Тёмное пророчество Риордан Рик

3

Последнее шоу

Гвоздь программы – дамочка,

Которая всех убила

Я уже был готов действовать по плану «Омега» – то есть пасть на колени и молить о пощаде, – но Лео спас меня от этого унижения.

– Бульдозер, – прошептал он.

– Это кодовое слово? – не понял я.

– Нет. Я хочу подобраться к бульдозеру. А вы отвлеките металлистов.

Он повесил на меня Калипсо.

– Ты с ума сошел?! – прошипела она.

Лео бросил на нее быстрый взгляд, как бы говоря: доверься мне и отвлеките их! А затем осторожно шагнул в сторону.

– Ах! – улыбнулась Нанетт. – Ты желаешь умереть первым, полубог-коротышка? Ты опалил меня огнем, так что это справедливо.

Что бы ни задумал Лео, я понял, что его план провалится, если он начнет препираться с Нанетт по поводу своего роста. (Лео не очень нравилось, когда его называли коротышкой.) К счастью, у меня врожденный талант привлекать к себе внимание.

– Я желаю умереть первым! – выкрикнул я.

Вся толпа повернулась ко мне. Мысленно я обругал себя за дурацкую формулировку. Ну почему я не вызвался сделать что-нибудь полегче, например испечь пирог или убраться после казни?!

Я часто говорю не подумав. И обычно после этого все идет хорошо. Порой, импровизируя, мне случается создать шедевр вроде Ренессанса или бит-поколения. В этот раз надежды на такой финал было мало.

– Но прежде, – сказал я, – услышьте мою мольбу, о милосердные блеммии!

Поджаренный Лео полицейский опустил пистолет. Несколько зеленых искорок греческого огня еще теплились в его брюшной бородке.

– Что значит «услышьте мою мольбу»?/p>

– Ну, – пожал плечами я, – по традиции следует выслушать последние слова умирающего человека… или бога, или полубога, или… как ты себя называешь, Калипсо? Титанида? Полутитанида?

Калипсо закашлялась, но звук ее кашля сильно напоминал слово «идиот».

– Аполлон имеет в виду, о милосердные блеммии, что согласно этикету перед тем, как убить нас, вы должны выслушать наши последние слова. Я уверена, вы не захотите показаться невежливыми.

Блеммии были потрясены. Они перестали мило улыбаться и замотали механическими головами. Нанетт шагнула вперед с поднятыми руками, призывая всех к спокойствию:

– Конечно нет! Мы очень вежливые.

– Чрезвычайно вежливые, – подтвердил полицейский.

– Тогда внимайте! – воскликнул я. – Друзья, заклятые друзья, блеммии… готовьте подмышки и услышьте мою печальную историю!

Лео сделал еще один шаг, держа руки в карманах пояса с инструментами. Еще шагов пятьдесят семь – пятьдесят восемь – и он будет у цели. Просто прекрасно.

– Я Аполлон! – начал я. – В прошлом я бог! Низвергнутый Зевсом с Олимпа на землю, несправедливо обвиненный в том, что начал войну с гигантами!

– Меня сейчас стошнит, – пробормотала Калипсо. – Дай мне сесть.

– Не рви мой ритм.

– А ты не рви мне барабанные перепонки. Дай мне сесть!

Я усадил Калипсо у фонтана.

Нанетт замахнулась дорожным знаком:

– Это все? Могу я теперь тебя убить?

– Нет-нет! – я замотал головой. – Я просто… э-э… посадил Калипсо, чтобы… чтобы она была моим хором. Настоящее греческое выступление не обходится без хора.

Рука Калипсо походила на раздавленный баклажан. Лодыжка распухла и нависала над кроссовкой. Я не знал, как она сможет оставаться в сознании да еще и изображать хор, но она нервно вздохнула и кивнула:

– Готова.

– Внимайте! – сказал я. – В Лагерь полукровок вступил я как Лестер Пападопулос!

– Жалкий смертный! – подхватила Калипсо. – Подросток, бездарней которого нет.

Я бросил на нее свирепый взгляд, но не решился снова прервать выступление.

– Все препятствия я одолел с Мэг Маккаффри, подругой моей!

– Нет, с его госпожой! – возразила Калипсо. – Девчонкой двенадцати лет от рождения! Узрите: пред вами ничтожный раб Лестер, подросток, бездарней которого нет!

Полицейский нетерпеливо фыркнул:

– Нам все это известно. Император рассказал нам.

– Тсс! – шикнула Нанетт. – Не будь невежей.

Я положил руку на сердце:

– Мы древний оракул спасли, рощу Додоны, расстроили планы Нерона! Но, увы, Мэг Маккаффри от меня убежала. Злобный отчим ей разум смутил, отравил!

– Яд! Отрава! – вскричала Калипсо. – Как дыханье несвежее Лестера Пападопулоса, подростка, бездарней которого нет!

Я все-таки устоял перед соблазном спихнуть ее в клумбу.

Тем временем Лео подбирался к бульдозеру, изображая танцевальные иллюстрации к моей истории, кружась, вздыхая и жестикулируя. Он походил на страдающую от галлюцинаций балерину в трусах-боксерах, но блеммии вежливо уступали ему дорогу.

– Внимайте! – крикнул я. – Оракул Додоны пророчество дал нам – самое жуткое, в форме лимерика!

– Жуткое! – поддакнула Калипсо. – Как умения Лестера, подростка, бездарней которого нет!

– Выбирай эпитеты! – буркнул я, а затем продолжил, обратившись к своим зрителям: – Мы на запад отправились к другому оракулу, по пути поразив много страшных врагов! Одолели циклопов!

Лео запрыгнул на подножку бульдозера. Он драматично вскинул степлер, а затем вонзил две скобы машинисту в грудь, прямо туда, где должны были располагаться его настоящие глаза. Это вряд ли показалось бы приятным даже такому стойкому существу, как блеммия. Машинист взвыл и схватился за грудь. Лео спихнул его с его места.

– Эй! – завопил полицейский.

– Постойте! – взмолился я. – Наш друг всего лишь изображает в лицах, как мы победили циклопов. Это допустимый повествовательный прием!

Не до конца убежденные, блеммии зашевелились.

– У тебя очень много последних слов, – пожаловалась Нанетт. – Когда мне уже можно будет размозжить тебе голову?

– Скоро, – заверил я ее. – Итак, как я сказал… мы на запад отправились!

Я поднял Калипсо на ноги: она опять расхныкалась (я тоже охнул пару раз).

– Что ты творишь?! – процедила она сквозь зубы.

– Помоги мне! – велел я. – Внимайте, недруги! Узрите наш путь!

И мы, пошатываясь, направились к бульдозеру. Руки Лео мелькали над рычагами. Двигатель с шумом заработал.

– Никакая это не история! – гаркнул полицейский. – Они убегают!

– Вовсе нет! – Я подсадил Калипсо и полез вслед за ней на бульдозер. – Итак, путь наш был долог, недели…

Лео дал задний ход. Бип! Бип! Бип! Отвал бульдозера начал подниматься.

– Вообразите, что вы в Лагере полукровок, – крикнул я толпе, – а мы начинаем свое путешествие.

Тут я понял свою ошибку. Я попросил блеммий что-то вообразить – они же были на такое просто не способны.

– Остановить их! – Полицейский поднял пистолет.

Его первый выстрел рикошетом отскочил от металлического отвала.

– Внимайте, друзья! – воззвал я. – Готовьте подмышки!

Но мы уже исчерпали запас их вежливости. Над нашими головами пролетел мусорный бак. Бизнесмен поднял каменную вазу и бросил ее в нас, разбив окно отеля.

– Быстрее! – поторопил я Лео.

– Я пытаюсь, чувак, – пробормотал он. – Это тебе не гоночный автомобиль.

Блеммии приближались.

– Осторожно! – закричала Калипсо.

В последний момент Лео успел развернуть бульдозер и отбить ножом отвала кованую скамейку. К несчастью, из-за этого мы оказались открытыми для новых атак. Нанетт метнула в нас дорожный знак словно гарпун. Металлический шест воткнулся в гусеницу, из которой тут же повалил пар и во все стороны разлетелись брызги масла, и наша спасительная машина остановилась.

– Супер, – сказала Калипсо. – И что теперь?

Это был весьма подходящий момент для того, чтобы ко мне вернулась божественная сила. Я бы ринулся в битву и раскидал врагов как тряпичных кукол. Но не тут-то было: мои кости словно растаяли и стекли в ботинки. Руки тряслись так сильно, что попытайся я достать лук, вряд ли бы это у меня получилось. Ах, неужто моя блистательная жизнь оборвется здесь – под кулаками благовоспитанных безголовых американцев со Среднего Запада?!

Нанетт запрыгнула на капот бульдозера, ее ноздри оказались прямо передо мной – премерзкое зрелище. Лео попытался атаковать ее огнем, но в этот раз застать Нанетт врасплох не удалось. Она открыла рот и проглотила огненный шар, который не причинил ей никакого вреда – только вызвал небольшую отрыжку.

– Не расстраивайтесь, дорогие мои, – проговорила она. – Вам никогда не пробраться в синюю пещеру. Она под надежной охраной! Жаль, конечно, что вы умрете. До церемонии имянаречения осталось всего три дня, и вы с девчонкой должны были стать главными украшениями в процессии его рабов!

Я был слишком напуган, чтобы понять все, о чем она говорила. Девчонка… Неужели она имела в виду Мэг? Кроме этого я услышал только «синий»… «умрешь»… «раб», что в тот момент достаточно точно описывало меня.

Понимая, что это бесполезно, я все равно снял с плеча лук и начал его разворачивать. Вдруг прямо между глаз Нанетт воткнулась стрела. Она скосила глаза, пытаясь разглядеть стрелу, упала навзничь и рассыпалась в прах.

Я уставился на свое завернутое оружие. Конечно, лучник я прекрасный, но я был в полной уверенности, что еще не успел выстрелить.

Раздался резкий свист. В центре площади, прямо на фонтане, стояла женщина в выцветших джинсах и серебристом зимнем пальто. В руках у нее сверкал березовый лук, а за спиной висел полный стрел колчан.

У меня екнуло сердце при мысли о том, что моя сестра Артемида наконец-то пришла мне на помощь! Но нет… Женщине было не меньше шестидесяти, я заметил седые, собранные в пучок волосы. Артемида никогда бы не появилась в таком облике.

По причинам, которыми она со мной никогда не делилась, Артемида гнушалась выглядеть старше чем, скажем, на двадцать лет. Я миллион раз убеждал ее, что красота не имеет возраста. В любом модном магазине на Олимпе вам скажут, что четыре тысячи – это новая тысяча, но ей этого было не втолковать.

– На тротуар! – крикнула седовласая незнакомка.

По всей площади в асфальте появились круги размером с канализационный люк. Круги разделились на лепестки, и люки раскрылись, словно ирисовые диафрагмы, из них поднялись орудийные башни с механическими арбалетами, которые завертелись, посылая вокруг красные лучи лазерных прицелов.

Блеммии даже не попытались спрятаться. Может быть, они не поняли, что происходит. А может быть, ждали, пока седовласая женщина скажет «пожалуйста!».

Мне же необязательно было быть богом стрельбы из лука, чтобы понять, что случится дальше. Я потащил за собой друзей – второй раз за день. (Оглядываясь назад, не могу не признать, что это было приятно.) Мы спрыгнули с бульдозера как раз в тот момент, когда в воздухе засвистели выстрелы.

Когда я осмелился поднять голову, от блеммий остались только кучки праха и одежда.

Седовласая женщина спрыгнула с фонтана. Принимая во внимание ее возраст, я испугался, что она переломает себе ноги, однако она не без грации приземлилась и направилась к нам с луком в руках.

Лицо ее испещряли морщинки, кожа под подбородком начала провисать, на тыльной стороне ладоней проступили пигментные пятна. Однако держалась она с королевским достоинством, как женщина, которая не должна никому ничего доказывать. Глаза ее сверкали словно лунные блики на воде. Отчего-то эти глаза показались мне знакомыми.

Она несколько мгновений смотрела на меня, а потом удивленно покачала головой:

– Значит, это правда. Ты Аполлон.

Это не было похоже на привычное мне «О, вау, Аполлон!». Она произнесла мое имя таким тоном, будто знала меня лично.

– М-мы знакомы?

– Ты меня не помнишь? – спросила она. – Да, вряд ли помнишь. Зови меня Эмми. А призрак, которого вы видели – Агамед. Он привел вас к нам.

Имя «Агамед» я точно где-то слышал, но, как обычно, не мог сообразить где. Мой человеческий мозг все время выдавал сообщение о том, что память переполнена и он сможет нормально работать, только когда я удалю столетие-другое воспоминаний.

Эмми перевела взгляд на Лео:

– А почему ты в трусах?

Лео вздохнул:

– Утро выдалось долгим, abuela[3], но спасибо за помощь. У вас суперские арбалеты!

– Спасибо… Наверное.

– А может, вы сумеете и Кэл помочь? – спросил Лео. – Ей совсем плохо.

Эмми присела рядом с белой как мел Калипсо. Глаза волшебницы были закрыты, а дыхание сбивалось.

– Она тяжело ранена, – нахмурилась Эмми, взглянув на лицо Калипсо. – Как, ты сказал, ее зовут? Кэл?

– Калипсо, – пояснил Лео.

– А, – морщины на лбу Эмми стали глубже. – Теперь понятно, почему она так похожа на Зою.

Мне словно ножом по сердцу полоснули:

– Зою Ночную Тень?

Калипсо пробормотала что-то в бреду, но я не разобрал слов… может, это было имя «Ночная Тень»?

Веками Зоя была помощницей Артемиды, ее главной Охотницей. Несколько лет назад она пала в бою. Я не знал, встречались ли когда-нибудь Калипсо и Зоя, но они были сводными сестрами – дочерями титана Атласа. Я никогда не замечал, насколько они похожи.

Я пристально посмотрел на Эмми:

– Если ты знала Зою, значит, ты из Охотниц моей сестры. Но это невозможно. Ты…

Я замолчал, чтобы не сказать «постарела и умираешь». Охотницы были вечно юными и бессмертными, пока не погибали в битве. Эта женщина явно была смертной. Ее жизненная энергия слабела… до боли знакомое ощущение, совсем как моя – ничего общего с аурой бессмертного существа. Не могу объяснить, как я это понял, но для меня это было очевидно – как разница между чистой и уменьшенной квинтой.

Вдалеке завыли сирены. Я вдруг осознал, что мы беседуем в зоне пусть небольшого, но бедствия. Скоро сюда сбегутся смертные или другие блеммии.

Эмми щелкнула пальцами. Все до единого арбалеты скрылись под землей. Люки закрылись и исчезли, будто их никогда не было.

– Нужно уйти с улицы, – сказала Эмми. – Пойдем, я отведу вас на Станцию.

4

Не должен дом

Быть тайной для Аполлона

И кидать в него кирпичами

Далеко идти не пришлось.

Таща Калипсо между собой, мы с Лео поплелись за Эмми к изысканному зданию на южной стороне площади. Как я и думал, когда-то здесь был железнодорожный вокзал. Под круглым окном красовались выбитые в граните буквы «Юнион-Стейшн».

Эмми не пошла к главному входу. Она свернула влево, остановилась у стены и провела рукой между кирпичами, очерчивая дверной проем. Цемент с хрустом разошелся, стена сдвинулась внутрь, и перед нашим взором явилась узкая шахта вроде дымохода и железные кольца-ступени, ведущие вверх.

– Ловко! – похвалил Лео. – Только Калипсо не сможет карабкаться.

Эмми нахмурилась.

– Ты прав. – Она повернулась к проему в стене: – Станция, дай нам, пожалуйста, пандус.

Металлические кольца исчезли. Раздался приглушенный рокот, и внутренняя стена шахты стала клониться назад, кирпичи начали сами собой перестраиваться, и скоро перед нами уже был пандус, идущий под небольшим углом вверх.

– Ого! – изумился Лео. – Ты что, попросила его у здания?

Улубка мелькнула в уголках губ Эмми:

– Станция – это не просто здание.

После этих слов пандус перестал казаться мне таким уж замечательным.

– Она живая? Как Лабиринт? И ты хочешь, чтобы мы вошли внутрь?

У Эмми однозначно был взгляд Охотницы. Только последовательницы моей сестры осмеливались бросать на меня такие мерзкие презрительные взгляды.

– Станция не творение Дедала, владыка Аполлон. Здесь совершенно безопасно… пока вы наши гости.

По ее тону стало понятно, что я тут на испытательном сроке. Сирены позади нас стали громче. Дыхание Калипсо становилось все тяжелее. Особого выбора у нас не оставалось, и мы вошли внутрь вслед за Эмми.

Появилось освещение: по стенам висели бронзовые канделябры с горящими теплым желтым пламенем свечами. Когда мы прошли по пандусу футов двадцать, в стене слева открылась дверь. За ней обнаружился медблок, оснащению которого позавидовал бы даже мой сын Асклепий: медицинский шкаф, заполненный лекарствами, хирургическими инструментами, ингредиентами для приготовления микстур; медицинская кровать со встроенными мониторами, графической панелью управления и подъемником для пациентов. На полках вдоль стены, рядом с портативным аппаратом МРТ, сушились целебные травы. В дальнем углу в террариуме за стеклом шевелился клубок ядовитых змей.

– Ничего себе! – восхитился я. – Да у вас тут суперсовременный медблок!

– Да, – подтвердила Эмми. – Станция говорит, что вашей подруге требуется немедленная медицинская помощь.

– Хочешь сказать, эта комната только что здесь появилась? – спросил Лео, заглянув в дверь.

– Нет, – ответила Эмми. – То есть да. Она всегда была здесь, но… ее легче найти, когда в ней есть нужда.

Лео кивнул с задумчивым видом:

– А как думаешь, станция может навести порядок в моем ящике с носками?

С потолка сорвался кирпич и со стуком упал ему под ноги.

– Это значит «нет», – пояснила Эмми. – А теперь позвольте мне заняться вашей подругой.

– М-м… – Лео указал на террариум. – У вас тут змеи. Это я так, к слову.

– Я позабочусь о Калипсо, – пообещала Эмми. Она забрала у нас волшебницу, подняв ее на руки без видимого труда. – А вы идите. Наверху вас встретит Джо.

– Джо? – переспросил я.

– Вы ее узнаете, – пообещала Эмми. – Она расскажет о Станции лучше, чем я.

Она внесла Калипсо в медпункт, и дверь закрылась.

– Змеи? – хмуро посмотрел на меня Лео.

– О да! – отозвался я. – Недаром змея, обвившаяся вокруг посоха, является символом медицины. Яд был одним из первых лекарств.

– Да что ты?! – Лео посмотрел под ноги. – Как думаешь, можно я хоть кирпич себе возьму?

Коридор зарокотал.

– Я бы не стал, – посоветовал я.

– Да уж, пусть лежит.

Мы прошли еще немного, и справа от нас снова открылась дверь.

За ней была детская комната. Солнечные лучи пробивались сквозь розовый тюль и падали на деревянный пол. Уютная кровать была завалена мягкими одеялами, подушками и плюшевыми зверушками. Стены цвета яичной скорлупы кто-то решил использовать как холст для рисования мелками, на них красовались схематичные человечки, деревья, домики, резвились какие-то звери: не то собаки, не то лошади, не то ламы. На левой стене, напротив кровати, нарисованное мелками солнце, улыбаясь, глядело на веселую цветочную поляну. Посреди поляны стояла девочка, а по бокам от нее – две фигуры побольше, родители, – все трое были нарисованы в стиле «палка-палка-огуречик» и держались за руки.

Художества на стене напомнили мне о пещере Рейчел Элизабет Дэр в Лагере полукровок. Ей, моему Дельфийскому оракулу, нравилось расписывать стены пещеры сценами из своих видений… правда, только до того момента, как ее покинул дар прорицания. (Я тут ни при чем. Это все Пифон, полоз-переросток.)

Большинство картинок в этой комнате мог бы нарисовать ребенок лет семи-восьми. Но на дальней стене, в самом углу, это юное дарование решило сурово покарать нарисованный мир – теперь на него надвигалась накаляканная буря. Хмурые человечки грозили ламам треугольными ножами. Темные загогулины перечеркнули трехцветную радугу. На зеленой полянке был нацарапан черный круг, похожий на пруд… или на вход в пещеру.

Лео попятился:

– Не знаю, чувак. По-моему, нам не стоит сюда заходить.

Мне стало интересно, почему Станция показала нам эту комнату. Кто живет здесь? Точнее… кто жил здесь? Несмотря на веселые розовые занавески и аккуратно заправленную кровать, заваленную мягкими игрушками, комната казалась нежилой, как музей.

– Пошли дальше, – согласился я.

Наконец мы дошли до конца пандуса и оказались в зале, похожем на собор. Над нашими головами изгибался цилиндрический свод, украшенный деревянной резьбой, в центре сиял витраж: зеленые и золотые стекла складывались в геометрический узор. На дальней стене было окно-розетка, которое я видел снаружи. Его тень на раскрашенном цементном полу была похожа на гигантскую мишень для игры в дартс. Наверху, вдоль левой и правой стены, тянулись галереи с коваными перилами и изящными викторианскими светильниками. За перилами располагались двери в другие помещения. Полдюжины лестниц тянулись к потолку с изысканной лепниной, а под ним проходил широкий выступ, на котором была навалена солома и устроено что-то вроде насеста для огромных куриц. В зале пахло какой-то живностью… но не как в курятнике, а скорее как в собачьей конуре.

В одном из углов главного зала сверкала профессионально оборудованная кухня, настолько большая, что на ней можно было провести сразу несколько кулинарных поединков со звездами. Повсюду стояли диванчики и удобные кресла. Центральное место занимал массивный обеденный стол, сработанный вручную из красного дерева, за которым могли разместиться двадцать человек. Под окном-розеткой кто-то устроил кучу разных мастерских. Тут вперемежку стояли циркулярные, сверлильные и токарные станки, печи для обжига керамики, кузнечные горны, 3D-принтеры, швейные машины, котлы и еще какое-то промышленное оборудование – названий всех приспособлений я не знаю. (Не судите меня строго. Я все-таки не Гефест.)

У сварочной станции стояла мускулистая женщина в железной маске, кожаном фартуке и перчатках. Стоило ее горелке коснуться металлического листа – и вокруг фонтаном рассыпались искры.

Уж не знаю, как она нас заметила. Может, Станция бросила ей под ноги кирпич, чтобы привлечь ее внимание. Как бы там ни было, женщина посмотрела в нашу сторону, выключила горелку и подняла маску.

– Чтоб меня! – хохотнула она. – Неужто Аполлон?!

Она сбросила защитное снаряжение и зашагала к нам. Как и Эмми, ей было за шестьдесят, но если Эмми отличало телосложение бывшей гимнастки, то эта женщина была сложена как боец. Выцветшая рубашка поло розового цвета плотно облегала ее широкие плечи и темные мускулистые руки. Из карманов джинсового комбинезона торчали гаечные ключи и отвертки. Седые волосы, подстриженные «ежиком», контрастировали с ее темно-коричневой кожей и блестели как иней.

Она протянула руку и сказала:

– Вы, наверное, не помните меня, владыка Аполлон. Я Джо. Или Джози. Или Джозефина. Как вам будет угодно.

Называя каждый новый вариант своего имени, она сжимала мне руку все сильнее. Я бы не рискнул соревноваться с ней в армрестлинге (зато готов поспорить, что с такими толстыми пальцами она не смогла бы так же виртуозно, как я, играть на гитаре, так что выкуси!). Ее лицо с квадратным подбородком могло бы показаться устрашающим, если бы не веселые сверкающие глаза. Губы у нее подрагивали, будто она вот-вот рассмеется.

– Да, – пропищал я. – То есть нет. Боюсь, я не помню. Позвольте представить: это Лео.