Последние часы. Книга II. Железная цепь Клэр Кассандра

11

Кроны и фунты

«Мне было год и двадцать,

Я слушал мудреца:

“Дарите кроны, фунты,

Но только не сердца;

Дарите камни, злато,

Рассудок сохраня”.

Мне год уже и двадцать,

Чему учить меня!»[37]

А. Э. Хаусман,«Шропширский парень»

Поднявшись на следующее утро, Корделия обнаружила, что выпавший за ночь снег снова укрыл ослепительно-белым покрывалом все дома и улицы Лондона. Экипажи и пешеходы еще не успели превратить проезжую часть и тротуары в серую кашу. Крыши и дымоходы были украшены сверкающими пушистыми шапками, крупные снежные хлопья медленно осыпались с ветвей голых черных деревьев на Керзон-стрит.

Дрожа от холода, Корделия выбралась из-под одеяла и быстро закуталась в халат. Кортана висела на позолоченных крючках у кровати; поблескивали новые ножны, эфес был похож на золотой скипетр. Она прошла в ванную, стараясь не думать о вчерашнем происшествии с мечом, сосредоточиться на том, как приятно умываться теплой водой, и радоваться, что не нужно разбивать лед в кувшине на туалетном столике. Но отвлечься не удалось: ей казалось, что меч пристально смотрит на нее, словно задает ей какой-то очень неприятный вопрос.

Вчера, покинув парусиновую фабрику, молодые люди решили, что на этот раз утаивать добытые сведения нельзя, и договорились рассказать руководителям Анклава о страшных находках – шали и окровавленном плаще. Умолчав о происшествии на фабрике, они лишь повредили бы расследованию загадочных убийств. Корделия пожаловалась на головную боль в надежде, что ее просто отпустят домой; ей необходимо было побыть одной и обдумать эпизод с Кортаной. Но все обернулось не совсем так, как она рассчитывала. Джеймс настоял, что хочет вернуться вместе с ней на Керзон-стрит, и обратился к Райзе за средствами от головной боли. Служанка хлопотала вокруг Корделии почти весь вечер, пока та не накрылась одеялом с головой и не сделала вид, что спит.

Она завязала волосы в узел, надела поверх сорочки нижние юбки и бордовое шерстяное платье, сняла со стены ножны с Кортаной. Вытащив клинок, она внимательно осмотрела его. Эфес был украшен гравировкой в виде листьев и рун, но, в отличие от других мечей Сумеречных охотников, на самом лезвии рун не было, лишь надпись: «Меня зовут Кортана, я той же стали и закалки, как Жуайёз[38] и Дюрандаль[39]».

Корделия стиснула рукоять и подняла меч, в глубине души опасаясь нового ожога. Резко повернулась на сто восемьдесят градусов, рассекла мечом воздух, прыгнула вперед, сделала ложный выпад, вернулась на исходную позицию и подняла меч острием вверх.

Нет, на этот раз меч не обжег ее. Но у Корделии возникло странное, незнакомое ощущение – ощущение «неправильности» происходящего. Она привыкла к тому, что Кортана удобно лежит в ее ладони, став как бы продолжением ее руки. Она «общалась» с мечом, особенно перед сражением, они обменивались безмолвными обещаниями вместе сражаться и победить.

Но сегодня Кортана молчала. Расстроенная Корделия повесила меч обратно на стену.

– Фу, – проворчала она вполголоса и наклонилась, чтобы зашнуровать ботинки. – Это же меч, а не ручной еж. Хватит думать о всяких глупостях.

Когда она привела себя в порядок и спустилась вниз, оказалось, что в столовой никого нет. Она вышла в холл и увидела Райзу – служанка несла поднос с чашками, кофейником, молочником и выглядела крайне недовольной.

– Все твои друзья сидят в гостиной, а мальчишка из цирка провел ночь на кушетке, – буркнула она на родном языке. – Лейли, это уже слишком.

Корделия поспешила за Райзой в гостиную. Дверь была распахнута. В камине пылал огонь. Люси сидела в кресле, обитом бархатом, а «Веселые Разбойники» расположились на ковре у ее ног. Джеймс лежал, опираясь на локоть и вытянув перед собой длинные ноги, Томас ел овсянку, Кристофер со счастливым лицом поглощал лимонное пирожное, а Мэтью удобно устроился среди множества подушек.

Когда Корделия вошла, Джеймс поднял на нее заспанный взгляд золотых глаз.

– Маргаритка, – пробормотал он, взмахнув пустой кофейной чашкой. – Пожалуйста, не брани меня. Эти юные шалопаи явились сюда в несусветную рань и отказались уходить. Они захватили наш дом, как крысы.

У Корделии сладко сжалось сердце. «Наш дом». Райза вошла вслед за ней, и мальчишки, придя в восторг при виде кофейника, принялись нестройно напевать песенку «Он веселый, славный парень», заменив «он» на «она». Мэтью рывком поднялся с подушек и хотел заключить Райзу в объятия, чтобы пуститься с ней в пляс, но та проворно стукнула его по руке ложкой и с достоинством удалилась.

– На случай, если тебя это интересует, – продолжал Джеймс, пока остальные дрались за кофейник, – Кристофер пришел в ярость, узнав, что вчера мы отправились навстречу приключениям без него, и решил нам отомстить. Он притащил сюда целую кучу книг.

– Если он хочет отомстить нам, заставив читать книги, тогда он ошибся адресом, – засмеялась Корделия и уселась на оттоманку рядом с Люси. – Кстати, а где Анна?

– Отправилась патрулировать город, – сообщила Люси. – Мы выбрали ее посланцем, чтобы она рассказала о происшествии на фабрике тете Шарлотте. И заодно нашим тете и дяде, ведь они возглавляют Институт, пока мама с папой в Париже.

– И что, Анна передала им все, как было? – Корделия приподняла бровь. – В подробностях?

Люси чинно кивнула.

– Разумеется. Анна сказала, что вчера случайно оказалась в Лаймхаусе, и внезапно ожерелье дало ей знать, что поблизости шныряют демоны. След привел на заброшенную парусиновую фабрику. Когда Анна вошла, на нее напал демон Уробас, и она уничтожила гадкую тварь. Обследовав здание, Анна обнаружила шаль Филомены и окровавленный плащ.

– Какое удивительное совпадение, – заметила Корделия, принимая у Джеймса чашку кофе. Кофе был с молоком, но без сахара, как она любила. Она немного удивилась такому вниманию с его стороны и благодарно улыбнулась.

– Совпадения вообще удивительны, – объявила Люси.

– Если я правильно понимаю, она не стала ничего рассказывать о… о призраке Филомены? И о первом призраке тоже?

– Мне кажется, трудно поверить, что Анна случайно нашла на первой попавшейся фабрике демона, плащ убийцы и заодно дух Филомены, – объяснил Томас.

– А что с этой фабрикой? – расспрашивала Корделия. – Анклав обыскал ее?

– Да. Вчера поздно вечером созвали срочное совещание, а потом отряд отправился в Лаймхаус, – сказал Томас.

– Отец пошел с ними, – добавил Кристофер, снял очки и протер их полой пиджака. – Они перевернули там все вверх дном, но ничего не нашли, кроме старого гнезда демонов Уробас. Они будут наблюдать за этим местом, но…

– Но вряд ли убийца туда вернется, – продолжал Джеймс. – Непонятно, почему он бросил там плащ – видимо, не хотел разгуливать по городу в окровавленной одежде.

– Они пытались использовать Отслеживающую руну, чтобы найти убийцу, но увы, ничего не вышло, хотя на ней была кровь, – сказал Томас. – Скорее всего, плащ отдадут Братьям для изучения.

– Я вот думаю, а может, нам следует рассказать старшим о первом призраке? О том, кто сообщил о появлении Филомены, – пробормотала Люси, нервно теребя юбку.

– Этого делать ни в коем случае нельзя, – твердо возразил Джеймс. – Мы не знаем, откуда у этого джентльмена эпохи Регентства сведения о Филомене, но нет никаких причин полагать, что он причастен к убийствам. А если Анклаву станет известно, что привидения обращаются к тебе с просьбами об услугах, Люс… – Он вздохнул, откинулся назад, привалился спиной к оттоманке у ног сестры. Золотые глаза потемнели. – Даже думать не хочется о том, что тогда начнется. Они не отстанут от тебя, будут следить за каждым шагом в ожидании других призраков, попытаются использовать тебя для поиска разгадки. А ты ведь знаешь, что не все духи дружелюбно относятся к живым.

На лице Люси отразился ужас.

– Думаешь, они на такое пойдут?

– Бриджсток точно попытается, – уверенно сказал Мэтью. – Джеймс прав.

– Тогда давайте попытаемся сами разобраться, – заговорила Корделия. – Прежде всего, зададим себе вопрос: какой мотив у убийцы? Филомену здесь почти никто не знал. Допустим, преступник имел претензии к Паунсби и Гладстону, но зачем убивать девушку?

– Твой брат, Алистер, вчера вечером на собрании кое-что сказал, – неохотно произнес Томас. – Вроде бы он читает обычные газеты. Оказывается, среди простых людей попадаются безумцы, которые убивают ради удовольствия. Так что, возможно, у нашего убийцы нет мотива.

– Если убийца никак не связан с жертвой, и нет иного мотива, кроме ненависти ко всем на свете, его просто невозможно найти, – вздохнул Мэтью.

– Зря ты так говоришь; наш убийца ненавидит не всех подряд, – возразила Люси. – До сих пор, насколько нам известно, он убил трех Сумеречных охотников. Мы – группа обособленная, простые люди о нас ничего не знают, так что вряд ли этот преступник – маньяк, о каких пишут в газетах. Хотя можно предположить… можно предположить, что этот человек обладает Зрением или же он – существо из нижнего Мира.

– В таком случае безумец убивал бы и среди Нижнего Мира, – вмешался Джеймс. – А что до нас, Сумеречных охотников… убийство – это наша профессия, цель жизни. Едва мы выбираемся из колыбели, нам дают оружие; нас с самого детства учат убивать. От такого вполне можно лишиться рассудка.

– А как насчет Сумеречного охотника, повинующегося посторонней воле? – предложила Люси. – Например, приказам чародея или…

– Никто не может подчинить нас свой воле, Люси, – перебил ее Кристофер. – И тебе это прекрасно известно. На новорожденных нефилимов накладывают защитные чары.

– А я вот о чем думаю, – высказался Томас. – Вы вчера говорили, что Филомена вернулась на землю в виде бесплотного духа с единственной целью – обличить убийцу. Но вам не кажется странным тот факт, что она ничего существенного не рассказала? – Он с извиняющимся видом взглянул на Корделию. – Конечно, по-итальянски я не понимаю…

Корделии внезапно стало холодно, в ее ушах снова прозвучал призрачный шепот. Ей с трудом удалось сохранить видимость спокойствия.

– Она напомнила мне о том, что я ранила Велиала. И еще хотела знать, почему я не смогла помочь ей, если я, как она выразилась, «героиня». Она спрашивала, почему я ее не спасла.

Корделия не упомянула о Кортане, это было слишком тяжело. А что, если Филомена ошиблась? Что, если Корделия, вовсе не героиня, не истинная владелица Кортаны? Что, если меч счел ее недостойной?

Корделия опустила взгляд на свои руки.

– Я подвела ее, обманула ее ожидания.

Все хором принялись разубеждать, успокаивать ее; чья-то рука коснулась ее плеча. Даже не глядя, она поняла, что это Джеймс.

– Маргаритка, – ласково произнес он. – Мы нефилимы, но не ангелы. Мы не можем прийти на помощь, если не знаем, что в нашей помощи нуждаются. Ни один человек не может знать все.

– Вот я, например, – согласился Мэтью, – я знаю очень мало.

– А я не знаю, почему вижу эти убийства во сне. – Джеймс поставил чашку на столик. – Существует какая-то связь между моей жизнью и тем, что происходит. Но я не обижусь, если вы откажетесь участвовать в расследовании.

– Я лично считаю, что смысл существования нашей организации – участвовать в жизни друг друга, – возразил Мэтью.

– Вот почему сейчас нам следует обратиться к онейромансии, науке о снах, – энергично заговорил Кристофер. – Я раздобыл несколько исчерпывающих трудов по этой теме и намерен раздать их вам.

– А там есть любовные сцены? – поинтересовалась Люси. – У меня в новом романе сейчас как раз любовная сцена, и я застряла.

– Если и есть, то для твоего романа они вряд ли подойдут, – заверил ее Джеймс.

– Это очень интересные книги, – укоризненно произнес Кристофер. – Там есть истории о некромантах, которым во сне удавалось путешествовать, совершать убийства и накапливать энергию смерти.

– Что значит «накапливать энергию смерти»? – спросила Люси. Корделии показалось, что она немного побледнела. – Ты имеешь в виду силу, которой некроманты пользуются для оживления мертвых?

– Именно, – ответил Кристофер. – Конечно, существуют способы возвращения умерших при помощи катализатора. Это предмет, заключающий в себе могущество чародея. Но в основном черные колдуны пользуются энергией, которая высвобождается в момент смерти живого существа.

– Ну что ж, могу сказать одно: если убийца – Сумеречный охотник, он или она не может забрать эту «энергию смерти», – заметил Мэтью, впиваясь зубами в пирожное. – Конечно, возможно, что преступник состоит в сговоре с некромантом…

– О, проклятье! – вдруг воскликнул Томас, вскакивая на ноги и стряхивая крошки с пиджака. – Я обещал вернуться домой к полудню. Родители в панике, угрожают обратиться к Шарлотте и исключить меня из списка патрульных, если я не найду себе напарника.

– Не глупи, Том, – сказала Люси. – Возьми с собой хотя бы Анну. А если будешь упираться… я надеюсь, что тебя отстранят. – И она скорчила гримасу.

– А я надеюсь наткнуться на убийцу, – торжественно объявил Томас. – До сих пор жертвы не подозревали о том, что на них охотятся. Но я буду готов.

Раздались одобрительные возгласы, и Томас покраснел от смущения. Остальные, за исключением Корделии, тоже принялись собираться, они упаковывали книги Кристофера, болтали о том, кто и что будет читать, обменивались шуточками по поводу странных снов (например, в странном сне Мэтью были кентавр и велосипед). Несмотря на убийства и страх потерять Кортану, Корделия чувствовала себя счастливой. Дело было не только в том, что она любила Джеймса. Она любила и его друзей, и его семью, ей нравились их планы, она радовалась тому, что Люси стала ее сестрой. И сейчас, в этот миг, ей было бы стыдно за свое счастье, если бы не пустота в сердце, если бы не упрямый внутренний голос, который твердил, что рано или поздно все это кончится.

Мэтью уже открыл дверцу кареты, когда Джеймс окликнул его. Мэтью обернулся, но удивленное выражение его лица сразу же сменилось насмешливым: Джеймс выбежал из дома в перчатках, но забыл застегнуть длинное двубортное пальто и теперь безуспешно пытался справиться с пуговицами.

– Позволь мне, – сказал Мэтью, зубами сдернул перчатку с правой руки, сунул ее в карман и ловко принялся помогать Джеймсу. – С чего это ты бегаешь по улице полуодетым в такую погоду? Разве тебе не следует сейчас свернуться в кресле у огня рядом с Корделией и читать сочинение С. Лангнера «Сны, в которых я спасался от преследования, и существа, которые преследовали меня»?

– На мой взгляд, ценность этой книги весьма сомнительна, – хмыкнул Джеймс. – Мэт, вчера я по чистой случайности узнал, что ты переехал в отдельную квартиру. Почему ты мне ничего не сказал?

Мэтью, закончив застегивать пальто друга, виновато взглянул ему в лицо. Потом нервно провел рукой по растрепанным волосам, напомнившим Джеймсу лучи солнца.

– Идея жить отдельно возникла у меня уже давно, но я не думал, что все произойдет настолько внезапно. Это был порыв…

– И ссора с Шарлоттой не имеет никакого отношения к этому порыву?

– Может быть. – На лице Мэтью появилось настороженное выражение. – Кроме того, существовать под одной крышей с Чарльзом становится невыносимо. Всякий раз, когда он начинает трещать о предстоящей свадьбе, мне хочется его пристукнуть.

– Я очень ценю твою преданность, – улыбнулся Джеймс. – Конечно, насчет жилья – решать только тебе, но мне не нравится, что я не знаю, где ты живешь и как тебя найти.

– Я не хотел тебя беспокоить, – с несвойственным ему смущенным выражением пробормотал Мэтью.

– Что бы ты ни делал, это не причиняет мне ни малейшего беспокойства, – возразил Джеймс. – Нет, конечно, я неправ. Ты только и делаешь, что попадаешь в разные передряги… – Он усмехнулся. – Но это вовсе не означает, что я не хочу знать о твоей жизни. Я твой парабатай.

– Понимаю. Но я просто решил… знаешь, поскольку ты теперь женат, то я подумал, что тебе хочется проводить больше времени с Корделией. И, может быть, существует шанс, что ваш брак… станет настоящим.

В глазах Мэтью промелькнуло выражение боли, встревожившее Джеймса. Мэтью никогда не показывал, что ему больно. Джеймс подумал, что он, возможно, беспокоится об их дружбе, которая может пострадать. Боится, что они скоро отдалятся друг от друга.

– Мы с Корделией – просто друзья, – заявил он с уверенностью, которой вовсе не чувствовал. – Тебе известно, что я поклялся в верности мисс Блэкторн.

– Да она в подметки не годится Маргаритке… – начал Мэтью и смущенно смолк. – Прости… это не мое дело. Мне пора уходить, пока я не наговорил кучу глупостей.

Джеймс был ошеломлен, сам не зная почему – в конце концов, тогда, на свадьбе, Мэтью чуть не придушил Грейс. И, конечно, Джеймс не сердился на друга за неприязненное отношение к его возлюбленной: он понимал, что Мэтью просто волнуется за него, Джеймса, и готов убить любого, кто причиняет ему боль.

– Позволь мне поехать с тобой, – предложил Джеймс.

Мэтью покачал головой и взялся за дверцу кареты.

– Мне нужно побыть одному… собраться с мыслями, успокоиться…

– Не обязательно быть одному, чтобы успокоиться и собраться с мыслями, – тихо сказал Джеймс. – Все, чего я желаю тебе, друг мой – это чтобы ты любил себя так же, как я люблю тебя.

Мэтью вздохнул.

– А Корделия не будет возражать?

– Это она предложила мне поехать с тобой. Она тоже тебя любит, – сказал Джеймс и поднял голову. Солнце скрылось, и небо затянуло темными снеговыми тучами. Он не видел, как Мэтью закрыл глаза и сглотнул ком в горле.

Затем Мэтью опомнился, распахнул дверь кареты и жестом пригласил Джеймса забираться внутрь.

– Ну что ж, поехали, – усмехнулся он. – Если поспешим, успеем добраться до дома прежде, чем начнется снегопад.

Корделия провела весь день в кабинете за чтением фолианта под названием «Тавматургия сновидений». Кристофер оказался прав, книга заинтересовала ее, хотя и была посвящена исключительно управлению чужими снами. В этом трактате не было ни слова о том, что делать, если тебя преследуют кровавые кошмары, которые потом претворяются в жизнь.

Ближе к полудню на улицах появились дворники с лопатами и метлами и принялись чистить занесенные снегом тротуары; из соседних домов высыпали тепло одетые, похожие на кульки дети, затеяли игру в снежки. Она вспомнила, как в детстве, давным-давно, играла в снежки с Алистером, и с грустью представила себе его унылое существование в доме на Корнуолл-гарденс.

Вечером снова пошел снег. Крупные белые хлопья сыпались со свинцового неба, укрывали Лондон белой пеленой. Дети разошлись по домам, зажглись фонари, а снег летел, заметая дома, тротуары, деревья, крыши, трубы. Корделия забыла о книге, и мысли ее невольно устремились к Кортане.

«Если вам вдруг захочется познакомиться с создателем Кортаны, я могу это устроить. Нужно пройти мимо большой белой лошади и спуститься под холм».

Она прикусила губу. Фэйри, конечно, верить нельзя, но ведь Лилиан Хайсмит тоже говорила о кузнеце Велунде.

«В двенадцать лет я сбежала из дома, и родители обнаружили меня на Риджуэйской дороге. Я искала курган кузнеца».

Корделия поднялась с дивана и подошла к книжному шкафу. На полках, где стояли труды о путешествиях, царил беспорядок – по вечерам они с Джеймсом часто брали отсюда книги, потом ставили их куда придется. Но она без труда нашла то, что искала. «Чудеса древней Британии».

Отыскав в предметном указателе Риджуэйскую дорогу, она открыла книгу на нужной странице. Описание достопримечательности сопровождалось черно-белым изображением зловещего темного кургана на фоне пологих холмов. «Пещера кузнеца Велунда расположена неподалеку от границы Уилтшира, поблизости от Риджуэйской дороги, проложенной давно исчезнувшим народом и пересекающей беркширскую меловую возвышенность. Несмотря на то что окружающие поля сейчас обрабатываются, пейзаж остался таким же, как тысячи лет назад. Подходящее место для того, чтобы поразмыслить в одиночестве после того, как вы посетили Холм Белой Лошади…»[40]

Корделию отвлек стук колес экипажа по булыжной мостовой. Услышав, как хлопнула входная дверь, она поспешно убрала книгу, и через минуту вошел Джеймс. Он был без шляпы, в темных волосах таяли снежинки.

Она сделала вид, что рассматривает книгу о Константинополе, а он подошел к камину и протянул руки к огню.

– Как тебе понравилось у Мэтью? – спросила она.

– Неплохо. – Прекрасное лицо Джеймса раскраснелось от холода. – По-моему, это называется Уитби-Мэншенс. Все так шикарно: автомобилем может пользоваться, когда пожелает – хотя я считаю, что это доведет его до беды, – еще у него есть приходящая кухарка. Хотя, мне кажется, Анклав не обрадуется, узнав, где он поселился. Им не нравится, когда мы нанимаем слуг, не знакомых с Нижним Миром и не обладающих Зрением, ведь они могут случайно увидеть что-нибудь неподходящее. Я предупредил Мэтью, чтобы он не приносил домой щупалец.

– Скорее, он спалит квартиру, а то и весь дом, пытаясь приготовить чай, – улыбнулась Корделия. – Ты не будешь ужинать? Райза весь день готовит и ворчит, что мы ничего не едим. Можно поесть здесь, – добавила она. – Здесь уютнее.

Джеймс бросил на нее долгий, оценивающий взгляд. От таких взглядов сердце у Корделии почему-то билось сильнее. Снег в его волосах растаял, влажные пряди слегка завивались.

– Почему нет?

Корделия отправилась к Райзе, а когда вернулась, Джеймс уже лежал на диване с магической книгой и лениво перелистывал страницы.

– Ты нашла здесь что-нибудь полезное? – спросил он.

– Вообще-то, нет, – ответила Корделия и села рядом. Райза принесла поднос, уставленный блюдами, и скрылась, оставив хозяев ужинать вдвоем. Она приготовила суп, рис, овощи с пряностями и чай.

– В основном там говорится о том, как насылать сны на других, а не о том, как от них избавляться.

– Мэтью подробно рассказал о своем сновидении с кентавром, – произнес Джеймс, помешивая суп в тарелке. – Это был настоящий кошмар.

– Неужели он сам был кентавром? Или кто-то еще? Или мне не следует об этом знать? – спрашивала Корделия. Джеймс рассматривал свою ложку. – Тебе не понравился суп? Он называется «аш-э реште». Райза готовила его для тебя, когда ты болел жгучей лихорадкой.

– Вот как? – странным тоном спросил он.

– Нам было четырнадцать лет, – сказала она. Он должен это помнить. – Ты приехал в Сайренворт погостить, Алистера не было, и мы втроем, ты, я и Люси, целыми днями играли в саду. Однажды ты неожиданно потерял сознание, у тебя началась лихорадка. Неужели ничего не помнишь?

Джеймс потер глаза.

– Странно. Я должен больше помнить о лихорадке. Я никогда в жизни так серьезно не болел.

– Люси отослали в город, но я осталась, поскольку уже перенесла эту болезнь. Мне разрешили сидеть с тобой, – говорила Корделия. – Ты не помнишь, как я читала тебе?

Джеймс отложил ложку и сосредоточенно смотрел куда-то перед собой.

– Ну, я помню какие-то истории, однако не могу понять, настоящее ли это воспоминание или они мне просто приснились. Романтическая история, «Ромео и Джульетта», верно? Что-то такое грустное, о несчастной любви?

– Да, – тихо ответила Корделия. Неужели он действительно забыл? Несколько месяцев назад, когда они заговорили об этих стихах, ей показалось, что он все прекрасно помнит. А может, она ошиблась? – Это персидская поэма, она называется «Лейли и Меджнун», и она тебе очень понравилась. Мы потом ее обсуждали. Тогда, в Сайренворте, мы много говорили. Мне казалось, это отвлекает тебя и помогает забыть о плохом самочувствии. Ты и правда не помнишь?

– Прости, Маргаритка. Мне очень жаль, но я забыл.

Корделии вдруг пришло в голову, что у нее в комнате есть эта книга – она была среди вещей, взятых ею из дома. Она решительно поднялась. Если она сама не может помочь ему вспомнить, то, может быть, Низами это удастся.

– Значит, остается только один выход. Подожди здесь.

Как только Корделия скрылась за дверью, Джеймс спрыгнул с дивана и начал расхаживать по комнате. Он никак не мог понять, почему эпизод, о котором она так отчаянно хотела ему напомнить, стерся из его памяти. Ему казалось, что он расстроил ее, разочаровал. Но когда он мысленно обращался к тем временам, словно плотная завеса скрывала от него те несколько недель, что он провел в Сайренворте, и сквозь прорехи в этой завесе он мог видеть лишь отдельные картины.

Аромат жасмина и древесного дыма.

Прикосновение девического тела, юного, стройного, горячего.

Ее нежный голос: «От всех скрывал он тайну в глубине, что делать с сердцем, если грудь в огне?»[41]

Джеймс сделал глубокий вдох. Снова эта мучительная головная боль. Когда он вернулся домой, его мысли были заняты другим – он думал о Мэтью, тревожился за друга, который остался в новой квартире в полном одиночестве. А потом он увидел Корделию. Она склонилась над книгой, и волосы ее блестели, как медь; на ней было платье из тонкой шерсти, облегавшее фигуру, подчеркивавшее ее красоту. Он хотел подбежать к ней и поцеловать, как делает муж, вернувшись домой к жене. Но в последний момент вспомнил, кто он и кто она, и отошел к камину.

А теперь у него болело все тело; да, он жаждал того, что полностью противоречило здравому смыслу. Очень давно, когда он метался на постели в бреду, Корделия обнимала его – Джеймс был в этом почти уверен. Он вспомнил, как вчера утром держал ее в объятиях. Она была такой мягкой и нежной… Тогда Джеймс снова почувствовал жар, но это был жар совершенно иного рода.

Он желал ее. Наконец-то он признался в этом себе самому. Она была прекрасна и соблазнительна, они жили в одном доме, спали в соседних комнатах. Это должно было произойти рано или поздно. Он вспомнил минуты в Комнате Шепота, в Адском Алькове. Он целовал ее, хотя воспоминания о поцелуе потускнели, подобно воспоминаниям о Сайренворте. Он потер правое запястье с такой силой, что оно заныло; он знал, что это был приступ безумия… Грейс только что порвала с ним. Он искал утешения у Корделии, а это было нехорошо по отношению к ней. Нет, какое там… Он вел себя как животное: схватил ее, швырнул на письменный стол, навалился на нее…

Джеймс стиснул голову руками. В глазах потемнело от боли. Что это за приступы, когда же они прекратятся? Он напомнил себе, что физическое влечение и любовь – это не одно и то же, а Корделия так невинна и ни о чем не подозревает. Он не может воспользоваться ее неведением. Нужно взять себя в руки. Ему придется…

Скрипнула дверь, и он поднял голову, думая увидеть на пороге Корделию.

И вздрогнул, как от удара электрическим током. На пороге стояла Райза и глядела на хозяина с суровым и неприязненным видом, но не появление служанки удивило его. За ее спиной Джеймс увидел Элиаса Карстерса в потрепанном коричневом пальто, вышедшем из моды лет десять назад.

Возвращение к реальности так потрясло Джеймса, что у него закружилась голова. Как он посмел думать об этом? Полное безумие. Он не мог смотреть людям в глаза, готов был провалиться сквозь землю от стыда. К счастью, на помощь Джеймсу пришла привычка себя контролировать, привитая еще в детстве. Он придал лицу любезное выражение, подошел к Элиасу и протянул ему руку.

– Добрый вечер, сэр.

Элиас пожал протянутую руку и взглянул через плечо Джеймса на накрытый стол.

– Ах, вы ужинаете? Прошу прощения.

– Надеюсь, миссис Карстерс хорошо себя чувствует? – осведомился Джеймс, не понимая, что могло привести к ним Элиаса в такой поздний час.

Тесть равнодушно махнул рукой.

– Конечно. Лучше не бывает. Не хочу отнимать у вас время, Джеймс, уделите мне всего пять минут. Но, может быть, нам лучше поговорить там, где можно без помех обсудить важные дела? Ну, знаете, то, что обсуждают отец и сын. Мужчины.

Джеймс кивнул и повел Элиаса в гостиную, но на пороге остановился и сказал несколько слов Райзе. Он не хотел, чтобы Корделия отправилась его искать, не застав никого в кабинете.

Когда они вошли в гостиную, Элиас закрыл за собой дверь и запер ее на ключ. Джеймс стоял у холодного камина, сцепив руки за спиной, и обдумывал ситуацию. Поразмыслив, он решил, что напрасно удивляется. Он сказал себе: нет ничего странного в том, что мужчине понадобилось поговорить с зятем. В конце концов, существует немало вопросов, в которых женщины ничего не смыслят: финансы, политика, закладные, лошади, обслуживание и ремонт карет… С другой стороны, едва ли холодным зимним вечером Элиас отправился пешком в такую даль, чтобы обсуждать ремонт карет.

Отец Корделии не торопился заводить разговор; он медленно расхаживал по комнате и с каким-то хищным видом рассматривал дорогие миниатюры. Задел и уронил небольшую фарфоровую статуэтку, хотел поставить ее на место, но после нескольких безуспешных попыток оставил лежать на полу. Настроение у Джеймса испортилось. Элиас пытался изображать трезвого, но выбрал в качестве зрителя не того человека. За последние пару лет общения с Мэтью Джеймс научился отличать трезвых от пьяных. Элиас едва держался на ногах.

Обойдя комнату, Элиас прислонился спиной к пианино и окинул Джеймса оценивающим взглядом.

– Как у вас здесь шикарно, в вашем новом доме. Все только самое дорогое! Ваши родители – удивительно щедрые люди! Должно быть, по сравнению с ними я кажусь вам нищим.

– Вовсе нет. Я вас уверяю…

– Не надо меня уверять, – оборвал его Элиас. – Эрондейлы богаты, и точка! Мне трудно игнорировать этот факт после всего, через что мне недавно пришлось пройти.

– Да, это были нелегкие времена, – пробормотал Джеймс, лихорадочно пытаясь придумать какой-нибудь вежливый ответ. – Но теперь вы вернулись домой, и Корделия так счастлива.

– Домой, – повторил Элиас неприятным голосом, в котором Джеймсу почудилась издевка. – «Моряк из морей вернулся домой»[42], а, Джеймс? Итак, я дома, жена, как назло, брюхата, а ребенка кормить нечем. Вот какой у меня дом.

«Жена, как назло, брюхата». Джеймс подумал о Корделии, вспомнил ее отчаянную решимость спасти своего отца, свою семью. Если бы не она, Элиаса заперли бы не в Басилиасе, а в тюрьме. Но тесть Джеймса ни разу – ни на свадьбе, ни за обедом, ни сегодня – не дал понять даже намеком, что поступки его дочери заслуживают восхищения. Казалось, он не испытывал даже простой благодарности.

– Что вам нужно, Элиас? – ровным голосом спросил Джеймс.

– Буду говорить начистоту. Я в долгах. Видите ли, Сайренворт был для меня вложением в будущее моей семьи. Поместье обошлось в огромную сумму, но тогда я считал, и не без оснований, что после всех моих жертв я заслуживаю повышения в иерархии Конклава. – Элиас налег на пианино всем телом. – Увы, меня множество раз обходили при раздаче наград и званий, а после недавних прискорбных неприятностей лишили жалованья. Я не хочу брать деньги у жены и детей, обрекать их на нищету, чтобы расплатиться с долгами. Без сомнения, вы это понимаете.

«Без сомнения, вы это понимаете». Да, Джеймс все понимал, но не менее четко он понимал и то, что Элиас о многом умалчивает. Он издал какой-то неопределенный звук.

Элиас прочистил горло.

– Позвольте говорить без обиняков, Джеймс… Теперь мы с вами породнились, и мне нужна ваша помощь.

Джеймс наклонил голову набок.

– Какого рода помощь?

– Пять тысяч фунтов, – произнес Элиас таким тоном, каким, наверное, объявлял победителя на скачках. – Эта сумма поможет уладить самые неотложные проблемы. Я уверен, вы можете себе позволить расстаться с пятью тысячами и даже не заметите этого.

– Пять тысяч? – потрясенно повторил Джеймс, не сумев справиться с собой. Ни один человек среди его знакомых не смог бы сразу выложить такие деньги. – У меня нет пяти тысяч…

– Возможно, – с явным недоверием в голосе протянул Элиас. – Но вы всегда можете обратиться к родителям. Без сомнения, они охотно согласятся продать какие-нибудь безделушки, чтобы помочь свояку в час нужды.

Джеймс понял, что Элиас пьян сильнее, чем ему показалось сначала. В отличие от Мэтью, тот плохо умел скрывать свое состояние; перебрав, он становился несдержанным на язык, вспыльчивым и вздорным. Наверное, долгие годы злоупотребления спиртным изменили личность Элиаса, превратили его из героя и воина в жалкое существо, подумал Джеймс. Эта мысль заставила его сердце тоскливо сжаться. Но он тревожился вовсе не за тестя, а за Мэтью и его будущее.

– Я не могу помочь вам, Элиас, – произнес Джеймс более суровым тоном, чем ему самому хотелось бы.

– Ах вот как, – пробормотал Элиас, остановив на лице Джеймса мутный взгляд. – Не можете или не хотите?

– И то и другое. Вам не стоило обращаться ко мне с такой просьбой. Это лишь ухудшит ваши отношения с Маргариткой…

– Не смей впутывать сюда мою дочь, Эрондейл! – Элиас с силой хлопнул ладонью по крышке пианино. – У тебя есть все, а у меня – ничего; ни за что не поверю, что ты не можешь одолжить мне такую мелочь… – Заметив, что у него заплетается язык, он умолк и недовольно поморщился, потом на его лице появилось новое выражение: коварное, злобное.

– Многие члены Анклава считают, что твоей матери не место среди нефилимов, – прошипел Элиас. – И что вы с сестрой тоже не принадлежите к нашему народу. Знаешь, я мог бы сказать пару слов Инквизитору… Если я не дам согласия на церемонию парабатаев между моей дочерью и твоей сестрицей, Конклав отменит ее…

Кровь бросилась Джеймсу в лицо. Ярость клокотала в его душе, словно лава.

– Как вы смеете! – задыхаясь, выговорил он. – Вы не только причините боль мне и моей сестре… подумайте о том, что почувствует Маргаритка…

– Ее зовут Корделия! – рявкнул Элиас. – Я позволил тебе жениться на ней, несмотря на грязные слухи о твоей семье, потому что надеялся на твою щедрость. И вот как ты отплатил мне?

Джеймс невольно скривился от отвращения.

– Отплатил вам? Минуту назад вы говорили, что не хотите брать деньги у жены и детей, а сейчас собираетесь отнять у Корделии то, что ей дороже денег – дружбу. Если бы она услышала, как вы угрожаете мне, ей стало бы стыдно за вас…

– Я всего лишь сказал правду, – огрызнулся Элиас. – Многие, очень многие вас не любят. Немало людей с радостью посмотрели бы, как ты и твоя семья горите в аду!

У Джеймса снова перехватило дыхание от негодования. В этот миг он ненавидел Элиаса Карстерса так сильно, что готов был убить на месте.