерня, как ему показалось, непозволительно громко скрипела. Достав из складок дохи масленку, Хранитель смазал вал и нажал на шляпку бронзового болта, приводящего систему в действие. Узкая дверь, стилизованная под фрагмент стены, тихо отъехала в сторону, открывая вход в комнату. На этот раз Хранитель остался доволен — отпирающая система функционировала как надо. Древние мастера в полном объеме владели своим ремеслом: сработанные несколько столетий назад механизмы действовали исправно и по сей день, нужно было только периодически обслуживать их — добавлять масла и удалять старую смазку.
Шишок шагнул в комнату, неслышно приблизился к постели Гостьи и долго любовался ее лицом, которое в лунном свете казалось загадочным и необычным. На другой кровати, стоявшей у противоположной стены, тихо посапывал мальчишка — сын Гостьи.
Хранитель задумался и тяжело вздохнул. Гостья и ее сын были самыми беззащитными из теперешних обитателей дома — убить их не составляло никакого труда. Но как раз их Шишок трогать не собирался: женщина и мальчишка нравились ему и, что самое главное, были совершенно безопасны.
В последний раз бросив взгляд на Гостью, Хранитель невесомым призраком просочился в потайной ход, закрыл дверь и двинулся по лабиринту далее. У двери, ведущей в комнату хозяина усадьбы, Шишок остановился и, достав из висевших на поясе ножен здоровенный, остро отточенный тесак, начал бормотать заклинания, прося Отца Тьмы о помощи. Исчерпав запас заклинаний, Хранитель нажал на шляпку болта…
Отец Тьмы, судя по всему, опять не услышал просьбу своего подданного: нынешний хозяин усадьбы — подлый тать — был надежно укрыт от взора Хранителя магическим балдахином, ниспадавшим на ложе с потолка. Вокруг широкой кровати, на полу, были выведены по кругу магические руны, надежно защищавшие хозяина дома от сил Тьмы. Руны были начертаны какой-то волшебной краской — они неярко мерцали в темноте, переливаясь синеватыми бликами в бледном свете ущербной луны, проникавшем в комнату сквозь зарешеченное окно.
— Ойи-хоу! — огорченно воскликнул Хранитель, присаживаясь на корточки у края круга и всматриваясь в едва просвечивающуюся ткань магического балдахина. Проклятый маг владел искусством, против которого Хранитель был совершенно бессилен. Шишок не мог перешагнуть через круг и прикоснуться к материи, за которой скрывалась слабая плоть смертного. Каждую ночь Хранитель повторял свою попытку уничтожить врага, вторгшегося на его территорию со злым умыслом, и всякий раз эта попытка оборачивалась неудачей. Отец Тьмы почему-то не хотел помогать ему в этом благом деле — может, испытывал своего раба на прочность, а может, просто считал, что это его личное дело, и не спешил вмешиваться до поры.
— Ур-р-р-р… — тихо зарычал Шишок, напрягая все тело в невероятном усилии и медленно протягивая вперед руку с зажатым в ней тесаком. Лезвие простерлось над границей круга, тусклые блики, исходящие от рун, скользнули по нему зловещими змейками, синими брызгами шарахнулись прочь. Руку Хранителя свело судорогой, комок боли импульсом скакнул от рукоятки тесака и быстро пополз к плечу.
— Ох-х-х! — жалобно застонал Шишок, отшатываясь и падая на спину. Проклятый маг! Чтоб твоей душе никогда не упокоиться после смерти! Чтоб твое тело не нашло приюта в земле и его порвали на части стервятники…
Хранитель встал с пола, погрозил тесаком невидимому магу, скрывавшемуся под балдахином, и убрался в лабиринт, не забыв прикрыть за собой дверь. Если в течение следующей седьмицы Отец Тьмы не надоумит его, как победить могучего волшебника во время сна, придется презреть строгий запрет Хозяина и выйти из Лабиринта при солнечном свете. Днем маг беспомощен: его смертную телесную оболочку не защищают магические руны и волшебный балдахин. Хранитель убьет его одним ударом когтистой лапы, и ножа не потребуется. Маг — не воин, он рыхлый и неловкий.
Последний, кого посетил Шишок, был Воин, который пришел в усадьбу вместе с Гостьей и ее сыном. В том, что его тоже рано или поздно придется уничтожить, Хранитель не сомневался. Воин таил в себе подспудную опасность, он мог ускорить наступление событий, которые Хранитель должен был предотвратить во что бы то ни стало.
В комнате мужчины, помимо обычной двери из лабиринта, имелись три скрытых отверстия для наблюдения и подслушивания. Когда-то здесь располагался один из гостевых покоев — Хозяин был не прочь узнать, о чем судачат его гости, и посмотреть, чем они занимаются вечерами. Отверстия были выполнены в огромном бронзовом панно, намертво вделанном в стену. Панно изображало эскиз древнего геральдического герба, якобы принадлежавший славному роду Хозяина. Действительно ли это был его герб или нет, Шишок не знал — Хозяин не счел нужным посвящать его в такие детали. Тем не менее никто из последующих владельцев имения выдрать панно из стены не смог, хотя попытки такого рода место имели: особенно часто рецидивы случались в первые двадцать лет текущего столетия. Огромная бронзовая доска и стена представляли собой единый монолит, и для того, чтобы рассоединить их, пришлось бы взрывать всю конструкцию. Взрывать же было нецелесообразно: с точки зрения историков и эстетов, панно особой ценности не представляло, да и поместье до известного времени использовали для размещения административных учреждений, которые канули в Лету с уходом системы управления, продержавшейся несколько десятков лет. Панно периодически чистили, а то и красили, но никто не обнаружил трех отверстий, искусно расположенных среди бесчисленных бронзовых завитков и барельефных неровностей — со стороны Лабиринта эти три дыры затыкались хорошо пригнанными бронзовыми вкладышами, которые вынимались по мере надобности наблюдателем-слухачом…
Шишок нашарил в стене вкладыши, осторожно извлек их и приник ликом к овальной выемке наподобие маски, специально сработанной для удобства наблюдения и прослушивания: два отверстия находились по бокам, как раз напротив ушей, а третье — соответственно расположению правого глаза.
Воин был опасен не только тем, что мог споспешествовать магу в его мерзкой затее обнаружить Тайну, которую свято берег Хранитель. Он был опасен сам по себе. Шишок наблюдал за ним днем: в каждом движении этого смертного угадывалась скрытая сила и уверенность, которые присущи ратным людям, сумевшим пережить несколько войн. Сверхъестественно обостренное шестое чувство Хранителя безошибочно подсказывало ему, что в схватке у него нет совершенно никаких шансов победить Воина — независимо от того, что на его стороне будет ощутимый перевес в оружии. Воин отберет это оружие и отрежет Шишку голову. Тогда он умрет, как обычный смертный. Это будет очень обидно: прожить так много лет и уйти навсегда к Отцу Тьмы, не выполнив завета Хозяина только потому, что не сумел перехитрить смертного.
Воина нужно застать врасплох: поймав момент, когда он будет не готов к схватке, и напасть внезапно, чтобы одним точным ударом вычеркнуть его из своей жизни. Хранитель в течение нескольких дней наблюдал за этим смертным, изучая его повадки и образ жизни, но пока наблюдение успеха не имело. Воин спал чутко, как зверь, внезапно напасть на него ночью не представлялось возможным. Чутье у него было развито не хуже, чем у пса: задолго до приближения чужака он чувствовал его присутствие, так что в дневное время подкрасться к нему тоже было нельзя. Ах, какой нехороший кметь, какой вредный! Когда имеешь дело с таким опасным противником, самый удобный момент для коварного удара можно улучить лишь в том случае, если он сильно пьян от вина либо от страсти, занимаясь любовью с женщиной. За время нахождения в усадьбе Воин вина не употреблял ни разу, а женщиной его была Гостья. Она по какой-то неведомой Хранителю причине отказывала своему смертному в любви, хотя тот был с ней неизменно ласков, достаточно пригож, силен и пах здоровьем — Шишок хорошо развитым чутьем улавливал его запах всякий раз во время ночных посещений и был им доволен. Оставалось лишь терпеливо ждать: даже если мужчина и не пьет вина, это не страшно. Женщина — вот где ключ. Она хороша собой и молода, судя по некоторым признакам, много говорящим опытному наблюдателю, любит Воина и не сможет долгое время держать его на расстоянии…
Шишок недолго наблюдал за спящим Воином — всего несколько мгновений. Окно в его спальне, в отличие от апартаментов владельца усадьбы, не имело решетки — оно было распахнуто настежь и свободно пропускало в комнату ночную свежесть, которая губительна лишь для таких изнеженных белоручек, как проклятый маг, а здоровым людям дает хороший сон и счастливое пробуждение. Через окно проникал мертвый свет ущербной луны, четко оттенявший суровые черты лица спящего.
Воин встрепенулся, привстал на локте и повернул голову в сторону панно. Хранитель замер, проговаривая про себя заклинания, отводящие чужой пристальный взгляд. Он мог поклясться, что не сделал ни единого движения, способного вызвать хотя бы малейший шум. Идеально пригнанные стержни вынимались из отверстий настолько тихо, что Хранитель сам не слышал скольжения металла. Что за чутье у этого смертного! И вообще, смертный ли он? Ни разу за все время его пребывания в усадьбе Хранителю не удалось открыть потайную дверь, ведущую из лабиринта в покои Воина — несмотря на хорошо отлаженный механизм отпирания, он тем не менее издавал определенный шум, не воспринимаемый спящим сознанием обычного человека. Обычного… Воин, судя по всему, к этому разряду не относился. Он всякий раз просыпался спустя несколько мгновений после того, как Хранитель начинал безмолвно наблюдать за ним через отверстие в «маске»…
Воин пружинисто сел на кровати, потянулся и, скользнув на пол, приблизился к панно. Хранитель застыл как изваяние и почти перестал дышать. Воин ощупал панно снизу доверху, провел несколько раз пальцами по бугристым завиткам как раз в том месте, где располагались отверстия, и, не обнаружив ничего подозрительного, неопределенно хмыкнул.
Шишок остро пожалел, что у него нет под рукой длинной тонкой спицы, острие которой вымочено в яде. Будь у него такое оружие, можно было бы без помех притончить необычного смертного прямо сейчас и таким образом решить половину проблемы: с магом он бы как-нибудь разобрался. Да, нет под рукой. Нет под ногой. И вообще нет — все вооружение Хранителя составляли два отточенных тесака, коггистые лапы и увесистая дубина, притороченная за спиной в кожаном чехле. Это самое вооружение протиснуть в узкую дыру для глаза невозможно, а из того небольшого арсенала, что оставил Хозяин, ничего не сохранилось. Спицы-стрелки, надобность в которых никогда не возникала, потерялись в безднах лабиринта, яды в стеклянных флаконах с притертыми стеклянными же пробками за столетия высохли, а сами флаконы разбились и перестали существовать вовсе. Можно с полным основанием сказать, что из-за длительного отсутствия реальной угрозы Хранитель утратил не только часть своего арсенала, но и ряд качеств, необходимых бессменному стражу Тайны. Он, например, не сумел быстро разгадать намерения мага, которого следовало уничтожить сразу же, при его появлении в усадьбе, пока он еще не успел напитать стены своего жилища неуловимой чародейственной субстанцией и не вычертил на полу руны, защищающие своего хозяина от Ночных Сил. Хранитель несколько дней с интересом присматривался к новому смертному, изучал его. А следовало сразу резать — чего тут присматриваться…
Воин сложил руки на груди, встал напротив панно и принялся раскачиваться с пятки на носок. Лица его Хранитель видеть не мог — в затылок смертному светила луна, но, судя по всему, Воин пытливым взглядом ощупывал панно, пытаясь уловить в его нездоровой странности хоть какой-то намек на движение.
— Чтоб у тебя из глаз выросли когти, — пожелал недругу Шишок и, смежив веки, обратил взор внутрь себя, не давая смертному улавливать свою мысленную энергию.
Хитрость удалась. Воин постоял еще с минуту, опять хмыкнул и вернулся на свое ложе. Засыпать, впрочем, он не пожелал: как только Шишок размежил веки и посмотрел в его сторону, смертный досадливо крякнул и тихо пробормотал:
— Собак, что ли, на ночь к себе брать? Совсем нервы ни к черту…
Хранитель аккуратно вставил вкладыши на место, на цыпочках отступил от стены и, развернувшись, затрусил по лабиринту прочь от апартаментов сторожкого Воина. Ничего, придет и твой черед, чуткий кметь. Настанет ночь, когда Гостья украдкой посетит твои хоромы и скользнет под одеяло. Тогда ты испытаешь пьянящее чувство обладания желанным телом и радость твоя на какое-то время одолеет постоянную настороженность опытного боевого пса. Но недолгой будет эта радость. И станет она для тебя последней в этой жизни…
Выбравшись из лабиринта на кухне, Шишок по-хозяйски распахнул белое двухстворчатое хранилище снеди и стащил полбатона телячьей колбасы. Хорошо придумали эти смертные — вечно холодный погребец прямо в покоях, не надо далеко ходить. Погребец ему нравился: большой и вместительный, внутри уютно урчит какой-то добрый демон, да еще и подсвечивает чудесным ярким светляком. Лепо!
Нырнув в лабиринт, Хранитель вновь появился уже во дворе усадьбы — с тыльной стороны. Потребляя колбасу, он прошел мимо небольшого сарая, в котором жили псы Воина, оттяпал тесаком на ходу два изрядных ломтя и швырнул под дверь, не забыв пробормотать заклинание, привораживающее зверей. Псы было заворчали, но, узнав привычный запах, приняли подношение и в благодарность постучали хвостами о дощатую перегородку. Шишок ходил здесь каждую ночь, делился со зверьми всем, что удавалось упереть из погребца, и псы к нему привыкли. Конечно, если Воин возьмет собак в покои, тогда каждый, кто попытается войти к хозяину без его на то соизволения, будет для них врагом. Но здесь, в сарае, службу нести не для кого, агрессией или страхом от ночного стража не пахнет, и потому он не враг. И не друг. Просто домочадец с колбасой, пусть себе гуляет.
Миновав сарай, Шишок припустил трусцой вдоль высокого гладкого забора из неизвестного ему материала и вскоре приблизился к расположенной у входа в каменоломни палатке. Здесь ночуют рабы мага, которые по его повелению вгрызаются в землю при помощи прирученного железного чудища. Сейчас чудище спит — оно рычит и орет дурным голосом только в светлое время, когда щупальца его извиваются в руках рабов и блестящими жалами грызут камень. Хранитель неоднократно наблюдал за рабами в дневное время из верхней точки лабиринта, располагавшейся во внешне вроде бы декоративной башенке на крыше усадьбы. К. сожалению, каменоломни находились далеко от усадебного двора и притупившегося со временем от существования в полутьме зрения Хранителя недоставало, чтобы рассмотреть в деталях, как рабы понуждают работать чудище и каким образом заставляют его завалиться на ночь в спячку.
С опаской обойдя чудище, Шишок приблизился к палатке с тыла и, присев на корточки, стал слушать и нюхать. Рабы у мага были нерадивые и глупые. Едва темнело, они усыпляли чудище и принимались пить какое-то дрянное вино — запах, доносившийся из палатки, был просто отвратительным. Спали вповалку, не хоронясь от опасностей ночи, дозор не выставляли. Правда, гладкий забор, огораживающий земельные угодья мага, был достаточно высок и крупные лесные хищники, не гнушавшиеся человечиной, через него перелезть не могли. Но для лазутчиков из враждебных племен забор не помеха — ленивый маг не счел нужным заколдовать его, Шишок проверял. Удивительно, что рабов еще никто не удосужился лишить живота — тутошние народцы всегда были горазды на такие дела. Чего это они? Может, повымерли все от какой хвори или снялись и ушли в другие места, убоявшись чудища? А ведь некому сказать им, что ночью чудище не опасно!
Хранитель хмыкнул, извлек из ножен тесак и полоснул лезвием по спинке палатки. Настала пора устрашить нерадивых рабов. Чтобы боялись неведомых и беспощадных ночных сил больше, чем мага-хозяина. Чтобы не торопились шибко вгрызаться в камень. Чтобы посматривали днем на забор, а ночью, вместо того, чтобы спать вповалку, думали тяжкую думу о том, как бы половчее удрать от мага вместе с чудищем и зажить свободно в бескрайних чащах окружающего усадьбу леса…
Шишок похлопал лезвием тесака по волосатой лапе и отчего-то вдруг призадумался. Он не считал себя кровожадной ночной тварью, которая по воле какого-то первобытного зова бродит во тьме и уничтожает все живое, что встретится на пути. Он действовал сообразно своим понятиям о вживленном в бессмертное сознание чувстве вечного долга. При этом ничто не мешало ему испытывать переживания и эмоции, свойственные обычным смертным. Потому что некогда — в стародавние времена, Шишок сам был таковым. Простым смертным…
Давным-давно Хозяин вырвал его из обычного жизненного уклада, отнял старые воспоминания и посвятил в Хранители, наделив бессмертием. Лишить жизни бессмертного мог только воин, отрезавший ему голову его же собственным оружием. Это обстоятельство служило надежной гарантией личной безопасности Хранителя — проникнуть в лабиринт никто из посторонних не мог, а открытый бой с настоящим воином вне расположения усадьбы в обязанности Шишка не входил.
Хранитель должен был оберегать Тайну. Чтобы оставаться невидимым для смертных, Хранитель не имел права выходить из лабиринта в дневное время. Всякого, кто хоть как-то угрожал сохранности Тайны, следовало немедленно уничтожить любым способом, независимо от того, будет ли это ребенок, женщина либо дряхлый старец. Вот всего лишь три заповеди, которые вложил в сознание Хранителя Хозяин. Большего от Шишка не требовалось.
Хранителю не приходилось убивать смертных вот уже более столетия — не было необходимости. Думал он, сидя в своем лабиринте, что так будет длиться до скончания веков: сон вволю, охота на дичь в окрестных лесах, рыбалка, покой и благодать. Но вот пришел гадоподобный маг, и все рухнуло. Враг снова подбирается к Тайне, и у него есть масса преимуществ перед Хранителем: знания, неведомые Шишку, волшебные умения и способность очаровывать смертных. Воин пробыл в усадьбе всего-то ничего, а уже готов помогать мерзкому упырю в его не праведном промысле — очаровал воя оборотень растреклятый! Куда как хороша и чиста помыслами Гостья — а и она попала в паутину словоблудия рыхлотелого нетопыря, нет у нее чудодейственной защиты от злых чар. Да, враг страшен и хитер — победить его будет непросто. Вот уже которые сутки Шишку приходится бодрствовать в положенное для сна светлое время, наблюдая за всеми, кто хоть как-то причастен к деятельности мага, изучая их повадки и изыскивая способы свести на нет старания ворога…
«Хватит нюхать, — решил Шишок, помотав головой и как бы стряхнув этим движением невеселые думы. — Пора потрудиться…» — и, зажав в зубах лезвие тесака, скользнул черной гадюкой в исходящую вонючим перегаром палатку…
Женщина возникла в жизни Сержа совершенно неожиданно. Если бы за неделю до ее появления кто-нибудь сказал архивариусу, что у него будет такая вот женщина, он бы хищно обнажил съеденные кариесом зубы и минут пять загибался бы от истерического смеха. Вот так: «Ойи-ах-ха-ха-харр…» Или обиделся бы на сказителя, полагая, что тот пытается жестоко подшутить над ним.
Серж жил анахоретом и не видел в своей системе координат места для женщины. Страшненькая Офелия в счет не шла: она была хорошим товарищем по работе и удобным средством для физиологической разрядки. Серж ее даже домой ни разу не приглашал — незачем было. Поболтали в архиве, пристроились в обеденный перерыв на столе, покряхтели две минуты, потом испортили пару бумажных салфеток — и опять за работу.
Серж довольно часто выезжал за рубеж развеяться — средства позволяли. Но развлекаться с тамошними дамочками не пробовал, так же, впрочем, как не пробовал приглашать к себе домой родных питерских жриц любви. Архивариус, будучи человеком далеко не глупым и склонным к анализу, прекрасно понимал, что как мужчина нравиться никому он не может: рыхлый, бесформенный, неряшливый и совершенно неинтересный — самый натуральный мямля. Женщин Серж избегал еще и потому, что боялся оказаться несостоятельным в сугубо физиологическом плане. У архивариуса был своего рода привнесенный комплекс: когда он представлял себе, что при интимном свете торшера придется раздеться и приступить к предварительным ласкам какой-нибудь обворожительной феи в кружевном бельишке, у него мгновенно случался отлив крови от соответствующих органов и происходило безнадежное зависание. Другое дело — страшненькая вонючка Офелия. Она Сержа боготворила, от красоток плейбоевидных была так же неизмеримо далека по всем параметрам, как глубоководный водолаз в полной экипировке от балерины, и с ней архивариус чувствовал себя настоящим половым разбойником.
— Ну, держись, моя Троя, сейчас я тебя порушу! — восклицал, бывалоче, с победоносным видом наш славный рубака, опрокидывая Офелию на стол и заученным движением стаскивая с нее заскорузлые джинсы. — Сейчас мои войска вторгнутся в твои стены и подвергнут там все подряд этому… надруганию, короче, подвергнут! Оп-па! Вперед, на штурм!!!
Вот так он делал с Офелией. И только с ней одной — другим дамам доступа в личную жизнь Сержа не было. Он замкнулся от них в своей уютной скорлупе и не желал в этом плане никаких изменений.
Первой ступенькой к встрече с женщиной явилось приобретение автомобиля. Вообще-то, архивариусу автомобиль был нужен примерно так же, как диплодоку прокатный стан: наш парень из дома на работу и обратно гулял пешком — недалеко было; в другие места не ходил, а если и случалась надобность, вызывал по телефону такси. Но славный малый Витек — надежда и опора — каждый раз недоумевал, почему это Серж не торопится купить себе «классную тачку», чтобы рассекать на ней по городу, «снимать нерабочих мочалок» и таким образом наслаждаться жизнью.
— Ну что за мужик без тачки? — восклицал он, когда Серж в очередной раз пытался доказать, что к машинам он равнодушен. — Нет, ты меня просто поражаешь, Серый…
В конце концов Сержу это надоело и, чтобы угодить приятелю, он приобрел в ближайшем автосалоне первое, что под руку подвернулось: «99» — ку вишневого цвета.
— Да это ж не то! — возмутился Витек, придя обмыть покупку. — Ну разве с твоими деньгами можно ездить на такой шняге? Ты что — на базаре картошкой торгуешь? — Однако, заметив отчаяние в глазах приятеля, скрепя сердце решил отступить:
— Ладно, пойдет пока. Научишься нормально ездить, купишь себе положняк…
Серж презрел неудобства и стал посещать водительские курсы. С грехом пополам освоив азы управления автомобилем и получив права, он загнал свою покупку в гараж и на время забыл про нее.
Вскоре, однако, машина пригодилась. Какой-то доброжелатель подкинул архивариусу средневековый трактат о суккубах, инкубах и прочей нечисти, в котором, в частности, довольно много места отводилось вредоносным оборотням и способам борьбы с ними. Серж, образно выражаясь, «повелся»: перелопатил все книжные развалы и скупил все, что хоть как-то касалось ликантропии. А также, памятуя, что в каждом красивом вранье обязательно есть крупица истины, приобрел кучу кассет с видеофильмами про оборотней. И с азартом засел изучать оборотнево бытие. Игрушку новую получил, одним словом.
По истечении двух недель обчитанный до сумеречного состояния архивариус вдруг почувствовал, что наблюдает в своем организме некоторые изменения, вполне подпадающие под ту категорию симптомов, которая красной нитью проходила практически во всех «учебных пособиях», отобранных им на книжных развалах. В частности, Сержу внезапно остро захотелось совершить сразу пять недозволенных поступков: раздеться донага, побегать по пустошам, дико повыть на луну, совокупиться в извращенной форме с волчицей и кого-нибудь погрызть — лучше, конечно, кого-нибудь плохого, чтобы потом не было мучительно больно. А случилась сия заморочь, как вы наверняка уже догадались, в первое же полнолуние, весьма некстати грянувшее по прочтении всей этой ликантропийной зауми.
— Ого! — удивился Серж. — Все-таки сказывается гнилая кровь древнего рода!
Архивариус размышлял недолго. Он совсем не испугался внезапно навалившейся на него напасти, хотя, если верить средневековому трактату и куче переизданий, прочитанных за последние две недели, ликантропия была такой гадостью, что лучше бы ее вовсе не существовало в природе. Серж, как ни странно это будет звучать, почему-то даже обрадовался. Это было что-то новое и свежее, такого он ни разу не испытывал и теперь желал почувствовать, каково же на самом деле побывать в шкуре оборотня.
— А в городе это будет нехорошо, — вдруг озаботился архивариус, глянув на часы — было что-то около двух часов пополуночи. — Не поймут, пожалуй… — и пошел в гараж, который располагался на первом этаже его развалины.
Слегка поплутав по ночным улицам — оказалось, что, будучи коренным петербуржцем, Серж совершенно не знал родного города, — наш псевдоликантроп с грехом пополам выбрался за окраину и, очутившись один на какой-то совершенно незнакомой дороге, втопил, что называется, на всю железку.
— Йо-хо-хо!!! — в восторге заорал Серж, пьянея от скорости и ощущения вседозволенности. — Я волк!!! Я волк-одиночка! Я мощный, могучий, страшный!!! Я вас всех съем!!!
Вскоре архивариус оказался на пустынном обрывистом берегу залива и слегка не вписался в вираж петлявшей меж буераков дороги. «99» с разбегу вломилась в густые кусты и встала — Серж больно стукнулся башкой о лобовое стекло, отдавил себе грудь рулем, но боевого духа от этого не утратил. Выбравшись из машины, он стремительно разделся донага, бросил машину на произвол судьбы и крупными прыжками поскакал куда-то, не разбирая дороги — на такие незначительные мелочи, как хлеставшие по телу ветки и мелкие острые камни, ранящие ступни, он не обращал внимания.
Блаженство дикой скачки по залитым лунным светом пустошам прервали плохо тренированные легкие архивариуса — Серж вскоре выдохся, упал на землю и стал озираться по сторонам, хватая ртом воздух, аки сельдь, выплюнутая морем на сушу. Бег наобум не принес ощутимого результата: наш парень вновь оказался неподалеку от дороги и даже сумел определить, что вторгшаяся в кусты «99» находится от него в каких-нибудь ста метрах — в том месте на обочине как раз торчал покосившийся одинокий дорожный знак, который лихой водила не снес только чудом. Это обстоятельство, однако, никак не повлияло на умонастроение кандидата в оборотни: взбудораженное воображение, разогретое первобытным бегом, требовало завершения так прекрасно начавшегося приключения.
Серж встал на колени, уперся руками в землю и принялся смотреть на луну. Над заливом ласково порхала великолепная июльская ночь — редкое явление для здешних мест — легкий ветерок утащил с побережья мелких кровососов, имела место комнатная температура: насквозь пропотевшее тело начинающего волка каждой клеточкой ощущало полную гармонию с природой.
Луна щедро бросала в лицо пригоршни серебристого сияния, сверкающая дорожка на рябой поверхности залива, начинавшаяся где-то в необозримой видимости, упиралась прямо в Сержа, она кинжальным лезвием входила в него, заканчивалась на нем и переставала существовать вне его тела. Это, без сомнения, был знак, сигнал к началу немедленного превращения.
Архивариус прикрыл глаза, собираясь впасть в экстатическое состояние, набрал полную грудь воздуха, широко разинул рот, чтобы завыть по-волчьи…
В этот момент из-за поворота дороги вырулила легковая машина, двигавшаяся почему-то с погашенными фарами, свернула и, ловко проскочив меж кустов, встала у самой кромки обрывистого берега.
Серж стравил воздух, захлопнул рот, так и не ставший клыкастой пастью, и раздосадованно пробормотал не имевшее никакого отношения к ликантропии изречение:
— Говнюки, мать вашу… А как все было хорошо!
Из машины выпрыгнула дамочка — с места своего сидения Серж сумел определить, что она прекрасно сложена и пребывала в состоянии некоторого возбуждения. Дамочка осмотрелась, положила на капот какой-то предмет и… сорвала с себя блузку. И застыла на несколько мгновений на краю обрыва, оборотив лицо к луне.
«Волчица!!! — молнией мелькнуло в голове Сержа. — Чудо! Это просто чудо — в одно время, в одном и том же месте, два одержимых одной и той же напастью существа встречаются, чтобы…»
Архивариус почувствовал, что тело его наполняет никогда не испытанный ранее огонь вожделения — точеная фигурка на лунной дорожке казалась каким-то совершенным неземным творением, ниспосланным свыше для того, чтобы воссоединиться с собратом по духу на этом пустынном берегу в одну биоэнергетическую сущность. Вожделение, испытываемое архивариусом, имело веское подтверждение в виде внезапно возникшей железобетонной эрекции, каковой Серж, будучи в обычном состоянии, страшно бы удивился — экая аномалия! В настоящий момент, однако, это казалось архивариусу вполне нормальным. Он волк. И сейчас возьмет свою волчицу — грубо, дерзко, беспощадно. А робость перед красивыми женщинами и всякие комплексы — к чертовой матери! Эта женщина выпадала из общего разряда, она пришла из иного мира, недоступного простым смертным, она другая. Серж глухо зарычал и, привстав, двинулся на четвереньках навстречу своей волчице…
Женщина, несколько мгновений смотревшая на луну, швырнула блузку на капот, внятно выругалась матом и, открыв заднюю дверь машины, потащила что-то из салона. Архивариус, выбравшийся из кустов на открытую местность, выпрямился и застыл столбиком, как суслик на бугре. Женщина вытащила из машины тело крупного мужчины и, оставив его лежать на краю обрыва, опять посунулась в салон.
Сержу вдруг сделалось нехорошо. Он никогда еще не видел трупов, хотя частенько живо представлял себе залитые кровью поля великих сражений, на которых плотным ковром лежали тела павших воинов. Но все это была история — далекие события, отзвучавшие в веках и попавшие в анналы. А здесь имел место настоящий труп, он лежал на земле всего в паре десятков метров от Сержа и был невыносимо страшен в своей неподвижности.
Архивариуса замутило: упав на колени, он зажал рот обеими руками и призвал на помощь все свое самообладание, чтобы пресечь неудержимый позыв, рвущийся из недр организма. Вся ликантропийная блажь махом отлетела прочь: у кустов валялся жалкий голый человечишко, по какому-то дикому недоразумению выпавший из своего уютного мирка и моливший всех богов о том, чтобы страшная ночная хищница его не заметила.
Женщина выволокла из салона второй труп, свалила его на тот, что уже лежал на земле, и опять внятно выругалась:
— Е…ное мясо! Как вы мне все надоели! — При этом дама не проявляла никаких признаков нервозности, присущих любому нормальному человеку, которому приходится прятать трупы, им же недавно изготовленные. Она вела себя как древняя воительница — амазонка, привыкшая заниматься тяжелым ратным трудом, более характерным для сильного мужчины.
К «мясу» Серж был не готов — он перестал бороться с организмом и принялся бурно отдавать прибрежным кустам обильный ужин, употребленный пару часов назад.
— Ну вот — началось! — воскликнула женщина, прыгая к капоту и хватая с него положенный туда ранее предмет. — Ох уж мне эти ночные гуляки!
Приблизившись к корчившемуся на земле Сержу, дама вытянула в его сторону руку с предметом, который при ближайшем рассмотрении оказался пистолетом с длинным стволом, и взвела курок. Затем вдруг передумала, глубокомысленно произнесла:
— Ага! Очень хорошо… — И, встав в двух шагах от страдальца, стала ждать, поглядывая на дорогу.
Серж еще с минуту извергался фонтаном, затем иссяк и, судорожно икнув, пролепетал:
— Не убивайте меня… Я никому-никому…
— Ты маньяк или просто купался? — деловито поинтересовалась дама.
— Я не маньяк, — Серж всхлипнул. — И не купался. Я, собственно, вообще…
— Третьим будешь? — совсем некстати спросила дама.
— Я это… я вообще-то не пью, — архивариус совсем не удивился странному предложению — обстановка не располагала. — Но если вы прикажете…
— Третьим будешь?! — повторилась дама, ткнув стволом в лоб Сержа и показав на валявшиеся у машины трупы.
Серж мелко затрясся и начал всхлипывать — таким третьим он быть не хотел, хотя, будучи сильно начитанным парнишей, понимал, что ситуация обязывает ночную фурию разделаться с ним тут же, не отходя от кустов. В анналах имелась масса примеров, когда нежелательных свидетелей, оказавшихся некстати на месте какого-нибудь исторического злодеяния, травили, резали, давили и изничтожали иными доступными способами — и не по одному, а пачками, дабы не портили статистику славных дел своими дурацкими правдивыми признаниями. Правда, имелись внушающие надежду исключения, когда нежелательный свидетель, переметнувшись на сторону злодея, становился его рабом и впоследствии всячески восхвалял своего нового хозяина, утверждая его имя в светлой и чистой половине анналов.
— Я не хочу! — искренне взрыднул Серж. — Я… я еще не старый… а что нужно делать?
— Ты голый из города притопать не мог, — резонно предположила амазонка. — Значит, неподалеку машина. Есть такое дело?
— Сто метров, — Серж всхлипнул, потыкал пальцем в сторону покосившегося знака и плаксиво уточнил:
— В кустах.
— Перестань трястись и помоги мне, — женщина заставила архивариуса подняться и погнала к стоявшей на краю обрыва машине, тыкая стволом в спину. — Грузи на передние сиденья. Верхнего — за руль. Если тебе станет плохо, я тебя пристрелю, все сделаю сама и уеду на твоей машине. — Сказано это было таким будничным тоном, что архивариус ни на секунду не усомнился — так и сделает, гадина!
Серж превозмог себя: подхватил верхний труп под мышки, резво потащил вокруг машины, не обращая внимания на изрядную тяжесть — как хрупкая амазонка его ворочала?! С огромными потугами усадил на водительское место — вспотел три раза при этом и чуть живот не надорвал. Отпустил плечи — труп вялым увальнем начал западать вправо. Серж полез поправлять, наваливая тело на рулевое колесо, схватился рукой за мертвую голову и угодил всей пятерней во что-то липкое.
— Ах! — воскликнул историк, собираясь хряпнуться в обморок.
— Ну что там у тебя? — недовольно вопросила амазонка, делая шаг к машине и вскидывая пистолет на уровень груди.
— Ничего, — вымученно просипел Серж, захлопывая дверь и машинально вытирая ладонь о волосатую грудь — жить хотелось больше, чем полежать в обмороке. — Палец защемило.
— Быстрее шевелись, — напомнила дама, по-прежнему поглядывая на дорогу, — судя по всему, она ждала, что со стороны города в любой момент может прикатить нечто весьма неприятное.
Серж примостил второй труп на переднее место рядом с водителем, захлопнул дверь, затем они вместе с амазонкой уперлись в багажник и принялись толкать машину к обрыву.
Противно заскрежетав днищем о песок, автомобиль нехотя перевалился через кромку обрыва и рухнул в воду, вздыбив мощный фонтан брызг.
— Бай, мальчики, — помахала рукой амазонка и ткнула Сержа стволом в бок. — Потопали к твоей машине, малыш. И я надеюсь, у тебя там обнаружится одежда — мы еще не настолько близко знакомы, чтобы я терпела тебя в таком виде…
Пока ехали по пустошам, дамочка с Сержем не разговаривала — только задала два вопроса: адрес и место работы да посмотрела мельком водительские права. При подъезде к городу ночные путешественники заметили три легковых автомобиля с включенными фарами, стоявшие рядком на обочине в полукилометре от поста ГАИ. Амазонка невнятно выругалась и, приоткрыв дверь, выставила ноги наружу. Архивариус не понял причины такого перемещения и начал резко сбавлять ход.
— Езжай ровно, не тормози! — повелительно прикрикнула женщина. — Медленно сбавь до сорока, так и держи. Сейчас я сойду. Отьедешь от поста метров на триста и встанешь — подождешь меня. Данные твои знаю, а потому бегством заниматься не советую — все равно найду. Да, хочу напомнить: я буду наблюдать за тобой со стороны и целиться в твою задницу. Если ты сморозишь какую-нибудь глупость, то получишь как минимум десять пуль в самый центр ануса — у меня автоматический пистолет. Я понятно излагаю?
— Понятно, — кивнул Серж, нервно сглотнув. — Не надо в анус — я не буду морозить…
— Дверь захлопни, — распорядилась амазонка и птичкой порхнула на обочину, переходя в полете на безукоризненный акробатический кульбит. Серж ахнуть не успел — «99», как было велено, держала 40 км/час, любой нормальный человек, на такой скорости «выйти» вознамерившийся, расшибся бы к чертовой матери.
«Может, пронесет? — с надеждой подумал архивариус. — Разбилась бы, и было бы всем хорошо… Хотя вряд ли — такие амазонки просто так не расшибаются…»
— Откуда едешь, братуха? — грубо спросил здоровенный бритоголовый мужлан, остановивший «99» — « повелительным взмахом самого настоящего по виду гаишного жезла. Сержу стало вдруг как-то по особенному неуютно: за бритоголовым, у стоявших на обочине трех иномарок, прогуливались еще шестеро таких же, и, судя по всему, из-под спортивных ветровок у них вытарчивали отнюдь не сотовые телефоны. Вот угодил! Сначала ночная хищница, теперь — эти…
— Из Петергофа, — подавив нервную дрожь, соврал Серж. — А что, собственно…
— А пасть закрой, — задушевно посоветовал бритоголовый. — Вылазь из машины, шмонать будем. Живо!
Серж не счел нужным возразить: послушно вылез из салона, открыл багажник и терпеливо наблюдал, как двое молодчиков осматривают его машину.
— Синий форд с двумя типами и бабой не видал? — спросил тот, что останавливал машину. — Навстречу не попадались?
— Разминулся как минимум с двумя десятками встречных машин, пока ехал, — сказал Серж. — А какого они цвета и кто там сидел — черт его знает. Фары же светят, не видно! А что случилось?
— Давай, вали отсюда, — опять не удосужился ответить бритоголовый, делая отмашку жезлом, как заправский постовой. — Пошел!
На посту ГАИ «99» вновь притормозили и произвели осмотр — правда, гораздо более поверхностный, нежели при первой остановке. Сержант обошел вокруг машины, заглянул в салон, не предлагая Сержу выйти, багажник оставил без внимания, а вопросов вообще задавать не стал.
— Проезжайте, — вежливо разрешил он. — Обычная проверка — не более того…
Серж недолго раздумывал — выполнять распоряжение ночной хищницы или нет. В трехстах метрах от поста ему поневоле пришлось притормозить — с обочины на шоссе шагнула знакомая фигурка и помахала рукой, приказывая остановиться.
— Привет, Лиховский, — как старому знакомому, бросила дама, ныряя в салон — нельзя было сказать, что она запыхалась, хотя перемещаться ей пришлось довольно быстро. — Я смотрела за тобой. Ты молодец. Давай-давай, поезжай — нечего нам тут.
Спустя пять минут дама велела свернуть в тупик между двумя рядами гаражей и остановиться.
— А теперь ты мне не нужен, — с некоторым сожалением констатировала она, доставая пистолет и направляя его на архивариуса. — Ты свидетель — увы. Я не обещала оставить тебя в живых, так что — извини. Машину я умею водить сама. Давай — на выход. Ты можешь умереть, как подобает мужчине, или закатишь истерику?
Серж за сегодняшнюю дурную ночь уже устал проявлять эмоции и в некотором смысле свыкся со страхом неизбежной смерти — надоело ему это приключение до чертиков. Он просто закрыл лицо руками, повалился на руль и тихо заплакал. Обидно было: впервые в жизни попробовал расслабиться на полную катушку, слиться, так сказать, с природой — и нате вам.
— Проклятая ликантропия, — всхлипывая, пробормотал архивариус. — Идиот — нашел, чему верить…
— Я никогда не вру тем, кого убиваю, — по-своему истолковала его высказывание амазонка. — У меня работа такая, так что извини. А ты — свидетель. Ты должен меня понять: будь ты на моем месте, поступил бы точно так же. И не надо истерик — ты же мужик, в конце концов! Если бы был хоть один намек на благополучный исход для тебя, я бы еще подумала. Атак… Давай — на выход!
— Меня можно не убивать, — перестав всхлипывать, с надеждой намекнул Серж. — Я совершенно безопасен — я не свидетель, можете мне поверить. Кроме того, я могу быть полезен.
— Чем же, интересно? — Воительница опустила ствол, выдернула откуда-то пальчиковый фонарик и посветила Сержу в лицо — видимо, хотела рассмотреть его глаза. — Только в темпе, мне некогда.
— Живой я пригожусь вам больше, чем мертвый, — щурясь от яркого пучка, быстро затараторил архивариус. — Я не свидетель в том смысле этого слова, который вы в него вкладываете. У меня есть машина, я одинок, не беден, у меня особняк практически в центре города. Я живу отшельником — историк я, архивариус, — часто езжу за границу. И… я категорически не приемлю нашу общественную систему. Вы партизан на вражьей территории — я понимаю… но я могу стать вашим пособником. И кстати: вас почему-то ищут. Вот эти — которые бритоголовые. И милиция тоже. Ну, может, не вас, но какую-то женщину, уехавшую на синем «Форде» с двумя мужчинами. Это значит, что у вас проблемы. Вы нездешняя, а выехать из города в ближайшие трое суток вам не удастся, будут искать по горячим следам — так это у них называется. Кстати, как вы думаете — безопасно ли вам будет возвращаться в гостиницу? Вы ведь наверняка остановились в гостинице. А я предлагаю вам свое гостеприимство — у меня вас гарантированно никто не станет искать.
— Какой ты умный — аж тошно становится, — ворчливо заметила дама, пряча пистолет в поясную сумку и доставая сотовый телефон. Серж перевел дух — ораторское искусство, отточенное на лекциях, кажется, на этот раз возымело действие. Или просто дамочка сама сообразила, что можно попытаться воспользоваться услугами такого увальня, как Серж, и тем самым несколько смягчить непростую ситуацию, в которую она угодила.
Набрав номер, амазонка поднесла телефон к уху. После непродолжительного молчания в телефоне кто-то рявкнул — Серж, сидящий рядом, аж вздрогнул:
— Я все про тебя знаю, тварь! Ты покойница… Амазонка отключила телефон, упрятала его в поясную сумку и, зло цыкнув зубом, буркнула:
— Ты знаешь мою сто пятнадцатую фамилию, стручок засушенный. И приблизительный словесный портрет, под который подпадает каждая третья проститутка «Прибалтийской»… Чего уставился? Закрой рот, и поехали к тебе.
Последнее замечание относилось к Сержу, который, раскрыв рот, смотрел на свою опасную спутницу. Эта женщина действительно пришла из другого мира, про который Серж понаслышке знал из страшненьких телепередач и разговоров со знакомыми. Она существовала в параллельном измерении, и теперь, по прихотливой воле случая, это измерение соприкоснулось с тем, в котором тихо и комфортно нежилась рыхлая плоть архивариуса. И Сержу это соприкосновение неожиданно показалось заманчивым и интригующим. Это было нечто новое, незнакомое, возбуждающее застоявшуюся кровь книжного червя. Приключение. Настоящее, реальное, совершенно отличное от ликантропийных заскоков, замешанных на глубоко мистической основе и ничем не подкрепленных на практике…
— У тебя нормально, — похвалила ночная хищница, быстро обследовав все помещения квартиры архивариуса и убедившись в надежности металлической двери. — Мне нужно переодеться. Есть во что?
Серж в панике бросился ковыряться в своем неизобильном гардеробе. Увы, ничего, похожего на хоть сколько-нибудь приличествующий даме наряд, в вещах архивариуса не обнаружилось — женщиной в его доме и не пахло.
— Не комплексуй, — посоветовала амазонка, выдернув из вороха тряпок необъятную футболку — ровесницу перестройки, в которой Серж хаживал пару раз в спортивный клуб, — хотел как-то стать стройным и могучим, да времени не хватало, а потому бросил без сожаления это грязное дело.
— Я пошла в душ. А ты дуй на кухню — готовь ужин, — бесцеремонно распорядилась дама и, покосившись на антикварные часы с боем, уточнила:
— Нет, скорее завтрак. В общем, надо меня накормить. Вперед!
Серж послушно метнулся на кухню, выгреб из холодильника все, что под руку подвернулось, и принялся хозяйничать. При этом он с удивлением обнаружил, что глупо улыбается чему-то и вообще находит какое-то болезненное удовольствие в необходимости подчиняться этой фурии, внезапно ворвавшейся без спроса в его тихое размеренное бытие.
— Я готова. Ты кормить меня собираешься? — Амазонка появилась на кухне всего через пять минут — архивариус только успел разогреть сковороду, накрошить ветчину и теперь соображал — залить ее яйцами сразу или сначала обжарить.
— Сейчас-сейчас… — Он обернулся, подхватывая сковородку, и застыл с открытым ртом. Дамочка стояла в дверях, в футболке на голое тело, держала в руке отжатые мокрые трусики и взглядом искала, куда бы их пристроить для просушки. Поясок сумки, с которой она не собиралась расставаться, крепко обхватывал ее осиную талию, подчеркивая поразительное совершенство бюста, не нуждавшегося в бюстгальтере. Серж, чувствуя, что лицо его наливается предательской краской, опустил глаза, скользнув взглядом по стройным ногам, которые столь близко не имел счастья наблюдать никогда ранее, и невольно задержался на просвечивающем сквозь ткань футболки темном треугольнике. Вот этот последний штрих окончательно доконал архивного мужа — он брякнул сковородку на подставку, опустил руки по швам и, отвернув лицо к окну, принялся раскачиваться с пятки на носок, совершенно не зная, как себя вести далее. Увы, дамочка была удивительно хороша собой и полна той яркой женской привлекательности, что всегда отпугивала архивариуса и заставляла его остро ощущать свою мужскую неинтересность.
— У тебя там веревки нет, — пояснила амазонка, мотнув трусиками. — Повесить негде. Ты как вообще стираешься? Включи духовку, я зацеплю за регулятор, и они быстренько высохнут. Ну в самом деле — неприлично без трусиков.
Серж покраснел еще больше и не двинулся с места, продолжая тоскливо смотреть в сторону окна.
— А! — догадалась дамочка. — Ты когда в последний раз живую женщину видел, Лиховский?
— М-м-м… — мучительно выдавил из себя Серж. — Эм-м-м…
— Ясно, — констатировала возмутительница устоев. — Так — брось эту сковороду, я сама. Давай — дуй в душ. Тебе десять минут, чтобы привел себя в порядок. Вперед!
Серж безропотно развернулся, бочком протиснулся в двери и потопал в ванную.
— Я твоей щеткой зубы почистила, — беспечно сообщила вдогон ему гостья. — Но это ничего — я ее мылом помыла. У тебя мыло с триклозаном, антибактериальное. Кроме того, я совершенно здорова, так что — ничего страшного.
— Я думала, ты там утонул! — ворчливо заметила воительница через десять минут, когда архивариус вернулся из душа — чистый, переодетый в вольготный спортивный костюм, но не ставший от этого более раскованным. — Садись, будем завтракать — я все приготовила.
— Н-н-н… не хочу, — через силу выдавил Серж, не решаясь шагнуть из коридора в кухню. — Вы… сами вы ешьте, я пойду, пожалуй…
— О господи! Какой тяжелый случай, — констатировала дама, выскальзывая из-за стола. — Пошли, я тебя реабилитирую, — и, схватив застенчивого хозяина за руку, потащила его в спальню.
Оказавшись в спальне, гостья убедилась, что на кровати нет ничего лишнего, и без всяких предисловий погасила свет. Пребывавший на грани обморока Серж почувствовал, как с него сноровисто стаскивают одежду.
— Ты просто переполнен комплексами, милый мой, — с придыханием прошептала дама, обняв архивариуса и крепко прижавшись к нему всеми своими прелестными выпуклостями, обжигающими непривычной обнаженностью — на этот раз футболки и сумки на ней не было. — Но на самом деле ты себя не знаешь — тебя просто никто не раскрыл. Поверь мне, я чувствую твою скрытую силу. Представь, что мы с тобой два диких зверя, и в целом мире, кроме нас, никого больше нет. Возьми меня!
А Серж вдруг и впрямь представил: мгновенно вспомнил пустошь, обрыв, себя, обнаженного, на четвереньках и великолепный пейзаж на фоне лунной дорожки — полураздетая статуэтка, словно выточенная из эбенового дерева. Представил — и получилось, сникший было организм податливо отозвался на зов предков, исторгшийся из глубин подсознания. К черту комплексы! Он в первую очередь животное, наделенное древним могучим инстинктом, который цивилизованная сущность пытается безуспешно задавить морально-этическими рамками. Самец. Что делает самец, когда во время гона настигает самку?
— Ар-р-р… — утробно рыкнул Серж, опрокидывая женщину на кровать и наваливаясь сверху грузным телом. — Ар-р-р!!! — и с разбегу, едва пристроившись поудобнее меж податливо распахнувшихся навстречу бедер, ворвался в подаренную судьбой восхитительную плоть, почувствовав себя самым могучим существом на всей планете…
В общем, это был взрыв эмоций, необычайно яркий и потрясающий в своей великолепной неожиданности. Взрыв, сами понимаете, долгим не бывает — через две минуты активных упражнений обессилевший архивариус уже валялся рядом с дамой, томно мыча и ощущая себя на вершине блаженства. Получилось. В его жизнь пришла амазонка — красивая, бесстрашная и непредсказуемо опасная. И он взял ее! Пусть теперь убивает, не жалко. Он настоящий мужик — а не просто архивный червь. Вот что важно.
— Как тебя зовут, валькирия? — шумно вздохнув, поинтересовался Серж — как раз самое время познакомиться!
— Алина, — женщина села на кровати, сладко потянулась и добавила:
— Друзья называют меня Ли.
Читать бесплатно другие книги:
