Скрытые в темноте Хантер Кара

Беседу провел детектив-констебль Э. Бакстер

Р.Х.: Это детектив-констебль Бакстер?

Э.Б.: Да, чем могу помочь?

Р.Х.: Меня зовут Ребекка Хит. Как я понимаю, вы пытались со мной связаться. Я – бывшая жена Роба Гардинера.

Э.Б.: Ах да, госпожа Хит, мы и впрямь оставляли вам несколько сообщений.

Р.Х.: Я не перезванивала, потому что не хотела ввязываться в эту историю. Пытаюсь двигаться дальше, но в новостях говорят, что вы арестовали Роба. За убийство Ханны.

Э.Б.: Мы действительно произвели арест, однако раскрывать детали я, к сожалению, не могу.

Р.Х.: Что ж, если это все же Роб, вы взяли не того. Я ходила к ним в тот вечер, 23 июня.

Э.Б.: Вы разговаривали с Гардинерами накануне исчезновения Ханны?

Р.Х.: Не совсем. Моя мать сильно заболела, и я подумала, вдруг Роб пожелает ее навестить. Они были очень близки.

Э.Б.: В своих первоначальных показаниях вы заявили, что находились в Манчестере в день, когда пропала Ханна, и эта информация подтвердилась.

Р.Х.: Все верно, там живет моя мать. Утром 24 июня я села на самый первый поезд до вокзала Манчестер-Пикадилли, который отходит ужасно рано, в 6.30 или около того. Однако вечер перед этим я провела в Оксфорде.

Э.Б.: Вы отправились на Кресент-сквер?

Р.Х.: Звонить я не хотела, чтобы не наткнуться на Ханну, вот и решила зайти. Надеялась застать Роба одного, но увидела ее, как только повернула на их улицу.

Э.Б.: Во сколько это было?

Р.Х.: Ближе к восьми. Роб помогал ей донести покупки. Припарковалась она, видимо, где-то подальше – машину я не заметила.

Э.Б.: И как они выглядели?

Р.Х.: Счастливыми. Роб приобнял ее, Ханна улыбалась. Мило до банальности, если честно.

Э.Б.: И что вы сделали?

Р.Х.: Решила подождать. Сидела на лавочке; через окно видела, как они что-то готовят. Шторы не были занавешены. Разглядела Тоби, которого Роб в какой-то момент усадил себе на плечи.

Э.Б.: Но в дверь так и не постучали?

Р.Х.: Нет. Ушла минут через пятнадцать.

Э.Б.: Почему вы не упомянули об этом два года назад?

Р.Х.: Вы и не спрашивали. В любом случае все утверждали, что видели Ханну в Уиттенхэме на следующее утро. Так какая разница, где она провела вечер?

Э.Б.: Их няню случайно не видели?

Р.Х.: Вот ее в квартире точно не было.

Э.Б.: Почему вы так уверены?

Р.Х.: Видела ее на Банбери-роуд на обратном пути. Я знаю ее в лицо – встречала пару раз вместе с Тоби. В тот вечер она сидела на улице с парой ребят. Студентов, наверное. Все были пьяные.

Э.Б.: Благодарю вас, госпожа Хит. Вы сможете прийти в участок и дать официальные показания?

Р.Х.: Если понадобится, то да. Честно скажу, я терпеть не могла Ханну, но Роб не убивал ее. Это я точно знаю.

В машине я достаю телефон.

– Куинн? Это Фаули.

– Вы где? Никак не мог дозвониться.

– В Вайн-Лодж. Вики хотела поговорить.

– Послушайте, звонила бывшая жена Гардинера. Она видела, где находились тем вечером Роб и Пиппа. Если она говорит правду, то я не представляю, как он мог убить Ханну.

– Знаю. Вики кое-что вспомнила. Харпер хвастался, что убил еще одну девушку и закопал ее в саду. Речь наверняка о Ханне. Она погибла на Фрэмптон-роуд, и убил ее Уильям Харпер. Эти дела все время были связаны – как раз через него. Осталось только доказать это.

– Хорошо… – начинает сержант.

– И вот еще, Куинн, – перебиваю я. – Вызови опять няню Гардинера… как ее там… Пиппу. Похоже, она рассказала нам очень неправдоподобную историю. Пусть не думает, что ей все сойдет с рук.

– Уверены? – спрашивает он после паузы. – Она же просто глупая девчонка. Так ни в чем и не обвинила Гардинера. Наверное, просто хотела перестраховаться…

Соврешь три раза – и вылетишь. Таковы правила Фаули.

– Ты чего вдруг так размяк, Куинн? Она солгала – солгала при даче письменных показаний. Немедленно отыщи ее и предъяви ей, черт возьми, обвинение.

Я прямо слышу тревогу Куинна.

– Обвинение в чем?

– В неисправимой тупости для начала.

И что-то мне подсказывает, что виновна в этом не только нянька.

Полтора часа спустя я сижу в машине у собственного дома, погруженный в свои мысли. Отодвигается шторка, и я понимаю, что пробыл тут слишком долго. Она будет волноваться. Я выхожу из машины, таща за собой пиджак, лежавший на переднем сиденье. Она встречает меня, открыв дверь раньше, чем я к ней подошел. Стоит в круге бледно-желтого света. Моя прекрасная босоногая жена.

Наливая мне бокал вина, Алекс вдруг понимает, что затянувшееся молчание – вовсе не признак спокойствия.

– Ты в порядке?

– Встречался с Вики. Харпер похвалился ей, что уже убивал. Что похитил другую девушку и закопал ее в саду.

У нее заметно учащается дыхание.

– Ханну?

Я киваю.

– Значит, это не Гардинер.

– Нет, не Гардинер.

Я делаю глоток вина, и по моим сосудам разливается тепло.

– Так зачем же она соврала? Та девушка, что дала против него показания.

– Гардинер вышвырнул ее из дома, потому что она забеременела от другого. В общем, решила ему отомстить.

Алекс смотрит в сторону сада.

– «Как жаль, что она шлюха»[20].

– Что, прости?

– Это дело превращается в настоящую трагедию мести. – Она качает головой.

– Так называлась пьеса, на которую мы ходили… Где это было?

– В Стратфорде. Правда, смотрели мы «Женщины, остерегайтесь женщин»[21], но все эти произведения рассказывают об одном: месть, насилие, подмена одного человека другим. А еще кровь. Сколько же в них пролито крови…

Теперь я вспомнил. Тогда из театра я вышел весь забрызганный кровью, и в кои-то веки она была искусственной.

Когда чуть позже я выхожу из дома, чтобы забрать кое-что из машины, то замечаю некое движение наверху. У окна стоит мальчик и смотрит на меня. Подброшенный ребенок, живущий в комнате моего сына.

Роб Гардинер заходит в свою квартиру и тихонько закрывает за собой дверь. Он нес спящего малыша на руках и теперь осторожно кладет его на диван. Поерзав, Тоби переворачивается, не вынимая большой палец изо рта. Гардинер гладит сына по голове. Сгущаются сумерки, и в комнате довольно темно, однако свет он не включает.

Роб выпрямляется и идет к окну, через которое выглядывает в сад. Потом задергивает шторы и устало садится в кресло. Остатки солнечного света отражаются в серебристых фоторамках на каминной полке. Снимки не видно в полумраке, но Роб и так прекрасно знает, что на них изображено: Тоби с Ханной; все они втроем; его супруга отдельно. Жизнь, которая когда-то была у Роба.

Он едва слышно всхлипывает и спешит прикрыть рот рукой, лишь бы не разбудить ребенка. По лицу стекают безмолвные слезы; он сидит в темноте и предается воспоминаниям.

Одним воспоминаниям.

На следующее утро я первым делом сообщаю команде новости по делу: что сообщила Вики, что выдумала Пиппа и чего не совершал Роб Гардинер.

– А все это значит, – подытоживаю я, – что мы возвращаемся к первоначальной временной шкале, согласно которой в шесть пятьдесят Ханна была жива и звонила Пиппе, а около семи тридцати вышла из дома, взяв Тоби с собой, чтобы поехать в Уиттенхэм. Рабочая гипотеза такова: Ханна отправилась забрать машину с соседней улицы, там встретила Харпера, и старик заманил ее к себе. Как и Вики.

Слышится шорох ног; все понимают, что придется начинать все сначала – ведь у нас по-прежнему нет ни улик, ни места преступления.

– Так что дальше? – устало спрашивает Бакстер.

– Надо еще раз прочесать дом на Фрэмптон-роуд вместе с ребятами Чаллоу.

– Но мы уже были там. Криминалисты проверили каждую комнату…

– Мне плевать. Мы наверняка что-то упустили.

В коридоре меня ждет дежурный по отделению.

– Инспектор, к вам пришли. Брайан Гау, тот криминалист-психолог.

– Серьезно? А я думал, он в Абердине или вроде того…

– Видимо, нет. Попросить его зайти попозже?

– Он не стал бы являться сюда без важного повода. Веди его ко мне. И пусть кто-нибудь сделает нам кофе – нормальный, а не это дерьмо из аппарата.

По дороге меня перехватывает супер, поэтому, когда я захожу в свой кабинет, Гау уже ждет. Я сразу понимаю, зачем он пришел: на столе перед ним лежит ксерокопия дневника Вики. А еще он взял кофе навынос из ближайшей кафешки.

– Откуда это у вас?

– Латте? – удивляется психолог.

– Дневник.

Гау откидывается на спинку стула и кладет ногу на ногу. Дергает стопой, задевая коленку.

– Алан Чаллоу прислал. Решил, что меня это заинтересует. Он был прав.

Я сажусь напротив.

– И?..

– Есть кое-какие мыслишки.

– Поделитесь с простым следователем?

Гау едва заметно улыбается.

– Конечно. Только я хотел бы понаблюдать за девушкой. Можно такое устроить?

– Я попросил Вики приехать в участок, чтобы дать показания. Назначил на завтра; сейчас узнаю, не получится ли ускорить процесс.

Гау тянется за своим кофе.

– Отлично.

Я выхожу, чтобы найти Эверетт и поручить ей связаться с Вайн-Лодж, а вернувшись, застаю Гау перелистывающим копию дневника.

– Больше всего меня смущает ребенок, – говорит он. – Точнее, ее отношение к ребенку. В больнице их пытались оставить вместе, но ничего не вышло, верно?

– Она так раскричалась, что мальчика унесли. Врачи решили не настаивать, иначе было бы только хуже.

– А потом? Они еще контактировали?

– Нет.

Гау хмурится:

– Уверены? Вы же не можете точно…

– Вообще-то могу. Он у меня дома, – неохотно признаюсь я, чувствуя, что к лицу приливает кровь. – Всего на несколько дней, пока ему не подыщут семью.

Заткнись, Фаули. Заткнись уже.

Гау удивленно смотрит на меня.

– Мда, это не совсем по протоколу…

– Харрисон одобрил, если вам интересно.

После долгой паузы он кивает:

– Ясно. А девушка просила его увидеть?

– Нет. Знаю только, что она плохо отреагировала на телерекламу с ребенком.

Гау складывает вместе кончики пальцев.

– Еще что-нибудь?

– Психиатр из больницы Джона Рэдклиффа предположил, что это посттравматическое расстройство. Что она блокирует воспоминания, частью которых является и ребенок.

Гау медленно кивает:

– Дитя, ставшее плодом насилия, всегда будет напоминать о насилии одним своим присутствием. Возможно, дело именно в этом, если она не сумела к нему привязаться.

Брайан Гау тщательно подбирает слова, уж это мне известно.

– Если?

Он снова пролистывает дневник.

– В записях прослеживает четкая психологическая траектория по отношению к ребенку. Сначала страх перед сексуальным насилием со стороны Харпера, затем отрицание новорожденного и, наконец, постепенное принятие ребенка как собственного. Вот, например, она пишет: «Заставляю себя думать, что он мой и не имеет никакого отношения к этому жуткому старому извращенцу».

– И что?

– Я хочу сказать, что все это идет вразрез с ее нынешним поведением. Яростное неприятие, даже игнорирование ребенка совершенно не сходится с тем, что мы видим в дневнике.

– Логично. Только вот отрывок, который вы прочитали, был написан до того, как начали кончаться еда и вода. Может, ее чувства переменились в результате такой эмоциональной травмы?

Гау качает головой:

– Мне сообщили, что она отдавала все запасы ребенку. А это значит, что девушка ощущала более крепкую связь с ним к тому времени, а не наоборот.

– И как вы это объясните?

– Я подозреваю некий сговор. Мысленный, скажем так, сговор. Что-то вроде стокгольмского синдрома[22]. Поэтому я и хочу сам за ней понаблюдать. – Он откидывается на спинку стула. – Во время разговора скажите ей про ребенка. Только начните нейтрально – говорите, например, не «малыш», а «рождение». Без лишних эмоций. Потом добавьте накала. Посмотрим, как она отреагирует.

– Как себя чувствуете, Вики?

– Хорошо.

Впервые за все время она и вправду выглядит неплохо, хотя под глазами все еще остаются темные круги. С ней приехал управляющий Вайн-Лодж. Вики поглядывает на него, и тот в ответ улыбается, желая подбодрить.

– Спасибо, что согласились приехать, Вики. Вы нам очень поможете.

Мы с Эверетт садимся, я выкладываю бумаги на стол.

– Выдвинуть обвинение против похитившего вас человека – дело нелегкое. Нам предстоит собрать множество мельчайших улик, а также поговорить с вами несколько раз в течение последующих недель. Если вы не против, мы попросили бы вас приезжать сюда, чтобы записать наши беседы на видео, – тогда мы сможем представить их в суде. – А Брайан Гау сможет наблюдать за ней в соседнем кабинете. Вслух я об этом, конечно, не говорю. – Знаю, обстановка тут не самая приятная, но нам так будет удобнее. Что скажете?

Вики смотрит на меня уверенным взглядом.

– Я не против.

– А мистер Уилкокс согласился быть вашим так называемым «попечителем». Он будет следить за тем, чтобы ваши права не ущемлялись.

Она снова улыбается Уилкоксу.

– Если почувствуете, что надо передохнуть, просто скажите.

Я открываю папку.

– Итак, для начала назовите свое имя. Это для записи.

– Вики. Вики Нил.

– Адрес?

– Постоянного нет.

– Предыдущее место жительства?

– Снимала комнату в Восточном Оксфорде. Мне там не особо нравилось.

– На какой улице?

– Клифтон-стрит. Пятьдесят второй дом.

– Как звали домовладельца?

Вики пожимает плечами:

– Не знаю. Рашид или вроде того… Азиат. Я прожила там всего пару недель.

– А до этого? – Эверетт отрывает взгляд от своего блокнота. – Где ваш родной дом?

– В Харлоу. Но это не мой дом.

– Нам хотелось бы знать точный адрес.

Вики неуверенно смотрит на Уилкокса.

– Разве вы не хотите, чтобы ваши родители узнали, где вы? Вы пропали так давно…

– Отец умер. Матери на меня плевать. Говорит, я уже взрослая девочка, а ей надо заботиться о новой семье. Наверняка она переехала. Собиралась двинуть куда-нибудь на север со своим новым парнем…

Знаю, достал уже всех своими «правилами Фаули», однако опыт подсказывает, что три ответа на один вопрос – не очень хороший знак. Хотя боль в ее глазах кажется неподдельной.

– В любом случае мы сможем ее найти. Вы не будете возражать, если мы свяжемся с ней? – спрашивает Эверетт.

– Как хотите, – не сразу отвечает Вики. – Вот увидите, она и слушать не захочет.

– Даже когда узнает, какие испытания выпали на вашу долю? Любая мать…

– Только не моя. Эта скажет, что я сама виновата. Что я сглупила.

Вики пытается сморгнуть слезы и не заплакать. Я вдруг представляю, как она выглядела в детстве.

– Можете рассказать, как все произошло? – осторожно прошу я. – Как доктор Харпер вас похитил? Понимаю, что это очень тяжело, но нам нужно услышать все с самого начала.

Она протирает глаза тыльной стороной ладони.

– Я хотела снять другую комнату, шла ее посмотреть, и тут у меня сломался каблук. Я присела на забор. Он вышел и предложил починить. На вид был вполне нормальный, не какой-нибудь там псих. Напомнил мне папу. Вот я и согласилась зайти.

– Когда именно это произошло? – уточняет Эверетт.

– В июле две тысячи четырнадцатого. Пятого июля. Я помню точно, что в ночь перед этим пускали салюты и кто-то сказал, что это американцы.

– И сколько лет вам тогда было?

– Шестнадцать. Мне было шестнадцать.

Эверетт подает ей снимок Харпера.

– Вики, можете подтвердить, что речь идет об этом человеке?

Взглянув на фотографию, она отводит взгляд и кивает.

– Он налил вам чай, верно? – спрашиваю я.

– Да. День стоял очень жаркий, а ничего холодного у него не нашлось. Видимо, он что-то туда добавил, потому что вот я сидела на его жуткой вонючей кухне, а потом раз – и очнулась в подвале.

– Он держал вас там, держал в подвале и насиловал?

– Да, – шепотом отвечает Вики.

– Страшно представить, через что вы прошли.

Ее губы подрагивают; она кивает.

Я переворачиваю страницу в своих записях.

– Расскажете про еду и воду?

– В смысле, про еду и воду? – удивленно переспрашивает Вики.

– Простите, я понимаю, что вам трудно, однако стороне обвинения придется объяснять подобные вещи присяжным.

– Хорошо, я поняла. Он оставлял бутылки с водой и еду в консервных банках. Стариковская еда: персики, противное рагу… Он дал пластиковую ложку. Руки у меня были связаны спереди в районе запястий, но есть получалось.

– И писать. – Я улыбаюсь ей. – Вы молодец. Мало у кого хватило бы самообладания, чтобы делать записи.

Она поднимает подбородок.

– Я хотела, чтобы все узнали о случившемся. Писала с мыслью, что если я умру, люди будут знать, что он натворил.

– Не только с вами, но и с другой девушкой.

– Он хвалился, что закопал ее в саду, а я не верила. Думала, хочет просто напугать меня. Заставить делать все, что он пожелает.

– Он не рассказывал, как убил ее? И когда это случилось?

У Вики округляются глаза.

– Точно не помню, но к тому времени я уже долго находилась в подвале.

– А всего вы пробыли там почти три года?

– Я не знала, сколько лет прошло, пока не выбралась. – Вики издает что-то вроде всхлипывания.

– И он держал вас там, даже когда вы забеременели?

Она кивает.

– Наверняка он выпустил вас, как только начались схватки?

Вики опускает голову. Затем поднимает на меня глаза, полные слез.

Раздается стук в дверь, к нам заглядывает один из детективов-констеблей. Я подхожу к нему.

– Извините, что отвлекаю, босс. Вас зовут, – тихо говорит он и с многозначительным взглядом добавляет: – В соседний кабинет.

Обернувшись, я вижу, что Вики прильнула к Уилкоксу и беззвучно плачет.