Пока смерть не разлучит нас Ефиминюк Марина

Мы поднялись на второй этаж. Когда я остановилась возле своей спальни и взялась за дверную ручку, Доар прошел мимо, не потрудившись притормозить. Комнаты располагались далеко друг от друга. Очевидно, что находиться одновременно в обеих не получится.

– Ты куда? – недоуменно позвала я.

– К себе.

– Чем тебя моя комната не устраивает?

– Я плохо сплю в чужих кроватях.

Утверждение, конечно, было спорным.

– Отличная новость! – хлопнула я в ладоши, невольно погасив пару живых огней в светильниках. – В моей спальне есть удобная кушетка!

Если нам повезло отдалиться на расстояние десяти шагов, то ничто не заставит меня плюхнуться с бывшим мужем в одну постель, пусть и такого гигантского размера, что вряд ли мы ночью каким-нибудь образом пересечемся.

– Ты планируешь спать на кушетке? – не обернулся и даже не помедлил он.

– Нет, это ты планируешь.

– Идем, – выразительно указал Доар в конец коридора.

Тело чувствительно потянуло следом. Я скрипнула зубами и поплелась в покои бывшего мужа. Ведь потащит неведомой силой по полу, как упертую ослицу!

– Спать будешь на полу! – буркнула из вредности.

– Только если ты ляжешь рядом, – открыл он дверь и вежливо пропустил меня в покои, погруженные в интимный полумрак.

Первое, что я почувствовала, – сильный запах свадебных эсхардских анатий, и тут же потерла переносицу, стараясь подавить чих. Только сугробов в прохладной комнате не хватало! На стене горел ночник с мерцающим живым светляком красного цвета, в камине облизывал свежие поленья только-только разведенный огонь. На столике стояла бутылка с игристым вином, блюдо с сочной клубникой, явно выращенной в теплице, и два бокала. При виде будуарной обстановки в мужских покоях лицо Доара вдруг приобрело непроницаемое выражение.

– Милый, где ты был? Я не дождалась и уже начала праздновать твой развод. Присоединяйся? – с особыми интимными интонациями промурлыкал женский голос.

Из спальни походкой довольной тигрицы выплыла Верония в красной сорочке из тончайшего прозрачного кружева, практически не скрывавшего красивое тело. При виде меня нежданная гостья тоненько взвизгнула и прикрыла руками стратегически важные места.

– Вы не развелись?!

Вопрос повис в воздухе. Доар глубоко вздохнул. Светлые боги, сложно, наверное, бедному мужику оказаться между двух огней.

– Верония, для начала накинь что-нибудь, – устало попросил он.

Она бросилась в спальню и вернулась, уже застегивая широкий плащ с глубоким капюшоном. Подозреваю, что в особняк она пришла в униформе властительской куртизанки, то есть в красной прозрачной сорочке на голое тело, плаще и в туфлях на высоких каблуках. Милый сюрприз. Не зря Эрл выглядел так, словно желал преставиться.

Доар подхватил любовницу под локоть и властно вывел из покоев. Хлопнула дверь. Магической цепью меня потянуло назад, и я машинально сделала пару мелких шагов. Доар и Верония не кричали, говорили вполголоса, но сердито, и слов было не разобрать. Вдруг в мелодии самого тихого скандала, который мне доводилось слышать, раздался звук звонкой пощечины и по паркету застучали каблуки. Шаги отдалились… и снова приблизились. Советовала же Веронии не унижаться, а сразу уходить с высоко поднятой головой. Бессмысленно туда-сюда носиться по коридору, как взбесившаяся виверна, когда недвусмысленно попросили покинуть помещение. Наконец она удалилась.

Доар вернулся, хотел что-то сказать, даже рукой взмахнул, и… ничего. Стараясь не встречаться глазами, мы, как по команде, разошлись в разные стороны. Он – к шкафчику, где стояли графины с алкоголем, я – в ванную комнату, мучаясь от почти непереносимого желания смыть переживания сегодняшнего дня. Однако под аркой, ведущей в спальню, мне пришлось встать – длина невидимого поводка не позволяла сделать ни шага дальше.

Взору открылась «чудесная» картинка: в комнате мистически дрожали свечи, на простынях лежали золотистые лепестки анатий. Похоже, Верония пыталась намекнуть любовнику, что пора бы им осыпать головы свадебными цветами, а мне теперь мучиться от аллергии. Несправедливо.

– Я хочу помыться, – не оборачиваясь, грозно проговорила я.

– А я напиться.

Злясь, я дернула плечом. За спиной что-то истерично звякнуло и прошелестело сдавленное ругательство.

– Наши отношения с Веронией закончились здесь и сейчас. Точка, – сердито бросил он. – Откровенно сказать, для меня ее появление оказалось странным сюрпризом. Похоже, мне пора менять лакея.

– Я ничего не спрашиваю.

– Зато выразительно молчишь.

Скрипнув зубами, я резко обернулась к бывшему мужу. Оказалось, поводок не позволил Доару приблизиться к вожделенной полке с напитками. Он наливал соврен на весу. Видимо, чтобы достать стакан и тяжелый графин, пришлось тянуться. Из вредности я подвинулась. Рука у Доара невольно дрогнула, и спиртное, окропив штаны, плеснулось мимо бокала.

– Демон тебя дери, Аделис! – вспылил он. – Я взрослый мужчина с нормальными потребностями и не обязан оправдываться!

– Да разве я спорю или предъявляю претензии? – взорвалась в ответ я. – Но хочется, чтобы ты умерил свои потребности и потуже завязал штаны, пока мы вынуждены жить в одной спальне. Или предполагается, что я должна держать вам свечку? А может, вообще присоединиться?

– Присоединиться? – неожиданно тихим, но страшным голосом переспросил Доар, будто плохо расслышал.

– Да! – лопаясь от злости, выпалила я. – Догоним твою любовницу и предложим… присоединение?

– А зачем нам кого-то догонять? Давай вдвоем, – вкрадчиво предложил он, оставляя графин с бокалом на столике и сдергивая с плеч пиджак.

– Ты что делаешь? – охнула я, когда он швырнул пиджак мне под ноги.

– Раздеваюсь!

Медленно и неуклонно Доар начал надвигаться на меня, оттесняя в спальню.

– Натяни обратно свои шмотки!

В ярости я подхватила с пола пиджак и комом метнула Доару в лицо. В меня полетел сорванный с шеи шелковый галстук. Противник схватился за пуговицы на рубашке.

– Только попробуй снять эту рубашку, и я тебя…

– Заморозишь, эсса Хилберт? – прорычал он.

Идея была отличная, но только синеющего хладного трупа для полного счастья мне не хватало!

– Я… я в тебя ботинок брошу! Сейчас сниму и брошу! – подпрыгивая на одной ноге, я стащила башмак и швырнула в бывшего мужа. С меткостью у меня всегда были некоторые проблемы, да еще от ярости дрожали руки, поэтому ботинок вмазался в косяк, не причинив бывшему мужу никакого вреда.

Более того, пока я ковырялась со вторым башмаком, Доар успел расстегнуть рубашку и теперь маячил гладким крепким торсом.

– Ради светлых богов, оденься, Доар Гери!

– Я тебя смущаю? – прорычал он.

– Ты меня бесишь!

Падение случилось в один момент: неожиданно я уперлась в изножье кровати и начала терять равновесие. Изумленно таращась на Доара, я неловко балансировала на пятках и размахивала ботинком. Тут бывший муж решил мне помочь и дернул за рукав. Подозреваю, что хотел схватить за запястье, но пальцы соскользнули, и платье протестующее затрещало, расходясь по шву. Мы с Доаром завалились на засыпанную лепестками анатий кровать.

Я тяжело дышала, как после энергичной пробежки. От гнева глаза бывшего мужа потемнели. Секунда, и мы подеремся! Но внезапно атмосфера изменилась, из взгляда Доара исчезла злость, ее заменило непонятное чувство. Мужчина судорожно сглотнул и начал медленно опускать голову…

В нашей нелепой битве победил резкий запах анатий. Сама от себя не ожидая, я от души чихнула. В лицо мужчины ударил сноп мелких искристых снежинок. Закрыв глаза, он с дурацким видом замер, потом сел и обтерся ладонью.

– У меня аллергия на анатии, – промычала я, по-прежнему распластанная на смятом покрывале.

– Буду знать, – пробормотал он, чинно, но очень криво застегивая пуговицы на рубашке. – Ты вроде хотела принять ванну?

После конфуза в лесу мытье в ванной комнате бывшего мужа показалось обычным делом. Правда, имелось одно неудобство: пока один плескался, второму приходилось сторожить дверь – поводок не пускал дальше нескольких шагов. Один раз Доар сошел с поста, и меня немедленно припечатало к мраморному бортику купели. Я наглоталась воды, подняла фонтан брызг и, громко обругав мужа нехорошим словом, присовокупила:

– Сложно подождать десять минут?

Десятью минутами не обошлось. Я отмокала не меньше часа, пока не съежилась кожа на руках и ногах. Платье пало жертвой нелепого скандала. Банного халата не нашлось, и мне предстояло щеголять в исподней сорочке с кружавчиками, едва прикрывающей коленки. Припомнив «добрым» словом светлых богов, сделавших нас с Доаром заложниками этой абсурдной ситуации, я приоткрыла дверь и через щелку проверила спальню.

Обстановка разительно отличалась от прежней. Покои привели в порядок: свечи убрали, постель перестелили, зажгли живые огни. У кровати стояли мой саквояж и корзинка с надтреснутым яйцом. Питомец и вещи оказались на месте, а хозяин покоев исчез. Признаться, последнее обстоятельство порядком удивляло.

– Доар? – забыв про скромность, вышла я из ванной комнаты.

Бывший муж обнаружился в придвинутом к стене кресле. Запрокинув голову на спинку, он сладко спал и чудом удерживал почти пустой стакан с совреном в вытянутой руке. На полу стоял почти опустевший графин. Пока я отмывалась от сегодняшнего дня, Доар его заливал крепким алкоголем.

– Очень по-мужски, – презрительно фыркнув, щелчком пальцев я притушила живые огни и мелкой перебежкой поскакала к кровати.

Мне не хватило двух шагов! Я застопорилась, не дотянув даже до краешка матраца. Злобный взгляд, брошенный на безмятежно дрыхнущую вторую половину нашего тандема, естественно, ничем не помог. Демон дери эти огромные комнаты и хозяев, покупающих особняки чудовищных размеров. Что за гигантомания?

Я попыталась взять расстояние нахрапом: подалась вперед всем корпусом, преодолевая невозможную силу притяжения к креслу. За спиной раздался звон выроненного стакана, недовольное бормотание, и меня словно пружиной отбросило назад. Едва не припечатав пятой точкой паркет, я вскочила на ноги и, злобно шлепая босыми пятками, направилась перемещать мужика, нахлеставшегося соврена.

Честное слово, сначала хотела поступить по-людски, в смысле просто подвинуть неподвижное тело с креслом на два шага вперед. Протиснулась между стеной и спинкой, начала толкать. Однако Доар оказался демонически тяжелым, как шкаф. Нет, еще тяжелее! Как два шкафа. Не то чтобы мне когда-нибудь приходилось двигать мебель…

Поцарапав ножками паркет, кресло отъехало на мизинчик, уперлось в край ковра и начало накреняться. Пассажир вместе с ним. Тело перевесило и вывалилось на пол. От грохота я вжала голову в плечи, но Доар не проснулся! Он повозился на шерстяном, с позволения сказать, половике, сунул под небритую щеку ладони и зашелся практически издевательским храпом.

– Да что б тебя горгулья съела!

Я скинула с него туфли, схватила за ноги и поволокла по направлению к кровати. Подлец попытался меня лягнуть, но я была непреклонна: дотащила до середины комнаты и оставила отсыпаться на ковре. Хотелось рухнуть на чистые простыни, зарыться в одеяло и уснуть до утра, но совесть начала грызть еще на подлете к матрацу. Я прихватила подушку, покрывало и вернулась к спящему Доару. Стоя на коленях, осторожно подсунула подушку ему под голову, почти накрыла одеялом, но вдруг он пробудился. Мутный взор сосредоточился на моем лице.

– Кто ты, прекрасное созданье? – дыша ядреным совреном, хрипловато прошептал пьянчуга.

– Твой самый страшный кошмар!

Он ловко опрокинул меня на пол и прижал к горячему телу.

– Спи, ледышка, – прошептал на ухо, прижав к груди.

– Отпусти! – процедила я, пытаясь вырваться.

– Чем тебя не устраивает моя кровать? – он еще умудрялся вести диалог. Вивернов ловелас!

– Тем, что это пол!

– С тобой даже пол мягкий, как перина, – пробормотал он и снова отключился.

Я притаилась, дождалась, когда он начнет тихонечко похрапывать, и выбралась из-под тяжелой руки. Никогда в жизни дорога до кровати не была столь долгой и наполненной опасностями в виде бессознательного мужчины.

– Теплых снов, – хлопнув в ладоши, я потушила живые огни и зарылась лицом в подушку.

Ночью Доар перебрался в кровать. Дерзкое вторжение обнаружилось не сразу, а лишь когда мне на голову рухнуло нечто тяжелое и на поверку оказавшееся мужской рукой. Упершись ногами бывшему мужу в живот, я отодвинула подселенца на край матраца и с блаженством закрыла глаза. Только задремала, как была придавлена ножищей, бесцеремонно перекинутой через мое бедро.

– Да ты издеваешься! – процедила я, освобождаясь.

– Почему ты такая холодная? – пробормотал он.

– Я эсса! Эссы не бывают горячими, – прошипела я, снизойдя до того, чтобы откатиться к краю лично.

– Ты ледяной кипяток, – прошептал Доар.

Пробуждение вышло жестким во всех отношениях. Неведомой силой меня сдернуло с постели, и я с глухим стуком рухнула на ковер. Плохо осознавая, что утро наступило да еще приложило меня о пол, я растерла лицо ладонями. Взгляд упал на корзинку, по-прежнему стоявшую возле кровати. Вместо яйца в гнезде из мягкой соломы лежала разломанная серая скорлупа. Карликовый грифон вылупился!

Неожиданно в гардеробной загрохотало, следом понеслись яростные ругательства, приглушенные закрытой дверью. Похоже, Доар первым познакомился с «любимым» питомцем или даже принимал участие в его рождении, а теперь пытался свернуть ему орлиную шею. Негодяй!

Я бросилась на помощь невинному новорожденному существу, ворвалась в гардеробную и на пороге споткнулась о мужские туфли, коварно валявшиеся под ногами. Комнатушка оказалась разграбленной. Открытые шкафы опустели: одежда была сорвана с вешалок, всюду валялась обувь. Проход загораживала перевернутая тумба. В центре невообразимого хаоса на собственном пиджаке, как на истлевшей ветоши, застыл встрепанный Доар… с рыбацким сачком наизготовку.

– Ты что делаешь? – опешила я.

– Дверь закрой, пока он не сбежал! – рявкнул он, не оборачиваясь.

– Кто? – бросилась я закрывать дверь.

– Кто-кто? Конь в белом пальто! – выругался Доар. – Питомец твой вылупился и захотел жрать!

– Грифон?!

Он ткнул сачком по направлению шкафа, где на одиноких плечиках жалко болталась белая рубашка с разодранной на полоски спинкой. На верхней полке сидел наш домашний питомец и, щуря недобрые желтые глазенки, с наслаждением грыз ботинок Доара. И хотя сам он был меньше этого самого ботинка, уже умял каблук, а теперь дожевывал формованный мысок. У меня вырвался испуганный смешок.

– Ты полагаешь, что это смешно?! – свирепо глянул на меня Доар.

– Нет, – прижимая к губам ладони, чтобы скрыть нервную улыбку, покачала я головой.

Больно осознавать, но он оказался прав: в яйце рос не карликовый грифон. Возможно, Доар даже был прав в том, что таких грифонов не существует. За сто кровных золотых шейров, заработанных бывшим мужем на продаже триана, я купила ему в подарок хитрую прожорливую горгулью с огромными остренькими ушами, кожистыми умильными крылышками, тонким хвостиком и взглядом маньяка. Надеюсь, хотя бы с размером не обманули, и из мелкого бесенка не вырастет уродливый демон в человеческий рост. И сейчас он раздирал туфлю…

Когда-то давно в Эсхарде ходила глупая мода заводить горгулий вместо кошек, но веянье быстро ушло. Потомки вымерших химер, в отличие от грифонов, не одомашнивались. Они грызли и воровали все, что, по их мнению, плохо лежало, даже если оно лежало хорошо. Если же казалось, будто тварь прижилась в семье, искренне привязалась к хозяевам и вела себя как ласковая кошка, то это означало, что она терроризировала чей-то другой дом. Другими словами, оживший ужас, а не домашний питомец.

– Не хочешь ничего сказать? – процедил Доар.

– Думаешь, она наестся ботинком и заснет? – прошептала я.

Во сне горгульи покрывались плотными гладкими чешуйками и начинали напоминать неподвижную каменную фигурку.

– Аделис, неправильный ответ! – рявкнул он.

– Объективно говоря, я не отвечала, а спрашивала.

– Не умничай!

– Если я скажу, что ты был прав насчет грифонов и мне ужасно жаль, это умерит твой гнев?

– Нет.

– Ну и ладно.

Вообще чисто по-человечески я Доара понимала. Мало что похмелье, так еще с сачком за новорожденной горгульей приходится скакать. Другими словами, утро у него явно не задалось, и он планировал сделать его исключительно недобрым для окружающих.

Сверху доносилось смачное чавканье. Горгулья пировала.

– Посмотри на нее с другой стороны, – попыталась я преподнести домашнего питомца в позитивном ключе.

– С какой стороны ты предлагаешь посмотреть на тварь, которая догрызает мой ботинок? Со спины?

– С морды… рожи… светлые боги… – пробормотала я и махнула рукой, заставив горгулью оторваться от завтрака и нехорошо сощурить желтые глазенки. – Она такая страшненькая, что кажется милой. Даже рожки уже проклюнулись.

– В твоих словах я не наблюдаю логики, – процедил Доар, взмахнув сачком.

И здесь он тоже был прав.

Я сама не видела логики в собственных рассуждениях, поэтому огрызнулась:

– Не размахивай, ты ее пугаешь!

В следующую секунду в нас полетел обглоданный ботинок и вмазался в светильник, на цепи спускавшийся с потолка. Живой огонек немедленно погас. Мы погрузились в глухой мрак. Неожиданно я ощутила, как нечто принюхивается к моим волосам, и, стараясь не шевелиться, прошептала:

– Она прямо надо мной.

– Ага… – пробормотал Доар. Неясное движение в темноте – и мне на голову опустился колпак из сетки. По носу ударил металлический обод. Сачок оказался достаточно широким, дотянулся до самого подбородка.

– Ты меня поймал! – рявкнула я, пытаясь освободиться.

– Извини, – в хрипловатом голосе слышался смех.

– Заморожу горгулью к проклятым вивернам! – бранилась я, освобождаясь от колпака и вываливаясь из душного нутра разграбленной гардеробной. А следом за мной, вознеся к потолку воинственный младенческий писк, вылетела новорожденная горгулья. Она сделала неровный круг, ухнула вниз и нырнула в дымоход остывшего камина.

– Доар, – вцепилась я в его руку. – Доар! Сто шейров улетают в трубу.

– Может, она сбежит? – Он и не подумал скрыть облегчения.

– Надо ее поймать!

– Будем считать это волей светлых богов, – предложил бессердечный хозяин питомца и, поморщившись, потер шею. Никаких сомнений, похмельная голова болела нещадно.

– Мы не можем бросить новорожденного ребенка на холоде!

– Она не ребенок, а горгулья. Обернется в камень и перезимует лучше нас с тобой, – отказался он разыскивать умотавшего на свободу питомца.

Стаскивая через голову несвежую рубашку, он двинул в сторону ванной комнаты. Мне, как привязанной пришлось тащиться следом и любоваться полоской мелких синяков на его позвоночнике, видимо, заработанных при вчерашнем падении с кресла. Доар болезненно повел плечом, похоже, удар вышел сильнее, чем мне показалось ночью.

– Почему ты идешь за мной? Хотела умыться? – спросил он, взявшись за дверную ручку.

– Вообще голова после соврена не соображает? – сердито проворчала я.

– Точно, – простонал он. – Забыл. Иди первой.

– Благодарю, – холодно кивнула я и попыталась протиснуться в ванную между ним и косяком, но проход перекрыла выставленная рука. – Что?

– Ты не расскажешь, как я оказался на кровати?

– Поэтапно.

Мы синхронно обернулись к креслу, красноречиво отодвинутому от стены и ножками задиравшему угол ковра. На полу валялся стакан и перевернутый пустой графин, а на паркете темнело липкое пятно соврена.

– К слову, милое платьице, – невпопад сказал Доар.

– Это исподнее.

– Ночью я пытался его стащить?

– Так… – Я почесала кончик носа. – Раз уж ты заговорил о сегодняшней ночи, то нам следует договориться о правилах совместного сосуществования.

– Правила?

– Именно! – ткнула я в него указательным пальцем. – Иначе нас очень быстро разлучит смерть.

– Кто отправится в небесные сады? – с иронией уточнил он.

– Смешной вопрос, учитывая, что из нас двоих магией владею я.

– Уф! – Он комически прижал ладонь к груди. – Это удар ниже пояса, Аделис.

– Тогда почему ты хватаешься за сердце? – насмешливо выгнула я бровь.

– Хорошо, если тебе нужны правила, то давай их установим.

Я скрестила руки. Жест был призван показать Доару, насколько разговор серьезен, но на самом деле я просто постаралась прикрыть кружевное безобразие, не оставляющее простора фантазии и почему-то названное исподней сорочкой.

– Ты не напиваешься ночью, – выдвинула я первое требование.

– А днем?

– Ты вообще не приближаешься к алкоголю. Я не намерена таскать тебя на закорках.

– Принято.

– Правило второе. Мы всегда спим одетыми, по возможности на разных кроватях, и не появляемся друг перед другом голышом.

– Это сразу три правила, и я буду не против, если ты захочешь при мне ходить в таких милых штучках, – издевательски ухмыльнулся он.

– Я против, – отрезала ледяным тоном.

– Что-то еще?

– Не что-то, а самое важное: ты туго подвязываешь пояс на штанах и не прикасаешься к женщинам ни одной частью тела. Даже мизинцем. Более того, даже случайно!

– Смотреть-то можно? – усмехнулся он.

– Ну, ты по-прежнему зрячий, – пожала я плечами, стараясь глубоко не анализировать, почему желание Доара смотреть на других женщин (особенно рыжих), вызывает у меня глухую досаду. Во всем виновата суматошная ночь. Я всегда становилась ужасно раздражительной по мелочам, когда не высыпалась.

– Хорошо, смотреть можно, трогать нельзя, – кивнул Доар. – Принимается! Другие правила?

– Ты заранее предупреждаешь меня, когда мы собираемся выезжать из дома. Не хочу, чтобы над душой стояли, подгоняли и злили.

– Справедливо, – кивнул он. – Позволь резюмировать: никакого спиртного, любовных утех, сна голышом и неожиданных визитов.

– Могу пообещать, что я тоже не стану трогать чужих мужчин.

– Да ты меня успокоила, – издевательски протянул Доар. – Раз у тебя все, то и у меня есть одно требование.

– Я слушаю.

Неожиданно его ухмылочка растаяла, взгляд заледенел.

– Не делай нашу совместную жизнь невыносимой, – тихо произнес он. – Мы оба знаем, Аделис, что ты мастерски умеешь трепать нервы.

– Это относится и к тебе, Доар, – не дрогнула я.

– И следи за своим питомцем!

Не прошло и секунды, как дом содрогнулся от невероятного грохота. Казалось, что где-то рухнула стена.

– Особняк рушится? – по-настоящему испугалась я.

Нахмурившись, раздетый до пояса хозяин дома отстранил меня и поспешил проверить, что случилось.

– Постой! – окликнула его я. – Мне надо чем-то прикрыться!

Не замедляясь, он подхватил с пола свою рубашку и швырнул мне в лицо.

– Надевай!

Одевалась на ходу, шлепая пятками по ледяному полу и путаясь в рукавах. В пуговицах застряла нечесаная прядка, пришлось посильнее дернуть, выдрав и пуговицу, и пару волосинок. К середине коридора кособоко застегнутая рубашка спустилась до колен, прикрыв ночную сорочку. Из холла доносились людские крики, сердце замирало от дурного предчувствия. Неужели действительно рухнули стены? А если кто-нибудь пострадал?! Последняя мысль заставила меня прибавить хода.

Возле балконной балюстрады стоял Гаэтан в шелковом халате и ночном колпаке на птичьей голове. Оттопырив мизинчик, он прихлебывал из чашечки тэй и невозмутимо следил за светопреставлением в холле.

– Доброе утро, – оглянулся он.

Не знаю, почему старик решил, будто у кого-то из нас утро доброе. Было очевидно, что у всех обитателей особняка оно выдалось исключительно плохим.

– Никто не пострадал? – резко спросил Доар и, глянув с балкона вниз, без преувеличений потерял дар речи.

В воздухе кружила пыль. С одной стороны холла рухнули леса, обнажив заново перетянутую серебристой тканью стену. Вместо входной двери зияла сквозная дыра. Дверь, конечно, никуда не исчезла, но, выбитая чьим-то мощным ударом, вывалилась на парадную лестницу. Испуганный народ таился кто где, даже бравые идэйцы.

– Что это? – прошептала я.

– Это, моя дорогая эсса, новый ремонт. – Гаэтан прихлебнул тэй. – Я вот думаю, коль случилась оказия, может, купим ткани ручной работы? Все равно стены заново перетягивать.

– Хозяин! – донесся снизу страшный голос лакея.

– Эрл, почему вы прячетесь? – рявкнул Доар.

Послушный лакей появился в поле зрения. Перед собой он нес садовую метлу, большую, пушистую, словно пытался за ней спрятаться. Неожиданно бедняга пригнулся, прикрываясь садовым инструментом.

– Демон не дремлет! – заорал он и галопом бросился обратно в убежище.

– Какой еще демон? – начал терять терпение Доар.

С возрастающим недоумением я перевела взгляд к многокаскадной люстре. Цепляясь за нее задними лапами, на ободе головой вниз висела перемазанная в саже горгулья. Она с наслаждением отгрызала длинные, похожие на хрустальные стрелы подвески и швыряла их на пол.

– Доар, – тихо позвала я, пытаясь указать на нашего домашнего питомца. – Она не сбежала…

– Зачем выбили дверь? – не слыша, бранился Доар.

– Демона ловили! – крикнул снизу стражник-маг. Не оставалось сомнений, что от неудачного магического удара не только вылетела дверь, но и рухнули леса.

А горгулья начала карабкаться выше, люстра дрожала, подвески истерично зазвенели. Зверушка ловко забиралась к крюку, на котором висела громадина. Медлить нельзя!

– Простите, мастер, – пробормотала я, забирая у Гаэтана из рук чашку.

– А? – Он удивленно покрутил в руках хрупкое фарфоровое блюдце.

Я выплеснула остатки тэя в воздух и махнула рукой, посылая ледяное заклятье. Капли отлетели к люстре, и хрустальная громадина начала стремительно покрываться темно-коричневым инеем.

– Аделис, ты рехнулась? – рявкнул Доар и наконец заметил детеныша, в панике ползущего к потолку.

Молниеносное замерзание сковало подвески, превратив их в острые сосульки, и задело горгулью. Шкодливая тварь покрылась твердыми чешуйками и каменной фигуркой с грохотом сверзилась на пол. Тишина, последовавшая за устранением хулиганки, была по-настоящему всеобъемлющей. Народ не верил в избавление и не торопился вылезать из укрытий. Вдруг демон придет в себя, разозлится и кого-нибудь загрызет?

– А почему снег коричневый? – полюбопытствовал Гаэтан, первым прервав молчание.

– В цвет тэя, – осторожно объяснила я, боясь посмотреть в сторону Доара. Даже на расстоянии чувствовалось, как он пышет недовольством.

И в этот момент, недоуменно озираясь, через порог перешагнул Якоб, как всегда, с утра торопившийся на службу к дорогому хозяину. Вид разгромленного холла, обрушенных лесов и людей, старавшихся по возможности растаять в этом хаосе, заставил его оцепенеть.

– Светлых дней, риаты? – растерянно уточнил он и поднял голову к балкону. – В доме случился новый магический взрыв?

– Нет, Якоб, – рявкнул Доар. – В доме случилась эсхардская эсса, которая прогуливала занятия по практической магии!