Танцующая для дракона. Звезды падают в небо Эльденберт Марина
Я глубоко вздохнула. Очень глубоко, потому что водное пламя, надежно запертое в глубине темных глаз, сейчас искорками отзывалось во мне. Каким-то непонятным образом я чувствовала его приближение, но ссориться сейчас не хотела. Сейчас не время, и вообще.
— Я сказала тебе, что еду, — заметила я.
— Что логично, потому что во флайсе тебе лететь надо было со мной и через телепорт идти тоже.
— Необязательно. Я могу полететь с вальцгардами и пройти отдельным телепортом.
— О да, Танни. Вполне. — В голосе его сочился сарказм. — Странно, что ты не поступила именно так, потому что ты точная копия своей сестры.
Вот теперь пламя взметнулось уже во мне.
— Может, уже хватит сравнивать меня с ней?! Или тебя так на ней переклинило, что ты ищешь во мне ее?!
Гроу посмотрел на меня так, что я подавила желание отступить. Просто со всем согласиться, свести этот конфликт до уровня плинтуса и просто забыть о том, что он был. Потому что (это я сейчас осознала со всей ясностью) я не хочу с ним ссориться не из-за того, что сегодня тяжелый день. Я вообще не хочу с ним ссориться, я хочу с ним быть. Столько долгих дней, сколько у нас есть.
— Слушай. — Я подняла руки. — Я была не права. Я очень хотела тебе сказать, сказать заранее, но случилась задница с Ильеррской, а потом…
— Что — потом?!
— Потом я боялась! — выкрикнула я. — Вот этого вот! Потому что великим режиссерам ни от кого не нужна помощь, а я не хотела с тобой ссориться, Джерман. Но сейчас ты не великий режиссер, не выпускник Академии искусств, ты мой мужчина, которого я хочу защитить! Неужели это тебе не понятно?
Гроу вытащил из кофемашины чашку и сунул мне в руки.
— Это было вроде «на, только заткнись»?
— Нет, это было вроде «кофе почти остыл». — Он сел на стул и взглядом указал на соседний. — Я не хочу, чтобы ты со мной ехала, Танни…
— Но…
— Дослушай. За свои поступки каждый должен нести ответственность.
— Это ты сейчас о том, что спас меня от Мелоры?!
— Ты будешь меня слушать или нет?
Справедливо рассудив, что лучше слушается с набитым ртом, я сунула в этот самый рот листок зелени, потом кусочек хрустящего хлеба, потом ветчину. В общем, получился почти готовый тост, только частями.
— За то, что я сделал с Мирис.
— Мифис не пофтрадала.
Не, тосты не помогают. На этой оптимистичной мысли я залила в себя еще и кофе.
— Мирис не пострадала, но я не имел права вламываться в ее сознание. Особенно после того, что сделала Мелора. После ментального допроса.
Я проглотила все, что в себя запихала, и оно камнем упало в желудок.
— То есть ты вот весь такой правильный и считаешь, что…
— Я не весь такой правильный! — прорычал Гроу. — Я поступил так, как поступил, но я не считаю, что это должно пройти мимо. Потому что если каждый из нас начнет вламываться в сознание человека, а к нам будут проявлять снисхождение, очень скоро в мире станет гораздо больше Мелор.
— Ты не каждый, — сдавленно прошептала я. — Ты мне жизнь спас. Дважды.
— И это логично, что ты хочешь избавить меня от таэрран. Но я этого не хочу, Танни. Я уже несколько раз об этом тебе говорил.
— А еще ты говорил, что таэрран — это пережиток прошлого и что в Ферверне его нет. Говорил, что хочешь вернуться к драконам. — Я сцепила руки на коленях. — Ты столько всего говорил, Джерман, в частности, о том, что политика не сочетается с шоу-бизнесом. Знаешь, по-моему, тебе просто страшно. Страшно, потому что ты действительно в шаге от того, от чего ушел много лет назад. Ты хочешь вернуться, и ты этого боишься больше, чем чего бы то ни было. Потому что тебе действительно придется выбрать.
Взгляд Гроу, обычно раскаленный, как глубина зингспридской ночи, сейчас стал просто ледяным. В эту минуту я невольно отметила его сходство с отцом: по жесткой складке между бровей, по резкости черт.
— Сеанс психоанализа закончен? — жестко поинтересовался он, отодвигая чашку и поднимаясь. — В таком случае мне пора.
— Ты говоришь, что я приняла за тебя решение, но ты сейчас тоже принимаешь его за меня. — Я вскочила. — Почему ты отказываешь мне в праве решать самой — что делать и как поступить?
— Я тебе ни в чем не отказываю, Танни. Я озвучил свою просьбу, как с ней быть — решать тебе. И только тебе.
Он вышел, оставив меня на кухне одну. Хотя нет, была еще нетронутая чашка кофе. Его. Листики салата, которые я собиралась уложить на хлеб, ветчина и прочая ерунда. Эта прочая ерунда меня и добила, я даже не поняла, что происходит, когда на столешницу упала первая капля.
За ней вторая. Третья. Четвертая.
Только когда мне стало окончательно нечем дышать, до меня дошло, что тупо реву. Слезы катились по щекам одна за другой, расплавленное напряжение последних дней, напряжение, которое я запрятала глубоко-глубоко, не позволяя ему вырваться на поверхность и накрыть меня с головой, прорывалось из меня таким образом. Я знала, что слезы — та еще пакость, стоит один раз дать им волю, и потом будешь хлюпать носом по поводу и без, но ничего не могла с собой поделать.
Еще эти клятые листики салата маячили перед глазами, потому что я правда хотела сделать для него завтрак. Хотела, чтобы…
От желания смести со столешницы все прямо на пол меня остановило только то, что потом опять придется собирать осколки. Хотя нет, вру, остановило то, что он может увидеть красные зареванные фары, что для маленьких бронированных флайсов просто позор. Дракон меня задери, я не ревела с той самой минуты, когда мы с Леоной расколошматили приставку, которую мне в качестве насмешки подарил Лодингер.
С того самого вечера — ни единой слезинки, и вот, пожалуйста, прорвало.
Мне не хотелось, чтобы он видел меня такой, и в то же время отчаянно хотелось. Чтобы он сейчас вошел на кухню, увидеть его изменившееся лицо и услышать: «Не плачь, иглорыцка».
И уже не важно, что будет потом, просто сейчас он меня обнимет и…
— Я ушел.
Ага, всенепременно.
Глухой удар двери заставил меня вздрогнуть, а потом я просто смела все со столешницы прямо на пол. Орала и швыряла посуду о дверцы, о полки, крошево осколков летело на пол. На кухню влетела Бэрри, увидев меня, поджала хвост, но не ушла. Села прямо в арке, глядя на меня.
— Ну, что смотришь?! — заорала я. — Давай иди отсюда! И ты тоже иди! Вы все идите!
«Я ушел».
Просто так, да.
После всего, что было — «Я ушел».
Я сползла на пол, зажимая руки между коленями, задыхаясь от сорвавшихся лавиной слез. Потом собирала осколки вперемешку с листиками и ревела еще сильнее. До икоты. Только когда на кухне с помощью портативного пылесоса не осталось ни одного осколка, положила Бэрри еды, а сама направилась в ванную.
Умываться мне пришлось долго, но даже холодная вода не помогла, из зеркала на меня смотрела красноглазая красавица с раздувшимся носом. Да и по чешуе в общем-то. Мне не на конкурс «Эсса Аронгара Сезон 57».
Достала из шкафа костюм, тот самый, в котором ездила в Ферверн. Натянула юбку.
«Я тебе ни в чем не отказываю, Танни. Я озвучил свою просьбу, как с ней быть — решать тебе. И только тебе».
Сняла юбку.
Натянула джинсы, футболку и вылетела из комнаты. На ходу подхватила поводок.
— Бэрри, гулять! — крикнула осипшим голосом.
«Сеанс психоанализа закончен?»
«Я ушел».
Да пожалуйста!
Хочет ходить в таэрран — пожалуйста! Не стану ему мешать.
Я нацепила на виари поводок и вылетела за дверь.
— Танни, не хочешь объяснить, в чем дело? — Леона позвонила мне в тот момент, когда Бэрри села под куст на глазах у пожилой пары. Судя по тому, как на меня посмотрели, они тоже хотели объяснений, а Танни ничего никому не хотела объяснять, она хотела, чтобы от нее все отстали.
Дня на два. А лучше на месяц.
— Нет, — сказала я, оглянувшись на вальцгардов.
— Танни.
— Нечего тут объяснять, — буркнула я, потянув Бэрри на себя и игнорируя возмущенные взгляды в мой адрес. Ну а что я могу поделать, виары — не одноклеточные. Они едят и пьют, и все это должно куда-то деваться. — Гроу не хочет, чтобы я ему помогала. Говорит, что таэрран для него ничего не значит.
— А ты ему, разумеется, об этом сказала заранее? — вкрадчиво поинтересовалась Леона.
— Представь себе. Это называется отношения.
— Отношения — это хорошо, но еще лучше, когда кто-то в отношениях оказывается умнее.
Сначала я хотела обидеться и уточнить, в каком месте она оказалась умнее, когда Рэйнар надел на нее таэрран, потом вспомнила, что она защищала меня. Заодно вспомнила и то, что сестра не виновата в нашей с Гроу размолвке.
— Что тебе мешало сказать: я еду с тобой, потому что Леона хочет со мной пообщаться, а потом по дороге до Совета Правления все объяснить?
— Наверное, то, что это неправда?
— Неправда, — передразнила Леона. — Это называется дипломатия, Танни. В отношениях помогает как в личных, так и в международных, между прочим.
— А ты могла бы не врубать первую леди? — поинтересовалась я.
Мимо нас на аэроскейтах промчались трое мальчишек, и Бэрри радостно сделала стойку. Пришлось подтягивать ее к ноге и грозно командовать:
— Рядом!
— Во-первых, нам действительно надо поговорить.
— О чем?
— О твоих отношениях с Гроу.
— Ой, нет. Я правильно сделала, что не поехала.
— Не смешно. А во-вторых, Гроу одиночка. Он привык все решать сам, и он напрягается при мысли о том, что ты собираешься ему помогать.
— Это ты со знанием дела говоришь? — не удержалась от шпильки, но Леона отреагировала на удивление спокойно.
— Да. Когда мы остались одни и о нас некому было позаботиться, я настолько привыкла решать все сама, что появление Рэйнара и любое его вторжение в мою жизнь воспринимала в штыки. Сейчас я это прекрасно понимаю, но тогда было всякое. И ссоры, и обиды, и недопонимания.
«Сеанс психоанализа закончен?» — захотелось поинтересоваться мне, но я снова себе напомнила: Леона не виновата.
— Сейчас он действительно считает, что так лучше, Танни. Гроу из тех, кто привык бросать вызов всему миру, и, возможно, он действительно считает, что пять лет таэрран — это ерунда. Но можешь мне поверить, это не так.
Голос Леоны неожиданно стал глухим.
— Таэрран — это клеймо. Это знак для всех иртханов, что твое пламя заперто. Само ощущение, когда пламя заперто внутри, оно… страшное. Поначалу кажется, что ты можешь с этим смириться, но с каждым днем все отчетливее понимаешь, насколько тебе его не хватает. Я носила таэрран совсем недолго, но до сих пор помню каждый день.
— Почему вы вообще ее не отмените?
— За отмену выступаем мы с Рэйнаром и Вэйлар. Остальные считают ее достойной альтернативой более мягким мерам наказания.
Ну да, тюрем у иртханов вроде как нет. Я хотела было спросить, какие еще существуют меры наказания, но решила, что это подождет.
— Считаешь, что мне стоит поехать? — спросила глухо.
— Ну не зря же я тебе вчера полвечера давала инструкции.
Я улыбнулась.
Мы с сестрой и правда вчера говорили долго, часа два. Гроу ездил по делам режиссерским, а я сидела в нашей спальне и выслушивала наставления о том, что нужно делать, в каком порядке, как держаться и что говорить. В общем и целом, даже запомнила большую часть из того, что мне было сказано.
— Спасибо, что позвонила, — сказала я. — Серьезно.
— Обращайся, — хмыкнула Леона и добавила: — Давай быстрее. До перехода осталось час сорок, а тебе еще добраться нужно.
Наверное, я так не бегала уже давно, зато Бэрри повеселилась. Я с моей черепашьей скоростью представлялась ей неповоротливой, но от этого не менее любимой двуногой, которая смешно переставляла ноги и задыхалась. Когда я оказалась в квартире, у меня здорово кололо в боку, а лицо было цвета драконьей чешуи (в смысле чешуи тех драконов, которые обитали в пустошах в наших краях).
Я влетела в душ, вылетела оттуда, на ходу впихнула себя в «счастливый» костюм, в туфли, схватила пальто, которое для Мэйстона сейчас тоже будет очень в тему.
— Веди себя прилично, — сказала Бэрри на бегу. — Вечером вернусь — проверю.
Сегодня была другая смена вальцгардов, у которых я все время забывала спросить имена, но оно и к лучшему. Наверное, сейчас я при всем желании не смогла бы говорить, потому что под сумасшедшее биение сердца внутри рождалась адреналиновая дрожь. Очень похожая на ту, под которую я танцевала на перилах.
Для нас с Гроу открывали ВИП-переход, и я уже примерно представляла, что мне скажут, когда увидят. И еще приблизительно представляла, что скажу сама, но именно сейчас чувствовала, что поступаю правильно. Позади остались все страхи и неуверенность, и даже если он потом со мной не будет разговаривать две недели, без разницы.
— …перекрыт. Опять митингуют.
Что?
Я вынырнула в реальность и обнаружила, что поперек аэромагистралей висит вереница полицейских флайсов, отгородивших сигналящие гражданские с растянутыми лозунгами: «Мы не хотим жить с драконами!» Толпу внизу было видно смазанным пятном.
— Придется возвращаться на обводную, — извиняющимся тоном произнес водитель.
— Как возвращаться?! — вырвалось у меня.
— Здесь не пройдем, — коротко объяснил вальцгард. — Очередная акция протеста, сейчас сюда никого не пускают.
Да дракона твоего за ногу!
— И нас не пустят?! — рявкнула я.
— И нас, — отозвался вальцгард. — Разворачиваемся.
Теперь уже мне оставалось только смотреть на смартфон, который неумолимо отсчитывал минуты. Их, этих минут, становилось все меньше, меньше и меньше.
«Успеем, — повторяла я про себя. — Успеем. Успеем».
— Нельзя задержать переход? — снова обратилась к вальцгарду. — Хотя бы на полчаса?
— ВИП-переходы создаются в «карманах» свободного времени, эсса Ладэ. Все расписано поминутно, сбой одного нарушит весь график и создаст телепортационный коллапс.
Я скрипнула зубами и уставилась на дисплей, где часы продолжали отмерять время. Сражаясь с желанием набрать Гроу (зачем?!) и Леону, мысленно пинала флайс в направлении Зингспридского телепорта. Надо отдать должное, водитель сделал все, что в его силах: мы плюхнулись на стоянку за пятнадцать минут до отправления, и потом снова очень быстро бежали через все сканеры и переходы. Перед нужным нам ВИП-залом молодой человек и девушка в форменных костюмах о чем-то негромко переговаривались.
— Нам. Туда, — запыхавшись, протянула документы, чтобы приложить их к сканеру, но заметила погасший экран.
Перехватив мой взгляд, девушка указала мне на голограмму времени, опережавшую часы на моем «Верте» на пять минут.
— Сожалею, эсса Ладэ. Переход только что был закрыт.
ГЛАВА 12
Даармарх, Огненные земли
— Теарин, я так волнуюсь! — Джеавир и правда выглядела очень встревоженной. Что неудивительно, потому что после приема Эсмиры, в очередной раз продемонстрировавшей силу своего огня и державшейся с величием уже состоявшейся правительницы, уверенность оставшихся претенденток основательно пошатнулась. Повезло только первым двум девушкам, подготовившим праздники до местари Сьевирр, остальные сейчас сходили с ума.
Что ни говори, а Эсмира умела привлечь внимание: на ее приеме выступали приглашенные артисты с огненным шоу. Не высотным, как было у нас с Эрганом, они жонглировали горящими предметами. Была официальная часть, обязательная для всех, она отводилась на встречу именитых гостей во дворце и общение с приближенными, которая прошла безупречно. Глядя на нее, стоящую рука об руку с Витхаром, я испытывала желание отвернуться, но не могла. Не при всех.
Был ужин, который Эсмира организовала по обычаям своего государства. Всем пришлось по нраву, расположившись в огромном, установленном под открытым небом шатре, пробовать традиционные надоржские блюда. Местари Сьевирр столь изящно привнесла в Даармарх надоржский колорит, что от праздника все остались в восторге, а несколько следующих приемов просто потерялись в разговорах о том, что сотворила Эсмира.
В завершение вечера она устроила шоу с драконами, которых создала при помощи собственного огня и которые привлекли настоящих. Уходили иртханы взбудораженные силой объединенного пламени, которое билось и во мне, заставляя малыша внутри отзываться. Я с трудом удержала искры на ладонях, а вернувшись к себе, полночи провела в купальнях, пытаясь унять пламя ребенка и свое. То, что жгло сильнее запертого.
Чувство к Витхару.
Я не давала ему имени, потому что знала: когда назову, пути назад уже не будет. Потому что своего малыша я уже называла мысленно не раз и не два. Первым именем своего отца — Мэлнарр, а вторым — его, Картхан. Мэлнарр Картхан Даармархский, это имя ему шло. Действительно шло.
— У меня не получится сделать лучше, чем она. — Джеавир вскочила. — Не получится переключить их внимание на себя.
— Тебе не нужно быть лучше, чем она, — заметила я. — Тебе нужно просто быть собой.
— Ну да, разумеется. — Джеавир сцепила руки. — Нас тут таких… девять. И, кажется, говорят, что после вчерашнего станет восемь.
Иртханесса, которая готовила вчерашний прием, очень разволновалась. Во время официальной части она едва произнесла слова приветствия, а в остальном постоянно смотрела на Витхара после каждой фразы. Словно ожидая его одобрения или неудовольствия, силясь понять, что он думает или чувствует. За ужином не проронила ни слова, хотя именно хозяйке вечера предстояло развлекать всех гостей, в итоге ужин получился скомканным и скучным.
Сегодня нам предстоял день перерыва, а завтра наступала очередь Джеавир.
— Возможно, и станет, но к тебе это никак не относится.
— Не понимаю, как ты можешь быть такой спокойной! — воскликнула она. — Сейчас, когда решается наша судьба.
На самом деле, если бы я позволила себе хотя бы на минутку расслабиться, справиться с чувствами уже не смогла бы.
— У меня нет другого выбора.
— Нет выбора?! Выбор есть всегда! — Джеавир судорожно вздохнула, потом огладила платье и опустилась на подушки рядом со мной, прижимая ладони к щекам. — Прости. Прости, пожалуйста, я не должна была… Просто для меня это очень важно. Моя семья столько лет была в опале, и этот прием… сейчас, когда все будут говорить о том, что мои родители были заговорщиками… Некоторые до сих пор в это верят, и это как клеймо, гораздо хуже, чем клеймо, которое нам с сестрой уже никогда не смыть. Завтра все они будут смотреть на меня.
Она закусила губу, и я легко коснулась ее руки.
— Послушай, Джеа. Ты же сама говорила, что участие в отборе уже само собой означает прощение.
— Прощение, но не искупление. Для всех я — дочь заговорщиков.
— А я — иртханесса без пламени, — напомнила я, и Джеавир глубоко вздохнула.
— Да. Поэтому ты меня понимаешь. Только ты и понимаешь… Я знаю, что не смогу подвинуть Эсмиру, но мне хотелось бы стать хотя бы второй. Мне это нужно, чтобы меня снова начали уважать. Чтобы моя сестра смогла найти себе достойного мужа и жить в любви и в достатке, а не в изгнании, как все эти годы.
Да, мы с ней действительно были похожи больше, чем я думала изначально. Джеавир делала все, чтобы защитить сестру, я — чтобы спасти брата. Вот только она оказалась умнее и не позволила себе любить того, кого любить опасно.
Любить.
Оглушенная тем, что допустила эту мысль, я на миг потерялась в ней, а когда пришла в себя, Джеавир внимательно на меня смотрела.
— Теа. Ты слушаешь?
— Нет. Прости, — призналась честно. — Я просто задумалась.
Задумалась — это еще слабо сказано.
— Я спрашивала, как идет твоя подготовка?
— Танцую. — Я улыбнулась.
Завершающим штрихом в моем выступлении должен был стать огненный танец, и Джеавир я об этом рассказала совершенно спокойно. За прошедшее время мы сблизились еще больше, наверное, она стала для меня первой настоящей подругой. Той, кому я была готова доверить все. Ну или почти все.
О малыше не знал никто, кроме меня. Отказавшись от настойки, я пропустила два дня совместных обедов и ужинов, как мы и договаривались с Мэррис. Пусть считает, что задуманное я исполнила, так будет лучше для всех. Несколько раз она кидала на меня пристальные взгляды, словно оценивая, но я отражала их совершенно спокойно. Не позволяя перепадам настроения просочиться за двери моей спальни, а нездоровому аппетиту даже в свои покои, продолжала делать вид, что готовлюсь к следующему испытанию.
И я действительно готовилась.
Готовилась, потому что сейчас, когда мало-мальски взяла под контроль огонь своего сына, и мне уже один раз удалось приказать Дири, я начинала верить в то, что у меня все получится. Разумеется, если отбор не продлится слишком долго, дольше четырех месяцев. Но пока что я предпочитала верить в лучшее.
— А платье? Ты обещала мне показать платье! — воскликнула Джеавир.
Действительно обещала: вчера состоялась последняя примерка, и надо отметить, платье вышло роскошное. Золотое, с лифом-чешуей и летящей юбкой, не стесняющей движений и позволяющей исполнить любой танец.
— Разумеется. — Я поднялась, направляясь к шкафу, но едва успела распахнуть дверцы, как в покои влетели мои нэри. Запыхавшиеся, со сверкающими глазами.
— Что это значит? — холодно поинтересовалась я.
— Простите, местари, — выдохнула Лирхэн, прижимая ладони к пылающим щекам.
— Мы подумали, что вы должны знать. Это случилось полчаса назад, но уже весь дворец знает…
— Арестован хаальварн… тот, что светловолосый. На северянина похож, помните?
Мы с Джеавир переглянулись. Светловолосого хаальварна я помнила, он сопровождал нас еще в пути, когда Даармархский меня забрал, да и в целом внешность у него была запоминающаяся.
— Не понимаю. За что арестован?
— За покушение на Ибри. Ее вы помните?
— Наложница… — Лирхэн осеклась и поправилась: — Будущая мать первенца местара. Она упала с лестницы. Точнее, ей помогли упасть, тот самый хаальварн. Сейчас лекари делают все, чтобы спасти ее и ребенка.
Ибри повезло. То ли она родилась под счастливой звездой, то ли силы малыша Витхара, отчаянно цеплявшегося за жизнь, не позволили ей отправиться к праотцам. Как бы там ни было, только утром, услышав эту новость, я смогла вздохнуть спокойно. Не повезло хаальварну, исполнившему чей-то приказ: его даже не успели допросить. Яд, который он разжевал, убил его мгновенно.
В обед все еще белая, как снега Севера, Мэррис была непривычно молчалива для распорядительницы. Она даже забыла пожелать Джеавир удачи, попрощавшись с нами быстрее, чем того требовал этикет, и поспешила покинуть зал. Воспользовавшись тем, что на меня никто не смотрит (взбудораженные облетевшей дворец новостью девушки перешептывались, а Джеавир сама была белее мела и дважды за обедом перепутала приборы), я поднялась и последовала за Мэррис, жестом приказав нэри оставаться на месте.
Когда я оказалась у дверей, меня полоснуло огненным взглядом. Как плетью шаэррнар, с размаху, и я обернулась. Эсмира смотрела на меня в упор, в черных глазах тлели опасные угли. Я сполна вернула ей взгляд, тот, который видела у матери лишь однажды, когда к отцу на суд привели иртхана, совершившего насилие над девушкой, и вышла.
Распорядительница ходила быстро, но я догнала ее в анфиладе.
— Мэррис!
Она обернулась: резко, яростно, взметнув тонким летящим шлейфом, больше напоминавшим марево огня.
— Как она? — спросила негромко, приблизившись.
— Не стоит делать вид, что тебя это интересует. — В ее словах крошилось стекло. — Моя помощь тебя ни к чему не обязывает.
— Это верно, — холодно ответила я. — Возможно, именно поэтому мне ни к чему делать вид, что меня что-то интересует. Я спрашиваю, потому что действительно хочу знать.
Несколько мгновений она вглядывалась в мое лицо, а после произнесла:
— Уже лучше. Кровотечение удалось остановить, но восстанавливаться она будет долго. Ей больше нельзя ходить до самого рождения малыша, а первый месяц придется лежать с поднятыми ногами. Угроза по-прежнему существует, и если она нарушит… — Мэррис плотно сжала губы, потом продолжила: —…предписание, может пострадать и сама и ребенок.
— Уверена, что этого не случится, — сказала я.
— Уверена? — Мэррис усмехнулась. — Ты в этом так уверена, Теарин?
В голосе ее сквозили боль, отчаяние и ярость.
— Я все время думаю о том, что было бы, если бы не появилась ты. От тебя одни неприятности, всю боль, которую сейчас испытывает Ибри, принесла с собой ты.
— Определенно, — отозвалась я. — И Сарра тоже пыталась убить я. Все это моих рук дело, правда, Мэррис?
— О нет, — сказала она. — Сама ты ничего не делаешь, ты даже не отдаешь приказы, но все беды, что случаются, происходят рядом с тобой. Ты никогда не обращала на это внимание?!
Несмотря на то что я могла понять ее боль, сейчас все внутри сжалось. От несправедливости ее слов и, возможно, от того, что отчасти она была права. Словно с той минуты, когда смерть моих родителей и тень крыльев Горрхата тьмой легли на Ильерру, часть этой тьмы передалась мне и шла за мной по пятам.
Усилием воли отмахнулась от этой мысли, стряхнула, как липкую паутину.
— Меня не было на той лестнице, — жестко сказала я. — Меня даже не было рядом с Ибри в последнее время, и мы обе это прекрасно знаем.
Мэррис горько усмехнулась.
— Она любит его, Теарин. Возможно, это прозвучит глупо и самонадеянно, но она действительно любит местара, и этот ребенок был не только его выбором. Ибри шла на это осознанно, потому что местар уделял ей внимание больше, чем кому бы то ни было. А потом появилась ты.
— Мэррис, это глупо, — сказала я.
— Глупо любить, это правда. Это самое глупое чувство в мире, но оно, увы, не подчиняется доводам разума. Хотя в твоем случае это не так, верно? Ни разу за все время, ни разу, даже когда местар увлекся тобой, Ибри не задумалась о том, чтобы убить свое дитя. Чтобы отказаться от него.
Я глубоко вздохнула, понимая, что сейчас бессмысленно ей что-то объяснять. Ибри по какой-то неведомой мне причине дорога Мэррис, и она слепа в своем отчаянии.
— Я хочу знать, удалось ли хоть что-то выяснить. Хоть что-то о тех, кто это сделал.
Эсмира осталась за дверями общего зала, но ее взгляд до сих пор пламенел на мне ожогом.
— Ничего. Исполнитель мертв, а те, кто хотел избавиться от моей девочки…
Мэррис осеклась, а я замерла. Ее глаза сверкнули, она развернулась и быстрым шагом направилась к выходу. Я же, вопреки всему, снова бросилась за ней. Теперь, чтобы ее остановить, пришлось перехватить распорядительницу за руку.
— Мэррис, ты…
— Она моя дочь, да, — тяжело дыша, Мэррис вырвалась и отступила на несколько шагов.
Дочь.
Небо!
Значит, когда Мэррис говорила о том, что сама была в такой ситуации… когда хотела избавиться от ребенка…
— Они общались с помощью магии. Толкнувший ее мерзавец и тот, кто за всем этим стоит. В его вещах нашли выгоревший перстень, который помогал им держать связь.
Связующая магия.
Впервые ее использовали шаманы-пустынники, положившие начало расе иртханов. Им приходилось уходить на большие расстояния, чтобы осваивать новые земли и строить города на поверхности, их сила была настолько велика, что они использовали воздушные потоки, чтобы слышать друг друга. Нет, говорить с Мэррис, как мы сейчас, они не могли, это была односторонняя связь, но чтобы передать информацию, ее вполне хватало.