Призвание – миньон! Коростышевская Татьяна

— Я обладаю нечеловеческим умом, — серьезно сказал Виклунд. — А на самом деле наследник Доремара мне подсказал.

Я расхохоталась. Оливер повесил мне на шею ожерелье с ключом.

— Купальня была открыта, как ты и просил.

— Да, благодарю. Видел, что там устроили. До завтрака мне нужно составить команду уборщиков.

— Мне кажется, тебе стоит просто запереть это помещение до лучших времен. Судя по разговорам, которые ведутся среди претендентов, никто не собирается марать руки уборкой.

— Посмотрим.

Я поднялась на крыльцо.

— Господа, прошу минутку внимания!

Фланирующая в ожидании завтрака толпа приблизилась ко мне.

— Мне нужно десять добровольцев…

— Опять этот Цветочек со своей купальней! — крикнул кто-то. — Уймитесь, Шерези! Нам не нужна вся эта роскошь. Мужчинам не пристало нежиться в теплой воде, и уж тем более — убирать за всеми. Это удел женщин!

Я повернула голову, краснокамзольный Алари отвесил шутовской поклон:

— Мы благодарны вам за сегодняшнее развлечение, но далее разбирайтесь без нас!

Все присутствующие встретили тираду лорда Алари овациями.

— В таком случае, — закричала я, перекрывая шум, — я оставляю купальню за собой!

— Мы не возражаем! — Алари вновь поклонился. — Пользуйтесь, намывайтесь, умащайтесь и причесывайтесь!

Мне показалось, что он хочет меня обидеть.

Я спрыгнула с крыльца и медленно пошла к Алари, толпа расступилась, давая мне дорогу.

— Подобно деве, желающей завлечь в свои сети настоящих мужчин, — закончил он уже не так браво.

— Дуэль? — спросила я, глядя исподлобья.

— На время обучения дуэли запрещены.

— Но не запрещены дружеские потасовки, — сказал Оливер, который, оказывается, стоял за моим плечом.

Он перегнулся через меня и щелкнул Алари по лбу.

— Вот такие, к примеру. Обычно все дружеские бои моего детства начинались подобным образом. Теперь вам следует вернуть мне щелчок, я стукну вас посильнее, вы вернете, я…

Лорд Алари побледнел и ретировался.

— Спасибо, Оливер, — шепнула я.

— Тебе стоит научиться держать себя в руках.

— А тебе — арифметике.

— У каждого свои недостатки.

— Для того и существуют друзья, чтоб это скрадывать.

— Ты прав. — Виклунд распрямился и обвел толпу грозным взглядом.

— Лорд Шерези, лорд Доре и лорд Уолес — мои друзья, и, если кто-нибудь из вас собирается пошутить о внутренних качествах или внешности этих лордов, знайте, на правах друга я буду защищать их честь.

— Здесь каждый за себя, — возразил кто-то, — все соперники.

Вступить в дискуссию, чтобы доказать важность альянсов, уже не было времени. Во двор входили белые и синие, потные, полураздетые, несущие одежду в руках. Мы бросились к Патрику.

Кстати, а ведь правда, дуэли запрещены. Так почему я всерьез восприняла угрозу ван Хорна? Дурачка ван Хорна, который даже неспособен сложить десять и одиннадцать.

Пробегая мимо него, беседующего с Туренем и Вальденсом, я не удержалась и показала меченому красавчику язык.

— Что там было? — спросила я Патрика, налетая на него и тормоша. — Вас заставляли драться?

— Бегать, — грустно ответил ленстерец. — Мы очень много бегали.

— А еще?

— Больше ничего. Но тебе и того хватит, Цветочек.

— Ты заработал бусин?

— Нет. — Лорд Уолес тряхнул золотистыми кудрями. — Надеюсь нагнать вас на арифметике.

— Конечно, ты это сделаешь.

Мы проводили друга освежиться. На хозяйственном дворе стояли корыта с водой, из которых все и умывались. Никому из претендентов даже в голову не пришло воспользоваться купальней.

Оливер прав. Она никому не нужна. Может быть, зимой, когда обливания на свежем воздухе станут неприятны, а королевских миньонов гораздо меньше, мы вернемся к этой идее. Зимой…

«Я обязательно продержусь до зимы», — подумала я и залюбовалась блестящими каплями, стекающими по обнаженному торсу ленстерца. Как же все-таки редко бывает, что в одном мужчине соседствуют ум и такая божественная красота. Маменька обязательно захотела бы его нарисовать, его суховатую мускулистую фигуру, мраморный оттенок кожи, бороздки мышц под ней.

Пронзительный звук трубы позвал нас к трапезе, в этот раз мы расселись не по цвету камзолов, а в соответствии с личными предпочтениями, и я, разумеется, предпочла компанию друзей.

Патрик, сгустив краски до полной беспросветности, поведал нам о нечеловеческих нагрузках, коим подвергли его на турнирном поле, я в ответ пересказала ему все арифметические задачи, которые могла вспомнить.

— И, представь себе, меченый красавчик ван Хорн не смог ответить на вопрос!

— Странно.

— То, что он не ответил?

— То, что ты успел придумать ему прозвище. Будь осторожнее, Басти. Уже поползли слухи о том, что наследник Шерези предпочитает мужчин.

Я покраснела. Если бы Уолес знал, что они поползли еще вчера и не без его участия!

— Это всего лишь слухи!

За завтраком нам прислуживали в основном девушки, и, решив не откладывать дело в долгий ящик, я протянула руку к ближайшей прислужнице, ущипнула ее за бочок.

Дева хихикнула, я повторила действие, а затем, догадавшись, что объект моего флирта ожидает продолжения, вызвала в памяти неуклюжие ухаживания бывшего. Что там дальше? Встретимся сегодня на сеновале? А если она согласится? Прикажете тащить туда свидетелей? И что я смогу им предъявить? Коко-де-мер в натуральную величину?

Поэтому, сладострастно шепнув:

— Ты такая мягонькая, — я приподнялась с места и клюнула деву за ушком.

Ушко было горячим, таким же через мгновение стало мое, потому что за него меня оттаскали.

— Стыдитесь, граф. — В свободной от моего уха руке повар держал поварешку. — Вы находитесь не в кабаке!

Или надо было бы назвать его лордом-поваром? Потому что из-за передника у него виднелась перевязь, расшитая фамильными гербами.

— Приношу извинения, — пролепетала я, когда он наконец меня отпустил. — Моя горячая натура…

— Остудите свою натуру на дворе.

Я поняла, что за недостойное поведение лишена завтрака и что жизнь — это бесконечное чередование побед и поражений.

А еще через час — получила подтверждение своей сентенции. На самом деле лорд-повар оказал мне услугу, сам того не желая. Потому что на полный желудок я бы этих издевательств не пережила.

Нас, претендентов на близость к трону, и так унижают все кому не лень, но это было просто за гранью добра и зла. На черно-красную сотню будущих миньонов приходилось десять лиловых плащей. Ну то есть сейчас они были без плащей — убеленные сединами ветераны последней войны, мерзкие старые извращенцы, получающие удовольствие от чужих страданий.

Нас разбили на десятки (в моей оказались Турень с Вальденсом и Гронден, с остальными я знакома еще не была) и велели держать дыхание во время бега.

Маршрут выглядел простым — пролегал по кромке турнирного поля. Но это было до того, как я закончила первый круг. Потому что размеры поля на глазок не определялись из-за отсутствия на нем строений, трибуна для зрителей не в счет, с другого конца ее и видно-то не было.

Десятки выпускали по очереди. Я пристроилась в самый хвост за Туренем, рассудив, что жирдяй вряд ли возьмет хорошую скорость. И поначалу все шло неплохо. Турень трусил в двух шагах впереди, я любовалась, как колышутся от бега его телеса. Затем лидер нашей десятки поотстал, не справившись с одышкой, следующий подвернул ногу, а Турень все трусил и трусил.

Мне не хватало воздуха, хотелось пить, а лучше — лечь и умереть, а он все бежал. Это уже потом я поняла, что в беге на длинные дистанции главное не скорость, а размеренность, и лорд Анри все рассчитал правильно, но тогда я его ненавидела.

Я чуть замедлила шаг, когда этот бесконечный круг закончился, мечтая, как сейчас выпью глоток воды, но надсмотрщик велел бежать дальше, потом еще и еще. На пятом круге я сбилась со счета, еще через несколько — перестала воспринимать реальность. Вся она для меня сжалась до пухлой спины Туреня. Топ-топ-топ…

Все закончилось, когда я уже почти нашла удовольствие в страданиях.

— Стой, Шерези! Куда? — Станислас тряхнул меня за плечо.

— Еще кружочек, — ответила я и рухнула на притоптанную траву.

К чести моей, я хотя бы не стонала, валяясь в грязи, как многие мои товарищи. Хотя, к стыду, многие и не валялись. Турень, например, прохаживался среди наших тел, тяжело дыша. Его голые бока вздымались, как у загнанной лошади. У жирной загнанной лошади.

Когда он успел раздеться? На каком круге? А я?

Приподняв голову, я посмотрела на свою мокрую от пота сорочку. Значит, где-то на маршруте остался мои кафтан и камзол.

Станислас присел рядышком. Выглядел он не очень.

— Ты бежал без мандолины?

— Лорд-коннетабль отобрал ее, — грустно ответил менестрель. Без инструмента он не знал, куда деть руки, поэтому делал много лишних движений, то поглаживая свои колени, то постукивая пальцами по щекам.

— Он с нами? — Я вежливо изобразила удивление, в груди жгло, и все еще хотелось умереть.

— Да. Ты его разве не узнал? Лорд Томас Биркелан — довольно известная личность. Вон, посмотри. Виклунд как раз беседует с ним, добывая мою мандолину.

Я посмотрела. Этот был не седой, а лысый. С Оливером он общался приветливо, похлопывая того по плечу.

— А почему ты послал вместо себя Виклунда?

— Потому что с позором провалил испытание…

Станислас горестно вздохнул. Я села и подтянула колени к груди.

— Что произошло?

— Я не привык так много бегать, просто не привык. А в нашей десятке почти все оказались приличными бегунами. И на втором круге я… когда мы пробегали трибуны для зрителей… я так устал…

Он просто сошел с дистанции, юркнул в щель меж досок и просидел там все время, пока остальные истекали потом.

— И теперь нас накажут, — закончил наследник Доремара.

— Вас, это Станисласа Шарля Доре?

— Нас — это меня и Гэбриела ван Хорна. Это была его чудесная идея — переждать.

Я поискала глазами. Ван Хорна отчитывал один из ветеранов — величественный седовласый старец, полный достоинства и прочих положительных качеств.

Хи-хи! И тут меченый красавчик пасет задних.

Жизнь заиграла яркими красками, ноздрей коснулся запах мятой травы и разгоряченных человеческих тел. И играла она ровно до того момента, когда я поняла, что никто меня за ратные подвиги вознаграждать не собирается.

Конечно, лорд-коннетабль назвал меня бравым Шерези и похлопал по плечу, но похлопывания на шею не повесишь и на серебро не обменяешь. Так что вскоре я основательно приуныла, разыскала свою одежду на бескрайнем турнирном поле и отправилась на обед в компании бренчащего на мандолине Станисласа и Оливера, который всю дорогу травил байки про великого полководца Томаса Биркелана, о знакомстве с которым он и не мечтал в своих Тиририйских горах.

На обеде я вела себя тише воды ниже травы, лишь однажды подмигнув давешней прислужнице. Ну и как было не подмигнуть, если бедняжка ждала от меня хоть какого-то знака внимания, поднося мне добавочные блюда и напитки и низко склоняясь во время сервировки, чтобы порадовать уставшую меня видом своих прелестей в вырезе платья. Прелести меня не радовали, видала я их и пообильнее, я имею в виду — в зеркале, но пришлось выразить восторг многозначительным хмыканьем.

Патрик, как и ожидалось, блеснул на арифметике — Джесард задавал группе бело-синих те же самые задачки, что и нам. Эжен Лятре, сидящий неподалеку, с завистью сказал, что одарили лорда Уолеса более прочих, потому что, оказывается, Патрик состоял в переписке с хабилисом и был заочно знаком.

— Ничего себе! — Я восхищенно хлопнула в ладоши. — О чем же ты ему писал?

Патрик пожал плечами и смутился, будто мы поймали его на горячем. К уму и красоте он еще и скромен! Я вспомнила, что вчера, когда я шла на встречу с Мармадюком, хабилис Джесард ждал нашего ленстерца в библиотеке.

— Оптика! — воскликнул Лятре, о существовании которого я почти успела забыть. — Это новая наука, в которой осведомлен лорд Уолес!

— А я думал, твоим личным миньоном служит картография, — подшутила я над Патриком.

После обеда все повторилось. Лекция у Джесарда, перерыв, занятия с лиловыми плащами. В этот раз нас отправили в оружейную, где заставили начищать и полировать покореженные от времени и ратных дел клинки.

Когда лорд наш Солнце коснулся краем своим горизонта, я уже ничего не соображала от усталости. А мне еще следовало посетить лорда-шута и вычистить свою личную купальню, ну и поесть. Потому что без хорошей регулярной еды я при таком ритме жизни отойду в чертоги Спящего очень скоро.

Ужин был обильным, но без особых изысков — тушенные с мясом овощи я проглотила в мгновение ока. Подавальщица не оставляла меня заботами. Оливер, быстро разобравшись, что к чему, шепнул девушке, что граф Шерези все еще голоден и если красавица будет так любезна снабдить его добавкой, и еще одной добавкой, и парочкой ломтей хлеба, и вон тем вином в количестве трех бутылок…

Красавица была любезна, а лорд Виклунд вскорости сыто откинулся на стуле, отчего тот жалобно скрипнул.

— Умеешь ты, Цветочек, очаровать нужных людей.

— Завтра к нам отрядят прислуживать мужчин, и тогда будет твоя очередь.

Принесли десерт — сыр и большую вазу с птичьей вишней, крупной, темно-бордовой, почти как у нас в Шерези. Я отправила в рот ягоду, покатала на языке, прокусила гладкую прохладную кожицу и прикрыла глаза, наслаждаясь вкусом.

— И здесь я тебе не соперник, — сказал Виклунд.

— Что? — Я с удивлением открыла глаза.

— Мужчин ты также мастак очаровывать.

Я плюнула в Оливера косточкой и попала. Потому что в обстреле вишневыми косточками мне действительно нет равных во всей Ардере.

— За что?

— За гнусные намеки. — Говорила я невнятно, потому что жевала следующую ягоду, уже не для удовольствия, а для пополнения боезапаса. — Хочешь еще что-то сказать?

— А если и так, граф? — Инициативу в разговоре перехватил Станислас, меня насторожило, что менестрель отложил мандолину и то, что он активно заработал челюстями. — Если кто-то хочет вам что-то сказать?

Бамц! Косточка отскочила от моего лба. Видимо, в Доремаре тоже неплохие фруктовые сады.

— Ах так! — Я схватила из вазы целую гроздь ягод. — К барьеру, господа!

Это была славная баталия, в которой приняло участие человек пятьдесят, а может, и семьдесят, считать было некогда, только успевай жевать и плевать. По подбородку тек вишневый сок, я на всякий случай орала: «Во славу королевы!», поэтому получила поварешкой одной из последних.

— Ваше поведение недопустимо, господа. — Багровый от злости лорд-повар кивнул пажам. — Сопроводите зачинщика к лорду Мармадюку. Мало того что мне в дополнение к основным обязанностям приходится обслуживать эту ораву, так еще…

Он пошел с нами. Зачинщиком, естественно, избрали вашего покорного слугу. Ну что за день такой бестолковый? Хотя мне и так и так нужно было к Мармадюку идти, а так получилась экономия на охране. Если снова кто-то попытается надеть мне на голову мешок, лорд-повар так огреет разбойника поварешкой, что никому мало не покажется.

Пажи сопроводили нас только до башенки.

Мармадюк был у себя, но принять нас никак не мог, об этом нам сообщили стражники у ворот, слуги во дворе, стайка горничных и даже сам лорд-шут в своих покоях. Но повар был непреклонен.

— Полюбуйтесь. — Он вытолкнул меня на середину комнаты. — Вы видите это безобразие?

Мармадюк поднялся из-за стола, его собеседник обернулся к нам, им оказался Гэбриел ван Хорн собственной персоной. То-то я его за ужином не заметила, а то большая часть моих плевков была бы направлена именно в его сторону.

Шут приблизился, обошел вокруг меня, как мне показалось, с опаской:

— Кого ты покусал, Цветочек, Туреня?

Я потупилась. Идея покусать лорда Анри у меня сегодня возникала, но это было еще во время забега. Может, я на минутку вообразила себя лошадью, кто знает.

— Это вишневый сок. — Повар все же решил снять с меня подозрения в каннибализме. — И этот юноша, этот Шерези, плевался за столом косточками. За столом, блюда для которого были приготовлены моими руками! Руками Симона Жана Огюста Франсуа Пападеля.

Я тихонько хмыкнула, представив, сколько рук должно быть у такого количества народа — и у Жана, и у Огюста, и далее по списку. Наверное, его поварейшее лордейшество в детстве много болел, поэтому родители выбрали ему такую кучу святых покровителей. А потом мне стало немножко стыдно. Набрав в грудь воздуху, я собралась выдать витиеватое извинение, но повар сорвал с себя передник, бросил его в Мармадюка и выбежал из комнаты. Стены содрогнулись.

— Прошу прощения, — пискнула я в пространство.

Шут прожег меня взглядом, рявкнул:

— Сидеть и ждать! — И побежал вослед обиженному.

Я подошла к столу и присела на свободный стул рядом с ван Хорном.

— Ты здесь что делаешь?

— Принимаю хулу и угрозы, — ответил он, — за то, что на занятиях ратным делом не выказал усердия, а также подбил наследника Доремара на неблаговидный поступок.

— Давно?

— Больше двух часов.

— А почему ты так поступил? Я сейчас не про подбивания Станисласа, он взрослый мальчик и сам должен отвечать за свои решения.

— Потому что считаю бег трусцой глупейшим занятием, — любезно ответил ван Хорн. — А что сподвигло тебя на ужасные безобразия?

Мне послышался в его тоне сарказм, я уж хотела взбелениться по своему обыкновению, но одновременно со словами Гэбриел достал из-за рукава платок и осторожно вытер мой подбородок.

На белоснежной ткани остался красный след, а мое сердце пропустило удар.

— Я спорол глупость, на минуточку представил себя в Шерези. Мы в детстве устраивали настоящие вишневые битвы.

Я проводила взглядом возвращающийся за обшлаг платок.

— Мармадюк уже решил, как тебя накажет?

— Да. — Ван Хорн коснулся ладонью груди.

Я сначала не поняла, что он имеет в виду, а потом прозрела. Стараниями его папеньки эта самая грудь до недавнего времени была украшена нитями серебряных бус.

— Он забрал все бусины?! — Ужасом, прозвучавшим в моем голосе, можно было напугать небольшую деревню.

— Ну почему все. — Гэбриел порылся в кармане и извлек серебряный шарик. — Лорд-шут — добрейший человек, он оставил мне шанс на продолжение.

Меня заколотило. Если за мелкую провинность ван Хорна лишили сотни серебра (ну примерно сотни, мне никогда не удавалось сосчитать, сколько их там), то сколько же отберут у меня за масштабное безобразие?

Мармадюк вернулся, я поедала его преданным взглядом, его расшитый бисером камзол, длинноносые башмаки, плотный бегуин на голове. Странно, я раньше никогда не видала лорда-шута с покрытой головой, тем более так покрытой. Такое вообще-то под шляпой носить положено, ну то есть было положено лет двадцать назад, у нас в Шерези такой чепец только наш садовник Франц надевал, чтобы макушку на солнце не напекло.

Мармадюк прошел к столу, опустился в кресло, я выразила лицом преданность и кротость, а также раскаяние пополам с чистосердечием.

— Не кривляться, Шерези! У тебя сейчас глаза выскочат от натуги.

Я моргнула:

— Лорд-повар нас простил?

— Кого это вас? Он зол только на тебя, Чертополох. Я его, конечно, успокоил, как мог, так что лорд Пападель продолжит кормить наших будущих миньонов. Всех, кроме тебя.

— Что же мне делать?

— Испугался, Ядовитый Плющ? Раньше надо было думать! До того как строить куры дочери личного королевского повара.

Тысяча фаханов! Значит, дело не в косточках, а в моем женолюбии?

Ван Хорн явно боролся с желанием наградить меня аплодисментами.

— Я думал, что она простая подавальщица…

— Здесь, Почечуйник, нет «простых». Это королевский дворец! Иди, Крапива, и подумай над тем, как все исправить. А вы, ван Хорн, останьтесь здесь. Мне хочется узнать вас поближе.

Я покидала покои шута абсолютно раздавленной. Не обнаружив во дворе ни одного пажа, понуро побрела к воротам. Не запрут же меня на ночь во внутреннем круге, даже и без пропуска? Отпустят в казарму?

Ну не будут меня кормить, подумаешь. Друзья не оставят меня голодной, на краюшку хлеба, тайно вынесенную мне в кармане камзола, я всяко могу рассчитывать.

Но мне было стыдно. Ну правда. Ну вот если бы при мне кто-то начал флиртовать с моей дочерью, неужели я бы не взвилась? Да я бы на дуэль мерзавца вызвала, особенно такого легкомысленного бабника, как я. То есть я вызвала бы себя на дуэль за то, что приставала бы к своей дочери? Брр… Какой кошмар!

Мои раздумья приняли характер совсем уж фантасмагорический.

— Цветочек, ты почему один? — Меня нагнал Николя и дружески хлопнул по плечу. — Ты чем-то расстроен?

Я пожала плечами и объяснила, чем я расстроен.

— Пападель, он такой, — паж показал какой, — грозный, но отходчивый. А Розетта его — та еще штучка, к ней лучше не подкатывай.

— Почему?

— Потому что к ней подкатываю я.

— Успешно?

Он высокомерно хохотнул, из чего я заключила, что безуспешно.

Пообещав не мешать чужой любви, я сказала:

— Может, поможешь мне помириться с лордом Пападелем?

Николя застыл с задумчивым лицом, видимо, чтобы я еще немножко помучилась, потом хлопнул меня по плечу.

— Для тебя, Цветочек, все что угодно. Пошли!

— Что, прямо сейчас?

— А чего тянуть? Я знаю, где повар сейчас, а дальше все зависит от твоего личного обаяния.

Мы прошли хозяйственным двором, потом еще чередой двориков, потом галереей, спустились по лестнице, поднялись по другой. Дорогу я не запоминала, Дабуаз заверил, что обратно меня тоже проводит или отнесет, если любезнейший Пападель меня все-таки не простит.

Ни капельки не успокоенная этими обещаниями, я, сдерживая дрожь, вошла под своды огромной королевской кухни. Повар обнаружился во втором помещении. Он был в свежем переднике, белоснежном колпаке и священнодействовал у массивного стола.

— Убирайтесь, — поприветствовал он меня, только завидев на пороге.

Я вздрогнула от зычности его голоса, но медленно пошла вперед.

Перед Пападелем стояла миска с птичьей вишней, не миска, а мисища, туаза на два в ширину, заполненная ягодами, и миска ненамного поменьше, лордейшество занималось извлечением косточек, видимо готовя начинку для пирога. Эх, сколько мы с Магдой в Шерези этой вишни перебрали.

— Убирайтесь!

— Простите меня, милорд, — я поклонилась, — только моя горячность и самонадеянность стали причиной недоразумения. Милейшая Розетта не дала мне и малейшего повода к ухаживаниям.

— Вы знаете ее имя?

— Паж Николя Дабуаз сообщил мне, как зовут вашу дочь.

— Дабуаз! Еще один вертопрах!

Кстати, вот про вертопраха он сказал уже помягче. Рассматривает бравого Николя на должность зятя?

Повар подковырнул косточку шпилькой.

— Позволите мне помочь? Я неплохо справлялся с этой работой у себя на родине.

— Вы? — Шпилька замерла в пухлой руке. — Мужчина и дворянин занимался кухней?

Пфф… А сам он, можно подумать, дева и простолюдинка.

— Не вижу в этом ничего зазорного, — пожала плечами я, быстро сполоснула руки над рукомойником и засучила рукава. — Вы одолжите мне булавку?

Пападель, недоверчиво хмыкнув, протянул мне свою.

Я молча приступила к делу под его внимательным взглядом. Пару минут он следил, затем ушел и вернулся с другой булавкой. В четыре руки дело пошло быстрее. Через десять минут я осмелилась спросить, что именно он собирается готовить, почтительно выслушала рецепт и почтительно же поведала, что у нас в Шерези желтки и белки для теста взбиваются отдельно до образования густой пены и замешиваются в тесто по очереди. Пападель ответил, что тоже так всегда поступает.

Ничто так не сближает людей, как общий труд. А если труд монотонный, то он еще и располагает к легкой болтовне.

Он рассказал мне о своей семье, где женщины не любили и не умели готовить, попросил не говорить Николя, что Розетта в хозяйстве не сильна. Я заверила его в сохранении тайны, а также в утешение предположила, что Розетте не придется самой заниматься хозяйством, если нанять в их совместный с Дабуазом дом толковых расторопных слуг. Через час звезда Николя начала закатываться, намеки о том, что самого Пападеля устроил бы зять, не боящийся уронить свое дворянское достоинство на кухне, становились все прозрачнее. Я поднажала, общение пора было сворачивать, и на всякий случай сменила тему:

— Вы все еще сердиты на меня?