Метро 2035: Питер. Специальное издание Врочек Шимун

– Понимаете?!

Иван кивнул.

Профессор повернулся и вышел в темноту. Усталая, обессиленная спина… Черт, сейчас еще свернет не туда.

– Кузнецов! – окликнул Иван молодого.

Тот вскочил, дожевывая на ходу.

– Командир?

– Иди с ним, а то потеряется еще, – приказал Иван. – Только аккуратно. Проверишь, чтобы целехоньким дошел до «Гостинки», потом вернешься. По дороге никуда не сворачивать. Ни-ку-да. Понял? Проф это любит. – Иван подумал и добавил: – Что мне вас потом, в Купчино искать, у коммунистов?

Кузнецов улыбнулся. Понимает, салага. Что ж… может быть, и получится из него диггер. «Когда подрастет».

– Есть, командир.

Иван оглядел бывшую химлабораторию и вышел в туннель. Ему все еще нужен их дизель-генератор.

– Иван, – сказали из тени колонны.

Иван прищурился. Опустил руку за спину, взялся за рукоять пистолета. Трофейный Макаров – но это лучше, чем ничего.

– Кто там? А ну, покажись.

Говоривший послушался. Иван посмотрел на нелепую, пухлую фигурку и хмыкнул. Вылитый морсвин Борис. Вооруженный нейтралитет.

– Здравствуйте, Иван, – сказал Борис, цивильный посланец мира. – У меня… у меня к вам дело.

Что-то в его взгляде было не так.

Иван вздохнул, поставил Макаров на предохранитель и убрал за спину, сунул за ремень.

– Опять произвол военных? – спросил он устало. Произвола Иван за последние два дня навидался изрядно. В любых видах, выше крыши. Еще чуть-чуть, и горлом пойдет.

– Что? – Борис заморгал. – Нет-нет… То есть да.

«Как с вами сложно, с Борисами».

– Так нет или да?

– Вы понимаете… – Посланец мировой общественности замялся. – Тут все сложно. Вы можете пойти со мной? Это очень важно.

– Очень? – Ивану никуда не хотелось. Сейчас собрать бы вещи и отправиться тихой сапой обратно. И все забыть. – Я домой еду.

– Это очень-очень важно, – сказал Борис негромко. Иван снова увидел в нем, как тогда, с Кулагиным, стальную твердость внутри мягкой, пухлой оболочки. «Ай да Боря». – Вы должны пойти со мной. Вы и… больше никого.

– Хорошо, – сказал Иван. – Куда идти?

Туннели, переходы, коллекторы, сбойки.

Метро.

В темноте блеснул металл, и выступила темная фигура.

– Руки на затылок, – велела фигура.

– Это и есть ваше дело? – спросил Иван, не глядя на Бориса. – Спасибо. – Он медленно, плавно поднял руки. Борис, Борис, сука ты. Если броситься в ноги… то можно успеть.

– Не надо. – Голос у фигуры был твердый и спокойный, как гранитный парапет набережной. – Не успеешь.

Сукин сын мысли читает, что ли? Иван молча смотрел перед собой, скулы закаменели.

– Вы мне обещали! – возмутился Борис. – Вы сказали, что ему ничего не грозит!

Человек с пистолетом шагнул на свет. Лицо его показалось Ивану знакомым. Красивое, слегка приплюснутое, глаза чуть раскосые. Волосы темные, стрижка короткая, на щеке ссадина. Серый армейский бушлат, перетянутый ремнем, нашивка на груди: знак МЧС – белая звезда.

«Твою мать, – подумал Иван. – А я ехал домой».

– Верно, обещал, – сказал бордюрщик. Раскосые глаза прищурились. – Руки не опускай, ноги на ширину плеч… быстро!

В следующее мгновение оказалось, что народу вокруг намного больше. Из коллектора вышел подросток с перевязанной рукой с – АК-103; затем старик с обрезом. Следом еще один крепыш. Ивана оперативно обыскали. Грамотно, даже яйца ощупали, не побрезговали.

– Чисто, Рамиль, – сказал крепыш. Раскосый кивнул. И тут Иван его узнал. Точно!

«Ну, блять».

Раскосый был начальником охраны «Площади Восстания» – и главой личной охраны Ахметзянова, царя Ахмета. Звали его Рамиль Кандагариев, кажется, тоже татарин. Сердце Ивана вдруг набрало бешеные обороты, отдалось в горле и в висках. «Вот это я попал».

– Следуйте за мной, – велел раскосый. И добавил вежливо: – Пожалуйста.

Диггеру, словно в насмешку, завязали глаза. «Да не смешите, хотел сказать Иван. Я этот путь по шагам вычислю. Легко».

Через несколько поворотов его втолкнули в освещенное помещение и сняли повязку. Когда-то это был склад метростроя.

На Ивана смотрел невысокий красивый человек. Глаза его поблескивали в свете электрических фонарей. Человек был в потертой кожаной куртке, на столе перед ним лежал пистолет. Нет, не «Макаров», а что-то посерьезнее. «Глок», что ли?

– Его Величество Ахмет Второй, – сказал Рамиль. Человек кивнул. Краем глаза Иван заметил движение. Женщина, молодая, темноволосая. Она прошла и встала за плечом Ахмета. Иван видел только ее точеный профиль.

Девушка повернулась…

Иван почти не удивился.

– Это он, – сказала девушка. – Тот, кто придумал «План Меркулова». Тот, кто мне помог. Зачем ты собираешься его убить?

– Он спас тебе жизнь? Честь? Невинность? – Последнее прозвучало насмешкой.

– Просто спас.

Ахмет Второй кивнул:

– Очень хорошо. Но почему я не должен его убивать? Назови причину… хотя бы одну.

– Из благодарности.

– Какая может быть благодарность на войне? – Ахмет поднял брови. Удивительно европейское лицо, скорее похож на итальянца, чем на татарина. – Человек спасает тебе жизнь, а ты вгоняешь ему иголки под ногти и дробишь колени путевым молотком. Это честно. Это законы войны.

Иван ждал.

– Я протестую! – подал из угла голос Борис. – Вы не можете!

Ахмет поморщился.

– Это мне решать, что я могу и чего не могу. Этот человек опасен, Рамиль? – обратился он к телохранителю.

– Да, – сказал тот просто.

– Видишь? – сказал Ахмет девушке. – Теперь у меня нет выбора.

– Можете убить меня из мести, – сказал Иван. – Дело ваше. Но для начала скажите, зачем вы меня вообще звали. Хотите сдаться? – Иван тяжело вздохнул. – У меня, конечно, маловато полномочий… Ладно, я могу принять вашу капитуляцию.

Молчание. Ахмет широко раскрытыми глазами глазами смотрел на Ивана – вот тебе и пленник. Рамиль улыбнулся, спрятал улыбку.

– Ну ты наглец, – сказал Ахмет с восхищением. – Я тебя почти уважаю. – Он посмотрел, прищурившись, на Ивана. Улыбнулся. – Вай, вай. Чай будешь?

«Так убивать меня все-таки не собираются?

Приятно».

Но чаю ему так и не налили. «Рано радовался», подумал Иван.

– Почему вы никак не успокоитесь? – спросил Ахметзянов. – Диктатура, говорите? Да, у нас пиздец и дикие нравы! Но мы же не заявляемся к вам на станцию устанавливать тиранию?! Тогда какого черта вы приперлись к нам со своей демократией? А?!

Он смотрел на Ивана, словно ждал ответа. Диггер пожал плечами:

– Если вы меня спрашиваете, то выбрали не того собеседника. Мне на это насрать. Я хочу домой.

Молчание.

– Я тоже, – сказал Ахмет Второй. – Только в моем доме хозяйничают оккупанты. Пришли и напали, как гнильщики, бесчестно… я уже не говорю про нарушенное перемирие и про газовую атаку!

Иван сжал зубы.

– Не хрен было пиздить наш генератор! – Он наконец не выдержал. Заебали уже со своим фарсом.

– Что? – Ахмет Второй поднял брови. Была в нем внутренняя сила, благородство хищного зверя. Красивый мужик, но немного дерганый.

– Какой еще генератор? – Ахмет поморгал. – О чем он? – повернулся к начальнику охраны. Рамиль пожал плечами.

– Ой, давайте без этих, – сказал Иван. – Мне эти ваши увертки…

– Язык придержи, – мягко предупредил Рамиль. Иван понял, что еще чуть-чуть, и будет больно. Рамиль двигался, как сильный, опытный боец. Собака бешеная, леопард подземный. Наслышаны про твои подвиги. Иван повел плечом. «Макаров» у него забрали, эх.

– А зачем? – Иван усмехнулся. – Будешь стрелять – стреляй, не фиг мне тут указывать.

– Объясни ему, Ахмет, – сказала вдруг девушка без имени, – пожалуйста.

– Что объяснить? – спросил Иван. И вдруг понял, что у него озноб идет по затылку. Чертова интуиция. «Лучше бы мне этого не слышать…» Иван выпрямился. – Что?

Его величество Ахмет Второй улыбнулся. «Белозубый, сука, зубы ровные, словно не в метро живет».

– Мы не брали ваш дизель.

– Угу, – сказал Иван.

– Я говорю правду. Зачем он нам? У нас, как ты заметил, централка.

Центральное освещение осталось в метро на трех станциях: «Площадь Ленина», узел «Садовая-Сенная-Спасская» и узел «Маяк-Восстания». Все это Иван знал и без посторонних.

– Я слышал, у вас с ней проблемы.

– Проблемы? – Ахмет вздернул выше тонкие красивые брови. – Какие? Кроме вас, конечно?

Иван дернул щекой. «Пожалуйста, пусть это будет вранье, – мысленно попросил он. – Обмани меня, Ахмет. Я хочу, чтобы это было вранье».

– Незадолго до войны, – сказал Ахмет, – у меня было посольство с предложением объединиться. Мир, дружба и взаимопомощь. Красиво звучит, верно? Догадываешься, кто это были – вернее, чье посольство?

– Чье? – Иван мучительно пытался не думать.

– Фамилия Орлов тебе о чем-нибудь говорит?

Еще бы. Иван почувствовал, как начинает уходить из-под ног земля.

– Я отказался, – сказал Ахмет. – Потому что красиво сказанная вещь – далеко не всегда красиво выглядит. Ваш Альянс хочет расширяться? Ради бога. Но не за мой счет. Не за счет моей станции. Что молчишь, питерец?

– Думаю, – сказал Иван сквозь зубы.

– Хорошее дело. – Губы Ахмета издевательски изогнулись. – Думай, диггер, думай. Это полезно. Кровь к мозгу приливает. Но ты не сомневайся, я и Вегану так же ответил. Спасибо за предложение, и идите на хуй.

– Тоже хотели мира, дружбы и взаимопомощи? – спросил Иван.

– Верно, – сказал Ахмет. – Как ты догадался? Надо было мне принять их предложение. А теперь… – он помедлил, глядя на Ивана плавно очерченными, слегка восточными глазами, – …когда мы все выяснили… Ты умрешь.

– Но! – подал голос из угла Борис. Ахмет поморщился. Цивильный замолчал.

«Надежные у меня друзья, – с издевкой подумал Иван. – Смелые».

– Рамиль, – приказал Ахмет.

Вот и все. «Кончилось твое везение, диггер».

Девушка наклонилась к Ахмету, словно собиралась ему что-то шепнуть на ухо – длинные темные волосы упали царю на плечо… Водопад. Красивые волосы.

«Эх, – подумал Иван. – Хоть что-то хорошее напоследок…» Он приготовился к последнему рывку.

В следующее мгновение девушка подняла пистолет и нацелила Ахмету в висок. Щелчок взводимого курка.

– Отпусти его, – сказала девушка.

– Ты в своем уме?! – Ахмет дернулся было, но передумал. Девушка держала пистолет твердой рукой.

«Надо же, – удивился Иван. – А я считал ее заторможенной».

– Неблагодарная тварь!

Девушка покачала головой.

– Как раз очень благодарная. – Она посмотрела на Ивана. Глаза красивые. – Он правду сказал. Ваш генератор они не трогали. Он трус и подлый человек, но сейчас он говорит правду. Теперь иди.

Иван встал. Рамиль смотрел на него без выражения.

– Он уйдет… он должен заплатить! – У Ахмета задергались тонкие губы.

– Ты на его лицо посмотри, – заметила девушка. – Тебе мало?

– Как тебя зовут? – спросил Иван.

Девушка ответила не сразу.

– Илюза.

– Ты очень красивая, Илюза, – сказал Иван и вышел.

Рамиль протянул ему «Макаров» – рукояткой вперед. Магазин на месте, оценил Иван. Значит, скорее всего без патронов. «Жаль».

– Его отец был настоящим правителем, – сказал телохранитель. – Сильным, жестоким, умным. Справедливым. А он слабый.

Иван потянулся за пистолетом. В следующее мгновение удар чудовищной силы сбил его с ног. В глаза плеснуло красным.

– Но все-таки он мой повелитель, – сказал Рамиль.

Иван глухо застонал. Боль была огромная, как устье Невы. Как Залив. Больше, чем чертово метро.

Чем, наверное, даже весь чертов Питер.

– Прощай, Меркулов. И давай как-нибудь обойдемся без следующих встреч. В следующий раз я тебя убью.

– Д-да… – Иван выдохнул, перевернулся на спину, – …пошел ты.

Рамиль улыбнулся.

– В «макаре» есть патроны. Хочешь застрелиться – пожалуйста. А пока прощай.

Сквозь красный туман.

Иван не помнил, как добрался до «Восстания», не помнил, как прошел патрули – но как-то прошел, значит, называл пароль? Наверное. Боль отпустила его, только когда он добрался до своих вещей и забросил в рот сразу четыре таблетки бенальгина. Разжевал. Рот наполнился вязкой анальгетиковой горечью.

«Черт, ведь берег же на черный день, – подумал Иван. – А сейчас какой? Белый, что ли?! Белый-белый день, бля».

Бок онемел. В позвоночник словно загнали металлическую трубу.

В туннеле опять начали стрелять и кричать «ура!». Победители, блядь. На станции пахло кровью и перегаром.

Иван огляделся.

Пашки не было. Один Солоха сидит со своей неизменной книжкой и смотрит на Ивана сквозь очки. Невозмутимый. И наплевать ему на всеобщее празднование.

Иван кивнул на груду металлических пластин, плавно изогнутых, словно по живому телу. Штук двадцать.

– Это что?

Солоха махнул рукой.

– Да придурки ополченцы. Им броники выдали, а они повынимали пластины – мол, носить тяжело. Ну не идиоты?

– Ага. – Иван кивнул. Морщась от боли, снял куртку, начал разматывать бинты. Теперь бы перетянуть ребра как следует… Посмотрел на Солоху. – Поможешь мне?

Мемов разглядывал Ивана с интересом. Спокойно. Почему-то Иван был уверен, что сказанное им заденет генерала, сломает эту невозмутимую маску вождя и покровителя.

Куда там.

– Значит, ты все знаешь? – Иван кивнул. – Так даже проще.

– Проще что?

Пауза. Генерал смотрел на него – словно видел насквозь.

– Выбирай, Иван, – сказал Мемов, наклонился к нему. – Или чтобы ничего не было, или чтобы все было. Выбор только за тобой. Это называется «свобода». Новое слово в твоем лексиконе, верно?

– Пожалуй. – Иван разозлился.

– Тогда слушай. Если выберешь «ничего не было» – все остается на своих местах, ты возвращаешься на «Василеостровскую», женишься на прекрасной женщине, растишь с ней детей. Но при этом все забываешь. Если выберешь «чтобы все было»… тогда… – Мемов спокойно посмотрел на Ивана. – Ты должен идти со мной. Мне нужны такие люди, как ты. Что тебя больше интересует, будущее или прошлое, Иван?

– Вы убили Ефиминюка.

– Я? – Мемов поднял брови. – Зачем?

– Тогда кто?

Генерал поморщился.

– Углубляемся в ненужные мелочи, Иван. Времени мало. Решай быстрее. Ты с нами или без нас?

– Я сам по себе, – сказал Иван.

– Это онанизм, а не жизненная позиция. – Мемов уже смотрел без улыбки. Страшные, светлые глаза, зрачки наколоты спицей. – В последний раз спрашиваю – из уважения к тебе, Иван… Ты – со мной?

Вопрос.

Пауза.

Ответ.

– Нет, – сказал Иван. – Я по старинке, товарищ генерал – со своей будущей женой. Извините.

Непробиваемая маска Мемова наконец треснула.

– Брось, Иван! Мы здесь не словами играем, а жизнями.

– Значит, вы хотите прямого ответа? – Иван улыбнулся. – Хорошо. Сейчас вы его получите. Но сначала я хочу знать – зачем все это было? Эта кража, это убийство? Эта война, наконец?

– Все хотят объяснений.

– Я хочу понимать. Вам ведь нужен помощник, а не кукла на ниточках, верно?

Мемов смотрел в глаза Ивана.

– А ты упрямый. Будет страшно иметь тебя своим врагом.

«Тебя тоже», подумал Иван.

– Так ты со мной, Иван? – Мемов не отводил взгляда. – Только предупреждаю – отвечай честно. Впрочем, даже если соврешь… – Он помолчал. – Видишь ли, у меня есть особое чувство, очень полезное для политика. Я всегда вижу, когда человек врет. Итак. – Он повел головой. – Ты – со мной?

«Ты уж звиняй, командир, за пулемет».

Ефиминюк. Редкостный придурок.

И что теперь, за него помирать прикажете?!

Молчание.

– Что решил? – спросил Мемов.

– Я с вами.

Взгляд Мемова пронизывал насквозь. Иван слышал толчки собственной крови в жилах.

– Хорошо, – сказал Мемов. Повел головой, словно воротник натирал ему шею. – Верю.

Иван смотрел на снег. Специально выбрал этот момент. Вокруг кипела веселая суета – победа, победа, скоро домой – Гладыш собирал рюкзак, Иван краем глаза видел его широкую спину.

Удивительно, почему такие двигательные таланты судьба дает не самым лучшим людям? Гладыш идеальный убийца, мягкий, грациозный даже, он практически танцует, убивая – прекрасная координация – и при этом малограмотный недалекий тип. Насильник, мародер и убийца.

Для такого нужна музыка. А по Гладышу скорее плачет веревка – и висеть ему три дня, как поступают с насильниками на Невском. Иван не мог даже смотреть в его сторону, становилось тошно.

Похоже, вот и конец твоей команде. «Верно, Иван?»

Иван покачал головой. Снег продолжал падать – медленно, красиво. Опускался на заснеженную равнину, на аккуратные крошечные елочки, на белую, толстую от сугробов, крышу домика. Странно. Домик выглядел живым – в отличие от города наверху.

Иван вспомнил медленный неживой снегопад, когда они с Косолапым вышли на улицу. Замерзшая Нева стояла подо льдом, улицы были укрыты белой пеленой и – мертвы.

Чудовищное ощущение мертвого величия.

Иван вышел на 6-ю линию. Аллея. Справа он увидел красную покосившуюся вывеску «Белорусская обувь». Двери под ней были распахнуты, снег лежал внутри.

Мертвые черные деревья рядами уходили вдаль, к набережной лейтенанта Шмидта.

Засыпанные снегом гранитные фонтаны.

Иван шел. Скрип снега под ногами. Холодно. От падающих снежинок ствол автомата покрылся каплями воды. Он все еще был теплее, чем окружающий мир. Иван слышал слева такой же мерный скрип – только чуть с другим ритмом. Это шел Косолапый. Вдали и слева Иван видел развалины Андреевского собора. Один из куполов когда-то свалился и упал на аллею, накренив дерево. Теперь он был покрыт снегом, потемневшая позолота выступала из белой пелены.

Они шли и держали друг друга в поле зрения, практически не глядя. Снег продолжал падать. Небо стало почти черным, но пока еще благодаря снегу вокруг, можно было что-то разглядеть.

Скоро придется зажигать фонари.

Через перекресток Иван увидел чернеющий корпус «Андреевского двора». Его стоило обойти стороной. Лютеранская церковь недалеко от собора, там могло быть гнездо.

То есть точно неизвестно. Но – могло.

Откуда-то они ведь в прошлый раз взялись, верно? Иван, не поворачивая головы, почувствовал, как ритм Косолапого изменился. И что он движется ближе к Ивану.

Значит, будем менять маршрут. И кое-что еще. У Ивана пересохло в глотке. Сегодня ведущим был Косолапый, но по некоторым неявным признакам, по дрожи предчувствия, по ледяному провалу в желудке, Иван догадывался: сегодня не простая заброска.

Сегодня экзамен.

– Будь честен, – сказал Косолапый глухо.

За зиму он отрастил бороду и усы, но Иван сейчас их не видел. А видел сквозь прозрачную маску только глаза Косолапого. Они горели холодным голубым огнем, словно радиоактивные метки на циферблате часов.

Пора.

Иван посмотрел на дырчатую мембрану, откуда шел голос Косолапого. Кивнул. Снег падал на пластиковую маску Косолапого, растекался каплями. Маска запотела по краям. Иван слышал, как мерно работает дыхалка диггера, мембрана усиливала звук.

– Будь честен. Ты можешь лгать кому угодно, даже мне. Но перед собой ты всегда должен держать ответ. Это просто. Где-то в затылке ты всегда будешь чувствовать – правильно ли то, что ты делаешь, или нет. Мерная риска с метками. Приближает ли тебя твой поступок к сияющему стержню или наоборот, отдаляет от него. Мораль относительна, скажут тебе. Это правда. А этот стальной стержень, сияющий, холодный и безжалостный, который торчит у тебя в затылке – он скажет правду.

Дыхание Косолапого, его голос. Иван смотрит, как в стеклянном шарике падают последние снежинки, и вспоминает.

Что тебе говорит твой стержень? А, Иван?