Время уходить Пиколт Джоди

Я кивнул, а про себя подумал, что Донни Бойлену и впрямь чертовски не везет. Только мы решили записать в протоколе, что смерть наступила в результате несчастного случая и во всем виноват слон, как вдруг всплывает семейная ссора с похищением каких-то бумаг, результатом которой вполне могло стать исчезновение двух людей или даже убийство – от этого помешанного на работе типа всего можно ожидать. Я направился к месту преступления, где эксперты продолжали переписывать разный бесполезный мусор, как вдруг волосы у меня на голове встали дыбом.

Обернувшись, я увидел седьмого слона, вернее слониху, которая стояла по ту сторону шаткой переносной электрической изгороди и смотрела на меня сверху вниз.

С такого близкого расстояния слониха казалась не просто огромной, но гигантской. Уши ее были прижаты к голове, а хобот волочился по земле. Редкие волоски торчали на костистом лбу. В карих глазах светилась душа. Животное заревело, и я отпрянул назад, хотя нас разделяла загородка.

Слониха снова затрубила, на этот раз громче, и пошла прочь. Сделав несколько шагов, остановилась и обернулась, чтобы посмотреть на меня. А затем повторила те же действия еще два раза.

Она как будто звала меня последовать за собой.

Я не шевелился, тогда она вернулась к загородке и осторожно просунула хобот между рядами электрических проводов. Я чувствовал пыханье горячего воздуха из кончика хобота, ощущал запах сена и пыли. А потом задержал дыхание, и она дотронулась до моей щеки. Прикосновение оказалось нежным, как дуновение ветерка.

На этот раз, когда слониха зашагала прочь, я пошел за ней, держась вдоль изгороди, но в какой-то момент животное повернуло и стало удаляться от меня. Слониха направилась в сторону долины и, прежде чем скрыться из виду, снова оглянулась.

В старшей школе мы, бывало, чтобы срезать путь, бегали через коровьи пастбища, огражденные заборами из проволоки под напряжением. Мы подпрыгивали и отважно хватались рукой за провод, потому что знали: если успеешь отпустить его до того, как ноги коснутся земли, током тебя не ударит.

Я тряхнул стариной и с разбегу перемахнул загородку. В последний момент носок ботинка зацепил землю, и в руку шибануло электричеством. Упав и прокатившись по земле, я поднялся на ноги и бросился к тому месту, где скрылась слониха.

Я обнаружил ее примерно в четырехстах ярдах от изгороди: она стояла над телом женщины.

– Вот дерьмо! – прошептал я, и животное затрубило.

Стоило мне шагнуть вперед, как слониха подняла хобот и так ударила меня по плечу, что я свалился на землю. Ясно было, что это предупреждение: она могла бы швырнуть меня на другой конец заповедника, если бы захотела.

– Эй, девочка, – прошептал я, глядя слонихе в глаза. – Я вижу, ты хочешь позаботиться о ней. Я хочу того же. Ты только дай мне подойти ближе. Обещаю, с ней все будет в порядке.

Я продолжал разговаривать со слонихой, и постепенно ее поза стала менее напряженной. Прижатые к голове уши вздрогнули и сдвинулись вперед; хобот свернулся над грудью женщины. С изяществом, какого я не ожидал от столь крупного животного, слониха приподняла массивную лапу и отступила назад.

В этот момент я по-настоящему понял, почему Томас Меткалф организовал слоновий заповедник и почему Гидеон Картрайт не стал винить одно из этих удивительных созданий в смерти своей тещи. Понял, отчего ученые пытаются разгадать, что творится в головах у этих величественных животных. Это трудно сформулировать, но я вдруг почувствовал, что слоны гораздо ближе к людям, чем мы думаем, ощутил какое-то внутреннее родство с ними.

Я кивнул слонихе, и – клянусь Богом! – она кивнула мне в ответ.

Возможно, я продемонстрировал излишнюю доверчивость или же вообще повел себя как полный идиот, но я встал на колени рядом со слонихой, достаточно близко, чтобы она при желании могла раздавить меня, и попытался нащупать пульс женщины. В волосах у нее запеклась кровь, опухшее багровое лицо было перепачкано грязью. Она ни на что не реагировала… но была жива.

– Спасибо тебе, – сказал я слонихе, потому что мне было ясно: она стремилась спасти эту женщину.

Я посмотрел вверх, однако животное уже исчезло, бесшумно ускользнув за деревья, обрамлявшие небольшую долину.

Подхватив пострадавшую на руки, я быстрым шагом направился к нашим экспертам. Что бы там ни говорил Томас Меткалф, Элис никуда не сбегала, прихватив маленькую дочь и его бесценные бумаги. Она была здесь, в заповеднике.

Однажды я так напился, что у меня случилась галлюцинация: мне привиделось, будто я играл в покер с Санта-Клаусом и единорогом, который все время жульничал. Вдруг в комнату ворвалась русская мафия и начала избивать Санту. Я убежал и стал карабкаться вверх по пожарной лестнице, но мафиози следовали за мной по пятам. Единорог был рядом со мной, и, когда мы оказались на крыше здания, он сказал мне, чтобы я прыгнул и полетел, словно Питер Пэн. И я уже занес было одну ногу над карнизом, но как раз в этот момент пришел в себя, потому что внезапно зазвонил мобильник. Я понял, что спасся лишь чудом, и решил, что это знак свыше: пора завязывать. И вылил в раковину все спиртное, какое имелось в доме.

Три дня я не прикасался к выпивке.

В это время очередная клиентка попросила меня проследить за мужем, которого подозревала в измене. По выходным он стал регулярно отлучаться из дому на несколько часов, говоря, что якобы идет в строительный магазин, но ни разу ничего там не купил; начал стирать сообщения в мобильном телефоне. «Такое ощущение, – сказала мне женщина, – что это не тот человек, за которого я выходила замуж, его словно бы подменили».

И вот в ближайшее воскресенье я проследил за этим типом, который пошел не куда-нибудь, а в зоопарк. Он был с женщиной, это верно, но на вид ей исполнилось от силы года четыре, не больше. Девочка подбежала к вольеру со слоном. Мне тут же вспомнилось, как животные, которых я видел в заповеднике, свободно бродили по обширной территории, а не были упрятаны за бетонный забор, как здесь. Слон покачивался взад-вперед, будто двигался в такт музыке, которую никто больше, кроме него самого, не слышал.

– Папочка, – в полном восторге пролепетала девочка, – он танцует!

– Однажды я видел, как слон очищал апельсин, – небрежно заметил я, припоминая свой визит в заповедник Меткалфа после гибели Невви.

Это был один из трюков Олив. Она катала плод мощной передней лапой, аккуратно придавливая его, чтобы кожура треснула, а потом ловко снимала ее хоботом.

Я дружелюбно кивнул супругу своей клиентки и, зная, что в законном браке детей у него нет, сказал:

– Какая милая у вас дочурка.

– Спасибо, – отозвался он, и я услышал в его голосе невольное удивление, обычное для человека, впервые слышащего похвалу своему ребенку, но не для того, кто имеет четырехлетнюю дочь. Похоже, он узнал о своем отцовстве совсем недавно.

Вернувшись домой, я был вынужден сообщить клиентке, что ее муж не просто загулял, но ведет целую жизнь, о которой ей ничего не известно.

Неудивительно, что в ту ночь мне вновь приснилась та давняя сцена – как я нашел бесчувственное тело Элис Меткалф и сказал слонихе: «Обещаю, с ней все будет в порядке», дал клятву, которую так и не сдержал.

На этом мой период трезвости завершился.

Не могу вспомнить во всех подробностях, что происходило в течение восьми часов после обнаружения Элис Меткалф, столько всего случилось за этот короткий срок. «Скорая помощь» привезла ее в местную больницу, все еще без сознания. Я проинструктировал сопровождавших пациентку медиков, чтобы позвонили мне сразу, как только она придет в себя. Мы попросили копов из соседних городов помочь завершить осмотр слоновьего заповедника, потому что не знали, находится ли дочь Меткалфов где-то на его территории или нет. Около девяти вечера мы заехали в больницу, где нам сказали, что пострадавшая до сих пор не очнулась.

Я считал, что нужно арестовать в качестве подозреваемого Томаса Меткалфа. Но Донни возразил, что это невозможно, ведь мы даже не знаем, было ли вообще совершено какое-нибудь преступление. Он заявил, что следует дождаться, когда Элис очнется и сама расскажет нам, что произошло и имеет ли Томас отношение к ее ранению, исчезновению ребенка или гибели Невви.

Мы находились в больнице и ждали, когда пострадавшая оклемается, и тут нам позвонил Гидеон. Он был в панике и попросил нас срочно приехать в заповедник. Через двадцать минут мы вместе с ним шли к слоновьему вольеру, освещая себе путь фонариками. Томас Меткалф стоял посреди загона – босой, в банном халате – и пытался надеть цепь на передние ноги слонихи, которая всячески уклонялась от этого. Вокруг с лаем скакала собака и кидалась на Меткалфа, чтобы его остановить. Он пнул псину по ребрам. Та, скуля, отползла в сторону.

– Нужно всего несколько минут, чтобы ввести ей блокатор U0126… – бормотал Томас.

– Не знаю, какого черта он делает, – сказал Гидеон, – но мы здесь не держим слонов в цепях.

Животные сердито урчали и топали, так что, казалось, вся земля вокруг дрожит.

– Пожалуйста, уведите его отсюда, – попросил Гидеон, – пока не пострадал кто-нибудь из слонов.

«Или сам Меткалф», – подумал я.

Целый час мы уговаривали Томаса покинуть вольер. Еще тридцать минут потребовалось Гидеону, чтобы подобраться к испуганному зверю и снять с него цепи. Мы надели на Меткалфа наручники – а как еще прикажете поступить в такой ситуации? – и доставили его в психиатрическую лечебницу в шестидесяти милях к югу от Буна. По пути мы время от времени оказывались вне зоны действия сотовой сети, а потому сообщение о том, что Элис Меткалф очнулась, я получил только через час.

К тому времени наш рабочий день продолжался уже шестнадцать часов, мы буквально валились с ног.

– Отложим до завтра, – решил Донни. – Ни от меня, ни от тебя сейчас все равно толку не будет. А завтра с утра мы первым делом ее допросим.

Так я совершил главную ошибку в своей жизни.

Той ночью Элис под расписку ушла из больницы и исчезла с лица земли.

И вот теперь я открываю дверь, на пороге стоит какая-то незнакомая девчонка и спрашивает:

– Мистер Стэнхоуп? Верджил Стэнхоуп?

Она произносит это обвиняющим тоном, словно бы называться этим именем равносильно какому-то преступлению. Мигом занимаю оборонительную позицию. Я уже давно не Верджил.

– Ты ошиблась.

– Вы никогда не интересовались, что случилось с Элис Меткалф?

Я пристальнее вглядываюсь в ее лицо, которое расплывается у меня перед глазами – выпито было немало, а потом прищуриваюсь. Наверное, это очередная галлюцинация.

– Уходи отсюда, – с трудом произношу я.

– Не уйду, пока не признаетесь, что вы тот самый человек, который десять лет назад оставил мою мать в больнице в бессознательном состоянии.

При этих словах хмель мгновенно улетучивается: теперь я трезв как стеклышко и точно знаю, кто стоит передо мной. Это не Элис и не галлюцинация.

– Дженна? Ты ее дочь?

Лицо девочки омывается светом, такое можно увидеть на иконах в соборах – высокое искусство, от которого сердце замирает.

– Мама рассказывала вам обо мне?

Разумеется, Элис Меткалф ничего мне не рассказывала. Когда наутро после трагедии в заповеднике я вернулся в больницу, чтобы снять показания, ее там уже не было. Медсестра только и могла сообщить мне, что пациентка отказалась от госпитализации, подписала все необходимые документы и упоминала кого-то по имени Дженна.

Донни воспринял это как доказательство того, что Гидеон говорил правду: Элис Меткалф действительно сбежала с дочерью, как и планировала. Учитывая, что ее муженек был типом весьма эксцентричным, если не сказать психом, такой исход представлялся ему счастливым. Донни оставалось всего две недели до пенсии, и я знал, что он хочет закончить к этому моменту все дела, включая и смерть смотрительницы Слоновьего заповедника Новой Англии. «Это был несчастный случай, – решительно заявил мой напарник, когда я предложил ему копнуть глубже. – Элис Меткалф не входит в число подозреваемых. Она даже официально не считается пропавшей, пока кто-нибудь не заявит в полицию об ее исчезновении».

Но никто так и не заявил. А когда я попытался все-таки выяснить местонахождение этой женщины, Донни встал на моем пути каменной стеной, сказав, что если я не хочу неприятностей, то лучше не ворошить это дело. Когда я возразил, что он поступает неправильно, Донни понизил голос и произнес загадочную фразу: «Поверь, это не только мое решение».

Целых десять лет мне не давали покоя некоторые детали этого дела.

И вот передо мной живое доказательство того, что Донни Бойлен был прав.

– Ну и ну, – бормочу я, потирая виски. – Не могу в это поверить.

Я распахиваю дверь, и Дженна входит в мой офис, морща нос при виде смятых оберток от фастфуда на полу и вдыхая застарелый запах табака. Трясущейся рукой я вынимаю сигарету из кармана рубашки и закуриваю.

– Это вас убьет.

– Недостаточно быстро, – небрежно бросаю я и глубоко затягиваюсь; мне нужна доза никотина.

Клянусь, иногда только это и помогает мне прожить еще один день!

Дженна выкладывает на стол бумажку в двадцать долларов.

– Тогда постарайтесь протянуть еще немного, – говорит она. – Потому что я собираюсь нанять вас в качестве детектива.

– Дорогуша, – смеюсь я, – забери свою мелочь из копилки. Если у тебя пропала собака, расклей объявления. Если парень променял тебя на девчонку погорячее, подложи чего-нибудь в лифчик и заставь его ревновать. Совет бесплатный, потому что ты меня здорово развеселила.

Однако девчонка в ответ невозмутимо заявляет:

– Я нанимаю вас, чтобы вы завершили свою работу.

– Что?

– Вы должны найти мою мать.

Есть кое-что, чего я никому не рассказывал об этом деле.

Можете себе представить, что творилось тогда в Слоновьем заповеднике Новой Англии. Для него наступили черные дни. Невви погибла, Томас Меткалф, обколотый успокоительным, находился в психиатрической больнице в состоянии полного ступора, его жена исчезла в неизвестном направлении, а единственным смотрителем остался Гидеон. Заповедник мигом увяз в долгах и обанкротился, все трещины в его основании открылись глазам широкой публики. Кормить животных было нечем, земля должна была отойти банку, но прежде следовало куда-то переселить всех обитателей заповедника, а это почти тридцать пять тысяч фунтов чистого веса.

Нелегко подыскать новый дом для семи слонов, но Гидеон вырос в Теннесси и знал о существовании там одного местечка под названием Хохенуолд, где был устроен слоновий заповедник. Его сотрудники признали ситуацию в Нью-Гэмпшире катастрофической и выразили готовность сделать для животных все возможное. Они согласились разместить слонов в сарае на карантин, пока для них не будет построен новый вольер.

На той же неделе мне на стол легло новое дело: няню, семнадцатилетнюю девушку, обвиняли в том, что по ее вине шестимесячный младенец получил сотрясение мозга. Я пробовал вынудить подозреваемую – светловолосую чирлидершу с белозубой улыбкой – признаться, что она сгоряча тряхнула крошку. Поэтому в тот день, когда Донни отмечал выход на пенсию, я сидел у себя в кабинете за столом. И тут как раз принесли отчет медицинского эксперта по делу Невви Руэль.

Я уже знал, что там написано: смерть смотрительницы заповедника произошла вследствие несчастного случая, женщину затоптал слон. Но все равно начал машинально просматривать результаты вскрытия: узнал, сколько весили сердце, мозг и печень пострадавшей. На последней странице имелся список того, что было обнаружено на теле погибшей.

Среди прочего значился рыжий волос.

Я схватил отчет и сбежал по лестнице вниз, туда, где мой напарник, теперь уже бывший, в праздничном колпаке задувал свечи на торте.

– Донни, нам нужно поговорить, – тихо сказал ему я.

– Что, прямо сейчас?

Я вытащил его в коридор:

– Смотри.

Сунув ему в руки отчет, я наблюдал, как он пробегает глазами результаты.

– Ты увел меня с отвальной вечеринки, чтобы показать то, что я и так знаю? Я уже говорил тебе, Вёрдж, оставь ты это дело.

– Но волос-то рыжий, – возразил я. – Он явно не принадлежал жертве: она была блондинкой. А это может означать, что погибшая с кем-то боролась.

– Или что эксперты повторно использовали мешок для трупов.

– Я уверен, что Элис Меткалф рыжая.

– Как и еще шесть миллионов человек в Соединенных Штатах. Но даже если этот волос и впрямь принадлежит Элис Меткалф, что с того? Женщины были знакомы, могли остаться следы их контактов. Это докажет только то, что в какой-то момент они находились рядом. Изучи-ка хорошенько учебник криминалистики. – Донни прищурился. – Дам тебе напоследок маленький совет. Не дай бог служить полицейским в городе, который, что называется, находится на взводе. Помнишь, какой переполох поднялся в Буне два дня назад, когда все только и говорили что о взбесившихся слонах, которые могут убить жителей ночью, когда те мирно спят? Теперь все вроде как немного успокоились, потому что слонов увозят в другое место. Ну что ты прицепился к этой Элис Меткалф? Она сейчас небось где-нибудь в Майами, устраивает дочку в детский сад под вымышленным именем. Стоит тебе заговорить о том, что гибель смотрительницы, возможно, является вовсе не несчастным случаем, а убийством, как в городе снова начнется паника. Когда ты слышишь стук копыт, Верджил, это, скорее всего, лошадь, а не зебра. Людям нужны копы, которые защищают их, а не те, что ищут всякое дерьмо там, где его нет. Ты хочешь стать детективом? Тогда, черт побери, не изображай из себя Супермена, а будь вместо этого Мэри Поппинс!

Он похлопал меня по спине и пошел прочь, собираясь вернуться на пирушку.

– Погоди! – крикнул я ему вслед. – Что ты имел в виду, когда говорил, что это не только твое решение?

Донни остановился на полпути, взглянул на компанию празднующих коллег, а потом схватил меня за руку и оттащил в сторону, где никто не мог нас услышать.

– А ты никогда не задумывался, почему журналюги не роятся вокруг этой истории, как мухи? Ведь стоит им учуять запах убийства, они сразу тут как тут: такого понапишут. Если только, – он понизил голос, – люди более авторитетные, чем мы с тобой, не намекнут им, что копать в данном случае не стоит.

В то время я еще верил в справедливость, в систему правосудия.

– Ты хочешь сказать, что начальство велело спустить все на тормозах? Но почему?

– Потому что на носу выборы, Вёрдж. Губернатора не переизберут на второй срок, если люди будут думать, что по Буну спокойно разгуливает убийца. – Донни вздохнул. – Между прочим, именно нынешний губернатор увеличил бюджет на общественную безопасность, благодаря чему ты получил работу. Поэтому выполняй свои обязанности, приятель, и не занимайся самодеятельностью. – Он посмотрел на меня в упор. – Я вижу, ты удивлен? Но мир состоит не только из черного и белого, пора бы это уже уяснить.

Я молча смотрел вслед уходящему Донни, прикидывая, не последовать ли его совету. Однако на вечеринку к нему я так и не пошел, а вместо этого вернулся за рабочий стол, открепил последнюю страницу отчета медэксперта и, сложив листок вчетверо, засунул его в карман куртки.

Остальные бумаги я положил в папку с делом Невви Руэль, которое к тому времени было уже закрыто, и вплотную занялся историей с получившим травму младенцем. Через два дня Донни официально вышел на пенсию, а я выудил-таки признание у няни-блондинки.

Слоны, как я слышал, хорошо адаптировались в Теннесси. Землю, где располагался заповедник, продали: одна половина территории отошла штату, а вторая – застройщику. Оставшиеся после уплаты долгов денежные средства адвокат направил на содержание Томаса Меткалфа в психиатрической больнице.

Через полгода меня повысили в звании и произвели в детективы. Утром того дня, когда должна была состояться торжественная церемония, я надел свой единственный приличный костюм и вынул из ящика прикроватной тумбочки последний лист медицинской экспертизы по делу Невви Руэль. Я положил его в нагрудный карман.

Мне нужно было напомнить самому себе, что я вовсе не герой.

– Твоя мать снова пропала? – спрашиваю я.

– Что значит «снова»? – не понимает Дженна; она сидит на стуле по другую сторону моего стола, скрестив ноги. – Вообще-то, я не видела ее целых десять лет.

Слова девочки как ударом кинжала рассекают туман в моей голове. Я тушу сигарету в чашке с прокисшим кофе.

– Разве она не сбежала тогда вместе с тобой?

– Получается, что нет, – говорит Дженна.

– Погоди. – Я встряхиваю головой. – Ну-ка расскажи все по порядку.

– Вы один из последних, кто видел мою мать живой, – объясняет девочка. – Вы доставили ее в больницу, а когда она исчезла, пальцем не пошевелили, даже не попытались найти ее.

– Но у меня не было никаких причин начинать поиски. Элен Меткалф добровольно подписала отказ от госпитализации. Взрослые поступают так каждый день…

– Но у нее была травма головы…

– И что? Если бы врачи сомневались в адекватности пациентки, то не отпустили бы ее из больницы, тем более ночью. Мы не получали никаких тревожных сигналов, а потому решили, что с этой женщиной все в порядке и она просто сбежала от мужа вместе с маленькой дочерью. Между прочим, твой отец не подавал заявления об исчезновении супруги.

– Полагаю, ему было не до того после лечения электрошоком.

– Но если ты жила не с матерью, то кто заботился о тебе все это время?

– Бабушка.

Вот, значит, куда Элис отправила своего ребенка.

– А почему она не заявила об исчезновении дочери?

Щеки Дженны вспыхивают.

– Я была слишком мала и ничего не помню, но бабушка говорит, что ходила в полицейский участок через неделю после того, как мама пропала. Наверное, у нее ничего не вышло.

Правда ли это? Не припоминаю, чтобы кто-нибудь официально подавал заявление о пропаже Элис Меткалф. Хотя не исключено, что эта женщина просто обратилась не ко мне, а к Донни. Я бы не удивился, узнав, что мать Элис Меткалф отправили восвояси ни с чем, когда она попросила о помощи, или же мой бывший напарник нарочно засунул куда подальше бумаги, чтобы я случайно на них не наткнулся и не начал снова копать.

– Все это отговорки, – заявляет девочка, – на самом деле вы были обязаны попытаться найти маму, но не сделали этого. Так что теперь вы передо мной в долгу.

– А отчего ты так уверена, что ее вообще можно найти спустя столько лет?

– Мама жива. – Дженна смотрит на меня в упор. – Иначе я бы знала, чувствовала бы, что ее нет на этом свете.

Если бы мне платили по сотне баксов всякий раз, когда кто-нибудь надеется на хорошие новости о пропавшем человеке, а получает его останки, я бы давно уже стал миллионером. Но я благоразумно умалчиваю об этом и лишь спрашиваю:

– А вдруг она не вернулась, потому что не хотела? Многие люди создают себя заново.

– Как вы? – уточняет девочка, не сводя с меня глаз. – Вы же теперь Виктор?

– Ну да, – соглашаюсь я. – Если твоя жизнь превращается в полное дерьмо, иногда проще начать все сначала.

– Это не мамин случай, – упорствует Дженна. – Ей нравилась ее жизнь. И она никогда не бросила бы меня.

Я не знаком с Элис Меткалф, но знаю, что существуют два подхода к жизни: один – способ Дженны – держаться за то, что у тебя есть, мертвой хваткой, чтобы не потерять; а второй мой собственный – уйти прочь и бросить всё и всех, кто был тебе дорог, прежде чем они бросят тебя. Боюсь, оба пути ведут в тупик.