Пережить ночь Сейгер Райли

Интерьер. Закусочная — ночь

Музыкальный автомат все еще играл, когда они возвращались в зал, но Дон Маклин уже не прощался с мисс «Американ пай», его сменили «Битлз», приветствовавшие Джуда. По чрезмерно вежливому настоянию Джоша, Чарли вошла внутрь первой, чувствуя себя одновременно побежденной и напуганной.

Все пошло совсем не так, как она планировала. Теперь она понятия не имела, что делать дальше. Единственный вариант, кроме как бежать из закусочной и надеяться, что Джош ее не догонит, — это рассказать Мардж.

Что, в принципе, почти не вариант.

Мардж, несмотря на внушительное сочетание дерзкого вида и бабушкиной заботы, не справится с Джошем. Он причинит ей боль, если понадобится. А потом он причинит боль Чарли. И тогда все будет кончено. Что касается повара, Чарли его даже не видела. Если только он не бывший профессиональный борец, она сомневалась, что от него будет много пользы. Она возвратилась к столу, потому что пока других идей не было.

По пути она убеждала себя, что сейчас заберется в кабинку, притворится, что не сошла с ума от ужаса, и попытается придумать новый план. Тем временем будет продолжать надеяться, что Робби понял намек и позвонил в полицию, и что через пять минут это место будет кишеть копами.

Снаружи начал дребезжать таксофон. Чарли слышала доносящийся сквозь оконное стекло жестяной звук. Джош тоже это слышал и вопросительно посмотрел на нее:

— Ты ждешь звонка?

Телефон зазвонил во второй раз.

— Нет, — ответила Чарли.

Третий звонок.

— Ты уверена? — настаивал Джош. — Может, тебе стоит пойти и ответить?

Раздался четвертый звонок.

Чарли смотрела на таксофон, понимая, что это Робби, используя *69, перезванивает ей.

Она была уверена, потому что именно так поступила бы она, если бы они поменялись ролями.

Пятый звонок.

Тут Джош начал выбираться из кабинки.

— Отлично. Тогда это сделаю я.

— Нет, — сказала Чарли, протянув руку через стол, чтобы схватить Джоша за предплечье. Плотное, его мышцы напряжены. Она предполагала, что он весь такой же. Сильный. Сильнее ее. Она отпустила его, ее рука скользнула обратно по столу на колени.

Тем временем таксофон замолк.

— Слишком поздно, — сказал Джош. — Мы не успели.

— Это не мог быть мой парень, — словно оправдываясь, начала Чарли.

— Хорошо, — с сомнением произнес Джош. — Как скажешь.

Они сидели в тишине, Чарли смотрела на свою обжигающе горячую чашку чая, в то время как Джош чередовал глотки кока-колы и кофе. В конце концов из задней части закусочной появилась Мардж, которая несла еду.

— Ужин на столе! — приветливо и весело улыбнулась она, старательно расставляя перед ними тарелки. — Ешьте, пока не остыло.

Чарли смотрела на жареную картошку, которая буквально блестела от жира. Ее желудок сводило от одного только вида. Сидящий напротив Джош заправил салфетку за воротник рубашки, словно был фермером на пикнике. Взял приборы — вилку и удивительно острый нож для стейка — и стал разглядывать еду на своей тарелке. Круг мяса, покрытый подливкой, кукурузными сливками и чем-то серым — картофельным пюре, как предполагала Чарли. Джош опустил вилку, но держал нож в руке.

— Меня кое-что беспокоит, — начал он. — На улице, когда ты разговаривала по телефону со своим другом…

— Парнем, — поправила его Чарли, надеясь, что это слово что-то меняет. Она полагала, что это так. Поскольку оно означало наличие человека, серьезно заботящегося о ней. Того, кто очень рассердится, если с ней что-то случится.

Джош кивнул.

— С парнем. Хорошо. Когда ты разговаривала с ним, ты использовала какой-то код?

Чарли подцепила вилкой ломтик картошки со своей тарелки, нервно откусила немного и запила все еще слишком горячим чаем.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду. «Ситуация приобрела неожиданный поворот». Никто так не говорит. В кино — может быть, но не в реальной жизни.

Чарли должна была догадаться, как нелепо это прозвучит по телефону. Джош был прав — никто так не разговаривает. Он видел ситуацию насквозь, поэтому сейчас смотрел на нее через стол, все еще сжимая в кулаке нож для стейка. Он держал его, направив лезвие в ее сторону, свет отражался от его кончика, позволяя ей увидеть, насколько он острый, как легко может проткнуть человеческую плоть.

— Я не знаю, что ты хочешь сейчас от меня услышать, — сказала она, и это было правдой. Она не знала, хочет ли Джош объяснений, извинений или просто повода вонзить этот нож ей в сердце.

— Тебе не нужно ничего говорить. Я просто думаю, что было бы неплохо признаться.

— Признаться в чем?

Джош протянул руку через стол, схватил ломтик картошки с ее тарелки и отправил его в рот.

— Что ты все еще боишься меня.

Чарли оглядела закусочную, надеясь увидеть, как Мардж или повар, или пара других посетителей войдут в обеденный зал. Но здесь по-прежнему находились только она и Джош.

И нож.

Это острое, сверкающее продолжение его руки.

Джош поймал ее взгляд и сказал:

— Ты не должна бояться, вот что я пытаюсь тебе объяснить. Я не причиню тебе вреда, Чарли. Мы ведь друзья, верно? Или, по крайней мере, приятели.

Он опустил нож, словно желая доказать свое дружелюбие. Чарли не стало от этого легче. Ничего в этой ситуации не изменилось. Они все еще одни, и Джош все еще «убийца из кампуса».

— Послушай, — продолжил он. — Думаю, будет лучше, если мы на этом остановимся. Может, когда я закончу есть и соберусь уезжать, тебе стоит остаться здесь?

Чарли слегка помотала головой, думая, что ослышалась.

— Что?

— Тебе лучше остаться здесь. Я сажусь в машину и уезжаю, а ты находишь другой способ добраться домой.

— Серьезно?

— Вполне, — заверил Джош и откинулся на спинку стула, поднял руки ладонями вперед, как делает фокусник, показывая, что у него больше нет трюков в рукаве. — Мне, конечно, не нравится идея просто бросить тебя здесь. Но ты явно мне не доверяешь. И, хотя мне это крайне неприятно, я понимаю, что у тебя были трудные времена. Твою подругу убили и все такое. Это сделает подозрительным любого. Я рад, что мы проделали вместе часть пути. Но теперь нам пора расстаться.

Чарли сидела в полной тишине, не двигаясь, даже не моргая.

Он лжет.

У нее не получалось придумать другого объяснения.

Он не может на самом деле вот так просто уйти и оставить ее в покое, без всяких вопросов. Это кажется нелогичным, поэтому, скорее всего, он лжет.

С другой стороны: что, если он говорит серьезно? Благодаря какому-то маленькому чуду, причину которого она никогда не поймет, Джош действительно отпускает ее? Может быть, он решил, что она не стоит риска или усилий? Или ему надоело играть с ней? Или он почему-то пожалел ее?

— Так ты меня отпускаешь? Вот так просто?

— «Отпускаю» звучит так, словно я держал тебя в заложниках, — хмыкнул Джош. — Ничего подобного ведь не было. Я не заставлял тебя садиться в мою машину. Ты сделала это по своей воле.

Чарли так не считала. Да, она согласилась на поездку с Джошем, но только потому, что отчаянно хотела уехать, а он очень грамотно врал. И продолжал лгать, чтобы она максимально долго оставалась в машине уже после того, как заподозрит, кто он и что сделал. Он, конечно, не принуждал ее сесть в его автомобиль, но обманом убедил сделать это — определенно.

Часть ее думала, что он продолжает обманывать. Играет, подобно фильмам в ее голове. Вселяет в нее надежду, чтобы насладиться эффектом, когда перестанет играть.

Неожиданно Чарли почувствовала, что сзади на ее шее образовалось теплое пятно. Стало ощущаться сердитое покалывание. Это соответствовало ее настроению. После того, как она всю ночь находилась под прессом газлайтинга[42], было бы странным не ощетиниться. Чарли чувствовала гнев, нараставший так же быстро, как теплое пятно на ее шее.

Она устала от того, что ей лгут.

Устала быть сбитой с толку.

Устала все время быть такой чертовски грустной.

Устала чувствовать себя виноватой, растерянной, влачить жалкое существование и снимать в своей голове воображаемые фильмы, чтобы справиться с этим.

Чарли так устала, что ей хотелось взять и признаться Джошу, что она все знает. Что она сама поражена своим непреодолимым желанием разрушить созданный им фасад хорошего парня и посмотреть, как отваливающиеся осколки будут демонстрировать монстра, прячущегося за маской. И она уже почти сделала это. Ее челюсть разжалась, а язык расслабился, готовый раскрыть правду.

Но тут через вращающуюся дверь появилась Мардж с кофейником.

— Позволь мне долить тебе, красавчик, — сказала она, хотя Джош сделал не больше пары глотков.

Она наполнила чашку до краев и отодвинула руку, ее локоть двигался по столу. Чарли наблюдала за его продвижением, он был такой же острый и тонкий, как нож, брошенный рядом с тарелкой Джоша. Он продолжал двигаться, даже после того, как соприкоснулся с чашкой Чарли.

Остальное происходило неизбежно и быстро.

Локоть двигался.

Чашка скользила.

Все это происходило до тех пор, пока чашка не упала со стола и чай не пролился на красное пальто Чарли.

Чарли вскочила со своего места, стряхивая чай, который слегка остыл, но все еще был достаточно горяч, чтобы обжечь ее даже сквозь мокрую одежду. Мардж в ужасе отступила, прижав одну руку, покрытую возрастными пятнами, ко рту, в то время как другая продолжала сжимать кофейник.

— Вот черт! — вскрикнула она. — Мне так жаль, дорогая!

Чарли выскользнула из кабинки, одновременно промокая салфеткой пальто.

— Все в порядке, — бормотала она, скорее с облегчением, чем с недовольством. Инцидент с Мардж дал ей шанс встать, уйти от Джоша, перезагрузиться. — Где туалет?

Мардж указала на небольшую нишу рядом с вращающейся дверью и с явным смущением в голосе сказала: «Прямо там, дорогая».

Чарли направилась туда, все прижимая салфетку к пальто, хотя она уже так промокла, что чай просто хлюпал между пальцами. Внутри ниши она увидела две двери, на одной из которых было написано «Парни», а на другой — «Куклы». Это несколько смутило ее, но она толкнула дверь и ворвалась внутрь, не потрудившись оглянуться на Джоша. Несмотря на то, что, по его словам, сейчас было самое подходящее время расстаться, у Чарли настойчиво сохранялось такое чувство, что он никуда не денется. Когда она вернется из туалета, он все еще будет ждать ее.

Интерьер. Закусочная — ночь

Мардж поклялась, что не станет вмешиваться, хотя почувствовала неладное, как только они вошли в закусочную. По языку их тел было ясно, что с ними обоими что-то не так. Девушка в красном пальто выглядела испуганной, а мужчина, с которым она была, — угрюмым. Не слишком хорошая комбинация, по опыту Мардж.

И все же она держала язык за зубами, поскольку он часто доставлял ей неприятности. Она говорила только в том случае, когда была действительно обеспокоена: например, как той, другой, в стельку пьяной паре. Они ее не послушались — люди их возраста никогда не слушают, но она обязана была что-то сказать, даже просто для очистки совести. Она предостерегла их. Они проигнорировали. Что бы ни случилось потом, уже не ее забота.

И эти двое — тоже не ее дело. Они выглядели как пара, которая только что поссорилась в машине, и им нужно где-то остановиться, чтобы перевести дух. Она наблюдала такое сплошь и рядом.

Беспокойство не возникало по-настоящему, пока она не приняла заказ угрюмого мужчины.

— Какое у вас блюдо дня?

Мардж смотрела на девушку, когда он задавал свой вопрос, и не могла отделаться от мысли, что та выглядела заложницей. Этот факт сильно обеспокоил Мардж. Затем девушка пошла к таксофону, а он тут же выскользнул за ней, будто преследователь, испугавшийся, что его жертва сбежит. Еще один повод волноваться.

И тут Мардж поняла, что должна что-то предпринять, хотя здравый смысл подсказывал обратное. Она ничего не могла с собой поделать. Стоять в стороне и бездействовать — просто не в ее характере.

Поэтому она схватила кофейник со свежим кофе и направилась в обеденный зал, согнув при этом руки. Они были слишком острыми, ее локти. Мардж знала это, потому что не раз выслушала претензию, пока была замужем. Говард, благослови Господь его усопшее сердце, всегда жаловался, что во сне она толкает его локтем. «Черт возьми, Мардж, — говаривал он, — ты используешь для него точилку для карандашей перед тем, как лечь спать?»

Ей оставалось только представлять, что он сказал бы теперь, когда рак превратил ее в кожу да кости.

С кофейником в руке Мардж вернулась в угловую кабинку и использовала один из своих заостренных локтей. Она очень не хотела делать это — вот так опрокидывать чашку чая. Особенно на такое красивое пальто. Но, по мнению Мардж, у нее не было выбора. Ей нужно было помочь девушке остаться одной. Так она и поступила.

Теперь девушка была в туалете, и Мардж с трудом нашла чистую мочалку на кухне, заваленной грязными тарелками: сегодня она разрешила старшекласснику, обычно моющему посуду, не выходить. В ноябрьский вечер вторника не предвиделось толпы, ломящейся в дверь. И это радовало Мардж, когда она хватала бутылку содовой из мини-холодильника для газированных напитков.

Это означало, что ее не отвлекут другие клиенты. У нее и девушки в красном пальто будет достаточно времени для разговора.

Интерьер. Туалет в закусочной — ночь

Дамская комната маленькая и без окон. Тюремная камера с розовыми стенами, которые напоминали Чарли о пепто-бисмоле[43]. Рядом с единственной, тоже розовой, кабинкой — белая раковина, покрытая ржавчиной вокруг слива. На стене над ней — дозатор для мыла и табличка.

СОТРУДНИКИ ДОЛЖНЫ МЫТЬ РУКИ

Чарли стянула с себя пальто и подняла его, пытаясь в тусклом свете, исходившем от потолочного светильника в форме НЛО, рассмотреть, насколько оно пострадало.

Пятно было большое и заметное. Темные разводы примерно той же формы, что и штат Техас. Слезы жгли Чарли глаза, когда она лицезрела, как глубоко чай впитался в ткань. Она понимала, почему расплакалась, хотя и считала несерьезным терять самообладание из-за глупой случайности. Это пальто, которое совершенно не в ее стиле, — единственное оставшееся вещественное напоминание о Мэдди. Теперь оно если и не загублено, то серьезно пострадало. Она может надеть его снова (и конечно же она это сделает), но это будет точно так же, как ее воспоминания о Мэдди.

Навсегда омрачено.

Раздался стук в дверь, сразу за которым послышалсяся прокуренный голос официантки:

— Как ты там, милая?

— Прекрасно, — откликнулась Чарли, сама не зная почему, ведь ей казалось, что все совсем наоборот. Все было настолько далеко от прекрасного, насколько возможно.

— Я принесла мочалку и содовую, — сказала Мардж. — На случай, если они тебе понадобятся.

Чарли открыла дверь, и Мардж, с извиняющимся выражением на лице, зашла внутрь. Она взяла пальто, прошла к раковине, ворча на себя, вылила содовую на пятно и начала промокать его.

— Я чувствую себя ужасно! — принялась сокрушаться она. — Просто ужасно! Дай мне свой адрес. Я пришлю тебе чек, и ты сможешь купить себе новое хорошее пальто.

У Чарли не хватило духу сказать женщине, что пальто почти такое же старое, как сама Мардж, и поэтому будет нелегко найти ему замену. Она не призналась, что ей даже не особенно нравится это пальто и она носит его только потому, что это память о Мэдди.

— Очень любезно с вашей стороны, — ответила Чарли. — Но в этом нет необходимости. Неприятности случаются.

— Не в мою смену. Я работаю не один десяток лет и могу по пальцам пересчитать, сколько раз я что-то пролила на клиента. Да еще такое красивое пальто! — Мардж раскрыла его, чтобы изучить этикетку. — Пьер Бальмен[44]. Модное.

— Мне его подарила подруга, — отозвалась Чарли.

— Какая щедрая подруга!

— Была, — вздохнула Чарли. — Я просто вовремя это не оценила.

Чарли заставила себя не плакать. Не здесь. Не в паршивой уборной, в присутствии постороннего человека. Но ее не отпускала мысль о том, как сильно Мэдди понравилась бы эта закусочная. Такое неироничное ретро. Она болтала бы с Мардж, выбирала бы Пегги Ли в музыкальном автомате и хохотала бы точно сумасшедшая, увидев на двери дамской комнаты табличку «Куклы». Представив, что она здесь с Мэдди, а не с Джошем, Чарли едва сдержала подступавшие к горлу рыдания. Она быстро смахнула слезу, стекавшую по щеке.

Мардж, стоя у раковины, капнула еще немного содовой на пальто, продолжила его тереть и задала вопрос: «Как тебя зовут, милая?»

— Чарли.

— Чарли? — переспросила Мардж, даже не пытаясь скрыть своего удивления. — В свое время я встречала многих Чарли, но ни один из них не был похож на тебя. Семейное имя?

— Вроде того, — пробормотала девушка.

— Это очень мило. Семья — это важно. Это все, если спросить меня.

Мардж сделала паузу. Похоже, она раздумывала, продолжать ли ей разговор, и Чарли предположила, что такое случалось нечасто. Официантка не производила на нее впечатления человека, который сдерживается или смягчает слова.

— Послушай, Чарли, я знаю, что не должна лезть не в свое дело, но у тебя все в порядке? Я наблюдала за тобой и твоим другом, и ты казалась… ну, немного расстроенной.

Слово «немного» стало единственной частью предложения, удивившей Чарли. Она крайне расстроена, если оценивать ее нынешнее состояние, когда она находится на острие бритвы между страхом и гневом. То, как она взбесилась, сидя за столом, для нее самой стало сюрпризом. Это было новое ощущение. С тех пор, как умерла Мэдди, она злилась только на себя.

Безусловно, Джош вызвал ее гнев, и вместе с тем она до смерти его боялась. Из-за того, что он сделал и что, вероятно, собирался сделать. Чарли никогда не представляла, как можно быть одновременно разъяренным и напуганным. Именно это и происходило сейчас, и ее переживания не укрылись от Мардж. Как и ее затруднительное положение.

— Я повторюсь, что это не мое дело, но он… — Мардж сделала паузу, пытаясь быть деликатной. — Он хорошо с тобой обращается?

Чарли понимала, что она может — и должна — рассказать ей о Джоше.

Мардж обязательно поверит. Наблюдая, как официантка яростно терла пальто, как от волнения на ее лице добавилось морщин, Чарли уже начала сомневаться, что инцидент за столом был случайностью. Мардж — профессионал, а это — ошибка новичка. Похоже, она увидела, что Чарли не в своей тарелке, забеспокоилась и придумала способ остаться с ней наедине. Теперь, когда они здесь, все, что необходимо сделать, это объяснить женщине, что происходит, попросить воспользоваться телефоном закусочной и позвонить в полицию в тайне от Джоша. Тогда эта долгая ужасная поездка наконец закончится.

Конечно, есть небольшая вероятность, что все уже закончилось. Зависит от того, действительно ли Джош собирается оставить ее здесь. У Чарли имелись серьезные сомнения на сей счет. Джош лгал всю ночь. Почему бы ему не продолжить делать это сейчас? В любом случае она не должна впутывать Мардж. Это может ухудшить ситуацию. Если Джош не собирается отпускать ее и пронюхает, что Чарли сообщила Мардж о своих подозрениях, он может причинить вред обеим.

Чарли этого не хотела. Мардж — хороший человек. Замечательный. И такие люди не должны быть замешаны в ее неприятности.

— Я просто устала, — сказала она. — Мы так долго ехали.

— Понимаю, — кивнула Мардж. — Это тяжело, особенно в такое время, ночью. Все что я хочу сказать: можешь остаться здесь на некоторое время, если не чувствуешь себя с ним в безопасности.

— Я в порядке, — качнула головой Чарли. — Правда.

Мардж провела по пальто еще два раза, прежде чем оценить результат.

— Ну, будь я проклята, похоже, содовая сработала!

Она подняла пальто, демонстрируя просто мокрое пятно на том месте, куда пролился чай. Возвращая его Чарли, она посоветовала:

Дай ему хорошенько просохнуть, и оно будет выглядеть как новое.

Чарли осмотрела ткань, которая теперь слегка растрепалась и была испещрена кусочками ворса от мочалки, но ей это даже понравилось. Если бы такое увидела Мэдди, она бы сказала, что это добавляет вещи характера.

Мардж остановилась у двери.

— Я не хотела своими вопросами поставить тебя в неловкое положение.

— Знаю. Вы этого и не сделали. Все в порядке.

— Я просто присматривала за тобой, — открыто призналась Мардж и после совсем краткой паузы мило продолжила: — Женщины должны так поступать, ты же знаешь. Присматривать друг за другом. В аду есть особое место для тех, кто этого не делает.

— Я ценю это, — кивнула Чарли. — В самом деле. Но у меня все отлично. Спасибо, что почистили пальто.

— Всегда, пожалуйста, милая, — ответила Мардж, тоже кивнув, и выскользнула из туалета.

Оставшись одна, Чарли надела пальто, посмотрела на свое отражение в зеркале и замерла, потрясенная тем, насколько она бледна. Как Грета Гарбо. Это еще одно из высказываний бабушки Нормы. «Ты такая же бледная, как Гарбо».

В данном случае это было правдой, но если такой ледяной красавице, как Грета Гарбо, бледность шла, то Чарли просто выглядела больной, словно вот-вот упадет в обморок. И казалось, что это весьма вероятно. Ноги стали ватными и дрожали, а зрение то появлялось, то пропадало из-за слез. Чарли не удивилась бы, если бы в любую секунду рухнула на пол. И вряд ли ее можно было бы попрекнуть за это, учитывая переживания.

Глядя на подобие того, кем она когда-то была, Чарли принялась убеждать себя, что поступила правильно, не сказав Мардж правду. Так лучше, поскольку благодаря такому решению в опасности будет находиться только одна из них.

Впрочем, в глубине души она знала, что причина ее поступка не в этом. Она врала сама себе, когда не просила помощи под тем предлогом, что ей никто не поверит. Когда заставляла себя думать, что Джош очарует и обманет всех. Когда, несмотря на его предложение уехать без нее, продолжала сомневаться в его словах.

Все это была ложь.

Отличная от той, которой Джош кормил ее всю ночь, но все равно ложь. Жалкие отговорки, чтобы скрыть правду о том, что какая-то часть ее не хотела уходить от Джоша.

Не сейчас.

Впервые покидая родной дом, Чарли имела лишь смутное представление обо всех опасностях, с которыми сталкиваются молодые женщины. Хотя Янгстаун, конечно, не Мэйберри[45], и там регулярно что-то случалось: изнасилование на свидании, жестокое обращение и сотни других преступлений. Чарли не придавала этому особого значения. Даже после того, как школьный учитель физкультуры провел урок о сексуальном насилии. Или когда бабушка вручила ей перцовый баллончик перед ее отъездом в «Олифант». Или в процессе занятий по самообороне, которые в течение недели должна была посещать каждая первокурсница.

И вот с таким ее подходом потребовалось даже убийство Мэдди, чтобы она осознала жестокую правду: есть мужчины, которые без колебаний причиняют боль женщинам.

Такие, как Джош.

После убийства подруги Чарли решила, что она ничего не сумеет изменить. Она любила Мэдди, а та любила ее, и они навсегда остались бы друзьями, что бы там ни думал Робби. С гибелью подруги появилась жгучая ярость. Чарли чувствовала свою ответственность за происшедшее и винила себя.

За то, что оставила Мэдди.

За то, что сказала ей «Отвали», когда уходила.

За то, что не смогла опознать Джоша после того, как увидела его у бара.

Она обвиняла себя, ненавидела себя и наказывала себя, потому что в женщин это вбивают. Учат винить себя, винить жертву. Внушают, что, поскольку анджелы данливи, тейлоры моррисон и мэделины форрестер со всего мира слушали одни и те же лекции о сексуальном насилии, получали одни и те же крошечные перцовые баллончики и проходили одни и те же занятия по самообороне, вероятнее всего это их вина, что на них напали. Или изнасиловали. Или убили.

Никто не говорит женщинам, что они ни при чем. Что ответственность целиком ложится на ужасных людей, которые совершают жестокие преступления, и на поганое общество, которое их воспитывает, формирует, оправдывает. Люди не хотят признавать, что среди них есть монстры, а в результате эти чудовища продолжают безнаказанно бродить повсюду, и цикл насилия и обвинений раз за разом возобновляется.

Внезапно в мозгу Чарли мелькнула мысль, которая буквально потрясла ее. Она практически ощутила легкий щелчок в затылке, когда ее синапсы взорвались, как фейерверк.

Если Джош уедет, она будет в безопасности. Но ничто и никто не помешает ему причинить боль кому-то другому. Похожему на Мэдди. Мир полон таких, как она. И все они в опасности, пока Джош бродит на свободе.

Мардж была права. В аду есть особое место для женщин, которые не помогают другим женщинам. Чарли хорошо это знала, поскольку провела там последние два месяца. Теперь пришло время убираться оттуда к чертовой матери.

Что-то в груди Чарли начинало твердеть.

Ее сердце.

Разбитое после смерти Мэдди, оно теперь собиралось, его исковерканные части вставали на свои места, скрепляемые цементом гнева.

Еще один взгляд в зеркало подтвердил это. Чарли менялась. Ее лицо приобретало цвет. Розовый румянец — ярче, чем стены ванной, — разливался по ее щекам, лбу, переносице. Взгляд становился жестким, как и сердце. Там, где когда-то поселилось отчаяние, Чарли теперь видела огненную вспышку.

Она чувствовала себя смелой.