Танцующая для дракона. Небо для двоих Эльденберт Марина

– Это было самое романтическое предложение руки и сердца, ты в курсе?

– На романтику ты не реагируешь, Танни.

Прежде чем я успела ответить, Гроу уже подтянул меня к себе вместе со старинным стулом и впился поцелуем в мои губы.

– Снимать нельзя! – Вопль Ленарда заставил меня подскочить.

Обернувшись, я увидела, что одна из девиц смущенно прячет телефон, цветом лица сливаясь с губной помадой подруги и сползая под стол. Под взглядом Гроу она вскинула руки: я ничего снять не успела, – зато теперь на нас глазел весь ресторан.

– Фе, – сообщил мой теперь уже точно сын и показал на мои губы. – Фе, фу, фу!

– Когда увижу тебя с девчонкой, мало не покажется, – пообещал Гроу.

– Идите в пустошь. – Он закрыл лицо ладонями. – Вместе со своим шестнадцать плюс.

– Счет, – коротко произнес Гроу, когда к нам приблизилась официантка.

– Это вам подарок. От заведения. – Девушка покраснела и протянула коробочку с пирожными. – Можно автограф?

– Можно, – ответила я, потому что, судя по выражению лица Гроу (это выражение я знала очень хорошо), он собирался ее послать.

– Драконы их задери! Я думал, хотя бы здесь получится нормально посидеть…

– Все отлично, – сказала я.

– Правда? – Он вгляделся в мое лицо.

– Правда. Это цена славы, я все прекрасно понимаю.

Ленард фыркнул, а я продолжила:

– Кстати, именно поэтому мне нравится скромная должность сотрудника по спецэффектам. Ты идешь в перечне кучи имен, и на тебя никто не обращает внимания. Как думаешь, скоро я смогу нормально ходить по ресторанам?

Реклама Ильеррской, в смысле предстоящей премьеры, шла полным ходом, поэтому на какое-то время мне действительно предстояло мириться с узнаваемостью. Фильм очень ждали: он позиционировался как «без цензуры», это была одна из фишек рекламной кампании. Еще одной фишкой было двойное режиссерство, поскольку часть снимал Гроу, а часть Джамира, и в той части, которую снимала она, в некоторых сценах Гроу привлекали в качестве консультанта. Мировое сообщество (те серьезные личности, которые собирались меня смотреть, когда я еще была ходячей зажигалкой) допустило Ильеррскую к мировому прокату, и, видимо, именно поэтому показ постоянно переносили. Чтобы создать достаточный ажиотаж.

– Никогда, – хмыкнул Гроу, – потому что мне предложили сделать живую постановку, и я согласился.

– Когда?!

– Вчера. – Он пожал плечами. – Давно не работал в этом направлении.

– У-у-у… – сказала я. – Это значит, тебя круглосуточно не будет дома?

– Раньше тебя это не волновало.

Я пнула его под столом. Больно.

– Для тебя у меня всегда найдется время. Ты же об этом знаешь, Танни?

– Знаю, – серьезно ответила я.

– Сю, – сказал Ленард. – Сю. Сю… Сю.

Мы с Гроу посмотрели на него одновременно, и Ленард поднял руки вверх, сползая под стол и продолжая давиться смехом.

Если еще пару часов назад у меня были сомнения, то сейчас, глядя на это все, я понимала: да, мы семья. Окончательно и бесповоротно.

– Ненавижу критиков! – сказала я. С чувством. – Ненавижу!

Гроу философски пил кофе.

– Я их ненавижу, ты в курсе?

– Да, ты уже минут пятнадцать об этом говоришь. – Он подвинул ко мне тарелочку с тарталетками. – Поешь, иглорыцка.

– Ры, – сказала я и засунула в рот тарталетку.

Целиком.

Это позволило мне целых пять минут сосредоточенно жевать и не говорить про критиков, но не думать о них я не могла. Премьерный показ состоялся несколько дней назад, и это, наверное, был один из самых счастливых дней в моей жизни. Даже несмотря на то, что наши с Гроу фотки не сходили со всех сайтов, со всех публичных страниц: на них я была в красном платье от Ферначьери, которое шили на заказ под эпоху Ильеррской. Правда, свободная легкая ткань все равно подчеркивала огромный живот, но дракон меня покусай, в кои-то веки у меня была грудь! Да еще какая! Нет, я бы не сказала, что сильно по этому поводу комплексовала, но… Но у меня была грудь!

И рядом с Гроу я смотрелась просто шикарно, вот не знай я, что это – Танни Ладэ, хотя теперь вообще-то уже Танни Гранхарсен, ни за что бы не сказала. Гроу тоже выглядел отпадно, и своему стилю он совершенно точно не изменял. Разве что рубашку от Эста Санден не оставил навыпуск, а заправил в брюки и надел пиджак. И то ненадолго.

– Чувствую себя как дрангхатри в сбруе, – пояснил он, а потом пиджак мы где-то забыли. Честно, уже не помню где: я так волновалась, что мало что запомнила. К счастью, рядом был Гроу, который в основном со всеми общался, а то я бы точно что-нибудь подпалила, несмотря на долгие месяцы практики. Когда же с огромного экрана на меня хлынули кадры Ильеррской, окончательно забыла обо всем.

На почти три часа я забыла о том, что я – это я. О том, что я вообще нахожусь в просторном кинозале, куда стеклись все сливки шоу-бизнеса со всего мира и куча кинокритиков. Я просто смотрела и понимала, что мне дико невыносимо нравится то, что все мы сделали. Наша команда.

Даже Ленард воздержался от своих комментариев, а сидевшая справа от Гроу Джамира просто плакала. Я видела, что она улыбается. И плачет. Такое бывает, когда переполняющее тебя счастье становится невыносимым. Я видела их всех, всех наших ребят, кто приехал или пришел на премьеру. Тех, с кем мы создавали то, что сейчас казалось реальностью. Нила и Ширил (ну да чешуя с ней, с Ширил), спецэффекты от «Хайлайн» были на высшем уровне. Особенно я гордилась тем, что драконы в пустоши, в Саолондарском ущелье и все обороты (Теарин, Даармархского, Янгеррда) были моих рук делом.

Я смотрела и думала о том, что прошло чуть меньше года, а мне кажется, целая жизнь. Целая жизнь, сосредоточенная на архивах Ильеррской, целая жизнь на съемочной площадке бок о бок с самыми чудесными людьми, с которыми мне приходилось работать.

Мой взгляд споткнулся всего два раза: первый – о Паршеррда, но с ним нам предстояла фотосессия, и не споткнуться было нельзя. Второй – о Хеллирию, то есть о Сибриллию, которая, как всегда, была безупречна. Удивительно, но Гроу сразу заметил, что я скисла, и утащил меня в дальние коридоры раньше, чем фотографы успели это поймать.

– Мы с Сибриллой вместе мечтали петь, – сообщил он, прислонившись к стене напротив меня. – Это все, что нас связывало.

– С чего ты взял, что меня это вообще волнует?

– С того, что я не хочу, чтобы ты всякий раз в ее присутствии превращалась в угрюмую иглорыцку. Мы познакомились на курсах вокала у одного весьма именитого музыканта, но в то время и мне и ей путь в шоу-бизнес был не просто закрыт, а завален, как отходные пути из Ильерры при правлении Горрхата. У нас намечалось что-то вроде нежной дружбы, но все эти наметки закончились, когда я свалил в Аронгару.

– И у вас вот совсем ничего не было?

– Совсем. На тот момент Сибрилле нужно было нечто гораздо большее, чем я мог ей дать, да, собственно… до тебя я никому ничего не мог дать. Поэтому у нас была дружба по вокалу.

– А со мной у тебя был секс по танцам? – фыркнула я.

– Танни, ты довыделываешься. – Гроу притянул меня к себе. – Я и так тут с ума схожу, потому что тебя трогать нельзя.

– Трогать можно, – сказала я. – Трахать нельзя.

Гроу приподнял брови.

– Моя очаровательная жена.

– Да, я очаровательная, – подтвердила я. – А если ты что-то хочешь возразить…

– Я хочу тебя трахнуть, – сказал он. – И как я хочу это сделать, я буду долго рассказывать тебе после родов. Чтобы ты впечатлилась и поняла, что чувствую я.

– Ну, знаете ли, – возмутилась я. – Можно подумать, я ничего не чувствую…

Я подалась к нему и обвила плечи руками. Драконица у меня превратилась просто в озабоченную самку, причем, когда уже действительно было нельзя, ей хотелось еще больше. В результате я разве что на стенку не лезла, и Гроу рядом со мной (несмотря на таэрран, его дракон все это чувствовал). А я чувствовала, что чувствует он, в итоге у нас был круговорот озабоченности в природе, и один раз мы все-таки не выдержали. Потом еще один. Потом нам, правда, сказали, что стоит воздержаться теперь уже без всяких «допущений», поскольку это может спровоцировать преждевременные роды. И вот теперь, уже две недели, мы героически держались.

Две недели!

Фух.

Я пыталась представить, сколько еще придется держаться потом, то есть пока будет восстановительный период после родов, и мысленно уже снова лезла на стенку. Впрочем, зная Гроу, я не сомневалась, что он что-нибудь придумает.

– Иглорыцка! – донеслось откуда-то из реальности.

– А?

– Ты там жестоко убиваешь критиков?

– Если честно, я о них забыла.

– Дерьмо, – вздохнул Гроу. – Ладно, давай ты о них забудешь опять?

– Да ну их, – сказала я. – У меня сегодня чудесный выходной рядом с любимым мужем…

– Да, скажи это еще раз.

– Любимый муж, – повторила я. – Или чудесный выходной?

Вместо ответа Гроу подтянул меня к себе и усадил на колени.

– И так, и так отлично.

Работал он действительно много, новая постановка отнимала у него уйму сил и времени, но таким счастливым я не видела его уже давно. Думаю, в этом была наша совместная с его работой заслуга, и никакая политика, никакие драконы не сделали бы его настолько счастливым, как то, чем он хотел заниматься всю жизнь.

– О чем задумалась? – произнес он, скользнув щетиной по моей щеке.

Щетина у него отрастала на удивление быстро: вроде только побрился, а уже снова колючий.

– О нас. О тебе.

– И что же ты думаешь о нас?

– Вообще-то больше о тебе.

– Мм?..

– Думала, что ты сейчас на своем месте, – я посмотрела ему в глаза, – и что ты счастлив.

– Это уж точно. – Гроу по-прежнему удерживал меня в кольце рук. – Сейчас, когда ты моя, особенно.

Мы поженились как-то очень спонтанно. Как выяснилось, Гроу берег не только кольцо, но и практически открытую запись на регистрацию брака. В итоге обручальные росписи у нас появились буквально через пару дней.

– Знаешь, что Имери сказала в качестве поздравлений?

Гроу приподнял брови.

– Так и знала, что вы зажмете выпивку, – процитировала я. – Это была ее первая фраза.

Гроу откровенно расхохотался:

– Я обожаю твою подругу. Она всегда говорит правду.

– То есть ты с ней согласен?

– Абсолютно. Мы действительно зажали выпивку, но мы исправимся. Когда будем готовы, пригласим всех: Бирека, Геллу…

– Ты знаешь, что Паршеррд попросил у меня прощения?

– В задницу Паршеррда. Так вот, Бирека, Геллу, Джамиру…

– Лиру.

– Всех, кого ты захочешь. Даже твою невыносимую сестру и ее мужа.

Я фыркнула:

– Да, Рэйнар здорово обидится, если мы его не позовем.

– Думаешь? – спросил он.

– Точно.

– Тогда можно его не звать. Сделаем огромную мишень Гайера в розовом трико и будем метать в него лазерные дротики.

Я представила себе эту картину и расхохоталась.

– И критиков. – Это сказал Ленард. – Мишень в смысле.

Он спустился на кухню прямо в пижаме, и это явно говорило о том, что кто-то не в настроении. Первым делом он стащил тарталетку, потом пирожное, плюхнулся на соседний стул и принялся мрачно жевать.

– Тоже начитался отзывов? – спросила я.

– Угу.

– Так, ребята, давайте договоримся. – Гроу только плотнее обхватил меня руками, когда я попыталась сползти. – Пока мы с вами работаем в шоу-бизнесе, обращать внимание на критиков – это все равно что перекрывать себе кислород. Перегоришь и сам не заметишь как.

– Они написали, что бревно сыграло бы лучше, чем я, – сказал Ленард.

– Бревно я бы в свою постановку не позвал, – сказал Гроу.

– Но они написали…

– Когда я сделал свою первую постановку, критики написали, что я создал бесподобное низкопробное дрочилово… – Я зажала ему рот ладонью, и он легко ее укусил. – Ленард, между нами. В школе мы такое не говорим, но в нашей семье вещи называем своими именами. Так вот, и подвели итог, что все мое творчество будет сводиться к созданию таких вот пьесок для неудовлетворенных извращенцев вроде меня.

– И как ты на это отреагировал? – Мне прямо-таки стало интересно.

– Спокойно. – Гроу пожал плечами.

Я приподняла брови.

– Ну ладно, я расхреначил полквартиры, после чего надрался и утром обнаружил на зеркальной панели шкафа в коридоре надпись: Ивак Радынский…

На этот раз я зажала ему рот ладонью заранее. И тут же отдернула, потому что прикосновение языка к коже вышло очень интимным.

– Ладно, это я к тому, что не стоит принимать близко к сердцу все, что о тебе говорят. Особенно в шоу-бизнесе. Пока о тебе говорят, ты жив, и если о тебе говорят дерьмо, ты жив вдвойне. Потому что ни одна ровная постановка еще не сделала никого знаменитым.

– Ну, ты хотя бы надраться мог, – сказал Ленард. – А мне что делать? Пить содовую, пока пузыри из носа не пойдут?

– Тоже вариант.

Ленард скептически хмыкнул.

– Еще можно побить посуду.

– Посуду?

– Ну да. Берешь и делаешь так.

Хрясь!

Чашка ударилась о плитку и разлетелась осколками.

Пару минут Ленард смотрел на кляксу на белоснежной плитке, а потом спросил:

– И что, помогает?

– А ты попробуй.

Хрясь! Следом отправилась пустая тарелка.

Хрясь! Это уже блюдце.

– Помогает! – воскликнул Ленард и схватил первую попавшуюся миску.

Шмяк!

Хрясь!

Хрясь!

Я смотрела на это безумие, потому что Гроу ссадил меня с колен и самозабвенно колотил за компанию с Ленардом все, что находилось в пределах досягаемости.

– Танни, не хочешь присоединиться?

А почему бы и нет?

Шмяк! Дзынь! Хрясь!

В какой-то момент Гроу включил музыку, и дело пошло веселее. Посуда разлеталась осколками, и если представлять, что вместе с ней разлетались головы критиков… ну ладно, я не настолько кровожадная. Пусть будет, разлеталась их карьера. Обо мне они написали, что «непрофессиональная актриса сделала все, что смогла, но ее талантов хватило только на то, чтобы зажигательно крутить задницей…». А о содержании фильма – что оно отдает гроувщиной. Да-да, так и написали. По названию тоже прошлись: «Танцующая для дракона» – чудесное название для фильма, в котором нет ничего, кроме секса…»

Хрясь!

Хрясь!

Дзынь!

– Главное, что то, что ты делаешь, нравится людям, – сказал Гроу, когда мы выдохлись, а весь пол в нашем пентхаусе был усыпан осколками. – Тем, для кого ты это делаешь.

– А им нравится? – спросил Ленард, тяжело дыша.

– Ты давно в соцсети заходил?

В соцсетях и правда стоял шум. Во-первых, за два дня показа Ильеррская стала лидером по сборам, а во-вторых, о ней столько говорили (везде), как не говорили больше ни о чем. «Танцующая» взорвала мир. Нам писали люди из разных стран, благодарили, откровенничали, что они плакали вместе с нами, делились, что история потрясла их до глубины души и перевернула их жизнь. Надо признать, писали не только хорошее, но хорошего было больше.

Ильеррская задвинула даже новость о том, что большинство все-таки поддержало отключение щитов, и сейчас велись работы по обеспечению мер безопасности внутри мегаполисов. Работа предстояла очень серьезная, фактически мы вступали в новую эпоху, поэтому подготовка предстояла основательная. Усиление и увеличение количества смотровых башен, добавление нарядов, словом, приближение драконов к городам – это не вот тебе шуточки. Разумеется, далеко не факт, что они вообще будут часто заходить, но на этот случай тоже были предусмотрены серьезные защитные меры.

Как бы там ни было, Ильеррская сыграла в этом не последнюю роль.

Правление Теарин и Витхара доказало, что драконы, иртханы и люди могут существовать в мире, не уходя под землю и не отгораживаясь опасными для зверей щитами. Так было во времена их правления, так было во времена правления Гаяра – до тех самых пор, пока война не нарушила то, что создавалось долгие годы. Между Севером и Огненными землями после случая с Янгеррдом была весьма напряженная обстановка, и однажды северяне решили, что вполне способны править единолично. Они привели с собой не только мощный флот, но и драконов, тем не менее Гаяр Даармархский все равно вышвырнул их обратно, в северные воды. На этом война должна была закончиться, но сын Витхара был предательски убит женщиной, с которой собирался связать свою жизнь. Она предпочла ему северного правителя.

Дальнейшая история была уже о Бертхарде и Аиране, которые на тот момент уже были женаты, о сыновьях Сарра и о долгих годах кровопролитной войны в Огненных землях. Северяне в конечном итоге отступили, но мир уже изменился.

Навсегда.

– Танни, ты где? – позвал Гроу.

– В Огненных землях. Как думаешь, история Бертхарда и Аираны подойдет для оперной постановки?

Гроу всерьез задумался.

– Это слишком сложный вопрос для утра выходного дня. Напомни мне об этом завтра.

– Напомню, – сказала я.

– Я не большой любитель истории, но можно попробовать, – хмыкнул он.

Кажется, для утра выходного дня вопрос вышел самое то. Учитывая, что все его постановки были о современности, загорелся он подозрительно быстро.

– Нужно вызывать клининговую службу, – сказала я, оглядывая поле боя.

Бэрри с большими глазами, вздыбив шерсть, сидела в дверном проеме.

– Нужно, – согласился Гроу. – Я займусь.

Он потянулся к мобильному, но в эту минуту низ живота у меня основательно дернуло и…

– Ай, – выразительно сказала я.

– Ай?

– Ай! – сказала я еще более выразительно. – Гроу, у меня это…

Хорошо, что Гроу понял меня без слов. Так же без слов подхватил на руки и потащил к дверям.

– Мне собраться надо! – пискнула я.

– Потом соберешься.

– Когда – потом?

– Когда родишь нашего сына!

– ЧТО?!

Кажется, в этот момент даже сильная рука Гроу основательно дрогнула. Более чем основательно. А мой крик, на удивление совпавший с очередной тянущей болью, отразился от стен:

– Как давно ты знаешь пол нашего иртханенка?!

Пять лет спустя

– Ленард, в Мэйстоне всегда ветер…

– Я знаю, я бывал в Мэйстоне.

– Нет, ты не представляешь, какой он. Сначала он теплый с юга, а потом с Гельеры, и ты…

– Тан, – укоризненно говорит парень, складывая руки на груди. – Я видел, как ты спокойно разгуливаешь зимой без шапки…

– Я тогда простыла!

Это было на зимние праздники в Мэйстоне, я в тот вечер действительно выпендрилась, чтобы не портить прическу, и заболела.

– Сейчас лето! – говорит Ленард.

– Лето в Мэйстоне понятие относительное.

– Гроу!

Мне кажется или этот вопль полон радости? Вымахавший, как Вайовер Грэйс, Ленард сейчас выше меня на полторы головы, а еще он с такой радостью и надеждой смотрит на Гроу, который выходит с нашим сыном за руку из комнаты, что мне становится стыдно. Ладно, стыдно мне относительно, потому что я волнуюсь. Во-первых, у Вэйдгрейна проснулось пламя, когда ему был год (и это был кошмар), а во-вторых, мы с ним раньше никогда не расставались.

– Ленард! – вопит малыш и несется к брату, перепрыгивая через ступеньки.

С некоторых пор он вообще от него не отходит, точнее, как только перевалил отметку три года, прилип к Ленарду, и тот в общем-то не против. За редким исключением, когда Вэйд лезет посмотреть, о чем тот чатится со своей девушкой, и вот тогда в комнате Ленарда приходится тушить пожар. Иногда буквально, хотя с пламенем сына основательно работал мой наставник, Вэйлар и я сама.

Самое поганое, что этот паршивец уже отлично справляется с тем уровнем силы, который у него есть, а пакости делает назло брату и нам. Характер – мерзкий! Весь в папочку.

– Пошли, пошли, пошли! – говорит он и тянет Ленарда за руку.

– А с мамой попрощаться?

– Пока, мам, – говорит этот засранец, даже не глядя на меня.

– Вэйд.

Воздействовать на эту маленькую копию себя может только Гроу, а самое главное – одно слово, и драконово чудышко становится просто шелковым. Если не сказать атласным.

– Пока, мам! – говорит он уже более вдумчиво, потом нехотя отпускает руку Ленарда, хмурится, кривит губы. – Терпеть не могу все эти драконьи нежности!

Пять лет.

Ему скоро будет пять лет, что из него дальше-то вырастет? Вэйд высовывает язык, когда я его целую, после чего вырывается и снова бросается к брату. Для него каждая поездка в Мэйстон – это восторг, потому что в Скай Стрим много всего интересного, а дети Леоны и Рэйнара обожают этого мелкого монстрика и балуют его так, что мне потом три дня приходится его перевоспитывать.

Ленард отлично вписался в нашу компанию: они с Дархарром, сыном Леоны, очень дружны, и даже несмотря на то, что мы живем в Зингсприде, а они в Мэйстоне, постоянно общаются по видеосвязи. Кажется, Ленард вообще собирается переезжать в столицу, и мы с Гроу подумываем о том же: когда наш старший окончит школу, нас здесь больше ничто не будет держать. Зингсприд был частью нашей жизни долгое время, но в Мэйстоне мое сердце. Моя семья. Пусть даже временами Леона вспоминает свое перволедийное состояние, а я ей об этом напоминаю.

А еще в Мэйстоне Имери. Имери, наша дружба с которой прошла проверку не только расстоянием, но и временем. Мы тоже постоянно перезваниваемся, ее дочка такая же безумная, как я, и только она может безнаказанно драконить Вэйда. Ей он прощает все и говорит, что должен терпеливо относиться к любым ее поступкам, потому что она – девчонка.

Понятия не имею, где он этого набрался.

И почему на других девочек это не распространяется.

Стоит мне подумать об Имери, как звонит телефон. Все в кучу. Бэрри крутится у ног, виляет хвостом и пытается подсунуть голову под руку Вэйду, Гроу проверяет сумку сына (да, собирается он у нас сам, но проверять потом все-таки надо, потому что однажды мы приехали в Скай Стрим с одними штанами без рубашек и приставкой виртуальной реальности).

– Да, – шепотом говорю я, выходя на кухню.

– Ты чего шепчешь?

– У меня дурдом.

– О, как я тебя понимаю, – говорит она.

Герта тоже дает ей жару, хотя и не дракон. Я бы не отказалась от такой боевой девчонки, но это невозможно. Моя беременность – исключительный случай, который медики-иртханы после долгих исследований и анализов объяснили сильнейшей интоксикацией пламенем, спровоцировавшей временную активность репродуктивной функции. Иными словами, пламя раздолбало ванную комнату и подарило нам с Гроу Вэйда. За которого я никогда не устану благодарить небо. И его отца.

– Уверена? У меня тут гребенок и грепапа.