Девочка, я о тебе мечтаю Безрукова Елена

— Что это значит? — посмотрел внимательно в мои глаза он.

— Что мы по одну сторону баррикад, — пожала я плечами. — Ты же понимаешь, что мы живем в одном доме, так как меня юридически взял под опеку Пётр Сергеевич, и слухи про нас с Питерским ходят разные. Что мы пара и чуть ли не вместе спим.

— И это неправда?

— Что за глупые вопросы, Попов? — возмутилась я и ощутила, как румянец смущения опускается на мои щёки. — Ты нашёл что спросить! Разумеется, это враньё!

— Хорошо, — Дима явно расслабился.

— И так как, окуная в дерьмецо меня, окунают и Рому, он нас обоих и свою семью просто ограждает от шматков на вентилятор.

— Ну да, понятно…

— Мы должны примириться как с вынужденным соседством, так и со сплетнями.

— Да, понимаю. И он тебя по-прежнему бесит?

— Ещё больше бесит, — ответила я и закатила глаза под смех Попова. — Моя бы воля — убежала бы, только волосы назад!

— И дома цепляется к тебе?

— Меньше, но цепляется, — вздохнула я.

— Ты мне, если что, говори — я ему пилюлей выпишу!

— Ой, да не трогай ты его! — махнула я рукой. — Сам же знаешь, потом себе дороже выйдет… Просто надо перетерпеть этот год, и его тоже…

— Ну да.

— Хотя его отцу я, безусловно, очень благодарна. И его жене. Такие люди хорошие оказались, и не скажешь даже, что будущий мэр города.

— Думаешь, он победит на выборах?

— Конечно, — кивнула я. — Такие всегда своего добиваются.

— Но с сынком им не повезло! — рассмеялся Дима, а я тактично промолчала.

Не хочу вообще говорить о Роме, чего он завёл тему про него?

— Дим, прошу, давай только не о Питерском. Его и так до тошноты много в моей жизни.

— Ладно-ладно! — поднял он руки вверх. — Бедная. Как ты его выносишь?

— Выбора мало.

— Ну, сейчас я тебя утешу. Вот, тебе кое-что принёс.

Он что-то потыкал в меню своего смартфона и протянул мне фотографии моей любимой бабули в цифровом формате. Несколько дней назад я выходила на прогулку и встретилась с Димой, чтобы передать ему фотографии, которые он затем перенес на цифровой носитель и добавил в телефон.

— Димка, — улыбнулась я, вглядываясь в любимое лицо. Я снова ощутила себя одинокой, истосковавшейся девчонкой. Но теперь фотографии бабули всегда будут со мной, и я смогу их сохранить лучше, чем карточки. — Спасибо… Ты… передашь их мне?

Я старалась держаться до последнего, но слёзы сами собой полились из глаз.

Бабулечка… Ну как без тебя одиноко и трудно.

— Я уже отправил их тебе архивом… В качестве. Эй, ну Катюня…

Он обнял меня, притянув к себе ближе на плечо. Я плакала, снова разбилась, и даже сопротивляться сил не было. А может, мне не хватало человеческой поддержки именно сейчас.

— Не плачь, маленькая… — шептал мне на ухо Дима и гладил по спине. — Так мне душу рвут твои слёзы…

— Мне тяжело.

— Я знаю. Если тебе нужна помощь — ты только позвони.

— Спасибо. Но я не хочу, чтобы ты думал, что…

— Ничего я не думаю. Я и сам вижу, ты не готова. Просто не отвергай меня, давай просто общаться. Просто дружить.

— Давай…

— Кхм-кхм… — услышали мы за спинами чьё-то покашливание.

Я встрепенулась, убрала от себя руки Димы и отошла на пару шагов в сторону. Обернулась. На нас смотрел Архип.

— Простите, что помешал, но… Мы закончили с полами, Кать. Рома тебя уже ждёт в машине, и, если не спустишься в ближайшие пару минут, он уедет без тебя.

— Вот козёл, — процедил сквозь зубы Дима. — И тут нас достал, кретин.

— Слышь, я тебе сам за него зубы выбью, ты понял? — быканул Архип и уже двинулся к нему.

— Естественно! — вскинул подбородок Дима. — Вы же парочка. Двое из ларца, одинаковых с яйца!

— Прекратите! — толкнула я Архипа, и тот остановился, шумно раздувая ноздри. — Я иду уже! Заткнитесь оба.

Я утёрла слёзы и посмотрела на Попова.

— Дим, спасибо ещё раз. Ты мне очень помог. На почте смотреть файлы?

— Да. Не за что, я тебе напишу.

— Хорошо. Пока.

— Пока, козёл! — отсалютовал ему Архип.

— Пошёл ты на… — прилетело нам в спину, но я уже тащила за руку Архипа к лестнице.

Если они сейчас сцепятся — нам всем несдобровать.

— Пошли, упрямый! — рыкнула я на Архипа, который ещё и упирался, но в итоге злой пошёл рядом со мной к выходу из школы.

— Чё, с Поповым решила встречаться? — спросил меня по дороге Архип.

— Нет, — посмотрела я на него, прикидывая, что он мог услышать.

Наговорила я много сгоряча. Растерялась от его вопросов. Не скажу же я, что уже не так уверена, что Рома — говнюк. Просто хотела, чтобы Дима думал, что мы так и воюем. Не хочу сплетен, его сцен ревности. Про дружбу ещё ляпнула сдуру — язык бы мне завязать узлом за это. Но уже поздно.

Теперь переживаю, что Архип мог нас слышать, и передаст это Роме.

— Вы просто так нежно обнимались. Ещё немного — и в дёсна бы начали дол… Целоваться, короче.

— А тебе какая разница?

— Да никакой. Попов тот ещё олень, не связывайся с ним лучше.

— Почему?

— Кидок тот ещё, подлый хмырь.

— Да? Мне так не показалось…

— Мы его получше тебя знаем.

— А ты… можешь не говорить Роме о том, что видел? — посмотрела я на него, когда мы уже выходили из школы. — Ни к чему ему это знать.

— Хм, — хмыкнул Архип. — Ладно, не скажу. Разбирайтесь сами. Пока.

В машине меня ожидал хмурый Роман. Он лишь коротко глянул на меня, когда я села рядом с ним на заднем сиденье, и мы в полном молчании покатили по улицам города.

Я украдкой поглядывала на него. Мог ли он услышать нас с Поповым? По лицу нельзя сказать, обычное хмурое выражение — как и всегда.

Когда мы оказались дома, парень сразу же закрылся в своей берлоге.

— Рома что — и обедать не будет? — спросила меня Наташа, накрывая на стол, очевидно, для нас двоих.

— Не знаю… — пожала я плечами. — Он ничего не говорил мне.

— А ты можешь его позвать?

— Я? Могу, — сказала я и встала из-за стола. — Сейчас.

Поднялась на второй этаж и остановилась у его двери. Сердце колотилось как бешеное, я никак не решалась постучать в неё. Но не могла же я стоять тут до утра! Собралась с силами, протянула руку и негромко постучала.

— Что? — рыкнул Рома через закрытую дверь так, что я подпрыгнула.

— Ром, ты обедать идёшь? — задала вопрос я. — Наташа спрашивает.

— Уйди, старуха! Я в печали.

— Понятно… — пробурчала я себе под нос и пошла обратно.

Аппетит и у меня пропал тоже, но обижать Наташу не хотелось — она так много заботилась обо мне. Пришлось сесть за стол и даже взять ложку в руки.

— Чего он? — спросила она меня. — Не идёт?

— Нет, — ответила я.

— Понятно, — вздохнула Наташа, и мы принялись есть вдвоём.

Осилила лишь полпорции, хоть и было вкусно.

— Спасибо большое, — улыбнулась я ей. — Мне очень понравилось. Куда убрать можно?

— Да не за что, — ответила жена отца Ромы. — Оставь, я уберу.

— Да зачем? Что я — тарелку не помою за собой? Помогу вам.

— Ну, иди в кухню. Там раковина, как у всех.

Я встала из-за стола снова, теперь уже с целью унести свою посуду, но остановилась.

— Кстати, о кухне… А можно на ужин что-нибудь приготовить?

— А ты умеешь готовить?

— Да. И мне хочется помочь, поблагодарить за заботу и за то, что приняли… Да и отвлекает от грустных мыслей.

— А что готовить?

— Можно домашние пельмени и пирожки сладкие.

— Хорошая идея. Я тебе помогу, а ты меня научишь, как их лепить, идет?

— Договорились!

— Катя… А что у Ромы случилось сегодня? — посмотрела она на меня внимательно.

— Ничего вроде бы, — повела я плечом. Если он, конечно, не услышал всё, что я говорила о нём Попову… Половину из этого я не думала на самом деле, а за вторую половину — он виноват сам. Какое-то у меня предчувствие появилось по поводу сказанного мной. А ещё я ощущала чувство стыда и вины. Наверное, стоило просто свернуть этот разговор с Поповым, он только рад был Рому уесть, но я почему-то растерялась. — Ну, полы заставили помыть, и всё.

— Может, двойку ему поставили?

— Нет.

— А что тогда с ним?

— Понятия не имею.

Снова стал злым собой, вероятно…

— Ладно, я пошла помою тарелку, и займёмся пельменями.

Разумеется, это враньё!

Мы должны примириться как с вынужденным соседством.

Ещё больше бесит. Моя бы воля — убежала бы, только волосы назад!

Просто надо перетерпеть этот год, и его тоже…

Дим, прошу, давай не о Питерском. Его и так до тошноты много в моей жизни.

Эти её фразы так и били по вискам, так и звучали назойливым набатом в голове, так и впивались остриём ножа в сердце.

Котёнок, мля…

Ты не котёнок, а кошка драная.

Вот, значит, как на самом деле ты думаешь обо мне.

Наедине с Поповым не стеснялась уже. Наверное, так было всегда.

Впрочем, я, конечно, понимаю, что заслужил подобное. В её глазах я всё тот же. Точно так же сегодня её троллил.

Она ведь не знает, что это я инициатор того, что отец взял Катю на попечение. Знала бы, наверное, так не говорила бы. Даже если бы знала, её мнение обо мне за неделю бы всё равно не изменилось резко. Она мне не доверяет, и я с этим ничего поделать не смог.

Больно так, что аж дышать трудно и слёзы гадские сами собой наворачиваются. Подушка мокрая стала.

Как это вынести, я не понимаю? Как вытрясти её из души, из мозгов?

КАК?!

Я не хочу плакать как пацан из-за неё.

Как же она меня презирает… Только терпит от безысходности, словно я таракан какой мерзкий, которого она извести не может. А Попова стояла и нежно обнимала, на дружбу согласилась.

Трясло крупной дрожью. Зубы стиснул так, что челюсть свело.

Тихая, беззвучная агония моей души.

Так вот ты какая, любовь.

Сожжёшь всё внутри без сожаления…

Не дашь права отказаться от тебя.

Не позволишь так скоро и легко излечиться.

Хотелось крошить всё вокруг. Даже сейчас, когда я лежал на кровати, кулаки яростно сминали покрывало от бессилия и отчаяния.

Я всё слышал. Ушёл и попросил Архипа позвать её домой, чтобы не убить Попова прямо там и не высказать ей в лицо, какая она дрянь.

Маленькая, красивая, нежная, вкусно пахнущая… дрянь.

Несмотря на это, я продолжаю её… Любить? Не знаю, но точно продолжаю ею бредить.

Она же меня терпит и тихо ненавидит.

Я это заслужил, но от этого не легче.

Сел на кровати и выдохнул, стёр пальцами позорные слёзы.

Никто и никогда об этом не узнает.

И ты, Рыжая, никогда не узнаешь, какое место занимала в моём сердце.

Но с Поповым я не дам ей быть.

Хотел первым её поцеловать?

Не выйдет. Её первый поцелуй будет моим.

И пусть моя душа окончательно сгорит после этого!

Я буду первым.

Моя желанная дрянь…

Пельменей налепили быстро вдвоём с Наташей. С ней легко разговаривать, приятно находиться вместе, а в четыре руки дело пошло гораздо продуктивнее. Мы лепили пельмени и болтали, словно давно друг друга знаем.

— Так через сколько дней у вас свадьба?

— Через четыре, — ответила Наташа. — Петя хотел бы, чтобы его новая опекаемая туда тоже пошла — для прессы.

Да, я всё понимаю, конечно. Пётр Сергеевич меня приютил, и ничем, кроме послушания я ему отплатить не смогу. Это не мой праздник, и я там буду лишней, но, раз Пётр Сергеевич и Наташа хотят, я туда пойду.

— Я еще успею купить какое-нибудь платье, — улыбнулась я ей.

— Но ты туда не хочешь идти? — посмотрела она на меня.

— Ну что вы, — ответила я. — Просто мне немного неловко, вот и всё.

— Я не считаю, что ты там чужая, — сказала она мне, словно мысли мои прочла.

— Вы так думаете? — задала я глупый вопрос, хотя в груди будто сакуры расцветали.

Я так устала быть лишней, ненужной и посторонней. Начиная с отношения Ромы ко мне в школе весь прошлый год и заканчивая чужим для меня домом, к которому я только-только привыкала.

— Конечно, — кивнула она. — Мы ведь одна семья, хоть и временно. Тем более, мне кажется, что всё-таки не временно.

— В смысле? — не поняла я. — Вы хотите, чтобы я и после исполнения восемнадцати лет тут осталась? По-моему, это не очень удобно… У меня ведь есть своя квартира. Но я могу вас навещать, если позволите.

— Мне кажется, что ты отсюда сама не уйдёшь, — загадочно улыбнулась она, совсем сбив меня с толку.

— Почему?

— Рома, — просто ответила она.

А я похолодела и застыла с пельменем в руке.

Чёрт… Неужели так заметно, что он мне нравится?

Стыдно-то как…

Аж покраснела вся.

— Что Рома? — пожала я плечами, попытавшись всё же взять себя в руки.

— Ты зарделась, — отметила Наташа.

Я посмотрела на неё с непониманием. Ну да, я смутилась, и раз она это видит, что мне сложно говорить о Романе, то зачем продолжает этот разговор?

— Значит, я права, и вы два глупыша, — вздохнула она.

Я моргнула пару раз.

Так, я уже вообще не понимаю, о чём она говорит. Загадки какие-то сплошные…

— Что вы имеете в виду? — уточнила я, чтобы всё-таки уже начать понимать хоть что-то из сказанного мачехой Питерского-младшего.

— Что вы взаимно влюблены друг в друга, но не решаетесь сказать об этом. Ни ты, ни Рома.

Пельмень выпал из моих пальцев на пол, но я даже не обратила на это внимания. Я смотрела в лицо Наташи. Ждала, что она сейчас рассмеётся, скажет, что пошутила. Но женщина продолжала с серьёзным видом смотреть в ответ.

— Не замечала? — спросила она.

— Н… нет, — покачала я головой. — Рома, он… Некрасиво себя вел со мной в школе.

— Мы знаем, — вздохнула Наташа. — Мы с его отцом выучили твоё имя и фамилию раньше, чем ты стала жить с нами. Но… знаешь, это же мальчишки. И Ромка пока ещё между мальчишкой и уже парнем.

— И что — мальчишки?

— Они дергают за косички девочек, которые им нравятся, чтобы обратить на себя их внимание. Так ведь просто сложно сказать «давай будем вместе». А посмотреть в глаза любимой девочке так хочется…

— Но он делал вещи похлеще косичек!

— Правильно, он ведь уже взрослый, хоть и мальчишка. Всё это тоже относилось к проявлению симпатии к тебе.

Я нахмурилась. Нет, я, конечно, слышала об этом. Но никогда не думала, что в моей жизни тоже будет мальчик, который дёргает меня за косички от любви… Да ещё и чувства ко мне от Ромы… Бред какой-то.

— Не веришь? — спросила с улыбкой Наташа.

— Не очень, — хмыкнула я.

— А ты вспомни, как он все эти тяжелые дни сидел возле тебя. А кто на кладбище с тобой был, а кто пса купил тебе? Я Бруно и не вижу почти, он там поселился на две комнаты у вас же.

— Нет, это… Я оценила, конечно, — кивнула я. — И я говорила ему спасибо. Но разве это можно считать проявлением… любви?

— Детка, — улыбнулась мне Наташа. — Ты ещё слишком молода, чтобы знать, что такое проявление любви. Но скажу тебе так — суди по поступкам. В них вся суть заложенного отношения к тебе человека. Рома никогда бы не делал этого, просто чтобы поддержать, если бы на самом деле ты не представляла для него никакой ценности.

— Не может быть, — отказывалась верить я в её доводы.

— А если я скажу тебе, что именно Рома настоял на том, чтобы Петя взял попечительство над тобой?

— Ч-что? — округлила я глаза.

— Да-да, — кивала она. — Можешь у Пети спросить сама. Когда Рома узнал о твоей беде и что тебе грозит детский дом, он поехал к отцу. И уговорил его забрать тебя в нашу семью. Если бы не Рома — ты была бы в детском доме. Я тебе такой судьбы не желаю, конечно, и я рада, что ты туда не попала. Но спас тебя именно Рома. Какие ещё нужны доказательства, что его душа вовсе не пустая, как может показаться или каковой он хочет ее показать нам, и что чувства к тебе у мальчика чистые, искренние и очень сильные?

— Ладно, давай пельмени уже доделаем, а там сами разбирайтесь, — сказала Наташа, поднимая пельмень, который выпал у меня из рук.

— Э-э… Да.

Мы доделали начатое, больше не касаясь темы Романа, но до самого ужина я так и осталась не в своей тарелке. Даже пирожки по рецепту бабули не смогли меня отвлечь.

— Ого, чего это у вас так вкусно пахнет? — потянул носом Пётр Сергеевич за столом во время ужина.

— Пельмени, домашние, — ответила Наташа, накладывая их в тарелку своего будущего мужа.

— Домашние? — спросил Пётр, принимая свою порцию. — В ресторане, что ли, заказали?

— Нет, это Катя лепила, — сказала она, улыбнувшись мне. — А я помогала ей.

— Катя? — удивился Питерский-старший.

А Питерский-младший, кажется, подавился этим самым пельменем…

Так и застыл с ложкой в руках. Такой хмурый спустился к ужину — впрочем, ничего необычного. А как попробовал пельмени, так и стал наворачивать всю тарелку с ними один за одним…

Он покосился на меня, но ничего не сказал.

— А вкусные какие! — зато мои пельмени оценил Пётр Сергеевич. — Ой, мама дорогая! Давно я таких вкусных и домашних пельменей не ел! Да, Ром?

— …Угу.

— А Катя научила и тебя их лепить?

— Конечно, научила, — ответила я. — Ничего там сложного нет. Теперь Наташа и сама сможет вас порадовать такими же.

— Чудесно! Ну-ка, добавочки, девчонки!