180 секунд Парк Джессика
Неудивительно, что она не испытывает энтузиазма.
– Ты сегодня куда-то идешь? – спрашиваю я. – Отлично выглядишь.
– Спасибо. Да, у меня свидание. Ну… типа того. – Она слегка улыбается. – Мы познакомились на вечеринке.
– Здорово. Желаю приятно провести время.
Она смотрит на себя в зеркало и двигает губами.
– Хочешь со мной?
Как ни странно, я не испытываю привычного желания убежать с воплем.
– Ко мне приехала подруга на выходные, и мы еще не пришли в норму после вчерашнего. В любом случае, спасибо.
Я подхожу к свободной душевой кабинке и оборачиваюсь. Волнуясь и слегка дрожа, говорю:
– Может, в следующий раз?
– Да, давай.
Я раскладываю банные принадлежности на полу, вешаю халат и включаю обжигающе горячую воду. Никогда еще душ не казался таким приятным. Я не тороплюсь, надеясь, что хаос в моей голове уляжется. Жаль, что Стеффи не может погостить подольше, учитывая то, что происходит. Моя тихая студенческая жизнь перевернулась с ног на голову, и я не знаю, что будет дальше. Хотя, надо признать, сейчас я не особенно несчастна, и не только потому, что Стеффи еще не уехала. Теперь, когда я, по крайней мере, поговорила с Эсбеном, этот злополучный ролик кажется не таким уж страшным, и на меня не накатывают попеременно волны гнева и стыда, как раньше. Возможно, как и сказала Стеффи, Эсбен – исключение. Не знаю.
Когда я возвращаюсь к себе, Стеффи еще нет, поэтому я ей пишу. В животе у меня урчит, и я надеюсь, что она действительно принесет сразу пять порций жареных клецок. Сейчас я способна проглотить их все сразу. Через две минуты Стеффи отвечает, что заблудилась по пути к кафе и сейчас стоит в очереди. Я начинаю прибираться в комнате, и мое внимание привлекает башня из посылок. Некоторое время я колеблюсь, но наконец снимаю верхнюю коробку и отношу ее в спальню.
Я ставлю посылку на кровать и смотрю на нее. Затем переношу на стол, а сама сажусь на матрас. Потом встаю и начинаю расхаживать по комнате, как тигр в клетке. Мне страстно хочется открыть коробку, но в то же время это настоящая мука. Как будто я пообещала себе, что не стану открывать посылки, потому что не заслуживаю их. И теперь я готова нарушить собственное правило.
К черту.
Я хватаю ножницы и разрезаю бечевку. Сделав несколько глубоких вдохов, открываю посылку…
И сразу же начинаю смеяться.
Верхний слой – сплошь макароны с сыром. Супер. Придя в себя, я начинаю разглядывать, что еще прислал мне Саймон. Пластмассовые ложки, лимонное печенье, чайные пакетики (для вечеринки, как утверждает Саймон), растворимые супы, резинки для волос, лосьоны для душа с разными фруктовыми ароматами, носки с обезьянками, кофейник на десять чашек и пакет молотого кофе, две красные кружки, тростниковый сахар, двадцатидолларовая купюра, на которой написано «на пиццу». И открытка с морским леопардом. Внутри написано:
«Элисон, ты представляешь себе, как трудно найти открытку с морским леопардом? ОЧЕНЬ трудно. Их, по ходу, вообще не существует. Поэтому пришлось найти картинку в Интернете и сделать открытку самому. Так велика моя любовь.
Сообщи, если тебе понадобится что-нибудь еще, хотя это вряд ли, ведь я знаю, что ты не открываешь мои посылки. Ничего страшного. Я всё равно буду их посылать, потому что так делают хорошие отцы. Во всяком случае, я так делаю, моя милая девочка.
Надеюсь, однажды ты захочешь их открыть. Но даже если этого никогда не произойдет, я не обижусь.
С любовью, Саймон».
Пять раз я перечитываю записку… и кидаюсь искать телефон.
– Привет, детка, как дела? – привычным бодрым тоном говорит Саймон.
– Откуда ты знаешь, что я не открывала посылки? – спрашиваю я.
Он смеется:
– Ну, милая, каждый раз, когда ты звонила, чтобы поблагодарить, ты говорила вежливо, но очень уклончиво. Я подумал: если бы ты открывала их, то обязательно сказала бы что-нибудь про надувного единорога. Я знал, что он тебе не понравится. Ну а мне понравился.
– Я открыла только одну коробку… – Я замолкаю. – Ты прислал мне надувного единорога?
– Возможно.
– Саймон…
– Что?
– Кофейник просто супер.
– Приятно слышать.
– И я открою все остальные посылки.
– Когда захочешь.
Я широко улыбаюсь.
– Знаешь, кто здесь у меня?
– Санта-Клаус? Пасхальный кролик?
Я смеюсь:
– Нет. Стеффи. Она прилетела на выходные, чтобы сделать мне сюрприз.
– Ого. Сюрприз так сюрприз. Она проделала такой путь ради короткого визита? Ничего не случилось?
– Нет, – поспешно отвечаю я. – Просто… ну, она немного на взводе из-за одного случая. Один парень… и я не знаю…
– Аа, – говорит Саймон. – Парень. Он тебе нравится?
– Не в том смысле… Просто между нами происходит что-то странное, и Стеффи сходит с ума.
В голосе Саймона звучит тревога.
– Что-то странное – в смысле, мне следовало прислать тебе коробку презервативов вместо кофейника?
– Что? Саймон, замолчи!
– Я спрашиваю на всякий случай.
Раздается стук в дверь.
– Объясню в другой раз, Стеффи вернулась с ужином. Но не беспокойся, всё нормально.
– Если ты так думаешь, я спокоен. Перезвони, ладно? Я скучаю по тебе.
– И я тоже.
Я стою с телефоном в руке. С ума сойти, я впервые сказала Саймону, что скучаю по нему. Но я правда скучаю, это ясно. Я позволила себе по кому-то тосковать.
Очевидно, у меня какой-то странный кризис. Мне подменили мозг.
Стеффи стучит в дверь ногами и кричит:
– Эй, блин, никто не хочет помочь?
Я прекращаю слабые попытки самоанализа и бегу к двери. Стеффи держит два бумажных пакета – из китайского кафе и из винного магазина.
– Осторожно, ручка оторвалась! Сейчас здесь будет потоп из ло-мейн.
– Где ты была? – спрашиваю я, забирая пакет. – Тебя два часа не было.
– Я же сказала. Заблудилась, потом долго стояла в очереди. Давай есть. И пить!
Она садится на пол и достает бутылку текилы.
– Пикник! Давай всё разложим прямо здесь.
– Сейчас. Я принесу салфетки…
– Да расслабься ты. Сядь и ешь. Подумаешь, намусорим. В мире есть проблемы посерьезнее, чем пятно от соевого соуса на коврике.
Я хмурюсь, но все-таки сажусь и начинаю расставлять картонки с едой.
– Ты такая же неряха, как Эсбен.
Стеффи открывает текилу и делает большой глоток.
– Эсбен неряха? Я знала, что он мне понравится. Пережила же ты мою нелюбовь к маниакальной чистоте, значит, переживешь и его неаккуратность.
Подруга смотрит на меня полными надежды глазами, пока я ищу палочки и пробую клецки.
– Однажды Эсбен помог найти пропавшего попугая. С помощью соцсетей. Я почитала его старые странички. Рассказы о том, что он сделал.
– Я видела пост про попугая! – взвизгивает Стеффи. – А ты видела, как однажды он устроил танцевальную вечеринку в торговом центре?
Я смеюсь:
– Нет, пропустила.
– Это нечто! Я тебе покажу! Этот чувак умеет двигаться. Просто чтоб ты знала.
Мы наедаемся до отвала, Стеффи выпивает немало текилы (а я – лишь пару стаканчиков). Весь вечер мы лазаем по Интернету и читаем про Эсбена Бейлора и его разнообразные социальные проекты. В два часа ночи, когда от усталости у нас уже слипаются глаза, мы ложимся спать.
Я просыпаюсь в шесть. Стеффи сидит рядом, положив руку мне на плечо.
– Ты уже собралась? – сонно спрашиваю я.
Она кивает и сжимает мою руку.
– Да.
Мои глаза постепенно привыкают к темноте.
– Напиши, когда долетишь, ладно?
– Конечно.
Она наклоняется, обвивает меня руками и крепко прижимает к себе.
– Я люблю тебя, Стеф.
– И я тебя люблю, Элисон. – Стеффи обнимает меня еще крепче. – Не трусь. Не бойся себя, Эсбена и всего остального. Ладно? Скажи, что будешь храброй.
– Хорошо…
– Нет. Скажи, что отныне и впредь перестанешь бояться. Что будешь рисковать. Скажи это честно. Пора. Нельзя вечно жить в четырех стенах, никуда не выходя. Ты всё на свете пропустишь. Обещай мне.
В столь ранний час в голове у меня туман, но я знаю, что для Стеффи это важно, и соглашаюсь. Я говорю:
– Я больше не струшу, Стеффи. Теперь я буду храброй.
Глава 12
Медведь
Утро понедельника наступает слишком быстро. Я просыпаюсь в пять утра и лежу, не в силах заснуть. Приближается поворотный момент. Сегодня я либо заползу обратно в нору, либо кардинально изменю свою жизнь. Оба варианта вселяют в меня ужас, но, честно говоря, страшнее отступать, чем идти вперед. Я пообещала Стеффи не трусить и должна рискнуть. Не только ради нее. Мучительное желание чего-то большего, которое я столько лет отгоняла, сделалось слишком сильным. Его нельзя игнорировать. Оно давно не давало мне покоя, но после ста восьмидесяти секунд с Эсбеном я оказалась в самом центре урагана.
Либо я взлечу, либо шлепнусь наземь. В том, что я переживаю, Эсбен не виноват, и я больше на него не злюсь. Просто он застал меня в неудачный день. Он не мог знать, что я такая хрупкая и робкая.
Что я боюсь его и всего остального.
Мое детство состояло из боли, отвержения и пустоты; эти чувства так долго владели мной, что теперь я не знаю, смогу ли справиться с ними.
Но, боже, как я этого хочу. Я больше не желаю так жить.
Я накрываю рукой глаза, чтобы сдержать подступающие слезы.
Мне стыдно того, какая я холодная. У меня всего одна подруга. Я живу в стеклянном шаре, который создала сама.
Я смелая. Я смелая. Я смелая.
Но со слезами я справиться не могу.
– Не хочу так жить, – повторяю я вновь и вновь сквозь рыдания.
Я плачу о том, какой была, какая есть и какой могла бы стать. Но в моих слезах есть толика облегчения, потому что я знаю: вот-вот произойдет перемена. Перемена, которая, возможно, поднимет меня из праха. Я имею довольно смутное представление о том, что тогда будет, но надо рискнуть.
Я снова научусь надеяться.
Я смелая. Я смелая. Я смелая.
Успокоившись, я вылезаю из постели, беру кофейник, который прислал Саймон, и завариваю очень крепкий кофе. Коробку и обертку я оставляю на полу в намеренной попытке немного ослабить свое маниакальное стремление к порядку. Я направляюсь в душ, и сильная струя воды немного меня освежает, но мои глаза чудовищно опухли, поэтому, вернувшись к себе, я прикладываю к ним кубики льда и попиваю кофе из подаренной красной кружки. Потом сушу волосы и пытаюсь восстановить завивку, которую сделала мне Стеффи позавчера. Я надеваю белый свитер без рукавов, бежевый открытый кардиган, джинсы и коричневые ботинки. Слегка крашусь. Меньше, чем одобрила бы Стеффи, но больше обычного. Сегодня я хочу чувствовать себя красивой. Мне нужен максимум позитива.
Затем я открываю еще одну посылку Саймона. В ней лежат: ежедневник в тканевой обложке, три сорта чая, бутылка с медом, попкорн для микроволновки, две плитки темного шоколада и – ура! – крем для век с кофеином. Я мажусь им, произношу короткую благодарственную молитву и выуживаю из коробки последний предмет.
Кажется, я сейчас снова заплачу.
Саймон прислал плюшевого мишку. Неуклюжего, длинноногого, коричневого плюшевого мишку с галстуком в горошек. Я прижимаю его к груди и закрываю глаза. Никто и никогда не дарил мне мягкие игрушки, и я вдруг понимаю, какое это грустное откровение. Неумолимое и непреодолимое. До моих приемных родителей просто не доодило, что я не отказалась бы от мягкой игрушки. Я засыпала, обнимая подушку, – а сегодня получила медвежонка.
На моем лице, когда я делаю селфи с мишкой, совершенно искренняя улыбка. Я отправляю фотку Саймону. Он отвечает почти немедленно: «У каждого ребенка должен быть плюшевый мишка. Ты сейчас совсем взрослая, да и тогда, когда мы встретились, была уже слишком большая, но… каждый отец должен подарить дочери плюшевого медвежонка, поэтому лучше поздно, чем никогда».
Я закрываю глаза и прижимаю к себе мишку. И дышу.
Лучше поздно, чем никогда. Он прав.
Через полчаса я стою у двери аудитории. Когда я шагаю через порог, мне кажется, что произошло событие огромной важности; но, садясь на привычное место и кладя рядом сумку, я сохраняю спокойствие. Я пришла первая, как и рассчитывала – и не свожу глаз с двери, ожидая Эсбена. Я не надеваю наушники, не погружаюсь в чтение и не притворяюсь, что делаю заметки в тетради.
Сегодня я просто жду его.
Аудитория на три четверти полна, когда он появляется. Я сажусь прямее.
Эсбен как будто сомневается, окинуть взглядом аудиторию или нет. Я молюсь, чтобы он посмотрел в мою сторону.
Он поднимается по лестнице справа, и, когда мне уже кажется, что он сейчас сядет в переднем ряду, Эсбен вдруг останавливается и медленно поднимает голову. Он встревожен. Очевидно, он ждет моей реакции. Я ему сочувствую. Мягко говоря, я непредсказуема.
Я слегка улыбаюсь, и он расслабляется. В аудиторию входят другие студенты; несомненно, за нами наблюдают, но я не возражаю. Я убираю сумку с соседнего сиденья и наклоняю голову набок, приглашая Эсбена сесть рядом. Восхитительно бодрой походкой он приближается ко мне, пока остальные проталкиваются мимо, на свои места. Сегодня Эсбен даже не отвечает на приветствия и никак не реагирует, когда кто-то зовет его с верхнего ряда. Он просто идет ко мне, как будто в аудитории больше никого нет.
Он садится рядом, слегка коснувшись меня плечом, и негромко говорит:
– Привет.
– Привет.
– Как прошли выходные? – спрашивает Эсбен, и в его глазах я вижу огонек.
– В субботу мы пили меньше, – отвечаю я.
Самым приятным тоном, какой я когда-либо слышала, он произносит:
– Ты очень милая, когда пьяная.
Я прикусываю губу, чтобы не рассмеяться. Хорошо, что свет вдруг гаснет: преподаватель включает на экране презентацию. Мы не говорим друг с другом во время лекции и даже не переглядываемся, а когда свет включается вновь, я слишком долго вожусь, собирая вещи.
Эсбен встает.
– Увидимся в среду, да?
Он поворачивается, чтобы уйти, и я чувствую, как мое сердце начинает колотиться.
– Эсбен, подожди. Подожди.
Я напугана, измучена, полна отчаяния. Если я не сделаю этого сейчас, то не сделаю никогда.
– Пожалуйста, подожди.
«Сражайся или беги».
– Ты… – Я сглатываю. – Хочешь выпить кофе? Или еще что-нибудь. Я не знаю – вдруг ты ненавидишь кофе. Необязательно пить именно его. Можем выпить что угодно…
На лице у Эсбена появляется непристойно обаятельное выражение, но он по-прежнему молчит.
– Лично я люблю кофе, – продолжаю я. – Очень. Наверное, даже слишком. Давай зайдем в студенческое кафе. Там, конечно, не слишком изысканно, но… э…
Эсбен забирает у меня сумку.
– Неподалеку есть очень славная кофейня. Там диванчики и мягкие кресла. И кофе намного лучше, чем в студенческом кафе.
– Конечно. Да. Отличная идея.
Я пытаюсь говорить небрежно и не показывать, что вот-вот упаду в обморок. А потом вновь замечаю, какой он добрый, как легко с ним говорить. Нельзя забывать об этом только потому, что во мне не плещется джин. Хотя, честно говоря, я жалею, что не могу сейчас обнять плюшевого мишку.
– Моя машина стоит прямо за домом.
– Отлично.
Я как будто примерзла к сиденью.
Эсбен протягивает руку.
– И только попробуй не оценить их мокко, – говорит он и ласково улыбается.
Я позволяю поднять себя с места. Так, держась за руки, мы идем по переполненному коридору. Я буквально усилием воли передвигаю ноги. Когда Эсбен выпускает мою руку, чтобы открыть дверь, я с особой остротой сознаю пустоту в ладони.
Эсбен смотрит на меня.
– Я должен кое о чем предупредить тебя.
– Что ты не такой милый, как кажется? Ты собираешься засунуть меня в багажник и сбросить со скалы?
– Здесь поблизости нет скал, – отвечает он и похлопывает меня по плечу. – Шутка!
– Надеюсь! Иначе окажется, что я совершила очень большую ошибку.
– Нет. – Эсбен сияет улыбкой. – Слушай внимательно. Тебе показалось, что в моей комнате бардак? Ты еще не видела мою машину.
Боже мой. Я уже позабыла, что назвала Эсбена неряхой.
– О господи. Извини.
– Не за что. Ты права.
Мы подходим к старому серебристому седану, и Эсбен открывает передо мной дверцу.
– Видишь? Тебе не придется ехать в багажнике.
Я смеюсь:
– Да ты настоящий джентльмен.
Эсбен сгибает руку и кланяется:
– К вашим услугам.
У меня есть несколько секунд, пока он обходит машину, направляясь к водительскому месту. Я шумно выдыхаю. Я смелая. Я смелая. Я смелая.
Когда Эсбен заводит мотор, включается радио.
– Тут недалеко, но лучше ехать, чем идти.
– Хорошо иметь машину. – Я обвожу взглядом салон. – Пусть даже тут столько пустых стаканчиков, мятых бумажек, книг и… примерно сорок пар темных очков?
Я улыбаюсь, давая понять, что шучу.
– Ха! С очками у меня и правда проблема. Мне постоянно кажется, что я их потерял, поэтому я покупаю новые, а потом нахожу потерянные. Это бесконечный цикл.
– Никакой проблемы не вижу. Просто ты коллекционер.
– Ага, главное – перефразировать. Мне нравится. Один – ноль в твою пользу.
– Прекрасно. Мы начали шутить про очки.
– Это я только разогреваюсь. Подожди, вот я еще выкину что-нибудь забавное!
Эсбен выезжает на дорогу, и я смотрю в окно, не зная, что сказать теперь, когда мы вместе сидим в машине и деваться некуда. По пути мы молчим, и я рада, что музыка заполняет тишину. Но, по правде говоря, тишина вовсе не такая уж неловкая. Видимо, Эсбен просто дает мне возможность перевести дух. От волнения я вот-вот расплачусь, но он так ловко создает атмосферу комфорта (казалось бы, в невозможных условиях), что моя сегодняшняя готовность рисковать остается непоколебимой.
Я буду сражаться за себя. Честное слово.
Я едва успеваю расстегнуть ремень безопасности, а Эсбен уже открывает передо мной дверь.
– Мы приехали. – Он указывает на темно-лиловый навес и фасад с огромными окнами.
Эсбен первым шагает к кофейне, но я окликаю его, и он поворачивается.
– Что? – Он подходит и останавливается передо мной. – Что такое?
Хорошо, что солнце слепит меня, потому что я не хочу смотреть на него, говоря это.
– Я очень волнуюсь. Вот я и подумала, что надо тебя предупредить.
– Я тоже немного волнуюсь.
– Нет.
– Да.
– А ты чего волнуешься? Это же у меня проблемы.
– Элисон… – Эсбен делает шаг в сторону и заслоняет солнце, так что теперь я отчетливо вижу его лицо. – Ты шутишь? Я страшно нервничаю.
Я внимательно разглядываю пуговицы у него на рубашке.
– Почему?
– Потому что ты мне нравишься, – говорит он. – По-моему, между нами что-то есть, и я очень боюсь, что снова сделаю тебе больно, и ты убежишь. А я этого не хочу. Если надумаешь куда-то бежать, то лучше беги ко мне. Я понимаю, что мы почти не знаем друг друга, но… короче, давай пойдем и выпьем кофе.
– А я боюсь, что сама совершу ошибку. Например, закажу что-нибудь не то – да, сегодня я угощаю – а у тебя окажется аллергия на молочные продукты, и ты попадешь в больницу с ужасным анафилактическим шоком и умрешь. И это будет конец. И я дико нервничаю, потому что хочу начать сегодня новую жизнь, а не закончить.
Меня пронизывает холодный ветер, который отдувает волосы с лица.
– Прости, что несу чушь.
Эсбен поднимает руку и заправляет мне волосы за ухо.
– У меня нет аллергии на молочные продукты. Но я бы в любом случае выпил всё, что ты закажешь, потому что твое общество определенно стоит поездки в больницу.
Он подмигивает.
– Тогда пошли, – говорю я. – Постараюсь тебя не убить.
Глава 13
Светло-синий
В кофейне правда очень уютно; темное дерево и разрозненная мебель наводят на мысль о чьей-то гостиной. Играет негромкая музыка, но в остальном в зале довольно тихо. Кроме нас, тут всего один клиент, пожилой мужчина, который сидит в кресле в другом конце зала. Он не читает, вообще ничего не делает – просто сидит. Я немедленно отмечаю, какой у него одинокий вид, но тут же отгоняю эту мысль. Я ничего про него не знаю и не вправе строить предположения – а другие не вправе гадать обо мне. Выгляжу-то я, вероятно, как любой нормальный человек.
Мы с Эсбеном садимся на кушетку. Он поворачивается ко мне. Лицо у него открытое и спокойное. А я, конечно, сижу скованно, глядя прямо перед собой и крепко держа обеими руками дымящуюся кружку.
– Вкусный кофе? – спрашивает он.
Я вот-вот заработаю ожоги третьей степени, и поездка в больницу станет реальностью. Я быстро отхлебываю кофе и ставлю кружку на стеклянный столик.
– Ты сказала, что жила в Массачусетсе. У тебя там сейчас семья?
– Типа того. Ну… да. Саймон. Он удочерил меня, когда я перешла в девятый класс. Он живет в Бруклине.