Тёмное пророчество Риордан Рик

– Ай!

Ростки чиа уводили нас все глубже во владения императора. Тишина начала на меня давить. Невидимые насекомые забегали у меня по лопаткам. Конечно, люди Коммода уже разобрались с нарушителями у главных ворот. Скоро они вернутся на свои посты, а может, и заглянут в мониторы системы безопасности в поисках других нарушителей.

Наконец за одним из поворотов мы наткнулись на блеммию, охраняющую металлическую дверь в хранилище. На стражнике были черные классические брюки и лаковые туфли, но лицо на груди прикрыто не было. Волосы на его плечах-голове были по-военному подстрижены «ежиком». Провод от гарнитуры для рации спускался у него из подмышки и уходил в карман брюк. Оружия у него, похоже, не было, но это меня не слишком обрадовало. Своими кулачищами он вполне мог раздавить хоть катамаран, хоть Лестера Пападопулоса.

 Ну нет! Опять эти ребята, – пробурчал Лео. – Он натянул улыбку и направился к стражнику. – Здравствуйте! Какой прекрасный день! Как поживаете?

Удивленный стражник повернулся к нему. Мне казалось, что по инструкции он должен был тут же доложить о нарушителе начальству, но ведь ему задали вопрос. Не ответить значило поступить невоспитанно.

– Замечательно. – Стражник никак не мог выбрать между дружелюбной улыбкой и устрашающим взглядом. Его рот кривился так, что создавалось ощущение, будто блеммия качает пресс. – Не думаю, что вам сюда можно.

– Правда? – Лео продолжал идти вперед. – Спасибо!

– Пожалуйста. А теперь, будьте добры, поднимите руки.

– Вот так? – Руки Лео воспламенились, и он ткнул ими прямо в лицо на груди блеммии.

Стражник зашатался, закашлялся от дыма, захлопал огромными, как пальмовые листья, ресницами. И нащупал кнопку микрофона на гарнитуре.

– Двенадцатый пост, – прохрипел он. – У меня…

Мэг полоснула его золотыми мечами по животу, оставив от блеммии лишь кучку желтого праха и оплавленную гарнитуру.

Из крохотного динамика раздался голос:

– Пост двенадцать, пожалуйста, повторите.

Я схватил гарнитуру. Особого желания надевать на себя что-то, побывавшее в подмышке блеммии, у меня не было, но я поднес гарнитуру к уху и сказал в микрофон:

– Ложная тревога. Все тик-топ. Спасибо.

– Пожалуйста, – ответил голос из динамика. – Будьте добры, сегодняшний пароль.

– Да, конечно. Пароль сегодня… – Я бросил микрофон на пол и раздавил его ногой.

Мэг уставилась на меня.

– Все тик-топ?!

– Мне показалось, это в духе блеммий.

– Ты даже сказал неправильно! Тип-топ!

– Надо же: девчонка, которая говорит «божский», меня поправляет!

– Ребята, – сказал Лео. – Покараульте, пока я займусь замком. За этой дверью наверняка что-то важное.

Я стоял на страже, пока он открывал замок. Мэг, которая приказов не любила, отошла назад, присела и стала собирать ростки чиа, которые рассыпала, когда схватилась за мечи.

– Мэг, – позвал я.

– Чего?

– Что ты делаешь?

– Собираю чиа.

– Это я вижу, но… – я чуть было не сказал «Это же просто ростки».

Тут я вспомнил, как однажды сказал нечто подобное Деметре. Богиня прокляла меня, и все вещи, которые я надевал, тут же прорастали и цвели. Хуже всего на свете, когда у тебя на хлопковом белье вздуваются настоящие шарики хлопка с ветками, ростками, семенами прямо возле твоего… Ну, вы поняли.

Мэг собрала последние ростки. Одним из мечей она раздолбила сланец на полу и в эту трещину осторожно посадила чиа, а затем полила их, выжав свою мокрую юбку.

Я завороженно наблюдал, как маленький пучок зелени стал гуще и разросся так, что по полу пошли новые трещины. Кто бы мог подумать, что чиа окажутся такими сильными.

– В моей руке им больше не выжить, – твердо сказала Мэг, поднимаясь на ноги. – Все живое заслуживает шанса вырасти.

Мою смертную часть – Лестера – эта мысль очаровала. А вот Аполлон не мог полностью разделить этого восхищения. За прошедшие столетия я встречал много живых существ, которые не заслуживали или не могли вырасти. Некоторые из них погибли от моей руки…

Однако я подозревал, что Мэг говорит о себе. На ее долю выпало ужасное детство: смерть отца, жестокость Нерона, который отравил ей разум, а себя самого заставил считать одновременно добрым отчимом и страшным Зверем. И все-таки Мэг выжила. Я понял, что она чувствует себя так же, как эти крохотные стебельки с невероятно сильными корнями.

– Да! – воскликнул Лео.

Замок щелкнул. Дверь в хранилище открылась. Лео повернулся и, улыбаясь, спросил:

– Кто молодец?

– Я? – предположил я, но мой пыл быстро угас. – Ты ведь не про меня говорил, да?

Лео ничего не ответил и вошел в комнату.

Я последовал за ним. И тут же испытал сильное и неприятное чувство дежавю. За дверью был круглый зал, по стенам которого шли забранные стеклом камеры, совсем как на императорской арене в зоопарке. Только здесь вместо животных в клетках сидели люди.

Я едва дышал от ужаса.

В клетке слева от нас, забившись в угол, на меня смотрели два крайне истощенных мальчика-подростка, одетых в лохмотья. Вокруг их выступающих ключиц и ребер пролегли глубокие тени.

В следующей камере из угла в угол, как ягуар, ходила девушка в серой камуфляжной одежде. У нее были серебристые волосы до плеч, хотя на вид ей нельзя было дать больше пятнадцати. Судя по настрою и ярости, это была одна из Охотниц Артемиды. Увидев меня, она решительно подошла к стеклу, ударила в него кулаками и что-то сердито закричала, но стекло заглушало ее голос, и слов я не разобрал.

Всего клеток было шесть – и ни одной пустой. В центре комнаты был установлен металлический столб с железными крюками и цепями – к таким приковывали рабов для осмотра перед продажей.

– Madre de los dioses[25], – пробормотал Лео.

Мне показалось, что у меня в колчане завибрировала Стрела Додоны. Но нет, это я трясся от гнева.

Я всегда презирал рабство. Отчасти из-за того, что Зевс уже дважды превращал меня в смертного и отдавал в рабство людским царям. Самое поэтичное описание того, что я пережил? Это было паршиво.

Но еще в древности мой храм в Дельфах был местом, где рабы обретали свободу. Мои жрецы помогли тысячам страдальцев выкупиться из рабства через ритуал «продажи в веру», после которого я, бог Аполлон, становился новым господином этих людей и отпускал их на волю.

Спустя годы римляне страшно оскорбили меня, превратив мой священный остров Делос в самый крупный невольничий рынок в регионе. И хватило же наглости!

Чтобы исправить положение, я отправил туда армию под предводительством Митридата. В результате погибли двадцать тысяч римлян. Нет, ну правда. Они сами напросились!

В общем, тюрьма Коммода напомнила мне о том, что я больше всего ненавидел в славные дни прошлого.

Мэг подошла к клетке с двумя истощенными мальчиками. Кончиком меча она вырезала круг в стекле и толкнула его внутрь. Упавший круг запрыгал на полу, как огромная прозрачная монета.

Мальчики попытались встать, но у них не получилось. Мэг запрыгнула в камеру, чтобы помочь им.

– Ага, – одобрительно пробормотал Лео.

Он вынул из пояса молоток и подошел к клетке с Охотницей. Жестами попросив ее отойти подальше, он ударил по стеклу. Молоток отскочил, едва не саданув Лео по носу.

Охотница закатила глаза.

– Ладно, мистер Стекло, – Лео отшвырнул молоток. – Хочешь по-плохому? Получай!

Его руки вспыхнули, раскалившись добела. Он прижал пальцы к стеклу, и оно стало гнуться и пузыриться. Через пару секунд на уровне его лица появилась дыра с неровными краями.

– Отлично. Отойди, – сказала девушка с серебристыми волосами.

– Постой, я сделаю ее пошире, – предложил Лео.

– Не нужно.

Она разбежалась, нырнула в дыру и, ловко сделав сальто, приземлилась рядом с нами. Вставая, она схватила выброшенный Лео молоток.

– Еще оружие, – потребовала девушка. – Мне нужно еще оружие.

Да, подумал я, она точно из Охотниц Артемиды.

Лео вытащил несколько инструментов и предложил их девушке:

– Хм, у меня есть отвертка, ножовка и… по-моему, это сырорезка.

Девушка поморщилась:

– Ты что, жестянщик, что ли?

– Для тебя – Господин Жестянщик.

Девушка схватила инструменты:

– Забираю все, – она хмуро посмотрела на меня. – А твой лук?

– Лук я тебе не отдам, – ответил я. – Я Аполлон.

Не ее лице промелькнуло сначала изумление, затем понимание, а после – напускное спокойствие. Я догадался, что бедственное положение Лестера Пападопулоса Охотницам Артемиды было известно.

– Так, – сказала девушка. – Остальные Охотницы уже в пути. Я была ближе всех к Индианаполису. Решила провести предварительную разведку. Как видите, особым успехом она не увенчалась.

– Вообще-то, – заметил я, – несколько минут назад кто-то атаковал главные ворота. Подозреваю, что твои соратницы уже здесь.

Ее глаза потемнели:

– Тогда нам нужно уходить. И поскорее.

Изможденные мальчики с помощью Мэг выбрались из камеры. Вблизи они выглядели еще более жалкими и слабыми, и это только сильнее меня разозлило.

– Нельзя так обращаться с пленниками! – прорычал я.

– О нет, голодом их не морили, – в голосе девушки зазвучали нотки восхищения. – Они объявили голодовку. Отважный поступок… для мальчишек. Кстати, я Хантер Ковальски.

– Охотница по имени Охотница?[26] – нахмурился я.

– Да-да, я слышала это уже миллион раз. Давайте выпустим остальных.

Я не нашел выключателей, чтобы опустить перегородки, но благодаря усилиям Мэг и Лео мы пускай медленно, но все же начали освобождать пленников. Большинство из них оказались людьми или полубогами (их сложно отличить друг от друга), но была и одна драконица. От головы до талии она была весьма себе человеком, но вместо ног у нее извивались два змеиных хвоста.

– Она добрая, – заверила нас Хантер. – Вчера вечером мы с ней сидели в одной камере, пока стражники не развели нас по разным. Ее зовут Сссссара, с пятью «с».

Для меня доводов было достаточно. Мы ее выпустили.

В следующей камере был всего один юноша, по виду профессиональный борец. На нем была только красная с белым набедренная повязка да такого же цвета бусы на шее, но критиковать его наряд было невозможно. Богов часто изображают без одежды, потому что они совершенные создания. Этому пленнику точно так же не было причин скрывать свое тело. Темная блестящая кожа, бритая голова, мускулистые руки и грудь делали его похожим на вырезанного из тика воина, которого оживило мастерство Гефеста. (Я взял себе на заметку как-нибудь предложить Гефесту такой проект.) Его глаза, карие, как древесина тика, были пронзительными и злыми – такими прекрасными бывают только опасные вещи. На правом плече у него был вытатуирован незнакомый мне символ, что-то вроде обоюдоострого топора.

Лео поджег руки, чтобы расплавить стекло, но драконица Сссссара зашипела.

– Только не его, – предупредила она. – Ссссслишком опасссссен.

Лео нахмурился:

– Леди, нам бы пригодились опасные друзья.

– Да, но этот сссссражалссссся за деньги. Он ссссслужил императору. Он здесссссь только потому, что расссссердил Коммода.

Я внимательно посмотрел на Высокого Мрачного Красавца. (Понимаю, что это штамп, но все три эпитета ему идеально подходили.) Мне не хотелось никого здесь бросать, особенно человека, которому так шла набедренная повязка.

– Мы тебя выпустим, – крикнул я сквозь стекло, не уверенный, слышит ли он меня. – Пожалуйста, не убивай нас. Мы враги Коммода – человека, который тебя сюда посадил.

Выражение лица ВМК не изменилось: отчасти сердитое, отчасти надменное, отчасти безразличное. Так выглядит Зевс каждое утро, пока не выпьет смешанного с кофе нектара.

– Лео, – скомандовал я. – Давай!

Вальдес расплавил стекло. ВМК вышел медленно и элегантно, словно торопиться ему было некуда.

– Привет, – сказал я. – Я бессмертный бог Аполлон. А кто ты?

Его голос прогремел грозовыми раскатами:

– Я Джейми.

– Благородное имя, – отметил я. – Достойное короля.

– Аполлон, – позвала Мэг. – Иди сюда.

Она стояла у последней клетки. Конечно, та, которую мы искали, оказалась в последней клетке.

В углу, на знакомом бронзовом чемодане, сидела, сгорбившись, девочка в шерстяном свитере лавандового цвета и зеленых джинсах.

На коленях у нее была миска с тюремной похлебкой, в которую она макала палец и рисовала на стене. Волосы на голове девочки были всклокочены, словно она сама обстригла их садовыми ножницами. Для своего возраста она была высокой – примерно одного роста с Лео, – но по детскому лицу было видно, что ей не больше семи.

– Джорджина, – догадался я.

Лео насупился.

– А почему она сидит на Фестусе? Зачем они бросили его сюда, к ней?

Я не знал ответа, но кивнул Мэг, чтобы она разрезала стекло.

– Я пойду первым, – сказал я и забрался в камеру.

– Джорджи?

Глаза девочки напоминали треснувшие призмы, в которых проносились случайные мысли и кошмары наяву. Я хорошо знал этот взгляд. Я видел много смертных, чей разум не вынес бремени пророчества.

– Аполлон, – она захихикала, словно ее мозг дал протечку. – Ты и мрак. И чья-то смерть, чья-то смерть, чья-то смерть.