Пережить ночь Сейгер Райли
Женщина, явно решив покончить со всем этим, пустила в дело идею воспользоваться кабинкой, на которую постоянно поглядывала, протиснулась мимо Чарли и направилась к двери.
— Если хочешь знать мое мнение, — бросила она на ходу, — то это ему нужно беспокоиться, что ты вернешься в машину. Какое бы дерьмо ты ни пила, предлагаю перейти на воду. Или кофе.
Женщина толкнула дверь и вот так просто исчезла. Снова оставшись одна в зловонном туалете, Чарли оглянулась по сторонам, проверяя, нет ли признаков присутствия Мэдди. Невольная мысль о том, что подруга все еще может быть рядом, что видение было чем-то большим, чем мысленный фильм, показывала, насколько Чарли оторвана от реальности.
Она подошла к одной из раковин и посмотрела на свое отражение в висящем над ней испещренном трещинками зеркале. Каждая вспышка верхнего света освещала ее кожу, стирая цвет лица, делая его болезненным. Или, как подумалось Чарли, может, свет тут был ни при чем? Что, если так она и выглядела на самом деле? Бесцветная, побледневшая от неуверенности и тревоги.
Неудивительно, что та женщина сбежала от нее. Встретив человека с таким лицом, несущего всякий вздор, Чарли тоже предпочла бы ретироваться. И подумала бы то же, что и незнакомка.
Что Чарли либо пьяна, либо сумасшедшая.
На самом же деле она очень растеряна. И встревожена. И больше не способна доверять тому, что видит. Вот, что нужно было сказать той женщине, вместо того чтобы делиться с ней подозрениями по поводу Джоша! Чарли следовало прямо заявить, что она не уверена в себе.
Устав от своего отражения, Чарли плеснула холодной водой в лицо. Это не слишком помогло, и она поспешила к двери, стремясь выйти из туалета до того, как снова появится Мэдди. Хотя Чарли знала: независимо от того, насколько быстро она уйдет, останется вероятность, что Мэдди появится где-нибудь еще. А еще ей может привидеться то, чего на самом деле нет. Или в ее голове из ниоткуда возникнет очередной фильм, а она даже не будет отдавать себе в этом отчета.
Насколько ей известно, именно это происходило прямо сейчас.
Фильм за фильмом, фильм за фильмом. Как будто они так плотно расписаны на афише в кинотеатре торгового центра, что у билетеров не бывает даже времени подмести между показами просыпанный попкорн.
Частота этих видений беспокоила Чарли. Впервые в жизни она думала, что это может быть признаком глубокого погружения в психоз и что однажды она не сможет выбраться из него. Она слышала о подобном. О женщинах, исчезавших в своих собственных мирах, затерявшихся в стране иллюзий.
Возможно, и она уже там.
Чарли остановилась, прежде чем открыть дверь из туалета. Ей нужно было немного успокоиться, до того как возвращаться в автомобиль к Джошу. Заходя сюда, она собиралась принять решение.
Оказывается, оно было принято за нее.
Если она не может доверять себе, тогда ей нужно доверять Джошу.
Экстерьер. Парковка стоянки для отдыха — ночь
Когда появилась женщина, он все еще потягивался. Руки над головой, пальцы переплетены — попытка ослабить напряжение, стягивавшее шею и плечи. Потом подъехала машина. «Олдсмобиль» с паршивым глушителем и с выхлопной трубой, которая, казалось, вот-вот отвалится.
Машина припарковалась на другом конце стоянки, под таким же уличным фонарем, что и «Гранд АМ». Женщина вышла и бросила на него нервный взгляд, прежде чем поспешить по тротуару к туалетам.
Ей не стоило волноваться. Она не в его вкусе. Вот Чарли, напротив, очень даже в его вкусе, что создает проблему.
Еще одна проблема: женщина из «Олдсмобиля» вошла в туалет пять минут назад. Теперь он обеспокоен тем, что они с Чарли разговорились. Он не должен был отпускать девушку одну. Он должен был последовать за ней внутрь и притвориться, что рассматривает торговые автоматы, пока ждет ее.
Сегодня вечером он много всего сделал не так. Начиная с того, что не смог удержать свой чертов рот на замке.
«Двадцать Вопросов» были ошибкой. Теперь он это понимал. Но Чарли так много спрашивала о его жизни, он неминуемо стал раздражаться и подумал, что было бы забавно превратить это в игру. Но сделать ее объектом зуб — точно не самый умный ход. А все глупое любопытство! Он хотел увидеть реакцию Чарли, когда до нее дойдет. Он должен был догадаться, что это немного выведет ее из себя и вызовет подозрения.
Теперь она и цыпочка из «Олдсмобиля» внутри и болтают бог знает о чем.
Это все его вина. В нем достаточно мужества, чтобы признать это.
До сегодняшнего вечера все было просто. Поразительно легко! Он бы не поверил в такую удачу, если бы это случилось не с ним. Он пробыл в кампусе меньше часа, когда нашел ее. Хотя, надевая университетскую толстовку ради попытки вписаться в окружение, он полагал, что понадобится несколько дней, дабы выследить ее, и немного старомодных усилий, дабы затащить в свою машину.
Однако все, что потребовалось, — это посидеть в кампусе с диетической колой.
Он потягивал газировку и разглядывал толпу, когда Чарли появилась у райдборда со своим печальным маленьким флаером. Дальше было еще проще. Соврать о поездке в Акрон, одарить ее улыбкой, позволить ей оценить себя. Она должна была сама решить, что он за парень. Его внешность — настоящий подарок. Единственная ценность, которую когда-либо подарил ему отец. Но все равно, надо заметить, что его лицо было красивым, но при этом не слишком выразительным. Эдаким чистым листом, на который люди проецировали все, что им заблагорассудится. А Чарли, как ему показалось, просто хотела, чтобы кто-то надежный отвез ее домой. Она практически прыгнула в его машину.
Так невероятно просто!
Он должен был догадываться, что подобное везение не продлится вечно и в конечном итоге все пойдет наперекосяк. Похоже, так всегда и бывает. Конечно, он перестарался с «Двадцатью Вопросами». Но во всем остальном, что произошло сегодня вечером, виновато это несчастное неудачное стечение обстоятельств.
Поэтому, вместо того чтобы ехать к месту назначения (а это не Огайо, даже близко не Огайо!), Чарли, возможно, прямо сейчас делилась своими подозрениями с незнакомкой.
И она ведь действительно что-то заподозрила. Как только его бумажник раскрылся у нее на коленях. Он знал, что она видела его водительские права, потому что сразу после этого стала нервничать.
Честно говоря, единственное, что сегодня сыграло за него, — это психическое состояние Чарли. Он предполагал, что она будет немного расстроена. После того, через что она прошла, это было вполне естественно. Но реальность… реальность оказалась странной и непредсказуемой.
Фильмы в ее голове?
Что называется, поговорим о серендипности[34].
Иенно она позволила ему выйти из щекотливой ситуации, созданной игрой в «Двадцать Вопросов». По его собственной вине. Но он быстро исправился. Он умеет выходить сухим из воды. Должен это уметь.
Догадавшись, что Чарли собирается выпрыгнуть из машины на пункте оплаты проезда, он решил снова включить стерео, перезапустить песню и притвориться, что все предыдущие десять минут — «Двадцать Вопросов», упоминание о зубе, напряженные удары по тормозам, пока чертов полицейский штата висел у них на хвосте, — на самом деле не случились.
Это была дикая, нелепая идея. Больше похожая на ожидание чуда, чем на рациональный план. И все же ему показалось, что Чарли действительно купилась. Возблагодарим Бога за маленькие чудеса, как говаривала его мама.
Почувствовав, что ему уже основательно надоело стоять около машины, он открыл водительскую дверцу «Гранд АМ», сел за руль и начал копаться в центральной консоли. Внутри, кроме пустого футляра из под кассеты «Нирваны», россыпи мелочи и упаковки жевательной резинки «Джуси Фрут», в которой оставалась всего одна пластинка, лежал его бумажник. Он схватил его и, открыв, стал изучать свои права, выданные в Нью-Джерси: на них было то же фальшивое имя, что и на нью-йоркских, и делавэрских. Он вытащил водительское удостоверение из прозрачного кармашка, в котором обнаружилось еще одно.
Пенсильвания.
Джейк Коллинз.
Ему удалось подменить их на площадке оплаты проезда. Пока он болтал с оператором, источая очарование, одной рукой держал бумажник и поменял настоящие права на поддельные. Затем он убедил Чарли взглянуть на них, в надежде, что, будучи в таком нестабильном психическом состоянии, она поверит всему, что он ей скажет.
И она поверила.
Возможно.
Его продолжало беспокоить происходившее прямо сейчас в туалете. О чем Чарли могла говорить с цыпочкой из «Олдсмобиля», и что ему придется из-за этого предпринять?
Он вышел из машины, открыл багажник и отодвинул в сторону коробку и чемоданы Чарли. Он был уверен, что, когда Чарли узнает, куда они на самом деле едут, она пожалеет, что собрала так много шмоток.
Убрав ее вещи, он открыл доступ к своим, тем самым, которые старательно загораживал от Чарли, пока загружал багажник.
Это были его собственные коробки.
Одна из них — картонная, внутри находились номерные знаки Нью-Йорка, Делавэра и Пенсильвании. Отправляясь за Чарли, он не забыл их поменять, в отличие от своих водительских прав. Он предполагал тогда, что она запаникует, если не увидит номера Нью-Джерси. Оказалось, она даже не посмотрела.
Кроме того, в коробке лежали несколько мотков веревки различной длины. В угол была засунута белая тряпка размером больше носового платка, но короче полотенца.
Очень надежный кляп.
Рядом с картонной коробкой лежал набор инструментов. Тот самый, который в его детские годы его отец, несчастный кусок дерьма, держал в гараже. Теперь отец мертв, и ящик с инструментами перешел по наследству сыну. Подвинув сейчас немного ящик в багажнике, он открыл крышку и перебрал содержимое, отодвинув в сторону молоток с гвоздодером, отвертки с острыми, как долото, наконечниками, плоскогубцы. И наконец нашел то, что искал.
Комплект наручников, ключи от которых висели на брелоке в его кармане, и нож. Последний не слишком большой. Определенно не охотничий кинжал, хотя и оный тоже лежал где-то в ящике с инструментами.
Это был классический швейцарский армейский нож. Такой подходит для любого случая, и его легко спрятать.
Прежде чем направиться в туалет, он захлопнул багажник, засунул нож в один из передних карманов джинсов, а наручники — в другой.
Он совсем не хотел ими пользоваться.
Но понимал, что сделает это, если придется.
Одиннадцать вечера
Интерьер. Стоянка — ночь
Джош уже стоял у двери, когда Чарли стала выходить из туалета.
Он был очень близко.
Его рука, занесенная для стука, буквально повисла в воздухе.
Чарли испуганно отшатнулась. Подобно блондинке в тот момент, когда та обнаружила Чарли в кабинке.
— Женщина вышла и сказала, что я должен тебя проведать. Она утверждала, что ты пьяна в стельку, — сразу принялся объяснять Джош, потом замолк и засунул руки глубоко в карманы. — Поэтому я должен спросить: ты… э-э… действительно пьяна в стельку?
Чарли покачала головой, в глубине души желая, чтобы было именно так. Это, по крайней мере, объяснило бы происходящее у нее в голове. Но она просто чувствовала себя потерянной. Прилив утащил ее в море, хотя она изо всех сил гребла к берегу.
— Просто случилось небольшое недоразумение, — ответила она.
Джош с любопытством наклонил голову.
— Недоразумение в фильме?
— Разумеется.
Они быстро оказались снаружи, где снова пошел снег. Много снежинок. Невесомых, как пыль. Джош остановился, чтобы поймать одну из них на язык, и, именно глядя на это, Чарли поняла, что снег настоящий, а не из ее личного снежного шара а-ля Гражданин Кейн.
Тот факт, что она даже неспособна самостоятельно различать погоду, утвердил Чарли в мысли, что она приняла правильное решение. Да, у нее были подозрения насчет Джоша, но они растворялись с каждым шагом к парковке. Боже мой! Он все еще ловил снежинки, высунув язык, как собака! Убийцы так не делают. Так делают дети. Так делают хорошие люди.
И Чарли склонилась к мысли, что Джош может быть милым, несмотря на то что лгал. Он явно об этом сожалеет. Потому что, прежде чем они забрались обратно в «Гранд АМ», Джош посмотрел на Чарли поверх покрытой снегом крыши машины и сказал:
— Кстати, мне очень жаль. Мне не следовало лгать тебе, начиная с того момента, когда мы встретились у райдборда. Ты имеешь полное право не доверять мне.
— Я доверяю тебе, — возразила Чарли, хотя это было не совсем так. Не безоговорочно. Простая истина заключалась в том, что еще меньше она доверяла себе.
Что касается лжи Джоша, то она списала ее на чувство одиночества, а не на злой умысел. Чарли понимала его состояние, ведь она отгородилась ото всех, кроме Робби и нэни. Они оба с Джошем были очень одиноки.
— Значит, мы все выяснили? — спросил Джош.
— Наверное, — пожала плечами Чарли, и это получился самый честный ответ, на который она способна.
— Тогда поехали.
Она села в автомобиль. Даже несмотря на оставшиеся сомнения, других вариантов не имелось. Еще одна машина на стоянке — это «Олдсмобиль», стоявший в дальнем конце на холостом ходу, принадлежал женщине, с которой Чарли столкнулась в туалете. Она стояла рядом с машиной, курила сигарету и наблюдала, как они трогались.
Когда они проезжали мимо, Чарли заметила озабоченное выражение ее лица, иногда даже немного терявшегося в клубах дыма. На минуту она задумалась, что же еще эта женщина сказала Джошу. Упоминула ли о подозрениях Чарли? Если нет, то сожалеет ли она об этом сейчас? Нужно ли Чарли огорчаться из-за того, что пришлось вернуться в эту машину?
Она дала себе отрицательный ответ. Все в порядке. Нужно последовать совету блондинки и выпить кофе, чтобы прояснить голову. И приготовиться к долгой ничем не примечательной поездке домой.
— Так что это был за фильм? — спросил Джош, у которого, очевидно, были другие идеи. — Должно быть, все выглядело странно, если женщина подумала, что ты под мухой.
Чарли до сих пор ясно представляла, как Мэдди стоит перед зеркалом и красит губы яркой, словно кровь, помадой. Хуже того, она все еще слышала ее голос.
«Тебе не следовало бросать меня».
— Я не хочу об этом говорить, — отмахнулась она.
— Значит, плохой фильм? — спросил Джош.
— Да, плохой.
Чарли хотелось поскорее забыть о случившемся. И она, конечно, не собиралась обсуждать это с Джошем.
— Скажи правду, — попросил он. — Неужели все было прям ужасно? Или ты не хочешь рассказывать, потому что все еще не доверяешь мне?
— Я доверяю людям, которых знаю.
— Тогда давай познакомимся поближе, — Добродушная улыбка расползлась по лицу Джоша. — Может, нам действительно стоит сыграть в «Двадцать Вопросов»?
Чарли оставалась серьезной. Она все еще слишком нервничала из-за того, что вообразила целую игру из полутора десятков вопросов и ответов. Из-за того, что фильм в ее голове длился так долго. Из-за того, что из ее сознания выпал большой отрезок времени.
— Я бы предпочла не делать этого, — сказала она.
— Тогда давай зададим каждый по одному вопросу, — предложил Джош. — Сначала я спрашиваю тебя, а потом ты — меня.
— Ты уже достаточно обо мне знаешь.
— Ты не рассказала мне о своих родителях.
— Что именно? — нахмурилась Чарли.
— Они погибли в автокатастрофе, верно?
Чарли была потрясена этим вопросом. Чтобы скрыть свое беспокойство, она сделала глоток кофе и неотрывно смотрела на снег, падавший на лобовое стекло.
— Откуда ты это знаешь?
— Я не знал, — начал оправдываться Джош. — Просто предположил.
— Интересно. И как же ты это предположил?
— Ты упомянула, что живешь с бабушкой. Это означало, что твоих родителей скорее всего нет в живых. А еще ты сказала, что не водишь машину, и я допустил, что это был осознанный выбор, а не потому, что ты физически неспособна это делать. Сложив все это вместе, я пришел к выводу, что ты не водишь машину, потому что твои родители погибли в автомобильной катастрофе. Оказалось, я был прав.
К чувству растерянности Чарли присоединился укол раздражения. Слишком много предположений с его стороны. То, что все они верны, не делает их менее бесцеремонными.
— Исходя из данной логики, я считаю, что, поскольку ты не упомянул о своей матери, это означает, что она тоже мертва.
— Может, и так, — сказал Джош. — Я не знаю. Она ушла, когда мне было восемь. С тех пор я ее не видел и ничего о ней не слышал.
Чарли не знала, что на это ответить, поэтому сохраняла молчание.
— В день Хэллоуина, — продолжил Джош. — Я помню, потому что в тот год я нарядился Бэтменом. То был настоящий костюм. Не из тех дешевых масок и пластиковых колпачков, которые можно купить в аптеке. Моя мать шила его для меня несколько недель. Надо отдать ей должное, она хорошо управлялась со швейной машинкой. Она сшила отличный костюм. Я так волновался, так хотел показать его всем, понимаешь? Не мог дождаться, когда люди увидят во мне Бэтмена.
— С чего такой восторг по поводу Бэтмена?
— Потому что он крутейший.
— Бэтмен? — недоверчиво переспросила Чарли. Она видела и дрянное телешоу шестидесятых, и мрачный-мрачный фильм Тима Бертона. Ни один из этих Бэтменов не показался ей особенно крутым.
— Для восьмилетнего ребенка — да, — сказал Джош. — Особенно такого, который часто чувствовал себя немного странно и неловко, и чьи родители постоянно ругались.
Его голос стал мягким, исповедальным.
— Когда я замечал, что мой отец тянется за выпивкой, а у мамы появляется неодобрительный взгляд, я знал, что драка — вопрос времени. Поэтому всякий раз, когда это случалось, я хватал какой-нибудь комикс о Бэтмене, забирался под одеяло и притворялся, что я внутри этого комикса, перемещаясь от страницы к странице. Не имело значения, что я боялся Джокера или Ридли, пытающихся добраться до меня. Это было лучше, чем находиться в доме, где слышно, как на первом этаже люди орут друг на друга.
— Это было как фильм в твоем сознании, — вставила Чарли.
— Думаю, да, — согласился Джош. — Да, моя версия. Так что я отчаянно хотел стать Бэтменом. Я надел костюм, и отец повел меня на trick-or-treating[35]. В тот год я получил больше конфет, чем когда-либо раньше. И я знал, что это из-за костюма. Из-за того, как здорово он выглядел. Когда мы возвращались домой, я с трудом нес все эти сладости.
Джош издал тихий, грустный смешок.
— А моя мать… ну, она ушла. Пока нас не было, она собрала кое-какие вещи, бросила их в чемодан и ушла, оставив записку: «Мне очень жаль». Вот и все, что она сказала. Никаких объяснений. Никаких контактов для связи. Только это скудное извинение. Было ощущение, что она просто исчезла. Я знаю, что так чувствуют себя все после потери близких. Человек есть, а потом его вдруг нет, и вы должны приспособиться к жизни без него. Но мне сложно было принять ситуацию, потому что моя мать сделала это добровольно — загодя спланировала побег без прощания. Костюм Бэтмена — тому доказательство. Она никогда раньше не тратила столько времени на мои костюмы. Думаю, в этот раз она так старалась, уже зная, что сбежит. И вложила всю свою любовь и внимание в тот дурацкий костюм Бэтмена, потому что сознавала — это будет последнее, что она сделает для меня.
Он замолк, позволив своей истории — этой длинной печальной истории — буквально повиснуть и задержаться в машине.
— Ты все еще скучаешь по ней? — спросила Чарли.
— Иногда. А ты скучаешь по своим родителям? — сразу перевел он разговор. Чарли в ответ согласно кивнула и добавила:
— И еще я скучаю по Мэдди.
А вот о том, что скучает по Мэдди больше, чем по родителям, Чарли вслух не сказала, потому что вообще никогда не признавалась в этом. Это не особо нравилось ей, но было правдой. Она очень походила на своих родителей. Ее отец всегда казался тихим и склонным к самоанализу, как и она. Ее мать, как и Чарли, считалась страстной любительницей кино, и все благодаря бабушке Норме. У Чарли были карие глаза отца и дерзкий носик матери, и она видела их всякий раз, когда смотрелась в зеркало. Они всегда оставались с ней, что значительно облегчало боль от их потери.
Мэдди же была совсем другая. Нечто иностранное и экзотическое, напоминавшее тропический цветок, растущий в пустыне. Яркая, красивая и редкая. Вот почему ее потеря до сих пор причиняла так много боли, и именно поэтому Чарли чувствовала себя такой виноватой. Ей уже никогда не встретить еще одну подобную Мэдди.
— Почему ты рассказал мне эту историю? — спросила она Джоша.
— Потому что хотел, чтобы ты узнала меня получше.
— Чтобы я тебе доверяла?
— Может быть, — ответил Джош. — Это сработало?
— Может быть, — откликнулась Чарли.
Джош включил «дворники» смахивать собиравшийся снег и переключился на более низкую передачу, помогая машине преодолеть не слишком крутой, но длинный подъем. Чарли была знакома с этим участком дороги.
Поконос.
Место, где родилась и выросла Мэдди.
Место, из которого она надеялась сбежать.
Они проехали мимо выцветшего щита, рекламировавшего одно из тех мест отдыха для молодоженов, которые пользовались популярностью в пятидесятые и шестидесятые годы. Это явно было простовато. Предлагало нечто, напоминавшее массивную бревенчатую хижину с обшитыми деревом стенами и крышей из зеленого сланца. Называлось «Домик в Горном оазисе». Наклеенный на изображение домика заметный белый баннер с черной надписью агитировал:
НАСЛАДИТЕСЬ
НАШИМ ПОСЛЕДНИМ СЕЗОНОМ!
Судя по состоянию баннера — потрепанного по углам и выцветшего, хотя и не настолько сильно, как остальная часть рекламного щита, Чарли предположила, что последний сезон курорта закончился несколько лет назад.
Бабушка Мэдди работала в таком заведении, пока в конце восьмидесятых оно не закрылось. Мэдди развлекала Чарли рассказами о том, как навещала бабушку на работе — бегала по пустым бальным залам, пробиралась в свободные комнаты, плюхалась на круглые кровати в спальнях с зеркальными потолками и забиралась в ванны в форме гигантских сердец.
Безвкусно. Вот так Мэдди описывала это место. Безвкусно.
«Они явно старались придать домику чувственности, но это был самый худший, самый дешевый вид сексуальности. Гостиничная версия трусиков без ластовицы».
Впрочем, Чарли знала, что так было не всегда. Мэдди рассказывала ей и о том Поконосе, каким он был за пару поколений до их рождения. Тогда кинозвезды часто выезжали на несколько дней из Нью-Йорка в близлежащие районы, чтобы порыбачить, отправиться в пеший поход и покататься на лодке, пообщаться с рабочим классом Филадельфии, Скрэнтона, Левиттауна. Мэдди показывала фотографию своей бабушки, позировавшей у бассейна с Бобом Хоупом[36].
«Она познакомилась и с Бингом Кросби[37], — говорила Мэдди. — Правда, в разное время. Прикинь, если бы такое было возможно сейчас! Восторг!»
Чарли вздохнула и посмотрела в окно, на деревья, проплывавшие мимо серыми размытыми пятнами.
Словно призраки.
Они наводили ее на мысль о людях, погибших на этом шоссе.
Таких, как ее родители. Изрезанных осколками стекла. Сгоревших в огненных обломках. Раздавленных тоннами искореженного металла. Теперь их души застряли здесь и бродят по обочине дороги, вынужденные вечно смотреть, как в те места, до которых они сами так и не доехали, проносятся другие.
Она снова вздохнула, достаточно громко, чтобы Джош обеспокоился:
— Тебя снова укачало в машине?
— Нет, я просто…
Голос Чарли сорвался, слова буквально застряли в горле, как леденец, который неожиданно проглотили.
Она никогда не говорила Джошу, что ее укачивает в машине.
По-настоящему этого никогда не было.
Это имело место во время фильма в ее голове, который она помнит смутно, да и не хочет вспоминать. Полицейский штата приближался справа. Дыхание Чарли затуманивало окно. Ее указательный палец скользил по стеклу.
Но если этого на самом деле не было, если все происходило у нее в голове, то откуда Джош знал про укачивание?
Мысли Чарли начали кружиться, щелкая подобно старому кинопроектору. Он будто раскручивал их. Те мысли, которые должны были прийти ей в голову гораздо раньше.
Come As You Are только начала играть, когда она погрузилась в этот длинный яркий мысленный фильм, и все еще играла, когда она очнулась.
Это было вполне возможно. Чарли когда-то читала, что нам только кажется, будто сны длятся часами, на самом же деле они могут пролететь за считанные мгновения. Она предполагала, что такое утверждение применимо и к фильмам в ее сознании. Началась песня, в ее мыслях развернулся фильм, а когда все закончилось, Come As You Are могла все еще звучать.
Но когда Чарли вырвалась из предполагаемого фильма, она опять услышала начало песни. Это определенно казалось странно, учитывая слова Джоша, что она была в отключке более пяти минут.
К тому же существовало расстояние, которое они преодолели за это время. На карте, висевшей на остановке для отдыха, оно было длиной примерно с ее указательный палец, что в реальном масштабе означало мили. Гораздо большее расстояние, чем то, которое может быть покрыто в течение одной песни, не говоря уже о секундах.
Это означало, что музыка прерывалась.
Джош действительно выключал стереосистему.
Чарли видела, как он это делал. Все случилось не в ее голове, как он заставил ее поверить. Это было по-настоящему. Это происходило!
И если это было реально, то и все, что последовало после, также могло быть реальным. Включая «Двадцать Вопросов».
«Давай поиграем», — предложил Джош.
Эти вопросы могли быть не просто ее мыслями. Возможно, они были не только диалогом в ее сознании.
Имелась вероятность, что она действительно задавала их. А это значит, что Джош отвечал, до тех пор, пока она не вычислила загаданный объект, абсолютно невинный на первый взгляд, но абсолютно кошмарный в соответствующем контексте.
— Ты просто — что? — спросил Джош, напомнив Чарли, что она так и не закончила фразу.
— Устала, — вздохнула она. — Я так устала!
Окно запотело от ее дыхания. Совсем чуть-чуть. В образовавшемся на стекле пятнышке Чарли удалось разглядеть нечто похожее на букву.
Ее глаза расширились.
От шока.
От страха.
А с ее сердцем происходило обратное. Оно сжималось и сжималось в ее груди, как черепаха, которая прячется в свой панцирь, пытаясь спастись от нависшей угрозы. Вот только Чарли знала, что уже слишком поздно. Угроза уже была здесь. Чтобы окончательно убедиться в этом, она произнесла еще три слова с длинным шипящим слогом в конце.
— Вымотана просто соверше-е-енно.
Пятно на окне росло. Расширяющийся матовый круг. Внутри которого, нацарапанное ее дрожащим пальцем, четко просматривалось одно единственное слово. Написанное задом наперед. Читаемое для того, кто смотрит на него снаружи.
HELP
Интерьер. «Гранд Ам» — ночь
Чарли уставилась на это слово, ее правый глаз дергался, словно ему было больно смотреть. Это подергивание доказывало, что в ее голове нет никакого фильма.
Но она продолжала желать, молиться, умолять, чтобы все было не так, как кажется, надеяться, что она ошибается. Если подходящий момент для несуществующих переживаний вообще возможен, то сейчас был именно он. Но снег все так же бился в лобовое стекло, «дворники» продолжали мельтешить, Джош спокойно сидел за рулем, пятно на стекле начало медленно отступать, словно цеплялось за жизнь, и Чарли знала, что все это реально.
Это было реально с самого начала.
Джош врал ей! Обо всем!
И она позволила ему. Черт, она помогла ему сделать это! Сомневаясь в собственном разуме. Тем, что дала понять, насколько уязвима. Позволила ему думать, будто он может сделать и сказать все, что угодно, и она поверит в это. Это буквально сюжет фильма.
«Газовый свет»[38].
Она видела его несколько раз, но это не помешало ей вляпаться в подобную ситуацию в реальной жизни. Она была бы в ярости, если бы не была так напугана. Перед страхом гнев отступал на второй план. Потому что имелся только единственный вариант, которым Чарли могла объяснить действия Джоша.
Он — «убийца из кампуса»!
Никаких «возможно»! Никаких «может быть»!
Это просто он и есть. Теперь Чарли не сомневалась. Ее интуиция, которая до сих пор была куда лучшим проводником, чем мозг, вопила, что все указывает на него. Он знал о зубе, и одного этого уже было достаточно, чтобы изобличить его. Кроме того, Джош сказал, что последние четыре года жил недалеко от «Олифанта». Именно столько времени полиция пытается найти «убийцу из кампуса».
Анджела Данливи. Четыре года назад.
Тейлор Моррисон. Два с половиной года назад.
Мэдди Форрестер. Два месяца назад.
Заколоты. Убиты. Вырванный зуб — трофей их убийцы.
У Чарли не было иллюзий, что он не попытается сделать то же самое с ней. Он это сделает. Это и есть та причина, по которой она здесь. Это не простое совпадение. Джош это намеренно подстроил. Он разыскал ее.
«В следующий раз он может попытаться прийти за тобой».
И он это сделал.
Хуже того — Чарли сама облегчила ему задачу. Все, что ему было нужно сделать, это просто появиться у райдборда, блеснуть улыбкой кинозвезды и предложить отвезти подальше от ее боли и вины. Остальное доделала за него Чарли.
Вероятно, рано или поздно это все равно бы произошло. Как бы она ни действовала, в конце концов оказалась бы именно в такой ситуации. Раньше она считала, что заслуживала подобной участи. Может быть, судьба согласилась с ее доводами и именно так все и спланировала. Расплата за то, что она не смогла спасти Мэдди.
Однако сейчас уже было не столь важно, как это произошло и почему. Более важной представлялась для Чарли необходимость найти выход из сложившейся ситуации. Если он вообще существовал. Она подозревала, что именно так должна чувствовать себя мышь, когда ловушка начинает захлопываться. Слишком поздно бежать. Слишком поздно что-то менять. И совершенно невозможно предотвратить свою собственную гибель. Просто мрачное принятие прямо перед крахом.
— Ты снова молчишь, — сказал Джош, изображая невинность. Как будто ничего не случилось. Как будто он не был абсолютным монстром. — Ты уверена, что тебя не стошнит?
Чарли чувствовала себя плохо, но не из-за машины. Однако она не возражала, чтобы Джош так думал — всяко лучше, чем если он поймет, что она знает обо всех его злодеяниях, что она в шоке от этого знания. И это так напугало ее, что она просто удивлялась, почему ее до сих пор не стошнило.
И все же дикая, безрассудная часть ее хотела сказать ему, что она поняла, кто он и что совершил. Очевидно, Джош играл с ней. Ложь. Музыка. Флирт. Это все потому, что ему нравилось играть с ее эмоциями. Почему бы не признаться сейчас и не отказать ему в этом удовольствии?
Потому что тогда ему ничего не останется, кроме как убить ее.
