Призвание – миньон! Коростышевская Татьяна
— Да брось, Шерези, дело понятное. Твои товарищи заподозрили тебя в мужелюбстве, и ты ринулся доказывать обратно.
Я чуть не подавилась, ну да, когда перебираешь вишню, невозможно устоять перед тем, чтобы склевать ягодку-другую.
Пападель отечески похлопал меня по спине:
— Ну-ну, успокойся.
— Это было настолько явно?
Повар расхохотался:
— Это королевский дворец, малыш, здесь все всё знают.
Я покраснела и опустила голову.
— Простить-то я тебя простил, — продолжил Пападель, — но свое решение просто так отменить не могу, чтоб не потерять достоинства.
Я слушала затаив дыхание, не переставая работать, потому что видела, что это нравится собеседнику.
— Сделаем так, Шерези. Три дня ты не будешь появляться в обеденной зале, еду тебе будут доставлять отдельно.
— А потом?
— Я прилюдно объявлю о помиловании.
— Благодарю вас, мой лорд, — искренне проговорила я и отложила булавку.
Повар нахмурился, но, переведя взгляд на стол, расплылся в улыбке. Большая миска была абсолютно пуста, меньшая — наполнена вишневой мякотью, а между ними высился курган белых косточек.
Мы распрощались просто как лучшие друзья, Николя, ждущий меня сидя на газонном бордюре, при моем появлении испуганно вскочил:
— Как все прошло? Что у тебя с руками?
Я подняла к лицу ладони. Они были насыщенно-красными и морщинистыми от вишневого сока. Я, конечно, воспользовалась рукомойником, но это было символическое действо. Этот чудесный цвет останется на коже дней на пять-семь.
— Все прошло великолепно, — сообщила я Дабуазу, — будущий тесть тебе благоволит, только не забывай повторять, что не считаешь работу на кухне недостойной мужчины и дворянина.
— Кому говорить?
— Да кому угодно, малыш, — не ввернуть «малыша» я не могла, — это королевский дворец, здесь и у стен есть уши и рты, так что до лорда Пападеля рано или поздно дойдут твои почтительно-похвальные речи.
Николя проводил меня до ворот, показал стражникам пропуск, а на той стороне меня тоже ждали: сонный Оливер, рассеянный Станислас и чуточку встревоженный Патрик.
— Вы за меня волновались? — спросила я растроганно. — Боялись, что Мармадюк меня накажет?
— Мы же договаривались, Цветочек, что ты не будешь ходить без сопровождения. — Оливер развернулся и жестом предложил следовать за ним. — Так что, тебя наказали?
— Я три дня не буду посещать обеденную залу.
— И все? — Патрик шел по правую руку. — У ван Хорна отобрали бусины.
— Он уже в казарме?
— Не важно, где ван Хорн!
— Мои бусины при мне. — Я звякнула ожерельем. — Вообще, здесь применяется странная система поощрений и наказаний. Мне начинает казаться, что выиграют в нашей борьбе не самые достойные, а самые изворотливые.
— Похоже.
— А я имел беседу с великим Робеном! — похвастался Станислас.
— С музыкальным хабилисом?
— Именно. И он мне пообещал, — Станислас остановился и вынудил нас сделать то же самое, — что в следующем месяце я буду петь перед ее величеством!
Я восхищенно ахнула и, поздравляя менестреля, изо всех сил пыталась подавить в себе зависть. Каждый из моих друзей уже добыл себе покровителя, Патрик переписывался с Джесардом, Оливер сдружился с лордом-коннетаблем, Станислас — с учителем музыки, и только мне достался Мармадюк, который обзывал меня сегодня всеми сорняками по очереди и предпочел «узнать поближе» ван Хорна.
Во дворе казармы я поблагодарила друзей за охрану, отказалась от помощи и в одиночестве отправилась в купальню. Меня ждала уборка.
Когда Басти удалился, Мармадюк вернулся к своим бумагам, а Гэбриел — к созерцанию. Именно так они провели последние два часа, и ван Хорн не имел ничего против. Он не имел бы ничего против, если бы лорд-шут сыпал ругательствами и оскорблениями, и реагировал бы на них примерно так же, то есть никак. Ему это было бы безразлично. Пока все шло прекрасно, все ниточки подвязаны, и все, что требовалось, — не дергать за них раньше времени. Хотя пока не хватало завершающего штриха, той самой соломинки, которая переломит спину верблюду, но у Гэбриела была неплохая идея и на этот счет. Он опустил руку за отворот камзола, там лежало надушенное послание от Моник и шелковый платок, которым он вытирал мордочку Шерези. Цветочек Шерези — именно та последняя соломинка.
Взгляд молодого человека скользил по стенам. Они за прошедшее время были изучены досконально: окно, карта Ардеры, пейзаж, натюрморт, портрет строгого черноволосого господина, возможно, Мармадюка-старшего.
— Это Этельбор, — неожиданно сказал Мармадюк.
— Простите?
— На портрете изображен лорд Этельбор — последний канцлер ранней ардерской династии, именно той, на смену которой пришла наше величество. Я состоял у него в услужении.
— Насколько я помню, именно лорд Этельбор был виновен в эпидемии черной хвори.
— Да, его казнили, — шут поднялся, — когда я был примерно ваших лет. Пройдемте, лорд ван Хорн. Канцлер ждет встречи с вами, и я имею в виду не покойного, а вашего батюшку.
Гэбриел тоже поднялся, размышляя, что с большим удовольствием пообщался бы как раз с покойником.
Отец в сопровождении верного Креспена ждал их в библиотеке. Мармадюк, поклонившись и сообщив, что отправляется на вечернюю аудиенцию к ее величеству, оставил их.
— Кто-нибудь из пажей проводит вас, Гэбриел, когда вы закончите, — сказал он на прощанье.
Канцлер подождал, пока за шутом закроется дверь, приблизился к сыну и наотмашь ударил его по лицу.
— Тряпка! Ничтожество! В первый же день ты умудрился опозорить меня!
Гэбриел пошатнулся, но устоял на ногах. Сейчас следовало проявить немного твердости, не реагируя на боль, а затем, будто не в силах с ней справиться, заскулить обиженной собачонкой.
Следующий удар пришелся в солнечное сплетение. Притворяться не потребовалось, он согнулся, воздух вырвался с громким всхлипом.
— Ты надеешься, что, если тебя изгонят с состязания, ты сможешь вернуться домой и продолжить свое никчемное существование? Не бывать этому!
«А ведь он стареет, — отстраненно подумал Гэбриел, — уже не так сильны удары, да и сам процесс стал короче…» И тут же упал, подкошенный ударом в спину.
Канцлер ван Хорн носил тяжелую обувь, обувь, которая пристала настоящему мужчине, а еще он был садистом.
Гэбриел посмотрел на Креспена. Лицо подручного искажала гримаса нездорового любопытства. Ван Хорн-младший охнул, и его вырвало от отвращения.
В казарму он шел очень медленно и осторожно. Надо обработать ушибы и рассеченную губу, важные органы не задеты, с остальным он справится самостоятельно. Ничего страшного, он потерпит, недолго осталось терпеть.
В это же самое время его отец, канцлер ван Хорн, возвращался в портшезе в свою резиденцию. За эти пять лет мальчишка ему надоел. Немедленно он выпишет из Дювали свою супругу леди ван Хорн, и, если в ближайшее время она не одарит его новым наследником, он подарит себе новую леди ван Хорн. Креспен об этом позаботится, как позаботился о предыдущей.
Глава 9
ДОЛГИЕ НОЧИ, КОРОТКИЕ ДНИ
Шут вошел в покои ее величества чернее тучи, фрейлины исчезли со скоростью птичьей стаи.
— Твое подавленное состояние вызвано тем, что королевский совет хочет перевести твоих миньонов под свой патронат?
— Не моих миньонов, а твоих. — Шут тряхнул головой, поднял к ней руку, поморщился. — Это был вопрос времени. Пусть лучше сражаются со мной в этих вопросах, чем ополчаются против тебя. Я уже предоставил отчеты лорду-казначею.
— Тогда что?
Мармадюк фыркнул, затем схватил Аврору за плечи и встряхнул.
— Какая экспрессия! — Королева недоуменно хихикнула и отступила на шаг. — Ну хотя бы начни, чтобы я смогла размотать клубок твоих недомолвок.
— Вчера ты отправила меня к Богдене!
— Ты не уверен?
— Это не вопрос!
— Что произошло? Неужели мой блистательный шут поддался чарам древней, очень древней, очень-очень древней…
При каждом слове лицо Мармадюка искажала гримаса.
Аврора расхохоталась:
— Она тебя соблазнила? Ты пал жертвой ее чар?
— Если бы любовных, от меня бы не убыло. — Шут устало опустился на кровать и сдернул с головы плотный чепец.
Волос на голове не было.
Королева смеялась так, что даже фрейлины осторожно заглянули в покои убедиться, жива ли еще повелительница Ардеры.
— Ты не сказала мне, что только твое общество, золотая кость, ограждало меня от любовных чар фей.
— Нет!
— И не сказала, что на самом деле она не статная красавица, которой казалась мне даже в твоем обществе, а старая скрюченная карга, которую мужчина может рассмотреть, только если она сама это позволит.
— Нет!
— И не поведала, что больше всего в нашем мире феи ценят человеческие волосы!
— И об этом я умолчала.
— Это месть?
— Конечно, дорогой. И надеюсь, это маленькое приключение научит тебя не нарушать сон своей королевы.
Мармадюк поднял на нее абсолютно несчастные глаза.
— Больше никогда. — Потом запрокинул голову и тоже засмеялся.
В купальне кто-то был, я с осторожностью вошла, было чисто, пол протерт, умывальные ковши стояли стопкой у стены, рядом со свернутым тюком грязных полотенец, в печи горел огонь, на камельке пыхтел котелок с каким-то варевом, а из щели под дверью парилки тянуло запахом пижмы.
Я туда заглянула. Абсолютно голый ван Хорн как раз переворачивал над раскаленными камнями ковш с отваром. Клубы пара скрыли мое смущение.
— Жди своей очереди, Цветочек!
Я захлопнула дверь. Одежду меченый красавчик оставил здесь, сложив ее прямо на умывальном поддоне. Рядом стоял сундучок с какими-то склянками. Я сунула туда свой любопытный нос. Все бутылочки были подписаны, но буквы были мне незнакомы. Зато знаком запах, достигший моих ноздрей из котелка. Именно этим зельем меня поили вчера ночью. Значит, это был не Патрик? Он меня обманул?
Я подняла голову. Ван Хорн как раз выходил, обернув свои чресла полотенцем. И на том спасибо.
— Раздевайся! Пара хватит как раз еще на одного, — весело велел он.
— Это ты стащил ключ!
Ван Хорн медленно приблизился — я с усилием отвела взгляд — и стал одеваться.
— Ты услышал мои стоны, напоил меня отваром, а потом взял ключ. Зачем?
— Затем, что мне нужна эта купальня. Мне больше негде хранить ингредиенты. — Гэбриел кивнул на сундучок. — Лекарство помогло, я мог рассчитывать на благодарность, но не ожидал, что твой смазливый друг так резво перехватит инициативу, присвоив мои лавры себе.
Это я проглотила, потому что это было правдой.
Ван Хорн запер свой сундучок, поставил его на пол и задвинул под лавку.
— Пора спать. Запри тут все, когда закончишь. Кстати, я рекомендовал бы тебе все-таки попариться, иначе после сегодняшних усилий на турнирном поле утром тело ответит болью и бессилием.
— А варево? — Я показала на котелок.
— Это долгий процесс, к утру на остывших углях оно как раз дойдет до нужной кондиции.
И он ушел, оставив меня в абсолютном ошеломлении, которое, правда, продлилось недолго. Пар ждать никого не будет.
Я закрылась изнутри на засов и, быстро раздевшись, юркнула в парилку. Она была крошечной, действительно на одну персону, и, кажется, ее следовало улучшить добавлением плотного полога, петли которого угадывались под невысоким потолком.
Все же какое великолепное изобретение человечества — купальни. В ковшике еще оставалось на донышке, я плеснула на камни, вдыхая живительный пижмовый пар.
Завтра я поблагодарю ван Хорна за все, и за эту негу в том числе. Хотела бы я знать, кого и как он заставил принести сюда угли и дрова и где взял чистое полотенце? И вообще, кто он, к фахану, такой, этот ван Хорн?
После, одевшись и поправив коко-де-мер, я прибрала за собой, убедилась, что ни одного уголька не выкатилось из печи, и заперла купальню на два оборота ключа. Владение ею совместно с меченым красавчиком мне нравилось даже больше, чем единоличное.
А в казарме меня ждал приятный сюрприз: нам всем выдали новый комплект белья, свежая сорочка лежала на подушке. Этот непростой день заканчивался неплохо. Интересно, а когда я теперь отправлюсь к Мармадюку? Он же не назначил мне следующей аудиенции. Неужели после истории с косточками и Розеттой он бросит меня? Предпочтет мне ван Хорна?
Наутро, любуясь, как мои товарищи с трудом сползают со своих постелей, стеная и кряхтя, я подумала, что и сама предпочла бы ван Хорна.
У всех болело все, у всех, кроме меня и, наверное, меченого, которого видно не было, он еще до рассвета покинул казарму.
Я попыталась поговорить с ним на занятиях, но Гэбриел не ответил на приветствие, одарив холодным взглядом.
Сегодняшнее расписание было составлено таким образом, что наше черное крыло оказалось не с красными, а с синими, там я почти никого не знала. На завтрак я не пошла, сидела во дворе на занозистой лавке и поглощала порцию, принесенную Николя, в одиночестве.
На турнирное поле отправилась, переодевшись во вчерашнюю несвежую сорочку и без камзола, десятка попалась другая, но я, уже наученная опытом, держала неспешный темп все пятнадцать кругов. То, что мне удалось их посчитать, говорило о многом.
Обед — опять в одиночестве, мои друзья хотели было присоединиться ко мне во дворе, но лорд Пападель пригрозил им пожизненным отлучением от груди.
— Это ненадолго, — утешила я Патрика.
С ним я тоже не поговорила. Просто не смогла. У него такая нежная душевная организация, что обидеть его — раз плюнуть. Сам расскажет со временем.
После обеда распространился слух, что сегодня нам выдадут запасную одежду, а также облачение для активных занятий. К вечеру слух подтвердился. В казарму пришел Мармадюк, велел отправляться в портновский городок, я покрутилась пред его очами, чтобы привлечь внимание, стараясь не прыснуть, глядя на его гладкую, как куриное яйцо, голову. Что могло заставить лорда-шута обрить себя? Выглядит комично.
Наконец на меня соизволили обратить благосклонный взор, Мармадюк поманил меня пальцем:
— Ты видел вчера ван Хорна?
— Да, у вас в покоях.
— А после?
Я не покраснела лишь чудом.
— Кажется, да.
— Почему кажется?
«Потому что я пыталась на него не смотреть, болван вы, ваше шутейшество!»
— Да, видел.
— И как он тебе показался?
«Он мне показался голым и довольно привлекательным».
Я пожала плечами:
— Ничего необычного.
— Он не хромал, не держался за бок? На его лице не было синяков?
Я покачала головой:
— Мы разговаривали в полумраке, ночь ведь уже была.
— Понятно. Можешь быть свободен.
Он меня так к себе и не позвал. Я опечалилась этим фактом почти до слез. Но горевать долго мне не дали. Потому что сначала прибежал Станислас и заставил внимать канцоне, которую сочинял для ее величества, потом Оливер попросил зашить разошедшийся шов кафтана, потом Патрик позвал прогуляться к кастеляну, а я взамен заставила его тащить к прачкам грязное белье из купальни. Но визит к прачкам принес нам дюжину свежих полотенец и четыре новых сорочки. А посещение портновского городка, куда мы отправились уже вчетвером, — запасные камзолы и ратные мундиры. Последние были исполнены в тех же цветах, что и обычная одежда, но из более дешевой легкой ткани и свободного покроя.
Ван Хорн подошел ко мне после ужина. Я как раз сидела на подоконнике, свесив ноги наружу.
— Сегодня мне понадобится ключ, Шерези, — холодно сказал он, приблизившись.
Я с готовностью сдернула с шеи ожерелье.
— Избавь меня от своих побрякушек.
— У меня нет другого шнура.
— Где же твоя хваленая хозяйственность?
Он дернул ожерелье на себя, я, не поняв его желания, держала слишком крепко, ткань штанов скользнула по подоконнику, и я съехала по стене вниз, оказавшись зажатой между ней и телом меченого красавчика.
Я смутилась, но подняла голову, встречая его насмешливый взгляд.
— Спасибо, Гэбриел. За то, что дал мне лекарство, и за то, что прибрал в купальне, и за парилку.
Он сглотнул, кадык на его шее дернулся.
— За два из трех, Цветочек. Неужели ты думаешь, что лорд ван Хорн самолично отскребал жевательные пастилки с грязного пола?
— Это не важно.
— Важно. Я не присваиваю себе чужих заслуг. — Он был слишком близко, просто неприлично близко, и не делал шага назад. — Чем же ты хочешь меня вознаградить?
— Услугой?
Гэбриел посмотрел на меня с какой-то странной грустинкой, я заметила, что его нижняя губа рассечена, будто от удара, а еще от скулы за ухо шла царапина, и синяк на подбородке. Все это было тщательно припудрено, и, если бы я не была так близко к нему, вряд ли бы обратила на это внимание.
— Хорошо.
— Что?
— Я согласен на услугу, и рано или поздно я ее потребую.
И он ушел, а я продолжила сползать по стене, пока не села на траву. Если бы сейчас я была женщиной, была бы уверена, что со мной флиртуют. Все признаки налицо. Будто случайная близость тел, томные взгляды и такие же томные паузы. Пьер, конечно, ухаживал за мной иначе, гораздо проще и прямее, но и кроме Пьера на хохотушку Басти находилось хотельцев в избытке. И это все у меня было, вся эта многозначительная недосказанность. И, честно говоря, действовала она на меня не в пример сильнее, чем шлепки и шуточки пригожего кузнеца, я, наверное, и гулять с ним согласилась, потому что так было безопаснее.
«Мне нужно бежать, — решила я, — бежать не в смысле побега, а прекратить общаться с Гэбриелом».
Мне непонятно, чем привлек столичную штучку скромный провинциальный дворянин, но и узнавать этого ни в коем случае не следует. Вполне вероятно, что флирт с его стороны мог мне примерещиться от неопытности.
— Наконец-то я тебя нашел. — Николя Дабуаз выходил из-за угла. — Почему ты сидишь на земле?
— Побегай с мое, мальчишка, на турнирном поле, — сварливо сказала я и встала на ноги. — Зачем искал?
— Лорд-шут требует тебя к себе.
Когда мы проходили мимо купальни, я не удержалась и заглянула в нее. Ван Хорн был там, также там были Турень и Вальденс. Дворяне с удобством расположились за карточным столом, который еще вчера был умывальным. Сейчас на нем стояли вазы с фруктами и бутыли, а также высились горки монет. Четырехсвечный канделябр, установленный за плечом Вальденса, давал достаточно света.
Так вот зачем меченому красавчику понадобился ключ! Он превратил мою купальню в игровой притон! И деньги. Они же на них играют, а деньги претендентам запрещены.
Я вспомнила о своем зашитом в матрас кошеле и слегка поостыла. У самой рыльце в пуху.
— Умеет он устраиваться, — зло сказал Николя, когда мы продолжили путь. — Настоящий аристократ.
— Кто?
— Да ван Хорн. Хотя, казалось бы, с таким воспитанием шансов у него было немного.
— А что не так с его воспитанием?
— Отец призвал его в столицу всего несколько лет назад, а до этого милейший Гэбриел начищал свиные пятачки в какой-то дювалийской деревушке.
— Значит, он быстро учится, — пожала я плечами. — А его пример дает надежду всем провинциальным дворянам.
Мои возражения раззадорили пажа.
— Да ты думаешь, к нему во дворце особое отношение, потому что он так уж достоин?
— А почему?
— Потому, что он ван, он из Дювали, а здесь служит уйма народу из долины. Они оказывают ему услуги в память о деде.
— О каком еще деде? — Я закатила глаза, подумав, что генеалогическое древо канцлерова отпрыска мне в жизни не пригодится.
— О Фергусе ван Харте!
— Это дед со стороны матери?
— Ну да, у короля долины было двое детей, Адэр, приезда которого мы ждем со дня на день, и Альма.
— А ее вы не ждете?
— Она давно умерла, — отмахнулся Николя и протянул стражнику жетон.
— А почему «король долины»?
— Раньше был такой титул, но, когда Дювали двадцать лет назад решила поддержать королеву Аврору в ее притязаниях на престол и Фергус отправил в Ардеру войска во главе со своим сыном, тот принес вассальную клятву.
Я остановилась.
— Двадцать лет назад?
— Да. Что тебя удивляет?
Меня удивило «двадцать лет». Потому что я всегда удивлялась, когда задумывалась о возрасте нашего величества. Она выглядела почти моей ровесницей. Но она знала мою мать и сама говорила мне об этом. А впрочем, какая разница. Аврора — прекраснейшая из женщин и останется такой всегда.
— Сколько лет Гэбриелу? — спросила я.
— Больше двадцати.
— Значит, когда он родился, Дювали еще была отдельным королевством?
— Именно. Поэтому дювалийцы так с младшим ван Хорном и сюсюкают. Подумаешь, «принц долины». Кстати, интересно, кто его так вчера отделал?
— В смысле, отделал?
— В смысле — избил. Мне буквально пару минут назад сообщили, что видели, как он еле полз в направлении казармы после заката. Наверное, это было, когда ты подлизывался к Пападелю, а я смиренно ждал тебя во дворе.
Мармадюк меня спрашивал, не держался ли ван Хорн за бок. Это он его избил в дополнение к наказанию? Какой кошмар!
— Подожди здесь, — велел мне Николя, завидев стайку пажей, пересекающую двор, — мне нужно узнать, иначе разорвет от любопытства.
Я остановилась. Мы почти достигли башенки, и дальше я могла пройти и сама, но меня тоже разрывало.
Дабуаз подбежал к пажам, приветственно хлопнул одного из них и, предварительно поглядев по сторонам, склонил к нему голову. Они шептались минуты три, наконец Николя распрямился, опять похлопал товарища по плечу и вернулся ко мне.
— Ну что?
Эта манера моего сопровождающего делать многозначительные паузы и выражать лицом сомнения, стоит или не стоит мне давать то, о чем я прошу, сейчас меня немало раздражала.
— Это его отец!
— Кто чей отец? — не поняла я.
— Лорд Мармадюк проводил юного Гэбриела в свою библиотеку для встречи с канцлером ван Хорном, которая продлилась около сорока минут. Кое-кто слышал, что беседа проходила на повышенных тонах, а также звуки ударов. Сложив два и два и не получив ничего, так как арифметикой я не увлекаюсь, мы можем сделать вывод, что канцлер заявил права на шкуру своего сыночка и по обыкновению наказал его за нерадивость.
Я похолодела. Если есть в Ардере святой нерушимый закон, заповеданный нам самим Спящим лордом, так это — не подними руки на отца своего. Гэбриел не мог даже защищаться.
— По обыкновению?
— Ну да. У него крутой нрав.
Мне показалось, Николя наслаждается произошедшим. «Дювалийского принца» избивает родной отец, в представлении пажа это, наверное, было справедливо, потому что уравновешивало помощь земляков.
Мне стало очень противно, поэтому, не попрощавшись, я отправилась к Мармадюку.