Воображаемый друг Чбоски Стивен

Глава 68

Шериф открыл глаза. Дремота одолела, что ли. Он даже не понимал, где находится. Обвел глазами помещение, но взгляд ни за что не зацепился. Ему когда-то приходилось слышать такое выражение: слепящая головная боль, но кто бы мог подумать, что это может пониматься буквально. Чтобы прогнать туман, моргать пришлось чуть ли не целую минуту.

Мозг свой успокоил – и попытался напрячь органы чувств. Судя по запаху пыли, сидел он в архиве. Задремал, видимо, когда с миссис Руссо перебирал протоколы. Но сейчас никаких звуков не слышал.

– Есть тут кто-нибудь? Миссис Руссо? Вы где? – позвал он.

Молчание. Шериф сделал еще одну попытку сообразить, как сюда попал. Вспомнил, что двое суток находился при исполнении, хотя температура у него ползла вверх. Он уже знал: стоит только добраться до больницы, чтобы проведать Кейт и ее сына, как поступит очередной вызов. Либо серьезная авария. Либо поножовщина. Либо драка в баре.

Как будто в мире зрел заговор с целью помешать их встрече.

Шериф не увлекался теорией заговоров, особенно если теория строилась на такой шаткой основе, как совпадения. Но нутром чуял, когда ему ставили палки в колеса, и сейчас нутро включило мигающий красный свет. Слишком уж много было совпадений, так и не позволивших ему проведать Кейт Риз и ее сынишку. Да и в архиве слишком много выявилось отвлекающих моментов, которые препятствовали выполнению его служебных обязанностей. Слишком много шумов мешало ему вспомнить…

имя… того мальчонки… как же его звали?

Припомнить не получалось, а нутро подсказывало: что-то здесь неладно. Голос, звучавший в башке, твердил, что вспомнить не получится, но сам-то шериф знал, что память у него отменная. Ну, допустим, не фотографическая, но близка к тому – в критических ситуациях никогда еще не подводила. Вот и теперь ситуация сложилась критическая… в ее орбиту попали Кейт Риз, и Кристофер, и…

имя… того мальчонки… его звали…

У него вновь зачесалась правая рука. Проклятый зуд. Шериф хотел осмотреть ладонь; только сейчас зрение стало фокусироваться. При тусклом свете он увидел свежий начес. Расцарапанная кожа покраснела. На ногтях темнела засохшая кровь. А на предплечье ощущалось нечто инородное. Запрятанное под рукавом. Да, смутно помнилось: что-то он там прятал.

его звали… мальчонку звали…

Засучив рукав, он увидел имя, выведенное черным фломастером у запястья.

Дэвид Олсон

Тут шериф внезапно вспомнил, чем занимался. Он начал записывать памятки на руке. Вначале пользовался простым фломастером, но от жара по коже поползли капли пота и смыли всю строку – будто птицы склевали рассыпанные на тропе хлебные крошки. Пришлось взять перманентный маркер. Шериф поддернул рукав повыше.

Имя мальчика – Дэвид Олсон.

Не спать. Звонить Карлу насчет инструментов ПРЯМО СЕЙЧАС.

Недолго думая шериф набрал номер. После двух длинных сигналов он узнал голос друга.

– Карл, это я, – сказал шериф.

– Обалдел, что ли? – сонно пробормотал Карл. – Ты вообще на время смотришь?

Настенные часы показывали 03.17.

– Понимаю, уже поздно. Извини. Но у меня срочное дело, – ответил шериф.

– Это я уже слышал.

– То есть? – не понял шериф.

– Ты звонил мне час назад.

– Шутишь?

– Господи. Ты что, больной? Звонил мне час назад и пытал насчет этих инструментов. Сколько можно? И потом, завтра, к твоему сведению, сочельник!

– Да знаю я. Ну, прости. Так что там насчет инструментов?

– Ты издеваешься? Или память отшибло?

– Неужели трудно повторить?

Шериф явственно услышал, как на другом конце Карл показывает ему средний палец.

– Ладно, но чтобы это было в последний раз. Запиши себе. Инструменты я предъявил одному знакомому, музейному работнику. Им многие сотни лет, но они не относятся к типичным орудиям труда рудокопов и земледельцев прошлого.

– То есть?

– Это скорее детские игрушки. А полученная от тебя каменюка – это вовсе не каменюка. Это древесная окаменелость.

Схватив ручку, шериф принялся лихорадочно записывать на предплечье.

Инструменты принадлежали детям.

– Все, отбой. Мне не до того. У меня за неделю количество дел возросло вдвое.

Шериф на мгновение прервался.

– То есть как это «возросло вдвое»?

– Господи! Мы опять за старое, слово в слово?

– Виноват, Карл. Мне и в самом деле нездоровится.

– Повторяю для особо забывчивых. – Карл заговорил язвительным тоном, как умел только он. – Полная луна упала в воду, что ли, но весь город либо занемог, либо сходит с ума. Я двое суток не появлялся дома. Жена грозится: если не пойду с ней на ужин к теще, то могу забыть о рождественском подарке. Но я не готов так рисковать. Мне только раз в году положен минет.

Шериф невольно ухмыльнулся.

– Что ж, спасибо за помощь, Карл. Добрая ты душа.

– Это ты моей расскажи. Все, кончай мне названивать. С наступающим, – буркнул Карл.

– И тебя.

Друзья рассоединились. Шериф опять взялся за ручку, чтобы дописать. Зуд распространился по всей кисти. И навязчиво требовал внимания. Но шериф не поддавался. Хватит уже.

Камень – древесная окаменелость.

Весь город либо занемог, либо сходит с ума.

Совсем как

Проснувшись, шериф не сразу сообразил, где находится. А находился он в помещении архива. Миссис Руссо ушла. Не иначе как его повторно сморил сон. Некоторое время мысли кое-как продирались сквозь головную боль, но в конце концов подсказали, что он пытается установить связь между событиями, происходящими нынче в городе, и тем мальчонкой… Младшим братом Эмброуза… как там его звали?

имя… того мальчонки… его звали…

Зуд в левой руке сделался нестерпимым. Шериф невольно почесал ладонь и почувствовал, что форменная рубашка промокла от пота. В ночи у него, как видно, был скачок температуры. Собравшись закатать рукав, шериф обнаружил у себя на предплечье несколько записей, сделанных несмываемым маркером.

Имя мальчика – Дэвид Олсон.

Не спать. Звонить Карлу насчет инструментов ПРЯМО СЕЙЧАС.

Инструменты принадлежали детям.

Камень – древесная окаменелость.

Весь город либо занемог, либо сходит с ума.

Совсем как…

Он поддернул рукав и обнаружил, что записи продолжаются.

Совсем как в год исчезновения Дэвида Олсона. Последняя эпидемия гриппа закончилась сразу после исчезновения Дэвида. Неужели ее остановил Дэвид Олсон? Что он для этого сделал? Он спас нас всех?

Шериф дошел до плеча. Записи прекратились. Он безотчетно перешел к другой руке. Расстегнул пуговицу на мокром от пота правом рукаве форменной рубашки. Сделанные левой рукой записи получились корявыми. Но кое-как продолжались.

Звонить Эмброузу Олсону!

Город рушится. На такую фигню нет времени.

Шериф сам себе покивал. Это курам на смех. Срочных дел – выше крыши. Какого черта сейчас ворошить старые дела и протоколы о несчастных случаях?

Ты не сподобился даже съездить в больницу, чтобы проведать Кейт и ее сына, а уже собираешься звонить Эмброузу Олсону и талдычить про его брата, умершего полвека назад? Идиотизм.

Он закатал рукав повыше.

Забей на голос в голове. Он врет. Чтобы лишить тебя памяти.

Ладно. Это идиотизм. Ты чокнулся, если пишешь такую муть.

– Кто здесь? – в полный голос спросил шериф.

Сам знаешь. Это ты. Разговариваешь, как чокнутый, сам с собой.

Ты не чокнутый. Тебя отвлекает этот голос. Усыпляет.

– Кто здесь? – повторил он.

Голос умолк. Температура воздуха в помещении резко упала. Шерифу послышалось дыхание. Он развернулся. Рядом никого не было. Ему вдруг стало страшно. Он засучил рукав выше локтя.

Ты знаешь, для чего понадобились те инструменты! Спеши к Кейт! Что произошло с Дэвидом, то происходит сейчас с Кристофером. Торопись!

Шериф проснулся в помещении архива. Он не понимал, как умудрился заснуть снова. Но на сей раз он не стал прислушиваться к голосу, звучавшему в голове. Твердо решил не отвлекаться на слепящую головную боль. Не прошло и минуты, как нужная запись нашлась. Он обвел взглядом руку. Рукав был засучен выше локтя. И шериф чувствовал: под тканью рубашки спрятано еще одно сообщение. В архиве становилось все холоднее. Задержав дыхание, шериф закатал рукав до плеча.

Ты опоздал, шериф. Я протаранила их машиной.

Не чуя под собой ног, шериф рванулся прочь из архива. Сердце колотилось. Пусть в баре вспыхнет хоть сотня разборок. Пусть в камеру затолкают хоть сотню задержанных. Сейчас один-единственный вызов заслонил все остальное. Нужно было выручать Кейт с сыном. А уж потом вместе с ними разыскивать Эмброуза. Похоже, только их троица знала, как остановить это безумие – то ли эпидемию, то ли что-то пострашнее, – разъедавшее город изнутри. Взлетев по ступеням, шериф пронесся мимо листовки с изображением Эмили Бертович в главный офис полицейского управления.

Там он увидел миссис Руссо и четверку своих заместителей.

Истекая кровью, все они лежали на полу с огнестрельными ранениями.

Шериф огляделся. В офисе было пусто. Проверил камеры – никого. Преступники смотались. Теперь его движения направлялись интуицией и выучкой. Шериф бросился к своим подчиненным. Ближе всех оказалась миссис Руссо.

Он пощупал ее пульс. Слава Богу, жива. За неимением полевого перевязочного пакета он разорвал на бинты блузку миссис Руссо, а потом схватил рацию.

– Нападение на пятерых сотрудников управления. Требуется подкрепление!

Рация только потрескивала. Шериф и думать забыл о поездке к Кейт Риз и ее сыну: сейчас требовалось решить, кому из остальных подчиненных нужно оказать помощь в первую очередь.

– Пришлите подмогу в управление! Срочно! Отвечайте же, хоть кто-нибудь!

Но ответа не последовало. Радиопомехи внушали тревогу. Эти звуки, похожие на сигналы обезумевшего счетчика Гейгера[63], будто возвещали, что органов правопорядка больше не существует. Где-то на подсознательном уровне шериф начал строить план действий на случай работы в одиночку. Выследить преступников. Добраться до Кейт Риз. Найти Эмброуза Олсона. В этих трагических обстоятельствах сохранялся один позитивный момент: все четверо сотрудников, включая миссис Руссо, были живы.

– Здрасте, шериф, – раздалось у него за спиной.

Шериф резко развернулся. И увидел миссис Хендерсон с чьим-то табельным оружием в руках. Одежда ее намокла от крови. Босые ноги оставляли на полу аккуратные багровые следы.

– Когда-то давно моей руки коснулся Дэвид Олсон. Он знал, что я зарежу своего супруга, – выговорила миссис Хендерсон.

Укрывшись за письменным столом, шериф прокричал:

– Бросьте оружие!

Миссис Хендерсон приблизилась еще на шаг.

– Та дама сказала, что я способна заставить мужа полюбить меня, как прежде. Она сказала, что он запланировал для нас путешествие, но если пойдет на попятную, я всегда смогу прикончить его заново. А потом еще раз. И еще.

Шериф поднял револьвер.

– Миссис Хендерсон, бросьте оружие.

– С какой стати? Шериф, этому не будет конца. Неужели вы так и не поняли, что происходит?

– Бросьте оружие, черт побери, НЕМЕДЛЕННО!

Миссис Хендерсон невозмутимо положила револьвер на стол.

– Ладно, ладно, шериф. Только это ничего не изменит. Она расставила ему ловушку. И после того как он умрет, это уже не остановится.

– О чем вы?

– О преступности. Мы будем истреблять друг друга, пока не найдется тот, кто сумеет положить этому конец. И такой человек найдется. А знаете почему?

Шериф молчал. Миссис Хендерсон осклабилась.

– Да потому, что Бог предает смерти, папочка.

Схватив со стола револьвер, миссис Хендерсон с воплем бросилась к шерифу. Шериф поднял ствол и выстрелил.

Глава 69

Кристофер, пристегнутый к поручням каталки, находился в операционной. Он трепыхался, как брошенная на дно баркаса рыбешка, потому что сверху на него скалилась шептунья. На свой улов. На свой трофей. Потом она перешла к Дэвиду Олсону: тот лежал без сознания на металлическом столе. Она погладила Дэвида по лбу, как щенка.

– Без наживки рыбу не выудишь. Твой язык послужит нам вертлявым червяком.

Кристофер поспешно стиснул челюсти.

– Открой рот, Кристофер.

Кристофер взирал на шептунью с ужасом. Он видел у нее на шее ключ, застрявший в складке кожи, как ведьминский оберег. Ключ ко спасению их всех.

– Четыре входа. Три выхода, – шуршала она. – Тебе известны два. Нам – больше. Ключ у меня. А где же дверь?

Взметнув чешуйчатую левую руку, она зажала ему нос большим и указательным пальцами. Перекрыла воздух.

– Покажи-ка язычок. Для твоего же блага.

Прошла минута, вторая, и легкие в конце концов не выдержали. Кристофер набрал полную грудь воздуха. Шептунья успела сунуть пальцы ему в рот и схватить язык. А правой рукой достала скальпель.

И тогда Кристофер сомкнул челюсти.

– ААФШШШ, – заверещала шептунья.

Зубы Кристофера перекусили ее указательный палец, как хлебную палочку. От этого во рту появился привкус тухлятины. Кристофер выплюнул палец на пол. Шептунья уставилась на огрызок фаланги, откуда фонтаном хлестала кровь, а затем перевела взгляд на Кристофера. На ее физиономии читалось вроде как изумление. Или страх? Нагнувшись, она подняла с пола откушенный палец. Приладила его на место. А после прижала палец и всю ладонь ко лбу, чтобы своим жаром запаять шов. Палец прирос, как будто так и было.

– Ладно, Кристофер. Язык отдавать не хочешь. Так и быть. Можешь оставить себе.

С этими словами она залепила ему рот клейкой лентой.

– А ответы мы возьмем там, где они запрятаны, – добавила она и для ясности постукала его по лбу. – Сестра, будьте любезны, подайте мне костную пилу.

Под клейкой лентой у Кристофера вырвался вопль. У него на глазах медсестра передала шептунье тускло поблескивающую металлическую пилу со щербатыми детскими зубами. При включении она зажужжала, как бормашина. Режущий край остановился на расстоянии ладони от его лба. Закрыв глаза, Кристофер приготовился к смерти. Но почему-то совсем не испугался. И даже почти успокоился.

Моя мама…

Моя мама… рядом со мной – на реальной стороне.

Рядом с собой он ощущал ее присутствие. Касание ее рук. В попытке определить, где подушка прохладней.

Моя мама…

Моя мама… обещает меня отсюда забрать.

В это мгновение вырубился свет, и больница погрузилась в темноту. Кристофер стал озираться, но ничего не увидел. А только услышал вопль. И быстрый топот. На шептунью с разбегу натолкнулось чье-то туловище. Костная пила рассекла ей кожу.

И тут – голос славного человека.

– Спокойно. Я с тобой, – сказал славный человек.

Кристофер почувствовал, как его каталка сдвинулась с места. И помчалась сквозь мглу.

– АТУ ЕГО! ОН СОШЕЛ С АСФАЛЬТА! – взвыла шептунья.

– Молчи. А не то она пустится по следу.

– ХВАТИТ ЕМУ ПОМОГАТЬ! – заорала она из темноты славному человеку.

Каталка сделала резкий поворот вправо и устремилась по коридору. Позади них стонали дети. Славный человек развернул каталку на манер скейтборда и помчался на тусклый свет в самом конце коридора. Надежная рука славного человека расстегивала кожаные ремешки на запястьях Кристофера.

– Сядь-ка, сынок, – мягко сказал он. – Мне требуются твои глаза.

Кристофер сорвал с губ клейкую ленту и встряхнул затекшие руки. А потом сел и сорвал ремни с лодыжек. Он был свободен.

– Скажи, что ты видишь? – попросил славный человек.

Кристофер прищурился и чудом разглядел в темноте какие-то очертания. Человеки-почтари, олени. Припадают к земле в потемках. Только и ждут, как бы выскочить из засады.

– Выход заблокировали, – сказал Кристофер.

– Отлично справляешься, сынок.

Славный человек направил каталку в какой-то другой коридор. И ускорил бег. Подошвы шлепали по полу. Шлеп-шлеп-шлеп. Как бабкины поцелуи. Каталка раздвинула дверные створки, болтавшиеся, как ставни во время урагана. Остановившись, славный человек сорвал с себя ремень и стянул им дверные ручки. Человеки-почтари ломились в дверь. Ремень растягивался, как солоноватая ириска[64].

Но выдержал.

Они оказались в родильном отделении, и тут каталка вдруг замедлила ход.

– Тихо, – шепнул славный человек. – Их будить нельзя.

В темноте Кристофер прищурился и сообразил, куда они попали.

В палату новорожденных.

Ряды и ряды младенцев. Кто в инкубаторах. Кто в плетеных кроватках под стеклянными колпаками. И все спят. Славный человек толкал каталку по палате, как лодку по болоту. Осторожно, дюйм за дюймом. Кристофер заметил, что один ребенок заворочался, будто в страшном сне. За ним второй. Они подрагивали, как первые зернышки попкорна в кастрюле. Хоп, хоп, хоп. Славный человек прибавил шагу. Тогда задергались и другие младенцы. Кристофер почувствовал, что просыпается вся палата. Вот-вот раскричатся. Это будет сигналом тревоги. Как будто их оставили на крыльце. Один малыш открыл глаза. Осмотрелся в потемках. Захныкал. Проснулся следующий. За ним еще один. Каталка под Кристофером поехала быстрее. И еще прибавила скорости. Она мчалась на другую сторону. Раздался первый детский крик.

– Уаааааааа, – сообщил он.

От этого проснулся сосед.

Плач носился по палате, как пинбольный шарик, пробуждая ото сна одного за другим. Младенца за младенцем. Новорожденные заголосили:

– УААААААААА!

– Сигнал тревоги, – сказал Кристофер.

– Нет. Это к ужину.

Вспыхнул свет. Кристофер их увидел. За ними следили младенцы с горящими глазами. Пуская слюни. Во ртах прорастали острые молочные зубы. Новорожденные стали расползаться. Из кроваток. Стенки инкубаторов пошли трещинами, как змеиные яйца.

Оставалось только спасаться бегством.

Подняв каталку на дыбы, славный человек мчался к выходу. Младенцы выбирались из-за стекла и пускались врассыпную, словно паучата. Славный человек вынес входную дверь и направил каталку в дальний конец коридора. Кристофер посмотрел вперед и увидел в стене зияющий рот бельевой шахты. Славный человек набирал скорость. Он сделал три громоподобных шага. И вдруг запрыгнул на каталку позади Кристофера, как разгоняющий в бобслейной команде.

– Держись.

Каталка летела прямо в стену. Кристофер приготовился встретить удар. Бельевая шахта мигом разинула рот, и каталка въехала туда, чтобы ринуться вниз, как «ватрушка» по водной горке. Ее крутило и швыряло из стороны в сторону. Кристофер завопил. Частично со страху. Частично на радостях. В этом спуске смешалось все лучшее и худшее, что бывает на американских горках. Впереди виднелся какой-то танец.

Отражение. Звезд. В воде.

– Соберись, – приказал, напрягаясь всем телом, славный человек.

Кристофер изо всех сил жался к нему, как жался к матери, когда увидел Дракулу. Вода делалась все ближе. Еще ближе. А потом…

ПЛЮХ!

Каталка запрыгала, как плоский камешек, пущенный по водной глади. Чиркнула по дну ручья, замедлила ход и наконец остановилась. Ледяная вода приятно холодила разгоряченную кожу. На миг Кристоферу показалось, что вода – это его мать, которая остужает ему лоб кубиками льда. Он задрал голову. И увидел падающие звезды в ночном небе и каменную кладку козьего мостика.

Они вернулись в Лес Миссии.

– Что это было? – спросил Кристофер.

– Аварийный выход, – ответил славный человек. – Надо тебя отсюда вызволять. Ночью они бы тебя непременно увидели.

Славный человек…

Славный человек… боится.

– Привет, Кристофер, – сказал знакомый голос.

С ним говорил человек-долбунец. Он стоял стоймя. Без малейших признаков сонливости. Глаза чернее угля. Лицо все изъедено – Кристофер сам видел, как его пожирали олени.

– Я о тебе наслышан, – сообщил долбунец.

И бросился на Кристофера с криком:

– Вытащи меня отсюда!

Славный человек, схватив Кристофера за локоть, пустился наутек. Долбунец бросился оземь и покатился следом. Славный человек резко свернул на узкую тропу. Долбунец уже их настигал, но вдруг запутался в переплетении ветвей и замер, как муха в паутине. Славный человек тащил Кристофера через узкую прогалину. Долбунец орал так, что его крики эхом разносились через весь лес:

– ВЫТАЩИ МЕНЯ ОТСЮДА!

– Он бьет тревогу. За ним потянутся остальные. Шевелись!

Кристофер со славным человеком добежали до поляны. И припустили в сторону дома на дереве.

– Как ты меня нашел? – спросил Кристофер.

– Спасибо твоей матери, – ответил славный человек. – Она была рядом с тобой. Я просто шел на ее свет. Она обещала тебя вызволить. Этим я и занимаюсь.

Он подвел Кристофера к дереву. Кора оказалась теплой, как мамина кофейная кружка.

– А ты?

– Я – дело десятое. Самое важное – это ты.

– Для меня ты очень даже важен.

Кристофер обнял славного человека, но тот содрогнулся от прикосновения. Это напомнило Кристоферу про то, как солдаты во время фейерверка слышат только пулевую стрельбу.

– Ты мой отец?

– Нет. Не отец. Тебе пора, Кристофер. Медлить нельзя.

Кристофер кивнул и стал взбираться по лесенке. Оказавшись наверху, взялся за дверную ручку. Повернул.

Но дверь была заперта.

– Кристофер, что ты копаешься? – крикнул снизу славный человек.

– Я не копаюсь. Тут заперто.

– Что?

– Дверь дома. Заперта.

– О боже, – вырвалось у славного человека.

Он тоже вскарабкался по ступенькам. И взялся за ручку. Нажал что было сил. Но она не подалась. Славный человек побледнел.

– ТОЛЬКО НЕ ЭТО! – вскричал он.

– Да что стряслось? – не понял Кристофер. – Почему дверь не открывается?

– На той стороне, откуда мы примчались, ты по-прежнему лежишь в больнице. Тебе не вернуться в свое тело. Ты не можешь проснуться.

У Кристофера в горле застрял страх.

– Что-что?