Скрытые в темноте Хантер Кара

– Мне очень жаль, Вики. Я не хотел вас расстраивать. Пожалуй, для первого раза достаточно?

– Да, на сегодня хватит, – отвечает за нее Уилкокс.

– Тогда завтра часиков в десять, хорошо?

Кивнув, управляющий помогает ей встать.

Я смотрю, как они идут по коридору и проходят через распашные двери. В какой-то момент Уилкокс легонько касается плеча Вики.

Когда я захожу в кабинет, Гау отматывает съемку интервью.

– Вот оно, – говорит он, не глядя на меня. – Где вы спросили про еду и воду. Перед ответом она опускает глаза, потом смотрит направо. Если верить постулатам нейролингвистического программирования – а я, кстати, им верю, – то это главный признак лжи. К тому же, когда вы задали ей этот вопрос, она его повторила. С другими вопросами такого не было. Тут она пыталась оттянуть время. – Гау подается вперед и показывает. – И поднесла руку ко рту, когда начала отвечать. Смотрите.

– То есть она говорила неправду?

– Точно не «всю правду и ничего, кроме правды». – Он откидывается на спинку и смотрит в мою сторону. – Похоже, я не ошибался насчет сговора – думаю, она пришла к какой-то договоренности с Харпером. Согласилась из отчаяния, а теперь стыдится. Стыд нынче – чувство старомодное; современный мир уверяет нас, что мы не должны стесняться своих поступков или мыслей. И все же стыд проявляется через психику – в ненависти к самому себе, в раскаянии, отвращении. Эти эмоции обладают невероятной мощью, особенно когда субъект отрицает случившееся. Не знаю, что она такого сделала, но девушка явно не хочет в этом сознаться – ни вам, ни самой себе, судя по увиденному.

Закончив, Гау начинает протирать очки. Такой вот у него «сигнал», хотя мне все не хватает храбрости сказать ему об этом.

– Но это ведь не значит, что вся ее история – выдумка?

Эксперт снова надевает очки.

– Конечно нет. Однако в том доме определенно случилось нечто такое, о чем мы пока не знаем.

– И как нам узнать правду? Харпера не спросишь, он по-прежнему утверждает – когда в голове у него проясняется достаточно, чтобы говорить, – что вообще ничего о ней не знал.

Гау видит, как я раздражен. Глянув на часы, он встает.

– Вы же детектив, Фаули. Уверен, вы справитесь.

Тренькает телефон. Это сообщение от Бакстера.

Я на Фрэмптон-роуд. Кажется, Сомер что-то нашла.

Перед уходом Гау замирает в дверях:

– Думаю, стоит еще раз покопаться в дневнике. Не могу указать, что именно, но что-то в нем явно не так.

У дома на Фрэмптон-роуд стоит констебль в форме, изнутри доносятся звуки. Сверху. В ванной на первом лестничном пролете вскрыты половицы, старинный линолеум скатан в угол. В хозяйской спальне снят ковер. Тонкий запах люминола начинаешь замечать, только когда часто с ним сталкиваешься.

Все на верхнем этаже: Бакстер, криминалист Нина Мукерджи, Эрика Сомер и еще один полицейский в форме, имя которого я забыл.

– Что у нас тут?

Бакстер показывает рукой на Эрику, как бы говоря: «Это все она придумала. Если что, я не виноват».

– Сюда, сэр. – Сомер зовет меня в комнату. Судя по низкому окошку в крыше и маленькому чугунному камину, когда-то здесь находилась спальня прислуги. – Вы подумаете, что это безумная идея, опять мои учительские замашки… – извиняющимся тоном продолжает она.

– Нет-нет, продолжайте. У нас кончились версии. Вся надежда на безумные идеи.

Она слегка краснеет, и ей это идет.

– Ладно, предположим, что Ханна действительно погибла в этом доме…

– Так и было. Я уверен.

– Однако криминалисты ничего не нашли. А такого быть не может.

– Не может, точно.

– Вот именно. Улики должны быть здесь, – уже настойчиво говорит Сомер. – Просто мы их не нашли.

– Как не устает повторять Чаллоу, они проверили люминолом все полы…

– А что, если нам нужно смотреть не на полы?

– О чем это вы?

Эрика оборачивается и показывает наверх:

– Смотрите.

Тусклое коричневое пятно, более темное по краям и, что интересно, в форме сердца. Конечно, от сырости и старости весь потолок покрылся пятнами, но это совсем другое. Оно глубже. Крупнее.

– Сухое, я проверила. Знаю, прозвучит бредово – как это она могла умереть там, наверху? – но в сериале «Тэсс из рода д’Эрбервиллей» была такая сцена…

Уже не слушая, я выскакиваю на лестничную площадку. Люк, ведущий к чердаку, расположен прямо над лестницей. Людей Викторианской эпохи не особо волновала безопасность.

– Разве туда никто не заглядывал?

– Должны были, но кто-то, видимо, схалтурил, – оправдывается Бакстер. – Извините, сэр.

– Что ж, тогда посмотрим сами.

Бакстер находит в соседней комнате стул, на который я и встаю. Задвижка тугая, и я с силой давлю на нее, хотя со стула все равно туда не залезу.

– Бакстер, есть фонарик?

– В машине, сэр. А в оранжерее я видел приставную лестницу.

– Отлично; ты – за фонариком, я – за лестницей.

Когда он возвращается, я пытаюсь просунуть лестницу в люк.

– Давайте я подержу, сэр, – спешит помочь Сомер. – Шею можно сломать, если свалиться оттуда.

Я поднимаюсь, дергаю засов; люк открывается и с грохотом падает на пол. Чувствуется сквозняк, в лицо летит пыль и какие-то песчинки. Дойдя до последней ступеньки, я подтягиваюсь, чтобы сесть на край люка. О том, что будет с брюками, даже думать не хочется. Сомер подает фонарик, я включаю его и вожу вокруг себя. Коробки, всякий хлам, кучи барахла. То же самое, что и в подвале. По стене тянутся провода от колокольчиков для прислуги. Видны надписи: «Утренняя столовая», «Гостиная», «Кабинет». В дальнем углу в плитке дыра размером с кулак.

Я медленно встаю на ноги, пригнувшись, чтобы не задеть балки, и осторожно иду вперед. Большинство досок не закреплены и слегка покачиваются под моим весом. Вдруг на меня надвигается что-то из темноты, касаясь кожистыми крыльями моего лица…

Наверное, внизу услышали мой крик.

– Всё в порядке, сэр? – слышится голос Бакстера.

Сердце все еще бешено стучит.

– Да это всего лишь летучая мышь. Напугала меня…

Я делаю глубокий вдох и пытаюсь собраться с мыслями. Понять, где расположено то пятно на потолке. Кстати, тут есть что-то еще. Бесформенное, сжатое. Позвав Нину, я направляю луч света в сторону находки. Нина протискивается вперед и надевает перчатки. Затем аккуратно поднимает вещь, и мы видим темное засохшее пятно.

Открыть его получается не сразу. Полиэтилен так усох и потрескался, что не хочет лежать ровно на лабораторном столе. Стажер шутит, сравнивая его со свитками Мертвого моря, которые так же сложно развернуть, однако, поняв свою бестактность, тут же замолкает. Дальше работа идет в тишине, пока не получается целиком развернуть материал под ярким светом подвесной лампы.

Нина Мукерджи звонит Чаллоу. Через несколько минут он появляется, надевает лабораторный халат и подходит к столу.

– Итак, это то, что мы думали?

Нина кивает.

– Автомобильный чехол. Вероятно, семидесятых годов и, вероятно, от «Форда Кортины» на подъездной дорожке.

Все вместе они разглядывают находку. Здесь все видно и без люминола.

– Боже, – шепчет Нина. – Он даже не потрудился смыть кровь.

Ботли-роуд, семь вечера. В Вайн-Лодж звуки доносятся только из кухни: приглушенные голоса, смех, открывающаяся и закрывающаяся дверца холодильника. В комнате Вики тихо, но не потому, что она спит.

Девушка сидит на кровати, крепко прижав колени к груди и едва заметно раскачиваясь. Услышав какой-то шум с лестничного пролета, она поднимает голову. Подбегает к двери и пробует ручку – легко поддается. Какое-то время Вики просто стоит там и тяжело дышит, сжав кулаки так, что костяшки проступают сквозь синеватую кожу.

Отправлено: Вт 09/05/2017 в 19.35, пометка: Важно

От: [email protected]

Кому: [email protected], [email protected]

Тема: Фрэмптон-роуд – срочно

Кажется, я придумал, как проверить твою теорию насчет дневника. Кстати, готовы и другие анализы, которые ты просил. В одном сомневались и перепроверили, но все так и есть. В дальней комнате на верхнем этаже следы мекония. Сам понимаешь, что это значит.

– Чем это тут пахнет?

Жена Гислингхэма заходит на кухню. Он стоит у плиты в фартуке, через плечо перекинуто полотенце, в руке лопатка. Крис чертовски наслаждается происходящим. Билли сидит на высоком стульчике и явно больше интересуется тем, что готовит папа, а не безвкусной кашеобразной массой в своей пластиковой тарелочке.

– Готовлю поздний завтрак, – говорит Гислингхэм. – На работе меня с утра не ждут, вот я и решил извлечь из свободного времени максимум пользы.

– Колбаски? – удивляется Джанет, заглянув в сковороду.

Крис ухмыляется.

– Скромный подарок от признательного члена общества. Который, на мою удачу, оказался мясником.

– Осторожно, а то еще скажут, что ты берешь взятки…

Гислингхэм вскидывает руки, делая вид, будто испугался.

– Споймали мене на хабаре. – Он изображает акцент кокни.

– Так они говорят? – Джанет поднимает бровь.

Рассмеявшись, Гислингхэм отрезает кусочек готовящейся колбаски.

– Попробуй.

Джанет нерешительно смотрит на угощение, но все же снимает его с кончика ножа – перед запахом не устоять.

– Ай, горячо! – вскрикивает она и машет рукой перед ртом.

– Вкуснятина, правда?

Джанет кивает:

– И где такие продают?

– На Коули-роуд. Традиционные английские колбаски.

– Как давно я их не готовила…

Гислингхэм не помнит, когда супруга вообще в последний раз что-то готовила, да и не важно. Главное, что она улыбается.

– У тебя тут жир на подбородке. – Он вытирает капельку пальцем, кладет лопатку в сковороду и обнимает Джанет. Билли начинает что-то бормотать, и Крис подмигивает сыну.

Все у них будет хорошо.

В столовой Куинн уже шестой день переживает свой личный кошмар. От него исходит такое количество негативной энергии, что никто не хочет сидеть с ним рядом, хотя в это время дня свободных мест тут не найдешь. Куинн заглядывал на Белфорд-стрит, где вроде бы временно обосновалась Пиппа, но никого не застал. Он швыряет телефон на стол рядом с тарелкой. К яйцам с беконом едва притронулся. Конечно, Пиппа теперь знает его номер и поэтому не берет трубку. Надо попробовать с другого мобильного, а обратиться сейчас можно только к одному человеку.

Куинн обводит взглядом столовую. И где этот чертов Гислингхэм?

Ближе к десяти часам Вики и управляющий Вайн-Лодж снова сидят в первом кабинете для допросов. Мы с Гау наблюдаем за ними по видео. Как только они приехали, я отвел Уилкокса в сторону и узнал, что Вики так и не спрашивала про мальчика.

Гау посматривает на бумаги, которые я держу в руке.

– Ловко вы придумали – попросить Чаллоу провести анализ дневника.

– Вы же сказали, что с ним что-то не так. Дальше интуиция подсказала.

– Поэтому вы отличный следователь. Только теперь у вас проблемка, да?

Я поворачиваюсь к Гау:

– Вам придется предоставить результаты анализов адвокату Харпера.

– Знаю. И мы все понимаем, что он с ними сделает, – скривившись, отвечаю я.

В дверь стучат.

– Готовы, сэр? – спрашивает Эверетт.

Когда Гислингхэм наконец приходит на работу, первым делом он отправляется на поиски Куинна.

– Получил доступ к ее мобильному? – спрашивает Крис, присев на краешек стола Куинна, что обычно страшно раздражает сержанта. Как говорится, кот из дому – мыши в пляс. А когда кота схватила злая собака, то мышам позволительны еще большие вольности.

Гарет качает головой:

– В мировом суде сказали именно то, что ты и предполагал. – Выглядит сержант еще хуже, чем вчера, если такое вообще возможно. – Теперь Фаули хочет, чтобы я нашел ее и предъявил обвинение в даче ложных показаний, но по адресу, который она оставила, пусто. На звонки тоже не отвечает.

– Наверное, запомнила твой номер. Дава я позвоню со своего.

Гислингхэм набирает цифры на мобильном и ждет.

– Не берет, – наконец говорит он. Даже его неутомимый оптимизм начинает понемногу иссякать. Или нет?

Куинну кто-то позвонил, и, разговаривая, он яростно жестикулирует, привлекая внимание Криса.

– Уверен? Сказала, что ее зовут Пиппа Уокер? – Пальцы Куинна сжимаются в кулак. – Вудс, ты, черт возьми, мой спаситель…

– Спасибо, что пришли еще раз, Вики, – говорю я, присаживаясь. – Сегодня со мной опять будет детектив-констебль Эверетт, если вы не против. Она поможет мне ничего не упустить.

Вики слегка улыбается и кивает. Снова теребит край джемпера.

– Начну с того, что хочу поблагодарить вас за информацию о той, другой девушке. Мы повторно обыскали дом и кое-что обнаружили. Полиэтиленовый чехол.

Она ловит мой взгляд. Губы двигаются, но слов не слышно.

– На нем кровь – пропавшей девушки, как мы полагаем. Похоже, вы были правы. Он действительно убил ее.

На мгновение Вики закрывает глаза и опускает голову.

Я смотрю на Эверетт – та едва заметно кивает мне.

– Боюсь, Вики, нашли мы не только чехол, – продолжаю я, сделав глубокий вдох. – На верхнем этаже дома три пустых комнаты. Похоже, никто не жил в них уже многие годы. На всякий случай мы решили проверить их – и в самой дальней комнатушке нашли следы необычного вещества. Его совсем мало, но стереть такое невозможно даже с помощью тщательной уборки. Современные технологии позволяют его распознать. Вы знаете, о каком веществе идет речь?

Она никак не реагирует.

– Это меконий. Отходы, которые формируются в кишечнике ребенка, пока он находится в утробе матери. Его ни с чем не спутаешь, и он присутствует в организме в течение лишь нескольких часов после рождения. Значит, в той комнатушке был ребенок. Более того, он там родился. Другого объяснения нет.

Вики поднимает голову и бросает на меня дерзкий взгляд.

– Почему вы нам не сказали?

– Поскольку знала, что вы начнете меня обвинять. Именно это вы сейчас и делаете.

– Обвинять в чем, Вики?

– В том, что я не сбежала, не вырвалась оттуда.

– Так почему? Почему вы не сбежали?

– Послушайте, он выпустил меня, только когда отошли воды. И ни на секунду не оставлял одну. Я никак не могла улизнуть. Никак.

– Сколько времени вы провели наверху? – спрашивает Эверетт, оторвавшись от записей. – Приблизительно.

Вики пожимает плечами:

– Пару часов ночью. Снаружи было темно. Так что же, вы меня в чем-то обвиняете? Этот ублюдок насиловал меня, делал со мной отвратительные вещи…

– Мы в курсе, Вики, – тихо перебиваю я.

– Тогда почему вы разговариваете со мной как с преступницей?

– Вики, я понимаю – да мы все понимаем, – что вы просто пытались выжить. На мой взгляд, нет ничего постыдного в том, что вы пошли на некий компромисс с похитившим вас человеком…

– Я и не стыжусь, – заявляет она, глядя прямо на меня и положив руки на стол, – потому что не соглашалась ни на какой компромисс с этим противным, старым извращенцем. Вам это ясно? – Ее щеки пугающе краснеют.

– Хорошо. – Я копаюсь в бумагах и меняю тему. – Вчера вы сказали, что доктор Харпер приносил вам еду в консервных банках, все верно?

Она закатывает глаза:

– Опять всё с самого начала?

Уилкокс бросает на меня взгляд, который как бы говорит: «Что за игру вы затеяли? Не видите, как она разволновалась?»

Разволновалась, да. Только совсем по другой причине.

– А что насчет вашего ребенка, Вики? Доктор Харпер приносил еду для вашего малыша?

На последнем слове она заметно дергается.

– Я кормила грудью. Не хотела, но старик заставил. На время кормления развязывал мне руки.

– Да, точно. Правда, меня смущает кое-что еще…

– И что же? – спрашивает Вики, откинувшись назад и сложив руки на груди. Язык тела так выдает ее, что я все понимаю даже без помощи Гау.

– В мешке с мусором, что мы нашли в подвале, были баночки из-под детского питания. Значит, вы кормили ребенка не только молоком?

– Да, старикан приносил всякую детскую еду, – отвечает Вики, разглядывая ногти. – Правда, только в последнее время. Когда тот вырос.

– Где же доктор Харпер ее доставал?

– Мне-то откуда знать! – срывается она. – Я же не покупала ее вместе с ним. Он мог взять еду где угодно. Там полно магазинов.

– Вообще-то близ Фрэмптон-роуд их на удивление мало. А в пешей доступности вообще почти нет. Доктор Харпер не водил машину уже больше года, а из-за артрита и передвигается плохо. Пешком он мог дойти только до двух магазинов. Вчера констебль Эверетт побывала там.

– И пообщалась с персоналом, – подхватывает Верити. – Все они узнали доктора Харпера на фотографии. Часто обслуживали его, в основном продавали ему пиво. Но не детское питание.

– А подобное, как вы понимаете, – продолжаю я, – наверняка запомнилось бы. Старик – и вдруг просит детские пюрешки…

– Босс, он ведь еще заказывал еду из супермаркета, – спешит добавить Эверетт. – Может, оттуда ему и приносили эти баночки?

Вики попадается на крючок.

– Да, оттуда. Теперь я вспомнила.

Я заглядываю в папку.

– Вы правы. Часть мусора в подвале действительно составляли упаковки от продуктов из супермаркета, где доктор Харпер делал заказ. Проблема в том, что детского питания в его списке не было, мы проверили. Доставку еды организовал его соцработник, и перечень продуктов не менялся.

– Слушайте, я была в подвале, – говорит Вики, глядя на меня. – Понятия не имею, где он брал детское питание.

– Мы сняли отпечатки с этих баночек. На них ваши «пальчики», Вики, и чьи-то еще, смазанные. И ни одного отпечатка доктора Харпера. Его следы есть на других упаковках из-под еды, но не на детской. Как вы это объясните, Вики?

– Это вы у него спросите, а не у меня, – говорит она, пожав плечами.

– Спросим, обязательно спросим. Только вот, честно говоря, он не в самом лучшем состоянии…

– Вот и хорошо, – перебивает она. – Надеюсь, он сгорит в аду за то, что сотворил со мной. Ну что, мы закончили? Я уже устала.

– Осталось немного, потерпите. В суде вас будут спрашивать про самые мелкие детали, и мы должны знать, как вы ответите. Например, про дневник.

Вики хмурится.

– И что с ним?

– Я попросил нашего эксперта-криминалиста еще раз взглянуть на ваши записи. Он обнаружил кое-что, чего мы раньше не замечали. И даже не догадывались проверить.

Она молчит, однако заметно настораживается, прищурив глаза.

– Так вот, криминалист воспользовался одной штукой под названием «электростатическая система выявления и исследования давленых текстов». Древний прибор, я вам скажу.

Настолько древний, что провел последние пятнадцать лет в дальнем углу шкафа. Впервые за все время я порадовался склонности Алана Чаллоу копить всякое барахло.

– Несмотря на возраст, этот аппарат умеет выполнять одну полезную функцию, – продолжаю я. – Он показывает, какое давление применялось к бумаге. То есть с какой силой пишущий сжимал ручку, останавливался ли во время написания. В вашем дневнике давление оказалось поразительно равномерным.

– И что с того?

– Это довольно необычно для записей, которые велись на протяжении двух лет. Такое скорее свойственно листкам, исписанным в одно и то же время.

Уилкокс ерзает на своем стуле. Не представляю, что сейчас творится у него в голове.

– От остальных отличалась только последняя страница. Та, где вы пишете, что кончается вода, и умоляете, чтобы кто-нибудь вас нашел…

Вики стучит ладонями по столу.

– Потому что я думала, что умру! Как вы не понимаете?

– Я все понимаю, Вики.

– Может, сделаем перерыв? – предлагает Уилкокс, глянув на свою подопечную. – Все это очень тяжело.

– Хорошо. Я попрошу принести вам кофе, встречаемся через полчаса.

В штабе полно народа. Даже Гау здесь. Не видно только Куинна и Гислингхэма. Тут что-то явно происходит, но что именно, я пока не пойму. И Гис тоже оказался втянутым в это.

– Харпер выпускал ее? – изумленно спрашивает Бакстер, заметив нас. – Какого черта она не попыталась сбежать?

– Бакстер, она ведь тогда только что родила…

– Понятно, но она же не была полностью обездвиженной, сэр? Могла бы разбить окно, позвать кого-нибудь… Могла сделать хоть что-то.

Эверетт принимает задумчивый вид.

– В чем дело, Эв?

– Когда Дональду Уолшу предъявляли обвинение, он сказал, что слышал в доме какие-то звуки. Наверху. Он думал, это соседский кот, сиамский. У моей тети был такой – слышали бы вы, как он завывает… Пугающе похоже на ребенка.

– На что ты намекаешь? – спрашивает Бакстер.

– Откуда нам знать, что Вики оставалась наверху только во время родов? Может, Харпер выпускал ее чаще, – предполагает Эверетт. – Может, она покупала детское питание сама.

– Такое возможно? – обращаюсь я к Гау. – Вы упоминали некий сговор…

Любитель театральных пауз, тот отвечает немного погодя:

– Да, вполне возможно. Вот вам и сделка: Харпер на время выпускает девушку из подвала в обмен на некие уступки с ее стороны.

– Вы имеете в виду секс? – задает вопрос Эверетт.

– Скорее всего. Но не изнасилование. Может, она соглашалась притвориться, будто у них своего рода отношения или даже семья. В дневнике есть соответствующие намеки.

– Все равно не понимаю, почему она не сбежала, раз Харпер выпускал ее из подвала, – говорит Бакстер. – И тем более если он разрешал ей выходить на улицу.

Гау обводит взглядом комнату.

– Довольно типичный случай для подобной ситуации. Похититель разлучает мать и ребенка на долгий период времени, чтобы ослабить связь между ними. Вероятно, Харпер иногда отпускал девушку, но держал ребенка взаперти. То есть мальчик становился заложником, и мать не могла его бросить.

– Вот уж сомневаюсь, – продолжает настаивать на своем Бакстер. – Думаю, Вики запросто оставила бы там сына и смылась.

Гау слегка улыбается: