Песня Вуалей Кузнецова Дарья
– Но почему? – растерянно пробормотал Разрушитель.
– Потому что Караванщик знает, как это все лечить и распутывать, – поморщился Целитель.
– Нет, я не про то. Почему перестала верить? – Он перевел непонимающий взгляд на меня.
А я во время всей этой лекции сидела совершенно пришибленная. Мысли в голове метались, сталкивались и путались, и я никак не могла определить, что тревожит меня сильнее. То ли степень собственной вины в злоключениях Разрушителя, которому я эгоистично не позволила умереть тогда, когда он, должно быть, очень не хотел жить. То ли осознание, что десять лет я жила только ради любви к человеку, которого никогда в жизни не видела и которому, по совести, совершенно не была нужна. То ли недоверие к словам Целителя: как можно заставить жить человека, который по всем законам должен умереть? Невозможно нарушить закон сохранения энергии и законы природы, а он утверждает, что для Иллюзионистов это нормально! То ли циничное спокойствие Тахира, так не вязавшееся у меня с первым светлым впечатлением об этом человеке. То ли собственное смущение, что он так невозмутимо вывернул перед предметом моих волнений все мои чувства, а тот настолько спокойно отреагировал, будто был прекрасно осведомлен или как будто ему было плевать. Много всего было.
– Потому что ты идиот, – припечатал Тар. – И еще с десяток эпитетов. Потому что тискать другую на глазах у влюбленной девушки – не самый лучший способ наладить с последней отношения и завоевать доверие.
– Зачем ему мое доверие? – поморщившись, подала я голос.
– Потому что Рай для него, конечно, близкий друг, и даже почти сестра, но – и только, и я не уверен, что она сумеет ему помочь. В отличие от тебя. Видишь ли, у Разрушителей постоянные и очень, очень большие проблемы с чувствами. Легко спровоцировать ярость и злость, нетрудно вызвать удивление, но что-то светлое в их рациональных душах появляется очень редко, у Гора так вообще с довоенных времен не было. И, признаться, я уже уверился, что второго чуда с ним не случится. Ан нет, он не только тебя всякой гадостью заразил, но и сам чему-то полезному научился. Эгоист и потребитель. Но это с ними сплошь и рядом, так что привыкай. Все, Дагор, проваливай, у меня к девушке есть еще один важный разговор, который тебя не касается.
Против ожидания, Разрушитель в ответ на такое заявление лишь пожал плечами и поднялся.
– Доброй ночи, Лейла, – обозначив короткий поклон и даже не глянув в сторону Целителя, он вышел.
– Доброй ночи, – запоздало кивнула я уже спине мужчины.
– Ну вот, а теперь, без лишних ушей, поговорим серьезно. – Целитель покинул стол и присел рядом со мной. – Иди сюда, – пробормотал он, аккуратно привлекая меня в объятия. Почему-то сразу стало легче и спокойней, как тогда с Дагором. Нет, нельзя думать об этом человеке! Не сейчас, сначала надо успокоиться и взять себя в руки. – Ты догадываешься, о чем я хочу с тобой поговорить?
– Вы…
– Ты. Я вообще не люблю, когда мне выкают, а мы с тобой теперь кровники. Извини, что не спросил твоего мнения, но это было единственное средство, которое пришло мне в голову в тот момент. Иначе я бы тебя не вытянул, – спокойно и без прежней язвительности проговорил мужчина, вновь возвращаясь к тому облику, который продемонстрировал мне при первом знакомстве.
– Нет, я не против, что ты, спасибо, – торопливо проговорила я. – Просто… странно.
– Да понимаю я все, чужой человек, а кровник – это определенная степень близости. Но у нас, Целителей, такое сплошь и рядом. Эдакое последнее средство, прибегнуть к которому или нет каждый решает для себя в каждой новой ситуации.
– Дагор тоже твой кровник?
– Вот еще, только Разрушителя мне не хватало для полного счастья. – Он шумно фыркнул. – Да там и проку бы не было, только заработал бы себе лишних проблем.
– А трусливая Иллюзионистка, стало быть, нужна?
– Нет. Нужна очень, прямо-таки фантастически талантливая симпатичная молоденькая девушка, способная противопоставить всему миру свою веру и победить. А страхи… про них-то я и хотел поговорить. Пришло время с ними встретиться. Я не могу волшебным образом помочь тебе научиться доверию и найти ориентиры в жизни, а вот победить еще несколько не дающих тебе спокойно жить проблем мы совместными усилиями сможем. Особенно сейчас, когда в тебе уже нет этого разрушительского самоуничтожения. Пакостная штука, прямо скажем. – Он вздохнул.
– Зачем тебе это?
– Влюбился, – беспечно пожал плечами Тар. С улыбкой оглядел озадаченно-недоверчивое выражение моего лица, поднятого с его собственного плеча. – Не веришь? Ну, в общем-то, правильно делаешь. Я Целитель, а мы не можем пройти мимо человека, если чувствуем, что ему очень нужна наша помощь и что мы действительно можем помочь. Ну, то есть иногда проходим, но это неприятно и неправильно, и нужно иметь определенный стимул, чтобы так поступить. В твоем же случае мне даже сознательно очень хочется помочь. Как минимум потому, что ты действительно очень мучаешься, причем мучаешься все больше по вине окружающих, а не за собственные поступки.
– Фарха тоже никогда не могла пройти ни мимо птицы с перебитым крылом, ни мимо ребенка с разбитой коленкой, всегда всем помочь пыталась…
– А Фарха это?..
– Фарха Нам-ай-Камар, моя кровница. Она Целитель.
– Вот как, – с непонятной интонацией протянул он. – По-моему, Керай-Аттар заслужил хорошую взбучку.
– А кто это?
– Это наставник твоей кровницы.
– Ты ее знаешь?! – опешила я. – За что взбучку?
– Наслышан, хорошая девочка. А взбучку за то, что тебя проглядела, будучи твоей кровницей. Это почти преступление против дара, Лейла, и сейчас в этом виноват только ее наставник, халатно подошедший к своим обязанностям. Еще испортит девочку! Завтра надо будет его навестить.
– Подожди, – вспомнив пару вскользь брошенных фраз подруги, я торопливо отстранилась, внимательно глядя на мужчину. – Но ее наставник – главный Целитель центрального госпиталя, как ты можешь устроить ему взбучку?!
– Во-первых, не всего госпиталя, а всего лишь одного из отделений, – невозмутимо поправил меня мужчина. – А во-вторых, сколько мне лет, по-твоему, и кто я?
– Военный Целитель, – неуверенно предположила я, чувствуя подвох и понимая, что вряд ли угадаю правильный ответ. – Лет тридцать, может, немного больше.
– Приятно, конечно, что я так хорошо сохранился, но… – Он усмехнулся. – Лейла, меня зовут Тахир Хмер-ай-Моран, мне без малого четыреста пятьдесят лет, и я один из Владык Исцеления.
Судя по веселой улыбке, выражение моего лица его порадовало. Но мне сейчас было не до насмешки в глазах мужчины…
– Тот самый Моран?!
– Какой? – с дурашливым кокетством уточнил он.
– Бессмертный. У которого сам Караванщик в должниках ходит и списки утверждает, – машинально повторила я главную сплетню про Тахира, недоверчиво разглядывая его. Вот этот молодой мужчина с мальчишеской улыбкой и сияющими глазами – тот самый Моран, которого почитают как последнюю надежду умирающих?! И вот он, собственной персоной, выкроил время, чтобы посмотреть на меня, спас мне жизнь, стал моим кровником, планирует помочь мне с остальными проблемами и… сидит рядом со мной на диване, заботливо обнимая?!
– А, да, тот, – рассмеялся он. – Да не волнуйся ты так, иди сюда, – и он вновь притянул меня к себе в охапку. Кажется, он точно знал, что меня подобный тактильный контакт успокаивает, и вовсю пользовался этим знанием. – Не бойся. Если бы я был занудой и зазнайкой, никогда бы не дожил до таких лет. Знаешь, от чего зависит, сколько живет маг? От образа жизни или, вернее, образа магической деятельности. Сила не гарантирует долгой жизни, поверь мне. Маг жив, молод и силен ровно до тех пор, пока он правильно использует свой дар. Целитель должен помогать именно тому, кому он действительно нужен, а не тому, кто больше заплатит. Разрушитель не должен превращаться в бездушную машину, разрушение должно всегда сопровождаться надеждой, что на месте сгоревшего леса встанут молодые деревья. Поэтому лучшие из них держатся за свои эмоции: понимают. Они вообще самые разумные из всех магов, кто бы там что ни говорил; от этого, наверное, и страдают. Материалист должен дарить и оберегать жизнь – людей, скота, посевов, да даже металла и камня, – и лишь пока он делает то, что делает, с душой, она у него есть.
– А Иллюзионисты?
– Иллюзионисты… – Он почему-то запнулся и, как мне показалось, помрачнел, но отстраняться и проверять я не стала. – Иллюзионисты должны верить в чудеса. И совершать их. Светлые добрые чудеса. Во всех Домах есть люди, забывшие о своем настоящем предназначении. В вашем же Доме, боюсь, о нем вообще мало кто помнит. А самое главное, они прививают это незнание ученикам, делая из потенциальных чудотворцев балаганных шутов и лицемеров. Я потому так за тебя и уцепился, и, хочешь ты того или нет, от моего внимания ты не спрячешься. Слишком давно я не встречал Иллюзионистов, способных на чудо. А то, что ты заставила этого упрямца выжить, действительно настоящее чудо. Не бойся, он не будет обвинять тебя в своих страданиях, и ты не обвиняй. Он всегда боролся до конца, а ты просто дала ему такую возможность, за что я тебе очень благодарен. Я, если угодно, коллекционирую вот такие великолепные образцы правильного использования дара и стараюсь по мере сил заботиться о таких людях. А Дагор – почти такой же умница, как ты. Даже потеряв эмоции, он не потерял совесть. Лишившись всяких чувств и стремлений, он все равно не свернул на простейший путь холодной логики, пытаясь поступать так, как того требовали совесть и человечность. Не всегда успешно, но эти два чувства очень сложно скопировать только по памяти, используя одну лишь логику. Достойна уважения хотя бы попытка, а у него ведь неплохо получалось. Но теперь, надеюсь, он тоже пойдет на поправку. Вместе с тобой.
– Мы будем… прямо сейчас? – опасливо спросила я.
– Раньше сядешь – раньше выйдешь, – хмыкнул Целитель. – Только нам бы лучше в спальню пройти, показывай дорогу, – и, поднявшись с дивана, он легко подхватил меня на руки.
Сроду никто на руках не носил, а тут за один день уже второй посторонний симпатичный мужчина.
Надо ведь искать положительные стороны во всем, да?
– А может, я сама, ногами? – неуверенно предложила я.
– Не лишай меня удовольствия, – улыбнулся Тахир.
– Может, пока идем, ты расскажешь, что от меня потребуется… вот тут направо! Я хоть морально подготовлюсь.
– Ничего сложного. Тебе просто надо будет уснуть и попытаться мне довериться. Даже если не получится последнее, думаю, я справлюсь.
– И все?!
– Практически. Ты будешь видеть сны, а я буду в них рядом с тобой. Утром у тебя от них останутся только смутные воспоминания, а реальные воспоминания перестанут причинять такую боль. Может быть, утром захочется поплакать, но не волнуйся, я буду рядом.
Подобное обещание меня, конечно, порадовало, но и смутило одновременно. Тахир был очень необычным, настолько, что казался сказочным персонажем, добрым волшебником детских или, скорее, девичьих грез. И как можно не влюбиться в такого?! Боюсь даже представить, сколько этот красавчик разбил женских сердец.
За этим разговором мы добрались до комнаты. Тар сгрузил меня на кровать, закрыл дверь и даже подпер ручку стулом.
– Это зачем? – растерянно уточнила я.
– От любопытных слуг, сующих свои носы куда не следует, – последовал ответ.
А потом мужчина принялся раздеваться. Вот рубашка скользнула вверх, обнажая загорелую мускулистую спину, вот руки принялись распутывать кушак… и я наконец очнулась.
– Что ты делаешь?!
– Раздеваюсь, – пожал плечами он, отворачиваясь от стула, на который складывал одежду. – А ты почему еще одетая?! Давай, шустрее.
– Совсем?!
– Да, – невозмутимо ответил Целитель, подавая пример. – Тебе помочь?
Я поспешно отвела взгляд. Хотя, конечно, было любопытно посмотреть на него в неглиже; надо думать, там не только спина, там все выглядит на уровне. Но… посмотреть! Ничего больше!
Или нет?!
– Не надо, – тряхнула головой я и принялась распутывать шнуровку у шеи.
– Поскольку ты мне не доверяешь в достаточной мере, лучше обеспечить хотя бы плотный телесный контакт. В принципе можно обойтись и без него, но у меня сегодня был довольно напряженный день, и я банально устал. Давай помогу, – он присел рядом на край кровати и, отстранив мои руки, сноровисто разобрался со шнурком.
– Я, может, не привыкла проводить ночь рядом с обнаженным мужчиной, – проворчала я, не зная, куда деть глаза.
– Не бойся, приставать не буду.
– Я, может, не об этом волнуюсь, – окончательно смутившись, решила честно сознаться я.
– О, совратить меня тем более не бойся! – рассмеялся Целитель, развязывая мой пояс. Потом легким рывком опрокинул меня лицом в кровать и стянул шаровары. – Я не имею ничего против, ты очень симпатичная и бесконечно очаровательная, но на сегодня у меня другие планы. Марш под одеяло! – скомандовал он, отвесив мне звонкий, безболезненный, но очень обидный шлепок пониже спины.
– Ай! Ты что дерешься?
– Я тебя подгоняю, уж очень хочется спать, – пояснил Тар, первым залезая под одеяло, поверх которого я разлеглась. Погас свет, видимо, этим тоже озаботился Целитель.
Вздохнув над непонятными вывертами женской логики, – я и сама не знала, смущал меня факт присутствия в постели голого мужчины или расстраивало то, что он не собирался делать ничего предосудительного, – принялась на ощупь пробираться к Целителю. Когда улеглась на некотором расстоянии, он со вздохом легко притянул меня поближе, обнял обеими руками и устроил мою голову на своем плече.
Теплая кожа едва уловимо пахла сандалом и хвоей, наверное, он предпочитал мыло на основе именно этих масел. А еще чем-то незнакомым, его собственным запахом. И мне было невероятно хорошо. Удивительным образом присутствие этого мужчины рядом не вызывало отторжения, страха, смущения, только ровное уютное тепло.
– А теперь спи, – тихо выдохнул мне в волосы Тахир.
А я, послушно уплывая в сон, думала о том, как это глупо и безнадежно – влюбляться в мужчину на порядок старше себя, с которым мне определенно ничего не светит. Но я всегда была склонна к совершению подобных глупостей.
Тахир Хмер-ай-Моран
За высокими узкими окнами занимался рассвет. Я лежал, бездумно разглядывая потолок, осторожно перебирал рассыпавшиеся по моей груди рыжие кудрявые пряди и думал.
Вернее, пытался прийти в себя. Потому что не положено Целителю испытывать обуревавшие меня чувства, совсем не положено. И лезть в политику тоже не положено, Ньяна, как надоела мне эта политика! Богиня милосердная, дай мне, глупому, сил выдержать все это!
Выдержать, я сказал, а не идти убивать всех без разбора!
Но Дом Иллюзий, похоже, прогнил куда сильнее, чем виделось мне со стороны. Ожидал, что они просто обленились, привыкли к роскоши, увлеклись своими «домашними» интригами. А они, значит, вот как. Считают себя богами в Доме, считают, что Иллюзии принадлежат им и именно они могут решать, кто и чего достоин. Камни считают своей собственностью, людей без власти – бесправным скотом.
Неудивительно, что Лейла бежит от этого Дома, как от разъяренного Странника. Ничего хорошего не может быть в доме, где отец способен изнасиловать малолетнюю дочь. Впрочем, Владыки Иллюзий уже давно не отцы для учеников и младших членов Дома. Я даже не знаю, как их теперь называть!
Волевым усилием я заставил себя разжать судорожно стиснутые кулаки. Внутри клокотала злость. Хорошо, малышка еще спит.
Юнус Амар-ай-Шрус, стало быть.
Прикрыв глаза, я воскресил в памяти образ и лишь неодобрительно поморщился. Да, в лицедействе они достигли поистине замечательных высот. И мысли не может возникнуть, насколько гнилое нутро у этого человека! Обаятельный, терпеливый, умный, добродушный, с чувством юмора и без снисходительности к младшим, эдакий настоящий учитель, наставник.
Лицемерная грязная тварь!
Но это следствие. А начало…
Травмирующих событий в жизни Лейлы обнаружилось два. И первое из них не только имело отношение к ее личности и психике, но заставляло крепко задуматься.
Я вспомнил мать девочки. Сейчас, стоило посмотреть на нее в воспоминаниях Лейлы, я даже удивился, как не отметил сходства сразу. Молодая и упрямая девчонка из глуши, которой с ее талантами и волей пророчили большое будущее, вдруг с шумным скандалом покинула Дом, прекратила практику и выскочила замуж. Правда, за кого, я не помнил, и человека этого по воспоминаниям ее дочери не узнал.
Вопросов было несколько.
Зачем убивать женщину, которая просто ушла из Дома Иллюзий? Это ведь не единичный случай, такое редко, но бывает. Причем убивать с такой нечеловеческой жестокостью! Ладно, положим, последнее – просто следствие извращенного воображения конкретного исполнителя. Но убивать-то зачем?! Или – за что?
Как получилось замять это происшествие? Ведь не рядовой случай, а сыскари не даром едят свой хлеб! Здесь же такое ощущение, что не искали, значит, удалось скрыть сам факт преступления.
Почему Лейла до сих пор не в курсе, кто ее родители? Неужели во всем Доме Иллюзий никто не удивился такой силе девочки, которая по всем законам не могла появиться в первом поколении? И никто не вспомнил о матери малышки, которую знали, у которой, может быть, в Доме остались друзья. Это ведь тоже неспроста, не могли все вокруг забыть о существовании Базилы в одно мгновение! Если только кто-то не совершил вот такое… чудо.
Почему, узнав, что Лейла выжила, никто не заинтересовался ею как единственной свидетельницей гибели четырех человек? Базилы, ее родителей (а ее отец ведь тоже был Иллюзионистом, пусть и слабеньким) и мужа. Впрочем… если убийца уверен, что предусмотрел все, что весь мир не вспомнит о Базиле с ее семьей, зачем суетиться? И почему, интересно, я помню эту девочку, если все должны были забыть?
Имелся большой соблазн не дать Лейле вспомнить или подкорректировать ее воспоминания, хоть немного. Но я не поддался, очень не хотелось врать этой малышке, которая и так уже увязла как бабочка в тенетах чужой лжи. Поэтому пробуждения ее я ждал с настороженностью и заранее пытался подобрать слова утешения.
Лейла
Когда я просыпаюсь утром, разум обычно включается сразу. Не могу припомнить случая, чтобы спросонья не получалось вспомнить, что происходило вчера, и сообразить, где я сейчас нахожусь. Сегодня, пожалуй, было первое утро в моей жизни, когда это свойство собственного организма совершенно не радовало.
Тар молча лежал рядом, медленно поглаживая меня по голове.
– Они все мне врали, – наконец сумела я хоть что-то сказать. – Даже Пир. Говорили, что меня младенцем подкинули к дверям Дома Иллюзий. Зачем?
– Не знаю, – тихо вздохнул Тар. – Может быть, считали, что так тебе будет спокойнее.
– И ты согласен?
– Нет, – отозвался Тахир. – Но это вопрос мировоззрения. Я считаю, что человек не должен прятаться от проблем, даже если это ребенок. Потому что если от них прятаться, они в конце концов соберутся толпой и нагонят все разом. Мало кто со мной согласен.
– Но почему… – Я запнулась, потому что к горлу подкатил комок. Но Целитель понял и так.
– Почему их не искали? Почему не нашли убийц? Почему никто даже не вспомнил о твоей матери, которую в Доме Иллюзий знали многие? Не знаю. И мне очень это не нравится.
– Может, стоит рассказать все господину подполковнику?
– Кому? – озадаченно уточнил Целитель. – А, Дагору?! Да, конечно, надо. Я с ним сам поговорю. С проблемами надо встречаться лицом к лицу, но начинать лучше постепенно. Почему-то мне кажется, что ты еще не готова обсуждать все вслух, тем более с этим бестолковым Разрушителем, – усмехнулся он.
– Спасибо. За все, – тихо выдохнула я. – А почему бестолковым? Ты же говорил, что он умница, – поинтересовалась я, старательно отвлекая себя от неприятностей.
– Да он умный, но… такой дурак! – весело фыркнул Тахир. – Не волнуйся, тебе еще предстоит на собственном примере убедиться. Разрушители, что бы они сами ни думали по этому поводу, принадлежат к тому же виду, что и прочие люди, и не так кардинально отличаются. Изначально они имеют нормальные эмоциональные реакции, как и все дети, но потом… как бы это объяснить понятнее? Они слишком неадекватно реагируют на свои эмоции. Точнее, наоборот, слишком адекватно. Чувства мешают холодной рассудочности, и все Разрушители проходят в своей жизни стадию подавления этих самых чувств. Некоторые доходят до того, что действительно лишаются способности испытывать эмоции, но в большинстве своем они ведут себя примерно так же, как, например, ты. Не прячут подлинные переживания за иллюзиями, но тоже отодвигают их в сторону, глушат и относятся к ним с определенной настороженностью и даже неодобрением. То есть, даже чувствуя, продолжают руководствоваться разумом. В отношении Дагора я, например, с трудом могу представить, что с ним нужно делать, чтобы спровоцировать спонтанную эмоциональную реакцию. Ну, разозлить, возможно, а вот что-то еще…
– А как же твои слова про его попытки руководствоваться чувствами?
– Чувства бывают разными, – терпеливо пояснил Целитель. – В детстве он, хоть и трудно сейчас в это поверить, был очень добрым мальчиком. Именно добрым. Он хорошо знает, что такое «сочувствие», «прощение», помнит, что нужно сделать, чтобы не обидеть или поддержать. Именно это позволяло ему после излечения оставаться человечным в отношении с окружающими людьми, и именно это я хвалил. Но, конечно, проявление этой реакции было продиктовано исключительно рассудком.
– В каком смысле?
– Логически оценивает, кто достоин сочувствия, а кто – нет, причем полумер не будет. Терпеливо и мягко он будет разговаривать с рыдающей над телом мужа вдовой, потому что память и разум подскажут: слабой женщине тяжело, она потеряла близкого, ей больно. Но к какому-нибудь убийце он будет относиться как к неодушевленному предмету, то есть, несмотря на собственный жуткий опыт, спокойно отдаст человека в руки палача или сам казнит. У него не дрогнет рука по одному сломать пальцы воющему от боли человеку, добиваясь от него какого-нибудь ответа, и это будет не «осознанная необходимость жестокости», ему действительно будет плевать на чужую боль. А ты вызываешь у него именно эмоциональный отклик, то есть он не думает, что должен тебе посочувствовать, и потому проявляет нужную реакцию, а действительно сочувствует.
– А зачем ты все это рассказал? – окончательно запуталась я. – И какое это отношение имеет к тому, что господин подполковник «умный, но такой дурак»? И почему я это на собственном опыте должна буду увидеть?
– Да потому, что он может нормально, с точки зрения обычного человека, воспринимать только хорошо знакомые привычные эмоции. То же сочувствие или что-нибудь еще, настолько же близкое и понятное. А вот предсказать его реакцию на что-нибудь неожиданное я не возьмусь.
– На что неожиданное? Ты… имеешь в виду, что он может, ну… влюбиться? – Я даже приподнялась на локте, разглядывая улыбающуюся физиономию.
– Этот? Этот может, – с какой-то мечтательной интонацией протянул Целитель. – Но имей в виду, это первый и единственный раз, когда я тебе о нем что-то рассказываю.
– Не любишь сплетничать? – вздохнула я, укладываясь обратно.
– Не сказал бы, – хихикнул Тар. – Не-ет, тут у меня другие мотивы. Во-первых, вам обоим, хоть и по разным причинам, нужно разобраться со всем этим самостоятельно. Тебе нужно научиться доверять, ему – чувствовать, причем чем глубже, тем лучше. А во-вторых… Лейла, мне четыре с половиной сотни лет, знаешь, как сложно встретить в окружающем мире что-нибудь увлекательное и удивительное? А ваши взаимоотношения и вся эта ситуация – не с убийствами, а с вашей необычной встречей – это настолько потрясающе интересно, что я просто не могу отказать себе в маленьком удовольствии понаблюдать со стороны. Да ты не волнуйся, если все будет совсем плохо, я вмешаюсь. Но рассказывать тебе, уж извини, ничего больше заранее не буду.
– Мне, значит, не будешь, а ему – будешь? – проворчала я, сдерживая желание закатить скандал. В конце концов, надо ценить откровенность, этот человек и так сделал для меня слишком много, чтобы еще претензии ему предъявлять.
– Он и так все прекрасно знает. – Я почувствовала, как Целитель пожал плечами. – А что не знает… Если ты настаи-ваешь, можешь сама рассказать ему о своих проблемах, я только поддержу эту полезную инициативу, – ехидно предложил он, и я была вынуждена тут же пойти на попятную.
– Нет уж, ты сам это предложил! И вообще, ты… старый интриган.
– О да! – радостно расхохотался он. Потом запнулся, как будто что-то вспомнил, и с тревогой проговорил: – Лель, ты только пообещай мне, что не будешь пытаться восстанавливать справедливость самостоятельно и мстить Амарай-Шрусу, ладно?
– Что я могу? – судорожно вздохнув, пробормотала я. Разговор помог немного отвлечься, но для разрушения этой иллюзии спокойствия хватило одного легкого намека. – Плюнуть в лицо одному из Владык? Ударить? Я даже к сыскарям обратиться не могу, потому что никто мне не поверит. Мое слово против его слова? Ни доказательств, ни… – я вновь замолчала. Дыхание перехватило, и я почувствовала, что на глаза наворачиваются слезы.
– Я тебе помогу, обещаю. И Дагор тоже. Это нельзя оставлять как есть, но, пожалуйста, положись на нас и ничего не предпринимай сама. Этот человек…
– Это не человек, – всхлипнула я. – Это… это чудовище! Я… не представляю как! За что? Я ведь была в него почти влюблена, дура! И что мне теперь делать?
– Жить. – Тар обнял меня крепче. – Несмотря ни на что. Понимаю, что сложно, но это пройдет. Человек имеет свойство забывать боль и беды, если ему есть чем их заменить. А пока плачь, не стесняйся. Станет легче. Ложь, что слезы – признак слабости, слезы – это тоже лекарство, только не для тела, а для души. Главное, не превышать дозировку. – Он тихо беззлобно усмехнулся.
А я послушно плакала. Тихо и почти бесшумно, и к собственному удивлению, действительно чувствовала, как мне становится легче. Будто сжавшаяся в груди тугая пружина не сорвалась, а начала медленно и аккуратно расправляться.
– Ты странный, – наконец, устав от тишины, вновь заговорила я. – Тебе очень хочется верить, и я почему-то совершенно тебя не стесняюсь.
– Я Целитель с очень, очень большим стажем, – усмехнулся мужчина. – Было бы гораздо сложнее работать, если бы я не умел втираться в доверие.
– А еще никак не могу взять в толк, зачем тебе со мной возиться. Не верю, что только из любопытства, – продолжила я.
– Нельзя проходить мимо человека, которому нужна твоя помощь. А ты… Я давно не встречал людей, кому настолько требовалась бы именно моя помощь. И я уже говорил, что стараюсь держать в поле зрения людей, способных правильно применять свой дар. Не надо чувствовать себя обязанной, правда. Ты просто не представляешь себе, насколько многое это для меня значит. Возможность общения с необычным человеком – это едва ли не самый большой подарок судьбы в моем случае, так что об иной благодарности даже не смей задумываться. Обижусь.
– Все-таки не ошиблась я вчера. Ты еще и страшный человек! Очень сложно в тебя не влюбиться, – хмыкнула я. С Тахиром было удивительно легко, и то, что я не сказала бы никому больше, ему говорить было просто и как-то естественно.
– А вот этого не надо, – с шутливой ворчливостью возразил Тар. – Если только совсем немного, в терапевтических целях. Легкая несерьезная влюбленность повышает настроение и вообще полезна для здоровья. Главное…
– Не превышать дозировку, – не удержалась я от улыбки. – А если чуть-чуть не получится?
– Это вряд ли, – хмыкнул Целитель.
– Почему? – из чувства противоречия возразила я. – Ты милый, симпатичный, добрый и понимающий. Надежный, сильный, мудрый…
– Все, все, хватит! – весело перебил Целитель. – Захвалишь. Все просто: у тебя, конечно, большое и доброе сердце, но в нем просто недостаточно свободного места, чтобы вместить еще одно серьезное чувство. Слишком прочно поселился там один мой угрюмый приятель.
– Ты думаешь? – Вот теперь я наконец почувствовала неловкость.
– Знаю. Ты, главное, не думай обо всяких глупостях. Например, о том, что это все безнадежно и не имеет смысла. Имеет. Главное, верить, но у Иллюзионистки с этим проблем быть не должно.
Еще некоторое время мы молча лежали, думая каждый о своем. Чем был занят Целитель, не знаю, а я дивилась странным перипетиям собственной судьбы. Последнее время она словно стала любимой игрушкой Инины, полностью сосредоточив на себе внимание капризной богини. Но сейчас, пригревшись под боком еще одного великого человека, внезапно столь оригинальным образом ворвавшегося в мою жизнь, я действительно верила, что все будет хорошо. Что у меня есть шанс справиться, выйти из всего этого живой и невредимой. Рядом с Тахиром вообще легко верилось во что-то светлое и доброе.
А может быть, виной тому были слова мамы, которую я сейчас сумела вспомнить. Смутно, обрывками; это ведь произошло двадцать лет назад. Но я запомнила ее бледное лицо, нервно поджатые губы и полный отчаянной решимости взгляд. «Верь, малыш, с тобой все будет хорошо, они не смогут тебя тронуть». И я поверила ей тогда. И потом, когда со слезами бросалась на незнакомого огромного мужчину и просила не трогать мою маму. И даже когда его товарищ с хохотом, держа меня за руки, рвал на пятилетней девочке одежду.
Единственное, чего я не помнила, – так это того, как я сумела спастись. Кажется, тогда пробудился мой дар, и мне удалось удрать. Я проснулась в служебном экипаже на руках незнакомого мужчины в форме патрульного ИСА. Мне было так страшно, что я не могла шевельнуться и сказать хоть слово. Потом были какие-то еще лица: Целители, люди из приюта, но все они смазывались.
Но об этом я старалась не думать. Слишком живыми были в памяти лица убийц моей семьи, и особенно ярко отпечатались их выражения: удовольствие от осознания собственной власти над заведомо более слабыми существами, похоть и безадресная, какая-то болезненно неестественная злоба. Не люди, даже не животные – обезумевшие от запаха крови и страха чудовища.
Главное, сейчас я была в безопасности. В этом старом добродушном доме, рядом с этим мудрым и сильным человеком. Почему-то меня совершенно не беспокоила мысль, что Целитель вряд ли способен защитить кого-то от реальной опасности. Пока хватало того, что его присутствие защищало от злобных духов моих страхов и воспоминаний, и его обещания, что все наладится. Я лежала, не желая упускать это ощущение, хотя в воздухе висело понимание скорого расставания. Это я сейчас могла валяться в кровати в собственное удовольствие сколь угодно долгое время, а у великого Хмер-ай-Морана вряд ли была такая возможность.
– Эх, – наконец шумно вздохнул мужчина, аккуратно выбираясь из-под меня и садясь на кровати. – Сложно, конечно, заставить себя встать, но выбора у меня нет, – обернувшись, Тахир ласково потрепал меня по голове. – А ты валяйся, у тебя каникулы. Тебе надо отдыхать и набираться сил. Тем более, насколько помню, господин следователь просил без крайней необходимости из дома не выходить, а кто-то вчера сбежал на прогулку, – с легким насмешливым укором попенял Целитель. Выпутавшись из одеяла, он встал с кровати и пружинисто, по-кошачьи, потянулся всем телом, позволив мне в достаточной мере насладиться игрой мускулов под загорелой кожей. И вновь я не испытала никакого смущения, будто передо мной был не посторонний обнаженный мужчина, а великолепная статуя или, скорее, красивый хищный зверь. Очень неожиданное у него телосложение для Целителя.
Отодвинув стул от двери, Тар принялся одеваться. Когда мужчина уже завязывал пояс, в дверь легонько постучали.
– Да-да, входите, не заперто, – мгновенно и, как мне показалось, машинально отреагировал Целитель.
– Тар! – возмущенно окликнула его я, садясь на кровати и прижимая к себе одеяло. Мужчина обернулся ко мне, и глубокая задумчивость на его лице сменилась сначала растерянностью, потом осознанием. Но предпринимать что-то было поздно: посетитель зашел внутрь.
– Извините, я, должно быть… – начал Пирлан, растерянно разглядывая полуголого Тахира. Но тут его взгляд скользнул ко мне, и глаза удивленно округлились. – Лейла?!
– Привет, Пир, – со вздохом кивнула я. Не надо было обладать особой прозорливостью, чтобы понять, о чем подумал друг и учитель, обнаружив столь двусмысленную картину. Да какую двусмысленную; тут надо проявить недюжинную фантазию, чтобы хоть какой-то смысл найти, кроме самого очевидного!
– Пирлан Мерт-ай-Таллер, если не ошибаюсь? – с легким и каким-то очень недобрым прищуром разглядывая совершенно растерянного и смущенного Пира, спросил Тар.
– Да, а вы…
– А я, с вашего позволения, уже здорово опаздываю, – оборвал его Целитель, натягивая рубашку.
– Тар! – уже не столько возмущенно, сколько растерянно позвала я его. Как вчера, он опять из добродушного терпеливого Целителя мгновенно превратился в человека холодного и сурового до откровенной жесткости. Превращение было достойно мастера Иллюзий, каковым он, совершенно определенно, не являлся. И эта способность оказалась полной неожиданностью, даром что вчера я такую перемену уже наблюдала, но тогда еще не обратила на нее внимания. Нет, я откуда-то точно знала, что тот, кто провел со мной ночь, был настоящим Тахиром Хмер-ай-Мораном, а сейчас я наблюдала предназначенную для посторонних маску. Я даже догадывалась, зачем она ему нужна. Но все равно было неожиданно.
– Извини, Лель, я правда уже здорово опаздываю. – Целитель с моей одеждой в руках подошел к кровати и присел на край, протягивая вещи мне. – Если какого аврала не случится, постараюсь вечером забежать. Не забивай свою хорошенькую головку мрачными мыслями. Все будет хорошо, главное что?
– Верить, – вздохнула я и не удержалась от улыбки.
– Хорошая девочка, – улыбнувшись одними глазами, Тахир легонько щелкнул меня по носу. Дотянувшись, поцеловал в макушку и стремительно вышел, не удостоив Пира даже взглядом. Надеюсь, из-за его опоздания там никто не умрет…
– Кхм. И что это было? – с несколько смущенной иронией поинтересовался учитель.
– Это был замечательный человек, который очень мне помог. – Я пожала плечами и принялась натягивать рубашку.
– Его лицо показалось мне знакомым, – рассеянно хмурясь, Пир отвел взгляд.
– Может, видел где-нибудь? – безразлично отозвалась я.
Меня совершенно не тянуло откровенничать с Пирланом сейчас. Кажется, я чувствовала обиду на него, хотя не могла понять, за что именно. То ли за то, что наставника не оказалось рядом в ответственный момент. То ли за то, что он оказался не таким уж мудрым и всезнающим, как я привыкла считать. То ли за то, что Пир, как и все, скрывал от меня правду о моем появлении в приюте. А то ли за то, что он тоже не вспомнил мою маму.
– Пир, скажи, а ты знал, что меня, завернутую в скатерть, в возрасте пяти лет привезли в приют патрульные ИСА, а не подбросили под двери Дома Иллюзий младенцем? – задумчиво расправляя шаровары поверх одеяла, я внимательно посмотрела на Иллюзиониста.
– Это он тебе рассказал? – нахмурившийся и помрачневший Пир присел на край кровати, без особого волнения встречая мой взгляд. Впрочем, какое волнение? Все мы носим маски, даже лучшие из нас, как показало знакомство с самим Мораном, что говорить об опытном и сильном Иллюзионисте Пирлане!
– Вроде того, – кивнула я, не спеша рассказывать Пиру правду. Почему-то казалось единственно верным не выносить сведения о том, что память вернулась ко мне, на общее обозрение. Даже на обозрение моих кровников. Даже бывшему поверенным во все мои тайны Пиру не хотелось об этом рассказывать.
– Так решили Целители, которые занимались тобой, – пожал плечами мужчина. – Я им верил и считал, что они знают, о чем говорят. Ты сердишься?
– Я немного обижена, – не стала скрывать я. – Но, думаю, ты желал мне добра, поэтому не сержусь, – я сумела изобразить вполне естественную улыбку, хотя улыбаться не тянуло. – А ты какими судьбами-то? Или просто в гости зашел?
– Пришел проведать, как ты тут. От третьих лиц узнал много неожиданного: то оказалось, что тебя вызывали к императору на аудиенцию, то, что на вас с Дагором напали. Потом вот вечером от Бьорна узнал, что с тобой случилась беда. Но он утверждал, что помощь тебе оказали, поэтому я решил повременить с визитом до утра, когда это станет прилично. – Он тепло улыбнулся. А мне вдруг стало стыдно за все подозрения в адрес этого человека. Но уверенность, что ему не стоит знать всю правду, почему-то лишь окрепла.
– Перенервничала вчера, вот меня и накрыло вечером, – поморщилась я, натягивая под одеялом штаны. – К счастью, Тар оказался рядом и помог. Он Целитель, – пояснила я.
– Ясно, – на губах Пира заиграла хитрая насмешливая улыбка. – Видимо, хорошо помог. Впрочем, извини, – одернул он самого себя. – Я рад, что рядом с тобой появился еще один человек, чьему обществу ты рада. Хотя я ему чем-то здорово не понравился, – задумчиво хмыкнул Иллюзионист.
– Да, Инина знает, что у него на уме. – Я пожала плечами. Подозреваю, мысли Тахира были созвучны моим, он тоже подозревал Пира в злом умысле. Только у меня эта мысль мелькнула и умерла как несостоятельная, а вот Тар, по-моему, изначально не слишком хорошо относится к Иллюзионистам. Что в свете его рассказов о сути и предназначении дара тоже неудивительно. – Ладно, пойдем позавтракаем и поболтаем. – Решительно откинув все вопросы о доверии и подозрения в заговоре, я сползла с кровати. – Если у тебя есть время.
– Конечно, есть, – улыбнулся Пир. – Надо будет при следующей встрече поблагодарить этого твоего Целителя, если он, конечно, будет меня слушать.
– За что именно?
– За тебя. Давно не видел тебя такой легкой и радостной. Он очень положительно на тебя повлиял. Хотя, признаться, он очень мало похож на Целителя. Я всяческих личностей видел, но под его суровым взглядом мне стало здорово не по себе, такого я даже у Разрушителей не встречал. Может, ты в него влюбилась?
– Может, и влюбилась, – не стала спорить я. Мне почему-то было неловко признаваться Пирлану, что я так и не сумела забыть его друга детства.
Болтовня с Пиром на отвлеченные темы сделала доброе дело и окончательно отвлекла меня от тяжелых мыслей. Почему-то мрачные воспоминания, стоило их обрести, тяготили гораздо меньше, чем плотный кокон чар, разделявший нас. Подумав, я решила, что это тоже дело рук великого Целителя, и испытала к нему новый прилив благодарности.
Меня подмывало спросить у Пирлана, что он думает по поводу «истинного назначения дара», но я пока решила воздержаться. Сначала нужно было самой осмыслить слова Тахира и узнать об этом вопросе немного больше, чем короткое рассуждение пусть очень умного, но единственного человека.
Собственно, именно этим я и занялась, когда друг и учитель ушел, а я осталась предоставлена сама себе в большом доме, временно приютившем меня.
Пусть Берггарены всегда являлись родом воинов и офицеров, но их библиотека была предметом моего давнего восхищения и зависти. Она уступала в богатстве фондов Центральному Книгохранилищу столицы, но имела ряд преимуществ перед ним. Например, возможность свободного доступа к некоторым книгам, значившимся в Закрытом Фонде. Или очень удобные мягкие кресла, в которые так приятно забираться с ногами, вместо жестких стульев читального зала. Или – кошмар хранилищного библиотекаря! – возможность совместить пищу духовную с пищей материальной.
В обеих библиотеках тома были окутаны особым заклинанием, обеспечивающим защиту от времени, света, пыли и грязи. Только у Берггаренов его регулярно испытывали «в боевых условиях», а в Книгохранилище за несчастный бутерброд могли лишить читательского билета.
А еще в обеих библиотеках было устройство, здорово упрощающее жизнь: так называемый Хранитель. Изобретенное каким-то Материалистом около трех веков назад, оно фактически представляло собой систематизированный перечень книг с кратким описанием. Только помимо простой функции перечня, Хранитель давал возможность отбирать литературу по определенным признакам и даже собирал ее со всех библиотечных полок в одну стопку. Почти такие же Хранители (правда, экспонаты всем желающим в руки они, разумеется, не доставляли) имелись во всех музеях, потому что позволяли систематизировать не только книги.
Усевшись за испещренный резными узорами, составлявшими структуру чар, круглый стол, я возложила на него руки и задумалась. Начинать поиски истины следовало в двух направлениях. Во-первых, старые легенды о возникновении магии, но только по возможности более древней, первоначальной редакции, и, во-вторых, дневники и мемуары, тоже постарше. Первые могли помочь разобраться в подоплеке событий, последние – дать примеры «правильного» применения магических талантов.
Отобрав на первое время полтора десятка томов, я со всевозможным комфортом устроилась в кресле, но даже не успела открыть первую книгу. Багровым вихрем в библиотеку ворвалась обычно вполне смирная Иффа.
– Вот ты где! – с непонятным возмущением воскликнула женщина и с разгона плюхнулась в соседнее кресло.
– А что случилось? – осторожно уточнила я. Слишком взбудораженной она выглядела, такое поведение больше подходило Фьери, но никак не ее матери!
– И это ты у меня спрашиваешь?! – окончательно вскипела она, подаваясь в кресле вперед.
Похоже, в такое состояние ее привел какой-то мой поступок. Но какой?! Вряд ли из-за вчерашнего происшествия Иффа стала бы на меня злиться, скорее уж – беспокоиться и проявлять участие. Или стала бы?
– Может быть, ты уточнишь, чем именно я так тебя разозлила? – в растерянности глядя на женщину, я сложила руки на книге. – Я допускаю, что в чем-то виновата, но пока не очень понимаю, в чем именно.
– Да не злюсь я, – фыркнула, сдуваясь, Иффа. – Скорее, возмущена, раздражена и снедаема любопытством. Ладно, пойдем длинным путем. Что с тобой вчера вечером произошло? Даже Бьорн не понял!
– Я… – начала и тут же запнулась. Очень не хотелось врать, но рассказывать правду? Не то чтобы я ей не доверяла, просто не хотела посвящать в подробности последних событий.
Ну и не доверяла тоже. Темные пятна собственного прошлого и сложные взаимоотношения с сыскарем я пока могла доверить только Тахиру, который и так уже разделил их со мной. Частью воспоминаний придется поделиться и с господином следователем, но о нем я сейчас вовсе старалась не думать, потому что совершенно не представляла, как смотреть ему в глаза после всех открытий и откровений вчерашнего вечера.
Вот странно, отношение к Дагору откровенность и почти грубая прямолинейность Тара изменила, а к самому разговорчивому Целителю – нет. И даже признание Тахира в планах неплохо поразвлечься за наш счет не уменьшило моей к нему симпатии. Симпатии, благодарности, странного доверия и спонтанной нежной привязанности; это была не влюбленность, как я поначалу подумала, а что-то более мягкое, теплое и спокойное. Просто человек, с которым рядом хорошо и уютно и который никогда не обидит, не причинит вреда, поддержит и поймет в любой ситуации. Родной человек, старший брат… кровник?
Непонятно только, все это – индивидуальная способность Тахира «втираться в доверие», выверты моей собственной психики или именно так в идеале и должны действовать кровные узы?
– Я сильно переутомилась, – в конце концов приняв решение не говорить правды, я начала воплощать его в жизнь. – Сила начала хлестать наружу, а Тар помог с этим разобраться.
– Сделаю вид, что поверила, – отмахнулась женщина. – Тем более это второстепенный вопрос, коли ты сейчас жива и вроде бы даже неплохо выглядишь. Расскажи мне, что это за великолепный мужчина, ваш Тахир? А то вывести на разговор Хасар нам не удалось, а к сыскарю обращаться с подобными вопросами уж очень неловко.
– Иффа, какой еще мужчина, у тебя муж есть, – шутливо возмутилась я.
– У меня – есть, а вот у Тарьи и у тебя нет, – улыбнулась она. – Да и вообще, я же не спать с ним собираюсь, а информация лишней никогда не бывает. Кто знает, где и когда пригодится!
– Он хороший Целитель, – пропустив мимо ушей матримониальный намек Иффы, обтекаемо отозвалась я.
– И это все, что ты можешь рассказать о мужчине, с которым провела ночь?! – Кажется, она уже полностью взяла себя в руки, потому что сопроводила свои слова не ужасом в голосе и глазах, а только удивленно вскинутыми бровями.
– Так он ее со мной как Целитель провел, а не как мужчина, – иронично отозвалась я.
– Вот как? Что же, это его только красит. А не жалко? – хитро прищурившись, провокационно уточнила Иффа.
– Может, и жалко, – я вновь не удержалась от улыбки.
– А может, ты в него еще и влюблена? – продолжала допытываться женщина.
Читать бесплатно другие книги:
