Жнец Шустерман Нил
То, что Ситра каждый час меняла машины, означало, что ее преследователи постоянно шли по ее следу. Она решила, что ей следует петлять – как это делали грузовые корабли в военное время в Эпоху Смертных. Тогда она запутает своих преследователей, и они не смогут, рассчитав ее маршрут, устроить ей засаду.
Прошло уже больше суток, а поспать ей удалось не больше часа. Более того, иногда по обе стороны дороги не было никаких следов цивилизации, и ей приходилось прибегать к ухищрениям, оставляя машину недалеко от города, где ее уже ждали чильаргентинские жнецы и офицеры местной охраны Высокого Лезвия. Как-то она прошла в непосредственной близи от какого-то жнеца, но проявила необходимую ловкость и зашла с подветренной стороны, чтобы его ДНК-детектор ее не засек. Тот факт, что охотой на нее занимались сами жнецы, не передоверившие это дело простым охранникам, пугал Ситру, но одновременно, как ни странно, заставлял ее чувствовать себя важной персоной.
Как только достигнешь Буэнос-Айреса, садись на гперпоезд, следующий на север через всю Амазонию. Как только ты пересечешь границу Амазонии, окажешься в безопасности. Они там и пальцем не пошевелят, чтобы помочь Ксенократу или задержать тебя.
Из истории сообщества жнецов Ситра знала, что за этим кроется. Слишком многие жнецы, приезжающие в отпуск в Амазонию из других регионов, занимаются здесь «жатвой» за пределами своих законных угодий. Местные законы не запрещают такой практики, но из-за этого местные жнецы отказываются сотрудничать с пришлыми и чинят им всяческие препятствия, вместо того чтобы помогать.
Сложности могли возникнуть с самим поездом из Буэнос-Айреса. Конечно же Ситру будут поджидать на каждой станции и в каждом аэропорту. Спасла ее группа тоновиков, направлявшихся на Панамский перешеек.
– Мы будем искать Великий Камертон на перешейке, соединяющем Север и Юг, – сказали ей тоновики, полагая, что она принадлежит к их компании. – Ходят слухи, что он спрятан в каком-то инженерном сооружении. Нам кажется, что его замуровали в одном из шлюзов Панамского канала.
Ситра изо всех сил постаралась не рассмеяться.
– Присоединяешься ли ты к нам, сестра?
И она присоединилась, чтобы сесть на поезд прямо под носом несметного количества снующих там жнецов, сдерживая дыхание – не из страха, а чтобы обмануть ДНК-детекторы, установленные на станции.
В этой группе было семь тоновиков. Как видно, члены этой ветви культа путешествовали группами по семь или двенадцать человек, как то предполагают математические законы музыки; но эти семеро были рады нарушить общее правило и добавить в группу еще одну сестру. Судя по акценту, они были не из Мерики, а откуда-то из Евроскандии.
– Куда заводили тебя твои странствия? – спросил Ситру один из группы, вероятно, их лидер. Разговаривая, он то и дело улыбался, отчего не становился более привлекательным.
– То туда, то сюда, – ответила Ситра.
– А какова твоя цель? Что ты ищешь?
– Цель?
– Разве странники не имеют цели?
– Да, – ответила Ситра. – Я ищу… я ищу ответ на мучающий меня вопрос: что это – ля-бемоль или соль-диез?
– Даже не спрашивай, ответа не будет, – проговорил кто-то из группы.
В поезде, летевшем по подземной вакуумной трубе, не было окон, а потому не было и заоконных пейзажей. Ситра путешествовала и на самолете, и в поездах на магнитной подушке, но в узком вагоне гиперпоезда она страдала от клаустрофобии.
Зато тоновикам, привыкшим к долгим переездам, было все равно. Они обсуждали старинные легенды, спорили, что в них правда, что вымысел, а что зависло между первым и вторым.
– Где мы только не были, – сказал лидер группы. – От пирамид Израливии до Большой Паназиатской Стены. Ищем Великий Камертон. Хотя важнее, конечно, сам поиск. Не уверен, что кто-нибудь из нас знает, что нам делать, когда мы его найдем.
Как только поезд достиг крейсерской скорости в восемьсот миль в час, Ситра извинилась, вышла в туалет и, чтобы изнеможение окончательно ее не добило, стала умывать лицо холодной водой. Она забыла запереть дверь. Если бы она это сделала, путешествие ее, вероятно, приняло бы совсем другой оборот.
В туалет вломился мужчина. Сначала Ситра подумала, что он сделал это по ошибке, решив, что туалет свободен, но потом, еще до того, как она смогла повернуться, она увидела у своего горла лезвие с позолоченным острием.
– Вы были избраны для «жатвы», – произнес человек на Всеобщем, но с ясным портозонийским акцентом. Портозонийский, как Ситра знала, был изначальным языком Амазонии. Мантия вломившегося была темно-зеленого цвета, и Ситра вспомнила, что все жнецы этого региона носили мантии одного, а именно этого, оттенка.
– Вы делаете ошибку, – проговорила Ситра, торопясь успеть, пока он не раскроил ей горло.
– Что за ошибка? – переспросил жнец. – Но только побыстрее!
Ситра попыталась придумать что-нибудь правдоподобное, что заставило бы жнеца отнять руку с ножом, но поняла, что это невозможно. Тогда она сказала:
– Я ученица жнеца. Если бы вы меня убили, меня бы все равно восстановили, а вас подвергли бы дисциплинарному воздействию за то, что вы не сверились с кольцом.
Жнец улыбнулся:
– Ну все, как я и думал. Ты именно та, кого они ищут.
Он отнял лезвие от горла Ситры и сказал:
– Слушай меня внимательно. На этом поезде полно чильаргентинских жнецов, переодевшихся простыми пассажирами. Тебе не избежать встречи с ними, но, если хочешь избежать захвата, тебе лучше пойти со мной.
Инстинкт Ситры подсказывал ей: откажись! Ты сама справишься! Но, поразмыслив, она решила обуздать инстинкт и пошла вслед за жнецом. Он провел ее в следующий вагон, где, несмотря на то что поезд был переполнен, рядом с ним оказалось свободное место. Мужчина представился как жнец Поссуэло из Амазонии.
– И что теперь? – спросила Ситра.
– Ждем.
Ситра натянула на лоб капюшон, и действительно через несколько минут из заднего вагона прошел человек, одетый как обычный пассажир, но шедший медленно и постоянно поглядывающий на маленький предмет размером с телефон, который лежал у него на ладони.
– Не беги, – прошептал ей на ухо жнец Поссуэло. – Не дай ему контролировать ситуацию.
Когда переодетый жнец дошел до их мест, прибор в его руке принялся пищать, как счетчик Гейгера. Человек остановился. Он нашел, что искал.
– Ситра Терранова?
Ситра спокойно подняла капюшон. Ее сердце грохотало в груди, но она ничем не выдала своего волнения.
– Примите мои поздравления, – сказала она. – Вы меня нашли. Медаль вам за это.
Стоящий над ней человек, судя по выражению лица, был ошеломлен, но это его не остановило.
– Я вынужден вас задержать.
И извлек электрошокер.
– Не пытайтесь сопротивляться, – продолжил он. – Вам же будет хуже.
В этот момент к нему повернулся жнец Поссуэло.
– Чьей властью вы совершаете эти действия? – спросил он.
– Властью Лаутаро, Высокого Лезвия Чильаргентинского региона, а также Ксенократа, Высокого Лезвия Мидмерики.
– Она за пределами их юрисдикции.
– Прошу меня извинить, но…
– Нет, это я прошу вас меня извинить, – сказал Поссуэло, с должным уровнем негодования в голосе. – Мы пересекли границу Амазонии по крайней мере пять минут назад. Если вы попытаетесь и дальше настаивать на своих требованиях, она имеет полное право защищаться, даже с помощью летального оружия, и даже от нападения жнеца.
Ситра восприняла эти слова как команду. Достав из складок одежды припрятанный там охотничий нож, она встала лицом к лицу с нападающим.
– Одно движение шокера, и им придется заново приделывать вам руку, – сказала она.
Подошел проводник, привлеченный громкими голосами.
– Сэр, – сказала Ситра. – Этот человек – жнец из Чильаргентины, но у него нет ни кольца, ни мантии. Разве это не противоречит законам Амазонии?
Как хорошо, что она так подробно изучила историю жнецов!
Проводник, сузив глаза, с подозрением посмотрел на человека с шокером. Ситра поняла: проводник на ее стороне.
– Кроме того, все иностранные жнецы обязаны регистрироваться при пересечении границы – сказал проводник. – Даже если они пользуются туннелем.
Нервы жнеца из Чильаргентины не выдержали.
– Не лезьте не в свои дела, а то я вас уничтожу! – крикнул он проводнику.
– Вы не сможете этого сделать, – сказал жнец Поссуэло таким спокойным голосом, что Ситра усмехнулась. – Я наделяю его иммунитетом, и он не может быть объектом «жатвы».
Жнец из Амазонии поднял руку к лицу проводника, и тот прижался к кольцу губами.
– Благодарю вас, Ваша честь, – сказал проводник.
– Этот человек угрожал мне, – сказала ему Ситра. – Я требую, чтобы он и прочие переодетые жнецы из Чильаргентины, с которыми он вместе путешествует, сошли с поезда.
– Сделаю это с удовольствием, – сказал проводник.
– Вы не имеете права! – возмутился переодетый жнец.
Но очень скоро он убедился в обратном.
Когда преследователей Ситры на ближайшей станции ссадили с поезда, она смогла ненадолго отойти от жестокой игры в кошки-мышки, которую они ей навязали. Теперь, когда ее прикрытие было разоблачено, Ситра переоделась в обычную одежду, извлеченную из чьего-то багажа. Джинсы и цветастая блуза не были ее стилем, но этот наряд соответствовал ситуации. Тоновики были разочарованы, хотя и не удивились тому, что она оказалась чужой. На прощание они дали ей брошюру, которую она обещала непременно прочитать. Вряд ли, впрочем, они ей поверили.
– Куда бы ты ни ехала, – сказал Ситре жнец Поссуэло, – тебе придется сделать пересадку на Центральном вокзале столицы Амазонии. Лучше будет, если перед тем, как сесть на свой, ты походишь по вагонам еще нескольких отходящих поездов. Так ты собьешь со следа тех, кто тебя преследует с ДНК-детекторами.
Конечно, чем больше она будет ходить по станции, тем сильнее опасность, что ее заметят. Но риск был оправдан – детекторы можно было обмануть только таким образом.
– Я не знаю, почему за тобой гонятся, – сказал Поссуэло, когда поезд подошел к станции, – но если ты решишь свои проблемы и получишь кольцо, приезжай в Амазонию. Не пожалеешь. Тропические леса здесь простираются через весь континент, как в далеком прошлом, и мы живем в их тени.
– Мне показалось, вы не любите жнецов-иностранцев, – улыбнулась Ситра.
– Есть разница между теми, кого мы приглашаем, и теми, кто нагло вторгается в нашу страну, – сказал Поссуэло на прощание.
Ситра оставила следы своей ДНК в вагонах с полудюжины поездов, а потом, стараясь быть незаметной, села на тот, что шел в Каракас, на северное побережье Амазонии. Если на вокзале и шныряли разыскивающие ее агенты, Ситра их не заметила, но она была достаточно опытна и осторожна, чтобы счесть, будто опасность миновала и она может расслабиться.
Из Каракаса, следуя инструкциям жнеца Кюри, Ситра по северному побережью должна была добраться до городка под названием Плайя-Пинтада. Ей предстояло избегать автотакси и иных транспортных средств, которые могли бы выдать ее местоположение, но чем ближе она подбиралась к своей цели, тем больше росла ее решимость. Она доберется до места и закончит свое беспокойное странствие – даже если ей придется остаток пути проделать пешком.
Как встретиться лицом к лицу с убийцей? Не с тем, чьи действия авторизованы обществом и законом, а с настоящим убийцей? Человеком, который без одобрения и благословения общества навеки прерывает чью-то жизнь?
Ситра знала, что «Гипероблако» – в отношении обычных людей – не допускает ничего подобного. Конечно, в минуту отчаяния или раздражения люди бросаются под поезда, под грузовики, прыгают с крыш домов. Но то, что сломано, можно починить. Заменить какие-то части. Однако жнец, живущий вне юрисдикции «Гипероблака», лишен этой защиты. Восстановление для жнеца не является автоматическим. О нем нужно просить. Но кто попросит за жнеца, который стал жертвой грязной игры?
А это означает: хотя жнецы – самые могущественные люди на Земле, они же и самые уязвимые.
Сегодня Ситра станет адвокатом безвременно ушедшего. Она восстановит справедливость в отношении погибшего наставника. Ясно, что «Гипероблако» не станет ей препятствовать – оно же выдало имя убийцы! То же сделала и жнец Кюри, когда отправила ее с этой миссией. Финальная часть ее подготовки. Все зависит от тех действий, которые она совершит в ближайшие часы.
Плайя-Пинтада. Всеми красками пестрящий пляж. Сегодня прибрежная полоса была завалена большими обломками искривленных, сучковатых деревьев. На закате они выглядели как конечности каких-то кошмарных чудовищ, выбирающихся из-под песка.
Ситра, пригнувшись, сидела за стволом дерева, изогнувшимся в форме дракона, – пряталась в его тени. С севера надвигался шторм, набухая тучами над горизонтом и неумолимо наваливаясь на берег. Далекие молнии уже прорезали темноту, а гром грохотал, перекрывая ревущие волны прибоя.
Садясь на поезд в Буэнос-Айресе, Ситра вынуждена была бросить лишнее оружие, оставив только пистолет и два ножа – охотничий и нож с выкидным лезвием. Остальное было трудно спрятать. А случилось это всего день назад, хотя по ощущениям прошла неделя.
Дом, за которым Ситра наблюдала, был, как и большинство домов на побережье, одноэтажным жилым строением. Большая часть его была скрыта пальмами, в которых вились разноцветные райские птицы. По ту сторону рядов низкого кустарника располагался задний дворик, выходящий на море. Внутри горел свет. Время от времени за занавеской скользила тень.
Ситра взвесила имеющиеся варианты. Если бы она уже была жнецом, она забрала бы жизнь этого человека, использовав метод жнеца Кюри – лезвием в сердце. Быстро и бесповоротно. Ситра ни на минуту не сомневалась в своей способности сделать это. Но она не была жнецом.
Если она убьет того, кто поднял руку на Фарадея, через несколько минут прибудет медицинский дрон и отвезет его в восстановительный центр. Значит, Ситра должна не убивать его, а лишить возможности сопротивляться. Не убить, а вырубить, а затем добиться его признания. Действовал ли он по приказу другого жнеца или все делал самостоятельно? Был ли он подкуплен, как те свидетели? Обещали ли ему иммунитет, или же это была его личная вендетта против Фарадея? Тогда, как только она добьется правды, она доставит этого человека и его признание либо к жнецу Поссуэло, либо к любому другому жнецу Амазонии. При этом условии даже Ксенократу не удастся отрицать правду. Ее доброе имя будет восстановлено, а настоящего преступника накажут так, как положено наказать убийцу жнеца. Возможно, тогда Ситра останется в Амазонии, и ей не нужно будет появляться на этом ужасном Зимнем конклаве.
В сгущающихся сумерках Ситра услышала, как со свистом откатилась на роликах стеклянная дверь. Человек вышел на задний дворик, чтобы посмотреть на приближающийся шторм. Его силуэт четко вырисовывался на фоне светящегося окна, как бумажная мишень в тире на расстоянии выстрела. Лучше он не мог встать. Ситра вытащила пистолет. Для начала она прицелилась в сердце – автоматически сработал натренированный навык. Затем опустила ствол на уровень колена и выстрелила.
Выстрел был точен. Человек охнул и упал, а Ситра бегом миновала полосу песка, отделявшую ее от дворика, перепрыгнула кусты и обеими руками схватила лежащего за воротник рубахи.
– Сейчас ты заплатишь за все, что ты сделал, – прорычала она.
Затем она увидела лицо раненого. Знакомое, слишком знакомое лицо. Первой мыслью ее было – это ловушка, специально подстроенная ее врагами! И только когда человек заговорил, правда открылась Ситре.
– Ситра? – произнес человек.
На лице жнеца Фарадея отразилась смесь боли и недоумения.
– Ситра, боже мой, что ты здесь делаешь? – спросил он.
Шок был так велик, что руки ее разжались; голова жнеца Фарадея стукнулась о бетон дворика, и он потерял сознание. Хуже быть не могло!
Ситра хотела позвать на помощь, но кто станет ей помогать после того, что она сделала?
Она вновь подняла его голову, осторожно уложив себе на колени, а кровь из его раздробленного колена струилась на песок в щелях между плиткой, превращаясь в алый цемент, который, высыхая, становился бурым.
Перспектива личного бессмертия не в состоянии избавить молодость от глупости и тяги к пороку. Невинность обречена пасть бессмысленной смертью от наших собственных рук – жертва ошибок, которые нам никогда не исправить. Поэтому мы забываем нашу способность смотреть на мир широко раскрытыми, удивленными глазами, и на ее место приходят душевные шрамы, о которых мы никогда не говорим и которые не залечит никакая, самая изощренная технология. С каждой «жатвой», с каждой жизнью, отнятой у другого, я скорблю по тому юноше, каким я когда-то был, чье имя я тщетно силюсь иногда вспомнить. И я страстно желаю найти место по ту сторону бессмертия, где смогу – пусть в самой малой степени – вновь стать тем юношей и вновь испытать удивление от чуда бытия.
Из журнала жнеца Фарадея.
Глава 33
И посланник, и послание
Ситра внесла его внутрь дома, усадила на диван и перетянула ногу жгутом, чтобы остановить кровь. Фарадей, начав приходить в себя, застонал. Когда же сознание вернулось к нему, первая мысль его была о Ситре.
– Тебе нельзя здесь оставаться, – сказал Фарадей слабым голосом, и слова его были невнятны – результат того, что болеутоляющие наночастицы заполнили его кровоток. Но, несмотря на обезболивание, гримаса боли кривила его лицо.
– Нужно доставить вас в больницу, – сказала Ситра. – Наночастицам не справиться.
– Ерунда. Они уже почти сняли боль. И вылечат без постороннего вмешательства.
– Но…
– У меня нет выбора, – объяснил Фарадей. – Если я попаду в больницу, сообщество жнецов узнает о том, что я жив.
Он поменял позу, изо всех сил сохраняя на лице бесстрастное выражение.
– Совместными усилиями наночастиц и природы мы добьемся излечения. Это займет время, но временем я как раз не ограничен.
Ситра подняла ногу Фарадея, перевязала ее, а потом села на пол рядом с раненым.
– Ты была так разозлена моим бегством, что решила отомстить, нанеся телесные повреждения? – спросил он как бы в шутку. – Тебя обидело то, что я тайно скрылся, а не убил себя?
– Я приняла вас за другого человека, – сказала она. – Человека, которого зовут Джеральд Ван Дер Ганс.
– Это мое настоящее имя, – сказал Фарадей. – Имя, от которого я отказался, когда стал Досточтимым жнецом Фарадеем. Но это не объясняет твоего присутствия. Я же освободил вас обоих – и тебя, и Роуэна. Когда я инсценировал самоубийство, вы автоматически перестали быть моими учениками. Ты должна была вернуться к своей обычной жизни, забыв, что я тебя из нее вытащил. Так почему ты здесь?
– То есть вы ничего не знаете?
Фарадей выпрямился, чтобы иметь возможность смотреть Ситре в глаза.
– Не знаю что?
И Ситра все рассказала. Рассказала, как вместо освобождения они с Роуэном стали учениками Кюри и Годдарда. Как Ксенократ попытался повесить на нее убийство Фарадея, и как Кюри помогла ей добраться сюда. Ситра говорила, а Фарадей отчаянно сжимал виски, словно желая вдавить их в череп.
– Я сижу здесь, наслаждаюсь покоем, а там происходит такое!
– Как же вы могли всего этого не знать? – спросила Ситра.
Она всегда полагала, что Фарадей, по определению, знает все – и даже то, чего знать не может.
Фарадей же вздохнул.
– Мари, – сказал он. – То есть жнец Кюри – единственный человек из сообщества жнецов, который знает, что я жив. Я полностью отключен от всех сетей. Единственный способ добраться до меня – прийти сюда лично. Поэтому она послала тебя. Ты одновременно и посланник, и послание.
За окнами вовсю разыгрывался шторм. Гром накатывал со стороны моря, молнии сверкали все ярче.
– Это правда, что вы семь раз умирали за нее? – спросила Ситра.
Фарадей кивнул:
– А она – за меня. Она тебе все рассказала, так? Да, это было очень давно.
Снаружи полил дождь, грохочущими полосами обрушиваясь на крышу.
– Мне нравится, как здесь идет дождь, – сказал Фарадей. – Он напоминает о том, что есть силы природы, неподвластные человеку. Это вечные силы, и то, что они есть, лучше всякого бессмертия.
Так они сидели и слушали успокаивающий шум дождя, пока Ситра не почувствовала, что вот-вот рухнет от изнеможения. Она даже думать была не в состоянии.
– А что теперь? – спросила она.
– Все очень просто. Я выздоравливаю, ты отдыхаешь. Все остальное – потом.
И показал рукой:
– Спальня там. Спать будешь целую ночь. А утром будешь вспоминать яды, сортируя их по степени токсичности, и рассказывать мне.
– Яды?
Несмотря на боль и взвешенное состояние, вызванное опиатами, жнец Фарадей улыбнулся:
– Именно яды. Ты моя ученица или нет?
Ситра не могла удержаться от ответной улыбки:
– Да, Ваша честь, ученица.
Чем дольше мы живем, тем быстрее проносятся наши дни. Когда живешь вечно, это обстоятельство кажется самым мучительным. Год укладывается в несколько недель. Десятилетия пролетают, и нет вех, которыми можно обозначить их последовательность. Мы погружены в бессмысленную рутину наших жизней, пока неожиданно, посмотрев в зеркало, не видим лицо, которое с трудом узнаем; и лицо это просит нас сделать полный разворот и омолодиться.
Но становимся ли мы молодыми, когда это происходит?
Наша память, наши привычки, наши неосуществленные мечты никуда не исчезают. У нас гибкие, свежие тела, но разве омоложение отдаляет нас от конца? Нет конца, и не будет.
Я думаю, что смертные с большим сердечным жаром стремились к своим целям, потому что время было сутью их жизни. А мы? Мы можем откладывать значимые для нас вещи на неопределенные сроки, и у нас это получается лучше, чем у тех, кто обречен был на смерть, потому что смерть сейчас стала исключением, а не правилом.
Застой, с которым я так страстно борюсь изо дня в день, похож на быстро распространяющуюся эпидемию. Есть минуты, когда я чувствую, что проигрываю битву против старомодного Апокалипсиса живых мертвецов.
Из журнала жнеца Кюри.
Глава 34
Самая сильная боль у тебя еще впереди!
Зима неумолимо приближалась. Поначалу Роуэн вел счет жизням, которые он временно прерывал, но по мере того как шло время, он перестал это делать. Дюжина псевдосмертей каждый день, неделя за неделей, месяц за месяцем. Все смешалось и слилось в единый поток. За восемь месяцев, которые он провел в ученичестве у жнеца Годдарда, он временно лишил жизни более двух тысяч человек, главным образом людей, которые, восстановившись, приходили к нему снова и снова. Как относились к нему эти люди? Ненавидели? Или просто понимали, что у него такая работа? Временами от них требовалось, чтобы они либо бежали, либо оказывали сопротивление. Большинство не владели навыками самозащиты, но некоторые были вполне тренированы. Случались занятия, когда у объектов было оружие. Роуэн получал и ножевые, и даже огнестрельные ранения, но недостаточно серьезные, чтобы попасть в восстановительный центр. Он стал исключительно умелым убийцей.
– Ты превзошел самые смелые мои ожидания, – сказал ему Годдард. – Я полагал, что в тебе есть искра, но оказалось, что там – целый ад огня!
Как и обещал Годдард, Роуэн даже начал получать от этого удовольствие, но, как и жнец Вольта, презирал себя за это.
– Я очень жду, когда тебя посвятят, – сказал ему Вольта как-то во время дневных занятий. – Может, тогда мы с тобой вдвоем уйдем от Годдарда. Будем заниматься «жатвой» в удобном для нас ритме.
Но Роуэн понимал, что Вольте никогда не преодолеть сил притяжения, которые привязывали его к Годдарду.
– Ты полагаешь, что выберут меня, а не Ситру? – спросил Роуэн.
– Ситра исчезла, – напомнил Вольта. – Ее уже несколько месяцев нет ни в одной сети. Если она и покажется на конклаве, лицензионный комитет вряд ли проявит к ней благосклонность за столь долгую самовольную отлучку. Все вы должны проходить финальное испытание, и конечно же ты победишь.
Именно этого Роуэн и боялся.
Весть об исчезновении Ситры до Роуэна дошла через слухи и сплетни. Официально он ничего не знал, не знал и всей истории. Ксенократ обвинял ее в чем-то. В дисциплинарном комитете проходили экстренные собрания, и жнец Кюри выступала там от ее имени, доказав ее полную невиновность. Обвинения наверняка были сфабрикованы Годдардом – он рвал и метал, когда комитет принял решение снять их. Добавило ему злости и то, что Ситра бесследно исчезла. Никто, даже жнец Кюри не знал, где она.
На следующий день после заседания комитета Годдард забрал Роуэна и вместе с остальными своими жнецами отправился на очередную массовую «жатву». Свою ярость он излил на многолюдный праздник урожая. На этот раз Роуэну не удалось никого спасти, так как Годдард держал его рядом с собой в качестве оруженосца. Жнец Хомский своим огнеметом поджег гигантский лабиринт, стены которого образовывали заросли кукурузы, а остальные жнецы убивали всех, кто, спасаясь от дыма и огня, выбегал из него.
Вольта стал объектом всеобщей ярости, потому что он лишил Годдарда и остальных значительной доли удовольствия, бросив в лабиринт контейнер с ядовитым газом.
– Лучше уж сразу умереть от газа, чем мучиться в огне, – пояснил Вольта свой поступок. – Тем более, если бы они выбежали и решили, что спаслись, их бы тут и подстрелили.
Может быть, Роуэн и ошибался насчет Вольты. Не исключено, что он все-таки уйдет от Годдарда. Но без Роуэна он вряд ли на это решится – еще одна причина, по которой следовало завоевать кольцо.
Хотя к концу этого ужасного дня они и выполнили свой план, Годдард все еще не был удовлетворен массовым кровопролитием. Он в пух и прах принялся разносить систему и своих собратьев по работе жнецов, надеясь, что придет день, когда все квоты будут отменены.
Ситра вернулась в «Водопад» за несколько недель до Зимнего конклава, в начале Месяца Света, когда друзья и влюбленные обменивались подарками, чтобы отпраздновать чудеса, которые никто из них уже не помнил.
Теперь она летела домой с удобствами, с миром в душе – не так как во время ее безумного броска на север Амазонии. Не было нужды постоянно оборачиваться через плечо и смотреть, нет ли за спиной преследователя. Как и обещала жнец Кюри, обвинения с нее были сняты. Но если жнец Мандела передал Ситре через жнеца Кюри прочувствованное письмо с извинениями, то Ксенократ ничего подобного не сделал.
– Прикидывается, что ничего страшного не произошло, – сказала Кюри, когда они ехали из аэропорта. – Считает, что это и есть его извинения.
– Как это не произошло? – усмехнулась Ситра. – Зачем же я тогда прыгала с крыши?
– А я разнесла в пух и прах две отличные машины, – произнесла Кюри.
– Ни за что не забуду.
– И не нужно. У тебя есть полное право плохо к нему относиться. Но, наверное, не слишком – подозреваю, что в этой игре есть факторы, о которых мы ничего не знаем.
– Именно это сказал и жнец Фарадей.
Услышав имя, Кюри улыбнулась.
– И как там наш добрый друг Джерард? – спросила она, подмигнув.
– Слухи о его смерти были сильно преувеличены, – ответила Ситра. – Он в основном занимается садоводством да гуляет по пляжу.
Они решили хранить в тайне тот факт, что жнец Фарадей жив. Даже жнец Мандела верил, что Ситра в Амазонии останавливалась у родственницы жнеца Кюри, и оснований для сомнений у него не было.
– Не исключено, что через сотню лет и я присоединюсь к нему на этом пляже, – сказала Кюри. – Но не сейчас, когда в сообществе жнецов так много дел. Приближаются великие сражения.
Ситра видела, как напряглись пальцы Кюри, лежащие на рулевом колесе.
– Речь идет о будущем всего, во что верят настоящие жнецы, Ситра! Поговаривают даже об отмене квот. Именно поэтому ты должна выиграть кольцо. Я знаю, каким жнецом ты будешь, и это именно то, что нам нужно.
Ситра вспомнила, чем она занималась последние месяцы. Поскольку в «жатве» все это время она не участвовала, ее занятия были посвящены совершенствованию тела и ума, но, что самое главное, размышлениям о морально-этических основах работы жнеца. Ничего особо «старогвардейского» в этом не было. Все это основывалось на здравом смысле и обычных, веками отшлифованных представлениях о добре и зле. Ситра знала, что нынешний наставник Роуэна далек от этих высоких идеалов, но сам Роуэн, несмотря на кровожадность Годдарда, в глубине своего сердца не чужд им.
– Роуэн тоже мог бы стать хорошим жнецом, – предположила Ситра.
Жнец Кюри вздохнула:
– Доверять ему больше нельзя. Вспомни, что он сделал с тобой на Осеннем конклаве. Ты можешь находить для него любые извинения, но факт остается фактом: теперь он неизвестная переменная в уравнении. Учеба у Годдарда могла изуродовать его морально так, как и предсказать трудно.
– Но даже если это правда, – сказала Ситра, подойдя наконец к вопросу, вокруг которого она так долго топталась, – совершенно не представляю, как я могла бы лишить его жизни.
– Тебе будет больно. Правда, самая сильная боль у тебя еще впереди, – сказала жнец Кюри. – Но ты сможешь это сделать. Я в тебя верю.
Да, уничтожение Роуэна принесет ей ни с чем не сравнимую боль. Но от чего же будет еще больнее? Ситра боялась спросить, потому что действительно не хотела этого знать.
Необходимо переосмыслить и изменить так много архаических традиций! Отцы-основатели, хотя и исходили из самых добрых побуждений, пребывали в плену морали смертных, потому что слишком близки были эпохе, где смерть являлась правилом, а не исключением. Им трудно было предугадать все проблемы, которые грозили встать перед сообществом жнецов.
Во-первых, это проблема квотирования. Что за абсурд: мы можем сами определять метод «жатвы» и критерии, по которым отбираем свои объекты, но не количество последних! Мы вынуждены постоянно прихрамывать, потому что каждый день и каждую минуту спрашиваем себя: а не слишком ли много объектов я подверг «жатве»? Или: не слишком ли мало? Лучше оставить все это на наше собственное усмотрение. Тогда не нужно будет наказывать жнецов, которые мало работают, потому что жнецы с более здоровыми аппетитами скомпенсируют их недоработки. То есть мы станем помогать друг другу! А разве взаимопомощь и поддержка жнецами друг друга – не лучшее, к чему все мы должны стремиться?
Их журнала жнеца Годдарда.
Глава 35
Тотальное уничтожение – наш брэнд
В последний день года, ровно за три дня до начала Зимнего конклава, жнец Годдард решил провести еще одну «жатву».
– Но мы уже выполнили квоту на этот год, – напомнил ему жнец Вольта.
– Я НЕ собираюсь слепо следовать инструкциям! – закричал Годдард.
Роуэн боялся, что Годдард ударит Вольту, но старший жнец заставил себя успокоиться и сказал:
– К моменту, когда мы начнем «жатву», в Паназии уже наступит Год Капибары. Насколько я понимаю, это дает нам право отнести убитых к статистике будущего года. А закончим – вернемся к новогоднему гала-концерту.
Годдард решил, что сегодня они будут работать самурайскими мечами, хотя Хомскому было жаль расставаться с огнеметом.
– Это часть моего имиджа. Почему я должен его уродовать?
Роуэн к этому моменту участвовал уже в четырех массовых «жатвах» Годдарда. Чтобы не чувствовать себя соучастником бойни, ему пришлось отыскать глубоко в своей душе место, куда можно было бы скрыться. Он снова стал салатом. Бесчувственным и второстепенным. Таким, какой не замечают и легко забывают. Это был единственный способ сохранить рассудок, пребывая в самом центре кровавой охоты, учиняемой Годдардом. Иногда он был так незаметен в этой свалке, что помогал людям спастись. В иных случаях ему приходилось быть рядом с Годдардом, заряжая или меняя для него оружие. Роуэн не знал, какую роль ему отведут сегодня. Если жнецы будут орудовать самурайскими мечами, то оруженосец Годдарду не понадобится. И тем не менее он потребовал, чтобы Роуэн захватил лишний меч.
Когда они собирались на «жатву», в поместье уже полным ходом шла подготовка к вечеринке. Прибыл грузовик со всем необходимым, и по всему газону расставляли столы. Новогодний гала-концерт был одним из ежегодных событий, которые Годдард всегда тщательно планировал. Состав гостей обещал быть звездным.
На газоне перед домом приземлился вертолет, сдув уже установленный для вечеринки тент – легко, словно салфетку.
– Сегодня мы отправляем очень важную для общества службу, – сказал Годдард оживленно. – Разгребем кое-какой мусор.
Но он не объяснил, что имел в виду. И именно поэтому Роуэн почувствовал, как сердце у него опустилось на самое дно желудка – и не от быстрого подъема.
Они приземлились в городском парке, в самом центре пустого футбольного поля, слегка припорошенного снегом. На краю парка располагалась игровая площадка, где несколько малышей, которых не напугала холодная погода, лазали по горке, качались на качелях и копались в песке. Как только их родители увидели вертолет и выходящих из него жнецов, они похватали своих чад и бросились прочь, несмотря на протесты подрастающего поколения.
– Наша цель – в нескольких кварталах отсюда, – сказал своим спутникам Годдард. – Не хотел приземляться слишком близко; важен эффект неожиданности.
Затем он по-отечески обнял Роуэна за плечи.
– Сегодня у Роуэна инаугурация, – сказал он. – Первая «жатва».
Роуэн едва не отшатнулся от Годдарда.
– Я? Но я не имею права! Я только ученик.
– С моего согласия и по моему поручению, мой мальчик! Точно так же, как в тот раз ты наделял людей иммунитетом, сегодня примешь участие в «жатве». Жертвы я запишу на свой счет. Считай это подарком. Благодарить меня не стоит.
Читать бесплатно другие книги:
