Английское договорное право. Просто о сложном Оробинский Вячеслав
Второе замечание: не придумывай новое, если можно обойтись старым. Зачем изобретать некую «общественную совесть», если уже есть доктрина «общественного порядка»?!
Принцип общественной совести пришел из более раннего дела Thackwell г. Barclays Bank Plc [1986] 1 All E.R. Описан так: «Суд смотрит на природу противоправности, которой защищается ответчик, а также на все сопутствующие обстоятельства дела и ставит два вопроса. Первый: есть ли противоправность, достойная внимания?
И второй: если, с учетом всех обстоятельств дела, удовлетворить требования истца, будет ли решение противоречить общественной совести, быть может, суд косвенно поможет или одобрит противоправное деяние истца?».
В том деле суд вывел принцип общественной совести, но во взыскании по противоправному договору отказал на основе этого самого принципа. Суть дела: истец вертел какую-то мошенническую схему с чеками. Ответчик отказался принять чек к оплате. Истец – в суд, ответчик: чек – часть мошенничества, о чем истец заведомо знал. Отказ в иске.
А в деле о самолете принцип, наоборот, применили. Почему? Глобально и объективно, мне кажется, вся разница между двумя делами – в ЦЕЛИ. Говоря языком суда, «в природе противоправности».
В первом деле договор преследовал более-менее благую цель – спасти имущество. Во втором – благой цели нет и в помине, «кидалово» чистой воды. Если в первом деле недобросовестными были обе стороны – и пилот, и заказчик, то во втором – только истец.
Ответчик о противоправности узнал лишь на стадии исполнения договора – когда чек был предъявлен – и совершенно правильно отказал истцу в обналичке. Недобросовестный истец и добросовестный ответчик. Решение суда однозначно верно… но вот выводить принцип общественной совести, когда уже есть принцип общественного порядка, мне кажется, не стоило.
В деле Tinsley г Milligan [1993] UKHL 3[257] судья Гуф критиковал принцип с позиций классической доктрины – просящий о справедливости да придет с чистыми руками, никто не вправе извлекать выгоду из своего противоправного поведения и т. д.
Я считаю, сама идея имеет право на жизнь: да, благая цель и особые обстоятельства могут искупить пороки договора. Но претворять идею в жизнь надо было не через какую-то загадочную «общественную совесть», а через привычную доктрину «общественного порядка». А суд зачем-то придумал новую химеру.
Подход суда противоречит бритве Оккама: «Не умножай число сущностей сверх надобности». Не придумывай новое, если хватает старого. Честно, не понимаю… Ну есть же хорошая «дубина» – общественный порядок, так пользуйтесь. Нет, надо было выдумать еще и «общественную совесть»…
Ладно. Подводим итоги. Принцип общественной совести остался в английском праве. По договору противоправному, но с благой целью заключенному, что-то можно взыскать, если очень повезет. Вероятность крайне мала, но все же выше нуля.
9.5.3. Особое указание статутного закона
Статутный закон может запрещать какой-то вид договоров. В то же время этот же закон может устанавливать и особые последствия, отличные от ничтожности, без выхода на «никто-никогда-ничего».
К примеру, есть английское Постановление № 1277 от 2008 г. «О защите потребителей от нечестных торговых сговоров». В начале перечислено, чего делать нельзя: заведомо ложная реклама, нечестное использование чужих торговых марок и т. д.
А в конце, в ст. 29, читаем: «Соглашение (договор) не может быть признано ничтожным или бессильным только на основании нарушения данных правил». Ага, т. е. договор, нарушающий эти правила, будет оспорим, а не ничтожен. Добросовестной стороне доступны все средства защиты.
9.5.4. Делимость
Еще одно средство спасти противоправный договор, отчасти нам с вами уже знакомое. Вспомните раздел 6.2, второе исключение из правила «от сих до сих». Делимый договор. Когда из одного договора возникает несколько обязательств. И пример – договор купли-продажи книги, компьютера, кошки.
Продолжим приводить примеры. Допустим, завтра выйдет закон, строго-настрого воспрещающий продажу кошек без разрешения госоргана – к примеру, ветеринарной службы. Допустим, в законе жесткий и явный запрет: «Договор продажи кошки без разрешения ничтожен».
Что будет с нашим договором? Ничтожен? Да, но только в части передачи кошки. Почему? Потому что из договора возникло несколько самостоятельных обязательств. Обязательство передать кошку можно отделить от остальных двух. И, что важно, отделить можно без вреда для оставшихся двух обязательств.
Если бы договор был заключен только на продажу кошки, тогда деление невозможно. В договоре одно обязательство, это обязательство – суть договора. Увы, противоправное. Один минус один равно ноль. Отсюда первое правило делимости:
1) противоправность не должна затрагивать ВЕСЬ договор. Сложилось в деле Bennett г Bennett [1952] 1 KB 249. Муж и жена развелись и напоследок заключили договор: жена обязуется не ходить в суд за алиментами, а муж взамен передает недвижимость.
Но суды всего мира очень не любят, когда одна сторона ограничивает другой доступ к правосудию. В нашем праве: «отказ от права на обращение в суд недействителен» (ст. 3, п. 2 ГПК РФ, ст. 4, п. 3 АПК РФ). В английском – тоже, повелось с незапамятных времен. Подобный договор посягает на общественный порядок и ничтожен. С известными последствиями: четыре «Н».
Муж обманул. Недвижимость не отдал. Женщина – в суд. Увы, противоправность затрагивала весь договор, обязательство одно, что-то отделить нельзя никак. Рассматривал Деннинг, но даже он не смог помочь. Отказ в иске…
То же самое и в более позднем деле Napier г National Business Agency Ltd [1951] 2 All ER 264 — «договор полностью заражен противоправностью, деление невозможно, в иске отказать».
Противоположный пример. Два года спустя после дела Беннетов рассматривалось дело Goodinson г Goodinson[1954]. В отличие от Беннетов, обязательств несколько. Муж обязался раз в неделю платить жене алименты, а та взамен:
1) не зариться на кредитные деньги мужа;
2) взять часть долгов на себя;
3) не идти в суд.
Суд признал договор ничтожным лишь в части обязательства не ходить в суд. Попросту говоря, снес третье обязательство и оставил договор в силе;
2) деление не должно менять смысл договора. Из современной практики – дело Blue Chip Trading Ltd г Helbawi [2009] IRLR 128, EAT. Студент учился в Англии. Работал по выходным и после учебы. Работодатель «зажал» зарплату. Студент пошел зарплату взыскивать.
Работодатель отбивался противоправностью. Дескать, согласно визе студент вправе работать по будням не более 20 часов в неделю. Студент признал в иске: работал больше. Значит, в ходе исполнения трудового договора появилась противоправность. Договор ничтожен. Откажите в иске.
Комиссия по трудовым спорам отделила правомерное время от неправомерного. За работу в будни взыскала в части, не превышающей 20 часов в неделю. А за работу в выходные – полностью, так как виза ограничивает только работу в будни. О выходных – ни слова.
Из старой практики см. дело Attwood г Lament [1920], не отделили;
3) правило «синего карандаша». Свобода договора. Суд не будет дописывать договор вместо сторон. Но суд может что-то из договора исключить, вычеркнуть, какой-то пункт или часть пункта, если вычеркивание позволит отсечь противоправность.
Впервые суд взялся за карандаш в деле Nordenfelt г Maxim Nordenfelt Guns and Ammunition Co Ltd [1894] AC 535.[258] Истец выкупил у ответчика оружейное дело, все и полностью: завод, патенты, запасы сырья, торговые марки, прочие активы. Ответчик также обязался по договору: «В следующие 25 лет не изготавливать оружие или боеприпасы где бы то ни было, а также иным способом не конкурировать с истцом».
Это условие договора и нарушил ответчик. Истец просил суд дать судебный запрет: воспретить ответчику конкурировать с истцом. Ответчик, как обычно, защищался через противоправность.
Были основания: в те годы договор о неразумном ограничении конкуренции, по общему правилу, считался идущим против общественного порядка. Ограничение торговли = посягательство на устои общества. А тут еще широчайший запрет: где бы то ни было, то есть по всему миру. Последствия ясны. Ничтожность.
Ответчик выиграл… по первой инстанции. Вторая отменила решение первой. Дала судебный запрет в редакции: «Запретить ответчику в следующие 25 лет изготавливать оружие или боеприпасы где бы то ни было». Слова «а также иным способом не конкурировать с истцом» суд вычеркнул.
Почему так? Суд вспомнил исключение из общего правила, установленное судьей Макклисфильдом в деле Mitchel г. Reynolds: «Если надлежащее встречное удовлетворение передано по достойному и полезному договору и удовлетворение нельзя отринуть без ущерба для честной (добросовестной) стороны договора, договор надлежит оставить в силе».
По договору ответчик получил от истца 237 000 фунтов наличными и еще на 50 000 фунтов акций. Достойное и щедрое встречное удовлетворение. Хорошо, как быть с запретом?
Подняли другие дела. «Бесконечный запрет (запрет на весь мир) ничтожен, если неразумен» – дело Rousillon г. Rousillon. Разумен ли запрет в данном деле? В принципе, да – с учетом специфики дела.
«У ответчика мало клиентов, но ответчик торгует по всему миру. В бухгалтерских книгах ответчика есть почти все монархи мира и все государства обитаемой части земного шара».
Ладно, а что хотел истец по договору? Купить дело ответчика. Раз. Два – устранить ответчика на будущее как возможного конкурента именно в оружейном деле. Отсюда и родилось условие о запрете конкуренции.
Значит, условие договора разумно и действительно именно в части «запретить ответчику в следующие 25 лет изготавливать оружие или боеприпасы где бы то ни было».
А вот вторая часть – «иным способом не конкурировать с истцом» – ничтожна. Очень широко, туманно и неразумно. Судья Макнагхтен: «…условием договора, распространяющимся на любые другие конкурирующие сферы, можно пренебречь. С учетом целей компании, описанных в уставе (оружейноедело), апелляционный суд признал эту часть пункта договора ничтожной; и ответчик не обжалует решение суда в этой части. Условие, я считаю, может быть убрано (вычеркнуто)».
Почему карандаш – понятно. А почему синий? Старшее поколение застало времена, когда учителя проверяли тетради и правили ошибки… КРАСНЫМ карандашом. Или ручкой. Но точно не синим. Как-то непривычно. Сугубо английская традиция?!
Ну, не знаю. По слухам из Википедии, синий карандаш использовали для правки, чтобы правка не переходила на копию, если потом документ копировать на ксероксе. Может, и так…
Думаю, теперь вы понимаете, зачем в договорах – в том числе и в русских – иногда пишут что-то вроде: «признание недействительной части договора не влечет недействительности прочих его частей»? Чтобы в случае спора дать суду дополнительную возможность применить доктрину делимости.
9.6. Послесловие
О чем я намеренно умолчал в начале, противоправность – одна из сложнейших тем в английском праве. Поздравляю, читатель. Мы с вами разобрались с этой темой.
Английские юристы говорят: «Ввязавшись в эту битву, последний удар многие, изучающие противоправность, получают путаницей в терминах. Слова «противоправный», «ничтожный» и «бессильный» суды часто используют в разных значениях. Авторы по-разному пробуют разграничить эти понятия, получается редко. Очевидно, обстоятельства противоправности тяжело описать терминами концептуального анализа»[259].
Не знаю, как там насчет «концептуального анализа»… Но что правда, то правда: общепризнанной классификации противоправности нет; почти каждый ученый-договорник отстаивает свое видение; тема и впрямь сложная из-за путаницы в терминах и «дырках» в доктрине.
Я строил свое видение, научно говоря, классификацию, отталкиваясь поначалу от Поллока, а далее – на основе судебной практики и вдумчивого анализа трудов современных английских юристов. В итоге родилось что-то свое, логичное, простое, понятное, относительно стройное – см., в частности, схему 20.
И хотя сказано: «авторы по-разному пробуют разграничить эти понятия, получается редко»… кажется, получилось.
*10. Давление
10.1. О давлении вообще
Самое близкое подобие из нашего права – ст. 179 ГК, п. 1: «Сделка (договор), совершенная под влиянием насилия или угрозы, может быть признана судом недействительной по иску потерпевшего».
По сути, насилие и угрозы – частный случай давления. Одна сторона так или эдак ДАВИТ на другую сторону. Навязывает договор на своих условиях. Не обязательно угрозами или прямым насилием, скажем, под дулом пистолета. Можно давить более тонко. Компроматом. Разрывом отношений по другому договору. Ударом по перспективе: «я больше у тебя никогда ничего не куплю». Чем-то еще.
Поэтому давление – более широкое понятие, чем только насилие и угрозы. Английское право использует именно это широкое понятие. Такой подход дает суду больше свободы.
Суд исследует обстоятельства дела, изучает доказательства, а особенно – поведение сторон до, после и в ходе исполнения договора[260]. А там уже решает, можно ли те или иные поступки стороны считать давлением.
Почему родился институт давления, думаю, понятно. Основополагающий принцип договора – свобода воли, он же свобода договора. Я свободно направляю вам предложение заключить договор (оферта). Вы свободно можете как принять мое предложение (акцепт), так и отказаться.
Соответственно, если вы заставили меня направить оферту – нарушен принцип свободы договора. И наоборот. Если я выдавил из вас акцепт, тоже нарушен принцип свободы договора. Тем не менее договор будет заключен, хотя и под давлением, с пороком, с заложенной «миной».
Последствия? Нарисованы в схеме 20. Договор оспорим. Потерпевшая сторона может смириться и оставить все как есть. Тогда договор действителен. А может пойти в суд с иском о прекращении (расторжении) договора и возвратом стороны – только потерпевшей стороны, не обоих! – в первоначальное положение. И суд может такой иск удовлетворить, если есть одновременно четыре условия.
10.2. Общие условия
Истец должен доказать:
1) сам факт давления и связь давления с договором. То есть договор заключен именно под давлением другой стороны, а не по свободной воле;
2) давление было неправомерным;
3) у потерпевшей стороны не было выбора. Потерпевший не мог заключить договор на лучших условиях с кем-то другим. Либо – потерпевший не мог не заключить договор (классика – пистолет у виска);
4) потерпевший сопротивлялся, как мог – либо на стадии заключения договора, либо СРАЗУ после[261]. В том числе и не тянул с походом в суд.
По первому пункту все просто и понятно. Не доказал – проиграл, до остальных пунктов уже не дойдете. Самое раннее дело по теме – Cumming г Ince [1847] 11 QB. Банальное и противное, как рев перфоратора при ремонте. Родня заточила бабулю в психушку. А после предложили договор: выпустим, если подаришь имение.
Куда деваться… Подписала. Вышла. И отказалась исполнять. Родственники – в суд: «обяжите передать». Бабушка смогла доказать давление. Суд: подписала под давлением = нет свободы воли = не связана договором. Договор – прекратить, в иске – отказать.
Со вторым пунктом интересней. Может ли давление быть правомерным? Сравните две угрозы. «Продай машину, а не то я тебе темной ночью шины проткну». И: «Продай машину, а не то я расскажу Петровичу, что ты спишь с его женой».
В первом случае давление однозначно противоправно. Угроза причинить вред имуществу. Угроза совершить деяние, запрещенное законом. А во втором?! Из уст простого человека вырвется: «Шантаж!»
А юрист призадумается… И вспомнит одно громкое дело о шантаже, на которое судьи ссылаются и поныне. В конце тридцатых в Англии были торговые палаты[262]. Добровольные объединения торговцев каким-то одним товаром или в какой-то одной сфере. К примеру, сельское хозяйство, фармацевтика, автозапчасти и т. д.
Торговая палата не только объединяет участников, но и следит, чтобы участники соблюдали закон, торговые обычаи, вели дела честно, для чего издает правила, обязательные для участников. Словом, на русский взгляд, эдакая помесь СРО с антимонопольным комитетом.
Торна, торговца моторами, палата торговцев моторами уличила в ценовом сговоре. Тот якобы сговорился с коллегами и держал завышенную цену на моторы, что прямо запрещено правилами палаты.
Палата предложила Торну: или мы тебя включаем в черный список, и с тобой никто из членов палаты не будет вести дел, или – плати штраф[263]. Торн поначалу заплатил… а следом подал иск о возврате денег. Дескать, неправомерное давление – шантаж.
В суде: «Обычный шантажист угрожает сделать нечто такое, на что и так имеет полное право – к примеру, сообщить некие порочащие сведения лицу, которое, получив эти сведения, скорее всего, навредит жертве (шантажа).
Очень часто шантажист не только вправе, но и обязан предать огласке эти сведения – к примеру, доложить в полицию о преступлении жертвы (шантажа). Поэтому рассматривать надо не угрозу как таковую, а требование денег.
По сути, шантаж – требование (уплатить деньги или передать имущество) без разумного или достаточного основания: и я не думаю, что сама по себе угроза сделать что-то, что человек и так обязан сделать, будет угрозой в смысле Закона или разумным и достаточным основанием для требования.
Мне представляется, если купец законно, ради защиты торгового дела, грозит совершить поступок, который серьезно навредит другому купцу в том же торговом деле, грозящий, быть может, действует правомерно, если, действуя ради защиты торгового дела, вместо причинения вреда предлагает заплатить деньги – и тогда вред не будет причинен. Несомненно, грозящий преследует не цель положить деньги себе в карман, а некую иную, правомерную цель, отличную от получения денег.
В данном деле, если торговая палата добросовестно воспользовалась своей властью с добросовестным намерением не допустить нарушение правил, я считаю, требование об уплате денег имеет разумное и достаточное основание.
Разумеется, любыми правилами (в том числе и правилами торговой палаты) можно злоупотребить, если так, данное решение суда не помешает привлечь виновных к уголовной ответственности».
Судья Аткин, дело Thorne г Motor Trade Association [1937] AC 797HL[264]
Поясню фразу «…будет угрозой в смысле Закона». Закон о воровстве 1916 г. (Larceny Act 1916), статья 29 предусматривала ответственность за, дословно, «требование денег и ценностей под угрозой»[265].
Ответственность, кстати, была неслабая, вплоть до пожизненной каторги. А для совершеннолетних мужчин – еще и частная порка, т. е. не на городской площади, а за закрытыми дверями.
В том же законе была оговорка, говоря языком коллег по «уголовке», – нет состава преступления, если требование денег (ценностей) заявлено с «разумным или достаточным основанием». Вот почему Аткин размышлял о цели требования: для чего палата потребовала деньги?! Установив разумность требования, отказал в иске.
Вторая особенность дела… Уже в те годы судьи думали о разности подходов гражданского и уголовного права. Угроза может быть противоправным и уголовно наказуемым деянием – шантажом, если рассматривать дело с позиций уголовного права.
Но если рассматривать ту же угрозу в гражданском деле, шантаж может быть и правомерным давлением – «шантажист угрожает сделать нечто такое, на что и так имеет полное право». Потому-то Аткин особо оговорил в крайнем абзаце: решение по гражданскому делу не исключает уголовной ответственности.
Меж тем главная ценность решения – в подходе: при оценке правомерности давления важно учесть не только угрозу и требование, но обязательно еще разумность и обоснованность.
В том же году в деле Mutual Finance Ltd г John Wetton & Sons Ltd [1937] 2 All ER 657судья Портер высказался короче, но похоже: «Угроза, сделанная стороне договора, может быть противоправной, если соединена с требованием денег – даже если сама по себе угроза, без требования денег, правомерна».
Этому подходу английское право следует и поныне. «Давление, конечно, существует и при угрозе совершить правомерный поступок; противоправность давления зависит от природы требования. Шантаж часто подкреплен угрозой совершить правомерное действие».
Дело Universe Tankships Inc of Monrovia г International Transport Workers Federation (The Universe Sentinel) [1981] UKHL 9 1. Также смотри дело AMMv HXW[2010] EWHC 2457[266] и дело Progress Bulk Carriers Ltd v Tube City IMS LLC [201[267]] EWHC 273[268].
По третьему пункту. У потерпевшей стороны не было выбора.
«Классический случай давления, однако не отсутствие воли противостоять давлению, а намеренное согласие жертвы на условия давящего, когда согласие исходит из понимания: другого выбора нет.
… Отсутствие выбора можно доказывать разными способами, к примеру, сторона возражала, у стороны не было возможности получить независимый совет, или же сторона согласилась, но заявила о намерении пойти в суд вернуть отданные деньги или возместить имуществом – см. дело Maskell v Horner [1915]3 K.B. 106. …Молчание жертвы не поможет давящему, если жертва докажет отсутствие выбора». Судья Скарман, выше помянутое дело Universe Tankships Inc of Monrovia v International Transport Workers Federation (The Universe Sentinel) [1981] UKHL 9.
По четвертому. Протерпевший сопротивлялся, как мог, либо на стадии заключения договора, либо СРАЗУ после. В крайнем случае, сразу после того как давление прекратилось. Иначе – отказ в иске.
Ответчик строил для истца корабль «Барон Атлантики». В ходе строительства из-за инфляции доллар США обесценился на 10 %. Ответчик потребовал соответственно увеличить цену работ. Грозил отказом от договора.
Истец, скрипя зубами, т. е. под давлением, согласился. Ответчик достроил корабль и в конце ноября 1974 г. сдал истцу. А истец заявил иск о взыскании неправедно уплаченных 10 % только в июле, 30-го, если быть совсем точным.
До подачи иска истец не сопротивлялся – ни писем, ни телеграмм, ничего. Сказали – плати, безропотно заплатил, потому и проиграл. Суд признал оспоримым допсоглашение к договору об увеличении цены. Суд согласился с пороком – да, давление было. Но, поскольку истец вовремя не сопротивлялся, в иске – отказать. Дело North Ocean Shipping г Hyundai Construction (The Atlantic Baron) [1979] QB 705[269].
Общие условия давления применимы во всех делах о давлении. Таких дел в английском праве исторически сложилось три вида. Первый и самый ранний – угроза лицу (стороне договора). Частный случай – угроза «ближнику» стороны. То есть не самой стороне договора, но близкому человеку стороны. Второй, более поздний, вид – угроза имуществу. И, наконец, третий вид, выходец из новейшей истории – экономическая угроза.
Классификация не очень стройная. Первые два вида разграничены по объекту посягательства, лицо или имущество. Третий – по природе давления. Почему? Наверное, потому, что третий вид появился значительно позже первых двух… Лет так на двести. Поскольку классификация хоть и нестройная, но в английской доктрине – общепринятая, то в таком порядке и рассмотрим.
10.3. Угроза лицу (стороне)
Первый и самый древний вид давления, известный английскому праву. Прямая и явная угроза насилием. Естественно, угрожает недобросовестная сторона добросовестной.
Договор, заключенный под угрозой насилия, оспорим. Основания – четыре известных вам общих условия. Так идет практика с древнейших времен… К примеру, дело Blackwood’s Lessee г Gregg[1831]. В принципе, все понятно. Можно было бы считать тему исчерпанной и закрытой.
Но в конце XX века грянуло дело, когда договор, заключенный под угрозой насилия, признали ничтожным. И сейчас именно это дело считается ведущим прецедентом в категории «угроза стороне». Дело Barton г Armstrong[1973] UKPC 2[270]. Та самая стрелка мелким пунктиром на схеме 20 между «договор оспорим» и «договор ничтожен».
Бартон и Армстронг были основными акционерами компании Landmark Corporation, уставный капитал – 1 753 000 долларов. Армстронг занимал пост председателя совета директоров, а Бартон – исполнительного директора.
Два медведя в одной берлоге не уживаются. Эти двое годами бились за власть в компании. Дело осложнялось тем, что Армстронг когда-то занял компании деньги – 400 000 долларов. Срок возврата определен так: бессрочно, но если Армстронг уходит с поста председателя, компания обязана немедленно вернуть деньги.
17.01.1967 «медведи» таки пришли к соглашению, подписали договор. Бартон обязался, в частности, выплатить Армстронгу $400 000 займа и проценты, заплатить еще $140 000 («золотой парашют»), а также выкупить акции Армстронга – еще 180 000$.
После чего Бартон не пошел – прибежал в суд с иском о признании договора ничтожным. И были основания… Вот мы все говорим «давление», «давление». Обтекаемое, безликое слово. А теперь прочувствуйте, что стоит за этим словом.
«(1). Согласно показаниям Бартона, в середине октября 1966 г. Бартон сказал Армстронгу: “Я не могу больше с вами работать”. И предложил Армстронгу уйти с поста председателя, Армстронг отказался и пригрозил:
“Между домом и офисом город не так безопасен, как ты думаешь. Ты увидишь, что я могу сделать против тебя, и проклянешь тот день, когда решил не работать со мной”. И хотя в суде Армстронг все отрицал, суд первой инстанции счел угрозу доказанной.
(2). Согласно показаниям Бартона, вскоре после того как Армстронга сняли с поста председателя, начиная с 17 ноября, Бартону стали звонить по ночам. Звонили примерно в 4–5 утра, четыре или пять ночей подряд. Потом пару дней все тихо. А затем снова полночные звонки. Так продолжалось до января 1967 г.
Бартон снимал трубку; никто не говорил, было слышно только тяжелое дыхание на том конце провода. Но несколько раз вместо тишины и дыхания искаженный голос сказал: “Ты будешь убит”. Однажды, несмотря на искажения, Бартон узнал голос Армстронга. Суд счел и это обстоятельство доказанным.
(3). Бартон утверждает: пока шли телефонные звонки, за его домом следил некий Хьюм. Были некоторые доказательства, косвенно указывающие на то, что Хьюм – подручный костолом Армстронга. Суд счел слежку установленной, но отметил: нет доказательств, позволяющих считать, будто Хьюм действовал именно по заданию Армстронга, а не сам по себе.
(4). Бартон утверждает, что однажды в конце ноября Армстронг сказал ему: “Я немецких кровей, а немцы идут до конца, воюют до последнего вздоха. Ты увидишь, что я могу сделать против тебя. Ходи да оглядывайся. Тебя могут убить”. Поскольку в деле были доказательства (Армстронг к немцам никак не относится), суд отмел первую фразу насчет кровей, но счел доказанной вторую и третью.
(5) Согласно показаниям Боувила (один из членов правления компании), чьи показания суд принял в качестве доказательства, 30 ноября Армстронг ворвался в зал совета директоров и наорал на Бартона: “Ты подлец, ты подлец. Я тебя исправлю”. Позже Армстронг сказал Боувилу, что у него (Армстронга) много денег и место в Законодательном собрании позволяет помыкать полицией, полицейские сделают все, что он повелит; в Сиднее есть организованная преступность и за 2000 долларов тебе убьют любого.
Суд установил не только угрозы Армстронга, но и то, что Бартон воспринял эти угрозы всерьез. 24 ноября Бартон нанял телохранителя, чтобы обеспечить свою безопасность на общем собрании акционеров. Более того, на общем собрании присутствовали трое телохранителей – один стоял рядом с Бартоном, еще двое таились за занавесом рядом с креслом Бартона.
(6) Бартон утверждает, будто 7 декабря на заседании правления Армстронг в присутствии других сказал: “Нанимай охрану, сколько хочешь. Я тебя все равно исправлю”. Поскольку эта угроза не подтверждена иными доказательствами, суд счел угрозу недоказанной.
(7) Согласно показаниям Бартона, 14 декабря Армстронг потребовал: “Или компания платит мне 100 000 долларов за выход, возвращает долг, а ты выкупишь мои акции, или я тебя исправлю”. Однако, как установил суд, если угроза и была, то Армстронг не требовал еще и заключить договор.
(8) 7 января югослав по имени Воджиновик – человек с несколькими судимостями – по телефону пригласил Бартона на срочную встречу. При встрече югослав сказал Бартону: Хьюм по указанию Армстронга нанял его убить Бартона, обещает 20 000 долларов, Воджиновик – верный работник Бартона и готов пойти в полицию, дать показания на Армстронга и Хьюма.
На следующий день Воджиновик и Бартон пошли в полицию. Воджиновика тут же арестовали, он, как и обещал, дал показания. Однако полиция так и не допросила Армстронга. Бартон, конечно, счел такое поведение полиции итогом связей Армстронга в полиции, которыми Армстронг хвастался Боувилу. Суд первой инстанции сильно удивился бездействию полиции; суд не стал выяснять, был ли Воджиновик нанят Армстронгом.
Но суд счел установленным: Бартон искренне верил, что Армстронг нанял преступника для убийства, и очень беспокоился за свою безопасность, что подтверждено дальнейшим поведением Бартона: он купил ружье, переехал вместе с женой и сыном из своего дома в пригороде в гостиницу и вернулся домой только после 18 января – после подписания договора.
(9) Бартон утверждает: в четверг, 12 января, Армстронг позвонил ему в компанию на городской телефон и намекнул: “Ты бы лучше подписал договорчик, иначе…” На что Бартон ответил, что не позволит себя шантажировать. В суде Армстронг опять все отрицал, но суд счел угрозудоказанной.
(10) Бартон говорит, по состоянию на 13 января, пятницу, он решил ничего не подписывать, а также воспретил другим директорам, о чем в тот же день сообщил Смиту, представителю Армстронга. 16 января, что поутру звонок Армстронга: “Или ты подпишешь договор, или тебя убьют”. Эта угроза стала последней каплей и заставила Бартона передумать».
Первая инстанция иск удовлетворила. Вторая: истец не доказал, что договор подписан именно под влиянием угроз, не доказана связь между давлением и договором. «Выпало» первое условие давления.
Кроме того, Армстронг всех так достал в компании, что договор был бы заключен и без угроз с его стороны, лишь бы от него избавиться. В иске – отказать.
Третья инстанция. Иск удовлетворить. Договор признать ничтожным. Более того, вместо «никто-никому-ничего», суд вернул Бартона – и только Бартона – в первоначальное положение. Дословно: «Спорный договор, подписанный Бартоном под давлением, ничтожен в части обязательств Бартона».
Логика суда:
«Странно, что по данному вопросу нет четкого прецедента; если А грозит убить Б, если тот не подпишет некий документ, и Б, принимая угрозы А всерьез, подписывает, наверно, должны быть какие-то очень необычные обстоятельства, чтобы считать, будто документ подписан не под влиянием угроз.
В этом очень необычном деле с учетом обстоятельств, установленных судами, несомненно, встает вопрос: необходимо ли Бартону для удовлетворения иска доказать, что он бы не подписал договор, если бы не было угроз?
Отвечая на этот вопрос в пользу Бартона, Яков, представитель Бартона, ссылается на множество прецедентов из общего права касательно “давления” и также – по аналогии – на более поздние решения из права справедливости, которые говорят о возможности оспорить договор, если договор заключен под влиянием обмана.
Общее право вряд ли поможет, потому что в тех делах судьям не приходил в голову вопрос, поднятый в нынешнем. С другой стороны, представитель Бартона пришел к верному выводу, и этот вывод подкреплен решениями из права справедливости.
Подход общего права к давлению довольно узок в сравнении с правом справедливости, и право справедливости довольно рано начало помогать людям в делах, где спорная передача имущества была вызвана давлением, если таковое давление суд справедливости считал неправомерным, хотя эта неправомерность и отлична от давления в понимании общего права.
Одновременно в праве справедливости вырабатывался подход к договорам, заключенным путем обмана. В общем праве истцу было доступно лишь одно средство защиты – иск из обмана (иск из деликта о взыскании убытков знаком нам по делу Shelley v Paddock [1979] Q.B. 12).
Но в праве справедливости в те же годы разрабатывали доктрину “ненадлежащего влияния”, и эта доктрина позволяла прекратить (расторгнуть в судебном порядке) договор, заключенный под влиянием обмана подробнее см.: Холдворс. История английского права. Т. 8. С. 328–329.
Очевидна аналогия между прекращением договора, заключенного под влиянием давления или ненадлежащего влияния, и прекращением договора, заключенного под влиянием обмана.
В каждом таком деле – процитируем слова судьи Холмса из дела Fairbanks v. Snow. ‘'стороне неправомерно навязали мотив к действию” (противоправно втянули в договор).
Схожесть правовых последствий между metus (угроза, лат.) и dolus (обман, лат.) применительно к передаче имущества отмечал и Стеир в книге “Институты права Шотландии”, книга IV, раздел 40.25.
Если бы Армстронг намеренно ввел Бартона в заблуждение с целью заключить договор от 17.01.1967, ответ был бы прост и ясен. Если бы было доказано, что заблуждение не повлияло на решение Бартона заключить договор, у Бартона не было бы основания для иска, даже если бы было доказано, что заблуждение было сделано специально, чтобы повлиять на решение Бартона.
С другой стороны, если бы Бартон заключил договор под влиянием заблуждения, в которое его намеренно ввел Армстронг, Армстронг не смог бы защититься от иска, доказав, что были иные, более веские причины, повлиявшие на решение заключить договор; суд не стал бы рассматривать эти причины.
“Если доказано что-то вроде обмана, договор, хоть как-то на обмане стоящий, да падет”, – судья Кранворт, дело Reynell v Sprye, также см. другие дела, книга “Договорное право”, Чешир и Фифут, 8-е издание, стр. 250–251.
Считаем, это правило должно быть применимо в делах о давлении; если угрозы Армстронга вынудили Бартона заключить договор, Бартон вправе получить помощь суда, даже если бы он заключил договор и в отсутствие угроз».
10.3.1. Угроза «ближнику»
Угроза «ближнику» – не стороне, но близкому человеку стороны – влечет те же последствия, как если бы угрожали самой стороне. Сложилось, в частности, в делах Rourke г. Mealy [1879] и Kaufman г Gerson [1904] 1 KB 591.
Кредитор и жена заключили договор: жена платит долг мужа, а взамен кредитор не сообщает властям Франции о преступлении мужа. Жена подписала договор, но не заплатила. Кредитор – в суд.
Первая инстанция иск удовлетворила: в отношении жены не было угрозы насилия, а раз так, то все хорошо. Апелляция поставила вопрос иначе, как сказал судья Колинс: «Если сдавлена свобода воли, то какое значение имеет форма давления?!» Ответ: никакое. Решение первой инстанции отменить, в иске – отказать.
Некоторые ученые подтягивают сюда еще и дело Williams г Bayley [1866] LR1 HL 200,[271] что не совсем верно. В том деле банк ВЛИЯЛ – не угрожал!!! – на отца: не подпишешь, сын пойдет на нары. И суд расторг договор не через доктрину давления из общего права, а через «ненадлежащее влияние» из права справедливости. Поэтому, с академической точки зрения, это дело несколько из другой оперы. См. главу 11.
10.4. Угроза имуществу
Опять сравним две угрозы. «Продай машину, иначе… город не столь безопасен, как ты думаешь». И: «Продай машину, а не то я тебе темной ночью шины проткну».
В первом случае – угроза стороне. Во втором – имуществу. Казалось бы, все очевидно. «Если сдавлена свобода воли, то какое значение имеет форма давления?!» По идее, к угрозам закон должен относиться одинаково: «вылет» на оспоримость договора.
Правильно, сейчас так и есть. Но к этой нехитрой истине английское право пришло далеко не сразу. С угрозой имуществом англичане мучились долго. Начали году так в 1731-м, дело Astley г Reynolds [1731] 2 Str 915.
Истец занял у ответчика (ломбард) 20 фунтов. В залог отдал блюдо. Заключая договор, не оговорили процент. Когда истец пришел возвращать долг и спросил о процентах, ответчик заломил 10 фунтов. Явно выше ставок, принятых в ту пору. Истец предложил 4 фунта – честный процент. Ответчик уперся: или плати, или блюдо остается мне, и разбежались (угроза имуществу). Истцу блюдо было дорого как память… плюнул и заплатил. После чего, конечно, заявил иск к ломбарду о взыскании переплаты.
Судьи думали. Мнения разошлись. Судья Ли занял позицию «сам дурак» – в смысле, истец отдал деньги добровольно, было время подумать, обмана или давления нет. А раз так, включаем римское volenti non fit injuria[272] (нет обиды изъявившему согласие) и спокойно отказываем в иске.
Слава Богу, Ли оказался в меньшинстве. Другие судьи, Пейдж и Пробин, не поддержали коллегу, усмотрели в поведении ответчика смесь обмана и насилия. Сказали, что дело очень похоже на категорию дел, когда юрист завышает клиенту счет за услугу. И клиент вправе взыскать переплату. Тогда почему в нашем деле не вправе? Иск удовлетворить.
Вроде бы хорошее начало… Продолжение последовало через сто лет. Да такое, что лучше бы его не было. Дело Skeate v Beale [1840] 11 Ad&El 983. Арендатор задолжал собственнику 19,10 фунта. Собственник изъял товары арендатора и пригрозил: либо плати долг, либо я продам твой товар. Арендатор согласился заплатить 3,7 фунта немедленно, а остаток – в течение месяца, если собственник вернет товар. Не расплатился.
Собственник пошел в суд взыскивать долг, в ответ арендатор потребовал прекратить договор – заключен под угрозой товару. Увы, суд решил: «Страх изъятия или повреждения товара не лишает лицо свободы воли и стойкости, которую предполагает закон».
Позиция держалась лет семьдесят. Пошатнули эту позицию – пока что именно слегка пошатнули, не пересмотрели – в деле Maskell г Horner [1915] 3 KB 106. У истца был ларек в Лондоне, неподалеку от рынка Спитлфилдз[273]. Ответчик – собственник рынка – угрожал закрыть ларек и продать товары истца, если истец не будет постоянно платить ответчику… как за аренду, что ли.
Ответчик обосновал угрозу весьма коряво: твой ларек находится хоть и вне моей собственности, но рядом, люди ходят мимо на рынок, поток клиентов, иногда заходят к тебе. Посему, братец, плати за место.
Истец поначалу платил, потом терпение лопнуло. Истец обратился в суд: договор заключен под давлением, верните мне деньги. Судья Ридинг пришел к выводу: если лицо платит деньги, которые платить не обязано, и платит под давлением или под угрозой захвата собственности, лицо вправе вернуть свои деньги. Иск – удовлетворить.
В некоторых учебниках говорят: «Эти два дела сложно разграничить». Не согласен. По-моему, грань очевидна. Вот она: «Если лицо платит деньги, которые платить не обязано…»
В Skeate г Beale [1840] 11 Ad&El 983 собственник путем угрозы имуществу добивался возврата УЖЕ СУЩЕСТВУЮЩЕГО долга. Этот долг арендатор и так должен был платить. А сам долг возник из договора аренды, добровольно и полюбовно заключенного.
В Maskell г Horner [1915] 3 KB 106 картина совершенно другая: собственник путем угроз пытается создать НОВЫЙ долг, договора нет. Поэтому суд совершенно справедливо поставил рвача на место.
Так что дела легко разграничить. Беда в другом. В Skeate г Beale [1840] 11 Ad&El суд вынес по существу верное решение – «должен – плати». Но оплошал с «мимоходом». Нельзя было писать так однозначно. Нельзя было создавать правило для всех и навсегда: «Страх изъятия или повреждения товара не лишает лицо свободы воли и стойкости, которую предполагает закон». Тут суд явно погорячился.
В том-то и ценность дела Maskell г Horner[1915] 3KB 106: суд создал исключение, хотя само правило и не пересмотрел. Пересмотрели лет так через пятьдесят. Дело The Sibeon and The Sibotre [1976] 1 Lloyd’s Rep 293[274], судья Кирр:
«(Сторона говорит) в каждом деле, за исключением дел об угрозе лицу, платеж лица по договору или воздержание от действия считается добровольным, если договор заключен без давления на лицо. Ссылается на цепочку прецедентов, ведущее дело – Skeate v Beale.
Я не думаю, что английское право столь узко, как считает сторона… К примеру, если я соглашусь подписать договор аренды или иной договор за мизерное, но юридическое связывающее встречное удовлетворение, и мне угрожают (если не подпишу
) спалить дом или порезать в клочья ценную картину, хотя угроза и не физическим насилием, не думаю, что закон поддержит такой договор.
Думаю, в таких делах истцу должен быть доступен иск о давлении или о насилии. Крайний термин употреблен в череде Австралийских решений (практика судов Австралии), весьма убедительных, на которые я ссылался…
В тех делах также сказано: насилие или давление не ограничивается делами об угрозе лицу или товару (имуществу). Далее, я считаю, в деле Skeate v Beale и подобных главный вопрос – считать ли, что “по умолчанию” любой договор заключен добровольно.
Однако из этих дел не следует, будто любой договор, заключенный под влиянием какого-либо давления, должен считаться заключенным добровольно только потому, что заключен; кроме договоров, где лицу угрожали.
В деле Wakefield v Newton судья Динман назвал дела, подобные делам Skeate v Beale – «шляпными делами», так как стороны добровольно заключили договор, помахали шляпами друг другу на прощанье и добровольно решили заплатить, сколько сами сочли должным.
В деле Kaufman v Gerson… суд отказался наделить договор принудительной силой, так как установил давление (насилие)… Суд сказал: “Если сдавлена свобода воли, то какое значение имеет форма давления?!”
Такой подход сильно укрепил решение Деннинга и Данкверта по делу D & C Builders Ltd v Rees; где “истинного согласия нет”, стороне “нельзя ссылаться на согласие, данное под угрозой”.
… Применительно к договорам, заключенным под угрозой, отличной от угрозы лицу, наше право готово развиваться дальше; суд должен в каждом деле выяснять, было ли согласие стороны получено путем насилия, была ли ограничена воля стороны». Кирра поддержали и в последующих делах – в частности, Pao On and others v Lau Yiu Long and another (Hong Kong) [1979] UKPC 17.
10.5. Экономическое давление
Закономерный итог развития. Сначала английское право знало только угрозу лицу. Потом стали признавать и угрозу имуществу. Следующий шаг?
Опять берем пример с машиной. Оцените угрозу: «Продай машину, а не то я тебе подниму плату за парковку в два раза». Угрожают человеку. Вроде как угроза личности. Но грозят не физическим насилием, а экономическим – угроза не телу, а кошельку. Вроде как угроза имуществу. Деньги-то тоже имущество… Но не тот случай, когда грозят спалить дом или порезать картину. Что-то другое. Более тонкое.
Как и угрозу имуществу, угрозу «экономикой» английское право поначалу не признавало. Впервые признали в уже помянутом The Sibeon and The Sibotre [1976] 1 Lloyd’s Rep 293.
Продолжили в другом знакомом нам деле – North Ocean Shipping v Hyundai Construction (The Atlantic Baron) [1979] QB 705. В последующем Pao On v Lau Yiu Long[1979] 3 All ER 65суд прямо одобрил подход коллег к двум предыдущим делам и внес свою лепту:
«В принципе, ничто не мешает считать экономическое давление обстоятельством, влекущим оспоримость договора, при условии, если давление равно насилию над волей (стороны), и это (давление) исказило волю (жертвы). Нужно доказать: платеж по заключенному договору сделан не добровольно (а по принуждению “давящей" стороны)»».
Наконец, ясно и четко суд применил доктрину экономического давления в деле Atlas Express Ltd г Kafco (Importers and Distributors) Ltd [1989] 1 All ER 641[275]. Продавец корзинок плетеных (Кафко) и крупная сеть супермаркетов «Вулворт»[276] заключили договор поставки этих самых корзинок.
Логистику упростили, как могли. Продавец поставляет корзинки не куда-то на склад, а сразу по магазинам сети. Чтобы исполнить договор поставки, продавец заключил договор перевозки с профессиональным перевозчиком, компанией «Атлас Экспресс».
Перевозчик прописал в договоре цену 400 фунтов за «развоз» одной партии корзинок… Но в ходе исполнения понял, что продешевил, и потребовал от продавца увеличить цену до 440 фунтов.
Продавец сопротивлялся: ну как же, мы же договорились на меньшие деньги! Перевозчик давил: или платим, или не повезу. Продавец вынужденно согласился: ладно, заплачу, только перевезите, сроки «горят», другого перевозчика найти уже не успеем.
Подписали «допнег» к договору. Перевозчик развез товар, выставил счет к оплате. Продавец, разумеется, предъявил в ответ: вы нас заставили подписать, платить по повышенным ставкам не будем. Перевозчик – с иском в суд. А там:
«Вопрос, который мне предстоит разрешить, связан ли ответчик соглашением от 18 ноября 1986 г. Говорит, не связан, причин две: во-первых, соглашение подписано под давлением; во-вторых, по соглашению нет встречного удовлетворения.
Первый вопрос затрагивает интересную тему: признает ли английское право доктрину экономического давления. Давление экономическое должно отличать от обычного коммерческого давления, которого недостаточно, чтобы опорочить согласие стороны.
В некоторых делах грань между двумя видами давления весьма расплывчата. Тем не менее авторы книги “Читти о договорах” и Гуф с Джонсом в книге “О возврате в первоначальное положение” считают, что экономическое давление может быть защитой, с чем я согласен. Мне совершенно ясно: во многих английских делах судьи признают существование доктрины экономического давления…
Обращаясь к сегодняшнему делу, я уверен: согласие ответчиков (подписать соглашение) вызвано давлением, давление было неправомерным, что не может быть одобрено. По моему разумению, такое давление можно точно описать как экономическое давление, эта доктрина знакома английскому праву, с учетом обстоятельств дела, давление вынудило ответчика вступить в соглашение.
Как бы там ни было, за новое соглашение не дано встречное удовлетворение. Истцы по первоначальному договору и так обязались перевезти товары ответчика по согласованным ставкам. За увеличение цены до 440 фунтов встречное удовлетворение не дано. С учетом изложенного, считаю, иск да падет, решение в пользу ответчика» (судья Такер).
В том же году к таким же выводам суд пришел и в другом деле, по морскому праву – Vantage Navigation Corporation v Suhail and Saud Bahawn Building Materials LLC (The Alev) [1989] 1 Lloyd’s Rep 138. И пошло – поехало. С каждым годом, с каждым новым делом доктрину совершенствовали:
«В этом деле мы изучаем английское право, подлежащее применению, и пытаемся установить, заключен ли договор под влиянием давления, и если да, то каким было давление; как давление повлияло на заключение договора; какое средство защиты есть у добросовестной стороны (жертвы давления).
Конечно, мы знаем: по английскому праву договор, заключенный под давлением, может быть оспорен добросовестной стороной; и неправомерное экономическое давление – одна из форм давления».
Дело Dimskal Shipping Co. v. International Transport Workers’ Federation, The Evia Luck [1991] 4 All ER 871[277].
«Экономическое давление может быть приравнено к давлению – теперь это сложившийся закон. Судья Гуф в деле Evia Luck [1991] отметил две основные составляющие экономического давления: (а) неправомерное давление одной стороны (б) стало основной причиной для действия другой стороны – в рассматриваемом деле действие – заключение договора от 06.02.996».
Дело Huyton SA v Peter Cremer GmbH & Co [1998] EWHC 1208[278].
«Договор, заключенный под влиянием давления, по закону недействителен. Давление значит, что одна сторона получила согласие другой стороны на заключение договора неправомерными средствами.
См. дела Director of Public Prosecutions for Northern Ireland v Lynch [1975] AC 653; Universal Tankships Inc of Monrovia v International Transport Workers Federation [1983] 1 AC 366.
Такие средства включают также так называемое экономическое давление, когда одна сторона воздействует на другую сторону неправомерным экономическим или иным давлением.
Договор, заключенный под влиянием давления, недействителен в том смысле, что жертва вправе отказаться от договора, однако это право может быть утрачено, если жертва каким-либо образом подтвердит готовность исполнять навязанный договор или не прибегнет к праву на отказ от договора».