Дом на краю темноты Сейгер Райли
«Чушь», — думаю я.
А потом я говорю это вслух, надеясь, что тогда это станет правдой.
— Чушь.
Но это не так. Я знаю это с того момента, как увидела страницу, на которой открылась Книга. Это глава от четвертого июля. В тот день ремонтировали потолок на кухне. Я оглядываю страницу, и один параграф бросается мне в глаза.
Теперь пришло время заделать огромную дыру в потолке. Для этого я нанял Хиббса, который привел еще с собой мальчика из города, потому что один он с такой большой задачей не справился бы.
Мое сердце начинает биться быстрее, когда я читаю это снова, и вся правда этих слов откладывается в голове.
Мальчик из города.
Который был в доме тогда же, когда и Петра.
Который, наверное, знал ее.
Который мог быть ее парнем. Вроде того.
Который мог убедить ее сбежать через окно спальни.
Который мог предложить сбежать вместе и разозлиться, когда она передумала.
Который потом влез в Бейнберри Холл и оставил ее тело под половицами, потому что знал, что там было потайное место.
И этот мальчик, поняла я, есть на одном снимке папы.
Я хватаю фотографию со стола. Когда я впервые увидела его, то подумала, что это папа стоит сзади Уолта Хиббетса и его лестницы. Я должна была догадаться, что папа стоял за камерой — а на фото стоит кто-то другой.
Я не могу разглядеть слишком много деталей, даже после того, как подношу фотографию к лицу и щурюсь. Только узкая полоска одежды и маленький кусочек лица выглядывают из-за лестницы. Единственный способ увидеть лучше — найти лупу.
И тут я с радостным содроганием осознаю, что она у меня есть.
В верхнем ящике стола. Я видела ее, когда первый раз пришла в кабинет. Она и сейчас там, среди ручек и скрепок. Я хватаю ее и держу перед фотографией, и теперь человек-загадка становится больше. Я вижу темные волосы, половину красивого лица, крепкие руки и широкую грудь.
И я вижу футболку.
Черную, с едва видным принтом.
«Роллинг Стоунз».
Я мысленно возвращаюсь в ту грязную комнату в «Двух соснах». Дэйн выглядел так хорошо, что я просто не могла не смотреть на него. А когда он заметил меня, я похвалила его футболку. Я слышу его громкий голос в своей памяти.
Она у меня еще с подросткового возраста.
И я слышу его голос и сейчас, идущий от двери кабинета, где он стоит, руки по швам, а на лице угрюмое выражение.
— Я могу объяснить, — говорит он.
День 20 — До заката
Я проснулся на полу.
Где именно в доме, я не знал.
Когда я пришел в себя, то понял, что нахожусь где-то в Бейнберри Холл, с затекшими суставами и гудящей головой. И только когда я открыл глаза и увидел портрет Индиго Гарсон, смотрящей на меня сверху вниз, память сразу же вернулась.
Я в Комнате Индиго.
Отколупливаю краску.
Вижу змею в руках Индиго.
И чем дольше я смотрел на змею, тем больше нервничал. Мне хотелось верить, что поза Индиго со змеей была просто эксцентричностью викторианского стиля. Как посмертные маски и таксидермированные птицы на шляпах. Но чутье подсказывало мне, что за этим кроется нечто гораздо более зловещее.
Змея выражала истинную сущность Индиго.
Хищница.
Я предположил, что это Уильям Гарсон приказал ее закрасить. Попытка скрыть правду о своей дочери. Я подозревал, что он не смог решиться закрасить весь портрет. Художник — бедный, одурманенный Каллум Огюст — сделал слишком хорошую работу. Так кролик поглотил змею, иронический поворот, не встречающийся в природе.
Теперь змея снова была на виду. Вместе с этим пришло мрачное понимание того, что я во многом ошибался.
Это не Уильям Гарсон заставлял отцов убивать своих дочерей в Бейнберри Холл.
Это была Индиго.
Я понял это с ледяной ясностью. Точно так же, как змея в ее руках, она проскальзывала в умы мужчин, которые здесь жили, делая их одержимыми ее историей. Я не знаю, умерла ли она от собственной руки или от руки отца. В конце концов, это не имело значения. Индиго умерла, но ее дух оставался. Теперь она целыми днями искала мести за то, что сделал ее отец. Ей было все равно, что он тоже давно умер. В ее глазах каждый отец заслуживал наказания.
Поэтому она заставляла их убивать своих дочерей.
Такое случалось уже шесть раз.
Седьмого не будет.
Я медленно вернулся на кухню, слишком уставший после ночи на полу, чтобы двигаться быстро. Спустившись по ступенькам, я снова оказался перед колокольчиками.
— Кертис, — прошептал я, боясь, что Индиго тоже была рядом. Пряталась. Слушала. — Ты здесь?
Два знакомых колокольчика.
ДА
— Это была Индиго, да? Она заставила тебя убить Кэти.
Еще два звонка.
ДА
— Что я могу сделать? — спросил я. — Как мне ее остановить? Как понять, что она здесь?
Прозвенело пять колокольчиков и шесть звонков. После последнего — первый в первом ряду — я понял, что это было новое слово этой странной коммуникации.
КАМЕРА
Я понял, о чем он говорил. Полароид в кабинете.
— Спасибо, Кертис, — когда я это прошептал, то сразу понял, что больше его не услышу. Он сказал мне все, что мог. Остальное было за мной. Так что перед тем, как отойти от колокольчиков, я искренне добавил. — Я надеюсь, что это освободит тебя от этого места. Правда. Я надеюсь, что ты обретешь покой.
После этого я поднялся на три пролета по лестнице, всю дорогу у меня скрипели суставы. В кабинете на третьем этаже, я нашел то, что искал в шкафу.
Синюю коробку из-под обуви с фотографиями.
Я перебирал их, ища те, на которые не обратил внимания в тот день, когда обнаружил коробку. Фотография за фотографией все более призрачного лица Кертиса Карвера. Я задумался, чувствовал ли он себя таким же беспомощным, как я, когда делал селфи. Был ли он обеспокоен и сломлен той же виной, что и я.
Изображения Кертиса были так похожи, что мне пришлось посмотреть на даты, нацарапанные под ними, чтобы определить, какие из них я еще не видел. 12 июля. Эту я не смотрел. Как и фотографии с 13 и 14 июля.
Последний снимок лежал на дне коробки лицом вниз. Перевернув его, я увидел, что, как и на всех остальных, дата съемки была написана внизу фотографии.
15 июля.
Ровно год назад Кертис Карвер совершил самоубийство.
Мой взгляд переместился с даты на само изображение. Поначалу оно выглядело так же, как и остальные. Но второй взгляд выявил нечто отличное от других фотографий. Что-то глубоко-глубоко неправильное.
В комнате с Карвером стоял кто-то еще.
Темная фигура в дальнем углу кабинета.
Хоть Мэгги и называла ее мисс Медноглазой, я знал ее другое имя.
Индиго Гарсон.
Она выглядела точно, как на портрете. То же фиолетовое платье и эфемерное свечение. Единственным различием между портретом и призраком были глаза.
На них лежали монетки.
И все же было ясно, что она может видеть. На фотографии она смотрела на затылок Кертиса Карвера, будто могла читать его мысли.
Я все еще изучал снимок, когда почувствовал в комнате чье-то присутствие, невидимое, но явно ощутимое.
— Кертис, это ты?
Я не получил ответа.
И все же ощущение присутствия усиливалось, наполняя комнату таким сильным жаром, что я почти задыхался. Внутри этого угрожающего тепла было что-то более тревожное.
Злоба.
Она горела в комнате, как огонь.
Я схватил камеру со стола и сделал такое же селфи, как и Кертис.
Засов щелкнул.
Камера загудела.
Вылезла фотография, ее идеальная белизна медленно расступалась перед изображением.
Я.
Руки расставлены. Смотрю в камеру. Сзади весь кабинет.
А еще сзади Индиго Гарсон, в самом краю рамки. Я увидел тонкую руку, изгиб плеча, кудрявую прядь светлых волос.
Она была там.
И она ждала.
Не меня.
Мэгги.
— Жди дальше, сучка, — сказал я вслух.
Я поднял камеру и сделал очередное фото.
Щелк.
Гудение.
Снимок.
На этом фото Индиго перешла в другую сторону кабинета. Она прижалась к стене, слегка сгорбившись, ее закрытые монетами глаза смотрели на меня сквозь завесу волос. Ее губы скривились в такой зловещей ухмылке, что у меня кровь застыла в жилах.
Единственное, что удерживало меня от побега из дома — осознание того, что она не хотела причинить мне боль. Пока нет, хотя этот момент наверняка наступит. Но пока ей нужно было, чтобы я сначала добрался до Мэгги.
Убедившись, что в ближайшее время мне ничего не угрожает, я подошел к шкафу, схватил все пачки с пленкой, лежавшие внутри, и отнес их обратно к столу.
Я оставался там, пока бледный утренний свет не сменился золотым послеполуденным солнцем. Время от времени я делал очередной снимок, просто чтобы проследить, где сейчас стоит Индиго. Иногда она стояла у дальнего угла, лицом к стене. Иногда она была просто фиолетовой полоской на краю рамы. На нескольких фотографиях ее вообще не было видно.
Но я знал, что она все еще там.
Я чувствовал злобный жар ее присутствия.
И я продолжал его чувствовать до тех пор, пока свет за окном кабинета не сменился голубизной сумерек. И тогда Индиго внезапно исчезла — температура в комнате поменялась.
Я схватил камеру и сделал фотографию.
Щелк.
Гудение.
Снимок.
Я вырвал картинку из камеры и держал перед собой, наблюдая за проявкой.
Он был таким же, как и остальные — я и женщина на заднем плане.
Только на этот раз это была не Индиго.
Это была Джесс. Внутри кабинета. Каждый мускул ее тела напряжен. Смятение молнией промелькнуло на ее лице.
Я медленно повернулся, надеясь, что это всего лишь игра воображения, вызванная голодом, жаждой и потребностью во сне. Но тут Джесс заговорила: «Юэн? Что ты здесь делаешь?» — и мое сердце упало в пятки.
Это значит, что она реальна, а терпение Индиго было вознаграждено.
Мэгги вернулась домой.
Глава двадцать третья
Дэйн шагает в кабинет. Я шагаю назад, прижимаясь к краю стола.
— Это не то, что ты думаешь, — говорит он.
Я поднимаю снимок.
— Ты знал ее.
— Да, — отвечает Дэйн. — Тем летом я жил с бабушкой и дедушкой. Родители думали, что мне это пойдет на пользу. Мне было семнадцать, у меня был бардак в голове, и мне было нужно на какое-то время от них смыться. Поэтому я приехал сюда.
— И познакомился с Петрой. Поэтому она сбегала по ночам.
Дэйн кивает.
— Мы встречались в лесу за вашим домом и развлекались. Ничего серьезного. Просто летняя интрижка.
Он продвинулся дальше в кабинет, пока говорил, надеясь, что я не замечу. Я заметила.
— Если это было несерьезно, то почему ты ее убил?
— Я не убивал, — говорит Дэйн. — Ты должна мне поверить, Мэгги.
Ну уж нет. Особенно когда я вспоминаю, как мы нашли Петру. Дэйн толкал пятнистый потолок, проверяя его. Давил и давил, пока он не поддался, что — как я теперь подозреваю — было именно тем, чего он хотел. Думаю, он знал, что в какой-то момент во время ремонта останки Петры обнаружатся, и решил, что будет лучше, если он сам их найдет. Таким образом, все подозрения будут направлены на моего папу.
Дэйн снова крадется вперед, пока нас не разделяют всего несколько футов.
— Еще один шаг, и я звоню в полицию, — предупреждаю его я.
— Не делай этого, Мэгги, — говорит он. — Они сразу же упекут меня за решетку. Мне никто не поверит. Они будут видеть лишь зэка, который почти что кого-то убил. У меня не будет и шанса.
— Может, ты его и не заслуживаешь.
Дэйн подлетает ближе. Я пытаюсь вытащить телефон из кармана, но он выбивает его у меня из рук. Телефон ударяется о стену и падает на пол в нескольких метрах от нее.
Дэйн хватает меня за плечи и трясет.
— Послушай меня, Мэгги. Ты должна притвориться, что ничего не знаешь обо мне и Петре.
Он смотрит на меня со злобным выражением лица. В его глазах ярость. Темнота, которая заставляет меня задуматься, не последнее ли это, что видела Петра. Я отвожу взгляд, замечаю нож, который все еще лежит на столе, и тянусь за ним.
Дэйн тоже его видит и пытается меня опередить.
Тогда-то я начинаю бежать.
Я отталкиваюсь от стола, оббегаю Дэйна. Когда он подходит ко мне, я толкаю его в грудь.
Сильно.
Он отшатывается назад, к одной из книжных полок, размахивая руками, и книги падают вокруг него.
Я бегу.
Вниз по ступенькам.
В коридор второго этажа, где я слышу, как Дэйн бежит за мной, его шаги быстрые и тяжелые на лестнице третьего этажа.
Я бегу дальше. Дышу тяжело. Сердце барабанит.
Я выбегаю на главную лестницу и мчусь вниз, стараясь не обращать внимания на шаги Дэйна, несущегося по коридору позади меня. И на то, как быстро он двигается. И как он уверенно меня догоняет.
Он тоже сейчас на лестнице. Я слышу, как его ботинки стучат по верхней ступеньке, и чувствую, как дрожит лестница, когда он с грохотом бежит за мной.
Я набираю скорость, не сводя глаз с вестибюля, а сразу за ним — с входной двери. За то время, что я спускаюсь по последним двум ступенькам, я пытаюсь прикинуть, успею ли я добраться до двери прежде, чем Дэйн догонит меня.
Я решаю, что не успею.
Даже если я смогу пройти через эту дверь — что спорно — мне все равно придется ускользать от Дэйна достаточно долго, чтобы сойти с крыльца и сесть в свой пикап.
Времени недостаточно. Учитывая, как быстро он настигает меня.
Я меняю тактику. Решение, принятое за долю секунды у подножия лестницы, толкает меня прочь из вестибюля в гостиную.
Дэйн не сбавляет шага, когда поворачивает в том же направлении, выдыхая мое имя так сильно и так близко, что я чувствую его дыхание на своей шее.
Не обращая на него внимания, я протискиваюсь через гостиную в Комнату Индиго.
Там темно.
Хорошо.
Мне так и нужно.
Света как раз хватает, чтобы разглядеть дыру в том месте, где раньше были половицы. Но даже если так, человеку нужно знать, что дыра там есть, чтобы не свалиться в нее.
Дэйн не знает.
Я перепрыгиваю через дыру в полу и резко останавливаюсь, прежде чем развернуться к нему лицом.
Дэйн замедляет шаг, но продолжает идти.
Один шаг.
Второй.
Потом он падает, ныряя в дыру и исчезая так резко, что единственным признаком того, что он вообще там был, является звук тела, ударяющегося о кухонный пол далеко внизу.
День 20 — После заката
— Нам нужно уезжать, — сказал я Джесс. — Срочно.
— Почему? Что случилось?
— Мэгги здесь в опасности.
Я схватил камеру со стола вместе с двумя упаковками пленки. Затем я повел Джесс из кабинета вниз по лестнице.
— Я не понимаю, что происходит, — сказала она.
Мы дошли до второго этажа, и я развернулся, снимая ступеньки позади нас.
Щелк.
Гудение.
Снимок.
— В доме есть призрак, — сказал я, пока ждал проявки. — Индиго Гарсон. Это она заставляла отцов убивать своих дочерей. Кертис Карвер не убивал Кэти. Его заставила Индиго.
Я сунул Джесс фотографию, сначала убедившись, что на ступеньках действительно была фигура Индиго с монетками на глазах, от которых отсвечивалась вспышка камеры. Джесс зажала рот рукой, пытаясь подавить крик. Он все равно просочился наружу между пальцами.
— Где Мэгги? — спросил я.
Джесс, ее рука все еще закрывала рот, повела широко раскрытыми и испуганными глазами в сторону спальни Мэгги. Сзади парил жар с третьего этажа. Индиго нас догоняет.
— Нужно ее отсюда забрать, — прошептал я. — Срочно.
Мы оба побежали по лестнице, пока Индиго жарила нам в спину. В комнате Мэгги сидела на кровати, поджав колени к подбородку. В ее глазах плясало пламя страха.
— Тебе придется ее нести, — сказал я Джесс. — Я не… я себе этого не доверю.
Джесс не колебалась ни секунды. Она сразу же подошла к кровати и подняла Мэгги на руки.
— Мамочка, мне страшно, — сказала Мэгги.
Джесс поцеловала ее в щеку.
— Я знаю, милая. Но бояться нечего.
Это была ложь. Бояться нужно было всего.
Особенно когда распахнулись двери шкафа. Изнутри вырвался поток горячего воздуха, и Джесс отшатнулась назад. Мэгги высвободилась из ее объятий, словно подхваченная обжигающим ветром. Затем ее потащили к шкафу, и она летела по воздуху, вопящий комок конечностей и волос.
Индиго забрала нашу дочь.
Я подбежал к шкафу как раз в тот момент, когда Мэгги в нем исчезла. И когда двери начали закрываться, я бросился между ними. Дерево сдавило мне ребра, пока я тянулся к шкафу — теперь это было темное, бездонное пространство. Я выкрикивал имя Мэгги и размахивал руками, пока костяшки моих пальцев не коснулись ее лодыжки.
Я сжал пальцы вокруг нее и начал тянуть, перебирая руками вверх по ее ноге. Добравшись до колена, я потянул сильнее, пока Мэгги не вырвалась из шкафа. Мы упали на пол, Мэгги сверху меня все еще кричала и плакала.
Сзади нас Джесс начала двигать кровать, толкая ее к шкафу, чтобы забаррикадировать двери. Хотя этого было недостаточно, чтобы запереть Индиго, я надеялся, что это по крайней мере задержит ее на несколько минут.
Покончив с этим, мы вышли из комнаты и побежали по коридору. Джесс с Мэгги, а я с камерой, снимаю пустой коридор позади нас.
Щелк.
Гудение.
Снимок.
Я проверил фото, когда оно вылезло наружу.
Ничего.
Мы все бежали вниз, Джесс впереди. Мэгги обмякла в ее руках, не в состоянии шевелиться от шока. Внизу лестницы я сделал еще одну фотографию.
Щелк.
Гудение.
Снимок.
Все еще ничего.
— Думаю, она ушла, — сообщил я.
— Ты уверен? — спросила Джесс.
— Я ее не вижу, — я поднял руку, стараясь почувствовать обжигающее присутствие Индиго. — И не чувствую.
