Храните вашу безмятежность Коростышевская Татьяна

— И ты отправилась с докладом к дожу.

— Мне показалось забавным лишить тебя фрейлины, если уж в этот вечер я своей цели все равно не достигну. К тому же, не проникшись симпатией к командору да Риальто, я решила не мешать гнезду Мадичи подкладывать свою куклу в постель Эдуардо.

— Это благородно, — кивнула я. — То есть с твоей стороны. Блю имела свои резоны поступить именно так, как поступила.

— Благородно? — фыркнула свекровь. — Резоны?

— Ах, матушка, она же гомункул, — пояснила я. — Этот вид граждан не особо популярен в Аквадорате, и ей пришлось решиться на брак с синьором да Риальто, чтоб увезти с острова свою семью. Может быть, лет через пятьдесят или сто наше общество станет более терпимо к существам иных рас и видов. Я этого, скорее всего, не застану, но буду стараться изо всех сил это время приблизить.

— И начнешь с ассимиляции вампиров?

Значения слова я пока не знала, но уверенно кивнула:

— Это лишь первый шаг. К счастью, клан Мадичи богат и пользуется определенным уважением, скоро их перестанут бояться. Особенно если они не заснут опять на столетия. Знаете, мы с экселленсе придумали ввести в городе плату за кровь, чтобы… Зара, голубушка, составь, пожалуйста, список всех, кого ты успела здесь покусать.

— Зачем?

— Ты им заплатишь за еду.

— Из каких денег? Задание я провалила и от султана ничего не получу. Более того, моя репутация уничтожена, и больше ни один из нынешних владык не наймет меня.

— Люди смертны, даже владыки, — утешила я. — Селиму мы оплатим твою неустойку и вернем в качестве подарка всех его шпионов. Неплохо было бы их для этого изловить.

— Нам еще не пора? — перебила свекровь.

— Еще минуточку, матушка. — Я повернулась к Паоле. — Составь список, дорогая, твою еду оплатит догаресса, это важно.

— Исполню, — вампирша присела в реверансе. — Сдержит ли дона догаресса свое обещание, если я одержу победу на экзамене? Потому что поддаваться тебе я не намерена.

— Она будет злиться, — пообещала я, — но быстро остынет. И да, дражайшая синьорина Раффаэле, если ты собираешься у меня выиграть, не выдавай на экзамене по литературе юношеские стихи сестры Аннунциаты за свои, ее это расстраивает.

Зара рассмеялась:

— Так вот в чем причина ее ко мне небрежения! Наша монашка творила под мужским псевдонимом? А ваша Аквадората — довольно забавное местечко.

— Рада, что тебе нравится, — сообщила я и предложила: — Пойдемте, дамы, нас ждут великие дела.

В гондолу мы сели втроем, то есть вчетвером, Чикко сновала между мной и свекровью, будто выбирая, с кем именно останется, и наконец устроилась на вороте мужского камзола синьоры капитана.

Ну и ладно, доне Маддалене она нужней, снимает ее постоянные боли. Только надо не забыть попросить для себя парочку детишек саламандр, если Чикко понесет.

К веслу встала Зара. Солнце не было ей приятно, но она не прикрыла лица. Мне казалось, что под кожей вампирши мерцают серебристые блестки.

Через четверть часа свекровь одобрительно хмыкнула:

— Если тебе наскучит играть в интриги, Паола, моя шхуна ждет такого мощного гребца.

— Мы боимся воды, дона Муэрто, при первом же шторме я пойду на дно.

— И подождешь там, пока тебя вытащат.

Я улыбнулась, вспомнив, как спасала синьорину Раффаэле несколько часов назад. Она не дышала, но не была мертва. А к смерти оказалась близка, когда я собиралась сделать ей искусственное дыхание. Смерть от поцелуя. Экселленсе это бы понравилось. Ах, Лукрецио, какой подарочек я тебе приготовила! Влюбленную женщину твоего вида. Зара пока сама не понимает своих чувств, но нам со свекровью это прекрасно видно. Лукрецио и Зара? Почему бы и нет? По крайней мере, чудовищный князь перестанет на время искать смерти.

Хорошо. С этим я решила. Парочка намеков, недомолвки, устрою им неожиданное свидание в месте, которое им некоторое время не удастся покинуть. Светлый день, вода. Остров! И ни единой лодки. Я мысленно развернула перед собой карту лагуны. Остров Башмачок, милое название. Сплаваю туда при случае, чтоб осмотреть мизансцену.

Опомнись, Филомена! Куда ты сплаваешь? В городе тебя ждет дож, обмахиваясь разводными бумагами как веером.

Не буду думать об этом. За что развод? Дона Муэрто жива, и я специально везу ее к тебе, стронцо Чезаре, чтоб выбить из твоих рук оружие. А еще я брошусь тебе на шею и скажу, что люблю и что согласна ждать, пока и ты меня полюбишь. Заметь, я сделаю это при десятках свидетелей.

Прижав ладони к горящим щекам, я решила, что духу у меня на это представление хватит. Надо отвлечься. Паола. Ей нужен официальный статус. Тоже мне проблема. Он у нее есть: настоящая метрика. Потом она возьмет фамилию и титул мужа…

Задумчивым взглядом я посмотрела на нашу кормчую.

Княгиня Паола Мадичи? Неплохо. Нет, мы добавим еще имя. Паола Зара Мадичи. Потом одной из частей можно пренебречь.

Голубка расценила мой взгляд превратно. Она сняла с пальца бриллиантовое кольцо Чезаре.

— Хочешь? Как плату за спасение.

— Мне не нужна плата! — Я вздернула подбородок. — Тем более такая, навевающая неприятные воспоминания.

— О да, — подпустила свекровь привычную шпильку, взяв кольцо и внимательно его рассматривая, — первая любовь тишайшего супруга. Чезаре страдал довольно долго, неделю или даже дней десять. Поко-комская роза, сильная, смелая, страстная…

— Ах, синьора Муэрто, — протянула вампирша, не прекращая орудовать веслом, — в отличие от вас я с этой дамой лично знакома. Ничего там не было, ни смелости, ни страсти, лишь жадность и распущенность. Его серенити напустил ей пыли в глаза, поднес перстень с огромным камнем. Она хвасталась мне, что одаривала кавалеров страстью лишь в обмен на драгоценности.

— Но Чезаре ее полюбил, — возразила я.

— За ужимки и кривляния. Думаешь, почему я носила в школе ужасные платья и изображала скромность? Я притворялась этой притворой.

— Это могло сработать. Контрастом. Скромница, в груди которой бушуют чувства.

— Примерно как ты.

— Я скромница?

Мой громкий смех спугнул чайку, присевшую на ферро, железный набалдашник носа гондолы. Появление прибрежных чаек говорило о близости города.

— Разумеется, — сказала вампирша. — Ты — скромный островной цветочек, вытворяющий черт знает что лишь вследствие невинности, а не по расчету. И в тебе, Филомена, океан страсти. И именно за этот чудовищный контраст тишайший Муэрто любит тебя.

— Это неправда.

О, как мне хотелось ей верить.

— Правда. Он не находит себе места, когда ты не рядом, ставит на кон все, если тебе угрожает опасность, и ревнует к каждому, кто смеет одарить серениссиму хотя бы взглядом. Рыжая догаресса… Лишь тоскуя по ней, тишайший приблизил к себе…

— Ангелу? — перебила я и похвасталась: — С горничной у него ничего не было. Она вообще обещана в жены синьору Копальди.

— Я могла догадаться, — пробормотала Паола. — Его серенити хранил свою безмятежность от моих попыток сблизиться.

— Все вы друг друга стоите! — громко сообщила дона Муэрто. — И ты, и Чезаре, и твоя кровососущая подружка, и Карло Маламоко, и толстушка Маура.

Размахнувшись, свекровь швырнула в волны кольцо синьорины Раффаэле.

— Значит, так тому и быть. Играйте, детишки, храните вашу общую безмятежность.

— Матушка, — мои глаза увлажнились слезами восторга, — это так символично! Вы принесли морю драгоценную жертву.

— Что это с ней? — спросила синьора Маддалена вампиршу.

— Экстаз, — пояснила та. — Дона догаресса ощущает неразрывную связь с Аквадоратой.

— Ну и куда им разводиться, таким дуракам?

— Да никуда эту плаксу ваш сын от себя не отпустит.

И они синхронно вздохнули, с видом умудренным, но шутливым.

Для того чтобы войти в канал «Нобиле-колледже-рагацце», нам пришлось миновать городской причал и парапеты площади Льва. Зара умело лавировала меж гондол, я отвечала на поклоны и приветствия.

— Дона догаресса плывет в школу?

— Точно так, добрый гражданин.

— Ваша фрейлина, кажется, похорошела?

— Дона Раффаэле благодарна вам за комплимент, любезный Арлекин.

— Что за корсарка с вами, дона Филомена?

— Моя тишайшая свекровь синьора Муэрто, любопытный Вольто.

— Разве она не умерла? Догаресса может возвращать с того света?

— Умерла? Вы это слышали, матушка? — разводила я руками. — Или в Аквадорате был объявлен траур?

— Вон в той гондоле, — шепнула вампирша, — припоминают, что слухи о том, что матушка его серенити — пират, ходили довольно давно.

— Значит, наши новости никого не удивят?

— Люди обожают быть умными задним числом, — пояснила вампирша. — Они видят дону Муэрто, это вступает в противоречие с тем, что они знали, поэтому сразу начинают сочинять, что да, что-то такое уже давно подозревали.

У Нобиле канала был затор, гондолы, сталкиваясь бортами, толпились у узкого входа. Я поприветствовала родителей Мауры, свекровь окликнул черноволосый господин с сединой на висках:

— Маддалена, лопни мои глаза, ты решилась выйти в свет?

— Закрой рот, Фаустино, — любезно ответила та и вполголоса сказала нам: — Дон Маламоко, батюшка Карло, тот еще балагур.

— В стороны! — разнесся громкий клич. — Пропустите гондолу его серенити.

— Можно подумать, Аквадората не республика, — возразил кто-то неподалеку. — Ну дож, и что? Не король ведь, пусть ждет со всеми.

— Тем более дона догаресса никакой исключительности к себе не требует.

— И проявляет скромность, присущую великим правителям.

Граждане довольно громко роптали и продолжали меня превозносить, но весла уже стучали в медных форколах, гондолы расступались, освобождая дожу дорогу.

Я обернулась, Чезаре стоял на палубе в своем золотом кафтане, у ног его сидела четверка гвардейцев, синьор Копальди правил, опершись ногой о борт.

Граждане, резко изменив настроение, приветствовали тишайшего Муэрто восторженными криками. Я молчала, язык прирос к нёбу. Ну же, Филомена, расстояние между вашими гондолами уменьшается, прыгай, бросайся на шею. Зрителей довольно.

Глаза мои встретились с глазами цвета спокойного моря, время растянулось в бесконечную рыбацкую сеть, и я попала в нее, ощущая, как она сворачивается вокруг моего неподвижного тела.

Никуда я не прыгну, не посмею. Потому что, если он мне откажет, умру в тот же миг.

Гондолу тряхнуло, подошвы золотых сапог стукнули о нашу палубу. Чезаре!

— Молчи! — приказал дож. — Матушка, рад видеть тебя в добром здравии. Дона… Раффаэле, тебя не рад, но поговорим после. Теперь ты.

Он взял меня за плечи и посмотрел прямо в глаза.

— Запомни раз и навсегда, капризная рыжая саламандра: никакого развода я тебе не дам, до самой своей смерти. Поняла?

Я попыталась открыть рот, но Чезаре заорал:

— Молчи! Ни слова.

Я смотрела на супруга и часто моргала. Он тяжело дышал и, кажется, потерял нить разговора.

— Развода не дам, — пробормотал он негромко. — Да! И после моей смерти, Филомена, ты свободы не получишь. Так что о жизни веселой вдовушки забудь мечтать сразу. Дворцовые юристы об этом позаботятся.

— Чезаре запер этих крючкотворов в Пьомби перед отплытием, — сказал с соседней гондолы Артуро, обращаясь к синьоре Муэрто. — Разумеется, они напишут все, что он им приказал.

Дож сурово посмотрел на секретаря и вернул взгляд ко мне.

— И не воображай, что наш брак будет фиктивным. Ты станешь моей женщиной немедленно.

Подумав о зрителях вокруг, я вздрогнула. Немедленно? Прямо здесь?

— Да, я мерзавец, — кивнул дож, — тиран и чудовище. Привяжу к себе любимую женщину вопреки ее желанию, не смогу подарить ей детей…

— Это мы еще посмотрим! — пискнула я. Плечи болели от крепкой хватки. — Стронцо Чезаре.

— Грязный рот.

— Так целуй, ты задолжал мне сотни поцелуев за эти «стронцо».

Ресницы тишайшего дрогнули.

— Ну? — подначила я. — Или слухи о женолюбии его серенити ложь?

— У меня не было женщины с того дня, как я подобрал в водах лагуны рыжую куклу в коротком платьице.

— Похвально. Но я, представь, тоже тебе не изменяла.

— Они будут целоваться? — спросил кто-то нетрезвым басом. — Время-то не ждет, в полдень начнется экзамен. Что скажешь, Мария? Плывем в Нобиле, пока тишайший скандалит с доной догаресой?

Не видная мне Мария визгливо отругала спутника:

— Все самое интересное пропустим. Его серенити собирается здесь не только целоваться.

Вокруг загоготали. Вампирша, поймав мой взгляд, оттолкнулась веслом от ближайшего борта и направила гондолу в Нобиле канал.

— Можно поговорить в другом месте? — спросила я шепотом супруга.

Чезаре меня поцеловал. Я слышала аплодисменты и крики, кто-то вопил:

— Супруги помирились!

— Стронцо Чезаре, — пробормотала я, уткнувшись лбом в парчовую грудь, — чего тебе стоило исполнить свой великий супружеский долг на острове Николло?

— Тогда я думал, что смогу отпустить свою догарессу, что тебе без меня будет лучше.

Ответ звучал глухо, подбородок Чезаре упирался в мою макушку.

— Передумал?

— Да. Без тебя все бессмысленно. Ты уверена, Филомена? Ты сможешь меня полюбить? На острове ты сказала…

— Болван! Я люблю тебя.

— Что?

— И влюблена, и вожделею, и мучаюсь ревностью… Если ты, стронцо, хотя бы подумаешь о том, чтобы мне изменить… Где, ты говоришь, твои юристы?

— Любишь? — спросил он громко. — Все слышали? Супруга только что призналась его серенити в нежной страсти!

Позер! И я растворилась в поцелуе, прерванном строгим голосом свекрови:

— «Нобиле-колледже-рагацце». Решайтесь, детишки. Или сбегайте, чтобы резвиться без помех, либо, Чезаре, отпускай женушку держать экзамены.

— Сбежим? — шепнул Чезаре.

Я радостно кивнула.

— Филомена!

Обернувшись, я увидела на причальном пороге директрису в самой легкомысленной из ее сутан и невысокого рыжеволосого господина в зеленом камзоле.

— Батюшка…

Отец протянул мне руку и буквально вздернул на площадку.

— Отправляя тебя в столицу, Филомена, я не ожидал, что на третьем году учебы ты пристрастишься к авантюрам.

— Синьор Саламандер-Арденте, — Чезаре поздоровался первым, я любезность оценила, — прошу вас, не будьте слишком строги к доне догарессе.

А это уже походило на угрозу. Не «к дочери», он упомянул титул.

Отец смутился:

— Простите, ваша серенити. Для Саламандер-Арденте невероятная честь породниться с тишайшим Муэрто.

Чезаре рассыпался в комплиментах моим манерам, которые мог привить мне лишь самый лучший из родителей, уму, и красоте, которую я абсолютно точно унаследовала… Тут супруг запнулся. Из двери школы, пригнувшись, чтоб не ушибить голову о косяк, показалась моя матушка.

Я приближение ее почуяла гораздо раньше. В ушах зашумело, и мыслеформы, толпясь и накладываясь друг на друга, сложились в картину тревоги, облегчения и радости встречи. Они прибыли в Аквадорату вдвоем — супруги Саламандер-Арденте. Братья остались на острове, Бьянка — она матушке не особо нравилась — была там же. Малышка Филомена вышла замуж! Какое важное событие, как жаль, что она не разделила его с матерью… Что за нелепица с форколскими сиренами? Атаргате возмущена наветом и грозит… Тут мама мысленно рассмеялась. Не грозит, ты же знаешь Атаргате. Сирена лишь удивлена, что дож не рассказал ей о своей беде. Хотя, может, к слову не пришлось. Она вспоминает твоего супруга с теплотой, говорит, лучшего карточного шулера в своей жизни не встречала.

— Синьора Саламандер-Арденте? — поклонился дож. — Филомена не предупредила меня, что вы… русалка.

Мама посмотрела в его глаза цвета спокойного моря. Общаться мыслеформами получалось у нее не со всеми, но, кажется, Чезаре ее понимал. Подслушать не удавалось. Куда там мне, полукровке, до способностей настоящей дочери моря.

— Мне теперь понятна твоя любовь к нелюдям, — сообщила над ухом свекровь и стукнула деревянной ногой о плитку, шагнув к моим родителям.

— Русалка? — шепнула Паола. — Настоящая русалка? Чезаре знал?

— Думаешь, он обидится? — встревожилась я. — На то, что не призналась сразу? Просто к слову не пришлось. К тому же это не страшно. Русалки — одни из самых почитаемых существ во всех морских державах.

— Красавица, — сказала вампирша. — Волосами ты пошла в нее. Папенька тоже рыжий, но оттенок совсем другой. Она отдала свой голос за возможность ходить по суше?

— Сирене Атаргате, форколские старушки специализируются на таких превращениях.

Паола вдруг схватила мой локоть.

— Изолла-ди-кристалло? Послушай, я ведь знаю эту историю. Морской владыка пожелал отдать одну из своих дочерей за дожа Аквадораты и в приданое положил волшебный хрустальный атолл. Но русалка влюбилась в простого моряка, и владыка, рассердившись, скрыл остров от людских глаз.

— Наверное, — пожала я плечами. — Разве это сейчас важно? Да и батюшка вовсе не моряк, а разводит огненных саламандр.

— Ученицам предписано занять свои места! — зычно прокричала сестра Аннунциата, свешиваясь из окна. Когда только она успела там оказаться? — Драгоценные гости, родственники, друзья, к сожалению, скромные размеры нашей школы не позволяют нам пригласить всех внутрь, располагайтесь здесь, под окнами, я самолично буду оглашать вам результаты после каждого тура. Ваша серенити, мы просим вас занять место главы экзаменационной коллегии.

Дож оторвался от беседы с любимой тещей — рог его золотой шапки едва достигал тещиного плеча — и, запрокинув голову, сообщил сестре Аннунциате, что невероятно польщен приглашением, но вынужден отказаться, так как является лицом заинтересованным. Попросил, чтоб к его супруге проявили строгость, невзирая на титул, и пообещал предоставить «Нобиле-колледже-рагацце» более просторные помещения.

А потом повернулся ко мне.

— А тебя, Филомена, отшлепаю, если провалишь хотя бы один из предметов.

В причал ткнулся нос новой гондолы.

— Карла, Маура! — Я помогла подругам подняться.

— Я беременна, — сообщила Панеттоне и уставилась на Зару. — Паола? Что с тобой случилось?

— Она вампирша. — Маламоко задвинула блондинку себе за спину.

— Потом, все потом! — Я погнала всех в класс. — Голубку зовут Зара, но это не важно, мы теперь друзья. Панеттоне! Ты времени не теряла. Карла, поздравляю, и ума не приложу, как ты выкрутишься.

Экзамены оказались полной ерундой. То есть для меня. Разумеется, веселье за окнами могло отвлечь, гостей там было столько, что гондолы покрыли канал подобно осенним листьям. При желании можно было пересечь улицу из конца в конец, не замочив ног. Публика ходила друг к другу в гости, выпивала и закусывала. Не было только музыки и фейерверков, но пробки хлопали поминутно, покидая бутылочные горлышки, и беседы, поначалу приглушенные, становились все громче.

Во время оглашения результатов первого тура я выглянула через плечо директрисы. Супруг, услышав, что дона Филомена Муэрто стала первой по математике, зааплодировал. К нему присоединились мои родители и свекровь, сидящие подле дожа в его гондоле, и все прочие граждане Аквадораты.

Вторым была литература. Нам дали тему «Женские добродетели» и час времени на ее раскрытие. Перья заскрипели по бумаге. Я обернулась к Мауре. Она рисовала рожицы. Карла, то есть Карло — сейчас с нами был абсолютно точно он — смотрел на белый лист остановившимся взглядом. Да уж, Панеттоне его знатно ошеломила. Мне стали понятны ее забавные пищевые эксперименты накануне.

Зара сочиняла стихи, это было заметно по коротким строчкам. Что же писать?

Когда время вышло, комиссия, из членов которой я знала только нашего учителя музыки маэстро Калявани, собрала работы и уединилась в кабинете директрисы для их изучения.

Я села на подоконник.

— Кажется, Чезаре понравился твоей матушке? — рядом прислонилась Маура.

— Она русалка.

— Ну да.

— Ты знала?

— Филомена, — Панеттоне вздохнула и обняла меня за плечи, — ты говорила, что синьора Саламандер-Арденте немая, рассказывала, как вы плавали с ней за многие мили без всяких лодок, чтоб поиграть с морскими коньками, и пыталась научить нас с Карлой общаться с тобой мыслеформами. Разумеется, мы знали, что твоя мать русалка.

— Замечательно, — выдохнула я. — Если Чезаре вздумает меня попрекать скрытностью, скажу ему, что и сам бы мог понять.

— Не станет. — Маура посмотрела на дожа. — Кажется, он счастлив такой родней.

— Где твой «муженек»?

— Отправился сдаваться на милость своего батюшки.

— А твои родители так и не появились?

Панеттоне пожала плечами:

— Я нелюбимая дочь.

— Зато моя любимая подруга. — Я крепко обняла свою фрейлину. — Мне так жаль тебя отпускать.

— Куда отпускать?

— Ты же в положении! Дворец — вовсе не лучшее место для ребенка. Там попросту опасно.

— Какими мы будем родителями, если не сможем защитить своих детей?

Паола появилась у окна абсолютно бесшумно. Прочие ученицы ее сторонились, не вполне привыкнув к новому облику.

— Филомена, тебя зовут к директрисе.

— Зачем?

— Кажется, твое эссе оставляет желать лучшего.

В крайнем раздражении я поднялась по лестнице и уже намеревалась толкнуть кабинетную дверь, когда чьи-то сильные руки обняли меня, прижали к стене, и Чезаре, жарко дыша, шепнул:

— Не могу больше терпеть.

— У меня экзамен!

— Плевать.

— Ты дож!

— Плевать.

— Кстати, где твоя шапка?

Супруг не ответил. Потащил за собой к лестнице черного хода, наружу, по дощатой галерее, мимо палаццо Мадичи. Чезаре успел не только избавиться от шапки, но и снять парчовый камзол, оставшись в штанах и рубахе самого обычного вида, золотые сапоги смотрелись сейчас на нем престранно.

— Куда мы идем?

Мне не ответили.

— Лодка, здесь должна быть лодка…

— Поплывем во дворец?

Это была не гондола, а двухвесельный быстроходный ялик. Чезаре греб, я любовалась его лицом. Мой драгоценный супруг, мой красавчик дож, мой стронцо Чезаре.

— Не уверен, что смогу подобрать правильные слова, Филомена.

Я оживилась.

— Слова? Тебе помочь оправдаться в грядущем скандале? Скажем, что мне стало нехорошо.

— Тесоро, — Чезаре грустно улыбнулся, — ты всегда готова к бою и всегда на моей стороне. Я тебя недостоин.

— Его серенити, — грусть в словах мне абсолютно не понравилась, — желает, чтоб я поиграла за соперников?

— Избави боже!

— Тогда объяснись.

— Я хочу просить у тебя прощения и не знаю, с чего начать.