Войны Миллигана Киз Дэниел
САМОПРОВОЗГЛАШЕННЫЙ ХУДОЖНИК, КОТОРЫЙ СКОРЕЕ СОБЕРЕТ БОЛЬШЕ ДЕНЕГ, ЧЕМ ХВАЛЕБНЫХ ОТЗЫВОВ
[…]наконец-то Билли Миллиган выставляет свои работы напоказ. […] Круз, владелица галереи, не нуждающаяся ни в деньгах, ни в проблемах, которые могут принести ей семь недель этой выставки, согласилась предоставить Миллигану для картин свою площадку.
— Я хотела дать ему шанс… В худшем случае, работы Билли — просто нагромождение примитивных символов, понятных ему одному, в лучшем — он продемонстрирует определенный потенциал, — так оправдала свое решение владелица галереи.
Было гораздо легче найти трех охранников, которые будут отвечать за безопасность, чем найти ассоциацию, готовую согласиться на еще не обозначенный процент от выручки, который Миллиган собирался выделить на благотворительность. Некоторые считают, что настойчивое желание Миллигана пожертвовать часть средств, вырученных от выставки — искренняя демонстрация раскаяния и солидарности. Другие интерпретируют это как новую пиар-компанию одного из самых хитроумных болтунов, когда-либо ходивших по улицам Коламбуса.
Вернисаж выставки под названием «Билли — крик изнутри» состоялся в пятницу 27 октября 1989 года в галерее Бренды Круз.
На страницах «Зрительное искусство» издания Коламбус Элайв от 9 ноября, Лиз Яшон отчиталась о выставке и рассказала о жизненном пути художника:
Билли Миллиган попал в центр медийной и политической бури, в одном только Диспэч появившись двести девяносто семь раз между 1978 и 1979 гг. За последнее десятилетие Миллиган стал жертвой оппортунизма политиков, различных манипуляций средств массовой информации, остервенения социальных институтов и жестокости общественности, жаждущей мести. — Ко всему прочему, журналистка процитировала следующее откровение Миллигана: — «Когда-то мне казалось, что я нахожусь в комнате полной друзьями, но, к моему великому огорчению, что-то пошло не так. Трагическая часть моей жизни прошла, но сейчас, я с грустью осознаю, что комната, полная друзей, пуста».
На следующей неделе Билли узнал, что Рэнди Дана арендовал частный самолет, чтобы отправить Швейкарта в больницу Джона Хопкинса. Там специалисты подтвердили диагноз докторов из Огайо, который адвокат держал втайне. У Гэри Швейкарта был обнаружен рак. Ему оставалось жить не больше трех месяцев.
10. Канадский скелет
Вечером 7 марта 1990 года, через два месяца после смерти Гэри Швейкарта, ведущий передачи Коламбус Ньюсвотч 4 Даг Адаир объявил, что канадская конная полиция обнаружила скелет человека, погребенного под несколькими десятками сантиметров снега на лыжном курорте Вистлер в Британской Колумбии, к северу от границы с США. Детективы Беллингхема решили, что речь идет о трупе Фрэнка Бордена.
— Чтобы узнать, замешан ли как-то Билли Миллиган в исчезновении человека в Беллингхеме, штат Вашингтон, полиция попросила нас помочь. Поэтому Ньюсвоч 4 вышлет ей свои видеозаписи картин, которые этой осенью Миллиган показал на выставке в Коламбусе, — вещал Даг Адаир.
Ведущий с седыми волосами, торчащими во все стороны, добавил подозрительным тоном:
— Писал ли Миллиган пейзажи в том регионе, где был убит Борден? К слову, последний, с кем видели жертву, был именно Билли Миллиган… Канадская полиция производит осмотр скелета. Тем не менее, они уточнили, что к моменту выдвижения обвинения в убийстве, может пройти год.
Билли непринужденно ответил на демонстративную обеспокоенность Писателя фактом обнаружения трупа:
— Мы с тобой уже разговаривали об этом периоде моей жизни. Я уже говорил тебе, что Фрэнк Борден жив.
— Ты сказал, что он был жив, когда ты видел его в последний раз, в 1986 году. За это время его могли убить. У полицейских есть скелет, который может оказаться скелетом Бордена, и на данный момент ты являешься их главным подозреваемым.
— Да, ты прав. Но это не скелет Бордена.
— Давай разберемся: ты сказал, что отвез его в Канаду, и спустя две недели перевел его обратно через границу, когда он отправился на поиски оружия. Позднее, ты видел, как он поднимался на борт корабля. Но оттуда он уже не спускался. Скажи мне, это точно был последний раз, когда ты его видел?
— Точно. И когда канадские полицейские сравнят слепки зубов своего скелета со слепками Бордена, они поймут, что это не он. Так что кончай беспокоиться.
Вечером следующего дня, канадская полиция объявила о таинственной пропаже слепков зубов Бордена. Без этих слепков PMRC заявила, что у них нет другого выхода, кроме как провести тест на ДНК, результаты которого станут известны через несколько месяцев.
Билли побледнел:
— Это плохая новость, — задумчиво произнес он.
— Почему? — спросил Писатель.
— Тест на ДНК можно запросто подделать. Они могли получить образцы волос с расчески в квартире Бордена. Тогда полиция может заявить, что ДНК волос и скелета совпали и тем самым добиться моего ареста. Блин, Фрэнк, какой же ты сукин сын!
— Нельзя так говорить о покойниках, Билли.
— Говорю тебе, он не покойник, и кости эти — не его, — раздраженно ответил Миллиган. — Черт возьми, я поверить не могу, что они разворотили дело четырехлетней давности и так преуспели в Британской Колумбии! Мне придется принять меры.
— Что ты хочешь сделать? — поинтересовался Писатель немного обеспокоенно.
— У меня есть два выхода, — задумчиво сказал Билли тихим голосом. — Через кого тебе знать не обязательно, но я держу связь с Фрэнком. В моих силах либо дать полиции понять, что Борден вскоре должен связаться со мной, либо рассказать все прессе. Нельзя допустить, чтобы тест на ДНК проводило правительство США или ФБР. Иначе, я уверен, они не пожалеют сил для того, чтобы идентифицируемый скелет оказался скелетом Бордена.
Через неделю Писатель отправился домой к Миллигану для проведения еженедельной беседы. Видно было, что Билли не спит уже несколько дней. Но, несмотря на это, он зевал и улыбался.
— Как я тебе и говорил, не стоит волноваться: Борден жив!
Писатель включил магнитофон и уселся на стул:
— Отличная новость, Билли. Расскажи мне обо всем. Я внимательно слушаю.
Билли встал и начал рассказывать, расхаживая по комнате:
— В субботу в час дня звонит телефон. Я снимаю трубку и слышу: «Салют, мудак». Естественно я удивился и спросил, кто звонит. Какой-то парень на другом конце провода говорит мне: «Это дебил». Я сразу же понял, что это Борден потому, что только мы с ним называли так друг друга: я был «мудак», а он «дебил». Потом он сказал: «Я слышал, что ты хочешь меня видеть?». Не сдерживая волнения, я ответил: «Где ты, черт бы тебя побрал!» Фрэнк назвал мне город, в котором он находится, назначил встречу и объяснил, как его найти, затем попрощался со мной: «Увидимся завтра».
— И о чем ты думал в тот момент? — спросил Писатель.
— Я был взбешен. Я хотел знать, где он. Ему следовало хотя бы прислать мне свою фотографию с недавним выпуском газеты, чтобы доказать, что он жив. Но все оказалась намного сложнее, чем я думал. Фрэнк сказал мне, что я ни в коем случае не должен кому-либо рассказывать то, что я знаю о нем. Он объяснил, что дело не только в большом риске попасть за решетку. Если о нем узнают, он может получить пулю в лоб.
Видно было, что Миллиган нервничает, вспоминая свой разговор, с Фрэнком Борденом. Немного помолчав, он продолжил:
— Я стал настаивать, и спросил, знает ли он, что меня обвиняют в убийстве и от него зависит очень многое? Знаешь, что ответил Фрэнк? Он сказал, что не в курсе, попрощался и попросту положил трубку…
Писатель был ошеломлен и сильно обеспокоен:
— Билли, только не говори мне, что ты выезжал из города, не спросив разрешения у судьи Джонсона.
Миллиган пожал плечами:
— У меня не было времени, Дэниел. Это была суббота. Мне нужно было двенадцать часов, чтобы туда добраться. Я приехал на парковку торгового центра в половину восьмого утра в воскресенье и ждал еще почти час. Вскоре я заметил серый с металлическим блеском автомобиль марки Транс-Ам, поворачивающий на парковку. Я сразу сказал себе, что это должно быть Борден. Я знал, что ему понадобится некоторое время, чтобы меня узнать, так как я здорово изменился с тех пор, как мы виделись последний раз. Поэтому мне пришлось выйти из фургона и сесть на багажник автомобиля, чтобы быть на виду.
Он притормозил в шаге от меня, опустил стекло и сказал, чтобы я ехал за ним. Сев в машину, я завел двигатель и последовал за ним. Приблизительно через двадцать пять минут, Борден остановился рядом с ресторанчиком у дороги. Точного названия сейчас и не вспомнить… Кажется, это был «Шонис»… Или «Элби», что-то в этом роде. Мы зашли внутрь, сели и начали разговаривать.
— Расскажи, о чем вы говорили, — продолжил расспрашивать Писатель Билли.
— Ну, я был, мягко говоря, зол на Фрэнка, потому что во время нашей последней встречи я жутко перепугался за него, когда тот поднялся на борт корабля и пропал, — продолжал возбужденно рассказывать о своей встрече Билли. — Но он объяснил мне, что произошло, где он был и почему пропадал.
— Расскажи мне обо всем. Что произошло? — попросил его Писатель.
— Он сказал, что поднялся на этот корабль, чтобы забрать семь килограммов колумбийского «Белого Китая». Предполагалось, что он доставит его другому типу, какому-то ослу, который должен был провезти товар через север Юты, на другой конец страны, чтобы тем самым замести следы в провинции.
— Что такое «Белый Китай»? — поинтересовался Писатель.
— Это синтетический опиумный препарат, используемый как болеутоляющее. Но фишка в том, что его можно продавать как героин. Только «Белый Китай» обязательно надо разбавлять перед продажей в розницу, иначе он может убить.
— Ага, понятно. А Фрэнк? Он должен был заключить сделку на этом корабле?
— Да, сделка должна была быть заключена именно там. Но как только он поднялся на борт, его по лестнице через другой борт провели на рядом стоящее судно, чтобы произвести обмен. Там, на корабле, кто-то внезапно открыл огонь, и они настояли, чтобы Борден ушел другим путем.
— Билли, — сказал Писатель, пытливо смотря на своего собеседника. — А не выдумываешь ли ты всю эту историю?
— Я клянусь тебе, что это правда! — воскликнул Миллиган. — Я хотел узнать, что произошло. Мне необходимо было знать правду.
Писатель немного помолчал и, спустя несколько секунд раздумий, попросил Билли продолжить свой рассказ.
— Фрэнк сказал мне, что эти люди отвезли его в Блейн, еще севернее по побережью, и… — Билли осекся и покачал головой. — Нет, это бессмысленно. Ты все равно не поверишь. Если честно, я и сам-то не знаю верить Бордену или нет. Просто, все, что он рассказал, немного смахивает на безумие.
— Не страшно, просто повтори, что он тебе рассказал.
— Фрэнк объяснил мне, что когда уезжал из Канады, то и понятия не имел, что полиция Беллингхема обвинила меня в его убийстве. Он уехал в Гонолулу, на свою бывшую военную базу, потом в Баху. Провел какое-то время в Мексике, после чего перебрался в Санта-Фе, где и жил, пока не закончились почти все его деньги. Тогда он решил снова вернуться к информационному пиратству. У него появилась навязчивая мысль проникнуть в сети Лас-Вегаса, ибо, как он сказал мне: «Именно там находятся бабки». Борден начал собирать информацию, неделя за неделей. По его словам, он уже записал около 300–400 дискет.
— Ого, это, наверняка, отняло много времени. Он искал наобум?
— Деятельность хакера похожа на деятельность художника или любителя паззлов. Когда последний кусочек встает на место, информация, которую ты накопил, становится бесценной, поскольку она может быть использована в очень разных целях.
— А какую именно информацию он искал, Билли? — поинтересовался Писатель.
— Номера банковских счетов.
— Это были счета конкретных людей?
— По его словам, нет. Он не знал, чьи банковские номера попадали в его руки, — ответил Билли. — Да и ему было все равно. На тот момент он не ассоциировал Лас-Вегас с организованной преступностью. Фрэнк думал, что все это байки, фантазии голливудских режиссеров. Так что он продолжил копаться в базах данных различных казино, бюро лицензий, игорных комиссий и во всем, что могло иметь отношение к государству. Таким образом, он определил, кто был самым богатым человеком в городе, у какого игорного дома была лицензия, у какого нет… Он заинтересовался также личными досье, списками телефонных номеров — одним словом, любой информацией, которая могла принести какую-то пользу.
— Поразительно! — удивился Писатель. — У них что не было никакой системной защиты?
— Некоторые серверы в этом не нуждаются, поскольку содержащаяся на них информация является настолько доступной, что может считаться открытой, — принялся объяснять Билли. — Но есть люди, которые беспокоятся за сохранность своих данных и очень трепетно относятся к своей информационной безопасности. Фрэнк не осознавал, что у некоторых может стоять довольно сложная система защиты, к примеру, цифровой дозвон, определяющий номер звонящего. На этом он и попался: за ним приходили и, как сказал Фрэнк, ему страшно повезло, что его не было дома.
Миллиган понимал, что все, что он рассказывает, сильно смахивает на сюжет какого-нибудь блокбастера. Но раз уж Писатель просил его пересказать историю Фрэнка, несмотря на всю ее фантастичность, Билли продолжил:
— Когда Борден понял, что украденная им информация принадлежит большим шишкам из мира организованной преступности, Фрэнк решил сбежать, чтобы спасти свою шкуру. Ему нужны были новые персональные данные, но времени, чтобы сфабриковать их самому, не было. Он позвонил в Департамент юстиции, не называя себя, и предложил им сделку. Фрэнк понял, что располагает особо важной информацией и может позволить себе торговаться с представителями государства. В обмен на дискеты он потребовал новое имя и свободу. Департамент попросил прислать им две-три дискеты и перезвонить через несколько дней. Борден согласился. Когда он снова с ними связался, агент на другом конце провода произнес: «Хорошо, мы заинтересованы в сотрудничестве с вами».
Представители Департамента юстиции объяснили ему, что благодаря той информации, которую он предоставил им, нескольким членам преступной группировки будет вынесено обвинение в Нью-Йорке. Хоть я и называю его «дебил», Фрэнк вовсе не дурак: он настоял на том, чтобы ему обеспечили защиту, на случай если этим типам удастся избежать правосудия. Именно по этой причине его родные и полиция Беллингхема не были поставлены в известность. Люди, контактировавшие с Фрэнком, помогли ему попасть в программу по защите свидетелей. Когда я рассказал ему, что полиция хотела повесить на меня канадский скелет, он пообещал, что поговорит с этими людьми и попросит их заняться моим вопросом.
— Знаешь Билли, какой-то неправдоподобной получается эта история, — заметил Писатель. — А как же слепки зубов?
У Билли Миллигана не было ответа на этот вопрос, да и с Писателем он, как уже говорил ранее, был согласен: как-то слишком все закручено. Некоторое время Билли обдумывал рассказанное, уставившись в пол, затем снова заговорил:
— Фрэнк сказал мне: «Болван, я не позволю им обвинить тебя в убийстве», — продолжал Билли, так и оставив вопрос Писателя без ответа. — А я бросил ему: «Честно говоря, я бы придушил тебя прямо здесь, Фрэнк… но я слишком рад тебя видеть, чтобы сделать это». Он улыбнулся и сказал, что тоже очень рад нашей встрече. Затем добавил, немного помявшись: «Послушай, чувак… Мне жаль, что я доставил тебе столько неприятностей. Но на кону моя жизнь, старик». Понятно, что мне нужны гарантии, потому что у меня нет никакого желания выступать на суде в роли убийцы, тем более сейчас, когда я знаю, что этот негодяй жив. Я объяснил ему все это, на что он пообещал защитить меня в случае чего: «Если хоть раз тебя привлекут в качестве обвиняемого, не сомневаюсь, что телевидение и газеты расскажут об этом. Тогда я использую все мои связи, чтобы тебя оправдали. Я не позволю им обвинить тебя в убийстве, которое ты не совершал. Я у тебя в долгу, старик, ты ничего не рассказал обо мне, хотя мог. Не беспокойся, я тебя прикрою». Он положил руку мне на плечо и ободряюще улыбнулся. На этом мы и разошлись. Не знаю, что и думать…
Билли, наконец, закончил свой рассказ о встрече с Фрэнком Борденом.
Писатель пошел на кухню, чтобы выпить стакан воды, и увидел на кухонном столе городскую газету, утренний выпуск. Там было интервью с Билли, где он утверждал, что встречался с Борденом более чем за пятьсот километров от города. Пробежавшись глазами по газете, он вернулся в комнату, где Билли уже вовсю храпел на диване.
Писатель вернулся домой со смешанными чувствами и мыслями: он одновременно был и смущен, и расстроен. Рассказ Билли об этой странной беседе вызвал у него недоверие. Эта история казалась весьма своевременной: она как будто была написана по заказу.
На следующий день в теленовостях Даг Адаир сообщил последние детали дела «канадского скелета»:
— […] и если окажется, что скелет все-таки принадлежит Бордену, — сказал ведущий. — Канадская полиция, прежде чем огласить результаты экспертизы, отправится в Коламбус, чтобы поговорить с Билли Миллиганом. Прошлой ночью мы сообщали вам, что слепки зубов Бордена, неожиданно обнаруженные в Северной Каролине, были отправлены на Западный берег. Власти намерены поскорее разобраться с этой историей. Напоминаем, что Билли Миллиган — главный подозреваемый в деле исчезновения и возможно убийства Фрэнка Бордена в 1986 году […]
Афин Ньюс опубликовала телефонное интервью сыщика из Беллингхема, который с уверенностью заявил: если слепки зубов Бордена совпадут со слепками зубов скелета, Билли Миллигана обвинят в убийстве:
— В настоящее время ведется дело по исчезновению человека, — говорил сыщик. — Но если наши подозрения насчет принадлежности скелета Бордену подтвердятся, то дело будет переклассифицировано в убийство.
Через некоторое время Коламбус Ньюсвотч сообщила, что Даг Адаир отправился в Британскую Колумбию, чтобы провести экспертизу по слепкам зубов Бордена.
Спустя неделю, посреди ночи, телеграмма прервала напряженное ожидание. Сообщение было следующего содержания:
— […] скелет, обнаруженный в Канаде, не является скелетом пропавшего человека, которого последний раз видели четыре года назад в обществе Билли Миллигана. Из чего следует, что никаких доказательств, что Борден убит, нет.
Таким образом, расследование убийства, в котором обвиняли Миллигана, было остановлено.
Билли пытался найти след Фрэнка Бордена по номеру социального обеспечения (страхования), а также по номеру, по которому они связывались перед его исчезновением. Но поиск на компьютере показал, что номер социального обеспечения Фрэнка Бордена был стерт. Любая связь с его прошлым была уничтожена; его прежняя личность больше не существовала. Теперь он стал кем-то другим.
Билли знал, что это значит, и испытывал чувство жалости к Фрэнку Бордену — каким бы ни было его новое имя, и где бы он ни находился.
11. Пропавший документ
Во время беседы с Джимом Кура 7 мая 1990 года, судья Говард Джонсон напомнил, что в скором времени Миллиган должен пройти комиссию. Отчеты психиатров подтверждали, что его состояние стабилизировалось, и он более не представляет угрозы ни для самого себя, ни для других.
— Пришло время освободить Билли, — объявил Джонсон.
На этот раз Кура отказался.
Теперь он смотрел на Говарда Джонсона, как на единственную преграду, отделяющую Билли от службы УДО.
Перед своей смертью Гэри Швейкарт находился в хосписе со своей семьей и друзьями. Когда пришло время прощаться, он подозвал к себе Джима Кура и Рэнди Дана. Они молча подошли к нему, и Гэри сказал:
— Поклянитесь мне, что вы позаботитесь о Билли. Я хочу, чтобы вы присмотрели за ним как следует.
Адвокаты пообещали, что доведут дело Миллигана до конца и не оставят его в беде.
Джим Кура теперь стоял перед трудной задачей: чтобы остаться верным своей клятве, он должен был противостоять Шумейкеру, который просто горел желанием посадить Билли за решетку. В течение некоторого времени адвокат Миллигана ограничивался тем, что умышленно затягивал время. И действительно в законе штата Огайо было оговорено, что время условно-досрочного освобождения засчитывалось, как время, проведенное в тюрьме. Даже учитывая пять с половиной месяцев побега Билли, (хотя принцип вычитания этого времени казался спорным, с юридической точки зрения), Кура подсчитал, что срок максимального приговора должен Билли вот-вот закончиться.
Шейла Портер связалась с некоторыми высокопоставленными лицами из службы УДО, которые согласились письменно подтвердить, что Билли действительно был условно освобожден.
Вооружившись этим письменным подтверждением, Кура попросил судью Джонсона зафиксировать август 1990 года как дату, когда Билли последний раз проходил комиссию. Таким образом, эта дата не входила в тот временной промежуток, за который Шумейкер мог бы арестовать Миллигана и отправить его в тюрьму из-за нарушений его условий УДО.
Однако Кура не знал, что в то время Шумейкер не разделял точку зрения своего шефа. По его мнению, после того как Билли оправдали по причине психической болезни, он находился вне досягаемости службы УДО. Поэтому время, проведенное Миллиганом на свободе благодаря условно-досрочному освобождению, не засчитывалось. Директор службы УДО заявил, что Миллиган никогда не придерживался правил досрочного освобождения, исходя из чего они и не отсчитывали время от срока заключения, пока Миллиган не вернулся в тюрьму.
Джим Кура пытался понять причины неистового желания Шумейкера посадить его клиента, который провел в психиатрической клинике повышенной безопасности больше времени, чем, если бы сел в тюрьму.
Среди газетных вырезок, представленных в официальных документах службы УДО, к которым он получил доступ, Кура нашел фотографию Билли. Неизвестный художник добавил ему пару рогов на голове, шрамы на обе щеки и, что самое удивительное, перерезал горло Билли на фотографии.
В конце концов, Кура пришел к выводу, что Шумейкер, по каким-то личным, непонятным Джиму причинам, возненавидел Билли Миллигана.
В распоряжении адвоката были все документы службы УДО о Билли, но чтобы разобраться в них, ему нужно было изрядно постараться. Поэтому Джим Кура попросил помощи у адвокатов, специализирующихся на защите клиентов, обвиняемых за нарушение правил условного освобождения. Коллеги некоторое время объясняли ему механизм внутренней бюрократии службы УДО. Они также объяснили ему значение сокращений, аббревиатур и административных кодов, которые были необходимы, чтобы истолковать сотни документов, содержавшихся в деле Билли.
— Интересно, — заметил один из адвокатов, рассматривая одну из бумаг. — Эта запись свидетельствует о том, что у Билли уже было условно-досрочное освобождение. Значит, где-то в бумагах должен быть официальный документ от службы УДО, согласно которому Билли переводился в режим условно-досрочного освобождения. И к тому же этот документ должен был быть подписан Шумейкером. Нам необходимо найти эту бумагу. Она чрезвычайно важна для нас и может сыграть ключевую роль в защите Миллигана.
Кура понимал, что этот текст неопровержимо докажет, что у Билли нет никакого основания для возвращения в тюрьму, но ему не удалось найти его в документах, которые были в его распоряжении.
Используя указание суда, обязывающее службу УДО обеспечить адвокату Билли Миллигана доступ к документам его судебного дела, Кура отправился в офис учреждения и попросил посмотреть документы, которые Шумейкер, как ему сказали, хранил в ящиках письменного стола.
Кура тщательно просмотрел их, но ничего не нашел.
Тогда он попросил разрешения просмотреть бумаги, хранящиеся в других письменных столах, но безрезультатно. В существовании этого документа сомневаться не приходилось. Но, к несчастью для Билли и его адвоката, эту бумагу никак не удавалось отыскать. Джим Кура начал думать, что документ мог быть утерян или спрятан. В самом худшем случае (о чем адвокат и думать не хотел), этот документ никогда не составляли, и это означало бы, что Билли никогда не восстанавливался в праве на условно-досрочное освобождение. В таком случае, его клиенту все еще грозил реальный срок.
Этот подлинник от службы УДО мог бы просто перевернуть все дело и значительно облегчить работу адвокату. В отсутствии этого ключевого документа, Джиму пришлось бы довольствоваться всего лишь справкой.
Заставить Шумейкера признаться, что, согласно этой справке, служба УДО уже освобождала Билли?..
Джиму не верилось, что им удастся это сделать.
11 июня 1991 года Джон Шумейкер пришел в контору адвокатов по назначению суда, чтобы дать показания. Джим Кура посмотрел на своего оппонента: стареющий пузатый чиновник в очках с железной оправой, одетый в светло-голубой костюм и белый галстук. Глядя на него, Кура подумал: «Этот упрямый человек является воплощением службы условно-досрочного освобождения».
Билли появился в конторе одетым в ослепительно белые брюки, гавайскую цветную рубашку и соломенную шляпу — как будто он только что прибыл с пляжа Санта-Крус. Адвокат Миллигана представил их друг другу, и мужчины обменялись вежливым рукопожатием.
Как представлялось Джиму Кура, Шумейкер, находящийся на посту руководителя службы УДО на протяжении стольких лет, обладал почти божественной властью над судьбами заключенных штата Огайо, освобожденных по УДО. Если бы Билли выиграл дело, в жизни Джона Шумейкера ничего бы не изменилось. В отличие от Билли, для него это не было вопросом жизни или смерти.
Кура расставил стулья таким образом, чтобы большой чиновник сел непосредственно напротив Билли. Все эти годы Миллиган был в глазах руководителя службы УДО не более, чем просто именем и набором информации, которая поступала к нему из отчетов подчиненных, газетных статей или телевизионных передач. Адвокату хотелось, чтобы во время этой встречи, Шумейкер увидел в Билли человека: из крови и плоти, дышащего с ним одним и тем же воздухом.
Кура знал, что до сего дня Билли считал Шумейкера настоящим чудовищем, воплощением самого дьявола. А фотография Билли, прикрепленная к досье службы УДО, свидетельствовала о том, что ее директор (или любой другой сотрудник службы) воспринимали Миллигана в том же ключе.
Однако в восприятии Джима Кура руководитель службы УДО был просто человеком, обладающим ошеломляющими полномочиями. Даже судьи не имеют такой значительной власти, как служба УДО, поскольку они ограничены рамками строгих правил, налагаемых юриспруденцией, Верховным Судом, Конституцией и Апелляционным судом.
Но сам Шумейкер воспринимал всю эту власть совсем по-иному.
Действительно, служба УДО не отчитывалась ни одному из учреждений, опекающих психически нездоровых людей. Она издавала свои собственные правила, ее решения редко подвергались обжалованию или протесту. Последнее слово всегда было за службой УДО. Власть подобного рода — когда твои решения не подвергаются никакой критике, никаким возражениям — должна была спровоцировать у тех, кто обладал такой властью, отрицательный эффект в виде некой формы одиночества, если так можно выразиться. Что, в свою очередь, могло изрядно отвлечь руководителей данной службы от их изначальной миссии.
Во время дачи показаний Шумейкер продемонстрировал, что в его распоряжении находится множество документов по делу Билли, но, кажется, он не знал о существовании многочисленных деталей, зафиксированных в его же личных архивах. Несколько раз Кура протягивал ему документы, связанные с основными процедурами службы УДО, в которых местные представители службы докладывали, что уведомили терапевтов Билли о том, что их пациент находится на условно-досрочном освобождении, следовательно, он должен поддерживать связь с региональными отделениями учреждения.
Шумейкер утверждал, что местные представители его службы действовали самостоятельно, без его разрешения. Затем, вновь подчеркнул он, с 1977 года Билли Миллиган более не подчиняется службе УДО и, по его мнению, он должен провести за решеткой в штате Огайо еще 13 лет.
Документы службы УДО были в полном беспорядке. Все бумаги хранились без какого-либо принципа сортировки данных: они не были сгруппированы ни в хронологическом порядке, ни по виду документа. Досье Миллигана состояло из набора записок, газетных вырезок, отчетов и писем, разложенных, как попало, по разным папкам и раскиданных по разным отделам. Джим Кура начал склоняться к тому, что служба УДО умышленно разбросала документы, чтобы помешать адвокату Билли Миллигана найти ту деталь, которая так была ему нужна.
Слушание свидетельских показаний затянулось и продлилось дольше, чем было предусмотрено.
Помощник Шумейкера Ник Сэнборн, начальник отдела надзора за условно-освобожденными заключенными, ждал своей очереди за пределами бюро, в обществе адвоката, назначенного на это дело генеральным прокурором. День близился к обеду. Все трое, включая Джона Шумейкера, решили сходить поесть, прежде чем начнется второе слушание.
Перед отъездом Сэнборн протянул Куре папку документов:
— Ваше бюро просило нас передать остальные документы о Миллигане. Вот, если хотите, можете взглянуть.
Кура поблагодарил его и положил коробку на стол.
Билли вышел купить на обед хот-доги, пока Кура просматривал документы. Пролистывая их, он наткнулся на фотографию Билли с рогами и перерезанным горлом. Он отложил ее в сторону, чтобы предъявить ее в суде, во время перекрестного допроса.
Затем Джим вдруг увидел кое-что и замер от неожиданности. Он узнал дрожащую подпись Шумейкера внизу страницы. Кура осторожно вытащил вышеупомянутый документ и внимательно прочитал его:
«Штат Огайо
Служба условно-досрочного освобождения
Специальный экземпляр — R/W/A/L
— Принимая во внимание, что Уильям С. Миллиган, № 8 924 LEC1, приговорен к наказанию в виде лишения свободы на срок от двух до пятнадцати лет и находится под надзором службы УДО с 25.04.1977;
— принимая во внимание, что он считается совершившим побег с 04.07.1986;
— принимая во внимание, что директор Отдела по контролю за освобожденными по УДО порекомендовал считать вышеупомянутого Уильяма Миллигана освобожденным по УДО во время его побега, начиная с 09.12.1986;
— принимая во внимание, что руководитель службы УДО тщательно изучил все детали и данные, имеющие отношение к этому случаю, находящиеся в его распоряжении;
настоящим, служба УДО, в силу своих полномочий, переданных ей в соответствии со статьей 2967.15 пересмотренного Свода законов Огайо, пересматривает меру наказания, применяемого в отношении вышеупомянутого Уильяма С. Миллигана, который был досрочно освобожден с 09.12.1986, под контролем и наблюдением Отдела по Контролю за Освобожденными по УДО. Подписано и заверено печатью лично мною.
10 февраля 1988,
Коламбус, Огайо.
Джон У. Шумейкер, руководитель службы УДО».
В верхнем правом углу можно было прочитать следующие слова, набранные печатной машинкой: «Вычесть время: 5 месяцев и пять дней». Вот он — этот документ, о существовании которого говорили другие адвокаты, помогающие Джиму. Документ, который сыграет ключевую роль в деле Уильяма С. Миллигана! После долгих поисков, Кура, наконец, держал в руках доказательство того, что Билли отбывал свое наказание, находясь на свободе, по решению службы УДО!
— Я нашел! — радостно воскликнул он, справившись наконец с оцепенением.
Билли, отбросив хот-доги, подбежал и в спешке прочитал содержимое документа, после чего на лице Миллигана появилась довольная улыбка:
— И это подписано рукой Шумейкера! Этот документ противоречит тому, что недавно он заявлял в качестве свидетеля!
— А еще это доказывает, что время, которое ты должен провести под контролем службы УДО, подходит к концу, — добавил не менее довольный адвокат.
Они пошли в копировальный зал и сделали дюжину копий.
— Я хочу сохранить его себе, — все еще сияя, сказал Билли. — Сохранить на память. Это мой билет на свободу!
Когда Сэнборн вернулся с обеда и сел на место свидетеля, Кура пытался не показывать своего волнения. Один из его преподавателей в юридической школе сказал как-то: «Если у вас есть что-то, способное разрушить показания свидетелей на перекрестном допросе, то будьте сдержанны. Задавайте вопросы так, будто на самом деле вы ничего не знаете — заставьте его поверить в это. Позвольте ему отрицать факты снова и снова, не возражайте ему. И в один прекрасный момент просто достаньте документ, который разнесет в пух и прах все его лживые показания. Это момент, о котором мечтает и которого ждет любой адвокат».
Кура держал в руках документ именно такой разрушительный силы. Оставался лишь грамотно и эффективно воспользоваться этим.
Семью неделями позже, Билли Миллиган, одетый в черную футболку с надписью «Терминатор 2: Судный день», предстал в зале суда перед судьей С. Говардом Джонсоном.
Судья попросил присутствующих адвокатов представиться для протокола заседания. Каждый из них встал и назвал свое имя.
Когда все представились, Джим Кура вновь поднялся и назвал имя еще одного человека:
— А также дух Гэри Швейкарта…
Джонсон уважительно кивнул головой.
Началось заседание. После того, как судья дочитал последний доклад совета психического здоровья, он поднял голову и объявил:
— По-видимому, мистер Миллиган не страдал серьезными психическими расстройствами в момент составления этих отчетов, и нет ничего, что указывало бы, что он представляет опасность для себя и окружающих, — судья Джонсон говорил громко и отчетливо. — По мнению психиатров, Уильям Миллиган больше не нуждается в постоянном контроле. Все указывает на то, что Миллиган контролирует свои действия на протяжении уже достаточно долгого времени и не представляет никакой угрозы обществу.
1 августа 1991 года в 4 часа судья С. Говард Джонсон постановил полностью освободить Билли Миллигана от психиатрического и юридического контроля.
Билли встал, еле сдерживая свое волнение и ликование.
Друзья и сочувствующие окружили его, чтобы пожать руку и дружески похлопать его по плечу. Приняв поздравления, он направился к выходу: сначала неторопливо, с достоинством свободного человека.
Затем Билли — все же не выдержав — в радостном волнении выбежал из зала суда.
Эпилог
Хотя Кэти, сестра Билли, уже привозила меня на ферму Челмера в Бремене, штат Огайо, вместе с самим Билли я никогда здесь не был.
Как-то осенью 1991 года, во время телефонного разговора, Билли Миллиган сообщил, что хочет снова увидеть это место и просит меня составить ему компанию.
— Ты уверен, что это хорошая идея? Это может быть слишком больно.
— Нет. Ничего подобного. Я хочу вернуться.
Мы договорились, что поедем туда через день.
Билли был за рулем. Когда мы съехали с шоссе 22, чтобы поехать по дороге на Иерусалим, я заметил, как он побледнел.
— Ночью эта дорога навевает воспоминания, — признался он мне. — Тогда на этих полях добывали природный газ. Вся округа была освещена. В первый раз, когда он привез меня сюда, мне казалось, что он тащит меня в ад.
— Может быть, стоит вернуться? — предложил я.
— Нет. Я хочу увидеть то место, где я расщепился… ну, или лишился рассудка.
— Что ты сейчас чувствуешь?
— Мне страшно. По правде сказать, у меня такое ощущение, будто меня вызвали в кабинет директора. Крутит живот. Я не перестаю спрашивать себя: «Что если Челмер ждет меня там, со своим карабином или с цепями в руках? Вдруг, когда я зайду в сарай, он спрыгнет со стропил прямо на меня?»
— Как ты отреагируешь, если это произойдет?
— Сначала буду в ужасе… Но затем я порежу его на кусочки! Конечно, я знаю, что он мертв… Но, думаю, в глубине души я все еще не смирился с его смертью.
— А смиришься когда-нибудь?
— Ага, — он нервно рассмеялся. — Никто в моей семье не хочет, чтобы я знал, где он похоронен, но мне необходимо увидеть его могилу. Я должен ее найти. Мне пришло в голову эксгумировать его труп и воткнуть в его сердце деревянный кол или же старый добрый штык.
Билли взглянул на меня.
— Я считаю, что должен подождать еще немного… Когда я буду готов увидеть его могилу, Шейла Портер поедет со мной. Но это неважно…
Съезжая на дорогу, которая ведет к ферме, Билли вскрикнул от удивления. Маленький дом исчез.
— Его разрушили? — громко спросил он.
Там, где некогда возвышалось главное здание фермы, остался только участок черной земли, окруженный сгоревшими дубами.
— Должно быть, пожар был страшный, — заметил Билли. — Невероятно свирепый. Некоторые деревья находятся больше чем в двенадцати метрах от дома. Этот дуб сожжен на двадцать пять метров в высоту. Точно сам дьявол уничтожил эту ферму. Протянул свои руки из глубин ада, чтобы забрать ее с собой.
Миллиган разочарованно бродил по участку с выжженной землей, пиная опавшие листья.
— Проклятье!
— Что?
— Дьявол сделал это раньше меня.
Только сарай, в котором его пытали, остался цел.
Билли осторожно приблизился к нему. Он показал мне веревки, которыми связывал его отчим. Они свисали со стропил.
Пока мы шли по земле, заросшей сорняками, Билли с трудом сдерживал слезы:
— Почему их никто не выбросил? Как так вышло, что я нахожу то, что напоминает мне о детстве? Черт, я хочу, чтобы мне вернули мое гребаное детство!
В гараже Билли наткнулся на канистру с бензином, из которой Челмер облил крольчонка, а потом поджег. Когда я увидел, как побледнел Билли, то сказал ему:
— Пойдем! Ты уже достаточно увидел.
— Нет, — сказал он. — Я многое вспоминаю. И мне нужны эти воспоминания. Мне было восемь лет, почти девять, когда он впервые привез меня сюда.
В углу я нашел наполовину похороненный под слоем пыли кусок шифера, на котором маслом был нарисована птица — красный кардинал.
— Ты должен взять это, на память о твоих первых творческих успехах, — предложил ему я.
— Нет! — закричал Билли, отказываясь даже прикоснуться к шиферу, который я ему протягивал. — Я не хочу ничего забирать отсюда! Оставь это там, где нашел!
Он добавил:
— Ничего не трогай! Вещь, которую мы вынесем отсюда, будет словно чума, которую мы рискуем распространить.
Я аккуратно положил шифер на место.
Подойдя к сараю, Билли остановился и перевел дыхание.
Там, внутри, он положил руки на рабочий стол и описал мне, как Челмер привязывал его и насиловал, а потом окроплял кровью разодранной кошки.
— Даже сейчас я вижу, как он причиняет страдания маленькому Билли, — сказал он мне. — Я слышу крики Билли и ужасный смех Челмера.
Когда Миллиган вышел, он вздрогнул и показал пальцем на цилиндрический предмет, который валялся в сухих листьях.