За все рассчитаюсь с тобой! Чейз Джеймс

В четырехстах метрах дальше, там где дорога, проходя через дюны, сужалась, мы наткнулись на целую баррикаду, устроенную из толстого ствола дерева, положенного на колеса.

Я остановил машину. Из-за баррикады выскочили три флика и окружили фургон.

Один из фликов, высокий рыжий парень, кивнул Максисону.

— Эй, Мак, — проговорил он со смехом. — Как тебе нравится эта ловушка? Потрясающее зрелище, не правда ли? Этот недоносок Флагерти не доверяет сейчас всем и вся, и мы из-за его выдумок должны жариться вот здесь на солнце. Ты едешь в тюрьму?

— Да, — ответил Максисон. Флик посмотрел на меня.

— Я никогда не видел с тобой этого типа, — сказал он Максисону. — Кто он?

— Георг Месон, — ответил довольно хладнокровно Максисон. — Это мой новый служащий. О'Нейл в отпуске.

— Это меня нисколько не удивляет. Он всегда у тебя в отпуске. Настоящий бездельник.

Флик сплюнул и снова повернулся ко мне.

— Рад познакомиться, Месон. Меня зовут Кленси. Тебе нравится твоя новая работа?

— Так себе, — ответил я, пожимая его потную руку. — Приятно только одно, что клиенты тебя не могут выругать.

— А он у тебя не дурак! — расхохотался Кленси, хлопая себя по бедрам. — Слышали, ребята? — обратился он к фликам, которые тоже смеялись.

— Хорошо сказано!

— Да, неплохо, — заявил Кленси. — Не думал я, что и при вашей работе можно посмеяться!

— Это все, что нам осталось. А что тут у вас происходит? Никогда не видел такой сильной охраны, — заметил я. Кленси вытер лицо рукавом.

— И не говорите, — недовольным тоном проворчал он. — Поймали эту Бондерли, и патрон воображает, что Кен постарается вызволить ее оттуда. Флагерти просто ненормальный, но никто не может и не хочет сказать ему об этом. Держу пари, что Кен уже пересек границу. Как будто он станет рисковать головой ради курочки, которую и подобрал-то только на одну ночь.

— Да, но она ведь очень хорошо сложена, — заметил один из фликов. — Я с удовольствием обменял бы ее на мою бабу.

— Да и я тоже, — сказал Кленси, — но не стал бы рисковать своей шкурой ради нее.

— Это, вероятно, должен быть крепкий орешек, ваш Кен, если Флагерти понадобилось столько народу, чтобы только помешать ему пройти, — со смехом заметил я.

— Я же тебе уже сказал, что Флагерти попросту ненормальный, — презрительно повторил Кленси. — Если эта курочка убежит, то он потеряет свое положение. Я слышал, как Киллино его предупреждал об этом.

— Этого не случится. Держу пари, что он сидит сейчас на холодке, в то время, как вы тут жаритесь на солнце.

— Еще бы, — сказал Кленси, нахмурив брови. — Ах, подонок! Он действительно находится в своем прохладном кабинете и занят проверкой бедных тружеников, которые на него работают!

Он ударил ногой по песку.

— Я не знаю, что с ними делается в этой тюрьме. Вчера умерла одна, а сегодня утром другая сошла с ума. Она потеряла разум, как раз в тот момент, когда я заступил на дежурство. Когда войдете туда, услышите ее вопли и смех. Есть от чего самому свихнуться.

— Но они же ведь не оставят ее там? — с любопытством спросил я.

— Ее выпустят через день-два, а сейчас она находится в камере рядом с Бондерли. Флагерти думает, что это подействует на бедную девочку. Просто невыносимо видеть и слышать эту ненормальную.

Я сжал руль и почувствовал, что побледнел, но Кленси ничего не заметил.

— Они не должны держать женщину в таком достоянии в тюрьме, — продолжал он. — Это очень скверно действует на нервы остальным. И она ведь опасна, — продолжал он, после небольшой паузы. — Ее поместили в тюрьму, потому что она ударила своего старика. Я лично больше не рискую подниматься на этаж «А».

— Дайте лучше нам проехать, Кленси, — сказал Максисон, посмотрев на меня. — Нас ведь ждут там в десять часов. — Согласен. У этих парней свои законы. Дайте им проехать, — обратился он к фликам.

И когда я медленно объезжал ограждение, Кленси крикнул мне вслед:

— Если увидите этого негодяя Кена, скажите ему, что его здесь ждут!

— Я скажу, чтобы он, прежде всего, выбрал себе гроб и чтобы , обратился к вам!

Они снова расхохотались.

— Ну, как? — спросил я у Максисона. Он вытер лоб платком, ему явно было не по себе, да к тому же и очень жарко.

— Вы слышали, что сказал флик? — спросил я, стискивая зубы. — Эта сумасшедшая около моей девочки… Вы понимаете, что это означает?

— Да, — безжизненным тоном сказал он.

— Вы ничего не поняли! Представьте себе свою Лору на месте моей девочки и подумайте, каково ей было бы! Его лицо передернулось. Он молчал.

Я остановил машину у здания тюрьмы, перед двумя большими стальными решетками. Из маленькой будки у ворот вышли два флика с автоматическими ружьями в руках.

— Хелло, Максисон! — крикнул один из них. — Вас уже ждут!

— Можем мы войти, Франклин? Я потерял много времени с вашими новыми порядками.

— Целая куча мерзостей! — проворчал Франклин. — Безусловно, можете. Сейчас я открою ворота.

Он направился к воротам, но вдруг обратил внимание на меня и вернулся.

— А это кто такой? — спросил он. У него было плоское лицо и китайские глаза. Максисон снова повторил, что я его новый служащий и замещаю О'Нейла, который находится в отпуске. Франклин почесал голову.

— Я не знаю, что мне и делать. У меня приказ не пропускать в здание тюрьмы людей, которых я не знаю в лицо. Я же никогда не видел этого парня. Мне кажется, будет лучше, если я позову сержанта.

— Брось это, — сказал вдруг другой флик. — Сержант сейчас завтракает. Ты сделаешь его злобным на весь день.

— Вы когда кончите? — спросил Максисон, стараясь не стучать зубами. — У меня ведь тоже работа и я опаздываю!

Франклин смотрел на меня, наморщив лоб, с озабоченным видом. Я высунул голову в окошко. Он подошел.

— Если хотите, можно устроить покер ассов, — вполголоса предложил я. — Старик сделает дело один. У меня есть деньги для проигрыша.

Его лицо прояснилось, и он внезапно уступил.

— Это идея! Эй, спустись ненадолго оттуда!

Мне было довольно трудно открыть дверцу, предварительно сняв револьвер с пояса. Я толкнул его к Максисону, который сел на него и позеленел от ужаса.

Я спрыгнул на раскаленный песок дороги.

— Будет лучше, если я проверю, нет ли у вас оружия, — со смехом проговорил Франклин. — После этого вы можете ехать.

Он обшарил мои карманы. Если бы он предложил мне снять мантию, я бы пропал, так как он бы увидел форму стражника. Но это не пришло ему в голову.

— О'кей! В путь и побыстрее! — сказал он и отступил на шаг, давая нам дорогу.

Я влез в фургон и захлопнул дверцу. Левой рукой он взял свой револьвер и сунул его в карман, так как предпочитаю всегда иметь его под рукой. Ворота отворились, и мы въехали во внутренний двор. Тут я увидел собак: огромные псы стали рваться с цепей и оскалили зубы, когда увидели нас. Их злобное ворчание напоминало волчий рык. Я нисколько не огорчился, когда мы проехали дальше и их не стало видно.

Мы остановились перед следующей решеткой. Пять или шесть стражников ходили по другую ее сторону и каждый был вооружен винтовкой. Один из них открыл нам ворота и сказал:

— О'кей, Максисон! Врач как раз только что закончил.

Я проехал мимо стражника, не глядя на него. Мы, наконец-то, находились на месте.

Зал вскрытия с его белоснежной облицовкой был чист и прохладен. Чувствовался сильный запах антисептиков. Тело умершей женщины лежало на мраморном столе, частично прикрытое простыней. Ее бритая голова лежала на небольшом возвышении из дерева. Она была похожа не на человеческое существо, а на манекен из воска, очень реалистичный, из музея ужасов. Доктор, маленький пузатый человек, светловолосый и бледный, мыл руки у умывальника. От очень горячей воды стекла его очков запотели.

— Я вас покидаю, — сказал он, поворачиваясь. — Бедная женщина, покончила жизнь самоубийством, проглотив осколки стекла. Мне очень хотелось бы знать, где она его могла раздобыть, Вдруг раздался дикий хохот. Какая-то женщина хохотала пронзительно и безразлично. Можно было подумать, что ее терзали, щекоча подошвы ее ног. Я стиснул зубы.

Доктор нахмурил брови и, вытирая руки, приблизился к нам, — Я буду жаловаться на подобное безобразие, — гневно проговорил он. — Ее место не у нас.

Максисон ничего не ответил, я тоже. Мы, по виду спокойные, смотрели то на врача, то на труп. У меня по спине пробежали мурашки.

— Давно пора выкинуть Эдну Роббингс за дверь тюрьмы, — продолжав врач. — Это садистка. Я, конечно, не могу утверждать, что она довела заключенную до сумасшествия, но она никогда ничего хорошего не делает.

Он обращался ко мне.

— Кто эта Эдна Роббингс? — спросил я.

— Сторожиха-шеф, — ответил он, бросая свое полотенце в белый таз. — Вы новенький, не правда ли? — он покачал головой. — Это действительно мерзкая женщина. Но я, к сожалению, не могу терять время на болтовню, — вдруг сказал он. — Я сейчас напишу вам свидетельство о смерти. Вам нужно будет лишь забрать его из моего кабинета при возвращении.

Максисон кивнул головой.

Доктор уже направился к двери, когда она отворилась и в комнату вошла женщина. Она была маленького роста, с квадратными плечами. Ее светлые волосы горели, как медь. Они были подняты над головой и завязаны лентой синего бархата. На ней был надет черный, хорошо сидящий костюм, который оживляли белые манжеты и такой же воротничок.

— Все закончено? — спросила она у врача, голосом, заставившим меня подумать о скрипучих стальных решетках. Он проворчал что-то и вышел, не взглянув на нее. Она проследила за ним взглядом, покусывая свои тонкие губы, и сделала знак головой Максисону.

— Как можно скорее заберите тело, — сказала она. — Я скажу Митчелу, чтобы он все тут прибрал.

— Хорошо, мисс Роббингс, — ответил Максисон, бросая на нее испуганный взгляд.

Он немного приподнял гроб, потом поставил его на подставку.

Женщина подошла к трупу и долго смотрела на него. Что-то в ее лице вызывало у меня отвращение. У нее был маленький нос, почти невидимые губы и голубые ледяные глаза. Брови ее поднимались прямо ко лбу, придавая ей какой-то дьявольский вид.

Она приподняла покрывало и с интересом стала рассматривать широкие полосы порезов, оставленные врачом. Я не мог отвести от нее глаз.

Она вдруг подняла голову, и меня пронзил ее взгляд. У меня было неприятное ощущение, что она видит сквозь мои одежды.

— Вы новенький, не так ли? — резко спросила она.

— Да, — ответил я и утвердительно кивнул головой, продолжая копаться в чемодане Максисона. Я вытащил оттуда мешок с инструментами и протянул Максисону.

— А что это у вас со ртом? — неожиданно спросила она. — Можно подумать, что у вас опухоль.

Я машинально провел языком по своим каучуковым тампонам. У меня было скверное состояние.

— Это меня укусила пчела, — ответил я, отворачиваясь. — Я и не думал, что это так заметно.

Я чувствовал, что она не спускает с меня глаз. Наконец, она подошла к двери.

— Поторопитесь, — бросила она Максисону, прежде чем уйти. Я очень внимательно, рассмотрел ее: у нее были узкие бедра и красивые ноги. Когда она закрыла дверь, я выпрямился и вытер лоб.

— Ведьма! — прошептал я. — У нее глаза не в кармане! Максисону тоже было жарко.

— Это, действительно, гадюка, — сказал он.

— Точно! — подтвердил я, направляясь к двери. Я открыл ее, чтобы посмотреть в коридор. Он был пуст. — Ну что же, начнем действовать.

Я снял свою большую мантию и бросил ее под полотенца, которыми пользовался врач. Потом снял свои очки и вынул изо рта тампоны.

— Вы знаете все, что вам надлежит сделать, — сказал я Максисону. — Выньте второе дно и спрячьте его под гроб. Подольше возитесь с устройством трупа, но когда я вернусь, то будьте готовы быстро покончить с этим.

Он кивнул, глаза его чуть не вылезали на лоб.

— Осторожнее, вы! — продолжал я. — Никаких шуток! Сумасшедшая снова стала смеяться отрывистым смехом, как истеричка. Это опять вызвало у меня ужас.

Я снова открыл дверь в коридор и посмотрел вдоль него. Митчел уже ждал меня. Он подал знак.

— О'кей? — спросил я.

— В настоящий момент, да, — ответил он. — Только, ради Бога, будьте очень внимательны.

— Я буду очень осторожен и внимателен, — пообещал я.

— Лестница находится в углу. Утренний обход уже закончен. У вас есть полчаса до следующего. Будьте предельно осторожны с Роббингс. Ее вам надо опасаться больше всего.

— Будь спокоен, — сказал я. — Ты знаешь, что тебе следует делать?

— Да, но мне бы очень хотелось, чтобы в этом не было необходимости.

— Мне тоже, — сказал я, быстро проходя по коридору.

Я никого не встретил. Я слышал голоса из соседней комнаты, но не остановился, а быстро подошел к лестнице. Оглядевшись еще раз, я поднялся по ней.

Широкая лестница вела прямо на верхний этаж. Я прошел вдоль стальной решетки, окружавшей галерею, на которую выходили двери камер. Мне пришлось пройти мимо заключенного, который стоял на четвереньках и мыл пол. Он несколько отстранился, чтобы дать мне пройти, и я почувствовал, что он посмотрел на меня и, вероятно, спросил себя, кто я такой. Я шел не останавливаясь до тех пор, пока не достиг последнего этажа.

Я знал, что мне осталось всего лишь несколько минут до свидания с мисс Бондерли. Эта мысль вызывала во мне странные ощущения — одновременно и панику, и радость.

В конце лестницы я очутился перед стальной решеткой, но меня это не беспокоило. Митчел снабдил меня универсальной отмычкой.

В тот момент, когда я пересекал лестничную площадку и подходил к решетке, сумасшедшая издала пронзительный вопль, который как бы повис в воздухе, как крик ведомого на казнь. Он прозвучал так близко от меня, был таким сильным и неожиданным, что я просто похолодел от ужаса, и мое тело покрылось холодным потом. Был момент, когда я вдруг захотел оказаться снова внизу лестницы, но я взял себя в руки и продолжал свой путь.

Когда я уже хотел вынуть из кармана отмычку, я остановился. Я вдруг почувствовал, что за мной кто-то наблюдает. Я оглянулся.

Эдна Роббингс стояла в проеме двери, которая находилась посредине коридора. Ее маленькое жесткое лицо было лишено всякого выражения, фигура тонкая, с квадратными плечами, неподвижная.

Я почувствовал, что мое сердце, сделав бешеный скачок, замерло, и не пошевелился. Мне казалось, что мы целую вечность оставались неподвижными, глядя друг на друга. У нее был подозрительный взгляд, но не обеспокоенный. Моя форма стражника успокаивала ее, но я чувствовал, что нельзя больше давать ей времени на размышление. Я медленно направился к ней. Она ждала меня.

— Здесь есть что-то ненормальное, — сказал я, когда оказался совсем рядом с ней.

Ее лицо оставалось бесстрастным.

— Что дает вам повод думать так? — спросила она.

— Я слышал какие-то дикие крики. Я был на этаже ниже и поэтому поднялся, — проговорил я, внимательно глядя на нее.

— Вы на самом деле замечательный и заботливый сторож! — насмешливо проговорила она.

Я мог убедиться, что она свободно выдержала мой взгляд.

— Но вам тут нечего делать. Уходите!

— О'кей, — ответил я, пожимая плечами. — А вам совсем незачем сердиться. — Я шарил взглядом по ее фигуре. — Мне бы не хотелось, чтобы случилось что-либо неприятное для такой красивой девушки, как вы.

— Ах, так? — сказала она. — А ну-ка, идите сюда. Я мгновение колебался. Потом последовал за ней в маленькую комнату, устроенную как кабинет, такую же пустую, леденящую и такую же мужскую, как она сама.

Она прислонилась к письменному столу и скрестила руки на груди.

— Странно, но я вас никогда не видела здесь, — сказала она.

— Я один из новых сторожей, которые приехали из комиссариата, — садясь около нее на угол стола, сказал я.

Мы находились близко друг от друга. Она вынуждена была повернуть голову, чтобы смотреть на меня.

— И все же я вас где-то встречала, — проговорила она с удивленным выражением в глазах.

— Я вас встретил вчера, — ответил я, безбожно солгав. — Я был у заграждения, когда вы проходили. Ее глаза стали жесткими.

— Но вы похожи на нового факельщика, которого я видела в зале вскрытий, — сказала она. Я рассмеялся.

— Ничего удивительного, это мой брат, нас очень часто путают друг с другом. У него, правда, более широкое лицо и он умеет обращаться с женщинами.

— А вы, вы умеете?

Ее голос бы откровенно ироничен. Я бросил на нее косой взгляд.

— Женщины — это мне известно! К тому же я им нравлюсь.

— Может быть для того вы и болтаетесь в женском отделении? — спросила она.

— Эта курочка меня здорово испугала, когда так страшно завопила. Я подумал, что она, может быть, набросилась на вас. Ее взгляд зажегся странным блеском.

— Меня нельзя поймать так просто, — возразила она, — никто даже не рискнет сделать это.

— А вашим глазам не холодно, а? — спросил я, придав своему голосу восхищенный тон. Я еще ближе подвинулся к ней. — Мне кажется, что я заболел вами, — сказал я.

Она встала и подошла к двери.

— Уходите, — сказала она. — И больше не возвращайтесь. Если вы даже и услышите опять крики, то не вмешивайтесь. Я в силах сама справиться.

— Это меня нисколько не удивляет, — ответил я, направляясь к двери. Но если я все же вам понадоблюсь, вы найдете меня этажом ниже.

— Уходите! — нетерпеливо повторила она.

Она дошла со мной до лестницы, чтобы видеть, как я спущусь. Я спустился по лестнице до этажа «В» и пошел по коридору. Потом остановился и немного подождал, прислушиваясь. Я слышал, как она вернулась в свой кабинет. Хлопнула дверь.

Я подождал еще минуту и быстро снова поднялся по лестнице, прошел через лестничную площадку, вынул отмычку и открыл решетку. Я задыхался от волнения, горло мое пересохло, а сердце билось со страшной силой. Я легко открыл решетку, которая беззвучно отворилась, прошел по другую сторону, закрыл решетку и запер ее. Потом направился по тесному проходу прямо к камере мисс Бондерли.

Первые три камеры были пусты. Там пахло потом и дезинфекцией. На кончиках пальцев я продвигался вперед, совершенно бесшумно ступая по узкому, покрытому линолеумом, проходу, на который выходили камеры. С другой стороны прохода металлическая сетка защищала от возможности упасть вниз, в большой холл тюрьмы. Ячейки этой сетки были такими мелкими, что через них нельзя было различить даже нижние этажи.

В четвертой камере было движение. Я остановился, чтобы посмотреть, что там происходит. Толстая, старая женщина, безволосая и дряхлая, улыбнулась мне беззубой улыбкой.

— Добрый день, красивый мальчик, — проговорила она, подходя к решетке, прутья которой она схватила руками. — Вот уже десять лет я не видела мужчин. Это ты ко мне пришел, красавчик?

Я был парализован от страха. Я отрицательно покачал головой и прошел дальше, прижимаясь к стене.

— Ты пришел повидать малышку, да? — засмеялась она. — О, она тебе понравится, но берегись сумасшедшей. Она в камере рядом с ней и не выносит фликов. Я продолжал свой путь, не спуская глаз со старухи, которая просто ошеломила меня.

В тот момент, когда я подошел к шестой камере, вдруг через решетку просунулась рука, худая и нервная, и схватила меня за запястье.

Я отпрянул назад и попытался освободиться. Я чувствовал, как пальцы впились в мою кожу, пальцы костлявые, но невероятно сильные. Лицо мое было мокрым от пота, сердце вот-вот готово было выскочить из груди.

Я позволил притянуть себя до самой решетки так, что мой лоб коснулся холодного железа. Я находился лицом к лицу с молодой женщиной, блондинкой, глаза которой горели сумасшедшим огнем и злобно смотрели на меня. Что-то вроде свиста вырывалось из ее сжатых губ, на которых появилась пена.

Волосы мои поднялись дыбом, сердце на секунду перестало биться. Сумасшедшая просунула другую руку сквозь решетку и схватила меня за воротник. Сердце мое стало биться несколько ровнее, но я страшно боялся.

— Вот ты и здесь, грязный флик! — кричала она. — Я тебя только и ждала! — Она мне подмигнула. — Теперь я тебя убью! — Зло закончила она.

— Нет, нет, — запротестовал я, выгибаясь дугой. — Ведь я пришел освободить тебя отсюда.

На лице сумасшедшей снова появилась страшная улыбка, и она дико захохотала.

— Меня не выпустят отсюда, — вдруг проговорила она одновременно и грустно, и злобно. — А ты получишь за это. — Ее лицо исказилось и глаза сощурились. — Я вырву у тебя горло, — вдруг зарычала она.

Я со всей силой уперся ногами в решетку и оттолкнулся назад. Вырвавшись из ее захвата, покатился по полу и прижался к ограждающей галерею сетке.

Она смотрела на меня, колотя кулаками по решетке. В тот момент, когда я пытался выпрямиться, она упала на колени и, изловчившись, схватила меня за щиколотку. Свободной ногой я наносил удары, не попадая в нее из-за решетки. Она сжимала мою щиколотку обеими руками и тянула к себе. Я уцепился за сетку, но одним рывком она заставила меня выпустить ее. Она понемногу подтягивала меня к себе, как рыбу на конце удочки.

Сколько я не вертелся и слепо не ударял свободной ногой, мне никак не удавалось освободиться. Старая женщина, наблюдая за этой сценой, посмеиваясь, смотрела на нас из-за решетки своей камеры.

— Она вырвет у тебя сердце! — прошипела она. Лицо мое было мокро от пота. Охваченной паникой, я продолжал отчаянно отбиваться. Что-то в выражении лица сумасшедшей, в ее манере смеяться и говорить низким голосом, лишало меня последних сил.

Я снова очутился перед решеткой. Она выпустила мою ногу и снова схватила за воротник, прежде чем я успел отстраниться. Наши лица были совсем близко друг от друга. Я дышал ее зловонным дыханием. Меня охватил ужас.

— Что с тобой делается? — задыхаясь говорил я. — Я хочу выпустить тебя и малышку, из камеры рядом.

— Ты до нее не дотронешься, — завыла сумасшедшая. — Ей уже и так достаточно досталось! Я помешаю тебе дотронуться до нее, я помешаю всем на свете дотрагиваться до нее! Подожди немного, пока я не поймаю твое горло, проклятый!

Я пытался освободиться, но она со страшной силой притягивала меня все ближе и ближе. Ее пальцы, скачкообразно все ближе и ближе подбирались к моему горлу. Она рассматривала мое лицо с таким вниманием, что даже не заметила, как я согнул одну ногу. Я осторожно поднял ногу и толкнул ее в грудь изо всех сил.

Она выпустила меня и упала на спину, ее дыхание прервалось. Наконец, освобожденный, я, шатаясь, прижался к стене. Я дышал так сильно, что с трудом мог стоять на ногах.

— Она здорово напугала вас? — услышал я вдруг насмешливый голос Эдны Роббингс.

Я резко повернулся и похолодел от ужаса. Эдна стояла по эту сторону ограждения и смотрела на меня злыми глазами. Ее маленький нос морщился.

Старая женщина исчезла в глубине своей камеры. Сумасшедшая вопила, лежа на полу.

Я одернул свой разорванный мундир и провел рукой по волосам. Я чувствовал себя измученным.

Эдна приближалась по галерее.

— Мне кажется, я вам уже сказала, чтобы вы убирались отсюда, — сухо проговорила она. — Тем хуже для вас, что вы не послушались, мой мальчик. Теперь вам придется объясняться с директором.

Я отступил на шаг, устремив взор на камеру, находящуюся рядом с камерой сумасшедшей. Там на койке лежала женщина, женщина с волосами цвета золота. Я узнал ее.

— Не сердитесь, — проговорил я хриплым голосом, — я ничего плохого не хотел сделать. Мне просто было очень любопытно посмотреть, как выглядит эта сумасшедшая, смех которой так потряс меня.

Эдна неприязненно улыбнулась.

— Так вот, теперь вы ее увидели. Я бы очень хотела запереть вас вместе с ней и дать ей возможность позабавиться с вами. Ну, идите, фальшивый жетон. Мы на вас достаточно насмотрелись. Директор выкинет вас за дверь!

Она или я должен был одержать верх? Я быстро подсчитал свои шансы. Ее маленькое тело казалось очень сильным, но я должен постараться одолеть ее. Я должен буду схватить ее за горло раньше, чем она успеет поднять тревогу.

Я медленно направился к ней, прикидываясь мрачным и сконфуженным.

— Вы могли бы прекрасно закрыть глаза один раз… — пробормотал я, подходя к ней.

— Не рассчитывайте на это… — начала она.

Я бросился на нее, но был удивлен сверх меры. С легкостью ящерицы она схватила меня за запястье, притянула к себе и нагнулась. Я потерял равновесие и пролетел по полу, ударившись в сетку, совсем оглушенный.

— Я же ведь тебя предупреждала, что могу справиться одна с кем угодно. Это относилось и к тебе тоже, — сказала Эдна. Она вдруг размахнулась и ударила меня ногой прямо в лицо.

— Встань и иди со мной без всяких штучек, или я просто сверну тебе шею, — проскрипела она.

Со сжатыми губами, бледный от ярости, я бросился на нее и схватил за ноги. Я дернул со всей силой, и услышал, как она вскрикнула, теряя равновесие. И все же у нее хватило соображения броситься вперед, чтобы ускользнуть от моего захвата.

Я снова бросился на нее. Она была жесткая, как сталь. Я пытался ударить ее головой, но она ударила меня по глазу своим костлявым кулаком, положила одно колено на мою грудь и схватила мое запястье обеими руками.

Она была очень сильна в приемах джиу-джитсу. Вот таким-то приемом она схватила мою руку так, что грозила сломать ее. Страшная боль чуть не лишила меня чувств. — Я тебе покажу! — шипела она, нажимая на мою руку.

Мне удалось выкрутиться, увлекая ее за собой. Я стряхивал ее изо всех сил, но она уцепилась за мою руку бульдожьей хваткой. С каждым нажимом я чувствовал, как боль пронизывает мою руку. Мои мускулы не выдерживали.

Заметив, что ее светлая голова находится на расстоянии моей руки, я ударил ее кулаком и попал по шее. Она вдруг выпустила меня и повалилась на пол.

Я медленно встал на колени: моя правая рука отказывалась служить. Но она меня не оставила. Вполголоса ругаясь, она поднялась, ее светлые волосы падали ей на плечи. С угрожающим видом она направилась снова ко мне. Я ожидал ее и ударил с силой кулаком в бок.

Она покатилась на пол и несколько раз перевернулась, но на ногах она опять оказалась первой. Я начинал испытывать страх. Она была так же ловка и сильна, как мужчина.

На этот раз она не бросилась на меня, а сделав полукруг, бросилась вдоль сетки. Я, хромая, последовал за ней. Любой ценой надо было помешать ей поднять тревогу.

Я подбежал к ней в тот момент, когда ее палец уже тянулся к красной кнопке сигнала тревоги. Я попытался схватить ее.

Она притянула меня к себе и, опрокинувшись назад, погрузила ноги в мой живот. Я пролетел над ее головой и сильно ударился об решетку. Прежде чем я успел встать, она протянула через меня руку к кнопке. Я обхватил ее за талию и вынудил опуститься на пол. Она царапалась и кусалась, как фурия. Мы оба катались по полу. Я ударил ее изо всех сил. Вначале она отвечала ударом на удар, но вскоре попыталась защититься при помощи локтей. Мои удары, несомненно, причиняли ей боль: это было то, чего я и добивался.

Она задыхалась и всхлипывала от злости. Я схватил ее за горло, но она изловчилась и пальцами надавила на мои глаза. Мои глаза наполнились слезами и страшной болью, я выпустил ее.

Она встала на ноги и снова, шатаясь направилась ко мне, решив, вероятно, на этот раз уже покончить со мной. Я выпрямился и выдал ей правой в горло. Она открыла рот и издала тихий вопль, упав на решетку камеры сумасшедшей.

Наступила маленькая пауза. Я еще стоял на коленях, а она навалилась на решетку, подогнув под себя ноги. Внезапно две сухие руки, похожие на лапы с когтями, просунулись между прутьями решетки и схватили ее за горло. Эдна издала ужасный крик, почувствовав себя схваченной, но этот крик почти тотчас же замер в ее горле.

Сумасшедшая, которую возбуждение заставило что-то бормотать, потянула назад. Прутья решетки были расставлены не так широко, чтобы пропустить голову Эдны. Она не могла кричать: руки сумасшедшей сжимали ее горло. Она отчаянно, отбивалась и болтала ногами в воздухе.

Одна из ее туфель упала с ноги и, отлетев, ударила меня прямо по лицу. Чулки ее от напряжения порвались и из дыр выглядывали обнаженные ноги. Неспособный пошевелиться, весь дрожа, я опирался о сетку с выпученными от ужаса глазами.

Сумасшедшая с безумным упорством продолжала тянуть надзирательницу к себе. Эдна изворачивалась и пыталась схватить ее, но у нее были слишком короткие для этого руки. Она смотрела на меня глазами, которые вылезали из орбит, ее язык уже распух в горле.

Сумасшедшая вдруг сделала резкий рывок. Заглушенный стон, ужаснее вопля, вырвался из горла Эдны в тот момент, когда ее голова втиснулась между прутьями, оставляя на них куски кожи. Одна сторона ее лица была вся в крови.

— Я тебя держу, крепко держу, — бормотала сумасшедшая. — А ты-то считала себя здесь начальницей! Вот теперь посмотрим!

Она села на пол, ее протянутые вперед руки по-прежнему сжимали горло Эдны. Старая заключенная из своей камеры пыталась разглядеть, что происходит на галерее, но это ей не удавалось. Она прыгала около решетки и ворчала хриплым голосом.

Тело Эдны было наклонено назад, голова торчала между прутьями, ступни ног уперлись в пол.

У нее все еще хватало сил на борьбу. Она уперлась ногами в пол, ухватилась за прутья решетки, чтобы на голову была меньше нагрузка. Кровь из ободранной головы текла на пол, пачкая нейлоновые чулки.

Сумасшедшая, не глядя на Эдну, улыбнулась мне и порывисто задышала. Ее плечи сгорбились, и пот выступил на лице.

Вцепившись судорожно пальцами в металлическую сетку, я с ужасом смотрел на нее. Старая женщина, прижавшись лицом к прутьям решетки, внезапно замерла и стала прислушиваться, Лицо Эдны начало принимать фиолетовый оттенок в тех местах, откуда не шла кровь. Ее вытаращенные глаза больше ничего не видели; ее язык свисал между губ, тоже посиневших. Ее тело конвульсивно вздрагивало. Она машинально ударяла обмякшей рукой по прутьям решетки.

Сумасшедшая сделала мне знак и закрыла глаза в последнем усилии. Рука Эдны замерла. Эдна перестала бороться. Ее тело обмякло, и голова, зажатая между прутьями решетки, поникла.

Меня затошнило! при виде такого ужаса. Я резко выпрямился и направился к соседней камере, стараясь не коснуться ног умершей, которые лежали на полу поперек галереи.