Луна Верховного. Том 2 Эльденберт Марина

Она передает Сару ассистентам.

– Чем это грозит Венере?

– Не думаю, что я смогу ее спасти, – честно отвечает Сураза.

– А кто может? – Это даже не рычание, это обещание расправы над теми, кто не сделает того, что он просит.

– Я спасу, – выступает вперед молодой волк, что до этого ассистировал. – Я хирург в стае.

Он заменяет место Суразы, которая уносит Сару прочь. Рамон дергается за ней, но тут же подавляет этот порыв. Потом, все потом. Сначала Венера.

– Ты знаешь, что делаешь?

Под его взглядом невозможно солгать, и вервольф отвечает:

– Я сделаю все, что смогу.

Операция продолжается, и доктор и его ассистенты сражаются за жизнь его луны. Минуты или часы. Запах крови становится практически нестерпимым, Венера несколько раз теряет сознание, пока опасность не проходит мимо. Доктор сообщает, что кровотечение остановлено, нужно просто все зашить. И он зашивает. Венера давно в отключке, и наверное, даже не чувствует, как он гладит ее. Но вот операция заканчивается, и Рамона, все время смотревшего на медиков, как зверь на палачей своей пары, выгоняют, точнее, просят пойти посмотреть на дочь.

Он целует лоб Венеры, на слова не остается сил. Уходит, убедившись, что она спит.

Когда Рамон покидает операционную, у него трясутся руки, как у алкоголика в завязке. Как там доктор сказала? Сильный стресс? Сильнейший! Ему еще никогда не было так страшно! Нет, они не готов был выбирать, и, к счастью, не стал. Рамон шагает в соседнюю комнату, где должна быть его дочь.

Но ее нет.

Сначала он моргает на пустой бокс для новорожденных: в нем даже простынь, смешная, белая в клубничках простынь, не сморщена, значит, дочь сюда не попала.

В сердце ударяет беспокойство. У Венеры было осложнение, у Сары оно тоже могло быть, но слабый аромат младенца просто обрывается. Ни Суразы, ни его дочери нигде нет: ни в соседних кабинетах, ни в коридорах. Тогда беспокойство ударят заново, теперь уже по другой причине. Рамон не находит доктора, но находит ее помощницу и смыкает ладонь на ее горле.

– Где Сураза?

Глаза у нее становятся огромными, в них отражается страх. Еще бы, от ярости он готов трансформироваться в чудовище прямо сейчас.

– Она ушла.

– С младенцем? – Он не рычит. Его голос спокоен, но, кажется, это пугает женщину еще больше. Ассистентка начинает заикаться:

– Д-да.

Можно думать, что доктор унесла Сару по какой-то важной причине, но он не думает. У Рамона не получается думать по-другому, пока в этом доме Волчий Союз. Пазл складывается в самую дрянную картину. Поэтому он отпускает ассистентку и звонит Мику:

– Где все верховные?

– Здесь, – после короткого замешательства отвечает брат. – На территории.

– Заблокируй выходы! Никого не выпускать. Сураза похитила мою дочь.

Микаэль что-то говорит, но Рамон уже его не слышит. Он берет след, слабый след доктора, унесшей его малышку. Но тот обрывается на полпути, теряется в доме, где слишком много запахов. Цветочные, аромат еды, смесь запахов, принадлежащих гостям.

Как они могли не увидеть? Не почувствовать ребенка?

Гости, члены стаи расступаются перед ним, и это тоже проблема. Тогда он меняет курс и направляется к Артуру. Как стоящим за всем этим.

– Значит, ты жив, – успевает сказать верховный, прежде чем Рамон хватает его за грудки. Артур выше его ростом, но ярости в Рамоне хватит на троих вервольфов даже в ипостаси человека. – Что ты себе позволяешь?

– Где моя дочь?

Артур отталкивает его, скалится словно хищник.

– Это тянет на оскорбление, Перес, но я сделаю скидку на то, что ты не в себе.

– А кто в себе? Все мои нити, все что я находил, приводило меня к тебе. Смерть отца. Смерть Уильяма, отца Мишель. Теперь Сураза. Она принимала роды у твоей жены, а теперь похитила мою дочь.

– Как это похитила? – хмурится Артур. – Твоя дочь принадлежит Волчьему Союзу. Зачем мне ее похищать, если я ее и так заполучу, Перес?

– Не получишь, я больше не верховный.

– Ты по-прежнему верховный, выдуманная смерть этого не отменяет. Но в любом случае, я не дружу с этой твоей волчицей-доктором. Выдуманная смерть. Может, это теперь выдуманное похищение.

Я не дружу с волчицей-доктором. А кто дружит?

Волчицы дружат с волчицами. И эта дружба порой навсегда.

Альма.

Это объясняет многое. Например то, почему все сходилось на Артуре. Зацикленность на детях и генах – Альма тоже медик, и, к тому же, потеряла сына. Она тесно общалась с матерью и отцом. Но ему даже в голову не приходило, что его враг – женщина. Что волчица способна так хладнокровно убивать. Или красть чужих детей.

– Где твоя спутница? – спрашивает Рамон у верховного.

Артур оглядывается, но не находит Альму в толпе.

– Была где-то здесь.

К ним буквально подбегает Мик.

– Выходы перекрыты, и мы нашли Суразу, но девочки с ней нет.

Рамон дошел до той точки, когда готов рвать глотки за свою семью. Плевать на Суразу, есть враг похуже. Сумасшедшая мразь, которая где-то здесь. Или…

– Кто-то успел покинуть праздник?

Микаэль мрачнеет:

– К сожалению, да. Помимо курьеров, успела проскочить парочка вервольфов, еще Альма…

Крак! Мир раскалывается на части, как оброненная фарфоровая чашка.

– Найдите ее. – Его голос чужой даже для него самого. В голове стучит. Дикарскими барабанами отбивается мысль-воспоминание. Пророчество слепой Ману, что все знает:

Самая большая твоя битва впереди, и все зависит от того, какую женщину ты выберешь.

Сегодня он остался с Венерой, но потерял дочь.

ГЛАВА 19

Венера

Когда я прихожу в себя в первый раз, то почти не чувствую тела, только бесконечную слабость и беспомощность. То ли это меня все-таки чем-то накачали (а в случае с вервольфами, это должно быть что-то очень мощное), то ли это обман разума, защищающего от боли. Перед глазами плывет, когда я пытаюсь поднять веки.

– Рамон, – зову я, но вместо слов у меня вырывается какой-то собачий скулеж. Только тогда я понимаю, что я сейчас в ипостаси волчицы, и мне до него не докричаться. Но тут же узнаю, что и не нужно: он оказывается рядом.

– Я здесь, nena, – он опускается рядом со мной, гладит мою голову и холку, нежно проводит по мордочке. Так нежно, что у меня щемит в сердце, и становится спокойно.

– Сара? – хочу я спросить, и не могу: волки не разговаривают. Но Рамон меня понимает.

– Она жива, Венера. С ней все хорошо.

Этого достаточно. Только этого и достаточно. Остальное неважно. Мне хочется ее увидеть, кажется, я даже могу попросить Рамона показать мне нашу доченьку, у нас «налажена связь», но, учитывая, что я даже глаз открыть не могу, отказываюсь от этой идеи. До тех пор пока не смогу перекинуться и подержать малышку на руках.

Я трусь мордой о его ладонь и снова проваливаюсь в сон. На этот раз исцеляющий.

Прихожу в себя уже утром, по крайней мере, за окном моей палаты светит солнце. Сторона западная, так что оно мне не мешает, но благодаря этому свету я и просыпаюсь. Тело все еще ломит, но уже терпимо. Боль скорее напоминает о том, что я жива, чем мешает жить. Я даже рада ей, тому, что ее не так уж и много.

Превозмогая боль, вытаскиваю из себя иглу капельницы, снимаю датчики и меняю ипостась.

Что я там говорила насчет терпимо?

Приходится сжать зубы, чтобы не заорать матом, нехорошим словам, легорийским, которым я научилась у Чарли, и вилемейским, которыми поделился со мной Альваро.

– Твою ж мать, – цежу я через зубы. Хочется заорать, как тот прибор, что сейчас сигналит о том, что я отсоединила от себя датчики. Присоединить обратно я их не могу, остается только натянуть простынь и распластаться на больничной постели. Полежу немного, и, если никто не явится, наберусь сил на то, чтобы выйти самой.

Моя палата огромная, несмотря на то, что одноместная, здесь можно устраивать танцы. Возле широкой кровати с матрасом, таким мягким, что он напоминает облако, стоит кресло. Я принюхиваюсь, и сквозь «лекарственные» запахи улавливаю аромат Рамона: он недавно был здесь, сидел в кресле. Его запах я ни с чьим не спутаю. На противоположной стороне плазменная панель, очевидно, для того, чтобы пациентам не было скучно проводить время в больнице. Но мне не сейчас не скучно.

Мне нужно поскорее увидеться с дочерью. Рамон сказал, что с ней все хорошо, и я ему верю, но я должна ее увидеть.

Медики появляются в палате через минуту, может, меньше. Донателла и доктор Васкес. С главным доктором стаи Микаэля я почти не общалась, но я его знаю.

– Тебе не нужно было перекидываться, Венера, – укоряет меня вервольф, когда возвращает на меня датчики. – В волчьем обличье процесс регенерации идет в разы быстрее.

– Я знаю, доктор, но так я по крайней мере не бессловесный зверь, и я не хочу пугать дочь. Могу я ее увидеть?

Я улыбаюсь, а доктор в замешательстве оглядывается на Донателлу.

– Позовите верховного старейшину, – просит он.

– Которого?

– Рамона, – раздражается мужчина. – Позовите Рамона.

Что это значит? Мой истинный дал какие-то указания? Или дочь с ним?

– В этом нет необходимости, – говорит Рамон, входя в палату. – Я здесь.

Сара не с ним – отмечаю я, и это как-то неправильно. Я гоню это чувство, потому что оно в принципе неправильное. Я жива. Моя дочь жива. Здорова. Я родила почти в срок, может, немного раньше, но это не критично. И Рамон здесь, рядом. Даже, наверное, успел подержать малышку на руках. Рассмотреть ее прекрасное крошечное личико. Чего и я очень хочу. Всем сердцем!

Рамон оказывается рядом с постелью и берет меня за руку, сжимает мою ладонь, крепко, но бережно.

– Я волновался, nena. – У него глухой голос, а вид донельзя уставший. Такой, какой бывает, когда не спишь всю ночь. – Безумно волновался за твою жизнь.

Его слова пробирают меня до дрожи, а в груди откликается тепло. Потому что, несмотря на усталость, Рамон смотрит на меня с нежностью и… грустью? Откуда, бесы меня забери, в его взгляде эта грусть? Или, вернее, почему?

Я плохо помню роды, да и весь вчерашний день. Боли было столько, что, наверное, разум просто повычеркивал наполненные ей фрагменты моей жизни. Но сейчас все это будто восстанавливается в моей памяти, показывая мне то, что я забыла. Или предпочла забыть. Так же кусочками. Например, как я выбрала дочь, когда Сураза сказала, что выживет одна из нас.

– Я ни о чем не жалею. Если бы было нужно, я бы выбрала то же самое. Жизнь Сары.

– Знаю. Я тоже.

Это он про то, что заставил меня перекинуться в волчицу? Сейчас я даже благодарна ему, потому что жить лучше, чем умереть, с этим не поспоришь.

Рамон целует мою руку и обращается к медикам:

– Как она?

Оказывается, у меня хорошие показатели, но с трансформацией я поторопилась, потому что у меня разошлись швы. Приходится выдержать все обязательные медицинские процедуры, прежде чем мы с Рамоном наконец-то остаемся одни. Наверно, когда я уже окончательно теряю терпение.

– Я хочу ее увидеть, – заявляю я. – Увидеть Сару. Ты же можешь ее принести ко мне? Это же не запрещено? Даже если запрещено… Я должна ее увидеть! – последнюю фразу я рычу, потому что то неправильное чувство возвращается. Оно как настойчивая, тревожная мелодия будильника, либо писк какого-то насекомого. Зудит и зудит. И все, что мне хочется, это избавиться от этого писка и от этой мысли.

Что с моей дочерью что-то не так.

Рамон смотрит прямо мне в глаза, и это внушает надежду. Надежду на то, что все хорошо.

– Об этом. С Сарой все в порядке. Она просто пока не здесь.

– Что значит «не здесь»?

Пазл щелкает в моей голове, и я вспоминаю о словах Альмы. О том, что верховные в обязательном порядке отдают своих детей. Вспоминаю, и у меня темнеет перед глазами.

– Ты отдал? Ты отдал нашу дочь!

Я порываюсь вскочить с постели, рискуя новыми швами, рискуя собой. Я должна встать и во всем убедиться. Убедиться, что это не злая жестокая шутка. Но Рамон мне не позволяет встать, удерживает, почти придавливая собой.

– Отдал? – рычит он, и в его темных глазах вспыхивают огненно-оранжевые искры звериной трансформации. – Что ты такое говоришь?

– О том, что у верховных не может быть детей! – выкрикиваю-выдыхаю я ему в лицо. На секунду мне хочется, чтобы это тоже было шуткой. Ложью Альмы, а затем блондинки-имани или кто она там, бес ее забери! Но Рамон широко распахивает глаза, и в них я читаю ответ. Мы вообще прекрасно читаем друг друга. – Как ты мог? Как ты мог не сказать об этом? Что отдашь мою дочь!

– То есть ты думаешь, что я сам отдал Сару? – его голос будто угрожающее рычание. Предупреждающее. Но я его не боюсь. Он уже и так принес мне много боли. Куда больше? – Ты считаешь меня чудовищем?

– А разве нет? Ты и есть чудовище! Где она? Где моя доченька? За что ты продался? За власть? За возвращение своего статуса?

Я не выдерживаю и начинаю реветь. Слезы катятся по щекам, чувства душат меня изнутри, и в этот миг, когда я чувствую себя одинокой, когда я чувствую себя преданной, этот предатель обнимает меня.

Рамон укачивает меня как ребенка, прижимает к груди, по которой я колочу кулаками, пытаясь освободиться.

Тщетно.

Поздно.

Я плачу так долго, что во мне не остается сил, а вместе с силами не остается слез.

– Она у Альмы, – говорит он, поглаживая меня по волосам. – Я ее верну, Венера. Обещаю тебе.

Обещает он! Конечно. Наобещал уже столько, что я устала от этой лжи. Только Волчий Союз ничего не возвращает. У них на все есть свои планы. На все и на всех.

– Видеть тебя не хочу, – заявляю устало, отворачиваюсь, всем видом доказывая свои слова.

Мы так близко друг от друга и так далеко. Сара была нашей нитью, тем светом, что нас связывал. Ее нет, и все разрушилось.

Все исчезло.

– Ты действительно хочешь, чтобы я ушел?

Я не отвечаю. Куда уж действительнее? Но когда Рамон, тяжело вздохнув, все-таки уходит, лучше не становится. Я лежу и пялюсь на белые больничные стены и купаюсь в своем горе. Хелен, да и любой психолог, меня бы сейчас похвалил, как я проживаю боль. Но сейчас мне кажется, что это та боль, которая меня окончательно доконает. Которую нельзя прожить.

Я все выдержала. Все смогла. Только не это.

С ней я и засыпаю. Проваливаюсь в дикий тревожный сон с кошмарами. В них я пытаюсь догнать тех, кто забрал Сару. Малышку, которую я даже не успела увидеть. Монстры!

Но когда я просыпаюсь, у меня в голове уже созрел план. План, как вернуть дочь. Поэтому, когда я после пробуждения обнаруживаю возле своей постели Альваро, во мне вспыхивает злой азарт.

– Я хочу видеть своего мужа, – говорю я, когда иссякают вопросы о моем самочувствии.

– Рамона? – поднимает брови парень.

– Рауля. У меня единственный муж.

Альваро ничего не понимает, но исполняет мою просьбу, и совсем скоро на пороге появляется муж. Я плохо помню свадебную церемонию, но Микаэль успел объявить нас супругами, так что это не ошибка.

– Венера? Как ты?

Рауль не сменил костюм, наверняка, последний раз брился перед свадьбой, ко всему прочему, у него уставший вид, но он садится в кресло рядом со мной и заключает мою ладонь в свои руки. Это прикосновение отзывается уколом в сердце, кажется чужим. Гораздо более чужим, чем родные объятия…

Не думать о том, как Рамон обнимал меня! Не думать о нем!

– Ужасно, – признаюсь я. – Не физически. Морально. Мою дочь забрали.

– Я знаю. Это ужасно.

– Скажи, верховные уже уехали? – От волнения я сдавливаю его руку.

– Почти все. Кроме Артура.

– Мне нужно с ним увидеться. Срочно. Сможешь устроить?

– Я просил никого к ней не пускать.

Я успеваю почувствовать приближение Рамона, но заставить его не приходить в мою палату не могу. Сейчас он бесцеремонно переступает порог моей комнаты и заодно мои личные границы. Вот кто выглядит по-настоящему усталым. Усталым и злым. Не холеный баловень жизни верховный, а потрепанный насмешками судьбы волк. Но почему-то этот образ идет Рамону больше, обнажает его звериную суть. Пугает ли это меня? По-прежнему нет. Я его не боюсь. Самое важное он у меня уже отнял.

За Рамоном мнется Альваро, ему же этот упрек и адресуется.

– Я просила встрече с мужем.

Это стоило сказать лишь для того, чтобы увидеть, как его перекосило от ярости. Впрочем, Рамон почти сразу берет себя в руки.

– Свадьба фальшивка.

– Разве? – хмыкаю я. – Альфа проводил церемонию, было много свидетелей, мы с Раулем поклялись любить и оберегать друг друга.

– Вы с Раулем? – Я даже слышу скрежет его зубов. Поделом тебе!

– Да, с моим мужем. По законам вервольфов теперь он мой муж.

– Это ненадолго, – обещает Рамон.

– Развод невозможен, – отрезаю я, глядя ему в глаза. – Если только Рауль от меня не откажется.

– Не откажусь, – подтверждает муж, руки которого будто окаменели, а сам он превратился в сгусток напряжения. Боевой готовности.

Рамон даже не смотрит в его сторону. Исключительно на меня.

– А еще ты можешь стать вдовой, – заявляет нежно мой истинный. Только он не истинный мне больше.

– Ты угрожаешь мне, Рамон? – Рауль поднимается из кресла.

– Даже не начинал. Пока что я даю тебе выбор.

Кажется, во мне все выгорело. Как еще объяснить, что мне все равно: подерутся они или нет? Да пусть хоть друг друга поубивают, мне действительно плевать. Это было бы страшно, если бы я все еще могла чувствовать.

– Я хочу поговорить с Артуром, – напоминаю я. Спокойно, равнодушно, холодно.

– Зачем? – спрашивает Рамон.

– Не твое дело.

Правда, не его. Нас больше ничего не связывает, и чем раньше он это поймет – тем лучше.

– Я приведу его, – сдается он первым. – Но буду присутствовать при разговоре.

– Пожалуйста, – пожимаю я плечами и морщусь от ноющей боли внизу живота. Все-таки регенерация идет медленнее, чем мне хотелось бы.

Рамон не нарушает своего обещания. Хоть в этом не нарушает! И возвращается с верховным через двадцать минут. Если совсем быть занудой, то через двадцать две – я все время медитирую на часы на стене, поэтому замечаю это. Так мне хочется поскорее увидеться с Артуром.

В отличие от остальных, Артур побрился и переоделся, и выглядит свежим и отдохнувшим. Правда, нельзя сказать, что он в хорошем настроении. На свадьбе я запомнила его скучающим типом, сейчас же я ловлю его раздражение. Пока не понимаю, чем оно вызвано, но замечаю.

– Ты хотела меня видеть, Венера? – интересуется он после вежливого вопроса о моем здоровье.

– Да, я хочу, чтобы вы вернули мою дочь. Она не ребенок верховного старейшины Рамона Переса. Ее отец Рауль.

Не знаю, кто из присутствующих мужчин удивляется больше, но среди них хоть конкурс устраивай на самую изумленную морду!

– Венера! – рычит Рамон. – Ты что творишь?

– Возвращаю свою дочь, – собственный голос кажется мне тверже камня.

– Тебе стоило поговорить сначала со мной.

– Мне не о чем разговаривать с тем, кто вручил мою дочь Волчьему Союзу!

– Волчий Союз не имеет никакого отношения к похищению вашей дочери, Венера, – вмешивается Артур.

– Что?

Это заявление не вписывается в картину, которую я себе нарисовала.

– Хотя, – продолжает он, поморщившись, – к моему сожалению, мы долгое время не замечали змею под нашим боком.

– Вы сказали «похищение»? – Я настолько потрясена, что информацию доходит до меня с трудом.

– Да, ребенка похитила моя бывшая спутница. Альма. С помощью Франчески Суразы.

Альма? Доктор Сураза? Какой кошмар!

– Я с ней разговаривала, на свадьбе. Она мне дала визитку. Предки, она что отравила меня чем-то?

Эмоции снова оживают во мне, поднимаются яростной волной.

– Точно нет. Альфа Микаэль вместе с Рамоном успели провести маленькое расследование. Альма не стала бы рисковать ребенком, потому что он был ей нужен живым и здоровым.

– Доктор Васкес предположил, что ты перенервничала, – добавляет муж.

– Что сыграло ведьмам на руку, – цедит Рамон. – Они хотели заполучить младенца, а тебя Сураза бросила умирать.

Вот как. А ведь я ей верила. Я доверяла ей свои тайны.

– Вы найдете ее? – спрашиваю у Артура. – Найдете Альму и мою дочь?

Меня тошнит от одной только мысли, что моя малышка в руках у этой сумасшедшей. Зачем она ей? Для чего? Но это и неважно. У Волчьего Союза такие ресурсы! Они мигом ее отследят!

– Только при условии, что Рамон вернется к своим обязанностям верховного старейшины.

Все поворачиваются к нему. К мужчине, которого я считала истинным. Наверное, надо было поговорить с ним. Запоздалая мысль, конечно, но надо было вытрясти из него всю правду.

– Я умер, Артур. Ты нашел мне замену.

– Ты воскрес.

– Это не отменяет того, что я в отставке.

– Так не бывает. Верховные не уходят на пенсию.

– Считай мой случай уникальным.

Артур усмехается, будто его это забавляет. Этот разговор. Эта ситуация.

– Я найду ее за сутки. Подниму все свои связи и ресурсы. – Верховный верховных смотрит на меня. – Твоя дочь вернется к тебе в максимально короткий срок.

– Говорит тот, кто многие годы жил с сумасшедшей, и ничего не заметил. – Рамон спокоен внешне, но я его чувствую, чувствую его ярость.

– Не люблю допускать ошибки, а вот исправлять – да. – Улыбка верховного – слабое подобие радости, мне от нее становится не по себе. Но потом я вспоминаю альму и желаю ей всего, что бы ей ни приготовил Артур.

– Нет, – отрезает Рамон. – Мы не нуждаемся в помощи Волчьего Союза.

– Уверен?

– Полностью.

Что он творит?!

– Не решай за меня, – рычу я, но тут же стараюсь взять себя в руки. – Мы можем поговорить наедине?

– Я ждал этого предложения. Альваро, проследи, пожалуйста, чтобы этот разговор остался приватным.

Артур выходит сразу же, Рауля приходится убедить со мной расстаться, но я справляюсь и с этим, прямо сказав, что мне сейчас не до его упорства. Я чуть-чуть лукавлю, потому что Артур только что подарил мне надежду, и это придало мне сил. Сутки! Через сутки я увижу Сару. Нужно только убедить Рамона выполнить свой отцовский долг.

Дверь закрывается, шаги затихают, и мы с Рамоном бросаем одновременно:

– Рауль отец?!

– Почему ты отказался?!

Смотрим на друг друга выжидающе, и я отвечаю первой:

– А что я могла сделать? Если Союз отнимает детей у верховных, логично назвать отцом Рауля.

Рамон подходит к столику и наливает в бокал воды, а потом приносит мне. Сам садится в кресло, в котором недавно сидел Рауль.

– Я больше не верховный.

– Но почему? Почему ты не хочешь спасти мою дочь? Свою дочь!