Метро 2035: Питер. Специальное издание Врочек Шимун

Добраться бы сейчас до какой-нибудь ВШ, выйти наверх и пешком через мертвый город. Угу. Одному. Практически безоружному… без защитного костюма и дозиметра. Неплохой способ самоубийства, Иван. Так держать, и все у тебя получится.

Но ведь зачем-то же здесь есть проход к воде? Значит, не все так просто. Ладно. Может, покричать?

Иван начал искать. И вскорости нашел.

Ржавая скоба вбита в стену туннеля, к ней привязана веревка. Другой конец уходит в темноту. Иван потянул за нее, где-то вдалеке звякнуло. Хмм. Иван потряс веревку как следует. Звон стал решительнее и громче.

Понятно, система вызова. Интересно, кого же мы вызвали?

Иван еще раз подергал веревку – чтобы уже наверняка. Уселся на камень и приготовился ждать.

Через некоторое время вдалеке зажегся огонь, помахали фонариком. Иван поднял свой фонарь и помахал в ответ.

Принято.

Прошло еще несколько минут. Наконец вдалеке раздался странный звук – плеск, плеск. Иван ждал. Звук приближался.

Из темноты бесшумно выплывала лодка. Звук, который Иван слышал, – легкий плеск – оказался звуком, с которым весло опускалось в воду.

В лодке стоял мужик лет сорока с грязной повязкой на лбу и смотрел на Ивана.

– Тебе, что ли, ехать? – спросил он угрюмо.

– Ага, – сказал Иван.

– Десятка.

– А что так много-то?

Мужик озадаченно огляделся.

– Ну… хочешь со скидкой? Один патрон и плыви за лодкой.

– Нет уж, – сказал Иван. – Лучше в лодке.

Виолатор правильно описал Венецию – город на столбах. Вдоль туннеля, на черной воде, разместился целый жилой квартал. Настилы из досок образовывали островки, рядом плыли лодки и все, что могло держаться на воде.

Мимо проплывала консервная банка.

Иван сунулся было поднять, но лодочник помотал головой. Не надо.

– Почему не надо? – спросил Иван. Лодочник пожал плечами.

– Там кто-то есть?

Но лодочник не ответил. Вместо этого он двинул веслом, и лодка плавно проскользнула мимо очередной хижины. Иван заметил, что настил сделан не жестко, а словно лежит на воде. Столбы служили скорее для того, чтобы островок не уплыл. Белые и синие пластиковые бочонки, сотни пластиковых бутылок, коричневых и прозрачных, зеленоватых, разной формы и размера, держали домик на воде. Ивану, привыкшему к типовым палаткам на родной «Василеостровской» и к многоярусному общежитию на «Гостинке», это показалось забавным.

Из домика вышла женщина с подвязанным подолом и с косынкой на голове, выплеснула помои из таза – едва не попав в лодку. Иван отшатнулся. Женщина равнодушно посмотрела на него, вытерла лоб тыльной стороной ладони и ушла обратно в домик.

«Ну и порядочки тут».

На воде остались плавать остатки еды, обрывки бумаги и просто тряпки.

«Как они до сих пор в мусоре не утонули?» – удивился Иван. Белый комок бумаги плыл против движения лодки, словно подгоняемый ветром.

«Держись, друг», – мысленно подбодрил Иван. Белый комок продолжал скользить. Внезапно из воды высунулась черная тупая, похожая на змеиную, морда и заглотила его. Раз! И исчезла. Круги на воде. Бумаги больше не было.

Иван протер глаза.

Вот тебе и «утонут в мусоре». Иван убрал ладони с бортика лодки, положил на колени. Лучше уж так. Лодочник покосился и усмехнулся. Продолжил орудовать длинным веслом.

– Что это было? – Иван посмотрел на лодочника. Тот лицом изобразил нечто сложное, не поддающееся переводу. Иван вздохнул. Как с вами непросто…

Они проплывали мимо разных домов: маленьких и побольше, некоторые были длинные, в десять-пятнадцать метров – видимо, на несколько семей. Маленькие дети играли под присмотром старших, полуголый мальчишка лет четырех баловался, закидывая в воду удочку с привязанной на конце фитюлькой. Фитюлька касалась поверхности воды, пауза…

Каждый раз мальчишка успевал отдернуть удочку за долю секунды до того, как захлопнутся черные пасти. Мелкие острые зубы клацали в воздухе. Мальчишка бурно радовался и забрасывал удочку снова.

Хорошая реакция, оценил Иван.

Толщиной твари были как раз с руку мальчишки.

Лодка наконец доплыла до странного сооружения. Межтуннельная сбойка, понял Иван, приспособленная для общественных нужд. Это был самый большой искусственный остров из увиденных им сегодня. В центре возвышалась алюминиевая будка, от нее шла лестница на веревках – прямо к двери в стене туннеля. Надпись на двери «ДОЖ. Прием с 5 до 6». Главный по дождю, что ли? Откуда в метро дождь?

Дежурный по Обеспечению Жизнедеятельности?

Дураку Отыщем Жену?

Иван пожал плечами. У местных свои причуды.

На острове кипела жизнь. Лодки причаливали и отчаливали. Люди сновали туда и сюда, гул оглушал. Видимо, это был местный центр.

– Купи угря, недорого! – Чья-то рука вцепилась ему в рукав. Иван чуть не среагировал – перехват руки и удар в горло, но притормозил себя. Почти вежливо отодвинул мужичка с ведром, стоящего в маленькой лодке, мельком заглянул – там лежала черная, свернувшаяся кольцом, гладкая гадина. Ивана передернуло. Блин. Точно такая же недавно сожрала белый лист.

– Не надо, – сказал Иван. – Не надо.

Над каждым островком висел фонарь – стеклянный колпак, под ним горел свет. Интересно, что они используют? Точно не спирт. Цвет пламени другой. Масло?

Вокруг большого острова таких фонарей было штук двадцать – по всему периметру.

Тут же на острове, на мангалах жарили угрей. Иван слышал шипение жира, капающего на угли. Огромный, с раскрасневшимся лицом хозяин в засаленном фартуке зазывал покупателей.

– Шаверма! Шашлык! – покрикивал он. – Подходи, налетай!

Запах стоял такой аппетитный, что желудок постанывал.

Иван мотнул головой. Жрать охота, да патронов в обрез. Ничего, если повезет, сегодня уже буду на Невском.

Лодка свернула влево, протолкалась сквозь ряды других суденышек, пристала к причалу. Легонько стукнулась. Дальше, на той стороне острова, через всю сбойку, Иван слышал звуки десятков голосов, крики и возню. Там что-то происходило.

Интересно, что?

Лодочник молча ждал, глядя на Ивана. Высокий, худой.

– Вот. – Иван протянул обещанные патроны. У него оставался в запасе последний, пистолетный, для «макара». Мелочь, а приятно.

Лодочник взял патроны и, ничем не выражая ни досады, ни удовольствия, оттолкнул лодку – Иван едва успел выпрыгнуть на остров – и поплыл в обратном направлении.

Иван посмотрел ему вслед. Стоя на причале, почувствовал, как покачивается под ногами деревянный помост. Огляделся.

Ну что ж… Вот мы и в Новой Венеции.

«Интересно, – подумал Иван внезапно. – Тане бы здесь понравилось?»

Через час Иван поел, выпил и был уже более-менее в курсе местных правил. Новая Венеция жила за счет угря. Мутировавшие земляные черви это были, что ли? Или рыбы? Никто особо не заморачивался. Угрей можно жарить, варить и солить – больше от них ничего не требовалось. Изредка среди пойманных особей попадались электрические. Ну, этим местные нашли другое применение…

Управлялась станция Дожем – комендантом, перевел для себя Иван. В общем, все как у людей. За исключением, пожалуй, «долговых» – рабов. Иван видел их, оборванных и безразличных, подметавших остров, таскающих тяжести, красящих лодки, сидящих то здесь, то там.

Иван вышел прогуляться, дошел до дальней оконечности островка. Народа здесь было немного.

На настиле лежал человек лицом вниз – то ли мертвый, то ли пьяный. А может, вообще гнильщик или «долговой», судя по одежде. Его никто не трогал и вообще не обращал внимания. Может, у них так положено?

Иван прошел мимо, сел у воды на скамейку.

Как ему сообщили, очередной паром отправляется к «Невскому проспекту» через несколько часов. Стоимость – пять патронов. Иван сторговался за фонарь, выбора не было. Ничего, зато второй у него останется.

Прорвемся.

Паром доплывет до «гермы». Когда вода начала подниматься, ее закрыли намертво. Но там остался служебный ход – наподобие того, через который Иван ходил на «Приморскую». Так что проблемы особой нет. «Подумаешь, промокну немного. Ерунда».

Осталось дождаться.

Ждать – Иван бросил в воду камешек – бульк! вода забурлила – это вообще самое сложное.

Мемов, Орлов, Сазонов – повторил он про себя, словно мог забыть.

«Скоро мы встретимся».

Грязная куча тряпья зашевелилась. Иван дернулся – из-под кучи выбежали крысы и разбежались в разные стороны. Одна проскочила у самых ног диггера. Иван в сердцах сплюнул.

– Кто здесь? – спросил голос. Иван почувствовал, как волосы на затылке начинают шевелиться.

Еще бы.

Спрашивал давешний «мертвец». Глаза его смотрели прямо Ивану в душу. Испуг окатил диггера, словно из ведра, бросился в лицо черной верещащей крысой… исчез. Кровь стучала в висках. Иван вдруг узнал.

Надо же. Он покачал головой.

«…виноват Дарвин».

– Здорово, Уберфюрер, – сказал Иван. Вот так встреча. – Как оно вообще? Как твое ничего?

– Хуево, – сказал Убер. Опираясь на руки, с трудом приподнял непослушное, будто взятое на примерку тело. Лицо его было словно раздроблено чем-то тяжелым. Плоское, опухшее. Глаза как у монгола. Убер посмотрел на Ивана.

– Где я?

Иван хмыкнул. Своевременный вопрос.

– На острове.

– Это я знаю, – сказал Убер. Губы у него были разбиты. – Где конкретно я сейчас нахожусь?

Иван пожал плечами.

– На центральном острове. Вон там лестница и написано «Дож». Это кто? Дежурный по жабам?

– Ага, – согласился скинхед хрипло. – Он самый. Понятно. Мы здесь и бухали.

Это многое объясняло. В том числе и кислый запах, идущий от скинхеда – такой мощный, что его даже перегаром было сложно назвать. Скорее уж перегарище.

– Ну ты даешь, друг… – Иван присвистнул. – Я вообще думал, что ты того… Что бордюрщики из тебя ремней нарезали. Или на барабан натянули.

– Я жесткий, как подошва ботинка, – сказал Убер. Мучительно, перекосив лицо, выпрямился, сел. Его поза напомнила Ивану позу дяди Евпата, когда того прихватывала старая рана в бедре. – Эти уроды побоялись обломать зубы.

– Ну ты даешь, – повторил Иван. – А здесь ты как оказался? В Новой Венеции?

Убер открыл рот, подержал так и закрыл.

– Не помню.

В девятнадцать лет Убер понял, что нравится женщинам, и пропал из университетских будней, чтобы проснуться в вечных праздниках жизни.

Институт на Ленинском проспекте представлялся ему не серым унылым зданием, а горящим, колыхающимся горнилом страстей и наслаждений. В этом здании все пылало, искушало и совращало, кокетничало и несло угрозу – конфликты из-за внимания женщин Убер находил самыми естественными из всех существующих на земле, двигало стройными бедрами и опаляло взглядом из-под длинных, как полярная ночь, ресниц.

– Как ты здесь оказался? – спросил Иван.

– Не помню. – Убер мучительно пытался нащупать ускользающие воспоминания и натыкался каждый раз на одно и то же – на пустоту. Все, что начиналось с момента «Вперед!» и его прыжка в туннель – исчезло, в потаенном чулане памяти не было ни одной вещицы – только темнота. Амнезия, поставил сам себе диагноз Убер и на этом успокоился. «Посттравматическая. Вот и ладно».

– А здесь – это где? – спросил он ради интереса. В принципе, какая разница, откуда начинать новую жизнь?

– Новая Венеция. А что, ты совсем ничего не помнишь?

– Помню только, когда очнулся, отливал на гермуху.

Иван поднял брови.

– С заброски?

Старая примета – помочиться на гермодверь. На удачу.

– А черт его знает. Может, у меня сотрясение?

– Смотри мне в глаза. – Иван прищурился. – Ага. Нет, зрачки одного размера. Скажи: прыжок с подвыподвертом. Только быстро.

– Охуевающая проблядь, – сказал Уберфюрер быстро. – Выхухоль, нахухоль, похухоль. Синхрофазотрон. В рамках банальной эрудиции… Да нет, все в норме, брат.

– Ага. – Иван кивнул.

Посмотрел на Убера с отрешенным выражением на роже. «Странный он, – подумал Иван. – Клево».

– Мы «Восстания» взяли? – Все-таки кое-что он помнит.

Иван помедлил.

– Ну как тебе сказать… взяли.

Лицо у него стало – выразительней некуда. Убер почесал затылок.

– Так где мы, брат? – спросил он.

– На «Горьковской». Вернее, в перегоне от «Горьковской» до «Невского проспекта».

– Как это? – удивился скинхед. – Тут же туннель должен быть завален!

– Да, Убер, – сказал Иван. – По башке тебя крепко приложили, если даже этого не помнишь. Сам-то как сюда попал, по-твоему? А? Ну-ка… – Диггер вдруг насторожился, наклонился вперед. – Покажи руку!

– Чего?

– Да не эту… другую! Ногти твои где? – Иван поднял взгляд, посмотрел ему в глаза. – Да, брат.

Убер наклонил голову, посмотрел. Вздрогнул. Левая рука была недавно зажившая, с уродливыми пятнами розового мяса вместо ногтей. Уцелел только ноготь на большом пальце. Дела. Уберфюрер сжал руку в кулак, разжал. От усилия вспомнить заболела голова.

– Кто тебя так? – спросил Иван.

«Найду затейника, – Убер стиснул челюсти, – яйца вырву плоскогубцами. Медленно». Он пожал плечами. Месть – это личное. Потом сказал:

– Не помню, брат. Да это уже не важно. Верно?

Он проснулся от ощущения, что рядом кто-то есть.

Иван осторожно открыл глаза. «Ага, вот ты где». Диггер бесшумно поднялся, вынул нож, подаренный стариком. Одно название, что оружие. Вот раньше у него был нож как нож. Даже с небольшой тварью можно справиться. Или, например, уберовский кукри – почти топор…

Неизвестный, наглец такой, залез в Иванову сумку. И что-то там искал. «Возможно, смысл жизни», – подумал Иван с иронией. Или пожрать.

Иван мягко перетек за спину наглеца, присел на корточки.

– Эй, – тихо позвал он. – Ты кто?

«Наглец» вскинул голову, увидел Ивана. Испуг плеснулся в круглых глазах… и вдруг растаял. Его место заняла радость. Рот раскрылся:

– Командир!

Ну, блин. Иван выпрямил спину, встал.

– Ты что здесь делаешь? – Он почти не удивился. Ну что за жизнь, плюнуть некуда, везде знакомые лица…

Перед ним сидел потомственный мент Миша Кузнецов. Только уже без «макарова» и с подбитым глазом. Одежда порвана, руки в цепях.

Вот уж война раскидала так раскидала.

– А профессор где? – спросил Иван.

– Не знаю. – Кузнецов виновато пожал плечами. – Он от меня это… убежал.

«Мда. Поручи дураку…»

Кузнецов сопровождал Водяника по туннелю на «Гостинку». Профессор не был особо этим доволен, злился, даже кричал. Но Кузнецова не прошибешь – молодой мент упорно выполнял поставленную задачу. Они шли с профессором, то ругаясь, то обиженно молча, почти до «Гостиного двора»… и тут Проф напоследок выкинул фокус. Кузнецов только отвернулся – а Водяника нет. Как испарился. Миша сунулся в один коллектор, тот вывел в другой. А там в туннель.

Кузнецов понял, что заблудился.

А потом решил спросить дорогу у каких-то челноков…

Спросил.

Очнулся уже здесь – в цепях. Оказалось, что должен некую сумму… а расплатиться не может. Так и стал Кузнецов рабом, или как у них здесь называется?

«Долговой», сказал Миша.

– Что делать, командир? – Кузнецов смотрел вопросительно. – Меня за побег хозяин забьет.

«Да что за судьба у меня такая?» Иван выпрямился.

– Командир?

«Оставить тебя здесь, и кукуй дальше. А я доберусь до «Василеостровской», разберусь там с делами и вернусь. Вот что надо сказать.

Или – извини, придется выбираться самому. Пора взрослеть, мальчик».

Шипение динамиков. В голове зазвучал хриплый ужасный голос Тома Вэйтса. С пятницы лабаю этот блюз…

Любимая музыка Косолапого.

– Командир? – В голосе звучало отчаяние.

Иван дернул щекой. Скулы затвердели так, словно он вложил за щеки бильярдные шары.

– Жди меня здесь, Миша, – сказал Иван. – Я скоро вернусь. Никуда не уходи.

Кузнецов радостно заморгал. Вот так у нас продвигается воспитание хомячков. Мы кормим их мечтами. Они жиреют, становятся легче воздуха и улетают за край мира. В Австралию, куда не добралась Катастрофа. Мы все живем в противогазах с розовыми стеклами.

Иван резко повернулся на пятках и пошел вперед.

Он не знал, что будет делать. Но что-то будет – это точно. Проклятая станция.

Проклятое метро. Проклятая жизнь.

Шагая по помостам, он пересек основной причал, где выгружались садки. Гвалт и крики. Бьющиеся в сачках черные гибкие тела. Смотри ты, у них и зубы есть. Иван замедлил шаг. Горьковец в прожженом на спине, цветастом махровом халате, напрягшись как пружина, вытягивал сачок – вода выливалась из сетки, угри выгибались и раскрывали узкие пасти.

Внезапно тощий парень, вытаскивая сачок, не удержался – пошатнулся, начал терять равновесие, сделал два шага к краю причала… Лицо его помертвело. Иван даже отсюда, с десяти метров, видел его огромные круглые глаза. Иван автоматически перешел на бег. Парень уже падал, заваливался вниз…

– Отпускай! – кричали ему. Парень не слышал. Иван мчался, рефлекторно меняя путь, перепрыгивая корзины, где бились и выгибали черные спины угри. Парень, наконец, сообразил, выпустил сачок – но уже поздно. Вода под ним взбурлила от жадных угриных пастей…

Иван огромным прыжком пересек угол.

Парень падал. Иван видел – хотя физически не мог этого разглядеть – как клацают мелкие острые зубы у лодыжки парня, вырывают кусок из черной штанины. В следующее мгновение Иван выставил руку. Пальцы ударили в плечо парня, схватили ткань рукава. Рывок, чуть не вывернувший сустав. Иван приземлился, автоматически согнул колени, уходя в перекат. Не ушел до конца, парень шлепнулся на помост и сработал как тормоз. Иван с размаху приложился левым боком о доски.

Вспышка.

Молния рассекла пространство на отдельные осколки.

«Бля!» Иван застыл, пережидая пульсацию в ребрах. Не дают его ране зажить как следует. Причал под ним мягко покачивался. Иван чувствовал, как в дерево снизу долбятся жадные морды угрей.

– Ты живой? – Его тронули за плечо.

– Смотря… – Иван перевернулся на спину. Новая вспышка боли. – Смотря кто спрашивает.

Перед ним реяла белая круглая луна – в призрачном ореоле. Сейчас слегка влажно и легкий туман. «Неужели я на поверхности?» – подумал он.

Луна то приближалась, то удалялась. Наконец, замерла. Иван откинулся, прикрыл глаза. «Хорошо лежать».

Открыл.

– Таня? – В следующее мгновение он сообразил: нет, не Таня. Губы девушки шевельнулись, но Иван не понял ни слова.

– Сейчас… – Он начал подниматься. Его мягко уложили обратно. Иван постарался сосредоточиться, направить внимание в одну точку. – …пройдет. – Вот, почти получилось. Нет.

Извини, Миша. Кузнецову придется подождать.

Иван опять начал вставать. На этот раз мягкое сопротивление женских рук оказалось слабее. Иван усилием воли преодолел звуковой барьер и встал. Нога болела, но терпимо. Ребра пылали.

Пуля Сазонова ударила в бронепластину, чудом не задев жизненно важные органы. Возможно, так и поверишь в судьбу.

«Ага, ага. Живи в противогазе с розовыми стеклами».

– В порядке?

Иван поднял голову. В первый момент его насквозь пронзило ощущением красоты девушки, словно весь организм отозвался на определенную ноту. Косолапый говорил, был такой чудак, который называл любовь «настройкой». Люди сходятся вместе не потому, что так получилось, а потому что настройка совпала. Как есть консонанс и диссонанс – когда вместе две ноты звучат хорошо, и когда совсем не звучат. И ничего с этим не поделаешь. Можете назвать это судьбой…

Бог – великий настройщик. «Ага, ага».

То-то несколько миллиардов инструментов сгорело в той Катастрофе. Что, скажем прямо, слегка уменьшило состав оркестра.

– Это ты, что ли, меня вытащил? – перед диггером стоял тощий насупленный парень. – На фига?

– Понятия не имею, – честно сказал Иван. Девушка-луна стояла левее паренька, но так близко, словно он ей близкий человек. Любовник? Иван покачал головой. Не так стоят. Не то напряжение между ними. Не то звучание.

– Я же говорил. – Паренек повернулся к девушке. – Он псих.

– Артем! – одернула его та. Улыбнулась диггеру. Улыбка звучала так, словно они с Иваном давно знакомы. Чистый белый звук.

– Простите моего брата, – сказала девушка. – И спасибо вам огромное.

– Думаю, ваши угри со мной не согласятся, – сказал Иван. Он слышал себя точно со стороны. – Я оставил их без ужина. Хотя, прямо скажем, – он измерил парня взглядом, – не самого обильного.

Парень дернулся, девушка звонко засмеялась.

«Вот такие дела, Иван».

– У вас хороший смех, – сказал диггер, глядя на нее. – Хороший смех бывает только у людей с чистым сердцем. Как вас зовут?

– Лали.

– Как?

– Ла-ли. Грузинское имя.

Обитали они с братом на маленьком островке – метрах в трех от большого. Лали потянула за веревку и выдвинула доску так, чтобы получилось подобие моста. Путь готов. Иван с сомнением посмотрел на узкую полосу дерева, под которой плескалась черная опасная вода.

Лали перешла, не глядя. Иван завороженно смотрел, как двигаются ее ноги под юбкой, потер челюсть. «Очень… ловкая». Потом решился и неуклюже перебежал по доске сам.

Теперь они сидели в их маленькой хижине, за спиной Ивана тихонько тикали часы, Лали угощала его чаем.

– Что мы можем для вас сделать?

– Вы? – Иван посмотрел на нее. Он думал, девушка засмущается… Ничего подобного. – Может, это мне надо вам помочь?

Паренек сжал кулаки, лицо подергивалось.

– Нашелся помощник, – буркнул он и вышел из палатки.

– Не обращайте внимания на моего брата, – сказала Лали. – Он последнее время сам не свой. Он был на ярмарке на «Садовой-Сенной», и там ему разбили сердце.

– Понимаю, – сказал Иван. – Это бывает. Не обязательно на ярмарках, но бывает.

Лали улыбнулась.

– Она уехала, а он заочно ревнует к ней всех мужчин старше пятнадцати и моложе столетнего старца. Она назвала его мальчиком, понимаете?

«Еще бы, – подумал диггер. – Мы такого не прощаем».