Танцующая для дракона. Звезды падают в небо Эльденберт Марина
— Пойдемте, местари.
Теперь на нас снова смотрели все, с той лишь поправкой, что на нас — это на меня и капитана, и признаться честно, это было куда приятнее. Я слушала его объяснения, запоминая, как ориентироваться в открытом океане, как швартоваться и как не сесть на мель, как происходит разворот, когда нужно поднимать паруса, когда лучше опустить и почему в свое время при создании флотилии отказались от весел и от гребцов. В случае полного штиля их заменяли иртханы из Восточной пустыни, одним из проявлений огня которых была способность управлять потоками воздуха.
Слушая все это, я почти забыла о своем пламени.
Неудивительно, потому что в груди больше не жгло, и к счастью. Когда капитан отступил, решительно шагнула к штурвалу.
— Корабль нужно чувствовать, — произнес он. — На время, пока ты на воде, становиться с ним единым целым.
— Совсем как с драконом во время призыва.
Хаальварн улыбнулся.
— Именно так.
Я улыбнулась в ответ, и когда штурвал лег мне в руки, почувствовала себя… свободной от всех условностей, от ненавистного мне отбора, даже от невозможности покинуть Даармарх по своей воле. Впереди, над гребнем дракона, справа и слева от его крыльев расстилался бескрайний простор океана, в моих руках, готовый отозваться по первому движению, был огромный корабль. Сейчас я действительно чувствовала его так, словно мы стали единым целым. Точно он был живым, и движение рук, как приказ, могло развернуть его в любую сторону.
— Поворачивайте чуть-чуть влево, местари Ильеррская.
«Чуть-чуть» оказалось отнюдь не таким простым, каким могло показаться, но и на слабость в руках я никогда не жаловалась. Когда дракон, то есть корабль чуть изменил курс, задохнулась от восторга.
Там, где небо в ослепительном сиянии солнца сливалось с водой, почти стирая тонкую нить горизонта, казалось, начинается новая жизнь.
Новая жизнь, забытая до этого дня.
Свободная жизнь.
— Куда мы сейчас плывем? — спросила я, но тут же взглянула на небо, вспоминая. — На Север?!
— Все верно, местари Ильеррская.
Капитан улыбнулся, а я вернулась к кораблю.
И к океану.
Сейчас мне даже начинало казаться, что штурвал едва различимо подрагивает в моих руках, и от этого ощущения были просто запредельные. Казалось, я могу разбежаться и взлететь, а потом парить в выбеленном от жара солнца небе, пока оно не сменится пронзительной синевой Севера.
— Непередаваемое чувство, правда?
Голос Даармархского, как арбалетный болт, вспорол воздух, в котором, если бы не таэрран, я, возможно, на самом деле могла бы парить. Сильные руки легли на штурвал, накрывая мои и разрушая очарование момента.
— Прошу прощения, местар. — Я вывернулась и поняла, что капитана на мостике уже нет.
Не скрывая разочарования, направилась к лестнице.
— Вернитесь, местари Ильеррская.
Это был приказ.
Пришлось вернуться, ступая по нагретому солнцем дереву.
— Вы что-то хотели, местар?
— Если ты не забыла, у нас свидание.
— Как я могу забыть, если вы постоянно мне об этом напоминаете.
Даармархский взглянул на меня.
— Мы не закончили разговор.
Действительно не закончили.
— Да, мы говорили про таэрран.
Руки дракона на штурвале сжались сильнее, тем не менее он процедил:
— Я не знаю ни одного случая, когда пламя прорвалось бы через таэрран. В истории Надорги был случай, когда правитель запечатал таэрран своего первенца, сына — заговорщика. Парня бросили в подземелье, но спустя несколько лет его сила возросла настолько, что печать отца оказалась слабее его пламени.
Я затаила дыхание.
— Однако преодолеть магию таэрран и вырваться из-под нее огонь все равно не мог. Поэтому сжег заговорщика. Изнутри.
Последние слова перебили дыхание окончательно.
Сжег изнутри?
Нет, это же…
— И его отец позволил этому случиться? — хрипло спросила я.
— Все произошло очень быстро. Огонь набирал силу постепенно, день за днем, а потом разом полыхнул. Никто не успел ничего сделать.
— Но он же должен был что-то чувствовать? Идущий изнутри жар или…
— Под таэрран свой огонь не почувствовать. Это печать, магию которой ни одному пламени преодолеть не под силу. — Даармархский пристально на меня посмотрел, и я решила прекратить расспросы.
Тем более что слова «свой огонь не почувствовать» выдернули меня из состояния, близкого к животному страху. Я отошла к поручням мостика, обхватила себя руками. Нет, это точно не мой случай, потому что я действительно ничего не чувствовала под таэрран. Точнее, чувствовала, но когда рядом был Даармархский, его огонь я воспринимала так же ярко, как сейчас…
Чей?!
Эта мысль вытряхнула из меня воздух еще сильнее, чем предыдущая, но оформиться не успела.
— Огонь набирает силу только до полного созревания. Тебе не о чем волноваться, Теарин.
Я обернулась. Даармархский стоял рядом со мной, к штурвалу вернулся капитан.
— Не о чем? — воскликнула я. — Да, пожалуй, мне не о чем волноваться. Кроме того, что я всю жизнь проведу, не чувствуя своего пламени.
Я говорила, но мысли метались взбешенными драконами.
Пламя.
Если оно не мое, тогда чье?! Чье?!
Я же не могу быть…
Иногда не чувствовать гораздо проще.
— Это ТЫ по своему опыту говоришь?! — посмотрела ему в глаза. — Ты хоть раз лишался частицы своего пламени?! Хоть раз становился пустым, без огня, с которым родился?! Ты когда-нибудь такое чувствовал, Витхар?!
— Да. — Дракон спокойно встретил мой взгляд. — Отец несколько раз наказывал меня за проделки. Надевал таэрран.
— На сколько? — спросила я. — На пару часов?
— Самое большее — на полгода. — Ноздри дракона шевельнулись. — За то, что заставил сына прислужницы при всех называть себя дурными словами. Он мне надерзил, и я решил его проучить. Отдал приказ. Отец сказал, что достойный правитель никогда не поступит так со своим подданным, после чего надел на меня таэрран там же, на глазах у всех. После этого в Даармархе было введено наказание за ментальные приказы людям.
Глубоко вздохнула, пытаясь успокоить себя.
Свои мысли.
— Как видишь, я прекрасно понимаю, чего ты лишена. Но рядом со мной ты будешь чувствовать пламя. Столько, сколько пожелаешь.
— Какое неслыханное благородство! — выдохнула я.
Чуть громче, чем рассчитывала, просто потому, что меня уже начинало трясти. Невысказанное даже про себя откровение сейчас пыталось пробиться сквозь череду сменяющих друг друга чувств, эмоций и мыслей. Руки сами собой сжались в кулаки, грудь обожгло.
Снова.
Ноздри дракона шевельнулись, словно он что-то почувствовал.
— Сбавьте тон, местари Ильеррская.
Это и растекающийся по груди огонь относительно привели меня в чувство.
Мне надо сосредоточиться на чем-то другом. На чем-то другом, не настолько остром.
Таэрран.
Даармархский сказал, что отец надел ему таэрран за приказ сыну прислужницы, но…
— Сколько же тебе было лет? — прошептала я. — Сколько тебе было лет, когда ты отдал ему приказ?!
— Шесть.
— Шесть?!
— У меня очень рано проснулся огонь, Теарин. Предположительно из-за того, что произошло с матерью. У первых иртханов огни пробуждались в самом раннем детстве благодаря яркому слиянию с драконами. Ты должна это знать.
Нет.
Конечно же я это знала. И о том, какие аномалии творились с перерожденными, и о том, что сила их была запредельной, гораздо больше, чем сейчас у нас. Знала о том, что они оборачивались в секунды, что у драконят пламя просыпается еще во время созревания в яйце, но…
Нет!
Нет, нет, нет, пожалуйста, нет!
— И когда у тебя проснулся огонь?
— Мать почувствовала его еще до моего рождения.
Перед глазами потемнело.
— Куда мы плывем? — Теперь уже я вцепилась в поручни, чтобы скрыть мелкую дрожь рук.
Мысленно глубоко дыша, унимая втекающее в каждую клеточку пламя.
Вскинув голову, чтобы не позволить чувствам взять верх над разумом и разрушить все.
— На остров, — отозвался дракон, и лишь неимоверным усилием воли я заставила себя сосредоточиться на этих словах.
— Остров?
— Да, отец с матерью случайно нашли его, когда вместе летали над океаном. — Взгляд Даармархского снова смягчился. Он становился таким всякий раз, когда дракон говорил о родителях. — Я был зачат на этом острове, и они посчитали это благословением. В самом сердце острова отстроили дом, и родители уединялись там, когда была такая возможность. В редкие часы отдыха они прилетали туда.
— А ты всех претенденток на него привозил? — Слова сорвались с языка раньше, чем я успела их осознать.
Взгляд Даармархского сначала потемнел, а потом раскалился, отмеченный силой его пламени.
— Думай, что говоришь. Ты единственная, кому я рассказываю об этом месте.
— О, я, вне всякого сомнения, должна быть польщена, но с чего нам туда плыть?!
Вот теперь алое пламя мгновенно вытеснило радужку. Остались только вертикальные зрачки: острые, как лезвия кинжалов.
— Ты совсем ничего не ценишь, Теарин?
— Ценю. — Я кивнула. — Я ценю историю твоих родителей, которые искренне любили друг друга. Это место, этот остров хранит отпечаток их любви. Он создан для тех, кто умеет любить, Витхар. Не для нас.
— Любовь — это слабость, — прорычал дракон. — Мне слабости не нужны.
— Благодаря этой слабости ты появился на свет! — выдохнула я. — И Хеллирия тоже!
— Довольно! — В рычание ворвались хлесткие пламенные плети. — Ты сегодня достаточно испытывала мое терпение.
Я покачала головой.
— Я не сойду с этого корабля, Витхар. Не коснусь даже пальцем той земли. Тебе придется тащить меня туда силой, на глазах у всех. Ты этого хочешь?
Пламя ударило в меня волной — яростной, мощной — настолько сильной, что когда волна скользнула назад, чуть не увлекла за собой то, что билось внутри. Только благодаря урокам отца я удержала искры на пальцах, свела за спиной подрагивающие, горящие от огня и напряжения ладони.
Даармархский развернулся так резко, что его сила зацепила меня шлейфом бушующей мощи. И так же резко скомандовал капитану:
— Поворачивай! Мы возвращаемся.
После чего быстро спустился по лестнице и зашагал по палубе в сторону дальней мачты.
Я же с трудом расплела пальцы, повернулась к морю, оставив за спиной капитана, мачты, Даармархского. Впереди был только океан и раскинувшиеся крылья дракона. Небо и горизонт.
Чувствуя, как корабль меняет курс, я отпустила огонь и приложила ладони к животу в надежде, что ничего не почувствую.
Ничего, пожалуйста.
Совсем ничего.
И вздрогнула, когда изнутри ударило пульсацией пламени.
Пламени маленького драконенка.
ГЛАВА 5
Зингсприд, Аронгара
Доброе утро — это когда ты впервые за последнее время чувствуешь себя по-настоящему выспавшейся. Такой, когда глаза открываются не с помощью распорочек, поддерживающих верхние веки, а сами собой. Широко-широко. И еще шире, когда ты понимаешь, что сзади к тебе прижимается гроутело со всеми гроувыпуклостями, одна из которых упирается тебе прямо в ягодицы.
О-о-очешуеть!
Я рывком высвободилась из объятий этого… и села на постели!
В его спальне!
Полностью обнаженная.
И он тоже.
Что касается его, он даже глаза не открыл, просто повернулся на спину, совершенно без зазрения драконьей совести демонстрируя все свои выпуклости.
И-и-и…
Я подхватила подушку и от души приложила вконец охамевшего драконорежиссера по голове.
— Гроу!
— Танни, — донеслось хриплое из-под подушки. — Ты просто сама нежность.
Нежность?
Нежность?!
Да я тебе сейчас такую нежность покажу!
— Ты что устроил?! — прорычала я, сдергивая подушку с дракономорды и замахиваясь повторно.
— А я что-то устроил? — Подушку выдрали из моих рук и отправили на пол, сам режиссер приподнялся на локтях и весьма однозначно уставился на мою грудь.
— Я! Ушла! Спать одна! — выдохнула, с силой выдергивая из-под этой беспринципной туши верхнюю простыню и заворачиваясь в нее.
— Нет, ты ушла побыть одна, — хмыкнул Гроу. — Никто не обещал, что ты будешь одна спать.
Ы?
Ы.
Ы!
Все связно оформившиеся мысли исчезли из моей головы, особенно когда Гроу одним движением перетек ко мне. Клянусь, именно перетек — только что полусидел, расслабленный такой, и вот уже рядом, а я у него на коленях, спиной к нему. Окутанная его запахом (сигареты, кофе и присущая только ему дымная горчинка), который, между прочим, сводит меня с ума, так же как и его близость.
— Пу-усти, — прошипела, дернувшись.
— Не пущу.
Для верности меня оплели руками и ногами, чтобы не вырвалась.
Признаюсь честно, вырываться совсем не хотелось, зато хотелось настучать себе за это по голове. Вчера была Танни умная (целых десять минут), сейчас Танни классическая.
— Ты что, не слышал, что я вчера сказала? — перестала трепыхаться: может, хоть так отпустит?
Не отпустил.
— Слышал.
— Но не понял?
— Понял. Однажды я тебя уже отпустил, Танни. Больше не отпущу. Не отпущу свою девочку. — От того, как прокатился по коже этот хриплый вкрадчивый голос, мозг помахал мне ручкой и собрал вещички, намереваясь оставить меня навсегда.
Ну, не-е-ет. Это уже совершенно точно лишнее.
— Я. Не. Твоя. Девочка, Гроу! — рванулась в тот момент, когда драконорежиссер утратил бдительность, и чудом не кувыркнулась лицом в пол.
Не кувыркнулась все потому же, что Гроу меня перехватил за талию.
Да чтоб его!
Теперь уже я вырывалась осторожнее и сразу вскочила. От того, как остро отозвался этот разрыв после неожиданной, но такой желанной близости, захотелось ему как следует врезать.
— Ты, дракон тебя задери, серьезно?! Мои слова для тебя вообще ноль?!
— Нет.
— Тогда что я делаю в твоей постели?!
Теперь я почти орала, хотя прекрасно понимала, что злюсь больше на себя, чем на него. За то, что так отчаянно хочу сейчас в эту постель вернуться.
Глубоко вздохнула и продолжила уже спокойнее:
— Мне казалось, мы договорились. Я сказала «нет».
— Я подожду, пока ты передумаешь, Зажигалка.
Вот за это, за то, как это было сказано (несмотря на все, что было сказано до), захотелось сделать больно в ответ.
— Паршеррд уже подождал, — сказала я.
— Я не Паршеррд, Танни, — почти прорычал Гроу, глаза его полыхнули зеленью.
Да надо же! Проняло!
— А я не Ширил, Джерман!
— Ширил я не предлагал жить вместе.
— Очешуеть, какой ты благодетель!
Гроу одним едва уловимым движением — тем самым, что оказался рядом со мной на постели, поднялся и шагнул ко мне.
— Я не откажусь от тебя, Танни.
Почему все не могло быть иначе? Почему мой отец не мог оказаться тем вальцгардом, почему во мне нет ни капелюшечки огня? Хотя бы самого крохотного, способного приблизить меня к нему. Хотя куда уж ближе: Гроу сейчас просто стоял рядом, а меня уже всю трясло. От желания податься вперед и забыть обо всем.
Месяц, два, год — какая разница?
Но разница все-таки была: с Лодингером у меня была глупая детская влюбленность в образ, которого никогда не существовало. Когда образ рассыпался пеплом, я собирала себя по кусочкам десять лет. Десять долгих лет, чтобы пропустить через себя этот идиотский опыт, выкинуть из головы то, чего никогда не было, чтобы отпустить прошлое.
Но Гроу…
У меня даже пальцы сводит от желания к нему прикоснуться.
Когда все закончится здесь, я уже себя не соберу. От меня самой останется только пепел.
— Нельзя отказаться от того, чего нет. — Я сжала кулаки. — И это мы тоже вчера обсудили.
— Ты прекрасно знаешь, что это не так.
Почему он на меня не орет?!
Почему просто не вышвырнет из комнаты, не психанет, не уйдет сам?
Это ведь так на него похоже! Точнее, не похоже.
Точнее…
Тьфу!
— Все так, — выдохнула, отступая и плотнее стягивая простыню на груди. Не уйдет он, уйду я. — Что будет, когда у тебя появится пара, Джерман? Ведь рано или поздно она появится.
Не дожидаясь ответа, развернулась, но меня перехватили за локоть.
— Мне наденут таэрран на пять лет, — произнес Гроу. — О какой паре ты сейчас говоришь?
Пять лет?!
— За что?!
— За все хорошее. И предупреждая твой следующий вопрос, таэрран не имеет никакого отношения к моему желанию строить с тобой отношения.
— Идиот, — сказала я, когда обрела дар речи.
— Сама такая, — огрызнулся Гроу, а потом притянул меня к себе. — Знаешь, Танни, я достаточно хорошо тебя изучил, чтобы понять: когда ты начинаешь думать, ничего хорошего из этого не выходит.
— Да ты просто мастер комплиментов, — хмыкнула я.
— Что поделать, если нормальные с тобой не работают.
Вот как он это делает, а? Только что у меня было желание его прибить за то, что воспользовался моим крепким здоровым сном и притащил к себе в постель, а сейчас оно сменилось желанием целовать его до потери пульса.
Особенно когда я смотрю на эти губы и вспоминаю, какими они могут быть. Жесткими, яростными или удивительно нежными.
Особенно когда он смотрит на меня, и пусть даже я избегаю смотреть в эти сумасшедшие глаза, менее сумасшедшей от этого не становлюсь.
— Все со мной работает, — сказала я, осторожно выворачиваясь из его рук. — Но мне нужно почистить зубы. И душ принять.
— Это самая крутая логическая цепочка, которую мне доводилось слышать.
— То ли еще будет, — сказала я и ретировалась в ванную.
Не забыв предварительно запереть дверь с внутренней стороны, а то знаю я некоторых.
В душевой кабине я включила воду на полную и с трудом подавила желание постучаться лбом о стеклянные дверцы (все-таки лоб у меня один, и душевая кабина в этой квартире теперь тоже одна).
Вспомнив, как именно вышла из строя вторая, я глубоко вздохнула и сделала воду похолоднее.
Остынь, Танни.
Просто остынь.
Желание плюнуть на все, отменить сегодняшние просмотры квартир чередовалось со здравыми мыслями о том, что я в общем-то виновата в том, что Гроу светит таэрран. То есть виновата, конечно, не я, а Мелора, но подставился он из-за меня. По большому счету мог бы просто оставить все как есть и спокойно жить себе дальше, но проблем огреб по самое не хочу.
Как и в случае с налетом драконов.