Ядовитый циферблат. Трагичная история о том, как корпорация обрекла молодых девушек на смерть Мур Кейт

Исследования в Аргоннской лаборатории помогли узнать судьбу исков женщин из Оттавы после выигранного прецедента Кэтрин Донохью. Многие продолжили сражаться с помощью Гроссмана в суде – хотя из-за ограниченной доступной суммы денег на большие выплаты рассчитывать не приходилось; тем, кто обратился за компенсацией, заплатили всего по нескольку сотен долларов. Шарлотта получила 300 долларов (5000 в пересчете на современные деньги), – ничтожная сумма, которая «сильно разозлила» Альфреда Перселла; денег хватило только покрыть расходы на ампутацию руки, но не более того. Другие и вовсе ничего не получили; когда Мэри приехала в Аргоннскую лабораторию, ее пригласили на обед, где она сказала: «Скорее всего, больше мы ничего не получим». Кто-то отозвал свои иски: среди них были сестры Глачински и Хелен Манч. Возможно, они объединили свои силы ради Кэтрин, и после ее смерти их воинственный настрой пропал. В любом случае деньги были ничтожные; возможно, под конец им казалось, что дело того не стоит. Девушки боролись за справедливость, и она восторжествовала.

Что касается компаний, то в конечном счете закон до них добрался – хотя к этому времени ущерб уже и был нанесен. В 1979 году Агентство по охране окружающей среды (АООС) США постановило, что на заводе USRC в Орандже был недопустимый, экологически опасный уровень радиации, в 20 раз превышающий норму. Произошло масштабное загрязнение – причем не только на месте, где стоял завод, но и там, где компания закапывала радиоактивные отходы. Почти 750 домов были построены на этих участках – они тоже нуждались в очистке. Более восьмидесяти гектаров земли оказались загрязнены в Орандже, в некоторых местах – на глубину более пяти метров.

АООС поручила правопреемникам компании USRC провести очистные работы, однако они отказались, согласившись лишь возвести новое защитное ограждение (и даже это они не довели до конца, АООС была вынуждена закончить строительство за них). Суды не собирались их прощать. В 1991 году Верховный суд Нью-Джерси признал USRC «навеки» виновной в загрязнении и объявил, что фирма «предположительно знала» об опасности во время своей работы там. Жители подали против фирмы коллективный иск, и после семи лет тяжб было заключено внесудебное соглашение, стоившее компании 14,2 миллиона долларов (порядка 24 миллионов в пересчете на современные деньги), выплаченных в виде компенсаций. Сообщалось, что расчистка зараженных радиацией территорий в Нью-Джерси и Нью-Йорке обошлась государству в общей сложности в 144 миллиона (209 миллионов).

Что касается Radium Dial, то, несмотря на стремительный рост спроса в годы войны, компания разорилась в 1943-м. Но здание, которое она оставила после себя в центре Оттавы, еще долго давало о себе знать. Новая компания хранила в его подвале мясо: ее работники умирали от рака, а в одной семье, которая покупала у них мясо, «у всех братьев в течение полугода образовался рак толстой кишки». Здание было снесено в 1968 году. «Его просто сровняли с землей, – вспоминала племянница Пег Луни Дарлин, – и использовали обломки повсюду в качестве насыпного грунта».

Остатки здания были разбросаны по городу, в том числе на школьном дворе. Проведенные в последующие годы исследования показали повышенный уровень заболеваемости раком среди людей, живших недалеко от фабрики, а также среди всех жителей города в целом. Собаки местного населения не доживали до зрелого возраста, а у местных диких животных находили пугающие опухоли. «Я обратила внимание, – сказала другая племянница Пег, – что почти в каждой семье по соседству [там, где я выросла] как минимум у одного человека был рак». Другой житель отметил: «Мало кого это не коснулось».

Тем не менее городские власти, повторяя свою прежнюю позицию по отношению к Кэтрин и ее подругам, не собирались заниматься этой очевидной проблемой. Когда кинорежиссер Кэрол Лангер сняла документальный фильм «Радиевый город», в котором обсуждалась повышенная радиоактивность в Оттаве, мэр города объявил: «Эта дамочка пытается нас уничтожить». Он призвал «никому его не смотреть».

«Что ж, – сказала невестка Мэри Долорес, – это он сделал зря. Потому что на показе был аншлаг, и им пришлось устраивать еще один». Фильм смотрела толпа почти из 500 человек.

«Люди разделились, – вспоминала Дарлин. – Кто-то не хотел и слышать об этом; им не хотелось в это верить. Другие решили, что нужно все расчистить».

В конечном счете все было расчищено. Вмешалась АООС, и были выделены средства на избавление от опасного радиоактивного наследия, оставленного компанией Radium Dial в Оттаве. Как и в Орандже, следы загрязнения были найдены глубоко в земле. На это ушли десятилетия, и 2015 году работы по очистке по-прежнему продолжались.

Центр радиобиологии человека изучал красильщиц циферблатов десятилетиями. Работавшие там ученые установили, что радий – коварный, живучий элемент. С периодом полураспада в 1600 лет у него было предостаточно времени, чтобы проявить себя в организмах людей, внутрь которых он проник – год за годом, десятилетие за десятилетием он наносил свой особый урон. Наблюдая за женщинами на протяжении всех этих лет, ученые стали свидетелями настоящих долгосрочных последствий внутренней радиации.

Выжившие красильщицы циферблатов не вышли сухими из воды – отнюдь нет. Некоторые девушки заболели быстро, но затем десятилетиями жили своей неполноценной жизнью; одна девушка из Уотербери 50 лет была прикована к постели. Чем старше были женщины, когда занимались покраской циферблатов, и чем меньше времени они проработали на производстве, тем ниже оказалась вероятность смерти на ранних стадиях – так что они продолжали жить, но радий жил вместе с ними, и от него не существовало спасения.

У многих наблюдались значительные изменения костной ткани и переломы; большинство потеряли все зубы. У невероятно огромного числа бывших работниц развились рак кости, лейкемия и анемия; некоторым годами приходилось делать переливание крови. Радий настолько изрешетил кости этих женщин, что, например, у Шарлотты Перселл впоследствии развился остеопороз позвоночника. Подобно Грейс Фрайер, ей пришлось носить корсет для позвоночника.

Мэри Росситер перенесла по меньшей мере шесть операций на ноге – ее опухшая нога начала чернеть, – и в конечном счете ее пришлось ампутировать. «Она сказала, – вспоминала Долорес: – Отрежьте ее! Прямо сейчас! Я не хочу возвращаться домой и думать об этом».

В оставшейся ноге Мэри был установлен металлический стержень от колена до лодыжки; она стала калекой – но ее это все равно не сломило и не замедлило. Она стала душой и сердцем дома престарелых, куда позже попала, разъезжая повсюду на своей инвалидной коляске.

Изучив долгосрочные последствия радиации, ученые из ЦРЧ – хотя поначалу они пытались определить порог уровня воздействия радиации, при котором никакого вреда для здоровья не будет, – в итоге согласились с Мартландом: он за десятилетия до этого предупредил, что «естественный уровень радиации человеческого тела не должен быть превышен».

Невозможно сказать, сколько именно красильщиц циферблатов убила их работа: многим из них был поставлен ошибочный диагноз либо же их попросту не удалось отследить, так что такие данные отсутствуют. Порой рак, с которым сталкивались бывшие работницы в последующие годы своей жизни, не связывали с их работой в подростковом возрасте, хотя он и являлся ее прямым результатом. Причем смертями все не ограничилось; сколько женщин стали калеками или страдали от бесплодия в результате отравления радием, тоже неизвестно.

В документах Аргоннской лаборатории значатся имена многих сотен красильщиц – точнее, их номера. Каждой женщине был присвоен индивидуальный номер, на который затем ссылались в документации. Аргоннский Список обреченных невозможно читать без содрогания – в нем с хладнокровной отстраненностью в подробностях описаны страдания каждой женщины. «Двусторонняя ампутация ног; ампутация правого колена; погибла от опухоли уха; мозга; бедра; причина смерти: саркома; саркома; саркома» раз за разом, во всех документах. Некоторые женщины прожили по 40 и более лет – однако в конце радий неизбежно давал о себе знать. В газетах писали про эти смерти. «Радий, этот затаившийся убийца, снова в деле!» – вопили заголовки на протяжении всех этих лет.

Говорят, что Мерседес Рид умерла в 1971 году; ей было 86. «Я абсолютно и безоговорочно убежден, – сказал один из исследователей, – что в ее костях был высокий уровень радия. Считается, что она умерла от рака толстой кишки, но, возможно, диагноз был ошибочным». Супруги Рид не продолжили сотрудничество с Radium Dial, они покинули компанию еще до банкротства. «В конечном счете мистер Рид был уволен с завода, и известно, что он [был] этим огорчен», – обнаружил исследователь. После увольнения из компании, которой он был, можно сказать, непростительно предан, он стал работать на YMCA[7].

Бывший начальник Рида, президент компании Джозеф Келли, скончался около 1969-го после того, как серия инсультов «подорвала его умственные способности… он все слабел и слабел». В эти времена он частенько говорил: «А вы видели в последнее время того-то?», называя кого-нибудь из тех, с кем работал в 1920-х. С учетом его равнодушия к красильщицам циферблатов, которых он приговорил к смерти, подписав своим именем объявление, утверждавшее, что они в безопасности, вряд ли его поврежденный разум преследовали призраки девушек.

Что касается девушек, которые работали на него в Оттаве, то наперекор всему некоторые из них прожили долгие и счастливые жизни. Перл Пэйн дожила до 98 лет; они с Хобартом полностью насладились тем дополнительным временем, что неожиданно было им даровано. «Они путешествовали по всему миру, – рассказывал их племянник Рэнди. – Они побывали в Иерусалиме, в Англии, они посетили каждый штат».

Незадолго до смерти Перл однажды позвала Рэнди к себе. «Она попросила меня принести с чердака какие-то коробки», – вспоминал он. Он пробирался между предметами, что Перл там хранила: детская коляска, кроватка – подобные вещи не ожидаешь обнаружить на чердаке у старушки, однако, возможно, Перл попросту не смогла избавиться от последних напоминаний о тех многочисленных детях, которых она так хотела, но никогда не смогла завести. Рэнди нашел коробки, которые она имела в виду: они были набиты газетными вырезками про Кэтрин Донохью, а также письмами и документами, связанными с ее делом.

«Вот что с нами случилось, – сообщила она Рэнди и многозначительно добавила: – Это нужно сохранить. Все это очень важно. Позаботься о том, чтобы Перл [ее дочка, которую звали так же] получила их, если со мной что-нибудь случится».

Хобарт и Перл были «очень хорошими людьми, – говорил Рэнди. – Обычно я не навещаю могилы, однако к ним хожу. И хочу вам сказать, я благодарю их каждый раз, когда туда прихожу. Такими вот они были людьми».

Шарлотта Перселл дожила до 82. Внуки ее просто обожали. «Она, пожалуй, была для меня одним из самых любимых людей на свете, – восторженно заявила ее внучка Джен. – Она была одним из самых отважных, любимых и влиятельных людей в моей жизни. Моя бабушка научила меня: не важно, какие сюрпризы преподносит судьба, всегда можно приспособиться».

«Когда я попросила ее научить меня прыгать на скакалке, она ответила: “Ну, не думаю, что смогу тебя научить, ведь у меня только одна рука”. Наверное, это меня расстроило, так что она сказала: “Погоди, погоди”. Она привязала один конец скакалки к проволочному забору, а затем стала прыгать на скакалке с одной рукой и показала мне, как это делать».

Брат Джен Дон добавил: «Для меня не было ничего необычного [в том, что у нее нет одной руки], потому что так она себя вела».

Дети хором голосили: «Расскажи нам, как тебе отрезали руку!»

«Она повторяла эту историю, – вспоминала Джен. – Она повторяла ее снова и снова, каждый раз, когда мы ее просили».

«Когда я была молоденькой девушкой, – рассказывала Шарлотта Перселл, – мне платили кучу денег за то, чтобы я рисовала цифры на настенных и наручных часах. Мы не знали, что краска была ядовитой. После того как я оттуда уволилась, моя подруга Кэтрин Донохью сильно заболела. И очень многие девушки начали тяжело болеть. Яд скопился у меня в руке, однако у моей подруги Кэтрин он распространился по всему телу, и она умерла. Она умерла, и ее муж и дети остались без мамы».

Ей всегда становилось «грустно», когда она доходила до этой части истории.

Хотя Шарлотта и не смогла прийти на похороны Кэтрин, ее сын вспомнил нечто из жизни матери; тот, кто в душе поэт, мог бы назвать это прощанием близких подруг. «В хорошую погоду, – вспоминал Дональд, – моя мама выходила на крыльцо и сидела в кресле-качалке, раскачиваясь взад-вперед. Когда она была там, маленькая желто-черная канарейка прилетала и садилась на ее левое плечо [где у нее отсутствовала рука]. Она могла оставаться там минут 30, после чего улетала. Такое бывало несколько раз. Обычно птицам до людей нет никакого дела».

Эти женщины не рассказывали своим родным об оставленном ими миру невероятном наследии. Причем радиевые девушки не только задали стандарты безопасности и внесли бесценный вклад в науку – они оставили свой след и в законодательстве. После дела Кэтрин Донохью в 1939 году министр труда Фрэнсис Перкинс объявила, что в деле компенсаций рабочим война «еще далека от завершения». Впоследствии, опираясь на прижизненные достижения этих женщин, были введены дальнейшие законодательные изменения для защиты трудящихся. Дело красильщиц циферблатов в конечном счете привело к созданию в США Управления по охране труда и промышленной гигиене, которое теперь следит за обеспечением безопасных условий труда по всей стране. От предприятий требуют предупреждать рабочих, если те имеют дело с опасными химическими веществами; рабочим теперь никто не посмеет сказать, что от этих губительных соединений у них порозовеют щечки. Подробно описаны нормы по обращению с опасными веществами, обучению персонала, технике безопасности. Кроме того, рабочие теперь имеют законное право ознакомиться с результатами любых медицинских тестов.

К разочарованию красильщиц циферблатов, с ними не поделились результатами их обследования в Аргоннской лаборатории. Подобная секретность могла быть связана с новейшими технологиями, которые применялись при проведении измерений; возможно, исследователи думали, что от этих результатов женщинам не будет никакого толка, но те все равно хотели знать. «Они никогда ничего не говорили [Мэри], что ее сильно злило», – вспоминала Долорес. К 1985 году, после того, как она ходила к ним на протяжении десятилетий, Шарлотта Перселл была сыта по горло. Когда в тот год исследователи ей позвонили, она сказала, что неважно себя чувствует, «но с какой стати я должна это обсуждать – вы же мне никак не помогаете, я с этого ничего не получаю, у меня даже нет денег, чтобы сходить к врачу». Она отказалась туда приходить.

Мэри поступила так же. Причем ее смущало не только молчание ученых; реакция жителей ее родного города на то, что пережили красильщицы, тоже не давала ей покоя. Ей всегда казалось, что вся эта история «будет замята… что она никогда не будет обнародована. Вы никогда об этом не услышите». Каково же было ее удивление, когда в Оттаву для съемок документального фильма прибыла Кэрол Лангер. Мэри позже заметила: «Это Бог оставил меня здесь. Я всегда знала, что кто-то однажды постучится в мою дверь, и я смогу наконец поведать свою историю». Лангер посвятила свой фильм Мэри, похвалив ее за то, что она никогда не теряла чувства юмора и веры, продолжая бороться, наперекор всему, всю жизнь.

Когда Мэри умерла в 1993 году, как и многие красильщицы циферблатов, она пожертвовала свое тело науке. «Она думала, что, возможно, сможет помочь другим, – говорила ее правнучка Пэтти. – Возможно, они смогут понять, что именно с ней случилось, и найдут лекарство. Возможно, она сможет помочь другим женщинам». Тело Мэри стало не последним трупом красильщиц циферблатов из Оттавы, которое исследовали ученые, – не было оно и первым. Эта честь выпала Маргарет Луни.

Как только родные Пег узнали про послевоенные исследования красильщиц циферблатов, они решили, что ее тело нужно эксгумировать для изучения. Но тогда исследования проводились только на живых. К моменту основания ЦРЧ эти рамки были расширены. Наконец кто-то был готов установить, что именно убило Пег.

Каждый из девяти ее братьев и сестер подписал необходимые бумаги. «Это должно было помочь кому-то другому, – сказала ее сестра Джин, – конечно же, мы дали свое согласие».

В 1978 году исследователи эксгумировали тело Пег на кладбище Святого Колумбы, где она покоилась рядом со своими родителями. Ученые обнаружили, что уровень радия в ее костях составлял 19 500 микрокюри – чуть ли не максимальный показатель, с которым только сталкивались ученые. Он больше чем в 1000 раз превышал уровень, считавшийся безопасным.

Они не только обнаружили радий; они также установили, что врач компании вырезал ее челюсть во время вскрытия. Скорее всего, именно так об этом узнала семья Луни.

«Я зла, – сказала одна из сестер Пег. – Они знали, что в ней полно радия. И они соврали».

«Каждая семья переживает горе и скорбь, – сдержанно сказала Джин. – Однако смерти Маргариты можно было избежать». Вот в чем состояла вся трагедия. О вреде радия знали еще с 1901 года. Каждой смерти, наступившей после этого, можно было избежать.

Исследователи эксгумировали тела более чем сотни красильщиц циферблатов, многочисленные тесты раз и навсегда подтвердили, что радий ядовит, и женщины на самом деле умерли не от сифилиса или дифтерии. Одна покойная красильщица между тем вызывала у ученых особый интерес: Кэтрин Донохью. В 1984 году из ЦРЧ написали ее дочери с просьбой о проведении эксгумации.

Они написали Мэри Джейн, потому что к тому времени преданный муж Кэтрин Том уже был мертв. Он скончался 8 мая 1957 года в возрасте 62 лет. Всю оставшуюся жизнь он прожил на Ист-Супериор-стрит, 520, так и не покинув дома, который однажды делил с Кэтрин, – дома, в котором, узнав про ее триумфальную победу в суде, они всей семьей устроили праздничный ужин из еды, что была под рукой. «Мы все приехали и праздновали вместе с ними, – вспоминала его племянница Мэри. – Потому что это была настоящая моральная победа. Ничего подобного прежде никому не удавалось».

Хотя полученные деньги значительно помогли, Кэтрин было уже не вернуть. «Думаю, ее смерть сломила его, – сказал один из родственников. – Его сердце было разбито». Семья оказывала ему всяческую поддержку. Спустя какое-то время сестра Тома Маргарет переехала к нему, чтобы помогать с детьми. Том окружил детей заботой. «Только они у него и оставались», – сказала Мэри. «Со временем, – добавила она, – ему стало легче. Он начал улыбаться – было здорово его таким видеть». По словам Мэри, Том редко говорил о Кэтрин, «это были болезненные воспоминания из-за того, какой мучительной смертью она умерла».

Том Донохью так больше и не женился. Никто не мог заменить ему Кэтрин Вольф Донохью.

Что касается брата Мэри Джейн Томми, тот воевал в Корейской войне – и вернулся домой. Он женился на молодой девушке из города Стритор и устроился на стекольный завод, где работал его отец. И умер вскоре после своего тридцатилетия в 1963 году от болезни Ходжкина – разновидности рака. Мэри Джейн уже многие годы была совершенно одна.

Жизнь у нее сложилась непростая. Та крошечная девочка, что весила в свой первый день рождения всего четыре с половиной килограмма, так и осталась маленькой. «Она была чуть ли не как ребенок, – вспоминала ее двоюродная сестра Мэри. – Она была крошечной».

Тем не менее Мэри Джейн, демонстрируя унаследованный от матери боевой дух, смогла преодолеть трудности, с которыми столкнулась. «Было крайне удивительно, – говорила Мэри, – что ей удалось удержать [свою] работу, потому что она была такой маленькой. Она выросла очень милой женщиной; все ее любили. Мы старались стать для нее семьей, потому что своей у нее не было».

Получив запрос от ЦРЧ, Мэри тщательно его обдумала и написала ответ. «У меня возникло много проблем со здоровьем, – сообщила она врачам. – Теперь я понимаю, что большинство из них, скорее всего, связаны с болезнью моей матери. Если вы посчитаете это целесообразным, то я хотела бы приехать в Аргоннскую лабораторию. Думаю, это важно для меня самой и для исследований». Судя по всему, Мэри прошла обследование, внеся свой вклад в науку. Шестнадцатого августа 1984 года она дала исследователям свое согласие на эксгумацию тела матери. «Если это поможет хотя бы одному человеку, – сказала она, – то оно того стоит».

Таким образом, второго октября 1984 года Кэтрин Донохью покинула кладбище Святого Колумбы, чтобы отправиться в непредвиденное путешествие. Ученые провели свои тесты, и Кэтрин внесла уникальный вклад в медицину. Кэтрин повторно захоронили 16 августа 1985 года, она покоится по сей день рядом со своим мужем Томом.

Когда Мэри Джейн написала в ЦРЧ, она, жутким эхом повторяя слова своей матери в ее последнем письме отцу Кину, сказала: «Я все время молюсь, чтобы Бог дал мне долгую жизнь. Я определенно буду стараться изо всех сил бороться за счастливую и полную жизнь».

Но случиться этому было не суждено. Прожив всю свою жизнь в преодолении трудностей со здоровьем, Мэри Джейн Донохью умерла – от сердечной недостаточности, если верить ее родным, – 17 мая 1990 года. Ей было 55 лет.

Долгое время – слишком долгое – наследие радиевых девушек находило отражение лишь в юридической литературе и научной документации. Но в 2006 году восьмиклассница из Иллинойса по имени Мадлен Пиллер прочитала книгу про красильщиц циферблатов, написанную доктором Россом Маллнером. «В их память, – писал он, – не было возведено ни единого памятника».

Мадлен решила это изменить. «Они заслуживают того, чтобы о них помнили, – сказала она. – Их отвага принесла нам федеральные санитарные нормы. Я хочу, чтобы люди знали, что этим девушкам поставлен памятник».

Когда она начала продвигать свою идею, оказалось, что Оттава наконец готова восславить своих местных героинь и их сподвижников. Город стал устраивать пикники для сбора средств и театральные постановки, чтобы раздобыть необходимые восемьдесят тысяч долларов. «Мэр оказывал всяческую поддержку, – сообщил Леп Гроссман. – Они кардинально поменяли свое отношение. Было здорово это наблюдать».

Второго сентября 2011 года бронзовая статуя в память о красильщицах циферблатов была торжественно открыта губернатором в Оттаве, штат Иллинойс. Это была статуя молодой девушки из 1920-х с кисточкой в одной руке и тюльпаном в другой, стоящей на циферблате часов. Подол ее юбки колыхался, словно в любой момент она могла ожить и сойти со своего тикающего пьедестала.

«Радиевые девушки, – объявил губернатор, – заслуживают глубочайшего уважения и почета… потому что они сражались с бесчестной компанией, безразличным бизнесом, пренебрежительными судами и медиками перед лицом неминуемой смерти. Тем самым я объявляю 2 сентября 2011 года Днем радиевых девушек в Иллинойсе в память о невероятном упорстве, самоотверженности, а также стремлении к справедливости, которые они проявили в своей борьбе».

«Если бы [Мэри] увидела сегодня этот памятник, – сказала невестка Мэри Росситер, – она бы не поверила своим глазам. Когда я бываю в центре и прохожу мимо него, то говорю: “Что ж, Мэри, они наконец что-то сделали!” Будь она жива сегодня, чтобы увидеть эту статую, то наверняка сказала бы: “Давно пора”».

Эта статуя была посвящена не только красильщицам циферблатов из Оттавы, но также и «красильщицам, которые страдали по всем Соединенным Штатам». Эта бронзовая радиевая девушка, вечно молодая, вечно живая, стоит в память о Грейс Фрайер и Кэтрин Шааб; сестер Маггия и Карлоу; Хейзел, Ирен и Эллы. Она стоит в память обо всех красильщицах циферблатов, из Оттавы, Оранджа, Уотербери или откуда бы то ни было еще. Это подходящий и как нельзя более заслуженный мемориал. В конце концов, этих женщин стоит поблагодарить за многое.

«Исследования красильщиц циферблатов, – писал доктор Росс Маллнер, – послужили основой для большей части имеющихся сейчас во всем мире знаний о рисках для здоровья, связанных с радиацией. Страдания и смерти этих работниц значительно расширили [научные] познания, в конечном счете поспособствовав спасению бесчисленных жизней будущих поколений».

«Я всегда восхищалась их силой, – сказала внучатая племянница Кэтрин Донохью, – с которой они, объединившись, стояли за себя».

И вместе они восторжествовали. Благодаря своей дружбе, отказу сдаваться и сильному духу, радиевые девушки оставили после себя выдающееся наследие. Они умерли не напрасно.

Благодаря их стараниям каждая секунда была не напрасной.