Это не сон Дрисколл Тереза

Глава 9

В недалеком прошлом

Детектив-инспектор Мелани Сандерс наполнила две ярко-розовые кружки из большого кофейника и уставилась на свою соседку.

– Ты опять на всю ночь уходила в мир иной[30]? – Было видно, что она довольна своей ранней шуткой, в отличие от Синтии, которая застонала, а потом вытянула вперед обе ладони, своим цветом напоминавшие кружки.

– Мне к пятнице надо закончить шесть циновок. Это просто невозможно.

Мелани улыбнулась. Синтия, как и многие другие художники, жила, казалось, в круглогодичном состоянии искусственно создаваемого ею биполярного хаоса. То вверх, то вниз. То нищий, то платишь за всех. То безработный, то от работы не продохнуть. И ничего никогда в меру. Несмотря на все ее жалобы, которые Мелани научилась игнорировать, именно такую жизнь Синтия обожала. В ней, художнице, была необходима трагедия, что отражалось в ее своеобразной манере одеваться – сегодня она была в желтовато-зеленом комбинезоне и черных ботинках «Доктор Мартинс»[31].

В самом начале их дружбы Мелани сделала большую ошибку и попыталась сыграть на амбициях подруги:

– Почему бы тебе не найти работу, Синтия? Знаешь – правда, для тебя оно будет новостью, – это когда ты каждый день приходишь в офис, а в конце месяца тебе за это платят.

Но выражение лица Синтии было настолько болезненно высокомерное, что Мелани сразу поняла: ей лучше молчать. Сегодня она заглянула в мастерскую и увидела там три рамы для сушки белья с длинными полосками хлопчатобумажной ткани, выкрашенной в различные оттенки розового. По всей видимости, Синтия проработала всю ночь. В настоящий момент «фирменным продуктом» были циновки, которые она плела в традиционном стиле: вручную выкрашивала полоски ткани, а потом сплетала их в яркие современные узоры. Эффект был потрясающим, и текущий заказ, который она получила от бутик-отеля, где их собирались вешать в качестве украшения на стены, впечатлял. Проблема заключалась в площади стен. Заказ был на две дюжины циновок, а если учесть, что обычно Синтия делала за раз две-три штуки, его выполнение было под угрозой.

– Может быть, ты мне поможешь, Мел? – Синтия наклонила голову и говорила тоненьким детским голоском.

– О-о-о-о, не-е-ет. Мы это уже с тобой обсуждали. Ты говоришь, что тебе нужна помощь. Может быть, ты в это искренне веришь, но я на своем горьком опыте убедилась, что ты просто не переносишь, когда кто-то приближается к твоей работе. Да и в любом случае у меня новое дело в Тэдбери. В ближайшее время я буду занята.

Мелани постаралась, чтобы это прозвучало значительно. Она не была готова признаться даже Синтии, что это ее первое дело после столь долго ожидаемого повышения оказалось предметом постоянных насмешек в отделе. Несчастная домашняя разборка.

– А мне казалось, что тебе уже известно, кто это все сделал…

– Ну, в общем, да. Но мы не можем заявить, что все так просто. – То, что Мелани пыталась защищаться, выдавало ее с головой. – Я все еще жду результаты вскрытия. И записи телефонных разговоров. Кроме того, у нас нет убедительного мотива.

– Э-э-э, прости меня, но я видела его физиономию.

– Люди говорят, что они любили друг друга.

– Ага, конечно.

– А я думала, что цинизм – это часть моей работы.

– А она-то как, выживет? Жена? Иначе все расследование теряет смысл.

– Не знаю. Кстати, я прямо сейчас еду в больницу. Купить что-нибудь в городе?

– Хомити-пай[32].

– Не поняла?

– Хомити-пай.

– А что, ради всего святого, это за хомити такой?

– Ты и вправду безнадежна, Мелани. Это все из-за того, что ты питаешься в столовках.

– Прости.

– Нет, не прощу. К твоему сведению, хомити-пай – это утонченная смесь картофеля, лука и чеснока в легком песочном тесте.

– То есть это просто пирожок с начинкой.

– Нет, я так больше не могу…

Теперь наступила очередь Мелани улыбаться. Она нашла свою соседку по объявлению в газете, когда перебралась в Плимут. И не ожидала, что та задержится надолго, особенно после того, как Синтия сообщила ей, что владеет домом, относящимся к Викторианской эпохе, с окнами, выходящими на Певерелл-парк[33], хотя у нее явно не хватало средств на его модернизацию. В спальнях отсутствовало центральное отопление, не было нормального душа. Но Мелани очень быстро влюбилась в этот контраст между привычкой к изысканной кулинарии и буйством красок выкрашенных полос из хлопка и собственной работой, со всеми ее алкоголиками, проститутками, насилием и убогими, мерзкими – если говорить о нынешнем периоде, – мелкими преступлениями. По правде говоря, реальные убийства случались довольно редко, и именно поэтому она была обижена тем, что ее подключили к расследованию дела в Тэдбери. Синтия права. Это совсем не похоже на настоящее расследование убийства. И если Джил умрет, даже предъявлять обвинения будет некому.

– Тогда встретимся вечером.

– И, скорее всего, ты найдешь меня в чане со свекольной краской.

Больница города Дарндейл, как и большинство ее многоэтажных современниц, выглядела настолько же мрачно, насколько были мрачны страдания, в изобилии присутствовавшие в ее палатах. Совсем рядом с главным входом пациенты с лишним весом, одетые в дешевые вещи, прятались от обслуживающего персонала, затягиваясь сигаретами. При этом Мелани не заметила, чтобы кто-то из них осознавал всю иронию этой ситуации. Внутри было немногим лучше. Инспектор на мгновение остановилась перед буфетом и взглянула на прилавок. Уже давно шли разговоры, что этот буфет должны заменить на салатный бар, но она вновь столкнулась со смотревшими на нее из витрины с издевкой пирожными с кремом, пончиками и сосисками в тесте.

– У вас есть хомити-пай?

Необъятных размеров женщина средних лет, стоявшая за прилавком, вся порозовевшая от близости гриля, безучастно пожала плечами. Мелани осмотрела кондитерские изделия и пирожки и ретировалась.

Джил Хартли все еще была в реанимации на четвертом этаже. Честно говоря, в этом посещении не было никакого смысла, но Мелани хотела еще раз взглянуть на женщину, находящуюся в центре расследования – первого, которое ей поручили возглавить после повышения и перевода в Девон. А кроме того, ей пообещали, что будет возможность поговорить с врачом, ведущим Джил, который скоро должен был пойти на обход. Мелани было необходимо, чтобы эта женщина пришла в себя, иначе Синтия окажется абсолютно права. Предварительное вскрытие не указывало на наличие кого-то третьего.

Кома Джил, как удалось выяснить Мелани, не имела никакого отношения к ножевой ране и явилась результатом повального увлечения мраморными столешницами: Джил здорово раскроила себе голову, когда падала на пол. Часть мозга вышла наружу, и именно поэтому ее ввели в медикаментозную кому – чтобы дать время отеку опасть. Одному Богу известно, каков реальный масштаб ущерба. Рана в животе вызвала большую кровопотерю, но жизненно важные органы не пострадали. В этом смысле женщине повезло.

«Или не повезло…» – подумала Мелани, глядя на плотные шторы в палате и представляя себе, что ждет несчастную, когда она придет в себя. Повреждение мозга? Или – почти наверняка – тюрьма? Из коридора не доносилось никаких звуков, но инспектор могла представить себе шум вентилятора и гудение других приборов. Возле кровати находилась седовласая женщина в черной кофте. Круги под ее глазами были настолько темными, что их цвет совпадал с цветом кофты.

Мелани увидела, как изменилось лицо женщины, когда она подошла и предъявила свой жетон. Бывали моменты, когда работа и миссия делали ее действия очень важными и оправдывали любое вмешательство…

– Мы всё еще не можем в это поверить.

…Но только не сегодня. С матерями всегда было сложнее всего.

– Понятно. Для вас это, должно быть, жуткий удар, миссис?..

– Бэйнз.

– Миссис Бэйнз.

– Они были так счастливы друг с другом…

Мелани промолчала.

– По крайней мере, они казались счастливыми. – Мать Джил пошевелилась в кресле.

– Послушайте, это необязательно делать сейчас, но, может быть, если у вас есть силы, вы ответите на несколько вопросов?

– Простите?.. Ах да, конечно. – Внезапно она возбудилась, посмотрев на дочь. – Только давайте не здесь. Говорят, что Джил может всё слышать.

Какое-то время они неловко стояли в коридоре; мимо них проходили посетители, многие из которых ничего не видели вокруг.

«Простите, не подскажете, как пройти в кафетерий?»

– Так, значит, миссис Бэйнз, вы не знаете ни о каких проблемах, которые беспокоили вашу дочь в последнее время?

«Простите, а рентгеновский кабинет на этом этаже?»

«Послушайте, у нас конфиденциальная беседа…»

В конце концов, им пришлось перейти в небольшой альков возле лифтов.

– Вы, наверное, думаете, что кто-то из них изменял, да? Или занимался чем-то незаконным, вроде наркотиков или азартных игр? Ведь именно об этом все сейчас шепчутся в Тэдбери, не так ли?

– Боюсь, что досужие домыслы нам ничем не помогут, миссис Бэйнз. Мы просто пытаемся выяснить, что произошло.

Женщина промолчала, и Мелани решила потихоньку исчезнуть, дав ей возможность вернуться к кровати дочери и взять книжку с прикроватной тумбочки.

Перед глазами у нее возникла знакомая и успокаивающая картина матери, читающей своему ребенку, и Мелани вспомнила, как ее собственная мама обычно забиралась к ней в постель, когда читала ей книжку, – и в ушах раздалось множество забытых голосов. От этого Мелани почувствовала себя не в своей тарелке. Ведь она вмешивается в чужую жизнь… Увидев, как миссис Бэйнз перевернула страницу, детектив отвернулась, благодарная шуму, донесшемуся из коридора. По нему шел нужный ей врач, окруженный студентами.

Мелани уже было приготовилась подойти к нему и рылась в сумке в поисках записной книжки (она пользовалась книжками большого формата, потому что всё никак не могла подобрать себе очки), когда в конце коридора что-то промелькнуло. Красное пальто. Распущенные длинные темные волосы. Этого было достаточно. Женщина, прижимавшая к себе ребенка, повернулась на 180 градусов и исчезла за углом, но что-то в животе Мелани – что-то, чего она не могла описать словами, но чему в процессе работы привыкла доверять, – заставило ее броситься по коридору.

– Прошу прощения!

Женщина повернулась и притворилась удивленной. Малыш склонил головку, очевидно, засмущавшись.

– Мисс Картер, не так ли?

Эмма стояла, вся напрягшись, сжимая свободной рукой коробку с нарезанными фруктами.

– Инспектор. А я просто… – Тут она осмотрелась вокруг, разглядывая указатели в различные палаты и пытаясь, по-видимому, почерпнуть в них вдохновение, а потом вновь перевела глаза на Мелани, которая опять обратила внимание на ее странные глаза.

«Эти непонятные разноцветные точки».

– Как раз несла кое-что Джил. Хотела посмотреть, как у нее дела.

– Это очень мило с вашей стороны. Сейчас с ней ее мать. А я не знала, что вы так близки… Раньше вы мне об этом не говорили.

После этого лицо Мелани приняло официальное выражение, и она замолчала – прием, который выручал ее, еще когда она носила форму. Помог он ей и сейчас, когда инспектор была в гражданском. Она ждала с абсолютно нейтральным лицом. Ждала, когда Эмма Картер вновь заговорит.

И не скажет что-то, что сможет объяснить то непонятное выражение, которое Мелани сейчас видела на лице этой странной и необыкновенной женщины.

Глава 10

В недалеком прошлом

Сначала я не была уверена, что стоит ехать сюда. Марк считал, что это самое лучшее место (наша любимая часть Корнуолла), где я смогу как-то осмыслить произошедшее. А я… что думала я?

Я волновалась, что эта поездка может навсегда отвадить нас от этого места.

Если бы вы неделю назад спросили меня о Лизарде[34], я бы заулыбалась и утомила вас своими рассказами: сказала бы, что уже по пути туда у меня расслабляются плечи, как будто я расстегиваю рубашку со слишком тесным воротничком. Это место было нашим секретом – такую тайну лучше не раскрывать толпам туристов, которые проезжают дальше на север в более знакомые и очевидные места вроде Рока и Падстоу[35].

Чтобы узнать Лизард, надо проехать мимо плоского и малопривлекательного пейзажа Королевской базы военно-морских воздушных сил, улыбаясь про себя обманчивости окружающей тебя природы. Потому что если отъехать всего несколько миль в любую сторону от аккуратной, но малопривлекательной территории, обнесенной решеткой, то перед вами откроется настоящий калейдоскоп неожиданных и почти нетронутых цивилизацией мест. Реку Хелфорд, от видов которой у вас перехватит дыхание, лучше всего исследовать на лодке: светлый песок сотен идеальных бухточек, где даже в летние месяцы достаточно места, чтобы сыграть в крикет, и везде по побережью разбросаны населенные пункты с обладающими чувством собственного достоинства белеными коттеджами, которые спускаются по крутым склонам к крохотным, но используемым для дела заливчикам.

Для меня это место обладает вечным ароматом прошлого – ароматом тех отпускных дней, когда комната не воняла пластилином, подгузниками и «Судокремом»[36], а благоухала круассанами и хорошим кофе. А еще сексом. А вы как думаете? Это было время совсем другой Софи, еще до нашей свадьбы, когда мы с Марком много работали – и он, и я – и круто отдыхали. Дневной секс. Только представьте себе: кофе, тосты и вы, обнаженные, в постели, слизываете друг у друга растаявшее масло с пальцев. Это было время, когда отпуск и праздники, проведенные вдали от Лондона, имели острый привкус действительно заслуженного отдыха. Необходимого. Драгоценного.

И вот теперь я сижу на ступеньках крыльца давно знакомого коттеджа, зажав руки между коленями, и волнуюсь о том, что в этом году очарование этого места будет разрушено. И его магия исчезнет.

Еще когда мы ехали в машине, я испытала приступ панической атаки – неожиданное непреодолимое желание развернуться и спрятаться от людей в собственном доме, но потом в зеркале я увидела Бена, сидевшего на заднем сиденье с новой удочкой на коленях… Я опустила окно и подставила лицо потокам воздуха, чтобы успокоиться.

Не знаю, что надо рассказывать ребенку, когда происходит что-то страшное. В идеале – ничего, но проблема в том, что они реагируют на окружающую атмосферу, замечают, как взрослые шепчутся, и, уж конечно, видят полицейские машины и бело-голубую ленту[37]. Так что пока мы сказали Бену, что в деревне случилось нечто очень нехорошее, но ему не стоит волноваться, потому что мы уедем, устроим себе небольшие каникулы, пока здесь всё не успокоится.

– А что случилось, мамочка?

– Несчастный случай. Энтони умер от несчастного случая, и это очень печально. Но тебе об этом не стоит волноваться, Бен.

– А мы тоже умрем от несчастного случая?

– Нет. Конечно, нет.

Сын был явно рад, что оказался здесь. Это было одно из тех молниеносных решений, которые так редко случались в нашей жизни, и одно из тех немногих мест, где мы могли действительно отдохнуть всей семьей. Для Марка отпуск – это всегда проблема, потому что ему без конца приходится подстраиваться под своих сотрудников, желающих отдыхать в пик сезона. Именно поэтому июль и август всегда тянулись в Тэдбери так долго и нудно, после того как я родила Бена. Стыдно признаться, но до того момента, как у нас появились Эмма с Тео, я просто ненавидела лето в Девоне. Повсюду – толпы туристов, а я, как это ни парадоксально звучит, чувствую себя одинокой, потому что Марк вечно завален работой.

Так что это было очень необычно – попасть сюда в самый разгар сезона. Обычно мы приезжали или весной, или осенью. Марку удалось договориться о доме лишь потому, что нас здесь хорошо знали. На этой неделе в нем должен был жить родственник хозяев, но, к счастью, он в последний момент отказался. Нам просто повезло.

Повезло?

Нет. Здесь все вокруг кажется мне нереальным – настолько разительно это место отличается от того, что осталось дома.

Я подняла глаза.

Здесь абсолютно ничего не изменилось. Все тот же привычный вид. Те же самые деревья, взбирающиеся по гигантским террасам на противоположный холм. Цветы в зеленой изгороди пахли сильнее, чем дома, и их аромат смешивался с запахом морской соли, который приносил ветер.

Да. Я закрыла глаза, чтобы лучше ощутить его. Это именно то, что мы всегда замечали и больше всего ценили по прибытии. И по чему сильнее всего тосковали, возвращаясь домой.

Аромат моря.

– С тобой всё в порядке? – Я услышала позвякивание, когда Марк поставил бокал с вином на ступеньку возле меня, поэтому открыла глаза и левой рукой заслонила их от лучей вечернего солнца.

– Наверное, да. Я всё еще в шоке, но ты, скорее всего, был прав. – Вытянула свою правую руку, которую он взял и крепко сжал. – Поездка сюда – не панацея. Я хочу сказать, что каждый раз, когда закрываю глаза, я вижу всю сцену вновь… Но ты прав: если б мы остались дома, всё могло бы быть значительно хуже. Там я точно сошла бы с ума с концами.

Он сидел рядом со мной, продолжая сжимать мою руку в своей, а другой рукой выковыривал мох, растущий между ступеньками крыльца.

– Послушай, Софи… Я знаю, что иногда бываю довольно… довольно беспомощным, и никогда не знаю, что говорить в таких случаях. Но ты ведь знаешь, что всегда можешь поговорить со мной? Или, по крайней мере, попытаться…

Я склонила голову. Я всё еще не поделилась с ним подробностями. Именно это Марк имеет в виду. По его лицу я поняла, что он вышел за пределы своей зоны комфорта. Муж выглядел испуганным, и я задумалась, не боится ли он, что случившееся может вернуть меня в то жуткое состояние, в котором я пребывала после рождения Бена. Я встретилась с ним глазами и попыталась улыбнуться.

– Я хочу тебя выслушать. Хочу тебе помочь. Но без спешки и давления. Только когда ты сама почувствуешь, что готова… Я хочу сказать, готова спокойно говорить об этом.

– Спасибо. Я попробую. Но сначала мне надо… я не знаю, как это сказать… переварить всё это, что ли?.. Я не могу подобрать нужные слова, Марк.

– Р сорок пять[38].

– Прости?

– Рекламщик, который не может подобрать правильные слова!.. Я всегда говорил: просто счастье, что ты отказалась работать на меня. – Марк попытался заставить меня улыбнуться, и я была благодарна ему за это, а потом все внезапно изменилось, и в животе у меня возникло странное ощущение.

Муж все еще продолжал смотреть мне прямо в глаза, и мне стало грустно, что пришлось отвести взгляд первой.

Рекламщик? Еще одна вещь, которая кажется мне нереальной. Это до сих пор указано в моих профессиональных навыках на «ЛинкдИн»[39], но уже мало соответствует действительности. Иногда мне с трудом верится, что я этим когда-то занималась – и выживала в этом мире. Скажу даже больше: я была лучше многих. Подача материала. Слоганы. Однострочники. Сейчас мне кажется, что всё это происходило в каком-то параллельном мире…

Сначала, когда мы переехали в Девон, я всё рассказывала Кэролайн и Хизер. О невероятных ночных бдениях, когда надо было успеть к определенному сроку. О вечеринках, что мы устраивали по поводу новых контрактов. Один раз, немного перепив, я даже показала им клипы из рекламной кампании, ставшей впоследствии «вирусной».

– Так это ты написала эти тексты? Да я же их помню. Они были повсюду… Ты действительно сама их написала, Софи?

И Кэролайн, и Хизер недоверчиво смотрели на меня широко открытыми глазами.

– А почему же ты всё это бросила?

И тогда я развернула сюжет вспять и стала рассказывать, почему ничуть об этом не жалею.

– Приходилось работать сверхурочно. Мир, в котором правят мужики. Половина сидит на наркотиках, чтобы как-то держаться. Этим совершенно невозможно заниматься, когда у тебя дети. То есть если ты хочешь быть хоть какой-то матерью.

– Ты уверена, что не хочешь прилечь, Софи? – Марк все еще пытался очистить пальцы от мха.

– Да. Да, отлично. Прости – задумалась.

– Просто наш сын и наследник желает барбекю. А не твоего изысканного сибаса. – Он всё еще говорил фальшиво жизнерадостным тоном, и я вновь склонила голову набок, тронутая этими его попытками. И его терпением. – Мальчику хочется бургеров. Я возьму его с собой в супермаркет. А еще мы попытаемся найти замороженную наживку для рыбалки, если магазины всё еще открыты. Ты поедешь с нами?

– Нет. Если не возражаешь, я посижу тут. Надеюсь, что Хелен скоро вернется домой. – Я бросила взгляд на единственный коттедж, который видно с крыльца, – большое здание с двойным фасадом, погруженное в крепкие объятия глицинии и находящееся в нескольких минутах ходьбы дальше по тропинке.

Я очень хотела, чтобы она побыстрее приехала, и мое желание сбылось – я как раз наливала себе второй бокал вина, когда по гальке несуществующей дороги прошуршал знакомый потрепанный «Вольво», припарковавшийся на небольшой стоянке напротив.

Билл и Бен – спаниель и хайлендер-терьер – выскочили с заднего сиденья и, не обращая внимания на ворота, пролезли в щель в нашей живой изгороди. Сплошные слюни и виляющие хвосты чуть не опрокинули мой бокал.

– Ну, наконец-то вы приехали. Слава тебе Господи! – загремел голос Хелен: тугоухость – один из немногих признаков, выдававших ее возраст. – Пока что этим летом в коттедже жили абсолютные придурки. – У нее абсолютно седые волосы, но кожа все еще полупрозрачная и на удивление гладкая.

Когда она прошла в ворота, чтобы обнять меня, я ничего не могла с собой поделать и прижалась к ней чуть дольше положенного. И чуть крепче.

– Не могу передать, насколько я рада видеть тебя, Хелен, – тут мой голос сорвался. Что, естественно, заставило ее отстраниться и посмотреть мне прямо в лицо.

– Ну, и что у нас случилось?

Хелен мы встретили в наш самый первый приезд, когда только-только открыли для себя Лизард. Можно сказать, это ей мы обязаны тем, что мгновенно влюбились в него. И она, без сомнения, – одна из причин, по которой мы ежегодно возвращаемся в этот же коттедж.

Хелен знает всё и вся. С самого начала она щедро делилась с нами своим временем и знакомствами, направляя нас в лучшие кондитерские в Портлевене[40] и показывая лучшее место для послеобеденного чаепития – кафе с видом на реку Хелфорд. В наш самый первый визит Хелен свела нас с одним из своих друзей-яхтсменов (он дал наводку на небольшие пляжи, до которых можно добраться только по воде), а еще показала нам лучшие лодки в разных заливах, с которых стоило покупать улов – рыбу и крабов – по смешным ценам. Она научила нас открывать устрицы – шокированная и восхищенная моей изначальной брезгливостью. И это она нашла шампанское, когда мы, хихикая, как парочка тинейджеров, сообщили ей о помолвке во время своего третьего визита. Марк сделал мне предложение в бухте Кайнанс[41], потрясенный романтичностью и волшебством окружающей природы. Он совсем к этому не подготовился.

Хелен была в ужасе.

«А где же кольцо? Вы что, издеваетесь? Без кольца? И без шампанского? Марк, ты ведешь себя, как гребаный любитель».

Она исчезла в доме и появилась с бутылкой замороженного шампанского «Пол Роджер», объяснив, что хорошее шампанское – это то немногое, что у нее еще осталось, после того, как «секс был снят с повестки дня».

Хелен овдовела, когда ей было пятьдесят с небольшим, и вскоре после этого перебралась в Лизард. Вначале мы решили, что она со всеми ведет себя, как с нами, – экстраверт, который любит развлекать и в своем одиночестве рад любой компании. Но нет. С годами мы выяснили, к нашему большому удивлению, что это совсем не так. В комментариях в книге посетителей нашего коттеджа о ней говорилось как о раздражительной затворнице, которая, очевидно, делилась своими контактами, своей благосклонностью и дружбой лишь с избранными…

– Ты бледна, как лист бумаги, Софи. Что, ради всего святого, произошло?

Я попыталась справиться со слезами, но это меня ничуть не смущало. Я всегда знала, что легко расскажу все Хелен – практичной и здравомыслящей Хелен, которая не будет сентиментальничать и вздыхать, как многие в нашей деревне, притворяясь, что симпатизируют мне, в то время как их интересуют лишь зловещие детали.

«Неужели там действительно было так много крови?»

– Ты слышала о мужчине, которого убили в нашей деревне? В Тэдбери?

– Конечно. Читала об этом в газетах. И видела по телику. Просто ужас.

– Понимаешь, Хелен, его обнаружила именно я. Его и его жену. Они были моими друзьями.

– Боже мой… – Тут Хелен, как я и ожидала, не тратя времени на соболезнования, сводившие меня с ума дома, встала и объявила перерыв на пополнение запасов.

– Забудь про это вино. Нам нужно кое-что покрепче. И лед. Я сейчас вернусь. Присмотри за собаками.

Она вернулась не только с водкой, но и с подносом устриц.

– Как я вижу, Марк достал барбекюшницу, а это значит, что он собирается кормить тебя чем-то подгоревшим. Так что нам надо к этому подготовиться.

Впервые с субботы я услышала собственный смех – и, замолкнув, замерла.

– Не пытайся бороться с этим, Софи. Это все отсроченный шок[42]. Хорошо бы тебе поплакать… Но только не над устрицами, прошу тебя. – Хелен протянула мне салфетку. – Можешь разбавить спиртное.

К своему удивлению, плакала я довольно долго, но Хелен и не пыталась меня успокоить. А когда слезы прекратились, она осторожно подтолкнула меня к тому, чтобы я всё ей рассказала. Поделилась с ней.

«Не держи это в себе, Софи».

И это совсем не было похоже на просьбы женщины-полицейского. Ощущение совершенно другое. Поэтому я рассказала ей о крови и о том, как была шокирована видом мозгов Джил. И как чувствовала себя виноватой за то, что обратила внимание на оранжевые кофейные чашечки. И что я всё еще нахожусь в странном состоянии, словно вспоминаю прочитанное или увиденное в кино, а не то, что реально произошло в моей жизни.

В свою очередь, Хелен не просила меня остановиться или выкинуть всё из головы, а вела себя так, словно понимала, что мне надо досмотреть этот фильм до конца, чтобы воспринять всё произошедшее. Она еще раз проговорила со мной всю ситуацию и сказала, что мне придется повторять это много раз – для того чтобы привыкнуть. Снова и снова.

А еще она поведала – вполне обычным голосом, – что первые два года после сердечного приступа, случившегося с ее мужем, вновь и вновь переживала момент, когда обнаружила его, и это продолжалось до тех пор, пока она не выучила всю сцену до мельчайших подробностей. Как будто ей было необходимо быть уверенной в каждом приступе боли и в каждой секунде произошедшего, чтобы можно было принять это и научиться с этим жить.

– Люди советуют всё забыть и больше не думать об этом. И твой собственный инстинкт говорит тебе о том же. Но это не работает, – заявила Хелен. – Главное – научиться жить с мыслями об этом. Признать, насколько всё это было ужасно. Я понятно объясняю?

Я, кивая, плакала, и ела устриц, и пила водку, и благодарила звезды за то, что она есть в моей жизни, так что, когда возвратились Марк с Беном, они оба сказали мне, что я выгляжу значительно лучше.

– Ты опять улыбаешься, мамочка.

Марк выглядел успокоившимся. А я держала Хелен за руку, пока две собаки гонялись за фрисби, которое бросал им Бен.

В следующие два дня Хелен, как это было заведено, не докучала нам. Мы только обменивались несколькими словами утром и вечером. Я проводила время с мальчиками. Мы гуляли. Играли в карты. В «Монополию». А когда Марк и Бен отправились рыбачить на целый день, я с утра пораньше оказалась у нее на пороге. Наступило наше время.

– Ах, это ты… Хочешь сэндвич с крабом? Я с нетерпением ждала тебя, – Хелен встретила меня широкой улыбкой.

Мы отправились на ее «Вольво» в Коуврэк[43], припарковались на официальной парковке на вершине холма и медленно спустились к побережью, в наше любимое кафе. Здесь я должна выдать еще один секрет: если судить по внешнему виду, то это – убитое заведение с пластмассовыми столами и стульями и осами, устроившими хоровод над громадным мусорным баком, ожидающим, когда его заберет муниципальная служба. Но для тех, кто знает, – это благословенное место, где вам предложат лучший кофе в округе и сэндвичи, полные самого сладкого и свежего крабового мяса, которое напрямую поставляется местными рыбаками.

Постояв немного в очереди, мы забрали наш заказ, расположились на скалах напротив и стали наблюдать за детьми, играющими на берегу.

– Ну и как ты себя ощущаешь? Только честно.

– Спасибо, Хелен, значительно лучше. Марк оказался прав. Это то, что мне было необходимо. Мне хотелось бы лишь одного – чтобы Бену не надо было идти в школу на следующей неделе. Честно говоря, мне не хочется возвращаться домой.

– Ты же знаешь, что всегда можешь пожить со мной. Добро пожаловать в любое время! Я тебе это уже говорила.

Я взяла ее под руку.

– Ты очень добра, но я должна думать о Бене. И потом, мне кажется, что мы и так уже слишком долго надоедаем тебе.

– Не говори глупостей. Те, кто жил здесь до вас, были настоящими придурками. Всю прошлую неделю здесь торчала пара, жаловавшаяся на крики чаек. Ты можешь себе представить? На чаек на побережье моря! А еще им не нравился запах масляной печки. И душ, расположенный на первом этаже. Нормальная барбекюшница без электрического выключателя их тоже не устраивала. Это был абсолютный чертовский кошмар. Если б это был мой дом, я бы их немедленно вышвырнула на улицу.

Улыбнувшись, я убрала волосы за уши и приступила к своему сэндвичу. Кусок краба упал мне на джинсы, и я отправила его прямо в рот.

– Вообще-то я хотела обсудить с тобой кое-что…

– Слушаю.

– Я всё о том же. Знаю, что ты можешь посчитать меня эгоисткой…

Повисла пауза, потому что Хелен сначала прожевала кусок сэндвича, а потом сделала глоток кофе.

– Я же сказала, что внимательно слушаю тебя, Софи.

– Я хочу сказать, чо в ужасе от произошедшего с Джил и Энтони. Я тогда буквально окаменела от шока.

– Естественно.

– И еще раз, это может показаться тебе ужасным, но, к своему удивлению, я здорово разозлилась, когда нашла их.

– Тебя разозлило то, что именно тебе довелось их обнаружить?

– Кажется, и это тоже. Но, помимо этого… Боже, Хелен, меня разозлило то, что всё это случилось в самое неподходящее время. Когда я впервые за многие месяцы стала чувствовать себя самой собой. Смогла как бы вернуться назад. Заново обдумать некоторые вещи. И у меня появилась новая подруга, о которой я уже говорила.

– Эмма?

– Ну да. Знаю, что я слишком много говорю о ней, но если б ты ее встретила, то поняла бы меня. Она тебе понравилась бы, Хелен. У нее совершенно фантастический запас энергии – создается впечатление, что Эмма вдохнула новую жизнь в нашу деревню, и я была этому рада. Я ведь и вправду не догадывалась, в какой яме оказалась. А она заставила меня задуматься о будущем. Прежде чем случился весь этот ужас с Джил и Энтони, мы даже обсуждали возможность воскресить мой план с кулинарией.

– Надеюсь, ты шутишь. После всего того, что случилось с Кэролайн?

– Знаю, знаю. И не волнуйся, Марк уже прочитал мне все необходимые нотации. Честно говоря, я его понимаю. Стартапы разоряются направо и налево, и, думаю, возможные доходы не оправдают моих затрат. Но из-за этого я наконец задумалась о том, чтобы вернуться к работе, – ведь Бен вот-вот пойдет в школу. Знаю, что постоянно меняю свою точку зрения по этому поводу, Хелен, – думаю, что тебя уже тошнит от всех моих вывертов, – но я поняла, что не смогу просто сидеть дома и ничего не делать, ожидая появления следующего младенца. Поэтому я начала готовиться, прокручивала в голове некоторые варианты, и мне от этого было хорошо. А потом… – Я и так говорила быстро и неразборчиво, но сейчас голос окончательно подвел меня. Я закашлялась и замолчала.