Охота на князя Дракулу Манискалко Керри

Глава тридцать третья

Пронизывающая преисподняя

Покои в башне

Camere din turn

Замок Бран

17 декабря 1888 года

Какой, однако, склонный к драматическим эффектам молодой человек! Если Томас писал записку, уже находясь в своей комнате, то это означает, что в каземате он пробыл совсем недолго. Набросав ответ, я сложила листок и добавив немного красного воска, запечатала его печатью с изображением розы, созвучной с моим вторым именем.

– Пожалуйста, отнесите это Томасу Крессуэллу.

Моя новая горничная непонимающе смотрела на меня. Я попыталась еще раз, надеясь, что мой румынский был точен. Мыслями же я была одновременно в нескольких местах. – Ва рог… дати… аста луи… Томас Крессуэлл.

– Да, домнисора.

– Спасибо. Мультумешч.

– Вам нужна помощь, чтобы приготовится ко сну?

Я глянула на свое простое платье и отрицательно покачала головой.

– Нет, спасибо. Я сама справлюсь.

Горничная кивнула, подхватила записку и засунула под крышку подноса, который держала в руках. Она вышла из покоев, а я взмолилась, чтобы она смогла доставить записку так, чтобы этого не увидели гвардейцы.

Я расхаживала по ковру в гостиной, до мельчайших подробностей прокручивая в голове все, что случилось сегодня. Убийца либо Раду, либо Иляна. Раду – потому что он разбирается в ядах. Иляна – потому что у нее была возможность подсыпать яд в еду.

Но могла ли она с ее минимальным образованием знать, как именно надо обращаться с мышьяком? И была ли возможность у Раду скормить его студентам? И все же Томас верит, что Иляна могла сама быть жертвой, что делает Раду главным подозреваемым. Но в глубине души мне что-то не давало покоя. У меня было ощущение, что каким-то образом Иляна тоже была вовлечена во все это. Но объяснить я этого не могла.

Я извлекла из сундука амазонку и бриджи, избавилась от объемистых юбок и уже в новом наряде продолжила расхаживать по комнате.

Кто еще, кроме Иляны, мог знать, что стыд за свое происхождение будет так сильно отвлекать Томаса? Как здесь кто-то мог настолько хорошо его знать, чтобы использовать это против него и помешать его обычно столь блистательному методу дедукции? Иляна могла собрать крупицы информации от Дачианы; возможно, она все время ее использовала. Я остановилась. Нет, тут что-то не то. Такую сильную любовь сложно сыграть. Что вновь возвращает меня к нашему профессору.

Сколько бы Раду ни занимался исследованиями, это не могло помочь ему разузнать личные тайны Томаса. Или, может, это простое везение, такое вот невероятное совпадение? И даже есть идея получше: может, мы вообще никак не пересекались с убийцей? Меня пробрала дрожь. Представлять себе безликого убийцу, который не только весьма искусен, но еще и удачлив, было особенно страшно.

Прошло полчаса, а от Томаса никаких вестей. Я села за письменный стол и взяла из чернильницы ручку. Я обещала отцу, что буду писать ему, и все еще не отправила ни одного нормального письма. Я посмотрела на пустой лист бумаги, не зная, что рассказать.

У меня не очень хорошо получается обсуждать убийства. Отцовское благословение и поддержка распространялись только на мою карьеру в судебной медицине. Если бы он узнал о трупе, который мы обнаружили в поезде, то немедленно вернул бы меня назад в Лондон.

Со стороны окна послышался какой-то приглушенный шум. Звук был такой, словно какое-то животное пробежало по крыше. У меня словно кровь вскипела.

Я вскочила с кресла и принялась всматриваться в заснеженный мир, заключенный во тьму. Сердце колотилось; я ожидала, что увижу смотрящее на меня мертвенно-бледное лицо с немигающими молочно-белыми глазами. Но ничего подобного не было. Похоже, с крыши свалился кусок льда или снега. Или птица искала укрытия от бури. Вздохнув, я вновь села за стол. Пуганая ворона куста боится.

Я повертела перо в пальцах, пытаясь думать о чем угодно, кроме упырей, вампиров и людей, умело обращающихся с ядами. Я почти забыла, что наступило время Рождества. Время для радости, любви и семьи. Трудно было помнить ту жизнь, что существует за пределами смерти, страха и хаоса.

Я посмотрела на фотографию отца и мамы, позволяя теплым воспоминаниям отогреть холодную, научную часть моей натуры. Мне вспомнилось, как отец просил нашего повара приготовить большую корзину лакомств, а потом играл с нами в прятки в лабиринте Торнбриара.

Тогда он часто и непринужденно смеялся. Я лишь сейчас поняла, как сильно мне не хватает той его части, что умерла вместе с мамой. Он понемногу оправлялся от безысходной бренности существования, что наступает, когда утрачиваешь часть души, но я опасалась, что сейчас, оставшись в одиночестве, он вновь пойдет по привычному пути. Я мысленно поклялась, что с этого момента буду часто ему писать, чтобы поддерживать в нем связь с жизнью. Нас обоих окружало слишком много смертей.

Я воспользовалась старым советом брата и на какое-то время забыла об убийствах и смертях, позволяя себе помнить, что даже в самые темные часы жизнь прекрасна. Я думала о величии этой страны, об истории, стоящей за ее архитектурой и правителями. О великолепном языке этих людей, еде и любви, которые были вложены во все это.

Дорогой папа,

Королевство Румыния воистину чарующее. Когда я увидела замок Бран и его шпили, одна из первых моих мыслей была о тех сказках, которые вы с мамой читали нам перед сном. А черепица на его башнях уложена таким образом, что напоминает драконью чешую. И мне порой кажется, что вот-вот появится рыцарь на боевом коне. (Хотя мы оба знаем, что я, скорее всего, одолжу у него лошадь, чтобы самой найти и сразить дракона. И если он действительно рыцарь и джентльмен, то он, конечно же, не станет возражать.)

Карпаты – самые потрясающие горы во всем мире, по крайней мере та их часть, что я видела. Жду не дождусь, когда смогу восхищаться весной в этих краях. Мне так и представляется, как эти горы с заснеженными шапками покроются зеленью. Думаю, тебе бы понравилось провести здесь отпуск.

У них тут есть божественная мясная выпечка с начинкой из острых грибов и со всякими чудесными соусами и специями. Я питаюсь этими пирожками почти каждый день! По правде говоря, мой желудок урчит даже при малейшем упоминании о них. Когда я приеду навестить тебя, то обязательно привезу парочку с собой.

Надеюсь, что у тебя в Лондоне все хорошо. Я ужасно по тебе соскучилась и частенько желаю твоему фото доброй ночи. Не дожидаясь твоего вопроса, сообщаю, что мистер Крессуэлл ведет себя как весьма достойный джентльмен. Он очень серьезно относится к своим обязанностям и постоянно хлопочет надо мной. Ты мог бы им гордиться.

Его сестра, мисс Дачиана Крессуэлл, пригласила меня на рождественский бал в Бухарест. И если погода позволит, то мы прекрасно проведем время. Ах, если бы я могла приехать домой на Новый год и навестить вас! Пожалуйста, передай мои наилучшие пожелания тетушке Амелии и Лизе. И пожалуйста, позаботься о них и о себе.

Я вскоре снова напишу тебе. Я многое узнала здесь, в академии, и даже не могу выразить, как признательна тебе, что ты разрешил мне учиться за границей.

Твоя любящая дочь,

Одри Роуз

P. S. Как поживает дядюшка? Я надеюсь, что ты продолжаешь с ним видеться и приглашаешь его на ужины. Возможно, с моей стороны слишком рано об этом говорить, но я все же рискну сказать, что вы нужны друг другу, особенно в это сложное время. Счастливого Рождества, папа! Пусть новый год принесет много добрых вестей. 1889! Не могу поверить, что он уже почти наступил. Есть что-то волнующее и бодрящее в начале года. Я надеюсь, что он несет обещание новых начинаний для всех нас. Будет…

Топ. Топ.

Чернила брызнули на последние слова на странице, заляпав мои аккуратные буквы. Я вскочила из-за стола так поспешно, что перевернула кресло. На крыше что-то было. И хотя я знала, что это безумие, мне представлялось человекоподобное создание, едва восставшее из могилы; меня словно окутал запах свежевскопанной земли, а существо обнажило клыки, приготовившись выпить всю кровь из моего тела.

Я судорожно вдохнула, бросилась к своему сундуку с инструментами для вскрытия, схватила самую большую пилу для костей и выставила перед собой. Что, во имя королевы…

Шкряяяббб. Звук был такой, словно что-то проскребало по красной черепичной крыше дорогу вниз. И вновь перед моим мысленным взором предстал стригой. Человекообразное создание с мертвой, серой кожей и черными когтями, с которых еще стекает кровь после его последней трапезы, процарапывало путь в мои покои, чтобы вновь наесться досыта. В глубине души мне захотелось броситься в коридор и позвать гвардейцев.

Топ. Топ. Топ. Мне казалось, что мое сердце бьется вдвое быстрее обычного. Это был звук тяжелой поступи. Кто бы там ни находился на крыше, обут он был в ботинки на толстой подошве. Образы вампира и вервольфов сменились на более тревожные мысли о порочных людях. Тех, что успешно умертвили по крайней мере пятерых.

Я попятилась к ночному столику, не спуская глаз с окна, и опустила пилу, чтобы подкрутить фитиль масляной лампы. Стало темно, и я понадеялась, что темнота скроет меня от того, что продолжало медленно ползти вниз по крыше.

Я ждала, не дыша от ужаса, и смотрела. Вначале я видела лишь падающие за окном тяжелые хлопья снега. А на смену царапанью и тяжелым шагам пришел звук, похожий на шум от скольжения.

А потом все произошло стремительно.

Заснеженный мир за окном заслонила фигура чернее угля.

Она с такой силой встряхнула мой подоконник, что маленькая защелка на окне едва удержалась. Меня парализовало от страха. Кто бы ни находился там, снаружи, но через считаные мгновения он должен был разбить стекло или сорвать хлипкую защелку.

Я подняла пилу и сделала крохотный шаг вперед. А затем еще один. От дрожи оконного стекла мой пульс все ускорялся. Я подошла еще ближе к окну и услышала приглушенный шум брыкания – и ругательства.

Рука в перчатке стукнула в стекло. Я отбросила пилу, метнулась к окну, распахнула окно и вцепилась в эту руку так, словно от этого зависели наши жизни.

Глава тридцать четвертая

Ночная авантюра

Покои в башне

Camere din turn

Замок Бран

17 декабря 1888 года

– Ты что, совсем свихнулся?

Длинные ноги Томаса молотили по краю крыши, а я вцепилась в его пальто с силой, которой и не подозревала в себе.

– Прекрати дергаться, ты так сорвешься и меня с собой утащишь!

Томас недовольно фыркнул.

– А что ты предлагаешь, Уодсворт?

– Подтянись, а я дерну.

– Как… глупо… с моей… стороны… паниковать. Болтаясь… в нескольких дюймах… от смерти.

Пришлось поманеврировать, но я все же сумела ухватить Томаса под мышки, а потом отклониться назад всем телом и втащить его на подоконник. Мы рухнули на пол, столкнувшись конечностями и головами и нашумев от души.

Порыв ветра ворвался ко мне в комнату вместе со снежными вихрями. Томас скатился с меня и остался лежать навзничь, глядя в потолок. Он обхватил себя руками за грудь и тяжело дышал. Его черное пальто промокло почти насквозь. Я заставила себя встать – руки неконтролируемо дрожали, как от адреналина, так и от ужаса, что до сих пор текли в моих жилах, – и закрыла окно.

– Королевы ради – ты чем вообще думал, а? Лезть по каменной крыше в метель!.. Я… – Я стиснула кулаки, чтобы пальцы не дрожали от холода. – Ты же чуть не свалился, Томас!

– Я же тебе говорил, что собрался измерить замок. – Он наклонил голову, и мокрая прядь волос упала ему на лоб. – По-моему, сейчас уместно было бы обнять меня или поздравить. Это был настоящий героизм с моей стороны – вопреки всякой вероятности ввалиться к тебе в комнату. Не надо меня бранить.

– «Героизм» – это не то слово. – Я вздохнула. – И не ной. Тебе это не идет.

Томас сел, и на лице его появилась все та же окаянная кривая усмешка.

– Мы с Дачи в детстве часто выбирались тайком из наших комнат и залезали на крышу. Мать это доводило до бешенства. В отсутствие отца она устраивала нудные приемы, и мы шпионили за присутствующей знатью. – Он тяжело поднялся с пола и отряхнул пальто несколькими взмахами руки в перчатке. – Впрочем, я не припоминаю, чтобы какая-то из этих вылазок сопровождалась метелью. Небольшой просчет.

– Да ну! – Я сделала глубокий вдох. Только Томас способен на такое: сперва взбесить меня – едва не сорваться и не разбиться насмерть у меня на глазах, – а потом предложить частичку своего прошлого, чтобы смягчить мой гнев. – И часто твоя мать устраивала приемы в отсутствие отца?

Томас помрачнел.

– Отец почти никогда не ездил с нами в Будапешт. Он не особо гордился нашим проклятым происхождением. – Он подошел к шкафу, покопался в моих вещах и протянул мне плащ. – Надо поторапливаться. Буря только начинается.

Пока мы брели сквозь метель, я радовалась, что на мне теплые чулки. Снег был тяжелым и мокрым и налипал на подол моего плаща. В прошлом я любила зимние ночи. Тишину, окутывавшую землю, льдинки, искрящиеся в лунном свете. Но только тогда я наблюдала за всем этим из окна нашего лондонского дома, с кружкой чая, огнем в камине, с книгой на коленях.

– Это здесь ты видела тех людей с телом, так?

Томас указал на прогалину среди деревьев, едва заметную тропку у тыльной части территории замка, к которой мы вышли. Я кивнула, стуча зубами; к снегу добавился дождь. Отвратительная ночь для приключений под открытым небом. Но мы больше не могли позволить себе такой роскоши – дожидаться благоприятного момента. Если Дачиану или Иляну действительно похитили, возможно, мы найдем здесь какие-нибудь следы; быстрый осмотр моргов ничего не дал. Хотя как мы что-либо найдем в темноте, под снегом? Это казалось невыполнимой задачей.

Мы замешкались у входа в лес. В свете луны деревья отбрасывали в нашу сторону длинные тонкие тени, неприятно напоминавшие когти. Воображение выбивало меня из колеи.

Томас осмотрел землю по обе стороны от тропы; он слегка дрожал под порывами ветра.

– Похоже, снег нетронут. Давай пройдем немного дальше, посмотрим, найдется ли что-нибудь. Может, там обнаружатся продуктовые склады, как заявлял Молдовеану. Тогда мы вернемся в замок и войдем, как и вышли, через кухню.

Ветер растрепал мою косу, но по такому холоду мне не хотелось высовывать руки из-под плаща. Я была совершенно уверена, что ночи холоднее еще не бывало на свете. Не дождавшись ответа, Томас повернулся ко мне. Он увидел слезы, ползущие по моим щекам, ветер, хлещущий меня по лицу моими же прядями, и медленно подошел. Без всяких заигрываний или флирта он дрожащими пальцами заправил волосы мне за уши.

– Извини, что тут так паршиво, Уодсворт. Давай-ка быстренько вернемся в помещение.

Он уже собрался помочь мне повернуть к замку, но я уперлась ледяными каблуками в снег.

– Н-нет. Н-нет. Д-давай п-посмотрим, что т-там.

– Точно? – Я решительно уставилась на него, и Томас поднял руки, сдаваясь. – Если ты уверена…

Я заметила, что он и сам дрожит, и нос у него красный.

– Ты сможешь потерпеть еще немного?

Томас кивнул, хотя и не без колебаний. Я собралась с силами и зашагала в лес, Томас двинулся за мной. Заснеженные ветви елей спускались до земли, окружая нас странными звуками. Казалось, будто мне заткнули уши варежками, и при этом – будто я способна слышать все происходящее на много миль вокруг. Я сосредоточилась на поскрипывании ботинок Томаса. Он прибавил шагу, чтобы идти со мной вровень. Снежинки превратились в снежные хлопья и падали с отчетливым плюханьем.

Никаких звуков, издаваемых животными. Слава небесам за эту небольшую милость. Похоже, здесь было слишком холодно даже для волков. Казалось, будто тропа тянется на многие мили, хотя на самом деле всего через несколько сотен шагов мы добрались до развилки. Тропа, уходящая вправо, казалась шире, как будто кто-то потрудился вырубить подлесок. Возможно, именно там и находился продуктовый склад.

А вот левая тропка заросла колючим даже на вид кустарником. Шипы и заостренные листья словно предупреждали всякого, кто попытался бы по ней пройти. Я подавила стремление убежать в противоположном направлении. Между лопатками снова возникло знакомое ощущение – словно в спину мне смотрит кто-то древний и опасный.

Я знала, что Дракулы не существует, но казалось, будто его призрак действительно бродит в здешних местах. Мне представился стригой, крадущийся через лес и дожидающийся удобного момента, чтобы нанести удар, и по спине у меня побежали мурашки. Мне потребовалось несколько мгновений, чтобы успокоить расшалившиеся нервы. Я не имела ни малейшего желания исследовать проход, который Природа так явственно желала сохранить для себя. Особенно ночью, во время метели, с бродящим в окрестностях убийцей. Пускай это трусость, но так, по крайней мере, мы останемся живы и сможем продолжить в другой раз. Я двинулась к нахоженной тропе. Снег повалил еще сильнее.

– Другую тропу проверим при дневном свете. А сейчас давай посмотрим, действительно ли там продуктовый склад. – Ответом мне была тишина, прерываемая лишь шорохом падающего снега. Я развернулась; плащ мой взвихрился, словно юбка балерины. – Томас!

Ответа не было. Вокруг царила жутковатая тишина, которую нарушал лишь звон у меня в ушах. Я помчалась по правой тропе, отметив про себя, что по ней тянется цепочка следов. Чертов Крессуэлл! Разделиться посреди леса во время метели – очередная его блестящая идея! Все то время, что я пробиралась сквозь снег, я тихо проклинала его. Еще несколько шагов – и я вышла к небольшой каменной постройке, примостившейся между двумя валунами побольше. Это была всего лишь хижина.

Следы Томаса уходили внутрь. Я поклялась, что устрою ему выволочку.

Внезапно Томас выскочил из хижины и захлопнул за собой дверь, едва не сломав ее. И прежде, чем я успела его спросить, что, черт побери, происходит, тишину снегопада разорвало громкое рычание. За ним последовал долгий заунывный вой.

Все мое тело покрылось гусиной кожей. Ночь пронзило еще несколько голосов.

– Крессуэлл!

Томас, так и не выпуская ручки двери, развернулся. Кто-то неистово скребся в дверь и пыхтел, и в тихой ночи эти звуки звучали ужасающе.

– Уодсворт – на счет «три» бежим!

Спорить было некогда. Томас сосчитал до трех так быстро, что я ничего не успела возразить. Он еще не успел крикнуть «три», как я уже побежала. Никогда еще я так не радовалась тому, что отказалась от юбки в пользу брюк, как теперь, пробираясь через нагромождения снега и ветвей.

Томас ломился через лес за мною следом и орал на меня, чтобы я бежала и не оборачивалась. Я не обращала внимания на вой, хоть и слышала теперь, как кто-то еще мчится за нами сквозь метель. Я не сбавляла скорость. Не думала о том, как ледяной воздух, который я хватала ртом, обжигает мои легкие. Не сосредотачивалась ни на холодном поту, покрывающем мою кожу, ни на обратной дороге к замку, казавшейся бесконечной. И особенно старательно я не представляла себе волков размером со слона, что с треском ломились через лес по нашим следам, стремясь разорвать нас на куски и расшвырять их.

Ах, если бы Молдовеану с Данешти решили снова осмотреть лес! Но нет. Мы выскочили из леса так быстро, как только позволяли стихия и наши тела.

Томас схватил меня за руку – единственная опора в этой буре ужаса. Рычание вырвалось из кустарника, волки были уже в считаных футах от нас. Мне казалось, что мое сердце вот-вот разорвется. Сейчас на нас нападут. Нам от них не убежать. Мы…

С опушки грохнул выстрел.

Томас швырнул меня на землю и накрыл собою. Я высунула голову из-за его плеча и увидела, как два здоровенных волка отступают в лес. Я промерзла до костей, но все отступило перед буйством адреналина в крови. Кто-то стрелял по волкам. Станем ли мы следующей мишенью?

Хлопья снега усеивали мои волосы и одежду. Томас встал с меня и медленно огляделся по сторонам. Я обратила внимание на то, как судорожно он дышит и как напряженно он держится, готовясь отразить любое нападение. Он взял меня за руку и помог подняться.

– Скорее. Я никого не вижу, но кто-то здесь явно есть.

Я поискала взглядом силуэт стрелка. Но не нашла ничего, кроме не успевшего развеяться дыма и едкого запаха пороха. Я содрогнулась, и на этот раз причиной дрожи был вовсе не лед, попавший мне за шиворот. Мы побежали к желтым огонькам кухни и не оглядывались, пока не очутились внутри, в безопасности, и Томас не захлопнул дверь. Я рухнула у длинного деревянного стола, едва не угодив в ком оставленного подходить теста.

– Как ты думаешь, кто?..

Дверь с грохотом распахнулась, и какой-то крепко сбитый человек принялся топать ногами, стряхивая снег. На спине у него висел мушкет. Мы с Томасом дружно схватили ножи со стола. Человек двинулся вперед, не обращая на них внимания. Одно быстрое движение – и его капюшон оказался сброшен. На нас, моргая, уставился Раду.

– Мистер Крессуэлл. Мисс Уодсворт. – Он снял мушкет с плеча и прислонил к столу на козлах. На столе стояла миска с тушеным рагу; над ней поднимался пар; рядом лежал ломоть хлеба, разломанный на кусочки. – Я же предупреждал вас насчет леса. А? – Раду отодвинул стул, сел и с жадностью набросился на свою полуночную трапезу. – Бегите скорее в свои покои. Если Молдовеану обнаружит, что вы выходили из замка, вы пожалеете, что волки не добрались до вас первыми. Опасно. Очень опасно – то, что вы сделали. Приколичи везде.

Нам с Томасом не осталось ничего другого, как переглянуться, извиниться и выскочить за дверь.

Глава тридцать пятая

Обескровленная

Анатомический театр Перси

Amfiteatrul de chirurgie al lui Percy

Замок Бран

21 декабря 1888 года

– Сегодня вместо профессора Перси урок проведу я, – сказал Молдовеану, и, обратившись к близнецам Бьянки, добавил: – И если вы все еще хотите выполнить это задание, то я советую вам подойти к операционному столу.

Не дожидаясь дальнейших напоминаний, близнецы поспешили вниз к хирургической площадке и заняли свои места. Да, судя по всему, наша академия подверглась нападению – но проблема с пробным курсом и этими двумя соблазнительными местами, за которые мы сражались, никуда не делась.

Джованни проделал блестящую подготовительную работу: он так натянул ткани тела, что скальпель с легкостью рассекал их. Он вскрыл тело убитой горничной Марианы, и его близнец подал ему медицинский нож-пилу, очень похожий на хлебный. Он аккуратно удалил печень: на ней, в отличие от печени Анастасии, не наблюдалось никакого изменения цвета. С помощью длинного ножа Джованни отрезал небольшой образец и поместил его на стекло. Это сходство медицинского инструмента с хлебным ножом ужасало: ведь он использовался не для разрезания выпечки, а для взятия образцов.

Киан предлагал провести это вскрытие, но близнецы настаивали, что сделают это сами. Поскольку именно они нашли тело горничной, то считали своим долгом помочь ей и в смерти. В анатомическом театре царило тяжелое настроение; нелегко изучать обескровленные тела. И то, что урок вел Молдовеану, отнюдь не улучшало атмосферу. Лицо его было суровее обычного – эту дополнительную броню он надел на себя с тех пор, как были найдены останки его подопечной. Перед началом урока я хотела выразить ему мои соболезнования, но директор взглянул на меня с такой угрозой, что я предпочла промолчать.

– Прекрасная техника, – сказал Молдовеану, поправляя на себе фартук. – У нее, как и у других покойников, нет крови в теле – полагаю, вы все уже это заметили. Рискнете предположить, почему, по вашему мнению, убийца вытянул кровь?

Первой в воздух взметнулась рука Ноя.

– Местные газеты утверждают, что вернулся Князь Пронзатель. Крестьяне в панике. Я думаю, это сделал тот, кто наслаждается страхом. Он не довольствуется смертью и убийством. Ему нужна царящая вокруг них истерия.

– Интересная теория. И куда они, по-вашему, девают слитую кровь?

Ной нахмурил лоб.

– Около деревни протекает река. Возможно, кровь сбрасывают в нее?

– Возможно. – Молдовеану повел плечом. – Давайте глянем, кто забежал вперед, читая свои тексты по анатомии. Сколько литров крови в теле человека? Кто-нибудь готов ответить?

– Пять примерно. Или чуть больше. Зависит от габаритов человека, – сказал Эрик.

– Верно. Что составляет приблизительно один галлон. – Молдовеану обошел вокруг тела, внимательно посмотрев на каждого из нас. – Это достаточно большой объем крови для переноски через деревню. Хотя это можно сделать, верно?

– Вообще-то, это может оказаться очень рискованно, – заметил Ной. – Если даже ее несли в деревянном ведре, все равно не исключено, что она могла выплеснуться через край. К тому же если бы кто-то это заметил, то жители деревни подняли бы тревогу.

– Совершенно верно. И хотя река выглядит как идеальное место для того, чтобы избавиться от крови, с ней связано слишком много опасности для этого конкретного убийцы. Мне он кажется человеком, который не желает, чтобы его остановили. Он осторожен. Скорее всего, он планировал все это достаточно долго. Думаю, что у него за спиной уже есть жестокие поступки, начиная с детства. Хотя другие утверждают, что это не имеет ни малейшего отношения к делу, я считаю полезным учитывать историю жизни самого правонарушителя.

Молдовеану жестом велел близнецам продолжать вскрытие. Джованни вырезал фрагмент желудка. Его содержимое предстояло проверить на наличие мышьяка, но знакомый запах чеснока уже ощущался в воздухе. Я оглядела комнату: все усердно строчили в тетрадях, а под пристальным взглядом директора их сосредоточенность лишь возросла.

Я попыталась мысленно восстановить наш с Анастасией последний разговор. Я была уверена, что в нем хоть как-то упоминалось о том, что она обнаружила на месте происшествия, в доме пропавшей женщины. Мне тошно было от самой мысли о том, что Анастасия в одиночестве отправилась в деревню, чтобы встретить там свою судьбу. Но я даже не знала, случилось ли это там. Насколько я могла судить, Анастасия так и не выбралась из туннелей, в которых было найдено ее тело. Была ли она убита в той комнате, и если так, то кто бы смог так быстро удалить такое большое количество крови?

Я исподтишка взглянула на Андрея и Николае, тихо беседовавших друг с другом по-румынски. Они могли работать вместе, но я велела себе не фокусироваться только на них и не пропускать из-за этого другие улики.

Мое внимание переместилось на близнецов Бьянки. Я вспомнила, как Анастасия упоминала, что они проигнорировали ее попытки завязать беседу. Может быть, ее внимание привлек кто-то из них? Если для одного человека избавляться от крови было слишком рискованно, не означало ли это, что тут работали двое? Они прекрасно разбирались в криминалистике и, скорее всего, достаточно знали о ядах. Возможно, то, что тело горничной нашли они, отнюдь не было случайностью.

Я глянула на Томаса. Он уже смотрел на меня, склонив голову набок, словно читая мои мысли. Прошлой ночью мы так и не поняли, что делать с Раду, а после не смогли поговорить из-за гвардейцев, патрулирующих коридоры. Нам и так повезло, что нас не поймали и мы смогли добраться до своих покоев.

У меня никак в голове не укладывалось, что Раду в глухой ночи спас нас от волков, а потом как ни в чем не бывало вернулся к своему рагу. Его поведение было предсказуемо своей непредсказуемостью. Хотя я все еще с трудом могла себе представить его убивающим студентов или кого-то другого.

– Сожалею, но время, отведенное под урок, закончилось. В свете последних событий я решил, что это ваше последнее занятие перед Рождеством, – сказал Молдовеану, когда раздался бой часов. – Занятия возобновятся двадцать шестого. И не испытывайте мое терпение – я не люблю опозданий.

Глава тридцать шестая

Династия Басарабов

Вестибюль

Foaier

Замок Бран

22 декабря 1888 года

На следующее утро мы с Томасом встретились в вестибюле, готовые отправиться в Бухарест. Ной и Киан попрощались с нами и исчезли в столовой, и я погрузилась в размышления о том, застанем ли мы по приезде Дачиану. Как только у нас появились подозрения относительно Иляны, Томас сразу же написал сестре, но она не ответила. Вдруг она ранена или, хуже того… я просто не могла позволить себе думать об этом.

Томас не мог стоять спокойно, все его внимание было приковано к небольшому окошечку возле двери. Наш экипаж должен был подъехать с минуты на минуту. Я прикрыла глаза, изо всех сил стараясь не вспоминать, как выглядело тело Анастасии. Следы когтей и укусов покрывали его сплошняком, так, что ее было трудно узнать. Эти летучие мыши, целиком скрывшие ее тело… Меня словно обожгло. Надо было выбраться наружу до того, как мне станет дурно.

Я пролетела мимо Томаса и дернула дверь, распахнув ее и захлебываясь холодным воздухом. Свежий аромат сосен притушил пылавший в груди огонь. Едва показавшееся из-за горизонта солнце пряталось в тучах, ночной холод вырастил над парадным входом сосульки, похожие на клыки. Размеренно падал снег. Холод привел меня в чувство.

– С тобой все в порядке? – Позади меня вырос Томас, озабоченно наморщив брови. Я кивнула.

– Мне было нужно на воздух.

Томас перевел взгляд на дорогу, снова погружаясь в свои мысли. Мы оба закутались в самые теплые плащи, надев под них несколько слоев одежды, чтобы справиться с зимней непогодой. Плащ Томаса был черным как смола, с меховым воротником того же цвета. Молодой человек застыл, глядя в никуда, крепко стиснув зубы. Мне сложно было представить, что творится в его голове.

Я сунула руки в муфту, висящую на груди.

– С чем бы мы ни столкнулись, мы с этим справимся. Я с тобой, Крессуэлл.

Томас переступил с ноги на ногу и подышал на руки в кожаных перчатках, подняв вокруг пар, подобный лондонскому туману.

– Я знаю.

На его лицо вернулась знакомая холодность. Это был тот самый Томас Крессуэлл, которого я увидела в Лондоне в нашу первую встречу. Молодой человек, который не позволил бы никому или ничему подойти слишком близко. Тот самый, кто чувствовал все слишком глубоко. Тогда, много месяцев назад, Лиза была права даже больше, чем могла себе представить. Томас не позволял к себе приблизиться, чтобы его не могли ранить. Он не был холодным или жестоким – даже близко не стоял рядом с родственниками, сравнения с которыми он так боялся. Он был ранимым и точно знал, где его слабые точки. Но он был готов перевернуть мир, чтобы помочь тем, кого любит.

– Томас, я…

Элегантный черный экипаж, запряженный рослыми горделивыми лошадьми, остановился перед нами, и не менее рослый и горделивый возница с подчеркнутой любезностью распахнул дверь. Томас подал мне руку и помог забраться внутрь, после чего устроился на соседнем сиденье. Он пододвинул мне под ноги нагретый кирпич, и я попыталась подавить чувство неловкости от того, что я осталась наедине с молодым человеком в столь небольшом замкнутом помещении.

– Ты хотела что-то сказать, Уодсворт?

Я улыбнулась.

– Ничего. Это может подождать.

– Тебе что-то мешает? Ты чего-то боишься или… – внезапно догадался он. Напряженное выражение лица Томаса сменилось ленивой усмешкой. Он откинулся назад, а затем похлопал рукой по небольшому клочку свободного места, оставшемуся рядом с ним. – До Бухареста несколько часов. Успеем еще поговорить о серьезных вещах.

В ответ я внимательно посмотрела на него, но промолчала. Ощущение неловкости вернулось ко мне. Путешествие без дуэньи выглядело весьма скандально, но миссис Харви уже покинула Брашов, а нам было необходимо убедиться в том, что Дачиана находится в безопасности. Ради этого приходилось отодвинуть на второй план соблюдение благопристойности и даже наши репутации. Хотя отец вряд ли бы согласился с нами, если бы узнал об этом. Я откинулась на спинку сиденья и усилием воли отогнала от себя эти мысли.

Экипаж с громыханием покатил вперед, оставляя готический замок на своем высоком посту среди горных вершин. Я смотрела, как он медленно скрывается за вихрями вьюги. Мне показалось, что его ледяной взгляд следит за нашим экипажем, тщетно пытаясь задержать его. Мне до сих пор было сложно поверить, до какой степени сооружение из камня может обрести человеческий характер. Чудовищный характер, если уж начистоту.

Я опустила руки на колени и перестала улыбаться.

– Мне удалось вчера вечером кое-что раскопать про династию Басарабов.

Томас сидел вполоборота, изучая меня краем глаза, и мне не удалось прочитать его реакцию до конца.

– Наверное, что-нибудь ужасающе скучное. Гувернантка, которую нам с Дачианой наняла мать, считала своим священным долгом вдолбить в наши головы фамильное древо Басарабов. На нем было больше колючих ветвей и побегов, чем в зарослях ежевики, а единственными цветами были мы с Дачи. Может, лучше пообнимаемся? Это бы существенно скрасило дорогу. Я предпочел бы хоть на время забыть обо всем, связанном с дядюшкой Дракулой.

Томас заерзал на сиденье – как я уже успела понять, верный признак того, что где-то тут таились секреты, которыми он не хотел делиться. Обычно он хорошо маскировал свои чувства, но я была внимательной ученицей. Я заинтригованно подалась вперед.

– Тебе придется со мной смириться. Как ты говорил, когда-то давно династия Басарабов разделилась на две соперничающие ветви. Одна Данешти, вторая Дракулешти. Семья князя Николае и твоя происходят из разных ветвей. Он – потомок Данешти, а ты – Дракулешти. Строго говоря, Вильгельм Алдеа и тот королевский гвардеец тоже королевской крови и в родстве с Николае. Я права?

Томас рывком раздвинул занавески, упрямо сжав губы. Несколько минут наш экипаж в тишине тащился по заснеженной дороге. Затем Томас выпрямился и выдохнул, и я поняла, что он решил ответить на мой вопрос.

– Да. Мы оба из династии Басарабов. Хотя нас разделяет очень много поколений. Я точно не знаю, где именно на фамильном древе место гвардейца Данешти, но могу предположить, что он в каком-то родстве с Николае и Вильгельмом. Строго говоря, я потомок Влада Дракулы, а Николае – нет.

– Ты думаешь, это может сыграть в твою пользу? И… Дачианы?

Томас задернул занавески обратно, оставив лишь небольшую щель. Пробивающийся сквозь нее свет тонкой линией выделил очертания его подбородка.

– Ты думаешь, моя сестра может быть жива?

– Я не знаю, что и думать. – Я прикусила губу, раздумывая, с чего начать. – Тебе не кажется странным, что Иляна, скорее всего, просто неграмотная крестьянка, так хорошо разбирается в истории древнего низложенного рода? Там же все так запутанно. Даже ты, их потомок, ориентируешься с трудом. Откуда ей знать все эти средневековые семейные хитросплетения, даже в столь печально известной династии?

– Что ты хочешь этим сказать?

– Что, если кто-то использует Иляну… Вдруг это Орден Дракона каким-то образом вовлек ее в свои планы? Как мы сможем узнать, кто член Ордена? Кто может хорошо разбираться в родословных? Почему они убивают только потомков Данешти – и при этом почему-то еще простонародье?

Я глубоко вздохнула, заставляя себя высказать главное опасение:

– До сих пор ни один из потомков по твоей линии не был убит. Так что Дачиану в Бухаресте могли и не тронуть. Что, если она на самом деле никуда не пропадала? Как минимум не пропадала по скверным причинам. Что такое этот Орден, Томас? Чего они, в конце концов, хотят? Может быть, они защищают твою сестру, твою кровь? И каким образом тут замешана королевская семья, может быть, Раду ошибся? Они вообще тебе родственники?

– Нынешняя королевская семья никак не связана с династией Басарабов. – Томас выпрямился, сверкнув глазами. – Ты думаешь, они…

Экипаж внезапно остановился, нас кинуло вперед, а затем отшатнуло назад. Возница заговорил с кем-то по-румынски, его голос звучал напряженно. Я прижалась лицом к холодному стеклу, но из окна экипажа не было видно, кто его собеседник. С небес буквально хлестал ледяной дождь. Я обернулась назад и увидела, что Томас не смотрит в окно. Его взгляд был прикован к ручке двери. Та начала медленно поворачиваться. По моей спине пополз холодок. Возница выкрикнул какое-то проклятие по-румынски. Под влиянием импульса я метнулась через сиденье и схватилась за ручку, но моих сил было недостаточно, чтобы удержать широко распахнувшуюся дверь.

Внутрь экипажа всунулось искаженное лицо, с запорошенными снегом бровями и красными щеками, исхлестанными ветром. Данешти расплылся в улыбке, но глаза его не улыбались.

– Согласно королевскому указу выезд за пределы замка запрещен.

Томас незаметно передвинулся, закрывая меня от гвардейца.

– Вы не имеете права нас задерживать. Директор дал нам разрешение на выезд.

– Когда мы прибыли, чтобы сопроводить князя Николае домой, его не оказалось в покоях. Пока он не объявится, никому не дозволено покидать замок.

И не потрудившись еще что-либо добавить, Данешти захлопнул дверь. Мне оставалось лишь молча смотреть, как конная стража окружает наш экипаж. Нас отвезли обратно в академию, и чем ближе мы были к замку, тем сильнее раскачивался вокруг беспощадный лес, словно бы злорадствуя.

Мой мозг бурлил от последних открытий. Николае не был родственником нынешним королю и королеве, так почему же двор в панике от его исчезновения? Если князь действительно исчез, то он не мог быть сообщником Иляны или членом Ордена. Это означало, что есть кто-то еще, с не менее богатым знанием родословных. Мои подозрения продолжали расти. Может быть, мы на самом деле охотимся за Дачианой? Неужели мы опять обманулись? Вдруг ее на самом деле не удерживают насильно и не защищают. Что, если она сама стоит за всем происходящим? Если дворянские семьи были членами тайного общества с момента его основания, как утверждал Раду, она вполне могла в нем состоять. Но допустили бы они в свои ряды молодую девушку?

Ветер взвыл, словно от боли, и невидимые волоски на моей шее и руках встали дыбом. Мне было сложно бороться с мыслью о том, что нас везут навстречу нашему концу. Замок князя Дракулы замер в злорадном ожидании, когда мы остановились перед воротами. Казалось, академия с нетерпением ждет возможности вонзить в нас зубы.