Песня Вуалей Кузнецова Дарья
– И что я должен сделать в связи с этим? – почти прошипел сыскарь.
– Прости, больше не повторится, – покаянно качнул головой Пень.
– Не повторится, – медленно кивнул Разрушитель, не сводя тяжелого взгляда с хозяина кабинета. – Потому что следующего из вашей банды, кого я увижу рядом с фигурантами этого дела, уже никто и никогда не сможет опознать. Я доступно объясняю?
– Да, но как же…
– А с вашим начальством я еще поговорю, – сквозь стиснутые зубы процедил Разрушитель. – Госпожа магистр, следуйте, пожалуйста, за мной, – выпрямившись, он вышел из-за стола. – Нечего вам делать среди этих… людей, – явно выделив голосом последнее слово, добавил он, внимательно и пристально глядя в глаза Хару.
От меня не укрылось, как Хаарам замешкался, готовый вызвать гнев Разрушителя, но не дать меня в обиду. Учитывая, что я каким-то десятым чувством чуяла – целенаправленно мне сыскарь вреда не причинит – решила не провоцировать конфликт и сама шагнула навстречу разъяренному магу.
– Позвольте вашу руку, – подполковник протянул собственную ладонь. Пень тем временем освободил дверной проем и даже сам открыл дверь. – Иначе вас не выпустит защита, – пояснил Разрушитель.
Я неуверенно (все-таки, если верить слухам, разъяренный Разрушитель в своей непредсказуемости способен превзойти Вечного Странника) взяла следователя за протянутую руку. Ожидала чего угодно, от ожога до сильного рывка, но тут же устыдилась. Мужчина держал мою ладонь очень аккуратно, даже бережно, как будто боялся сжать сильнее необходимого. Впрочем, почему – «будто»? Можно подумать, он не знает, на что способен в подобном состоянии. Тем более основная буря явно прошла, и осталось пережить ее отголоски.
Бросив взгляд через плечо, я ободряюще улыбнулась встревоженно хмурящемуся кровнику. В конце концов, не съест же меня господин следователь! Ну, максимум, немного покусает. Фигурально выражаясь, потому что представить угрюмого сыскаря действительно кого-то кусающим я не могла. Вот Хара после всего увиденного – могла и даже представляла, этот кого угодно сожрет. А господин следователь не будет возиться, он сразу распылит.
Но как не вовремя Зирц-ай-Реттер меня увел. Так я и не узнала, что произошло на поляне и как Хаарам это провернул!
Странно, но обратный путь не сопровождался головокружением. Просто небольшой отрезок времени выпал из моей памяти – вот мы идем по коридору, а вот уже медленно едем в небольшом открытом экипаже по какой-то незнакомой улице.
– Простите, что все так получилось, – первым нарушил молчание сыскарь. – Они не имели права подвергать вас такому риску.
– Но ведь все обошлось, – осторожно возразила я, пожимая плечами. Тем более ничего столь уж страшного я в произошедшем не видела. Наверное, действительно из-за отсутствия тяжелых последствий. – На мне ни царапины, а главный в этой шайке схвачен, – пояснила я.
– Схвачен не главный, схвачен один из исполнителей, – скривился следователь. – Вот этим мне и не нравятся их методы. Они не жалеют людей, пока те не докажут свою незаменимость. Да и потом тоже не жалеют.
– Кто – «они»? Или это секретная информация? – Я вздохнула.
Вся эта беготня уже невероятно надоела. Я никогда не стремилась к приключениям, даже путешествовать не тянуло. Сколько себя помню, мне неоригинально хотелось спокойствия и безопасности. Вот только Инина никогда не оставляла меня в покое.
В приюте мы не голодали, не походили на оборванцев, учились основам наук, необходимым для получения дальнейшего образования, но на этом функции воспитателей заканчивались. В остальном это больше походило на стаю. Каждый дрался с каждым за место под солнцем, были вожаки, были понукаемые всеми изгои. И закон царил стайный, простой: выживает сильнейший. Мне в какой-то мере повезло, проявленный дар отделял меня от остальных детей. Я никогда не была на первых ролях, но и не волочилась в хвосте. Рядом со стаей, но вне нее. И все равно порой приходилось показывать зубы – меня не могли не задирать совсем. Из приютского сильнее всего запомнилась (и пригодилась в дальнейшем) необходимость постоянно быть настороже. Это оказалось куда проще, чем каждый раз, вляпавшись по неосторожности, доказывать свое право на жизнь.
Потом, когда в десять лет я попала на обучение в Дом Иллюзий, первое время жилось проще, но там я чувствовала себя ущербной, потому что была ничьей. Не сказать чтобы меня шпыняли все подряд, большинству оказалось безразлично приютское детство, но отдельные личности попадались, особенно среди наследственных, среди элиты Дома.
Но в Школе Иллюзий у меня появились друзья. Сначала Джебс, потом Хар и Фрей. За ними появился добрый и мудрый Пир, лучший наставник из всех возможных. Потом началась совместная практика с магами других направлений, и в мою жизнь вошел чудесный Бьорн, такой забавный – тощий и широкоплечий, с длинной девчачьей косой. Это сейчас он набрал массы и выглядит солидно и внушительно, а в юности казался натуральной вешалкой. А в жизни Джебс появилась Фарха, удивительно красивая и при этом удивительно (на взгляд магов иных направлений) добрая Целительница, с которой я тоже быстро сдружилась.
После знакомства с темной стороной личности еще одного любимого наставника, которого я считала образцом мудрости, благородства и теплоты, Дом Иллюзий стал для меня мешком Караванщика. И я делала все, чтобы вырваться оттуда как можно скорее, как можно меньше пересекаться с Владыками и ни в коем случае не привлекать их внимание.
Потом… Потом была магография в газете. Потом первые кровные узы, как ни странно, с Бьорном; я, наверное, подсознательно тянулась к нему, как к островку спокойствия и олицетворению всего того, чего так не хватало в моей жизни.
После окончания учебы я была почти счастлива. Личная жизнь вот только не складывалась, я попросту боялась подпускать к себе новых людей и незнакомых мужчин, и мой круг общения ограничивался исключительно кровниками. Никого из них я не интересовала как женщина, и меня это полностью устраивало. И легкость, с которой я приняла Тахира, удивляла, а ведь он за единственную встречу стал мне даже ближе, чем Бьорн. Более того, Целитель нравился мне и как мужчина, и, рассматривая его в этом качестве, я не испытывала никакого внутреннего протеста и отторжения. Даже Пир вызывал симпатию ровно до тех пор, пока мысль не доходила до перспективы близости с ним.
Как же сейчас хотелось в родной уютный домик, к любимой работе! Она ведь обычно не сводилась к таким ужасам, на которые обрек меня покойный дор Керц. Самая распространенная работа Иллюзиониста – организация красивого яркого праздника. Чаще для взрослых, иногда – для детей. Несмотря на слова Тахира об истинном предназначении магов, мне нравилась эта работа, нравилось дарить людям радость. А еще попадались заказы на зачарование всяческих амулетов, создание личин, помощь в подборе платья для госпожи, которая не любит ходить по магазинам, посланники вроде моего Черепа, только попроще. И множество других мелких необычных вещиц, каждая из которых была новой увлекательной головоломкой.
Я вряд ли стала бы работать за идею, но свое дело любила не только за то, что оно меня кормило. До недавнего времени.
– Не рекомендованная к разглашению, – поправил меня сыскарь. – Но все, кому надо, в курсе. Это… что-то вроде внутренней разведки.
– Имперские Змеи? – улыбнулась я.
– Частично. – Он пожал плечами. – Змеи – это просто группа убийц. Хороших, профессиональных, но – узкоспециализированных.
– А они в самом деле существуют? – опешила я от такого откровения.
– Можно сказать и так. – Он улыбнулся уголками губ. – Но к вашему кровнику отношения не имеют. Эту организацию чаще называют «Имперской охранкой», а официального названия не знаю даже я. Преступления против императорской власти, преступления против государства, заговоры и измены – это их поле деятельности. Спора нет, дело нужное, и другими методами с ним почти невозможно справиться, но более приятными личностями они от этого не становятся.
– Вы поэтому оттуда ушли? – аккуратно попыталась подловить его я. Нашла с кем играть, конечно; следователь насмешливо покосился на меня, мгновенно раскусив нехитрый маневр.
– А почему вы решили, что я там работал?
– Вы хорошо знаете это здание, знаете тамошних работников, у вас там даже прозвище есть, не сложно предположить что-то подобное. – Я пожала плечами. В конце концов, не захочет отвечать – не ответит, все равно я не смогу настоять.
– Ну, какое-то время было в моей биографии и такое, – усмехнулся сыскарь. – Недолго. Очень недолго и давно.
– Скажите, а почему, если мне опасно появляться на улице, мы сейчас столь демонстративно и неторопливо едем в открытом экипаже? – поспешила я сменить тему. Опасно проявлять любопытство к государственным тайнам. Хорошо, если отмахнутся, но вдруг что-то раскроют? А мне и собственных проблем хватает. – Опять кого-то провоцируем?
– Хм. Скорее демонстрируем всем желающим текущее положение вещей.
– Это какое? – опешила я, озадаченно разглядывая собеседника. Тщетно – по вечно хмурому сосредоточенному лицу было невозможно что-то прочитать.
– Скажем так, мне надоело отгонять от вас убийц и всяческих странных личностей. – Сыскарь вздохнул так тяжело, будто дежурил у моего плеча с саблей наголо уже пару десятков лет, а количество убийц измерялось тысячами. – Ненавязчивая демонстрация того факта, что вы под моей личной защитой. Это остудит горячие головы. Если же, наоборот, спровоцирует кого-то на активные действия против меня – тем более отлично. Значит, мы узнаем реальный уровень ставок в этой игре.
– Почему? – Вопрос вырвался прежде, чем я успела всерьез обдумать сказанное.
– Потому что… – Он запнулся, поморщился и ответил общей фразой, откровенно уходя от ответа. – Покушение на Разрушителя – слишком серьезный шаг.
– Кхм. А куда мы едем? – вновь поспешила я переменить тему, пока мужчина не замкнулся в своих мыслях.
И высказанный вопрос в данный момент заинтересовал меня куда сильнее, чем все остальное. Потому что мой собственный дом находился на другом конце города, а поворот к резиденции Берггаренов мы только что благополучно проскочили.
– Туда, где мне не придется задумываться о вашей безопасности, – невозмутимо откликнулся подполковник.
– Надеюсь, не в тюрьму? – хмуро пошутила я.
– Что вы, госпожа магистр, как можно, – странно, но в спокойном голосе Разрушителя мне почудилось тщательно запрятанное ехидство. – Устранить неугодного человека в тюрьме еще проще, чем на улице: там он сидит и никуда не может деться, и сопротивляться обычно не способен. Хотя, боюсь, у вас скоро могут возникнуть аналогии именно с этим неприятным местом.
– Вы прикуете меня кандалами к стене? – опешила я, вытаращившись на сыскаря, но тот оставался невозмутимым.
Никогда не думала, что такое возможно, но, кажется, меня начинает раздражать чужая способность сохранять маску спокойствия в любой ситуации. Или это не маска? Если у Разрушителей действительно большие проблемы с проявлением эмоций, может быть, сыскарь в самом деле выглядит так, как чувствует? То есть – спокойным безразличным механизмом?
От этой мысли стало не по себе.
– Надеюсь, до этого не дойдет. Но выходить на улицу вы не сможете и, пожалуй, видеться со своими кровниками тоже. Считайте, вы уехали отдыхать в очень далекое от дома и довольно глухое место, – продолжил добивать меня Разрушитель.
– Вы со всеми свидетелями так обращаетесь? – язвительно поинтересовалась я.
Ну вот, опять присутствие этого человека заставляет меня вести себя так, как я никогда не позволила бы себе в здравом уме. Никакие маски не выживают, просто проклятие какое-то!
– Только с особо ценными, – вновь пожал плечами мужчина, не глядя в мою сторону.
– А, то есть я не первая. Спасибо, утешили, – возмущенно фыркнула я. – Они хоть выжили? Те, кто был раньше.
– Да, – коротко кивнув, сообщил сыскарь. Эта новость меня всерьез приободрила. – Не волнуйтесь, госпожа магистр, все это не займет много времени, – Разрушитель наконец посмотрел в мою сторону и даже чуть улыбнулся.
– Это радует, – вздохнула я, пытаясь взять себя в руки.
Вот с чего вдруг я завелась и рассердилась? Я ведь понимаю: он не просто действует в моих интересах, а делает то, что по должности делать не обязан. Вряд ли он надрывается именно ради меня, просто старается очень хорошо выполнить свою работу и подходит к вопросу с каким-то упрямым фанатизмом. Но это повод для благодарности, а не для истерики и претензий, я же киплю от раздражения. Тот же Хар некоторое время назад тоже повел себя очень некрасиво, но обижаться на него у меня почему-то и мысли не возникло!
Оставалось признать очевидное, меня совершенно деморализует общество господина следователя. И как бы я ни гнала от себя эти мысли, как бы ни пыталась убедить себя в обратном, Тахир прав: я по-прежнему влюблена в этого почти незнакомого человека. И выводит из себя главным образом понимание полного безразличия со стороны Разрушителя в ответ на все мои чувства. Тар ведь поставил мне диагноз при нем. Буквально в лоб заявил, что вот эта глупая девочка столько лет его любила, и любит до сих пор, несмотря ни на что. А господину подполковнику оказалось плевать на этот бесполезный факт. И теперь я злюсь, говорю глупости, язвлю, нервничаю, пытаясь выдавить из него хоть какие-то эмоции. В общем, продолжаю вести себя как глупая маленькая девочка, стремящаяся правдами и неправдами привлечь внимание предмета своего обожания.
О, Инина, надеюсь, хоть тебе интересно все это наблюдать!
– Господин следователь, а чем я ценна как свидетель? Настолько, что меня настойчиво пытаются убить, – пытаясь взять себя в руки, задала я более-менее разумный вопрос без личного (надеюсь) подтекста. Маски норовят сползти? Подновим. Я же Иллюзионистка, я – собственная фантазия, я без магии продержалась перед лицом самого Тай-ай-Арселя, так неужели какой-то хмурый Разрушитель – задача посложнее?
– Тем, что скрывает клятва. А еще тем, что вы вспомнили. Тахир рассказал, не волнуйтесь, вам не придется лишний раз через это проходить. Во всяком случае, до суда, – он потер двумя пальцами переносицу. – Хотелось бы обойтись и без этого, и я постараюсь, но может статься, вам придется опознать тех ублюдков, которые… убили вашу семью. Я докопаюсь до дна этой истории, но ваши показания все равно пока остаются единственным и самым неопровержимым доказательством этого убийства и… преступления Юнуса Амар-ай-Шруса лично. – Следователь явно пытался смягчить формулировку и не бить столь уж сильно по самому больному. Но я теперь помнила все в подробностях, поэтому замена одного слова на другое ничего не решала.
– Он опасен и очень влиятелен, – с трудом проговорила, глядя в сторону. Щекам было горячо от прилившей к ним крови. Боги, как же стыдно! – Он может…
– Он может только ответить за свои поступки, – строго оборвал Разрушитель. – Как бы влиятелен он ни был, все же не влиятельней императора. А Его Величество очень любит вершить правосудие, особенно тогда, когда преступник уверен в собственной безнаказанности. Он считает, что это именно тот случай, когда долг государя свершить суд лично, минуя судебные инстанции. Так или иначе, виновный будет наказан. Обещаю.
– Я вам верю, господин следователь, – с трудом выдохнула я.
На этом разговор стих. Вопросов у меня было еще изрядное количество, но сил и желания задавать их сейчас не осталось.
Я довольно смутно представляла, как у нас в стране построено правосудие. Ни разу не бывала ни на одном судебном заседании, да и теорией не слишком-то интересовалась. Неужели мне придется рассказывать все это? Вслух, при свидетелях?
Унизительно. Ужасно. Чудовищно! Готова ли я заплатить такую цену? Нет. И никогда не буду готова встретиться с персонажами своих кошмаров лицом к лицу. Ведь вспомнить – это совсем не значит «перестать бояться». Но выбора не было, я должна это сделать, и сделаю все, что от меня потребуется. Одна только надежда, что упрямый Разрушитель действительно раскопает что-нибудь эдакое, и получится обойтись без моего свидетельства.
Знаю, низко желать подобного, ведь «раскопает» означает еще чью-то беду. Но как же не хочется во всем этом участвовать…
– Госпожа магистр, мы приехали. – Сыскарь легко тронул меня за плечо. Оказывается, я настолько глубоко ушла в размышления, что не заметила остановки.
Район был незнакомый. Кажется, один из новых где-то на окраине, потому что дома были явно гораздо более поздней постройки, чем в центре, да и стояли свободней. Это место понравилось мне с первого взгляда: много зелени, ирригационный канал вдоль дороги, по другую сторону которого тоже выстроились в ряд аккуратные белоснежные домики, связанные с этим берегом множественными нитками пешеходных мостиков. Здесь было тихо и уютно. Наверное, отличное место для семьи или желанного уединения. Жалко, что я не настолько великий маг, чтобы ради встречи со мной заказчики ехали на окраину, а то с удовольствием поселилась бы в этом районе.
– Прошу, – привлек внимание мужчина, указывая на ближайший мостик. Нужный дом находился поодаль от дороги, за каналом.
Пока я, выбравшись наружу, озиралась по сторонам, Разрушитель о чем-то поговорил с возничим и извлек из недр экипажа подозрительно знакомый потертый чемоданчик, который сейчас и держал в свободной руке.
– Откуда… – удивленно начала я.
– Госпожа Иффа Берггарен была так любезна, что распорядилась собрать ваши вещи, – пояснил следователь.
– Что вы ей сказали?! – ужаснулась я. Когда только успел?
– Правду, – пожал плечами сыскарь. – Что для вашей безопасности будет лучше, если вы поживете некоторое время в хорошо охраняемом месте, куда имеет доступ только очень ограниченный круг надежных проверенных людей, не склонных к совершению опрометчивых и откровенно глупых поступков.
– И она так легко согласилась? – безнадежно уточнила я. Нет, совершенно определенно, как только закончится эта история, если я выживу, Иффа от меня не отстанет, пока не выжмет все подробности. Представляю, что она подумала. Что я по меньшей мере замешана в заговоре против императора! И это если она подумает именно о служебной необходимости моего переселения. А вот если решит поискать иные мотивы…
– На меня она произвела впечатление сдержанной и рассудительной особы, – пожал плечами Разрушитель. Ну да, его-то допрашивать ей наглости не хватит!
– В целом да. – Я подавила тяжелый вздох. Покосившийся на меня с некоторым удивлением мужчина тему продолжать не стал. Вместо этого он приложил ладонь к замку и, открыв дверь, жестом пригласил меня внутрь.
С улицы мы попали в небольшую прихожую. Слева поднималась лестница на второй этаж, справа за зеркальными дверцами, кажется, прятался шкаф, впереди короткий коридор упирался в одинокую дверь в неизвестность.
– Господин подполковник? – окликнул нас глубокий низкий женский голос откуда-то сверху, и по лестнице начала спускаться женщина внушительных габаритов. Нет, она не была толстой, скорее напоминала халейскую деву-воительницу. Высоченная, широкоплечая, с толстой светлой косой. Черные шаровары и темно-зеленая рубаха со скромной вышивкой смотрелись на ней довольно странно, будто с чужого плеча. Несмотря на то что женщине, кажется, было всего лет тридцать, она казалась гораздо старше.
– Здравствуй, Ильда. Познакомься, это магистр Лейла Шаль-ай-Грас, она поживет здесь некоторое время. Приготовь для нее гостевую комнату, пожалуйста. Госпожа магистр, это Ильда, она следит за порядком в доме.
Воительница наконец спустилась к нам, и стало понятно, что она не намного ниже Разрушителя, а я ей должна дышать в подмышку. Я почувствовала себя неуверенно в такой компании, но враждебности в этой Ильде не чувствовалось.
– Желаете пообедать? – удостоив меня приветственного кивка, она вновь обратилась к сыскарю.
– Нет времени, – поморщился мужчина. – А вот госпожа магистр, думаю, проголодалась. К ужину я также вряд ли успею.
– Заночуете в Управлении?
– Не знаю, как получится. Защиту выведи на максимум. – На последнее замечание Ильда отреагировала удивленно приподнятыми бровями и заинтересованным взглядом в мою сторону.
А до меня наконец-то дошло, куда меня привезли. В достаточной мере защищенным местом подполковник Зирц-ай-Реттер считал свой собственный дом.
Ильда забрала у сыскаря мои вещи, закрыла за ним дверь, мимоходом коснулась вмонтированного в стену возле двери тускло-зеленого камушка, видимо, управлявшего той самой защитой. Я понятия не имела, как она организуется в домах и что именно может противопоставить вторжению извне, но зато вполне доверяла мнению на сей счет Разрушителя, так что на душе стало спокойней.
– Следуйте за мной, госпожа магистр, – невозмутимо велела Ильда. – Накрыть вам в столовой или желаете пообедать на кухне? Комната, к сожалению, пока не готова.
– На кухне, если можно. И если можно, не «госпожа магистр», а Лейла, – вздохнула я. Фраза «накрыть вам в столовой» навевала ассоциации с чем-то огромным, гулким и пустым. Я понимала, что дом не настолько большой, чтобы вместить парадную столовую на сотню персон, но кухня все равно показалась гораздо более предпочтительным местом.
Через дверь на первом этаже (ту самую, единственную) мы прошли в небольшую гостиную, обставленную красиво, но безлико. Упомянутая столовая, соединенная с гостиной несколькими занавешенными кисеей арками, была значительно уютней, чем я представляла, но такой же пустой и безжизненной, как и предыдущая комната. А вот кухня, куда мы прошли после, отличалась от прочих помещений в лучшую сторону.
Довольно просторная, с большим разделочным столом посередине, она явно очень часто использовалась по назначению, и не только. На столе лежала пара забытых кем-то книг, в аккуратной вазочке готовился к скорой смерти пока довольно бодрый цветок. А еще кухня изобиловала какими-то разномастными прихваточками, салфеточками и полотенчиками явно самодельного вида.
Хм. Или тут есть еще одна женщина, или… Сложно, конечно, поверить, но ведь у всех нас могут быть свои маленькие слабости и увлечения, так?
– Здесь так уютно, – попыталась наладить контакт я. – А остальные комнаты совершенно нежилые.
– Присаживайтесь, – кивнула Ильда в сторону стола. Я послушно уселась на высокий стул, не решаясь больше ничего говорить. Кажется, домработница здесь не более разговорчивая, чем сам хозяин. Хотя на домработницу она походила меньше всего, скорее уж на охранницу. – Господин подполковник работает, ему некогда жить, – с нескрываемым раздражением вдруг проговорила женщина и принялась накрывать на стол. – С другой стороны, если бы не это, меня бы не было. – Поморщившись, она пожала плечами.
– Он вас спас? – предположила я. За что удостоилась крайне удивленного взгляда, Ильда даже растерянно замерла на месте, будто пыталась понять, правду ли я говорю или глупо шучу.
– Он дал мне жизнь, – озадаченно проговорила она.
– В каком смысле? – настал мой черед удивляться. Мысль, что сыскарь – отец вот этой воительницы, меня шокировала, и я поспешила ее отогнать. Но других идей не возникло.
– Тьфу, чему вас только учат. Магистр еще, – поморщилась она, видимо, сообразив, что я не шучу и не издеваюсь, а правда не понимаю. – Я его приживала.
Лучше бы и правда дочь.
Приживала, или фамильяр в северной традиции, или зеркало – полностью магический объект. Своеобразный кусок дара, извлекаемый магом из себя и воплощаемый во что-то. Чаще всего это небольшие животные, порой – книги (так называемые гримуары), бывают и более экзотические вещи. Например, известна история, когда зеркалом одного мага была просто пара рук, летающих по воздуху, он использовал такого странного приживалу в качестве ассистента в алхимических опытах. Зачастую у таких созданий появлялись собственные характеры, причем порой весьма далекие от нрава создателя.
Маги редко создают зеркала по вполне прозаическим причинам. Во-первых, чем сложнее зеркало, тем больший кусок силы приходится отдать. Конечно, создатель может в любой момент уничтожить приживалу, и дар вернется к нему, но все равно это довольно неосмотрительно. А во-вторых, в случае смерти мага приживала, как правило, остается жив. Отсюда истории про живущих в магических семействах животных, переходящих из поколения в поколение, о великих говорящих книгах. Проблема в том, что душу такого мага может отказаться забрать Караванщик – душа-то будет неполноценная.
Насколько я могла судить, данное конкретное зеркало – весьма и весьма сложный объект. Из каких соображений господин Разрушитель расстался с такой внушительной частью собственного дара? И почему, Инина Благосклонная, его приживала выглядит вот так?!
Несколько сотен лет назад жил такой маг, Максуд Ненасытный. Как маг он о себе памяти не оставил, даже настоящая фамилия стерлась из массового сознания. Зато труд всей его жизни, книга «Бархатный путь», поныне пользуется огромной популярностью во всем мире, местами подпольно. Во всяком случае, любопытные подростки обычно годам к четырнадцати знакомятся с этим литературным произведением.
Так вот, Максуд поставил себе целью «познать все грани человеческой чувственности и найти все пути к небесам наслаждения». В то время за всевозможные «нетрадиционные» склонности вроде мужеложства и иных извращений дорога была только одна, на костер (и вела она через храмовую пыточную; не приветствуют наши боги подобного), поэтому Ненасытный все свое внимание сосредоточил на отношениях мужчины и женщины. Не всегда в традиционном соотношении «один к одному», но это ему скрепя сердце простили. Очень активно в своих… исследованиях Максуд использовал собственные же зеркала (порой даже два, из чего можно было заключить, что сил магу было не занимать) и утверждал, что при правильном создании приживалы можно научиться ощущать то, что чувствует вот такой суррогатный партнер, и тем дополнительно повысить собственное удовольствие. Там, правда, все описано гораздо поэтичней, но суть та же.
В общем… Надеюсь, господин следователь свою приживалу использует не для этих целей?!
Сложно сказать, почему данное предположение меня так ужаснуло. Подобные «отношения» не поощрялись общественной моралью. При всей отдаленности магов от этой самой морали использование приживал в качестве любовниц (или любовников) не одобрялось и Домами. Не одобрялось, но не более того. Лично мне это всегда казалось определенным отклонением от нормы, не чудовищным, но лично я бы на такое не пошла. Что я могла почувствовать в отношении человека, склонного к подобному? Определенную неловкость, смущение, даже жалость к настолько уставшему от одиночества магу, но и только.
А здесь я едва успела спрятать отвращение и раздражение за маской спокойного внимания.
Впрочем, причина моего отношения была довольно проста и даже очевидна. Я ревновала. И окажись Ильда обыкновенной женщиной, реакция могла последовать еще менее адекватная.
– Пока вы обедаете, объясню несколько правил, – выставив передо мной несколько полных немаленьких тарелок (первое, второе и салат; да мне столько на два дня хватит!), приживала невозмутимо прислонилась к тумбочке. – Их немного. Во-первых, не выходить на улицу и не открывать окна, наверху в комнатах они есть. Здесь везде компенсаторы, если компенсатор вышел из строя – звать меня незамедлительно. Ну и, во-вторых, внутри дома ходить можно везде, только одно условие: не трогать личные вещи господина подполковника в его спальне, не залезать в его письменный стол в кабинете и не копаться в документах. Но это, думаю, и так понятно. Книги брать можно, они также в кабинете. На этом все. Дверь в гостевую комнату находится на втором этаже прямо возле лестницы, дальше слева комната господина подполковника, справа – кабинет, прямо – терраса, туда тоже выходить нельзя.
– А ваша комната? – не удержалась я от вопроса.
– Я приживала, – раздраженно проворчала Ильда. – Я не нуждаюсь в сне, отдыхе, гигиенических процедурах и личном пространстве. Посуду оставьте на столе, – распорядилась она и вышла вместе с моим чемоданом.
Я некоторое время вяло ковырялась в тарелке. Все было очень вкусно, я честно попробовала, но аппетит отсутствовал. Кое-как запихнув в себя немного еды и художественно размазав недоеденное по тарелке, принялась за варку кофе. В конце концов, на этот счет никаких распоряжений не поступало, а найти кофе и джезву оказалось нетрудно. Отыскав в недрах одной из полок объемную кружку, я направилась на разведку в ее компании.
При более спокойном рассмотрении столовая и гостиная только углубили первоначальное впечатление: этими комнатами пользовались очень редко, если вообще пользовались. В дальней стене гостиной обнаружилась еще одна дверца, запертая на ключ (подвал? запасной выход?), и я не стала туда ломиться, вместо чего двинулась на второй этаж.
В короткий пустой коридор второго этажа действительно выходили четыре двери. Через одну из них, стеклянную, самую дальнюю, виднелся кусочек неба и что-то еще непонятное, наверное, обещанная терраса, на которую мне тоже не было хода.
Гостевая комната оказалась довольно уютной. Высокая широкая тахта, шкаф с зеркалом в углу, странный гибрид письменного стола и комода, подле которого скрючился кривоногий стул. Еще один угол занимало широкое мягкое кресло, над которым в красивом плафоне размещался дополнительный свет-камень. В комнате действительно имелось небольшое окно, занавешенное плотными шторами, – большая редкость в нашем климате. Еще в дальнем от входа углу обнаружилась дверца в очень уютную уборную, где уместилась даже ванна. В общем, вполне можно почувствовать себя как дома, но, надеюсь, все это ненадолго.
Жизнь на новом месте я решила начать с разбора чемодана, возлежащего в закрытом виде на тахте. Чемодан оказался удивительно тяжелым, чем сильно меня заинтриговал и озадачил: что сыскарь, что его приживала носили его с удивительной легкостью. К Берггаренам я брала только небольшое количество одежды, тетрадь для записей и несколько личных мелочей, а теперь у него едва не отрывались ручки.
Разгадка оказалась проста: все свободное место занимали книги. Те самые, которые я отобрала в библиотеке Берггаренов. Я испытала прилив нежной благодарности к Иффе: ведь не пожалела же, а некоторые из этих книг стоили целое состояние! Теперь, даже если не найду искомое, смогу занимательно провести время.
Я принялась бережно перекладывать старинные тома на стол. А вот над последней книгой замерла в растерянности: этот темно-красный богатый переплет без единой надписи оказался незнаком. Хотя, если судить по толщине и увесистости книги, том был весьма содержательным. Усевшись рядом с чемоданом на тахту, я перетащила книгу к себе на колени, открыла…
ИФФА!
Шумно захлопнув книгу, я затравленно заозиралась, пытаясь придумать, куда спрятать эту шуточку. Я чувствовала, что краска стыда заливает не только щеки, но уши, шею, и вообще… хорошо, что кроме меня тут никого нет! А от мысли, что кто-то найдет у меня вот это, начало натурально потряхивать от ужаса, смущения и злости.
Ну, Иффа! Вот от кого не ожидала, так это…
Шутница! Острячка! Позор всего древнего рода Берггаренов, даром что она не принадлежит им по крови!
На моих коленях сейчас лежал тот самый не в добрый час помянутый «Бархатный путь». Великолепное подарочное издание. С иллюстрациями, если верить надписи на титульном листе. Там даже приводилась фамилия художника.
Более чем прозрачный намек, да уж.
Как хорошо, что я тогда не догадалась рассказать ей о собственных чувствах к господину следователю! Если она мне такие намеки делает в отношении человека, которого мы обе едва знаем, страшно представить, что было бы, окажись эта деятельная женщина в курсе всех обстоятельств.
Пока запихивала чемодан с запертой в нем книгой на шкаф, чувствовала себя тринадцатилетней девчонкой, впервые поцеловавшейся с мальчиком и теперь панически боящейся, что о ее огромной страшной тайне станет известно воспитателям. Кое-как покидав одежду на полки, я взяла недопитый кофе и отправилась на экскурсию по остальным комнатам. Потому что оставаться один на один с глумливо хихикающей надо мной со шкафа книгой очень не хотелось.
В комнату господина следователя я заходить не стала, только заглянула, чтобы удовлетворить собственное любопытство. В общем и целом обстановка мало отличалась от убранства моей комнаты, разве что зеркало отсутствовало, а комод был совершенно обычным комодом, да возле кровати имелась высокая тумбочка с ящиками. И все та же темная спокойная гамма, что и в остальных комнатах: синий, серый, зеленый и темное дерево. Если и были в этой комнате какие-то мелочи, характеризовавшие хозяина и что-то для него значащие, в глаза они при поверхностном осмотре не бросались. Постеснявшись подглядывать дальше, я просто прикрыла дверь и направилась изучать последнюю, самую многообещающую комнату: рабочий кабинет.
Где и просидела до вечера. Там оказалось действительно интересно. Явно все время, что Разрушитель проводил дома, он проводил здесь. Здесь обнаружились пресловутые личные вещи, немного, но они были.
Например, на столе стояла небольшого формата семейная магография: мужчина, женщина и юноша, явно их сын. Господину подполковнику на этой картинке было от силы лет семнадцать. Худощавый, нескладный, с чуть виноватой искренней улыбкой и без хмурой складки на лбу; очень непривычный вид, его сложно было узнать. Традиционная одежда Разрушителя смотрелась на нем совершенно несолидно.
Внешне он больше походил на мать, чем на отца. Высокая худощавая женщина с необычным скуластым лицом; лицо это нельзя было назвать красивым, но оно притягивало внимание. Особенно глубокие темные глаза с очень странным выражением, которое мне не удалось растолковать. Черные волосы были убраны под платок, из-под которого выбивалось только несколько прядей; кажется, мать Дагора носила короткую стрижку. Очень редкое явление, наши женщины обычно не стригутся.
Отец следователя здорово выделялся на фоне своей семьи. Он был ненамного выше жены и ниже сына, зато раза в два шире, и являлся обладателем буйной медной шевелюры, насмешливых синих глаз и хитрой добродушной улыбки.
На отдельной полке, почему-то в самом дальнем и темном углу, обнаружились стопка непонятных небольших коробочек, какая-то толстая пыльная папка и несколько предметов, идентифицированных мной как кубки. Вот только за что ими награждали, было совершенно не ясно. Папку я трогать не стала, памятуя напутствие о документах, а в одну из коробочек заглянула. Там на бархатной подушечке лежала красивая резная восьмиконечная звезда со стилизованным алым тюльпаном в сердцевине и алой же лентой. Больше всего она напоминала какое-то драгоценное украшение, только необычного стиля – удивительно строгое и колючее. А через пару секунд я сообразила, что это, должно быть, какой-то наградной знак.
В данном вопросе я была полным нулем и не знала о медалях и орденах ничего, кроме того факта, что они существуют и выдаются за какие-то героические поступки. Как и многие девочки, я в детстве мало интересовалась войной, а в более сознательном возрасте и вовсе стало не до того, все мое время было посвящено учебе. Мне очень-очень хотелось стать хорошим сильным магом, лишь бы никогда не видеть приюта и не испытывать этого унизительного состояния граничащей с нищетой бедности, когда ты вынуждена отказывать себе в любой малости.
Аккуратно прикрыв коробочку и вернув на законное место, я прикинула количество наград и растерянно хмыкнула. По самым скромным подсчетам, их было десятка четыре. Не знаю, о чем бы это сказало человеку посвященному, но мне показалось – много.
Еще из более-менее личных вещей в кабинете можно было отметить картину. Небольшое полотно висело в простенке между двумя шкафами и изображало довольно неожиданный для данного конкретного места и окружения сюжет. Полуобнаженная дева нереального полупрозрачного облика сидела на спине огромного вороного коня, стоящего по грудь в водах лесного озера. Подарок?
Кроме того, из необычного мне попалась на глаза группа резных деревянных статуэток потрясающе тонкой работы. Они были настолько изящными и хрупкими на вид, что я не рискнула прикасаться к ним руками, чтобы случайно не испортить. Статуэтки изображали танцующую празднично разодетую толпу. Я минут десять разглядывала эти произведения искусства и не нашла ни одной повторяющейся черты. Странно, что такая красота стояла тут вот так, пылилась, а не была спрятана хотя бы в стеклянную витрину.
А потом я погрузилась в изучение имеющейся в наличии литературы и совершенно потеряла счет времени. Хранителя здесь не было, поэтому искать что-то приходилось своими силами: открывать шкаф и вчитываться в надписи на корешках.
Если в расстановке книг и существовала какая-то система, я ее не поняла. На мой взгляд, там царил полный хаос, но тем интереснее оказалось во всем этом копаться.
Библиотека у Разрушителя была обширной. Не только в вопросе количества, но и по содержанию. Многочисленные художественные издания соседствовали со сложными многотомными математическими справочниками и совсем уж непонятными явно специфическими названиями вроде «О квантовании Трай-ай-Шира дисперсионных характеристик нигредически пассивных анизотропных структур». То есть отдельные слова были понятны, но распознать, что конкретно имел в виду автор, моего ума не хватало. А вероятнее, не столько не хватало ума, сколько специализация была иная.
А еще целую полку занимали огромные невероятно красивые познавательные книги о природе всего мира, полные ярких магографий. Никогда прежде мне не встречалась подобная красота! Не думаю, что их не было в тех библиотеках и магазинах, куда я заглядывала. Но, кажется, у Хранителей обнаружился побочный негативный эффект: с их помощью можно было найти только то, что ищешь. А если ты не знаешь, что нужно искать, возможности наткнуться на что-то интересное не по теме почти не остается.
Над этими альбомами я застряла особенно надолго и отвлеклась, только когда начала всерьез клевать носом. Найдя взглядом небольшие аккуратные настенные часы в резном деревянном корпусе, я с удивлением обнаружила, что время перевалило за полночь. Пришлось поспешно убирать книги на место и, вооружившись кружкой с остатками так и не допитого кофе, отправляться спать. Почему-то мне очень не хотелось, чтобы господин следователь застукал меня среди собственных книг.
Ложилась спать в задумчивости, и предметом моих размышлений вновь был хозяин дома, давшего мне сейчас приют. Кажется, ночевать он сегодня не пришел, и, судя по всему, такое с ним случалось часто. Пожалуй, в таком режиме работы и у здорового человека начнутся проблемы с головой и нервами; а уж Разрушителю, насколько я могла судить, и вовсе противопоказано так себя выматывать. Неужели он сам этого не понимал?
Липкая паутина кошмара выпустила меня настолько внезапно, что я села на кровати, слепо таращась в окружающий мрак и загнанно дыша. В горле саднило; кажется, разбудил меня мой собственный крик. Но разделить сон и явь я не успела, с грохотом распахнулась дверь, а по привыкшим к темноте глазам ударил яркий свет. Отчаянно щурясь, я попыталась понять, что произошло, и растерянно замерла, разглядывая явление на пороге комнаты.
– Что случилось? – напряженно спросил следователь, внимательно оглядывая комнату и медленно подходя ко мне. А я не ответила, мне было не до того.
Разрушитель выглядел… внушительно. Даже пугающе. И этого впечатления не портил даже откровенно «домашний» вид. Босой, с мокрыми взъерошенными волосами, в одних застиранных до седины когда-то явно черных шароварах, с хищно поблескивающим в левой руке ножом, он напоминал сейчас не сурового Разрушителя на службе государства, а воина какого-то древнего ордена, от которых сейчас остались только жуткие легенды. И вязь застарелых кривых шрамов на бледной коже только усугубляла это сходство.
Пересекающиеся светлые тонкие полосы собирались в косые звезды и кратеры на месте сорванных клоков кожи, а то и вовсе вырванных кусков плоти. Сверху их заливали бугрящиеся неровные кляксы заживших ожогов. Кроме того, кажется, справа не хватало пары ребер, отчего все тело казалось несколько перекошенным. Покажи мне кто-то подобное на картинке, я бы посчитала увиденное отвратительным, посочувствовала бы человеку, и… наверное, все. Меня сложно назвать чувствительной особой.
А сейчас у меня перехватило горло от подступивших слез. Собственный кошмар оказался прочно забыт и вытеснен новым впечатлением, а точнее, одной-единственной мыслью.
Ньяна Милосердная, насколько же это было больно!
Как он выжил? Как вообще можно такое пережить? И кем, во имя всех богов, надо быть, чтобы вот так… с живым человеком?! За что?!
Не совсем отдавая себе отчет, что делаю, я протянула руку, кончиками дрожащих пальцев касаясь широкой белой полосы с рваными краями, подчеркивающей ребра с правой стороны. От моего прикосновения Разрушитель вздрогнул, а я, в свою очередь, окончательно проснулась. Стремительно заливаясь краской смущения, отдернула руку, пряча ее под одеяло, и поспешно отвела глаза.
– Лейла, что случилось? – повторил следователь свой вопрос.
– Извините, – смущенно пробормотала я, боясь поднять на него взгляд. – Это был просто сон.
– От простых снов так не кричат, – возразил он. – Я попрошу Тахира завтра зайти.
– Со мной случается, – возразила я и даже временно забыла про неловкость и смущение. – Это действительно просто плохой сон. Я забыла с вечера настроиться на отсутствие сновидений. Извините, что разбудила.
– Я еще не ложился. И что же это был за «просто плохой сон»? – нахмурившись, поинтересовался следователь.
– Не помню, – вновь отводя взгляд, ответила я.
Ведь не говорить же правду! Да, пусть он и так знает обо мне больше, чем мне и самой хотелось бы знать. Но рассказать все это вслух? Вот так, под строгим взглядом задумчивого Разрушителя?
– Если вам так удобнее, – с непонятной интонацией тихо проговорил мужчина. – Кошмаров больше не будет.
Я не успела выказать удивление. Тяжелая ладонь сыскаря за плечо впечатала меня в кровать, вторая ладонь накрыла лоб и глаза.
– Спи, – прозвучало приказом, и я действительно уснула, мгновенно и крепко.
Дагор
Четыре часа сна. В некоторые моменты своей жизни я считал такое непозволительной роскошью, неделями обходясь короткими урывками по полчаса. А вот в это утро с трудом заставил себя встать.
То ли годы размеренного бесцельного существования по расписанию с полноценным отдыхом сказались, а то ли я в конце концов достиг предела прочности собственного организма, и больше работать на износ он не мог. Но чувствовал я себя изможденным и уставшим, пожалуй, еще сильнее, чем был вечером.
Тем не менее я поднялся, совершил положенные утренние процедуры, оделся и спустился в кухню. Где к моему приходу уже был готов завтрак.
– Ильда, а что случилось с моей кружкой? – озадаченно разглядывая источающую аромат свежего кофе чашку, поинтересовался я. Чашка была совершенно обыкновенная, но… не та.
– Мне кажется, ею воспользовалась госпожа магистр, – невозмутимо ответила приживала. – Полагаю, сейчас кружка либо в гостевой комнате, либо осталась в кабинете.
– В кабинете? – уточнил я.
– Ваша гостья провела там большую часть времени, – доложила Ильда, не отрываясь от вязания.
Ни времени, ни желания разыскивать спорную посудину не было. Хотя, конечно, странно; надо же выбрать из всей посуды именно мою кружку! Она, конечно, приметная, потому что большая, но ведь не одна такая. С другой стороны, она ведь наверняка просто стояла с краю… Попросить, что ли, Ильду найти?
Раздраженно поморщившись, я потер ладонями лицо, пытаясь отогнать бесполезные мысли. Тайр Яростный, какая же ерунда лезет в голову с утра пораньше! Далась мне эта кружка.
– Я сегодня либо приду ночью, либо вообще не приду, как пойдет. Может быть, заглянет Тахир Хмер-ай-Моран, он должен взглянуть на гостью. Кроме того, если кто-то настолько не желает видеть госпожу магистра среди живых, сегодня самое время попытаться достать ее здесь, будь начеку. План действий на случай экстренной ситуации ты знаешь.
Ильда бросила на меня укоризненный взгляд, но молча кивнула.
Дел на сегодня намечалось много, поэтому начать я решил собственно с визита к Тахиру. Рассказать ему вкратце о проблеме – много времени не займет, а вот чем и когда закончатся все прочие визиты и разговоры, я твердо сказать не мог.
Хорошо знакомый открытый служебный экипаж пунктуально ожидал на обочине, и это делало прогноз на день более оптимистичным. Не люблю попусту терять время.
Возничий поприветствовал меня вежливым кивком. Я ответил тем же и, забираясь в экипаж, назвал адрес. Тахир очень редко покидал свою берлогу, поэтому не застать его на месте я не боялся. Если вчера у него по плану случился профилактический рейд по центральному госпиталю, то этого сеанса общения с окружающим миром Целителю хватит на месяц-другой.
Мне всегда это казалось странным: как человек, имеющий определенные проблемы с собственной психикой, может настолько чутко и точно исцелять чужой разум и души? Тахира сложно было назвать больным в полном смысле этого слова, но ему и самому, на мой взгляд, требовалась помощь специалиста. Великий Целитель избегал людей, и это было очевидно. Более того, он боялся больших человеческих скоплений, незнакомых комнат и незнакомых людей. Исключение делалось по субъективным критериям для каких-то исключительных личностей. Например, госпожа Шаль-ай-Грас очень понравилась ему с первого взгляда. Ко мне за долгие годы работы Тар просто привык и стал считать в какой-то мере своим, а вот Лейлу принял сразу и как очень близкого человека. И это неожиданно вызывало раздражение, природу которого я так и не смог истолковать однозначно, а потому оставил в области иррационального и, соответственно, не имеющего смысла.
Плюсом выбранного маршрута являлось также и то обстоятельство, что обитал Хмер-ай-Моран на другом конце города, и за время дороги я мог немного привести в порядок собственные мысли. Потому что вчера вечером я на такой подвиг оказался не способен, не помог даже холодный душ. А сегодня, несмотря на тяжелое пробуждение, голова после кофе несколько прояснилась.
Закономерно, что выжившие из числа вчерашних наемников (погибли всего двое, остальные хоть и оказались покалечены, но Целители их подлатали), покушавшихся на жизнь госпожи Шаль-ай-Грас, ничего толком не сказали. Большинство ничего не знали, а главный просто отказывался говорить. Даже под пыткой. И, – это было видно по его глазам, – дальнейший допрос представлялся мне бессмысленным. Назир Шей-ай-Имер, начальник Имперской охранки, лично проводивший дознание, попытался доказать мне, ссылаясь на собственный опыт, что нужно лишь немного поднажать. Но очень быстро вспомнил про мой опыт и оставил задержанного в покое.
Не знаю, понял ли он сам то, что понял из этого эпизода я. Мне кажется, должен был; Назир хоть и безжалостная сволочь, а далеко не дурак.
Так не держатся за деньги. Те, кто шел на преступление ради выгоды, готовы были признаться в чем угодно, да только ничего не знали, а этот… Он не был похож на запуганного или загнанного в угол человека, которого шантажируют жизнью близких, как не походил на безумца или психопата. Так держатся за принципы, за долг, за честь и «своих». За то, во что верят.
Что касается проверки его ближайшего окружения и знакомств, это ничего не дало. Бывший солдат, он работал учителем фехтования, владел не только саблей, но еще и рапирой, и боем на ножах. Жил замкнуто, одиноко; жена с дочерью погибли много лет назад во время войны. Ничего конкретного или подозрительного раскопать в его прошлом не удалось.
Сказать, что все это настораживало, значит, не сказать ничего. Мягко говоря, нетипичное поведение для члена преступной группы; нет, это был достойный уважения солдат, выполняющий свой долг. Вот только перед кем? Если перед отдельным человеком, которому он многим обязан, это одно. А если не перед одним? Если это долг перед настоящей его родиной? Или перед собственной совестью, утверждающей, что эти действия – во благо некоего общего дела? А еще ведь мотивом может быть месть или расплата за близких людей.
Проще говоря, а если это заговор?
И уж не жертвой ли этого же заговора стал Тай-ай-Арсель? Да, он был редкостной дрянью; но дрянью хитрой, умной и очень осторожной. В чем-то, может быть, даже гениальной. И он очень близко контактировал с дном столичного общества, держался в курсе всех основных событий и течений. Могли ли его устранить именно по этой причине?
Могли. Но тогда непонятна история с магистром Шаль-ай-Грас и с завещанием на ее имя. С этой девочкой вообще все непонятно.
Вопрос первый. Кому и чем помешали родители Лейлы. Точнее, надо полагать, помешала мать, а остальные попались под горячую руку. Вот, кстати, именно личностями этих родителей и следовало заняться после визита к Тахиру. Халим, думаю, уже должен был найти хоть что-то; зная имя, возраст и то, что рассказал великий Целитель о Базиле Тамир-ай-Ашес, сделать это было несложно.
Вопрос второй. Связан ли с этой историей Юнус Амар-ай-Шрус или он просто решил удовлетворить собственные потребности за счет симпатичной беззащитной девочки, за которую некому заступиться? Пожалуй, разъяснения относительно личности этого Владыки Иллюзий следовало начать с вопросов Пиру. И про Базилу заодно спросить. Она ведь была примерно его возраста, он не мог ее не знать. Пожалуй, да, проще начать именно с кровника: дом Пирлана практически по дороге от Тахира, надо заехать сначала к нему, если он, конечно, не убежал к ученикам.
Третий вопрос, если смотреть в хронологическом порядке, якобы роман Лейлы с дором Керцем. Слухи о нем бродили недели две в самых верхах, причем личность потенциальной невесты оставалась неизвестной. Разумеется, выяснить источник не удалось, можно было и не пытаться. Вроде бы кто-то когда-то видел Тай-ай-Арселя с какой-то женщиной, и вроде бы вели они себя как-то странно. Потом была эта злополучная газета. Магографию в редакцию безыдейно подбросили, а потом некто скупил весь тираж прямо в типографии, хорошенько переплатив. Установить личность покупателя предсказуемо не удалось, а владелец газетенки – тип ушлый и обладающий феноменальным чутьем на неприятности – решил не развивать тему. Тем более оригинал магографии из редакции тоже пропал. Искать хвосты, как старый тираж расползся по лавкам, тоже оказалось бессмысленно: он прибыл одновременно с другими газетами, и никто поначалу даже внимания не обратил на дату.
С этим романом вопросов вообще накопилось уйма. На самом ли деле существовала та женщина, с которой видели дора Керца? Или слух был запущен заранее и целенаправленно, а личность потенциальной невесты до поры замалчивалась, чтобы не спугнуть госпожу магистра? Газеты-то с магографиями были отпечатаны заранее. И это – тоже большой вопрос: зачем? Не проще было подбросить картинки в нужный день? Или таким образом хотели дополнительно подставить Лейлу, рассчитывая на поверхностный подход сыскарей? С кого-то ведь в самом деле могло статься не докапываться до причин запоздалого появления нужного тиража в лавках. Может, и я бы не стал копать, если бы не знал совершенно точно о невиновности этой девочки.
Есть ли связь этого романа с каким-то из первых двух вопросов или госпожа магистр просто показалась достаточно безобидной и подходящей мишенью, как не состоящая в Доме сильная Иллюзионистка без влиятельных покровителей? Но ведь покровитель у нее есть. Истинная личность Хаарама неизвестна даже его кровникам, а вот молодого Берггарена сложно не заметить. Мог ли тот, кто ее выбирал, не знать о кровной связи с сыном генерал-лейтенанта Оллана Берггарена? Вряд ли. Значит, либо не посчитали существенным, что глупо, если они хоть что-то знали про генерала, либо пошли на риск сознательно. Считали, что его вмешательство уже не поможет? Вероятно. Потому что генерал – талантливый стратег, но он старается держаться подальше от дворцовых интриг, а интриговать против него – гиблое дело. Пытались таким образом бросить тень на репутацию Оллана? Если только в качестве мелкой дополнительной пакости, потому что даже если бы Лейла оказалась замешана в заговоре против короны, ничем особенным генералу это бы не грозило. Ведь его покровительство гарантировало только защиту от возможного произвола; он бы не стал укрывать изменницу, долг перед императором и Родиной – превыше всего.
Дальше вопросов был целый воз.
Участвовал ли дор Керц в создании легенды о собственной влюбленности? Пропустить точно не мог, это не витающая в облаках и мечтающая стать незаметной для сильных мира сего Иллюзионистка, избегающая газет, но пустые слухи вполне мог проигнорировать. Не из-за него ли отложили тираж и выпустили в последний момент, когда ему было вроде бы не до того? Действительно ли Тай-ай-Арсель сам написал завещание на ее имя? Создание подделки такого качества пусть и затруднительно, но возможно. И он ли нанимал госпожу магистра? Уж не потому ли пропали копии контракта, что подпись на них стояла не настоящая?
В общем, получаются две основные версии гибели дора Керца и несколько побочных.
Он мог изначально быть целью интриги, а газету мог проигнорировать, решив, что магография сделана в момент их совместной поездки в Закатный дворец. Изображение было не лучшего качества, по окружению не получалось определить, где происходит действие: виднелся только экипаж Тай-ай-Арселя и его владелец, помогающий даме выбраться наружу. Кроме того, он мог сам наткнуться на серьезный заговор и спровоцировать их вот таким образом, но не рассчитать сил. Не слишком-то хорошо соотносится с личностью убитого, но имеет право на жизнь. Это все разновидности версии «хороший дор Керц», которая, честно говоря, представлялась мне весьма сомнительной, принимая во внимание все, что я знал об этом человеке.
Я никогда не верил в исправление и раскаяние негодяев. Раскаиваться может человек, совершивший преступление случайно, по недосмотру, по наивности или разгильдяйству. В благородство Дайрона Тай-ай-Арселя я не поверю никогда. Поэтому первую версию я хоть и держал в памяти, но всерьез не рассматривал.
Вторая же версия, с «плохим дором Керцем», начиналась с того, что Тай-ай-Арсель был участником заговора. И дальше он либо надоел своим подельникам, и его устранили, либо пытался инсценировать собственную смерть, но кто-то решил воспользоваться случаем и в самом деле прирезал ненавистного дора.
Поэтому главным вопросом был все-таки не мотив убийства, слишком уж много вариантов, а причина, по которой его пытались повесить именно на магистра Шаль-ай-Грас, тем более повесить столь неубедительно. Ну и почему выбрали такой странный способ.
Впрочем, нет, я слишком предвзят. Как раз наоборот, подстава довольно аккуратная. Косвенные доказательства виновности Иллюзионистки, мотив и возможность. И ни одного весомого доказательства ее невиновности, кроме моей собственной уверенности, которую к делу не подошьешь. Боги с ней, с моей уверенностью! Я бы ей не доверял и все равно продолжал подозревать Лейлу, потому что логика подсказывала: вероятность ее участия слишком велика, чтобы пренебрегать ею.
Слово Его Величества. Вот он, непререкаемый и неоспоримый аргумент. Но много ли людей знают, насколько на самом деле проницателен наш император? Не думаю. Людям свойственна самонадеянность, и они вполне могли недооценить как упрямую любознательность Его Величества, непременно возжелавшего пообщаться с наследницей доррата Керц, так и его способность читать в душах. Он ведь действительно очень редко настолько глубоко заглядывает в людей, это слишком неприятная процедура для регулярного и частого применения. А Лейлу буквально вывернул наизнанку и прошелся по самому потаенному. Он очень хотел знать, виновата она или нет, и никакая клятва не могла остановить императорского любопытства.
Но я отвлекся. Возвращаясь к «плохому» дору Керцу и заговору с его участием, ответ на вопрос «против кого интриговали» очевиден: Его Величество и вся императорская семья. Не будут просто ради убийства одной Иллюзионистки тратить столько сил, и давнее прошлое женщины явно ни при чем. Потому что изнасилование сейчас доказать невозможно, это будет слово девчонки против слова Владыки Иллюзий. Точнее, доказать это может Император лично, но преступники вряд ли об этом знают, они наверняка уверены в собственной безнаказанности, иначе не начали бы шевелиться сейчас, а озаботились устранением свидетеля гораздо раньше. А смерть ее матери – слишком давнее преступление, исполнителей уже, скорее всего, закопали очень глубоко и основательно.
