Охота на князя Дракулу Манискалко Керри

Глава двадцать пятая

Сад на пепле

Внутренний дворик замка

Curte ingradita

Замок Бран

13 декабря 1888 года

На следующий день после того, как мы обнаружили потайной ход, мы с Томасом отправили Молдовеану анонимное письмо, указав, где искать труп. На протяжении следующих нескольких дней мы ничего об этом не слышали. Я понятия не имела, послал ли директор кого-нибудь проверить эти сведения, и у меня не было возможности пробраться вниз самой. В почти пустую академию прибывало все больше королевских гвардейцев, твердо намеревавшихся держать нас под надзором.

Я в расстройстве отправила еще одно письмо, и искренне надеялась, что директор отнесется к нему серьезно. Мне невыносимо было думать, что тело несчастной оставят там гнить. Ведь тогда все потенциальные улики будут безвозвратно утрачены! Не говоря уже о том, что оставлять человека в таком состоянии… Я мысленно поклялась, что если так ничего и не услышу нынешним вечером, то собственноручно отволоку директора вниз.

Я тихонько сунула в рот леденец, от души благодарная тому, кто в этом замке сыграл роль святого Николая. Эти конфеты, наряду с обществом Иляны – она всегда заходила ко мне, когда у нее выдавалась свободная минутка, – было самым приятным за всю длинную неделю. Анастасия – уж не знаю, куда там она уехала, – все еще не вернулась. Что-то в тоне ее поспешного письма заставляло меня беспокоиться. Что такого она выяснила про Орден Дракона? Иляна не видела в отъезде Анастасии из замка ничего подозрительного, и мне не хотелось тревожить ее, озвучивая мои страхи.

В середине недели Раду успешно убаюкал Винченцо, пока пичкал нас местным фольклором насчет трупов, которые сжигают, а пепел потом проглатывают. Потом мы все поочередно сыграли ведущую роль в анатомическом театре Перси, удаляли внутренние органы и изучали сопряженные со смертью сложности, пытаясь превзойти соучеников и укрепить свои позиции в пробном курсе.

Во время уроков Перси мы упивались знаниями, которыми нас снабжали. Тончайшие детали убийства и сопутствующие ему признаки. Как читать язык тела, чтобы в точности определить причину смерти. Мне нравились эти уроки, и постепенно я все спокойнее чувствовала себя рядом с трупами, хотя кошмарные видения, связанные с делом Потрошителя, все еще таились на краю моего сознания.

Молдовеану всегда проводил свои уроки с величайшей тщательностью, и хотя мне не нравилось его общество, он был прекрасным преподавателем анатомии и криминалистики. Я заметила, что на его уроках никто не осмеливается открыть рот без разрешения – все боялись мгновенного исключения.

Никто не говорил о Вильгельме и не вспоминал о его безвременной кончине после того, как родственники забрали его тело. Время как будто встало после падения на колени и двинулось дальше, не обращая внимания на ссадины и ушибы.

Мы с Томасом пытались в свободное время пробраться в туннели, но нам мешали королевские гвардейцы. Молдовеану очень серьезно отнесся к комендантскому часу, и в коридорах теперь, по-моему, стояло больше стражников, чем при королевском дворе.

В конце недели я получила письмо. Судя по штемпелю – из Лондона. Новая горничная принесла мне его вместе с известием о том, что Иляна некоторое время будет исполнять другие обязанности. Потеря вечернего общества опечалила меня, но письмо утешило. Я точно знала, кто был отправителем, и не могла дождаться окончания занятий, чтобы наконец-то вскрыть его. Раду все трещал и трещал про какую-то нечестивую ночь. Князь щелкал суставами пальцев. Андрей сидел, уронив голову на грудь. Но зато эта история полностью завладела вниманием близнецов и даже задумчивого Киана. Я ерзала на стуле и не могла дождаться, когда же прозвонят часы во дворе замка.

– Ходят слухи, что этот обычай ведет начало от римлян, – продолжал Раду. – Приносится жертва. Потом животные говорят с нами. То ли на нашем языке, то ли на их – никто точно не знает. – Он сдвинул очки повыше и оглядел класс. – Где этот окаянный мистер Хейл? Он что, ушел с урока?

Ной беспокойно заерзал и поднял руку. Раду прошел мимо него, глядя то на других учеников, то в свои записи.

– Мистер Хейл здесь, профессор, – протянул Николае. – Возможно, завеса между мирами истончилась настолько, что вы начинаете путать реальности.

Раду строго посмотрел на принца.

– Сегодня ночью вам всем лучше запереться в своих комнатах и не выходить. Смерть восстанет и будет выискивать тех, у кого хватит глупости бродить без укрытия. Духи поселятся в тех, кого не сожрут. Даже князья станут дичью.

Остаток урока прошел в том же духе. Наконец бой часов освободил нас из фольклорной хватки Раду. Я задержалась немного в коридоре у кабинета, но Томас заспорил с Раду о происхождении этого праздника, и это было так же увлекательно, как ожидать, что в ближайшие несколько дней из земли прорастет трава. Письмо в кармане чуть не прожгло мне дыру в юбке. Мне нужно его прочитать, или я тут сгорю на месте! Томас кивнул мне, и я зашагала прочь.

Мне удалось выскользнуть наружу и устроиться в уголке обнесенного стенами внутреннего двора замка. У меня было немного времени до начала следующего урока. Это было единственное место, где мне не грозили любопытные взгляды студентов и профессоров, нежеланного множества мужчин. Стражники патрулировали крышу, но не трудились навещать внутренний двор.

Уютно устроившись, я повела плечами, избавляясь от напряжения.

Посреди мощеных ярусов двора красовался колодец, в который бросали монетки, чтобы загадать желание. Еще один кусочек красоты посреди сурового мира зимы. Кто-то пытался вырезать его капитель в виде коринфской колонны, но получилось подобие архитектурного украшения из листьев аканта, что украшало внешнюю стену колодца. Я натянула капюшон плаща, стараясь сохранить как можно больше тепла. На брусчатку опускались хлопья снега. Я повадилась носить с собой плащ на уроки: вдруг Молдовеану или Раду взбредет в голову устроить урок под открытым небом?

Я потрогала конверт и улыбнулась. Из предыдущей переписки я знала, что тетя Амелия и Лиза навестили моего отца и подготовили дом к наступающему празднику. Со всеми этими переживаниями из-за убийства в поезде, уроков, похода в дом пропавшей женщины, загадочной смерти Вильгельма и той молодой женщины под моргом я чуть не позабыла про Рождество.

Мы с Томасом решили, что останемся на время коротких двухдневных каникул в Бухаресте – у его семьи там был дом, – но мне оказалось нелегко смириться с мыслью о том, что я не повидаюсь с родственниками. Я всегда встречала Рождество вместе с отцом. Время шло, а я никак не могла сообразить, что же мне делать. Поездка в Лондон подействовала бы освежающе, но невозможно съездить туда, не пропуская уроков. Я не могла позволить себе отстать от других, особенно если я надеялась переиграть соучеников и получить место в академии. Но все же в глубине души мне хотелось наплевать на академию и вернуться домой насовсем. При этой мысли у меня заныло внутри: мои соученики были талантливы, и я не могла не волноваться из-за того, кто займет эти два вакантных места. Я отогнала страх и заставила себя снова сосредоточиться на письме кузины.

Лиза уже упоминала прежде, что они с тетей Амелией, скорее всего, останутся у нас на зиму, чтобы составить компанию отцу в нашем большом пустом доме на Белгрейв-сквер. У меня сжалось сердце. Отец с трудом перенес произошедшее. Он терзался виной за убийства, совершенные Потрошителем. В разгар убийств полиция обнаружила его в курильне опиума в Ист-Энде и решительно посоветовала отдохнуть в нашем загородном поместье. Он в тот момент лишь недавно вернулся в Лондон и во время поисков настойки опиума наткнулся на мисс Келли. Она заявила, что знает человека, который может добыть ему лауданум, и отец добровольно последовал за ней к тому проклятому дому на Миллерс-корт.

Когда он расстался с мисс Мэри Джейн Келли, та была жива. Отец понятия не имел, что тем вечером за ним кто-то следил. А Джек-потрошитель шел за ним, наблюдал, ожидал возможности нанести удар.

Возможно, Томас прав: вернуться обратно в Лондон – не такая уж плохая идея. Мы могли бы присмотреть за отцом, да и дядя был бы только рад увидеть нас снова. И все же… отъезд из академии стал бы проигрышем, а я потратила слишком много сил, чтобы теперь бежать. Я презирала директора школы, но я хотела получить место в академии. Я даже представить себе не могла, что стану делать, если ни я, ни Томас не получим места.

Новая мысль заставила мое сердце забиться быстрее. А вдруг на исходе этих четырех недель в академию примут лишь одного из нас? От одной лишь мысли о том, что нам с Томасом придется расстаться, у меня перехватило дыхание.

Не тратя больше ни секунды на печальные мысли, я вскрыла письмо кузины; мне не терпелось насладиться каждой подробностью ее послания.

«Милая моя кузина!

Позволь мне высказаться начистоту. Поскольку я прочитала все романы безмерно талантливой Джейн Остин и поскольку я на три месяца старше тебя, я безусловно располагаю куда большими познаниями в вопросе романтических отношений. Я не считаю себя поэтессой, но мне доводилось флиртовать (совершенно бесстыдно, осмелюсь сказать) с одним интригующим молодым иллюзионистом – и артистом, демонстрирующим умение освобождаться от цепей, – он выступает в странствующем цирке, и… ну… я расскажу тебе об этом подробнее в другой раз.

Как бы то ни было, однажды днем мы сидели у пруда и обсуждали романтические отношения, и он сказал, что любовь подобна саду. Не закатывай глаза, кузина! Тебе это не идет. (Ты же знаешь, что я тебя обожаю!)

Совет его был следующим: цветам, чтобы расти, требуется множество воды и солнца. Любовь тоже нуждается во внимании и заботе, или она зачахнет. Когда любовь уходит, она становится хрупкой, как засохший лист. Если поднять его, то обнаружишь лишь, что от твоего некогда бережного прикосновения он рассыпался прахом и порыв ветра унес его навеки.

Не отворачивайся от любви, способной пересечь границу между жизнью и смертью, кузина. Подобно Данте, отважно спускавшемуся во тьму, мистер Томас Крессуэлл ради тебя спустится в любой круг ада. Ты – его сердце. Да, это жутковатый способ сказать, что вы дополняете друг друга – но я не утверждаю, что сама по себе ты неполноценна.

В отличие от моей матери я считаю, что женщины способны стоять на собственных ногах, ни на кого не опираясь. Ведь правда же, стоит иметь в женах ту, на которую можно положиться? Впрочем, об этом мы поговорим в другой раз. Если же вернуться к твоему ненаглядному мистеру Крессуэллу…

В такой любви есть нечто могущественное, нечто заслуживающее того, чтобы холить и лелеять ее, даже если ее угли мерцают опасно близко к тьме. Я умоляю тебя поговорить с ним. А потом написать мне и в подробностях изложить каждую восхитительную деталь. Ты же знаешь, как я обожаю возвышенные истории любви!

Не позволяй своему цветущему саду обратиться во прах, кузина. Никто не пожелает бродить по последствиям своих упущений вместо того, чтобы любоваться цветущими розами.

Твоя Лиза.

P. S. Ты так и не надумала приехать в Лондон на праздники? Без тебя тут скучно. Честное слово, если Виктория или Регина снова попытаются командовать нами на каком-нибудь званом чаепитии, я сброшусь с башни Тауэра! Во всяком случае, тогда мама уже не сможет кудахтать надо мной и требовать, чтобы я готовилась, готовилась, готовилась к своему дебютному балу. Как будто общество меня забракует, если я начну тур вальса с правой ноги, а не с левой!

Если моего будущего мужа может устрашить такая чепуха, то им и вовсе не стоит обзаводиться. Это же будет такой тупица, которого мне следует избегать любой ценой. Представляешь, что было бы, если бы я сказала это маме? Я подожду твоего возвращения, чтобы мы могли вместе насладиться ее цветом лица. Предвкушаю это с нетерпением.

Целую и обнимаю. Л.»

– Вы будете сильно против, если я тоже тут присяду?

Заслышав этот американский акцент, я подняла голову, удивляясь тому, что кто-то из моих соучеников заговорил со мной. Они в основном общались между собою и после злосчастной попытки Томаса помочь мне, поговорив с Раду о моей психике, признавали мою роль в пробном курсе лишь при крайней необходимости. Они не видели во мне угрозу и не считали меня достойной их внимания.

Ной улыбнулся. Его лицо словно было вырезано из прекраснейшего эбенового дерева, глубокого, насыщенного и притягательного цвета. Я покачала головой.

– Ничуть. Этот двор достаточно велик, чтобы вместить нас обоих.

Его карие глаза заискрились.

– Чистая правда. – Он посмотрел на снег – тот к этому моменту пошел сильнее, одеялом укрывая камни и статуи. Потом он обвел взглядом замок. В одном из окон показался Молдовеану, идущий по коридору, и Ной напрягся. – Я ошибаюсь или наш директор скверный человек?

Я расхохоталась.

– Я бы сказала, что он вообще кошмарен!

– Ну, со скальпелем он обращается весьма неплохо. Нельзя же требовать от человека всего сразу, правда? – Ной поднял воротник пальто и смахнул крупинки льда, успевшие добавиться к падающему снегу. Они со стуком рассыпались по земле – звук получился почти убаюкивающий, отлично сочетающийся с серым небом. – Кстати, я – мистер Ной Хейл. Хотя вам это уже известно с занятий. Но я подумал, что надо бы представиться как следует.

Я кивнула.

– Вы из Америки?

– Да. Я вырос в Чикаго. Вы там бывали?

– Нет, но надеюсь когда-нибудь побывать.

– Что вы думаете про этот урок Раду? – спросил Ной, внезапно меняя тему беседы. – Про ритуалы, которые якобы происходят нынешней ночью. Вы верите, что все крестьяне будут совершать жертвоприношения и думать, что этой ночью животные заговорят по-человечески?

Я повела плечом и помедлила, подбирая нужные слова.

– Мне не кажется, что этот урок был более странным, чем истории о вампирах и волколаках.

Ной искоса взглянул на меня.

– Как такая молодая женщина, как вы, оказалась замешана во все это, – он махнул в сторону замка, – дело с трупами?

– Либо это, либо вышивка и сплетни, – сказала я шутливым тоном. – Честно говоря, я думаю, что у меня все было точно так же, как и у всякого, кто явился сюда изучать криминалистику. Я хотела понять смерть и болезнь. Я хотела помочь людям обрести покой в трудные времена. Я верю, что у каждого есть свой, особый дар, который он может предложить этому миру. Так получилось, что мой дар – разгадывать смерть.

– Вы вовсе не плохи, мисс Уодсворт, что бы там ни говорили остальные. – Сказав это, Ной смутился, но я не возражала против подобной прямоты. Я находила ее освежающей, как горный воздух.

Тут раздался бой часов, печальное напоминание о том, что миг легкомыслия миновал. Я встала, пряча письмо Лизы в карман платья, и стряхнула снег, нападавший на лиф платья там, где плащ чуть расходился.

– Вам нравятся занятия? Сегодня у нас снова вскрытие.

– Это хорошо. – Ной встал и потер руки в кожаных перчатках. – Сегодня все мы получим по образцу. Некоторые уже бьются об заклад, у кого получится лучше.

– В самом деле? – Я приподняла бровь. – Что ж, тогда я заранее прошу прощения за то, что займу первое место.

– Вы, несомненно, можете попытаться занять первое место, – сказал Ной. – Но вам придется состязаться за него со мной.

– Ну что ж, пусть победит сильнейший.

– Мне нравятся сильные противники.

Ной взял мою руку в перчатке и пожал ее. Я поймала себя на том, что молодой человек хватает меня за руку, а я ни капли не чувствую себя оскорбленной. Ведь с его стороны это был знак уважения, знак того, что Ной считает меня равной себе. Я просияла. Мы направились в замок.

Именно ради этого я жила. Ради того, чтобы изучать смерть.

Глава двадцать шестая

Чрезвычайно загадочный случай

Комната для вскрытий

Camera de disectie

Замок Бран

13 декабря 1888 года

– С какой целью изучаются тела покойников, не имеющих внешних признаков травм?

Профессор Перси стоял над образцом с обнаженным мозгом; его фартук был в ржавых пятнах крови. Рыжеватые волосы и такие же бакенбарды были аккуратно подстрижены, и это совершенно не вязалось с жидкостями, пачкавшими его цветущее лицо. Наверное, так выглядел дядя в бытность свою молодым профессором. Эта мысль согрела мне душу, невзирая на холод, стоящий в комнате для вскрытий.

– Зачем резать их, если и так видно, что они умерли от «естественных» причин? – спросил профессор. – А?

В воздух тут же взметнулся лес рук; каждому не терпелось ответить, показать себя, продемонстрировать свое превосходство над остальными. Князь оглядел комнату, оценивая уровень конкуренции. Сегодня у него было преимущество. Я чуть ли не в первый раз увидела, чтобы он проявлял что-то посерьезнее легкого интереса. Перси всех проигнорировал и сосредоточился на единственном студенте, витавшем в облаках.

– Мистер Крессуэлл! Что вы думаете по этому поводу?

Томас, что не удивительно, только что не улегся на предоставленный образец, не обращая внимания ни на что, кроме своего скальпеля и выделенного ему трупа. Плоть расходилась под лезвием, словно волна, откатывающаяся от берега. Томас схватил с подноса зубчатый пинцет и, напевая себе под нос, продолжил обнажать внутренние органы. Мотивчик был какой-то чересчур веселенький для его занятия. Я приподняла бровь. Возможно, Томас вкладывает слишком много страсти в свою работу. Перси не стал ему мешать. Он быстро уяснил, что в лаборатории Томас уходит в себя.

– Князь Николае?

Я заставила себя посмотреть на Николае. Он прикусил нижнюю губу, внимательно глядя на труп перед ним.

– Нам нужно убедиться, действительно ли их смерть была естественной. У нас нет других способов узнать это, помимо вскрытия.

– Отчасти верно. Кто что еще скажет?

Андрей взмахнул скальпелем, как будто тот был мечом, а он – самым бестолковым защитником королевства изо всех, что когда-либо жили на свете. Ной, отвлеченный ужимками Андрея, вовремя увернулся от этого дурня. Близнецы Бьянки были не лучше Томаса: они не смотрели ни на что, кроме лежавших перед ними трупов, и их скальпели уже провели аккуратные разрезы. Киан и Эрик дружно подняли руки и уставились друг на друга. Один из них был подобен огню, а второй – льду, и лучше было не стоять подолгу рядом с ними.

– Так мы можем изучать болезни и их влияние на тело, – предположил Эрик.

– Иногда. Так всегда ли нам следует вскрывать образцы, не имея конкретных оснований? – спросил Перси.

Киан чуть со стула не свалился, так ему не терпелось ответить.

– Нет, сэр! Вскрытие вовсе не обязательно. Оно нужно лишь для тех, кто умер при подозрительных обстоятельствах.

– Благодарю вас, мистер Фаррел. Мистер Бранкович, будьте так любезны, положите скальпель. Это не оружие. Вы так кого-нибудь раните или покалечите. И скорее всего – себя. Кто-нибудь может предложить другие варианты?

Я подняла руку. Перси пристально взглянул на меня и кивнул.

– Слушаю вас, мисс Уодсворт.

– Потому, сэр, что в случае лежащего передо мной покойника, который явно умер в воде, можно было бы подумать, что он просто утонул или скончался от переохлаждения. Вскрытие – единственный способ установить истинную причину смерти.

– Хорошо. Очень хорошо. И что нам скажет изучение его внутренних органов?

– Возможно, оно сообщит нам, почему он упал в воду. Возможно, этому предшествовали какие-то обстоятельства. Например, у него мог случиться сердечный приступ. Или аневризма.

– Или, возможно, он слишком много выпил, потому что сейчас так чертовски холодно, – добавил Николае, чем вызвал нервный смешок у Ноя и Эрика. Когда князь перевел взгляд на меня, меня пробрал неприятный озноб. Трудно было забыть те его рисунки, изображавшие меня. Или иллюстрированные письма с угрозами в адрес королевской семьи. Его семьи.

– Князь Николае, придержите свои шуточки до тех пор, пока вы не покинете комнату для вскрытий. Это дурной тон. Прекрасно, мисс Уодсворт. Причиной может оказаться преступление. Именно поэтому следует внимательно изучать каждый труп. Никогда нельзя знать заранее, какие именно секреты мы раскроем, если осмелимся заглянуть в… не самые приятные места.

Томас придвинулся ко мне и прошептал:

– Он какой-то странный!

– И это говорит человек, который не услышал, как к нему обращаются, потому что был слишком сильно увлечен трупом, – прошептала я в ответ. – Перси не более странен, чем ты, или я, или дядя. Ты просто завидуешь мне, что я хожу у него в любимицах.

Томас быстро взглянул на меня, но прежде, чем он успел парировать эту реплику, я вонзила лезвие в ледяную плоть своего трупа и вскрыла ему грудную клетку, не обращая внимания на выпученные глаза и посиневшую кожу. Я прилагала все усилия, чтобы видеть труп таким, какой он есть, а не существо, холодно глядящее на меня в ответ и недовольное лезвием у меня в руке.

Торс его раздулся, как и остальное тело, и найти детали, которые позволили бы его идентифицировать, было нелегко. Я сглотнула, подавляя отвращение. Мне не хотелось съеживаться. Этот труп нуждался в уважении.

Я на миг прикрыла глаза, потом стала изучать его сердце. Оно выглядело нормально. Я обошла покойника и приподняла ему веки. Следов петехиального кровотечения в белках не наблюдалось. Значит, его не сбросили в воду задушенным. Скорее всего, он расстался с жизнью из-за суровой стихии гор и переохлаждения, а не в силу какого-то преступления. Не лучший способ умереть. И уж точно не самый приятный. Я надеялась, что он не страдал долго, но я все еще недостаточно знала о переохлаждении и его характеристиках.

Оглядев помещение, я заметила, что мой образец был еще не самым скверным на вид. Николае достался уже изрядно разложившийся труп; его торс раздулся и натянулся до предела. По коже перемещались маленькие серовато-черные черточки, напоминающие червячков. Скверный признак. Князь напустил на себя невозмутимый вид и сделал первый надрез, но сделал его слишком глубоко и поспешно…

Из области кишечника наружу хлынули личинки, а вместе с ними – отвратительное зловоние. Николае отскочил и смахнул личинку со лба. Руки у него немного дрожали, а грудь вздымалась и опускалась так, словно он старался при помощи размеренного дыхания сдержать отвращение.

Молчание повисло подобно ругательству. Члену королевской семьи не подобало попадать в такую ситуацию, и все же он умудрился сохранить выражение превосходства даже с опарышами на лице. Эрик застыл, оторвав наконец взгляд от собственного трупа. Он медленно оглядел представшую его взгляду сцену, словно кошмарный сон, потом взвизгнул и швырнул своим фартуком в перепачканного принца.

Хотя в этой сцене было мало забавного, я с трудом удержалась от смеха. Андрей же не продержался и секунды. Он сложился вдвое и захохотал так, что стал кашлять и брызгать слюной. Эрик принялся стучать его по спине.

Ной, Киан и даже близнецы Бьянки засмеялись. Николае покраснел. То ли от ужаса при виде личинок, то ли от воцарившейся неуместной, но неудержимой веселости у меня тоже все-таки вырвался смешок. Князь холодно взглянул на меня. Но вместо того, чтобы бросить какое-нибудь оскорбительное замечание, он стер месиво с лица и рассмеялся. Смех был коротким и натянутым, но тем не менее! Он словно разбил напряжение, терзавшее князя с момента смерти Вильгельма.

Томас, стоявший за соседним столом, поднял голову, и на лице его расплылась улыбка, как он ни старался ее сдержать.

– Зрелище отвратительное, но глаз не отвести.

Перси размашистым шагом подошел к месту атаки личинок, досадливо поджав губы.

– Довольно, ученики. Здесь кабинет для вскрытий, а не дом терпимости. Князь Николае, пойдите умойтесь. Эрик… – Профессор вручил ему новый фартук, потом указал на свой стол и обратился ко всем сразу: – Пожалуйста, угомонитесь и смотрите. Если для кого-то зрелище окажется чересчур тяжелым, он может выйти. Все поняли? И не смейтесь во время серьезных научных изысканий. Имейте некоторое уважение к смерти. Если же вы не способны это контролировать, я сочту, что никто из вас не справился с этим курсом. Здесь академия, мы относимся к нашим обязанностям серьезно и исполняем их с достоинством. Еще одна подобная вспышка – и все вы будете отчислены. Вам ясно?

– Да, профессор, – хором отозвались мы.

Мы подошли следом за Перси к столу, на котором лежал накрытый простыней труп. Страха отчисления с пробного курса оказалось достаточно, чтобы пресечь все смешки. Перси без лишних церемоний сдернул простыню. Под ним обнаружилось смутно знакомое тело. Сперва начавшееся разложение помешало мне узнать его, но затем…

Я резко втянула воздух и столкнулась с Эриком. Ему хватило нахальства фыркнуть при виде моей реакции, как будто это не он сейчас визжал, завидев личинок.

– Мои извинения.

Я не могла оторвать взгляда от лежащей на столе белокурой женщины. Тело ее было покрыто укусами, и каждую ранку отмечала засохшая кровь. Я могла бы поклясться, что в кабинете послышался шум кожистых крыльев. Профессор оставил лицо женщины закрытым, но я не решилась спросить, чем это вызвано.

Томас застыл на своем месте рядом с головой трупа. Он пристально взглянул мне в глаза. Хоть бы только никто не догадался, что дело не в виде изувеченной женщины, что мы узнали ее! Я почувствовала какое-то неприятное покалывание между лопатками; мне захотелось развернуться и отмахнуться. Я зажмурилась. Если это снова игра моего воображения…

Я чуть переместилась и посмотрела назад. Директор Молдовеану вошел в комнату и теперь стоял, постукивая пальцем по предплечью, и смотрел то на тело на столе, то на мое напряженное лицо. В глубине души я была убеждена, что он понял, что на нем написано.

Я притворилась, будто ничего не заметила. Сделал ли Томас то же самое? Я украдкой взглянула на него, но он внимательно смотрел на князя. Наверное, пытался понять, видел ли Николае этот труп прежде.

Наконец Томас заметил Молдовеану – в тот самый момент, когда директор развернулся и вышел. Он двигался бесшумно, и все же мне почудилось, будто у меня прямо над ухом ударили в гонг.

– Эта неизвестная женщина была обнаружена в морге перед началом занятия, на одном из стеллажей для трупов, – сказал Перси. – Ее тело было почти полностью обескровлено. На нем во множестве присутствуют следы укусов. Такое впечатление, что кто-то принес ее сюда, чтобы поместить в холод и замедлить разложение. Итак, ученики, нам предстоит разобраться с чрезвычайно интересным случаем.

Перси даже не догадывался, насколько он прав.

Глава двадцать седьмая

Черные кожистые крылья

Покои в башне

Camere din turn

Замок Бран

14 декабря 1888 года

Я вскочила, отгоняя образы клыкастых тварей, которых мое подсознание сотворило из темноты.

Лунный свет ручейками стекал по занавескам и лужицей собирался на полу. Постель моя была холодна, но не холод разбудил меня. Пот росой покрывал тело. Завязки ночной рубашки каким-то образом развязались и неподобающе обнажили ключицы.

Все еще тяжело дыша после кошмара, в котором вокруг меня роились крылатые твари и кусались, я осторожно ощупала шею, почти боясь, что пальцы сейчас окажутся в крови. Но все было чисто. Никаких ран. Ни стригои, ни летучие мыши, ни кровожадные демоны не искусали меня, пока я металась в собственной постели. Под моими пальцами была лишь гладкая, горячая кожа, не затронутая ничем, кроме ледяного зимнего воздуха или скандала, который могло бы вызвать неприличное обнажение.

Я искоса взглянула в темноту. Сердце лихорадочно стучало. Огонь в камине потух – недавно, судя по рдеющим углям. Я немного успокоилась, но не до конца. Я все еще плохо соображала после кошмара, но готова была поклясться, что слышу чьи-то голоса. Они не могли быть порождением беспокойного сна. В последнее время видения реже посещали меня – ну, или так мне казалось. Я вцепилась в одеяло, стараясь восстановить дыхание и глядя на неподвижные очертания моего комода и тумбочки.

Я этого ждала. Ждала, что тени оторвутся от стены и примут облик бессмертного князя. Его драконьи крылья распахнутся во всю ширь, и сердце мое остановится. Но вокруг царила полнейшая тишина. Было слишком тихо для духов, посещающих царство живых в эту якобы недобрую ночь. Здесь самая высокая часть Карпатских гор. Должно быть, мой мозг страдает от недостатка кислорода.

– Чушь какая! – Я плюхнулась на бок и натянула одеяло до подбородка. Распущенные волосы щекотали спину, и та покрылась гусиной кожей. Я сдвинулась пониже, так, что голова почти скрылась от мира под одеялом. Только дети боятся кошмаров!

А все этот дурацкий Раду с его фольклорной чепухой! Конечно же не существует зимней ночи, в которую можно вызывать мертвых. Всему можно найти научное объяснение. Я закрыла глаза и сосредоточилась на том, как тепло и уютно в этом коконе из одеяла. Дыхание мое замедлилось, веки отяжелели достаточно, чтобы я не пыталась снова поднять их. Я чувствовала, что погружаюсь в прекрасный сон. В этом сне мы с Томасом ехали в Бухарест на праздники, и я была наряжена в изумительное платье, я надела его для бала, а не для расследования убийства…

И тут раздался приглушенный удар.

Адреналин хлынул в мои жилы, побуждая к действию.

За каких-нибудь два вдоха я успела вскочить с кровати, сунуть ноги в тапки и пролететь половину спальни. У меня звенело в ушах – так напряженно я прислушивалась. Сомнений не было: кто-то или что-то двигалось в коридоре перед моей комнатой.

Я сгребла свой страх и засунула в самый дальний угол рассудка, не обращая внимания на его трепыхания и попытки вырваться.

Отказавшись от халата в пользу скрытности, я тихонько приоткрыла дверь спальни, потом выглянула в гостиную. Угли в камине уже почти погасли. Моя новая горничная почему-то не подбросила дров перед тем, как уйти спать. Темно-оранжевого свечения не хватало, чтобы осветить комнату, но зато и меня не увидят те, кто тут шатается. С губ моих время от времени срывались облачка пара.

Глухие удары повторились. Я остановилась на пороге между спальней и гостиной. Тихо, как в могиле.

А потом кто-то хрипло прошептал по-румынски: «Линисте!» – «Тихо!»

И снова глухой стук.

Я столько ворочала трупы в дядиной лаборатории, что отлично знала тот звук, с которым тело, потяжелевшее от смерти, бьется об пол. Мне тут же представились похитители трупов. Даже не знаю, почему мое воображение нарисовало их в виде скелетов с когтистыми руками, с кровью, капающей с клыков, и с кожистыми крыльями, достаточно мощными, чтобы поднять труп. И, конечно же, человека тоже.

Я затаила дыхание. Я боялась, что даже легчайший вздох прозвучит как колокол, возвещающий мою судьбу. Кто бы ни были эти люди, я вовсе не хотела привлечь их недоброе внимание. Люди – вот подлинные чудовища и злодеи, куда более реальные, чем может измыслить любая фантазия, любой романист.

Секунды шли, шепот продолжался. Я заставила оледенелое тело двигаться и тихо пересекла маленькую комнату, настолько быстро, насколько хватило смелости. Никогда еще я так не радовалась скромно обставленной комнате, как сейчас, когда пробиралась к двери, ведущей в коридор.

Я проскользнула через комнату, как привидение, но, добравшись до двери, снова заколебалась. А вдруг дурацкие истории Раду правдивы? Нынешняя ночь вполне подходит для явления призраков. Только на этот раз привидением буду я, бродя невидимой.

Я прижалась ухом к стене рядом с дверью и стала слушать, стараясь оставаться холодной и неподвижной, как мрамор. Приглушенные голоса переговаривались слишком тихо, и я ничего не могла разобрать. Трудно было даже сказать, то ли это разговаривают двое мужчин, то ли тут присутствует и женщина. Я прижалась к стене с такой силой, что у меня даже лицо заболело, но так и не смогла расслышать, о чем шепчутся эти ночные бродяги. Это походило на монотонное песнопение.

Я отступила от стены в полнейшем недоумении. С чего бы вдруг кому-то могло понадобиться в глухой ночи распевать какие-то неприятные гимны? Какая в этом логика? Может, этот глухой стук сопутствует всего лишь какому-то тайному роману? Мало мне, что ли, было того случая с Дачианой и Иляной? Я развернулась, уже совсем было собравшись вернуться в постель, но притормозила.

Шепот сделался громче, он то вздымался, как волна, то ниспадал обратно почти до тишины. Нет, это не было романтическим свиданием в башне. Рвения в исполнении таинственной песни постепенно поубавилось, и теперь я могла разобрать каждое слово, хоть они и говорили по-румынски:

– Кость… Кровь… Где-то здесь… мертвый… смерть… крылья тьмы… Сердце… войти… лес одному… он отметит следы… Тогда выследи…

Снова глухой удар. Пение оборвалось, как будто гильотина отсекла языки, посмевшие произносить такие кощунственные слова в эту священную зимнюю ночь. Я не желала верить в суеверия Раду, но, возможно, в чем-то эта ночь действительно была особой.

Свет замерцал в щели под дверью, скользнул по полу и коснулся носков моих домашних туфель. Я застыла, не смея шевельнуться. Потом я тихо втянула воздух, глядя, как свет удаляется прочь по коридору, сопровождаемый звуками, какие можно услышать, когда волокут что-нибудь тяжелое. Как минимум две пары сапог размеренно протопали вниз по лестнице, сопровождаемые глухим стуком их украденного груза. Любопытство заполонило мой рассудок, и мне стало трудно рассуждать логично. Если я не последую за ними как можно скорее, то потеряю их в лабиринте коридоров замка.

Идти за ними в одиночку казалось неважной идеей, но что еще мне оставалось? Я не могла убедить себя, что не произошло ничего нехорошего. А бежать к Томасу и будить его не было времени. Кроме того, на его этаже жили еще и другие студенты. Я даже представить не могла масштабов скандала, который разразится, если я вытащу его из кровати посреди ночи. Мы точно оба лишимся места в академии. А слухи о тайном романе непременно достигнут тех людей в Лондоне, которые увеличивают свое влияние за счет сплетен и пользуются ими, как разменной монетой. Ах, если бы Анастасия уже вернулась! Она избавила бы меня от этой дилеммы.

Я прикусила губу. Я не думала, что наш убийца присутствует среди этих ночных воров – зачем бы ему красть какой-то труп? Он наслаждается убийствами, а не похищением покойников. Колебания продолжали играть с рациональной частью моего сознания. Эта самая рациональная часть твердила, что мне следует разбудить директора, и пускай он уже сам разбирается с этими ворами. Я представила себе, как он презрительно скривит губы, когда я перескажу ему все, что услышала. Представила его ухмылку, достаточно острую, чтобы рассечь кожу и пустить кровь. Это решило вопрос.

Я метнулась через комнату и схватила плащ и скальпель. Руки мои дрожали так, что я чуть не выронила свое оружие. По крайней мере, так я могу хоть сколько-то обороняться. Если я побегу к Молдовеану, он разозлится из-за ночного вторжения и сочтет меня лгуньей. Я могу в результате закончить, как одна из тех костей, которые он разгрызает. Лучше уж я попытаю счастья с этими похитителями трупов и их зловещими песнопениями.

Я выскочила в коридор и помчалась вниз по лестнице, успела заметить последнее движение, прежде чем они спустились на нижние этажи, и остановилась, тяжело дыша.

Судя по всему, мы направляемся в подземелье с украденным трупом.

Глава двадцать восьмая

Похитители трупов

Коридоры

Coridoare

Замок Бран

14 декабря 1888 года

Лица воров были скрыты под черными капюшонами, пока они шли по темным коридорам от башни на нижний уровень. Мой собственный плащ был угольно-черным – он навевал воспоминания о туманных ночах и темных переулках – и отлично подходил для того, чтобы красться по неосвещенным местам. Как хорошо, что я оставила ярко-красную пелерину в Лондоне! Я крепко сжимала в руке скальпель, готовая в любой момент начать размахивать им, как мечом, как это сегодня делал Андрей.

Воры двигались размеренной поступью людей, которые много раз проделывали это в прошлом. Они приостанавливались и прислушивались, прежде чем проскользнуть в следующий коридор. Они шли бесшумно, если не считать шороха, с которым они волокли тело. Вскоре я поняла, что мы направляемся к моргу, расположенному в подвале. Я прижалась к стене; рассудок мой вновь заполонили сомнения. Может, эти предполагаемые воры – всего лишь слуги, переносящие тело из одного морга в другой по распоряжению кого-то из профессоров?

В конце концов, кто-то ведь должен перемещать трупы с места на место. Я никогда не видела, чтобы их носили в дневное время. Но вот их песнопение… Да, это как-то странновато. Но это еще не доказательство вины. На самом деле теперь, стоя тут и размышляя, я вовсе уже не была уверена, что они действительно пели какой-то гимн. Возможно, они просто напевали что-то, чтобы отвлечься от выполняемой работы. Если они так же пугливы, как Иляна, им вряд ли нравится находиться рядом с трупом. Большинству людей это не нравится.

Я пнула потертый ковер, износившийся от бесчисленных шагов множества ног, ступавших здесь за последние сотни лет. Мне просто не верилось, что я вылезла из постели ради такой чепухи. Подумать только, парочка похитителей трупов! Избавлюсь я когда-нибудь от своих романтических склонностей или нет?

Не всякий, кто топает и стукает в ночи, – неведомое чудовище. Я явно переслушала здесь баек о вампирах и волколаках. А все мое треклятое воображение! Где-то в глубине души мне хотелось, чтобы эти странные и страшные истории оказались правдой. Хотя я неохотно признавалась в этом даже себе, но в идее бессмертных существ было что-то ужасно притягательное. Возможно, это чудовище внутри меня тянулось к себе подобным – особенно к тем, кого можно встретить лишь в легендах.

Старательно волоча завернутый тюк, два силуэта завернули за угол и скрылись из вида. Вполне можно предположить, что сейчас они разместят этот образец в нижнем морге и вскорости снова пойдут наверх по этой бесконечной лестнице. Я заметила в другом конце коридора огромный папоротник. Может, мне просто улечься под ним и поспать до утра?

Послышался звук закрывающейся двери. Я обогнула угол и устроилась в нише, скрытой за массивным гобеленом. Наверняка долго ждать не придется. Я присела на корточки и прикрыла ночную рубашку краем плаща, чтобы светлая ткань не привлекла нежелательного внимания. Слугам вовсе незачем знать о моих ночных эскападах. Я протерла скальпель краем плаща и вспомнила одну из моих любимых цитат из Шекспира: «Орудья мрака говорят нам правду».

Пальцы ног закололо, стало ясно, что они вот-вот окончательно затекут. Я поерзала, пытаясь восстановить ток крови в ногах. Нет, чтобы положить труп на стол или на стеллаж, так много времени не нужно. Беспокойство витало вокруг меня до тех пор, пока мне не стало тяжело дышать.

Я закрыла глаза.

– Ну конечно. Конечно, эта ночь из тех, что достаются мне.

Я не позволила себе думать о том, что похитители ушли в тайные ходы. Я не стану – просто не смогу – спуститься в это проклятое место в одиночку. Одной лишь мысли о том, чтобы последовать за этими неизвестными в туннели, кишащие летучими мышами и прочими отвратительными тварями, хватило, чтобы мне захотелось отправиться прямиком к себе в покои, невзирая на прихваченное оружие.

Я считала учащающиеся удары своего сердца. Я понимала, как мне следует поступить. У меня нет реального оружия. Нет никакого источника света. Никто не знает, что я покинула свои покои. Случись что, и меня могут вообще никогда не найти. Молдовеану явно никого не пошлет искать меня.

Эта мысль заставила меня выпрямиться. Мой сонный мозг соображал не так проворно, как стоило бы. А где, собственно, королевские стражники? На этой неделе они каждый день дежурили в коридорах и у морга. Странно, что я до сих пор не встретила ни одного из них. Хотя, возможно, в столь поздний час они охраняют лишь основные входы-выходы. Студенты давно уже нырнули в постели и видят во сне науку и внутренние органы. А обитатели морга в присмотре не нуждаются. Никому, кроме меня, не мерещится, как они встают.

Я подхватила плащ, закуталась в него, словно в доспех, и покинула свое безопасное убежище. Я заглянула за угол и медленно выдохнула. Никого не видать. Я расправила плечи и стала крадучись пробираться по коридору. И прежде, чем мне удалось уговорить себя не ввязываться в это, я уже повернула дверную ручку и проскользнула в морг. Там было пусто и тихо. Ни малейшего беспорядка, все на своих местах.

Кроме люка потайного хода. Он был чуть приоткрыт: притягательная и смертоносная цепочка хлебных крошек, которой я не могла противостоять. Когда я стала на цыпочках спускаться по неровной каменной лестнице, приглядываясь, нет ли тут какой ловушки, в нос мне ударил все тот же зловонный запах гниющего мяса.

Ох, хоть бы только не наткнуться сегодня в этих туннелях на летучих мышей! Или пауков. Я вполне обойдусь без их длинных тонких лап и горящих в темноте глаз. Столкнуться в темном противном месте с трупами, ворами и зловонием – еще куда ни шло. Но летучие мыши и пауки – это уже чересчур!

Снова очутившись в туннеле, я сориентировалась в непроглядной темноте. Я моргнула несколько раз, приспосабливаясь к недостатку освещения, и заметила, что два темных силуэта стали двигаться быстрее: здесь они уже не боялись нашуметь и разбудить студентов или профессоров. Сколько раз они уже проделывали это? Казалось, будто это стало для них привычной рутиной.