Скрытые в темноте Хантер Кара
– Трудно поверить, что здесь могли бы снимать один из выпусков передачи «Нераскрытые преступления», хотя в тихом омуте, как говорится…
У калитки Сомер оборачивается.
– После вас, – галантно пропускает ее Гислингхэм.
Она отвечает улыбкой (слегка натянутой), напоминая себе, что если большинство мужчин делают так, лишь бы полюбоваться ее пятой точкой, это еще не значит, что Гислингхэм – один из них.
Сомер подходит к двери и, немного помедлив, нажимает кнопку звонка. Один раз, второй, третий. Гислингхэм заглядывает внутрь через окно: сквозь занавеску видны диван и два кресла, а также кофейный столик с ровной стопкой журналов. Мебель слишком массивная для небольшой комнаты.
– Никаких признаков жизни, – произносит Гислингхэм.
Сомер тоже решает посмотреть, что внутри. Аккуратно, хотя скучновато. Обстановка простая, без изысков. Как известно из досье, официальной миссис Уолш не имеется. Судя по жилью, неофициальной тоже.
– Ему явно нравятся всякие безделушки. – Гислингхэм показывает на шкафчик у дальней стены. – Все эти странные полочки ведь не для книг.
Эрика слегка хмурится:
– Я точно где-то такой уже видела. – Она качает головой – мысль ушла.
– Заедем в школу? – предлагает Крис. – У учеников сейчас небольшие каникулы. Правда, может, в этих элитных заведениях отдыхают не так, как в обычных школах…
– Понятия не имею. – Сомер пожимает плечами. – Хотя тут всего десять минут езды, почему бы и нет…
Когда они идут к машине, из дома напротив появляется женщина с коляской и малышом.
– Пойду спрошу, не знает ли она Уолша, – говорит Сомер. – Подожди минутку.
Гислингхэм садится в автомобиль, достает из бокового кармана газету. Вдруг звонит телефон. Поняв, что не его, Крис открывает бардачок и вынимает оттуда мобильник Сомер. На экране высвечивается имя: «Гарет».
– Телефон констебля Сомер, я вас слушаю, – с озорной улыбкой отвечает Гислингхэм.
На проводе тишина. Три секунды, четыре, пять.
– Гислингхэм?
– Да, кто говорит?
– Куинн, черт возьми. А то ты не узнал.
– Извини, дружище, не ожидал звонка от тебя.
Снова красноречивое молчание, в котором так и слышится: «Ну да, конечно».
– Просто хотел узнать, как все идет, – наконец выдавливает Куинн. – С Уолшем. Не знал, что ты тоже поедешь.
– Мы еще не нашли его. Передать Сомер, что ты звонил?
– Нет, не стоит, – подумав, отвечает Куинн. – Я узнал все, что нужно.
«Ну да, конечно», – мысленно произносит Гислингхэм, давая отбой.
Колледж Питершем выглядит как традиционная старинная школа, – по крайней мере, если судить по фасаду. Два викторианских четырехугольных дворика в духе Оксфорда, столовая, часовня, витражные окна. Гислингхэм оставляет машину в парковочной зоне с пометкой «Для посетителей» и вместе с коллегой направляется туда, куда указывает большой желтый знак «Домик привратника».
– Значит, всего один привратник, – замечает Сомер. – А если он заболеет, что тогда?
– О чем это ты?
– Да так. – Она качает головой. – Грамматические шуточки.
Два года Эрика пыталась преподавать английский в средней школе бедного района, а потом решила, что раз уж каждый день сталкиваешься с наркотиками, оружием и насилием, то лучше пойти работать в полицию и получать за это соответствующее жалованье.
Тем временем привратник оказывается женщиной средних лет в бордовом пиджаке и плиссированной юбке.
– Чем могу помочь? – спрашивает она, глядя на визитеров поверх очков.
Гислингхэм и Сомер достают удостоверения.
– Нам нужен мистер Уолш. Дональд Уолш. Как с ним увидеться?
– Его кабинет вон там, в одном из новых корпусов – Кольридж-хаус, – показывает женщина, перегнувшись через стол. – Крайняя левая арка. Вы по какому вопросу? Если хотите, я могу позвонить и предупредить его.
Привратница явно хочет узнать какие-нибудь скандальные подробности.
– Не стоит, – с улыбкой говорит Сомер. – Спасибо.
Полицейские пересекают дворик. Навстречу им идут двое мальчишек: руки в карманах, голоса звучат резко, блейзеры бросаются в глаза. На доске у подножия каждой лестницы висят списки учителей, а напротив каждого имени – деревянная табличка с надписью «Вышел» или «На месте». Гислингхэм передвигает их ради забавы.
– Черт, неплохо они тут устроились, да? – говорит он, рассматривая кожаные кресла, полки с книгами и большие камины из камня. – Хотя все равно не понимаю, почему люди отправляют сюда своих детей за бешеные деньги. Образование везде дают одинаковое, только тут еще и в красивой, мать вашу, обертке.
– Так в этом и дело, – говорит Сомер. – Красивая обертка им как раз и нужна.
Однако за аркой открывается совсем другой вид: учительская парковка заставлена строительными вагончиками, корпуса-пристройки 70-х годов носят имена поэтов эпохи романтизма, что выглядит очень нелепо. «Вряд ли сюда приводят родителей будущих учеников», – думает Сомер, входя вместе с Гислингхэмом в Кольридж-хаус. Звуки внутри отражаются резким эхом, пахнет дезинфицирующим средством. Кабинет Уолша на третьем этаже, лифта нет. Слегка запыхавшиеся полицейские подходят к двери. Им открывает мужчина в клетчатой рубашке и вязаном галстуке. Начищенные туфли блестят. Очень подходит под описание Элспет Гибсон.
– Да?
– Детектив-констебль Крис Гислингхэм, детектив-констебль Эрика Сомер, полиция долины Темзы. Можно с вами поговорить?
Уолш удивленно моргает и, обернувшись, поглядывает в кабинет.
– Вообще-то у меня сейчас дополнительное занятие. Не зайдете попозже?
– Мы приехали сюда из Оксфорда, – отвечает Гислингхэм, – так что нет, мы не «зайдем попозже». Впустите нас?
Несколько секунд мужчины внимательно смотрят друг на друга, затем Уолш отступает внутрь.
– Конечно.
Кабинет скорее смахивает на классную комнату. Здесь уже нет никаких кожаных кресел, лишь письменный стол, ряд стульев с твердой спинкой, старинная доска и несколько постеров в раме (афиша «Мадам Баттерфляй» из Английской национальной оперы и плакат с выставки памятников материальной культуры Японии в Музее Ашмола). За одной из парт ерзает рыжеволосый мальчишка лет одиннадцати-двенадцати с учебником на коленях.
– Ладно, Джошуа, – чересчур напыщенно говорит Уолш. – Похоже, ты спасен от мучений благодаря появлению deus ex machina[14]. Можешь идти. – Уолш придерживает дверь открытой. – Но завтра с утра первым делом покажешь мне домашнее задание по хлебным законам.
Замерев у выхода, мальчик оглядывается на Гислингхэма, а потом уходит. Слышно, как его ботинки стучат по лестнице.
– Итак, – говорит Уолш, стоя за своим столом и таким образом показывая, кто здесь главный. – Чем я могу вам помочь?
– Полагаю, вы знаете, зачем мы пришли, – начинает Гислингхэм.
Уолш смотрит на него, затем на Сомер.
– Честно говоря, нет.
– Это насчет вашего дяди или, точнее, супруга вашей тети. Я имею в виду Уильяма Харпера.
– А, – отзывается Уолш. – Что ж, ничего удивительного. Хотя не знаю, стоило ли вас присылать.
– Дело серьезное, мистер Уолш.
– Естественно. Я хотел сказать… Ну, просто связались бы со мной, и я бы все решил. Никого другого, наверное, у него не осталось.
– О ком вы говорите, мистер Уолш? – спрашивает Гис.
– О юристах. Он, кажется, нанимал поверенных из какой-то оксфордской фирмы…
– Я вас не понимаю.
– Вы же насчет завещания? Билл умер?
Сомер и Гислингхэм переглядываются.
– Вы не видели новости? Газеты?
Уолш улыбается, изображая притворную беспомощность.
– Вы представляете, сколько времени уходит на эту работу? Боюсь, мне некогда читать прессу.
Сомер прекрасно его понимает, однако говорить о своем учительском опыте не собирается.
– Тогда, думаю, вам лучше присесть.
– Как пару дней назад заметил один мой коллега, иногда нам просто везет.
Я стою в лаборатории рядом с Чаллоу и смотрю на металлический стол, заваленный исписанными листками. Какие-то из них целы, другие размокли, от нескольких и вовсе осталась лишь мягкая масса – слов не разобрать.
– Это что-то вроде дневника?
Чаллоу кивает.
– Нина нашла его в коробке в подвале. Был засунут поглубже – наверное, чтобы старик не нашел. Она вырвала чистые страницы из книжек. Еще там лежали шариковые ручки, простые «Байро-Бик» в оранжевом корпусе. Похоже, Харпер вообще ничего не выкидывал. – Чаллоу показывает на записи. – Мы спасли все, что могли. Видать, у него недавно протек толчок наверху. Удивительно, как девчонка не подхватила пневмонию в таком чертовски сыром месте.
Он включает висячую лампу и опускает ее вниз, чтобы лучше было видно листки.
– Я расшифровал уцелевшие записи и выслал тебе сканы, постараюсь разобраться и в остальных. Чего только не сделаешь с помощью современных технологий…
– Спасибо, Алан.
– Приятного чтения. Фигурально выражаясь, знаешь ли.
Куинн уже собирался уходить, но дверь наконец-то открыли. Скорее даже приоткрыли, однако этого оказалось достаточно, чтобы увидеть длинные светлые волосы, длинные босые ноги и сорочку, под которой, видимо, ничего больше не было. Хреновый день вдруг кажется уже не таким хреновым.
– Мистер Гардинер дома?
Она качает головой. Лицо выглядит припухшим. То ли всегда такое, то ли она плакала.
Куинн взмахивает удостоверением, не забыв добавить очаровательнейшую улыбку.
– Детектив-сержант Гарет Куинн. А когда он вернется?
– Думаю, поздно. Он на работе.
Девушка хочет закрыть дверь, но Куинн делает шаг вперед.
– Можно войти? Я хотел бы оставить ему записку. Извиниться за то, как все вышло с новостью о его супруге.
– Делайте что хотите. – Девушка пожимает плечами.
Она отворачивается и уходит внутрь квартиры, а Куинн, толкнув дверь, идет следом. В руке у девушки бокал вина. Большой бокал.
Она скрылась в другой комнате, так что сержант остается в гостиной один. На диване лежит сумочка, украшенная разноцветными помпонами, на низеньком столике стоит почти пустая бутылка вина. Сержант рассматривает помещение (если что, притворится, будто искал ручку и бумагу, хотя и то, и другое есть у него во внутреннем кармане): довольно дорогой телевизор, несколько книг, в основном по медицине, черно-белые постеры в рамках. Сам Куинн никогда не звал женщин жить к себе, но понимает, что вещей девушки здесь, похоже, совсем нет. Он возвращается в прихожую.
– Всё в порядке? – кричит он ей.
Девушка молча выходит из комнаты и бросает на пол чемодан, битком набитый одеждой. Теперь на ней джинсы и полусапожки на высоком каблуке. Обувь доходит до щиколотки, и между ней и краем джинсов виднеется полоска бледной кожи. Девушка присаживается на диван и пробует застегнуть чемодан. Длинные светлые волосы падают на лицо.
– Давайте-ка я вам помогу, – подбегает к ней Куинн.
Глянув на сержанта, она продолжает возиться с застежкой, однако вскоре сдается.
– Ну ладно.
Девушка откидывается на спинку дивана и отворачивает лицо. Куинн не сразу понимает, что она плачет.
Сержант застегивает молнию до конца и ставит чемодан вертикально.
– Все хорошо?
Она кивает, смахивая слезы пальцами, по-прежнему не глядя на Куинна.
– Может, вас подвезти или еще что?
В ответ раздается что-то вроде всхлипа, девушка снова кивает.
– Спасибо, – шепчет она.
Через десять минут Куинн кладет ее чемодан в багажник, и они выезжают на Банбери-роуд.
– Ему сейчас нелегко, знаете ли, из-за всей этой…
Девушка смотрит на Куинна.
– Ага. Из-за всей этой находки в виде жены под полом сарая. Но прошло ведь уже два года.
Очень малый срок – хотя, наверное, в ее возрасте это и вправду целая вечность.
– Куда вы отправитесь? – через какое-то время спрашивает Куинн.
– Не знаю. – Она поводит плечами. – Точно не домой.
– Почему?
Девушка бросает на него гневный взгляд, и сержант решает не настаивать.
– Последние несколько дней вам тоже дались непросто.
– Еще бы, черт возьми, – бормочет она, уставившись в окно. На ее глаза снова наворачиваются слезы.
Куинн останавливается у автовокзала и идет доставать чемодан из багажника. Когда девушка перекидывает сумку через плечо, сержант замечает то, что надо было заметить сразу.
– Откуда это? – тихо спрашивает он.
Она, покраснев, одергивает рукав.
– Да так. Ударилась о дверь.
Куинн вытягивает ее руку, девушка не сопротивляется. Ужасный кровоподтек со следами пальцев, впившихся в нежную кожу.
– Это он с вами сделал?
Она отводит глаза, но все же кивает.
– Вы можете заявить в полицию.
Девушка с силой качает головой, стараясь не расплакаться снова.
– Он не специально, – едва слышно говорит она, и Куинн наклоняется ближе, чтобы ее расслышать. Мимо проезжает шумный автобус до Лондона, пассажиры с любопытством наблюдают за сержантом и девушкой.
– Позвольте угостить вас кофе.
Она опять покачивает головой.
– Мне надо найти жилье.
– Об этом можете не переживать. Что-нибудь придумаем.
Куинн поднимает чемодан и кладет его обратно в багажник.
Женщина выглядит встревоженной. За пять минут ожидания дежурного в отделении Сент-Олдейт она три раза посмотрела на свой телефон. Наконец дежурный выходит к стойке.
– Да? Чем могу помочь?
– Я Линда Пирсон. Доктор Пирсон, приехала к Уильяму Харперу. Он мой пациент.
– Да-да, мы вас ждали. Присядьте пока, вас скоро позовут.
Линда вздыхает: она слышала подобное уже много раз. Отходит к ряду стульев и опять достает из холщовой сумки мобильник. Раз уж застряла тут, надо заняться хоть чем-то полезным.
– Доктор Пирсон? – обращается к ней крепкий мужчина в костюме, который ему немного маловат – даже пуговицы на рубашке натянулись. Лысеющий, чуть запыхавшийся. Явный кандидат в гипертоники. Выглядит на сорок, а в действительности ему, наверное, лет на пять меньше.
– Детектив-констебль Эндрю Бакстер, – представляется он. – Я отведу вас в камеру предварительного заключения.
Линда берет свои вещи и спускается вслед за ним по лестнице.
– Как дела у Билла?
– Насколько мне известно, всё в порядке. Мы стараемся не подвергать его лишнему стрессу. Кормим тем, что ему нравится… ну вы поняли.
– Полагаю, тут он питается даже лучше, чем дома. За последние месяцы сильно похудел… Дерек Росс приходил к нему?
– Один раз, когда Билла только задержали. Это Росс предложил позвонить вам.
Перед входом в камеры Бакстер кивает сержанту за столом.
– Доктор Пирсон пришла к Уильяму Харперу.
У Линды Пирсон вдруг появляется ужасное предчувствие, будто сейчас они найдут старика повесившимся на собственной рубашке. Видимо, в переутомленном мозгу просто всплывают кадры из полицейских сериалов, потому что Харпер послушно сидит на койке, свесив ноги на пол. Выглядит худым, зато на щеках появился румянец. Тарелка и чашка на подносе пусты.
– Как ты, Билл? – Линда садится на единственный стул.
Он пристально смотрит на нее.
– Что ты тут делаешь?
– Полицейские хотят, чтобы я проверила тебя и убедилась, что всё в порядке. Поэтому я и приехала.
– Когда меня отпустят домой?
Пирсон бросает взгляд на Бакстера.
– Боюсь, не скоро, Билл. У полиции еще много вопросов. Придется побыть здесь какое-то время.
– В таком случае, – вдруг очень четко произносит он, – я хочу дать показания. Позовите того, кто у вас тут главный.
– Это вправду так необходимо?
Примерно три фразы понадобилось Уолшу, чтобы перейти от неверия (по поводу новости о Харпере) к раздраженности (в ответ на просьбу Гислингхэма проехать с ними в отделение Сент-Олдейт).
– Зачем это вообще нужно? У меня же столько дел – занятия, выставление оценок, внеклассные мероприятия… Как я все брошу?
– Я понимаю, сэр, но нам нужно взять у вас анализ ДНК, проверить отпечатки…
– На кой черт? – изумляется Уолш. – Я сто лет не бывал в его доме.
– Правда? – спрашивает Сомер. – Вы не ладили с дядей?
– Любезная, как верно заметил пару минут назад ваш коллега, мы с Харпером вообще не родственники.
Гислингхэм смотрит на Уолша широко раскрытыми глазами: если он таким образом хотел добиться ее расположения, то парень серьезно просчитался.
– Мистер Уолш, – невозмутимо продолжает Сомер, – мы уже установили, что за последние годы дом Харпера посещали всего несколько человек, и вы точно были одним из них. Нам нужно исключить вас из списка подозреваемых…
– Подозреваемых? – злится Уолш. – Вы всерьез считаете, что я могу быть замешан в чем-то подобном? Уверяю вас, я понятия не имел о том, что он замышляет, и был поражен не меньше остальных.
– Были поражены? – повторяет Сомер, внимательно глядя на него.
– Что? – сердито выпаливает Уолш.
– Вы сказали: «Я был поражен не меньше остальных». То есть вы знали всё еще до нашего приезда? Видели в новостях, как и все местные жители?
– Послушайте. – Он делает глубокий вдох. – Я ведь работаю в школе. В очень дорогостоящей школе. Знаете, сколько платят родители за год обучения здесь?
По прикидкам Сомер, эта цифра превышала ее годовую зарплату в полиции.
– Не хватало еще, чтобы мое имя упоминалось в связи с чем-то… подобным.
«Ну еще бы», – думает Эрика. Уолш явно занимает самое низкое положение в школе, раз его кабинет засунули в дальний корпус с прекрасным видом на мусорные баки.
– Мы постараемся сохранить все в тайне, – обещает она, – однако вам в любом случае придется поехать с нами в Оксфорд. Пусть вы давно не бывали на Фрэмптон-роуд, мы нашли в доме неопознанные отпечатки неизвестной давности. А школа вроде этой, я уверена, лишь одобрит ваше стремление помочь полиции.
Уолш понимает, что последние слова констебля его зацепили.
– Что ж, хорошо, – вымученно отвечает он. – Полагаю, я могу ехать на своей машине?
– Вот это ты его приструнила! – хвалит Гислингхэм коллегу, когда они уже сидят в автомобиле.
– Знаешь, – задумчиво отвечает Сомер, – в государственных школах сейчас действуют особые предписания по поводу учителей, остающихся наедине с учениками. Они должны оставлять двери открытыми.
– Подозреваешь что-то?
– Не совсем, но узнать подробности о карьере Уолша не повредит. Если не ошибаюсь, за последние десять лет он сменил уже две школы. Может, тут что-то нечисто. А может, совпадение…
– Стоит проверить.
Эрика кивает.
– Только очень осторожно, чтобы не пошли слухи – иначе его карьера окончена. Даже если подозрения окажутся необоснованными.
Такое случилось с одним ее знакомым учителем, безобидным, тихим и, как оказалось, безнадежно наивным мужчиной, которого с позором выгнали из школы – десятиклассник утверждал, будто тот ударил его. Теперь он вынужден работать в супермаркете.
Гислингхэм заводит двигатель, а через пару секунд с преподавательской парковки выезжает серебристый «Мондео» Уолша.
– Кстати, что он там говорил про какую-то… секс-машину? – спрашивает Крис, глядя, как приближается Уолш.
Растерянная, Сомер не сразу понимает, о чем речь.
– А, ты про deus ex machina? Это из греческих трагедий – когда писатель так закручивает сюжет, что вытащить героев из бедлама может лишь появление бога.
– Отличная идея, – ухмыляется Гислингхэм. – Нам бы тоже такое не помешало.
– Я думала, у нас уже есть такой бог, – с улыбкой отвечает Сомер. – Скрывающийся под личиной инспектора Адама Фаули.
Смеясь в голос, Крис включает передачу, и на мгновение тыльные стороны их ладоней соприкасаются. Всего на мгновение.
Я пишу это, потому что хочу, чтобы все знали. Если я не выберусь, если я умру здесь, пусть люди узнают, что он сделал со мной.
Я шла смотреть квартиру – оттуда съехал студент, освободив свою комнату на несколько месяцев, и комната эта, судя по всему, была лучше той, где я жила. Только вот по дороге сломался каблук, и я присела на низкий заборчик, пытаясь его починить. Тогда-то он и появился. Думала, попросит слезть с забора, но он просто глянул на мою туфлю и сказал, что у него есть клей. «Через минуту каблук будет на месте», – пообещал он и улыбнулся. Помню, на нем был галстук. Выглядел он вполне нормально. Будто чей-то добрый дядюшка. В общем, я согласилась и пошла за ним в дом.
Он сказал, что сейчас принесет клей из сарая, а еще он предложил выпить чаю, мол, как раз заварил. Вот как он это сделал. Подсыпал что-то в чай.
Напиток показался странным на вкус… [далее неразборчиво]
…что лежу на полу лицом вниз. Я кричала, но никто не отзывался. Он не отзывался и не приходил. Вскоре мне захотелось в туалет, и я заплакала, потому что поняла, что джинсы намокли, и это было просто ужасно. Не знаю, сколько прошло времени, пока я не смогла ползти на коленях. Натыкаясь на все подряд в темноте, я все-таки нашла кровать, туалет и коробки с барахлом. Тут стоит старческий запах. Наверное, комната находится под землей, раз тут постоянно такой холод…
[одна страница нечитаема]
…услышала его снаружи. Поворот ключа, затем шаги по лестнице, включился свет – было видно под дверью. Я услышала, как он дышит.
Дышит и прислушивается. Я лежала, не шелохнувшись, и в итоге он ушел. Правда, свет остался гореть.
Значит, он еще вернется.
Только б он меня не изнасиловал. У меня раньше ничего не было, и я не хочу, чтобы он стал первым.
Почему никто не приходит?
[две страницы нечитаемы]
…опять. Он принес воду, хотя большую часть я пролила на себя. Я сказала, что хочу есть, а он ответил, что я должна заслужить еду хорошим поведением. Я попыталась ударить его, и он дал мне пощечину. Сказал, мне придется быть милой двочкой, иначе я умру тут с голоду. Я плюнула в него водой, а он сказал – как хочешь. Пей из туалета, мне все равно. Скоро одумаешься, злобная сучка. Все вы такие поначалу.
Я все думаю о том, не ищет ли меня кто-нибудь. Ребятам из квартиры плевать, мама не знает, где я, да и узнай она, ей тоже было бы по фигу. Она решила бы, что так мне, тупице, и надо. Она всегда это говорит.