Храните вашу безмятежность Коростышевская Татьяна

— Но зачем? — всхлипнула я, попытавшись изменить голос.

Паола фыркнула:

— Ты мне мешаешь, идиотка, вот зачем. Чезаре сейчас вдоволь побегает по улицам, преследуя свою идиотку Филомену, не настигнет ее, разумеется, и вернется в «Райское местечко», привычно утешаться в твоих объятиях. Только вот утешу его я. А наутро… О, я подготовила его серенити такой подарок, после которого он вприпрыжку побежит к кардиналу, чтобы подтвердить развод со своей рыжей бестией и немедленно обвенчаться со мной.

Пока она говорила, я изо всех сил пыталась перетереть веревку о лежащую подо мной швартовую цепь. От влаги веревка набухла, но понемногу поддавалась. Вода? В борту течь?

— Не желай ты, Ангела, этой нелепой близости, откажи Чезаре в первый же вечер, когда он предложил тебе разделить постель…

Вода уже достигала плеч. Мы с Раффаэле находились в той самой алой гондоле, в которую швырнула камень Панеттоне.

— Правь к берегу, — прокричала я, — идиотка! Мы идем ко дну!

— Филомена?

Соленая вода заливала мое лицо, я задержала дыхание и поэтому не ответила.

— Я не умею плавать! — кричала Паола.

И этот вопль я услышала последним. Море приняло мое тело с нежностью. Я потянула руки вперед, натягивая веревку. Рывок, я дергалась, как рыба в сетях. Рывок! Да!

Теперь спокойно, Филомена, береги воздух. Бесконечно долго я опускалась, в груди уже горело. Наконец ноги коснулись дна. Я резко оттолкнулась и, загребая, понеслась к поверхности. Ошибка исключалась. Не прояви я терпения, металась бы сейчас из стороны в сторону, пытаясь избавиться от закрывающего лицо мешка. Вынырнув, я отдышалась, развязала несложный узел на шее, легла на спину, отдыхая. Ноги! Нет, нижние узлы не поддавались. Городские огни мелькали в отдалении. Раффаэле собиралась оставить меня на корабельной пристани, и мы наполовину успели преодолеть расстояние, отделяющее ее от Рива дельи Скьявони. Мне все равно, куда плыть, даже со связанными ногами я достигну берега минут за двадцать. А вон той лодки, что плывет в нашем направлении, еще скорее.

— Сюда! — взмахнула я рукой. — Человек за бортом! Два человека!

Тут я наконец вспомнила, о чем кричала Паола. Она не умеет плавать.

Нырнула я сразу глубоко, ночью под водой не так темно, как может предположить сухопутный обыватель. Сюда просачивается мягкий лунный свет, мерцают водоросли, снуют морские светлячки. Голубка стояла свечой, на дно ее тянула швартовая цепь, обернувшаяся вокруг ног. Гондола дна пока не достигла, но шансы на встречу с ним все увеличивались.

Цепной захлест растянуть не удалось, пришлось выдергивать Паолу из петли за голени, оставив в глубине туфельки. Синьорина Раффаэле была без чувств и смотрела на меня ничего не выражающими рыбьими глазами. Я зажала в кулаке ее волосы и потащила к свету луны. Казалось, что лун две, второй притворялся фонарь спасательной гондолы.

— Сюда! — прокричали хрипло. — Брось ей конец, Салато.

— Девок две, Венето, которую вытаскивать?

— Тащи обеих.

Эти фразочки впроброс мне не понравились. Но пришлось хватать свободной рукой конец и подталкивать тяжелое тело Паолы, переваливая ее за борт гондолы, а потом и самой в нее забираться.

Раффаэле не дышала. Я, стоя на коленях, произвела все положенные в таких случаях манипуляции: массаж груди, очищение рта.

Тот, которого звали Венето, сосредоточенно греб, его напарник наблюдал за моими действиями. Оба синьора, то есть типа, выглядели престранно. Рыбаки? В городской гондоле и с кривыми саблями у пояса? И где, позвольте узнать, в моде носить сапоги с отворотами? К тому же щеку гребца пересекал глубокий шрам, а Салато был одноглаз, и теперь его глаз полнился чем-то похожим на вожделение. Кракен! Я же голая! Для транспортировки Паола завернула меня в покрывало, но море решило оставить вышитое полотно себе, как, впрочем, и маску Аквадораты. Последнее выглядело символично.

Сабля Венето оказалась ближе. Я сдернула ее, просто протянув руку, и под угрожающе покачивающимся клинком Салато разрезала веревку на своих щиколотках.

— Благодарю. — Я вернула оружие владельцу. — Моя благодарность станет безмерной, если один из синьоров одолжит мне свою сорочку.

Не дожидаясь ответа, я склонилась нал Паолой, намереваясь накрыть ее рот своим и выполнить искусственное дыхание. Карие глаза дрогнули, моргнули, и над лагуной разнесся истошный женский визг.

Жива! Я приняла у одноглазого рубаху, оказавшуюся почти пристойно длинной. Сам Салато на мое «спасибо» фыркнул и застегнул кожаный камзол на две оставшиеся из десятка пуговицы.

— Кто вы? — вопила Раффаэле. — Куда вы меня везете?

— Заткнись, — предложил Венето. — Капитаном было велено тебя доставить. Живой или мертвой, не уточнялось.

— Может, не эту, — Салато вращал глазом, — а, наоборот, эту, рыжую. Масти мы не знаем, нам сообщили лишь цвет гондолы.

— Рыжая умней, не визжит.

Первую часть фразы я сочла комплиментом.

— Любезные пираты позволят мне узнать имя капитана? — спросила я спокойно.

Гондола направлялась не к Рива дельи Скьявони и не в гавань, напротив, мы довольно быстро плыли по направлению из лагуны, оставляя чуть в стороне остров Николло. Гребец у нас был отменный. Городские лодки предназначены для узких аквадоратских каналов, их слегка изогнутая форма не позволяет развить скорость на открытой воде, поэтому я невольно преисполнилась уважением к нашему кормчему.

Мне не ответили, может, обидевшись на «пиратов». Я повторила попытку:

— Любезные корсары, вы, наверное, не осведомлены, что на вашем судне оказалась догаресса нашей безмятежной республики?

— Ты или другая? — спросил Венето.

— Да какая разница? — бросил Салато. — Привезем обеих. Пусть капитан с ними разбирается.

И больше с нами не говорили. Очень скоро я заскучала и даже попробовала перекинуться парой слов с Голубкой, но на нас прикрикнули и пригрозили заткнуть рты кляпами.

Корабль назывался с окончанием на «нэра», часть резных букв на его борту была скрыта натянутой парусиной, и, если бы не неожиданный порыв ветра, мне бы не удалось рассмотреть даже этой малости.

Нас ждали. Сбросили веревочную лестницу, по которой я взобралась пыхтя, а Голубка взлетела, как на крыльях.

На палубе толпилось человек двадцать команды. Потрепанные абордажами и рукопашными, просоленные морем и ветром, самые настоящие караибские пираты. Они приветствовали наших похитителей, похлопывали их по плечам, нас же с Паолой погнали в трюм.

Когда люк над нашими головами захлопнулся, синьорина Раффаэле выругалась по-иностранному и села на устилающую пол солому.

— Какой забавный язык, — произнесла я светски. — Любопытно, как губернаторской дочери удалось его изучить?

— Идиотка.

— Ну-ну, — покачала я головой, — прояви хоть немного признательности своей спасительнице.

— Ты меня вытащила?

— Иначе ты дрейфовала бы у самого дна, удерживаемая швартовой цепью, пока волны не перетерли твою прелестную алую гондолу в щепки.

— Лучше бы ты, идиотка, оставила все как есть! — отрезала неблагодарная и отвернулась.

— Скоро рассвет, — сообщила я после продолжительного молчания. — И как мы успеем оказаться в «Нобиле-колледже-рагацце» до начала экзаменов? Они ведь начнутся в полдень.

Плечи Раффаэле задрожали, но не от рыданий: она смеялась.

— Филомена! Ты удивительное создание! Сидя здесь, в трюме корсарского судна, ты все еще хочешь уделать меня по всем дисциплинам, от математики до танцев?

— Почему бы и нет? — Я присела рядом. — Или твой азарт пропал?

— У меня пропало все, — спокойно ответила Паола.

Сейчас она не притворялась, не трепетала ресницами, не округляла глаза, готовясь заплакать, не дрожала в притворном испуге.

— Ты шпионка, Раффаэле? — спросила я. — И теперь твой сложный план разрушен?

— Шпионка? Да что ты знаешь о шпионах, малявка? Я тень, я шепот, я последний вздох, лучше меня нет никого во всем подлунном мире.

— А настоящая Паола Раффаэле, ты ее убила?

— Эту размазню? — Девушка расхохоталась. — Поко-комская роза нашего драгоценного Чезаре прозябает на своем захолустном острове. О, дож ее сейчас вряд ли бы узнал, в такую дородную матрону превратилась любовь всей его жизни.

— В матрону?

— Разумеется. Она замужем за каким-то мутным графом, исправно рожает ему каждый год и столь стеснена в средствах, что с готовностью продала мне памятный перстень бывшего возлюбленного и свою метрику с девичьей фамилией.

— Ловко.

— Не люблю проливать кровь, — вздохнула Паола. — Иногда это играет со мной злые шутки. Останься я в «Райском местечке», доверив перевозку Ангелы этому маньяку Мехмету, дож Аквадораты был бы уже моим.

— Мехмету?

— Это один из спутников, навязанных мне работодателем.

— Ты работаешь на султана?

Девушка пожала плечами:

— До рассвета я не доживу, так что скрываться дальше смысла нет. Мое имя Зара. И Селим Великолепный нанял меня, чтобы я вошла в гарем аквадоратского правителя и склонила его принять сторону султаната в войне с рыцарями большой земли.

— Какой еще гарем?

— Ах, Филомена, брось. Тишайший Муэрто привык окружать себя женщинами, с той стороны моря это очень похоже именно на гарем. Я стала бы любовницей дожа, лучше женой, и через пару лет удалилась бы якобы в монастырь.

— Пару лет туда, пару лет сюда, для тебе не особо важно, не так ли? — спросила я риторически. — Постой, а что за подарок ты приготовила Чезаре после страстной ночи?

Из рукава Зара извлекла мокрый лоскут. Это была небольшая картина, с которой (пришлось повернуть ее к настенному светильничку) на меня глазами цвета спокойного моря смотрел черноволосый скуластый мальчик.

— Я сообщила бы тишайшему, что наши с ним поко-комские ночи принесли желанный плод и что его сын, наследник, прибудет в Аквадорату по первому зову.

— Сильный ход, — я разжала пальцы, картина спланировала на пол, — но привел бы он к противоположному результату.

— Почему?

— Потому что построен на факте, что форколские сирены прокляли его серенити бесплодием. Это ложь. Русалки столь чадолюбивы, что скорее излечили бы Чезаре от его досадной особенности.

— Тогда…

— Думаю, бесплодие — следствие какой-нибудь детской болезни, дона Маддалена говорила… — Вспомнив о свекрови, я запнулась, почти заплакала, и устыдилась дружеской беседы с ее убийцей.

— Ты уверена?

— Я была на Форколе, Зара, и видела тамошних пленников, разномастных моряков, которые за какие-то чародейские услуги соглашаются развлекать старушек-сирен игрой в карты и подробными рассказами о своих приключениях. Ты показала бы Чезаре портрет, и он, уверена, моментально все понял бы.

— Теперь это все не важно.

— Скажи, — я повернулась к собеседнице, — кто именно из вас лишил жизни синьору Муэрто?

Зара опустила сухие глаза.

— Я. Идея принадлежала не мне, но именно мои руки подложили в камин начиненное порохом полено. Старуха мешала. Ты ведь наслышана, наверное, о ее боевой юности? Она раскрыла бы меня довольно скоро.

— Но ты переносишь солнечный свет!

— Зато слабо реагирую на запахи, иначе поняла бы, что под маской не Ангела.

— Твой сонный дым преотвратно вонял.

— И подействовал только на тебя. Знаешь, скольких усилий стоило мне изображать перед твоим идиотским Лукрецио человеческое амбре? Сотни притирок и примочек, чужое белье… — Она сморщила нос.

Я заметила, что черты Голубки Раффаэле чуть изменились. Кажется, она успела избавиться от валиков за щеками. Теперь ее лицо формой не походило на сердечко, и зубы стали нечеловечески острыми, раньше нижние резцы были кривоваты. Она лепила на них гипс? Крошки на губах — это ведь он?

— Ну, ты провела чудовищного князя, значит, усилия не были напрасны.

У меня уже довольно давно чесалось ухо, и настроение становилось все безмятежнее.

— Не важно, — махнула рукой Зара. — Мы в лапах свирепых караибских корсаров, на шхуне под названием «Морте Нера» — «Черная Смерть».

— Ты обладаешь способностью видеть сквозь предметы?

— Мне хватило половины названия. Ах, не утони я столь нелепо, справиться даже с двумя дюжинами человечков не составило бы особого труда.

— Ничего, — успокоила я, — у тебя впереди вечность, чтобы вернуть форму.

— Меня казнят. Ты-то выкрутишься, дона догаресса, тебя приберегут, чтобы иметь козырь в переговорах.

— Я выкручу нас обеих. — Ладонь моя была у уха, пальцы гладили мягкую прохладу чешуйчатой шкурки. — Поверь своей догарессе, синьорина Раффаэле.

Дощатый люк откинулся, по сходням грохотали тяжелые неритмичные шаги. Некто спускался в трюм, и одна нога у этого «некто» была деревянной. Синьор капитан «Морте Нера». Синьора капитан.

— Матушка… — Я присела в поклоне, для которого, впрочем, пришлось сначала встать. — Счастлива видеть вас в добром здравии.

Чикко пощекотала хвостом мою щеку. Свекровь, в мужском костюме и треугольной кожаной шляпе на голове, оперлась на трость.

— Так, так…

— Синьор Копальди с вами или суровый Чезаре отправил его плавать с вашим пустым гробом до самого Пикколо?

Искоса я посмотрела на Паолу, то есть на Зару. Ах, все равно на кого. Девушка так и осталась сидеть. Сейчас, когда ей не требовалось притворяться живой, лицо ее было неподвижным, как у мраморной статуи.

— Зачем вы притащили сюда дону догарессу, болваны? — зычно прокричала дона Маддалена.

— Которая из них ваша невестка, капитан? — Салато свесил голову в люк.

— Рыжая? — спросил Венето, высовываясь. — Капитан, рыжая спасла эту, другую, когда их гондола пошла ко дну. Мы не могли просто бросить ее там.

— Ты поняла? — шепнула я Заре. — Дож с матерью всех провели, воспользовались взрывом, чтобы…

— Филомена! — перебила меня свекровь. — Изволь немедленно объясниться.

— Если пообещаете не убивать мою подругу.

— Подругу? Эта тварь — вампир.

Я изобразила оскорбленную добродетель:

— Дона Маддалена, матушка, при всем уважении, не стоит использовать такие гадкие слова в отношении существ, чей грех лишь в том, что они не похожи на нас.

— Какие слова?

— Например, тварь. Это гадкое слово. Впрочем, прошу прощения. Кто я такая, чтобы вам указывать? Синьора Муэрто, капитан, умоляю, уделите мне несколько минут наедине.

Мы помолчали. Свекровь смотрела на меня каким-то оценивающим взглядом. Наконец она повернулась и стала подниматься по лестнице.

— Ступай за мной. Твоя «подруга» пусть ждет здесь. — Синьора Муэрто издала короткий гортанный звук, и малышка-маджента, привычно сидящая на моем ухе, сбежала по руке, подпрыгнула и свернулась внутри настенного светильника. — И если эта тварь попытается бежать, саламандра сожжет ее ко всем чертям.

Ох! Чикко подвергли дрессировке? Натаскали на вампиров? И она на это согласилась? Сменила хозяйку?

Поднимаясь следом за свекровью, я бросила через плечо целых два взгляда: ободряющий — Заре и полный укора — предательнице-мадженте.

Тишайший Муэрто встретил рассвет на причальных ступенях Рива дельи Скьявони.

— Грустишь? — Синьор Копальди присел рядом и тоже посмотрел на море.

— Зелье, которое ты впарил мне, плохо действует на желудок.

— Что значит впарил? Ты сам велел мне купить на улице Алхимиков самое действенное снадобье, прогоняющее хмель.

— Оно отвратительно на вкус.

Дож достал из кармана стеклянный флакончик и продемонстрировал его секретарю.

— Поверю тебе на слово, — хмыкнул Артуро. — И в оправдание сообщу, что стряпня кока на «Морте Нера» мне тоже по вкусу не пришлась.

— Матушка в порядке?

— Более чем. Она устроила своей команде такой скандал за небрежение обязанностями, что мне самому пришлось подавить порыв схватиться за швабру и ведро. Шхуна на ходу, нынче ночью она курсирует у входа в лагуну, скрыв опознавательные знаки.

— С какой целью?

— С целью сдерживания корсарской эскадры.

— Разве нас собрались штурмовать? Я велел батарее острова Николло не палить почем зря. Думаешь, зря?

— Пока непонятно. Совет пиратских капитанов был назначен на вчерашний вечер, но мне пришлось лететь на твой зов, так что результаты переговоров мы узнаем не раньше полудня.

— Подождем. На всякий случай я вступил в альянс с герцогом Альмадивой, и этот… достойный гражданин одолжил нам три сотни бойцов своей личной дружины. Они разместились в новых казармах. Кстати, как бы так изящно отправить герцога с его армией подальше от Аквадораты? Предложим ему тучные луга Амазонии? Там, конечно, лугов пока нет, зато есть орды агрессивных дикарей…

— Чезаре! — перебил дожа Копальди.

— Что Чезаре?

— Что тебя гложет? Изящная операция завершена, мы выловили четверку шпионов Селима Великолепного, и теперь у нас есть прекрасный повод начать дипломатические переговоры.

— Но Паоле, или как там ее на самом деле зовут, удалось скрыться.

— Досадно, — согласился секретарь. — Когда именно ты понял, что это не твоя поко-комская роза?

— Да почти сразу. Артуро, я, может, способен позабыть имя любовницы, но все прочее… — Чезаре криво усмехнулся. — Она бросилась ко мне с поцелуями, и я в тот же миг понял, что этих губ еще не целовал.

— Но ты решил поддержать игру.

— Не обижать же хорошенькую синьорину. Было любопытно, кто исполнит роль папеньки-губернатора, и я рассудил, что пусть она играет дальше, являя мне всех своих подельников. Если бы все пошло по моей задумке, сейчас в Аквадорате полным ходом шел бы выбор тишайшей невесты, а мы бы с тобой, посмеиваясь, мешали бы воплощению самых чудовищных планов правителей прочих держав. Но море послало мне Филомену.

— Вот! — торжесвующе воскликнул Артуро. — Причина твоей хандры именно в синьорине Саламандер-Арденте.

— Да, — вздохнул дож. — В синьоре Муэрто, в моей супруге. Сегодня она получит развод и исчезнет из моей жизни навсегда. Надеюсь, капитан Филомен не терял времени зря и подарит миру первенца в третьем поколении. Сражаться с его младшей сестрой за аквадоратский престол мне бы не хотелось. Как думаешь, она хоть полгода переждет, прежде чем вновь бежать под венец?

— Мне любопытно, как фамилии Саламандер-Арденте достался королевский атолл.

— А мне нет, — отрезал дож. — Кстати, дружище! Ангела! Твоя рыженькая невеста до сих пор сидит в спальне веселого дома.

— Когда, ваша серенити, — протянул Копальди, — я соглашался на брак с синьориной Инкудине, даже вообразить не мог, что моей невесте придется проводить время в столь неприличном месте.

— Можешь всем жаловаться, что я потребовал этого по праву первой ночи.

— Скажут, что я благородно прикрываю женитьбой грех правителя.

— Ну и что?

— И синьоры из гильдий начнут подсовывать тебе в постель своих дочурок, чтобы ты потом выдал их замуж за дворян.

Перспектива дожа не обрадовала.

— Теперь, Артуро, из-за тебя и мне придется жениться, чтобы догаресса стерегла супружеское ложе.

— То есть я еще и виноват? Кстати, на ком?

— Без разницы. Хоть на доне да Риальто, пусть Маламоко утрется.

— Маламоко?

— Господи, Артуро, ты, наверное, единственный в Аквадорате, кто не выяснил еще пол синьорины Карлы.

— А это уже обидно.

— Что именно? Что ты мой друг, а я скрывал от тебя правду?

— Что твоя проклятая кузина, то есть кузен, напропалую со мной флиртовал, и — о ужас! — даже подарил однажды лобзание. — Артуро сплюнул. — Какая гадость!

Дож расхохотался:

— Вот за это я и люблю тебя, дружище. Ты верен мне безусловно.

— Чезаре, это ведь отвратительно!

— Один раз не считается. Видимо, ты бросал слишком пламенные взгляды на белокурую Мауру. Карло ревновал и решил переключить твое внимание на брюнетку.

— Но твой дядюшка Фаусто…

— Слишком хотел произвести на свет девочку, и, когда ему этого не удалось, назначил дочерью младшего сына. Помнишь, в его доме были одни мальчишки?

— Я даже помню лохматого черноглазого сорванца в холщовых штанах, который обувал туфли на каблуках и топал в них по доскам пирса из конца в конец.

— Ну видишь, ты и сам мог бы догадаться, если бы захотел.

— И что теперь?

— Будем жить дальше, Артуро, разгребать королевские сортиры и стараться, чтоб в нашей безмятежной Аквадорате все работало как надо. Сегодня мы выпустим из «Нобиле-колледже-рагацце» дипломированных благородных девиц, подпишем Карле Маламоко разрешение на отплытие, чуть обидим командора да Риальто, чтоб не расслаблялся, сплаваем на корсарский флагман… Нет, погоди, туда мы не поплывем, отправим гонцов с приглашением. Не хватало еще, чтобы его серенити, как какой-то материковый феодал, спешил поздороваться с пиратами. Да, гонец — так будет лучше. Что там экселленсе? Он присматривает за нашими нукерами или янычарами?

— Все, как приказал его серенити. Пленников поместили в свинцовые камеры Пьомби, и днем на стражу заступят гвардейцы. Объясни мне, почему ты сам решил принять участие в погоне?

— Да ерунда, — смутился Чезаре. — Ко мне в комнату явился один из Ночных господ и сообщил, что в переулке неподалеку от Рива дельи Скьявони какой-то неизвестный досаждает девушке, похожей на дону догарессу.

— И куда он потом делся?

— Неизвестный?

— Вампир?

Дож пожал плечами:

— Довел меня до места и растворился во тьме, как ему и положено. Мне было не до того. Рыжеволосая синьорина как раз убегала, я побежал следом, заблудился, пошел назад, услышал женский вскрик… Короче, я где-то с час бродил по переулкам, пока наши гвардейцы меня не разыскали.

— Понятно теперь, отчего шпионы Селима были обряжены в дамские платья. Они тебя и морочили. Но почему ты после всего не вернулся к Ангеле?

— Не хотелось. Ночь была так прекрасна… — Чезаре ахнул и пружинно встал. — Какой же я болван!

— Уточни, — попросил Артуро уже на бегу, они мчались к «Райскому местечку».

— Меня нарочно удалили из комнаты, и я, болван, ушел… Синьора Олимпия! Какое чудесное утро.

— Да уж, — пьяно хихикнула путтана, стоящая у дерева с плюшевой змеей. Матрону поддерживали нубийцы, ибо стояла матрона с трудом. — Доброе утро после доброй ночи. Ваша львица, тишайший, продемонстрировала все почерпнутые от меня знания?

Чезаре, успевший уже вбежать в дом, заложил вираж, столкнулся с секретарем и замер у порога.

— Львица?

— Ваша тишайшая супруга? Или вы до сих пор не поняли, кто был с вами в спальне под маской Аквадораты?

Лежавший на полу синьор возмутился тем, что нога его серенити стоит на его руке, но, получив пинок, затих.

— Расскажите подробности Артуро. — Чезаре толкнул приятеля к путтана и побежал наверх.

Секретарь присоединился к дожу несколько минут спустя. Последний стоял в центре разоренной спальни и сохранял безмятежность, то есть пинал мебель и сыпал проклятиями.

— Ангела отдала серениссиме свою маску и покинула веселый дом в сопровождении фрейлин Маламоко и да Риальто.

— Филомена была здесь!

— Да.

— Здесь, со мной, и я ее не узнал.

— Да.

— Здесь была драка. Смотри, это футляр от дымовой бомбы. — Дож пнул башмаком металлический сосуд, тот отлетел, ударил в зеркальную стену, стекло пошло трещинами. — Филомену похитили.

— Похоже на то.

— Это Паола, больше некому. Но как? Я оставил наблюдателя у причала, он должен был следить за алой гондолой. Как она умудрилась ускользнуть? Где этот стронцо?

— Один из гвардейцев жаловался, что не помнит ничего о прошедшей ночи. Он здоров, но на шее следы вампирского укуса. Видимо, это и есть твой наблюдатель.

— Однако, господа, — князь Мадичи в своем глухом дневном костюме переступил через порог, — что здесь произошло?

— Экселленсе! — обрадовался дож. — Вы очень кстати. Можете взять след синьорины Раффаэле?

— Я вам кто, ваша серенити, собачка?

— Собачка унюхала бы Паолу с полувздоха.

Под черной маской засопели: вампир то ли принюхивался, то ли возмущался.

— Мы думаем, — сказал Артуро извиняющимся тоном, — что синьорина Раффаэле похитила дону Филомену.