Самые яркие звезды Тодд Анна
– М-м-м… Мне уже не терпится начать – тогда я смогу каждую ночь проводить в этой постели. Тебе нужно чаще брать выходные. Мы сможем целый день быть вместе.
Каэл погрузил мне в волосы пальцы и наматывал на них темные пряди. Сама мысль о том, как он касается моей кожи, как гладит меня, вызывала у меня сильнейшее наслаждение – я могла кончить, даже не раздеваясь.
Довольная и расслабленная, я кивнула, соглашаясь с его словами. Неожиданно я почувствовала усталость и поняла, что хочу спать. Никогда раньше мне не хотелось уснуть днем. Видимо, все дело в партнере.
Каэл тихонько напевал, потом рассказывал о группе, которую услышал в каком-то баре в Кентукки, а после их песни передавали по радио. Мне он нравился истомленным, даже голос у него стал ниже, чем обычно.
– Мне так хорошо, как будто я тоже кончил.
Я подняла голову, поцеловала его в подбородок.
– А ты хочешь?
Он улыбнулся.
– Вопрос риторический?
Я покачала головой и снова стала его целовать – в шею, плечи. Он шептал, как ему со мной хорошо, как сильно я его возбуждаю…
И тут зазвонил телефон. Каэл взял аппарат, взглянул на экран и показал мне.
– Мендоса.
Я кивнула, чтобы он ответил.
– В чем де… – начал Каэл, но в трубке закричали. – Так, приятель, успокойся. Все нормально! – Голос у него опять изменился, теперь Каэл был служака-сержант.
Как он переживает за товарища, какая у него добрая душа! Я даже подумала, что наша способность чувствовать чужую боль нас однажды погубит: ни я, ни он явно не знали меры. Однако пока еще мы оба были живы-здоровы, и Каэл проявлял чуткость и доброту. Прекрасная темная кожа, понимающий взгляд и отзывчивое сердце…
– Нет-нет, за нас не переживай. Лучше скажи, где ты? Я за тобой приеду. Выпьем пива, покидаем дротики.
Мендоса не успел ответить, а Каэл уже натянул штаны. Я не знала, как себя вести, и просто сидела на кровати, а Каэл двигался по комнате в полной боевой готовности. Он то и дело посматривал на меня, словно говоря «Я думаю о тебе», а по «второй линии» успевал общаться с Мендосой – такая расторопность впечатляла.
– Я один приеду. Глории не скажу, где ты. Карине тоже. – Каэл значительно посмотрел на меня: мол, говорю только для спокойствия Мендосы.
Он обулся и продолжал:
– Все, иди обратно и закажи нам пива. Черт, ладно, выпью с тобой текилы, не уходи, жди меня.
Как бы он себе не навредил… Я встала и подошла к нему. Каэл поднял палец, чтобы я молчала.
– Я скоро приеду, успокойся. И ни с кем там не разговаривай!
– Что происходит? – спросила я.
– Мендоса напился и воображает, будто за ним следят. У него мания такая. Ему приходилось постоянно быть начеку, видеть, как убивают товарищей… Я его понимаю.
Меня это потрясло.
– Извини, что снова убегаю.
Он поцеловал меня в лоб, в щеки, в губы.
– Вернусь, как только все улажу.
– Не пей текилу, если сядешь за руль. А может, давай я тебя отвезу?
– Нет, Кари, я пообещал, что приеду один; если он тебя увидит, перестанет мне доверять. Не буду я пить текилу и ему не дам. Заставлю съесть бургер. А сам выпью молочный коктейль.
– Мне нужно идти к отцу, но телефон буду все время держать при себе. А вообще-то, не хочу я идти. Устала. – Я прижалась к его груди: хотелось лишний раз к нему прикоснуться, пока он не ушел.
Каэл обнял меня.
– Ну и не ходи. Один раз, подумаешь… Ты столько работала, а в свободное время еще и со мной возилась. Устрой себе отдых.
Лица Каэла я не видела, однако его слова звучали вполне разумно. Чего ради мне мучиться, ходить на эти ужины по расписанию, лишь бы не огорчать отца и его образцово-показательную жену? Вот Лорелай[22] – ей хотя и приходилось навещать вместе с Рори свою мать, могла и не пойти, когда был повод. И я могу не пойти. Я уже взрослая.
– Я тебя… – начал говорить Каэл, но я предпочла не услышать. Не хотелось разрушать наше маленькое счастье, а если бы Каэл – после недели знакомства! – начал признаваться мне в любви, я бы его точно не простила.
– Ты поаккуратней там. И пришли эсэмэску, когда разберешься.
Каэл еще раз меня поцеловал.
– А ты чем займешься?
Я подумала.
– Подремлю.
Каэл улыбнулся, но глаза остались серьезными.
– С ним ведь все будет хорошо? – спросила я.
Он кивнул.
– Да, Карина. С ним все будет хорошо.
Я легла в постель и стала думать о том, как много на свете солдат, которых и в мирной жизни преследуют демоны. Даже у себя дома они в опасности.
Вернувшись домой из магазина, я увидела спящего в моей постели Каэла. К тому времени я успела отправить отцу эсэмэску с извинением, часа три поспать и сделать покупки. Из магазина звонила отцу, сказала, что мне не хочется к ним идти. Так и сказала. Он был недоволен, но тут ему позвонил на другую линию Остин, и мы разъединились.
Элоди была на очередном мероприятии – пикнике. Теперь она ходила на эти встречи с удовольствием, тем более что нашла себе двух хороших подруг. Обе приехали недавно и не желали иметь ничего общего со стервозами, которым нравилось доставать Элоди. Будучи нездешними, они видели ситуацию со стороны, а местных дам – насквозь: то были наглые и неумные девицы, и все их поступки диктовались ревностью и завистью. А эти, новые, предпочитали смотреть развлекательные каналы да вино попивать. Для Элоди – то, что нужно. Если не считать вина.
На Каэле были только трусы-боксеры, подчеркивавшие мускулистые бедра. Мне вспомнилось, как я впервые увидела его в салоне, как он отказался снимать штаны и просил не трогать его правую ногу. Совсем недавно у меня на массажном столе лежал незнакомый человек со странным именем, а теперь он лежит в моей постели, свесив руку на пол.
Я подняла его руку, подержала, поднесла к губам и нежно поцеловала. Каэл не проснулся. Как же хорошо касаться его кожи, гладить пальцы… просто держать его ладонь в своей. Мне очень нравились его руки – большие, сильные. Я вспомнила, как он поднимал меня и нес, уносил за порог неведомого. Тихонько положив руку, я разулась, сняла джинсы и скользнула в постель. Каэл проснулся, когда я его обняла и прижалась к нему, словно ища спасения.
Спасение. Вот чем он для меня стал. Стоило бы призадуматься, но не хотелось. А ведь я никогда не была нежной девицей, которая не может существовать без сильной поддержки. И все же – вот он, мой рыцарь: развалился и блаженствует в постели.
Мне следовало помнить: не все волшебные сказки имеют счастливый конец.
Открыв глаза, Каэл поначалу явно растерялся, затем вернулся к реальности.
– Привет!
Он прижал меня к себе. Нам все время казалось, что мы недостаточно крепко обнялись, хотя мы буквально вжимались друг в друга.
– Пришла? Сумки помочь занести?
– Нормально. Я…
Каэл не дал мне договорить.
– Почему ты еще одета?
Хотя на мне осталась только блузка.
Он дарил мне такую радость, какой я раньше никогда не знала. Затасканные слова? Ну и пусть. Меня это не волновало. А тот, кто меня волновал, был рядом. И я его обнимала.
Каэл приподнялся на локтях, поглядел в глаза. Удивительно, каждый раз я видела очертания его лица чуть иначе, открывала в нем новые и новые стороны. Он тяжело дышал и глядел так, словно не мог оторваться. В какой-то момент у меня так закружилась голова, что я закрыла глаза.
Каэл наклонился ко мне. Я чувствовала тепло его лица, губ… нежные пальцы дотронулись до моей блузки, нащупали пуговицу, и я чуть подалась в сторону, чтобы он мог стянуть ее через голову. Пришла волна прохладного воздуха, но не от нее по моей коже побежали мурашки…
– Я скучал, – медленно произнес Каэл, и каждое слово говорило о его желании. Он коснулся моих губ, и я провела языком по его пальцам – гладкая кожа, твердые ногти. Слегка укусила, он вздрогнул. Он старался не спешить, однако по его дыханию, по его взгляду я видела, как он меня хочет.
– Каэл, вот сейчас…
– Слова, твои слова… – Он вдруг охрип, глаза затуманились. – Они на вкус еще слаще, чем звучат.
Он поцеловал меня, отстранился… и вновь прильнул ко мне.
То был не просто поцелуй. То было прикосновение, было нечто необъяснимое, заставившее мое тело затрепетать. Каэл проник языком в мои губы, словно пил и не мог напиться.
Во мне все оживало. Под его ласками расцветала моя душа, и открывались неведомые дали. Сумбур в моих мыслях уступал место покою.
– Каждая часть твоего тела прекрасна на вкус, – шептал он, целуя, и у меня опять закрывались глаза.
Мое тело отзывалось на его ласки быстрее, чем разум; руки потянулись к его паху. Каэл сжал мои запястья.
– Ты торопишься? – Он стал водить языком над кружевом лифчика. Я вздрогнула. – Я весь день думал о твоих грудках. О том, как приятно будет держать их в руках.
И накрыл мою грудь ладонью.
Мне казалось, я теряю сознание. Каэл впился в меня поцелуем, словно хотел поставить свое клеймо. Пометить меня как собственность.
– О том, какой у них вкус… – Он приподнял край лифчика, обвел языком вокруг соска. Все мое тело изнывало от наслаждения, мучилось от нетерпения.
– Я так по тебе соскучилась, – сквозь стон прошептала я. – Я так хочу, хочу…
– Чего ты хочешь, Карина?
Он меня дразнил!
Во рту у меня пересохло, вся влага ушла совсем в другое место. Впервые в жизни я начала понимать, почему люди ради секса готовы на разные безумства. Предложи он сейчас ограбить вместе банк, я бы с радостью согласилась. Быть отдельно от него, не чувствовать на себе его рук, его губ – вот что хуже любого преступления.
– Еще, Каэл, я хочу еще.
Я едва договорила, как он прижал меня к себе и перевернулся, и я оказалась сверху. Трусики мои уже совершенно промокли, внизу живота бешено пульсировала кровь. Мне хотелось, чтобы он вошел в меня. Пусть бы он даже сделал мне больно… хотелось, чтобы он пронзил мое тело, взял всю, без остатка.
Каэл словно читал мои мысли – его ладонь скользнула с бедра мне под трусики. Я застонала, затрясла головой от нетерпения. Он стал водить пальцем вверх-вниз, но мне было мало… Он точно знал, где и как трогать, как обращаться с моим телом, чтобы оно отзывалось на каждое прикосновение. Я чуть подалась вперед, навстречу его пальцам. Каэл понял, чуть свел их – и на меня накатила волна неизведанного наслаждения.
– Хочу тебя, хочу чувствовать твой вкус, хочу тебя всю, – скорее выдыхал, чем говорил он. Глаза у него горели.
Я слегка потерлась о его восставший член; у Каэла в руках словно был пульт, управлявший моим наслаждением. Он поднес палец ко рту, провел по нему языком. Глядя на него, я казалась себе богиней, утоляющей жажду смертного. Он закрыл глаза. Обхватил меня руками, поднял повыше, стал ласкать языком внизу живота. Я хотела отстраниться, сказать, что не успела сделать депиляцию… Но моя неуверенность быстро испарилась – такое блаженство охватило все тело. Впервые в жизни наслаждение стало превыше всего, вытеснило из головы все остальное. Я думала только о его руках, а он держал меня над собой и ласкал языком. Вся дрожа, я шептала что-то невнятное, а он с творил со мной волшебство…
Разрядка была такая мощная, что я буквально рухнула на его горячее тело и еще некоторое время содрогалась, а он крепко прижимал меня к себе.
Неужели, подумала я, и другие мужчины столь же хорошо знают женское тело? Следующая мысль была о девушках, которых Каэл обнимал до меня, которые так же стонали в его руках.
Нежно гладя мою спину, он шепнул:
– Ты такая красивая, когда кончаешь…
Мне хотелось себя выругать, напомнить, что ничего у нас не выйдет, – слишком уж все хорошо, чтобы быть правдой; но Каэл обхватил мое лицо ладонями, приблизил к своему и поцеловал – и я забыла все сомнения. Он обрел надо мной власть, пугающую и одновременно возбуждающую.
Глава 58
Рабочий день тянулся так долго, что у меня стали закрываться глаза. Особенно во время сеанса со Стюарт. Она рассказывала о предстоящем переезде на Гавайи: долгожданное повышение наконец-то состоялось. Стюарт тараторила о женщине, с которой жила, – той не терпелось перевести на Гавайи свой бизнес. Она шила цветастые платья и продавала их через интернет и в местных бутиках. Конечно, такая торговля пойдет успешней у океана, чем у границы Джорджии и Алабамы, откуда до побережья пять часов езды.
Слушая клиентку, я думала о своем. Мое тело продолжало чувствовать Каэла. Прошло двенадцать часов, а я помнила каждый наш миг, каждое прикосновение. Мне с трудом удалось опуститься на землю.
– …хочет открыть маленький магазинчик прямо на берегу. Говорит, она создана, чтобы жить на побережье…
Я надавила сильней, и Стюарт вздрогнула. У нее было много напряженных узлов, но с болью она справлялась лучше других.
– Я ей: мы будем жить рядом с частью, в самой части мы жить не можем…
Да, армия явно отстает от времени. Стюарт несет службу не хуже, чем любая женщина традиционной ориентации, однако рассчитывать на обычные для семьи военного блага ей нечего. В общем, официально не запрещено – служи, только помалкивай.
Каэл рассказывал про одну лесбиянку – она умирала от ран в госпитале в Германии, а командование не пожелало известить ее подругу. Сообщили лишь ее гомофобам-родителям, и умерла она в одиночестве. Прикрыли свое наплевательство пунктами устава.
– Хотя и в самой части условия очень хорошие, я нашла отличный домик всего в нескольких милях. С маленьким садиком, чтобы гулять с собакой. Кстати, о собаках… Может, взять их на Гавайи не получится. Говорят, там животных месяцами держат в карантине. Еще и с этой проблемой разбираться…
Стюарт не умолкала до конца сеанса, но все мои мысли занимал Каэл. Его руки на моем теле, его губы меж моих бедер… С ним я не боялась раскрепоститься, от его взгляда и прикосновений во мне словно расцветало нечто, что видел и знал только он. У меня сладко ныло внизу живота – так я жаждала ласки его языка, пальцев, жаждала всем телом. После нашей ночи я уже не так боялась будущего. Мы с Каэлом не строили планов, не спешили развивать наши… наши отношения. Мы просто хотели быть вместе – каждый миг – и вместе познавать мир.
Я поймала себя на том, что считаю минуты до конца сеанса, – мне не терпелось проверить телефон, хотя бы так приблизиться к Каэлу. Просто увидеть его имя на экране, перечитать сообщения, присланные утром. И посмотреть на фотографию, которую я сегодня сделала – мы вдвоем лежим на кровати, рука Каэла – на моем бедре, глаза закрыты, на губах улыбка. Еще три минуты – невыносимо долго. Не знаю, заметила ли Стюарт мое состояние; я уже приступила к завершающему поглаживанию: тихонько водила ладонями по ее коже, чтобы расслабить мышцы после глубокого массажа.
Я закончила на две минуты раньше и чувствовала себя виноватой, однако не спешить уже не могла. Едва отняв руки от пациентки, я схватила с полки телефон. Никаких сообщений, один пропущенный вызов от папы. Ну, это подождет. Мне не хотелось с ним разговаривать. Я могла думать только о Каэле – например, о том, что он пользуется вишневым бальзамом для губ и его поцелуи пахнут ягодами. О том, как он хохотал, когда я споткнулась об отвалившуюся в ванной плитку. Потому что после спальни мы продолжали в ванной – никак не могли остановиться, нам хотелось еще и еще касаться друг друга, разглядывать.
– Карина! – позвала Стюарт.
Я вздрогнула и уронила телефон. А на экране как раз была наша с Каэлом фотография.
– Ой, извини! – Я нагнулась за ним: очень кстати волосы закрыли мне лицо. – Одевайся, подожду тебя в приемной.
В коридоре я закусила губу, чтобы не рассмеяться. Обычно в таких случаях я страшно терялась, даже от пустяков: не решит ли Стюарт, что у меня не все дома, – или сама смутится? Теперь же мои мысли направились совсем в иное русло. Я думала о своей одержимости Каэлом и о том, как он улыбнется, когда я расскажу ему про конфуз с телефоном.
Да, мое к нему чувство было где-то между одержимостью и испепеляющей страстью. Мощной и дикой. А он любил яростно и в то же время нежно и ласково. Каэл состоял из противоречий.
До вчерашней ночи мои страхи заставляли меня бороться с собственным желанием. Когда Каэл спал у меня на груди, когда кричал во сне, звал Филипа, звал какого-то Нильсона, я дала себе обещание побороть свои фобии. Больше я не позволю страху перед будущим управлять моей жизнью. Я достойна просто жить – нормально жить. А Каэл достоин девушки, которая не будет вечно гадать, как все сложится.
Боязнь и неуверенность меня отпустили, смятение уступило место радостному возбуждению.
Может, счастье как раз такое и есть?
Глава 59
– Мне нравится, когда ты такая, – сказала Стюарт, пожимая мне руку.
Я с улыбкой покачала головой.
– Какая? Я всегда такая.
Мы посмеялись, и у меня возникло некое чувство общности. Да, наверное, все-таки это счастье и есть.
– До следующей недели, – попрощалась она.
Я была рада за Стюарт, хотя и знала, что буду по ней скучать.
Теперь навести порядок в кабинке. Я бросила в стирку полотенца, проверила, чисто ли в ванной, убедилась, что в аромалампе достаточно масла.
Дожидаться Элоди не стала, крикнула «Пока!» в сторону Мали и ушла.
С каждым днем я все больше любила свой домик и радовалась, что идти до него всего ничего. По дороге отправила Каэлу сообщение:
«Иду домой. Скучаю. Надеюсь, ты в постели».
Я шла и посматривала на телефон.
Было прохладно, откуда-то набежали тучки. Я подумала – причем не совсем в шутку, – что стоит появиться Каэлу, как и небо прояснится. Идти оставалось совсем чуть-чуть.
Каэл начал печатать сообщение, но не отправил.
Оторвавшись от телефона, я увидела перед домом синий «Форд». С ним и сам домик смотрелся симпатичней. Только дойдя до конца улицы, я заметила на подъездной дорожке черный «Бьюик» с пропуском «Армия США». Приехал отец.
Меня как холодной водой окатили. Захотелось пойти обратно, спрятаться за мусорными контейнерами и послать Каэлу сообщение, попросить, чтобы спровадил отца. Честно говоря, я бы так и поступила, но тут до моих ушей донесся папин голос.
Входная дверь была открыта. Отец стоял на пороге спиной к улице и неистово размахивал руками. Потом донесся голос Каэла.
– Да не знаете вы ни черта! – кричал он.
Меня пробрала дрожь – от кончиков пальцев на руках до самых пяток, и в голове сработал сигнальчик: остановись!
Я стояла в тени, не доходя до крыльца, а они продолжали кричать, да еще как. Каждая фраза была как удар. «Афганистан! – Концы в воду! – Не смей сюда ходить! – Преступник! – Моя семья! – Моя дочь! – Моя дочь!»
Я скрючилась под стеной в жалкой попытке спрятаться от жестоких слов. Конечно, я не понимала, о чем речь, зато поняла другое: моим мечтам о счастливой жизни пришел конец.
Начался кошмар.
Глава 60
– И не думай: я узнал тебя в первую же секунду, как ты вошел!
Отец был очень зол. В последний раз я его таким видела, когда в семейном компьютере он обнаружил в маминой истории поиска адреса адвокатов по разводу. Да, мой папа такой, он проверял ее историю поиска.
– Почему же вы сразу ничего не сказали, если вас так беспокоят мои отношения с Кариной?
В чем дело? Что происходит? Я будто попала в павильон кривых зеркал, где теряешь ориентацию, где искажается реальность. Точнее – то, что считаешь реальностью.
Все вокруг расплывалось я едва чувствовала землю под ногами.
– Я сомневался. Потом спросил у Мендосы. Ты с тех пор подрос.
– Да, я тогда несколько месяцев как окончил школу.
– Ты и теперь мальчишка. Ходишь, задаешь вопросы, суешь нос куда не следует.
– Ко мне приходили и расспрашивали, потому что он себе едва голову к чертям не снес.
Каэл с трудом держал себя в руках, дышал тяжело и прерывисто.
– Неудачное стечение обстоятельств. Которое не подлежит оглашению. – Отец сильно понизил голос. Он явно угрожал. И сам тоже боялся. – Нам тогда вломят. Понимаешь, мальчик?
– Не смейте меня так называть. Я вам не мальчик.
Я уже не пыталась прятаться. Нужно было войти – ради отца. Нужно было их остановить, однако я знала, что правду мне никто из них не расскажет. Отвратительно.
– Нам всем вломят, – повторил отец. – Мне скоро на пенсию, тебя уволят по состоянию здоровья. А Мендоса… его лечат. Зачем нам, чтобы кто-то вынюхивал?
– Вынюхивал? Погибли ни в чем не повинные люди, а вы знали и, черт побери, скрыли! – закричал Каэл в тот момент, когда я вошла. И тут же гнев стих, сменившись паникой.
Отец запоздало повернулся – посмотреть, что увидел собеседник.
– Карина, я тебе про него говорил. – Он указал на Каэла. Папа явно торопился спасти лицо. – Я предупреждал: от него сплошные проблемы, а ты не прислушалась.
– Какого черта здесь творится?
У меня зашлось сердце. Каэл опять стал другим. Чужим. От этого просто кровь стыла в жилах.
– Объясните мне, в чем дело! – потребовала я и, не дождавшись ответа, закричала: – Быстро!
Каэл шагнул ко мне, я чуть отступила.
– Я скажу, в чем дело! Твой отец – бессовестный сукин сын, он…
– Чушь! – перебил его отец.
– Пусть говорит! – У меня задрожали руки. Я вообще вся дрожала.
– Самовлюбленный хрыч, вбил себе в голову, что я с тобой, чтобы ему насолить. Хотя он сам во всем виноват.
Каэл терял самообладание. Мне хотелось его успокоить. И в то же время хотелось убежать.
Я стояла меж ними, и каждый изливал на меня свою правду.
– Это Мендоса пытается до нас добраться. Его работа. – Отец сжал кулаки. – Кстати, он тебе не говорил, что его того и гляди выгонят с позором?
К лицу и шее у меня прилила кровь. Я пыталась понять, о чем думает Каэл, но тщетно. И тщетно пыталась увидеть прежнего Каэла, того, которого полюбила.
– Тебе-то все равно, верно, Мартин? Ты уже собрался в Атланту, вещички упаковал. Вести, знаешь ли, быстро разносятся. Уже и дом купил, да? Очередная провальная затея.
Тенниска у отца некрасиво вылезла из джинсов; он покрылся красными пятнами. Как и положено лжецу. Или честному человеку, когда его несправедливо обвиняют. Я ничего не понимала.
– Ты купил дом в Атланте?
В горле у меня встал комок.
Каэл молчал.
– Купил или нет?
Я изо всех сил толкнула его в грудь. Он был в камуфляжной форме. Так уж случилось, что сочетание зеленого и коричневого всегда предвещало для меня какую-нибудь гадость. Видно, сейчас тоже.
Я еще раз его толкнула, и Каэл схватил меня за руки.
– Все не так, Карина. Он перевирает. Правда!
– Карина, не верь ему. Он составил лживый рапорт. Ты, – отец повернулся к Каэлу, – подписал бумагу, хотя отлично знал, что произошло. Будешь отрицать?
Этот отцовский тон был мне знаком: он явно пытался провоцировать собеседника. Научившись его распознавать, я просто перестала обращать внимание.
– Ты отрицаешь, что явился ко мне с перебинтованной ногой и поставил внизу страницы подпись?.. Ты подписал. И Мендоса подписал. И Лоусон. Все вы подписали! А теперь, почти два года спустя, ты надумал выкопать старый скелет?
Отец включил режим «командир во гневе». Я терпеливо слушала. Каэл – тоже. Мне было тошно – до чего папа наловчился подавлять голосом подчиненных, буквально всех и каждого.
– Кари, у него погиб друг…
– Не зови меня так!
Мне стало нехорошо.
У отца был вид настоящего злодея: жесткие складки у рта, растрепавшиеся седые волосы. А его противник казался скорее оклеветанным героем. Хотя внешность бывает обманчива. Я-то это знала. Мне хотелось, чтобы они оба ушли. Иллюзия нормальной жизни – я уже убедила себя, что у нас с Каэлом все хорошо, – разбилась вдребезги. Даже собирать не стоит, можно порезаться.
– Его друга убили в том бою, когда Мендоса расстрелял невиновных. Знаете, сколько расследований начинают по таким случаям? Да вы просто дети! – Теперь отец обращался к нам обоим. – Я вам помогал, старался вас защитить. Я видел их лица, когда они вернулись. А ты, – отец уставил палец на Каэла, – ты внес его тело в лагерь, хотя сам едва мог идти.
– Да вы свой зад защищали! – бросил Каэл. – До других вам нет никакого дела!
У меня закружилась голова.
– Лучше расскажите дочери, как молодые парни и девушки платят жизнью за вашу карьеру и медали. Расскажите, как вы запугали моего друга буквально до потери рассудка и он рот раскрыть боится!
Каэл шагнул к отцу. Я даже не пыталась встать между ними.
– Расскажите ей, как Мендоса умолял, чтобы вы разрешили ему пойти и признаться. Его преследуют призраки жертв, а из-за вас он не в состоянии очистить совесть, ведь под угрозой окажется ваша карьера!
– Призраки его преследуют? Ты сам-то себя слышишь?.. Ты солдат. И я солдат. Мы делали и видели такое, что многим даже не снилось.
Отец опять заговорил на языке, привычном Каэлу. Только для меня, в отличие от них обоих, смерть и хаос не были обыденными понятиями.
– Знаешь, что для него будет настоящей бедой? Если он не сможет накормить семью или если жена останется одна с детишками и без денег. Вот какие страхи должны его преследовать! А тебе нужно собраться. Не в видеоигры играете. Здесь все по-взрослому, и если ты не справляешься, то паршивый ты солдат. Либо ты хочешь защитить своего друга и его семью, либо исцелить его душу. В реальной жизни все сразу не получится.
Папа всегда заводил про «реальную жизнь», когда хотел сказать, что он тут один взрослый, а прочие – я, или Остин, или, в данном случае, Каэл, – дети.
– Спать с моей дочерью – не есть способ решить проблему, так ты только еще больше неприятностей себе наживешь.
Папа уже открыто угрожал. Затем он повернулся ко мне.
– Мартин хочет лишить меня очередного звания, а мне скоро на пенсию. Я этого не позволю. Уж извини, милая.
Теперь он старательно сдерживался, входил в роль отца. Быстро у него получалось переключаться. Просто жутко, как менялся голос, и осанка делалась под стать роли. Заботливый родитель, да и только.
– Дело даже не в чувствах, – продолжал он. – Мартин хочет вытащить на свет давно закрытое дело. Никому это не нужно! Тебе тоже несладко придется.
– Я всего-навсего спросил Лоусона, вы это были или нет. – Каэл повернулся ко мне. – Я не знал, Карина. Я бы не стал тебя обманывать. А тебе не рассказывал…
– Потому что так тебе удобнее, – перебил отец.
Я во все глаза смотрела на Каэла. Искала точку опоры, пыталась хоть что-то понять… и не понимала. Я ловила взгляд Каэла – и не видела его. Он опять закрылся, мое молчание приняв за недоверие.
– Клянусь, я твоего отца даже не сразу узнал. – Каэл попытался взять меня за руку.
И тут начал позванивать таймер на микроволновке. Забавно, подумала я, звенит и звенит. Словно мой дом пытается вызволить меня из этого хаоса.
Отец опять завел:
– Он тебя использовал, Карина, чтобы отыграться на мне. Хотел нас рассорить. Увидел у меня на столе твою фотографию. Смотри, как ты от меня отдалилась. На ужин не пришла, на звонки не отвечаешь. Это он тебе голову заморочил, так ведь?
Я задумалась. Сильно задумалась. С какой легкостью отец искажает факты. Настоящий мастер. Ему бы в политику пойти.