Второй взгляд Пиколт Джоди

— Прошу тебя, позаботься о ребенке.

«Она думает о Люси», — решила Мередит.

— Люси надеется, что ты скоро поправишься, — сказала она.

Но Руби, казалось, не слышала ее.

— Хорошо, — пробормотала она, и морщинистые веки опустились вновь. — Обещаю, миз Пайк, я о нем позабочусь.

Шелби распахнула дверь и просияла, увидев на пороге Илая.

— Рада тебя видеть, — сказала она, пропуская его в дом.

— Взаимно.

— Вчера мы замечательно провели время, — улыбнулась Шелби.

Их первое свидание завершилось в машине Илая. Шелби вспомнила, как он, касаясь ее уха губами, попросил разрешения поцеловать ее. Если он этого не сделает, Ватсон задаст ему трепку, сказал он, и Шелби ничего не оставалось, как дать согласие. Было так приятно чувствовать себя в мужских объятиях; Шелби уже забыла, какое это упоительное ощущение.

— Должен признаться, я приехал с определенной целью, — сообщил Илай.

— И с какой же?

— Я подумал, что, если ты терпеть не можешь первые свидания, вторые тебе тоже не по нраву. И решил: может, нам стоит перескочить через несколько свиданий и…

— Без лишних проволочек отметить серебряную свадьбу, — подсказала Шелби.

— Не имею ничего против этого, — усмехнулся Илай, и Шелби почувствовала, что в этой шутке есть немалая доля правды.

Она представила себе, как они сидят рядом, научившись за долгие годы понимать друг друга без слов… Как это, наверное, замечательно — никогда не чувствовать себя одинокой! Как это замечательно — спать вдвоем на кровати, слишком широкой для нее одной… Она глубоко вдохнула, и ей показалось, что воздух пропитан их взаимным притяжением.

— Может, выпьешь чего-нибудь прохладительного? — предложила Шелби.

— С удовольствием, — кивнул Илай. — Скажи, а Росс дома?

Шелби невольно изменилась в лице:

— О, так ты приехал к нему?

Неловкий момент был прерван шумным вторжением Ватсона, который вихрем ворвался в открытую дверь.

— Я же велел тебе сидеть в машине, — проворчал Илай, пытаясь поймать пса за ошейник.

— Ничего не имею против еще одного гостя, — сказала Шелби, наблюдая, как бладхаунд деловито обнюхивает мебель в ее гостиной.

Ватсон повернулся к ней и завилял хвостом с таким воодушевлением, что сбросил с кофейного столика несколько книг, телевизионный пульт и вазочку с леденцами. Илай метнулся вперед, чтобы восстановить порядок:

— Прости…

— Ерунда…

— Этот чертов пес иногда сводит меня с ума…

— Поверь мне, по сравнению с девятилетним мальчишкой он сущий ангел.

Шелби подняла хрустальную вазочку и проверила, нет ли на ней трещин. Илай положил на место пульт и книги. Среди них был иллюстрированный путеводитель по штату Вермонт, прочие оказались памятными альбомами. Илай пролистал один из них, с наклеенными газетными вырезками.

— Это ты собирала? — спросил он.

Шелби порозовела от смущения, когда Илай открыл ее любимую статью, которую она время от времени перечитывала. Речь в ней шла о шестилетнем мальчике из Флориды. Во время купания на него напала акула. Она откусила ребенку ногу, но ее, к счастью, удалось пришить. Однако от потери крови мальчик впал в глубокую кому и пролежал без сознания несколько недель. Врачи полагали, что мозг его погиб, однако ребенок внезапно очнулся как ни в чем не бывало.

Еще одна статья рассказывала о двухлетнем малыше, который жил в Канаде. Ускользнув из дому, он ухитрился уснуть под слоем снега толщиной шесть футов.

— Я помню этот случай, — сказал Илай. — Ребенка сочли мертвым, но все же отвезли в больницу…

— И там врачи отогрели его, он оттаял и ожил, — подхватила Шелби, забирая альбом. — Я понимаю, это глупо. И все же истории о том, как смерть удается победить, меня поддерживают… Может быть, думаю я, в один прекрасный день кто-нибудь вырежет из газеты статью об Итане… по той же самой причине.

Неожиданно по ступенькам, громко топая, сбежал Росс. Судя по влажным волосам, он только что вышел из душа.

— Я услышал ваш голос, — сказал он Илаю, и Ватсон немедленно пожелал поздороваться с ним, положив ему лапы на плечи. — Ну что, вы были у Пайка?

Илай ответил не сразу. Мысли его все еще были поглощены историей канадского малыша.

— Насколько я помню, ребенка спас доктор из Университета Макгилла, — сказал он. — Это в Монреале, от нас рукой подать. Наверняка та семья живет неподалеку. Я вот думаю, не прокатиться ли мне в Канаду. Шелби, поедешь со мной?

Она кивнула, на минуту позабыв обо всем — и об Итане, и о своей работе. То, как отнесется к ее отъезду Росс, волновало ее еще меньше. Даже мысль о том, что ей придется провести ночь с мужчиной, которого она едва знала, ничуть ее не беспокоила. Она не спросила, почему случай с канадским малышом вызвал у Илая столь сильный интерес. Шелби твердо знала: если тебе выпадает шанс встретить чудо, лишние раздумья ни к чему.

Берлингтон, штат Вермонт. — Доктор Томас Смелли, президент Вермонтского университета, сообщил, что в ближайшее время Биологическая библиотека имени Гарри Бомонта и Музей антропологической истории имени Спенсера Пайка будут переименованы. «Вермонтский университет стремится довести до сведения общественности, что идеи, высказываемые этими учеными в эпоху широкого увлечения евгеникой, выражают лишь их собственную точку зрению, но отнюдь не точку зрения университета», — говорится в письменном заявлении Смелли. Выбор новых названий для этих учреждений будет осуществляться под контролем Комитета выпускников.

«Берлингтон фри пресс»

Когда Илай был маленьким, он думал, что границы между странами — это линии, проведенные на земле, в точности так же как на карте.

— Когда мы с мамой впервые поехали в Канаду, я попросил ее притормозить на границе, чтобы я мог увидеть линию, — сказал он, повернувшись к Шелби.

— Представляю, как ты был разочарован.

— Ничуть, — усмехнулся Илай. — Мама достала из бардачка кусок мела и начертила на асфальте линию. Сказала, что прежнюю наверняка стерли машины своими колесами.

— И ты ей поверил?

— Мне кажется, люди всегда верят в то, во что хотят верить, разве нет? — заметил он, скосив на нее взгляд.

— Очень романтичная точка зрения. Мне почему-то казалось, что все копы — законченные циники.

— Какое заблуждение! Как мы можем быть циниками, если жизнь каждый день преподносит нам сюрпризы.

Эдди затормозил у придорожного мотеля. Если верить карте, Монреаль был совсем близко. «Avec HBO»[16] — обещал рекламный щит.

До Канады они добрались в рекордно короткое время. Тем не менее было уже восемь часов вечера, а это означало, что с доктором Холессандро Илай сможет встретиться только завтра.

— Боюсь, обстановка здесь скромнее, чем в отеле «Риц», — сказал Илай, указывая на мотель. — Но в «Риц» с собакой не пустят.

— Я так полагаю, ты обращаешься к Ватсону, — усмехнулась Шелби. — Насчет меня можешь не волноваться. Я могла бы выспаться и в машине.

Представив себе, как они с Шелби спят на сиденьях его джипа, прижавшись друг другу, Илай ощутил острый приступ возбуждения. Он вылез из машины, подтянул джинсы и направился к дверям мотеля. Шелби следовала за ним. Юнец с зеленым ирокезом, сидевший за стойкой, играл сам с собой в скребл. Шелби тронула Илая за рукав:

— Ты говоришь по-французски?

— Говорю — это сильно сказано. Но надеюсь, чтобы объяснить, что нам нужно, моего словарного запаса хватит. — Он подошел к стойке и поздоровался с клерком: — Bonjour. Здравствуйте.

— Bonjour, — ответил парень, метнув в гостей любопытный взгляд. Заметив, что они без багажа, он понимающе ухмыльнулся. — Vous desirez une chambre?[17]

Шелби уже сделала шаг вперед и открыла рот, но Илай опередил ее.

— Я обо всем договорюсь. Oui, deux chamber, s’il vous plat[18], — обратился он к парню.

Тот перевел удивленный взгляд с Илая на Шелби:

— Deux? Vous-tes sr?[19]

— Oui, — кивнул Илай. — Да.

Парень поднял бровь:

— Et Madame? Elle est sre aussi?[20]

— Bon, d’accord. Avez-vous des chambres ou non?[21]

— Oui, oui… ne vous fachez pas. D’abord, j’ai besoin d’une carte de crdit[22].

Илай вытащил из кармана MasterCard и положил на стойку.

— Voil les clfs pour les chambres quarante et quarante-deux[23].

— Merci. Спасибо.

— Ou, prfrez-vous plus de distance entre les chambres? Deux tages diffrents peut-tre?[24]

— Non, a va comme a[25].

Илай взял Шелби под локоть и потащил к дверям.

— Bonne nuit, alors… — пожелал им спокойной ночи клерк и, не сдержавшись, прыснул со смеху.

Оказавшись на улице, Илай направился к машине. Его член, затвердевший еще до того, как они вошли в мотель, теперь мог бы заменить отбойный молоток.

— Илай! — окликнула Шелби.

— Я хочу забрать собаку. Нельзя оставлять пса в машине надолго…

— Илай! — Шелби остановилась, уперев руки в бедра. — Выслушай меня, черт возьми!

Он медленно, нехотя повернулся.

— Илай, я спросила, говоришь ли ты по-французски, потому что сама я говорю по-французски свободно. Хотела сказать, что объясняться с клерком буду я. Но вы с этим парнем прекрасно обошлись без моей помощи. «Может, вы желаете, чтобы комнаты были расположены подальше друг от друга? — перевела она, скопировав насмешливую мину клерка. — Возможно, предпочитаете комнаты на разных этажах?»

Пораснев от смущения, Илай выругался про себя.

— Шелби, это вовсе не то, о чем ты подумала…

— Откуда ты знаешь, о чем я подумала? — перебила Шелби и добавила, понизив голос: — Честно говоря, я подумала, что этот мальчишка прав. Ты вполне мог бы взять одну комнату.

Шелби сделал несколько шагов вперед, приблизившись к Шелби почти вплотную.

— Нет, не мог бы, — проронил он.

Свет, сиявший в ее глазах, погас, и он догадался, что она неправильно поняла его. Увы, он управлялся со словами далеко не так ловко, как она сама. Честно признаться, он не слишком ловко управлялся со своей жизнью…

— Знаешь, иногда бывает так: читаешь интересную книгу — и нарочно откладываешь ее в сторону. Или смотришь классное кино — и вдруг нажимаешь кнопку «стоп». И все это только для того, чтобы продлить удовольствие… — пробормотал Илай. — Больше всего на свете я мечтаю о том, чтобы быть с тобой. Но не хочу, чтобы это произошло… как-то головокружительно быстро. То, что я сейчас чувствую… что мы оба чувствуем… это само по себе прекрасно и очень глубоко. И этот момент… он никогда больше не повторится. Если мы с тобой будем форсировать кульминацию, это может привести к фрустрации. — Он коснулся губами ее лба. — Иногда нужно заставить себя идти медленно.

— Форсировать? Фрустрация? — усмехнулась Шелби.

— Не только ты любишь читать толковые словари, — подмигнул Илай.

Он обвел глазами улицу, и внезапно трещины в асфальте, тени от деревьев и штакетник превратились в границу города, в который им еще предстояло войти.

В больнице было слишком чисто и слишком тихо. Воздух здесь насквозь был пропитан фальшивой бодростью. Может, именно поэтому кафельные плитки так сверкали. Люси подкралась к кровати тихо как мышь — и не только потому, что мама и прабабушка спали. На одеяле и простынях пристроилось множество других людей — Люси прекрасно видела их, а все остальные, похоже, нет.

Ей не хотелось к ним прикасаться. Ей было неприятно, что их руки и ноги проходят сквозь нее, пронзая внутренности холодом. Ей не нравилось, как они на нее смотрят. Похоже, они завидовали, что Люси видят все, а их — только она одна. Люси осторожно вскарабкалась на кровать, свернулась в комочек и уставилась в лицо спящей прабабушки.

Мама сказала, что у бабушки Руби разбилось сердце. Люси вспомнила, как однажды уронила на пол вазу. Они с мамой склеили куски, но всякий раз, глядя на вазу, Люси понимала: она уже не такая, как прежде.

Лежавшая рядом с Люси девочка с длинными черными косичками, в смешном полосатом фартуке, коснулась ее пальцем. Люси почувствовала, как волосы у нее на затылке встали дыбом. Девочка была большая, лет шестнадцати, вид у нее был болезненный, щеки бледные до голубизны.

— Ma poule, — прошептала она.

Внезапно бабушка Руби открыла глаза.

— Ты здесь, — выдохнула она, протягивая руку к Люси.

— Меня привела мама.

Услышав это, Руби удивленно огляделась по сторонам:

— Мама? Она тоже здесь?

Но прежде чем Люси успела ответить, прабабушка коснулась ее щеки.

— Симона, — сказала она. — Как хорошо, что ты вернулась.

— Я не Симона, — попыталась возразить Люси, но бабушка Руби уже не слушала ее.

Девочка с черными косичками, повернувшись, столкнула Люси с кровати.

Александр Пру 3 января 2002 года проснулся раньше своей мамы Женевьевы. Он открыл заднюю дверь, до ручки которой впервые сумел дотянуться всего неделю назад, и вышел на крыльцо в своей пижаме с Человеком-пауком на груди. Шел белый пушистый снег, с которым так хотелось поиграть…

Когда мама Александра проснулась и поняла, что ребенок исчез, его уже занесло снегом. В течение шести часов полиция отрабатывала версию похищения и искала пропавшего мальчика где угодно, но только не во дворе дома, где он жил…

Сейчас Алексу было три года, и он с увлечением тискал щенка бигля, которого мама подарила ему на Рождество. Игра заключалась в том, что Алекс пытался закутать щенка в косынку и привязать импровизированные поводья к его ошейнику.

— Иногда мне кажется, что бедный песик не выдержит и укусит его, — с улыбкой сказала Женевьева. — Но похоже, ему, как и всем нам, трудно отказать Алексу.

— Подержи пока! — Мальчик вручил маме игрушечный пистолет и поскакал по дорожке прочь, изображая всадника и волоча за ошейник многострадального щенка.

— Вы не представляете, какой кошмар я пережила, — сказала Женевьева, убедившись, что сын ее не слышит. — Страшно вспомнить, что со мной было, когда я увидела своего ребенка окоченевшим и неподвижным. Но даже тогда я не верила, что он может умереть. Алекс спит, твердила я себе. Сейчас он проснется, откроет глаза, и все будет как прежде.

Да, смириться с потерей ребенка невозможно, подумала Шелби. Когда мать теряет ребенка, горе не просто входит в ее жизнь. Оно становится ее жизнью, вытесняя все прочие чувства.

К ним подбежал щенок с ковбойской шляпой в зубах. Сзади трусил Алекс.

— У вас есть дети? — спросила Женевьева у Шелби.

— Сын. Его зовут Итан, ему девять лет.

— Тогда вы меня понимаете.

Алекс сделал крутой вираж и с разбегу бросился в материнские объятия. Подхватив сына, она поцеловала его за ушком.

— Да, я прекрасно вас понимаю, — вздохнула Шелби.

Доктор Гаспар Холессандро носил парик и питал слабость к сардинам.

— Простите, — пробормотал он, вытащив из контейнера «Тапервер» очередную сардину, отправив в рот и облизав пальцы. — Обычно я не ем перед посетителями.

Сегодняшний день был расписан у доктора по минутам, так что он смог встретиться с Илаем только во время перерыва на ланч. Кабинет Холессандро примыкал к университетской лаборатории, где три дня в неделю доктор изучал синдром внезапной детской смерти, вставляя датчики в мозг новорожденных поросят. Остальные четыре дня он работал в больнице, куда несколько месяцев назад был доставлен Александр Пру, не подававший признаков жизни.

Беседуя с доктором, Илай не стал скрывать правды. Он сообщил, что служит в полиции Вермонта и расследует дело, связанное с убийством новорожденного младенца. Возможно, ребенок оказался в обстоятельствах, сходных с теми, в которые попал маленький Александр Пру, сказал Илай. Ему хотелось бы узнать, способно ли сильное переохлаждение запустить процессы регенерации. Иными словами, мог ли задушенный младенец ожить, пролежав какое-то время в леднике. Единственное обстоятельство, которое Илай утаил от доктора, — то, что это произошло в 1932 году.

Холессандро откусил хвостик сардины.

— В результате удушения, то есть асфиксии, у человека возникает гипоксия, — пояснил доктор. — Организм взрослого человека реагирует на гипоксию, какова бы ни была ее причина, учащенным дыханием, которое ведет к гипервентиляции легких. У новорожденных младенцев есть свои физиологические особенности, существенно отличающие их от взрослых. Гипоксия, напротив, вызывает у них задержку дыхания. Следовательно, если ребенка задушили, он на несколько минут перестал дышать. Не исключено, что впоследствии мог произойти процесс самореанимации.

— Попросту говоря, ребенок ожил?

— Когда та часть мозга ребенка, которая ответственна за дыхание, выходит из строя, ее функции берет на себя другая часть… и ребенок делает несколько вдохов. В результате организм получает необходимый кислород, сердце и легкие вновь начинают работать. Младенцы удивительно живучи, — добавил доктор с улыбкой. — Убить младенца — задача не из простых.

— Но человек, который пытался это сделать… пытался задушить ребенка… ведь он не мог не заметить, что ребенок снова дышит…

— Возможно, к тому времени, как ребенок начал дышать, убийца уже ушел. Вы сказали, дело было в леднике?

— Да, — кивнул Илай.

— Надо же, в Вермонте у кого-то еще сохранились ледники, — покачал головой доктор. — А я-то думал, мы, канадцы, — дремучие провинциалы. Холод — это тоже чрезвычайно важное обстоятельство. Ребенок перестал дышать… потом задышал снова… и все это в условиях сильного холода. Да, вы правы, с ним произошло примерно то же самое, что с Александром Пру. Охлаждение тела вызвало замедление потока крови, и в результате скорость метаболизма упала до базального уровня. А может быть, даже ниже — чем меньше ребенок, тем сильнее у него рефлексы, приостанавливающие деятельность всех систем организма.

— То есть ребенок выглядел мертвым, а на самом деле был жив?

— Именно так. Это все равно что принцип энергосбережения в компьютере — экран гаснет, но устройство не выключается. Итак, если поток крови замедлился, обеспечивая лишь жизненно важные органы, кожа ребенка наверняка посинела и стала холодной. Пульс у него не определялся, а то, что он дышит, невозможно было заметить невооруженным глазом. Нечто подобное произошло с Алексом.

— И как долго ребенок может пребывать в таком состоянии?

— На этот вопрос трудно ответить, — вздохнул Холессандро. — С точки зрения науки такие случаи невозможны. Но законы биологии не столь незыблемы, как законы физики. На примере Алекса вы видим — иногда невероятное становится очевидным. — Он отправил в рот последнюю сардинку. — Так что стало с вашим ребенком? Он жив?

— С моим ребенком?

— Ну, с тем, которого пытались убить.

— Это пока что неизвестно, — признался Илай.

— Он мог выжить в одном лишь случае — если кто-то успел вовремя его согреть. Это единственный способ вывести ребенка из анабиоза, назовем это так. Особенно если речь идет о новорожденном — они совершенно не способны согревать себя сами. Даже дрожать не умеют.

Кто мог зайти ночью в ледник и согреть ребенка? Спенсер Пайк исключается… он сам признался, что задушил свою дочь. Если бы он подкинул кому-нибудь ожившего младенца, он не стал бы признаваться в убийстве. Возможно, Сесилия Пайк успела найти ребенка и спрятать его до того, как была убита. А может, ребенка забрал Серый Волк, то есть Эз Томпсон? Но по какой причине он и по сей день считает нужным скрывать это?

Если девочка ожила… то где же она сейчас?

— Надеюсь, что наш разговор поможет вам найти ответы на все интересующие вас вопросы, — заметил доктор.

— Несомненно, — кивнул Илай.

Тем не менее интуиция подсказывала ему, что он до сих пор не сумел сформулировать самый важный вопрос.

— Готово, — произнес Росс, вручил Итану вазу с попкорном и уселся в шезлонг рядом с ним.

Только что перевалило за полночь, и они решили посмотреть кино на свежем воздухе, используя в качестве экрана белую дверь гаража. Фильм относился к категории «только для взрослых», значит можно было не сомневаться — будет полно драк, перестрелок и трупов. Итан был уверен, что мама запретила бы такое смотреть. Это, разумеется, делало ночной сеанс еще приятнее.

— А почему попкорн в вазе? — спросил Итан.

— В кухне не осталось чистых мисок, — усмехнулся Росс, и в этот момент на белой двери возникли вступительные титры. — Здесь у нас не хуже, чем в кинотеатре под открытым небом, верно?

— Да, — кивнул Итан. — Не хватает только девчонки на заднем ряду.

Его дядя чуть не подавился попкорном.

— Ну ты даешь, Итан! Тебе не рановато думать о девчонках?

— Видишь ли, у меня особая ситуация. Обычно парни начинают думать о девчонках лет в четырнадцать-пятнадцать. Но я к тому времени, скорее всего, уже умру.

Росс повернулся так резко, что кадры фильма побежали по его лицу:

— Итан, ты не можешь этого знать.

— Чего именно? Того, что парни в четырнадцать лет начинают спать с девчонками? — спросил Итан, делая вид, что не понял. — Скажи, а сколько тебе было лет, когда ты первый раз занимался сексом?

— Значительно больше, чем девять с половиной!

— Ну и как, понравилось?

На экране два копа палили из пистолетов в какого-то мерзавца, пытавшегося уйти от погони в машине с откидным верхом. Не вписавшись в поворот, машина съехала с шоссе, покатилась кубарем и взорвалась. Итан знал, что каскадер, снимавшийся в этой сцене, не пострадал. Одетый в огнеупорный костюм, он выбрался из машины и отправился пить кофе. Актер, умерший в одном фильме, как ни в чем не бывало оживает в другом. Все это не более чем игра.

Итан знал, что дядя Росс, конечно, будет осторожен, отвечая на такой вопрос. Он не скажет лишнего, тем не менее Итан услышит правду. В отличие от мамы, которая хочет, чтобы он оставался глупым ребенком как можно дольше, дядя Росс понимает — если тебе отмерено мало времени, приходится взрослеть быстрее.

— Это было здорово, — признался Росс. — Чувство такое, словно… словно я вернулся домой.

Подобный ответ, разумеется, не удовлетворил Итана. Ему хотелось услышать нечто вроде тех откровений, которыми делятся участники шоу на канале «Плейбой». Телевизор этот канал не ловил, поэтому картинка на экране была подернута густой рябью, но слова долетали вполне отчетливо. Такие слова, как «круглый», «влажный», «исторгаться». Наверняка его мама в Канаде сейчас со своим парнем Илаем… делает что-то круглое, влажное, а потом это «что-то» исторгается. Смешно смотреть, как она сияет, стоит этому копу появиться на горизонте. Итан вспомнил, как несколько ночей назад мама жарила блинчики в кухне и он рассказал ей про тренажер «кузнечик», рекламу которого видел по телевизору. Этот тренажер не только считает, сколько прыжков ты сделал, но еще и подбадривает тебя, называя по имени.

«Очень круто!» — согласилась мама.

«Я бы не отказался получить эту штуку на день рождения», — сказал Итан.

Мама с растерянным лицом повернулась к нему и спросила: «Какую штуку?»

«Да тренажер, конечно!»

«Какой тренажер?» — удивилась она, покачала головой и перевернула успевший подгореть блинчик.

Дядя Росс, похоже, понял, что необходимы дополнительные разъяснения:

— Понимаешь, когда занимаешься любовью, происходит удивительный обмен… твоя девушка дарит тебе себя, и это остается с тобой. Я говорю сейчас не о всякой там физиологической фигне — клетках и прочем. В тебя входит часть ее существа. То, что делает каждого человека неповторимым.

У каждого человека есть возможность узнать это на собственном опыте, подумал Итан. Только не у него.

— Может, мне удастся хотя бы поцеловать какую-нибудь девчонку, — вздохнул он. — И потом она будет вспоминать обо мне. Типа «как-то раз я целовалась с парнем, который вскоре умер от какой-то жуткой болезни».

— Итан, с чего ты взял, что…

— Дядя Росс, хотя бы ты не ври, — устало произнес Итан.

Большую часть времени мысль о близкой смерти сидела у него внутри, как попавший в желудок предмет, который невозможно переварить, например камень или моток проволоки. Он понимал, что вытащил короткую спичку, и его ранняя смерть — это не вероятность, а факт. Итан не хотел искать Бога, составлять завещание и так далее — в общем, делать то, чем занимаются люди, сознающие, что их кончина близка. Он хотел одного — жить.

На экране какому-то бедолаге отпиливали руку бензопилой.

Итан коснулся дядиной ладони. Пальцы его проникли под рукав джемпера, скользнули по шрамам на запястье.

— Почему ты это сделал? — прошептал он.

— Разница между нами, Итан, состоит в том, что ты — герой, а я — трус, — вздохнул Росс, отдергивая руку и опуская рукав. — Я уверен, ты обязательно успеешь поцеловаться с девчонкой. Если даже придется ее нанять. Я лично прослежу за этим.

Он не шутил. Итан понял это, и глаза его защипало от слез.

С экрана доносилась оглушительная пальба. Итан пошевелил пальцами в вазе. Попкорн хрустел, как опавшие листья.

— А сейчас… сейчас ты тоже хочешь умереть? — спросил он, пристально глядя на Росса.

— Нет, — покачал тот головой.

— Я тоже не хочу, — вздохнул Итан и уставился на экран.

Илай относился к числу тех полицейских, которым нераскрытые дела не дают спокойно спать по ночам. Сегодня к этому обстоятельству добавилась изрядная доля любовного томления. Неудивительно, что в полночь, когда прекратился проливной дождь, он вышел из мотеля и принялся расхаживать по пустой стоянке. Ватсон лежал на асфальте, положив голову на передние лапы, и внимательно наблюдал за своим другом.

Шелби спала. По крайней мере, он полагал, что она спит. Несколько часов назад она пожелала ему спокойной ночи и поцеловала в щеку. Он до сих пор ощущал прикосновение ее груди и бедер. А потом она вошла в свю комнату и закрыла дверь у него перед носом. Илай не сомневался: это было наказание. Наказание за то, что он оказался слишком непонятливым и медлительным.

Интересно, как она привыкла спать? На ней шелковая ночная рубашка? Или фланелевая пижама? А может, совсем ничего?..

Спрашивается, почему он был таким рохлей? Она ведь откровенно дала ему понять, что готова… к более тесным контактам. Наверное, если он сейчас постучит в ее дверь, она откроет ему, завернувшись в простыню. Илай твердо знал, что от размышлений об убийстве Сисси Пайк его может отвлечь одно-единственное занятие. Секс с Шелби Уэйкман.

В свою бывшую жену он влюбился чуть ли не с первого взгляда. Через несколько месяцев после первой встречи они поженились. Илай не сомневался, их любовь глубока, как самая глубокая впадина в Атлантическом океане. Но через несколько лет она встретила другого и уехала с ним.

Меньше всего на свете Илай хотел, чтобы подобное повторилось. Он знал, самый надежный способ уберечься от ожога — не разжигать огня.

— Молоко.

Повернувшись, Илай увидел Шелби, в майке и пижамных штанах с вишенками. Она подошла ближе, осторожно переступая по влажной земле босыми ногами. При виде ее узких ступней Илая бросило в пот.

— Что? — спросил он охрипшим голосом.

— Молоко. Теплое. Помогает заснуть, — улыбнулась Шелби. — Тебе ведь не спится?

Она не догадывалась, по какой причине ему не спится.

— Я всегда пью теплое молоко, когда мои биоритмы дают сбой. А такое случается часто, ведь по ночам я не сплю из-за Итана и ложусь в постель при свете дня.

Из всей этой тирады Илай уловил только слова «ложусь в постель». Он молча кивнул, рисуя в воображении, как рука его скользит между ее гладкими бедрами. Майка Шелби слегка задралась, обнажив узкую полоску кожи, и у Илая перехватило дыхание.

«Сейчас у меня начнется гипоксия», — подумал он.

Пытаясь вернуть утраченное самообладание, он уставился в землю. След ноги Шелби, изящный, с круглой пяточкой, отпечатался поверх его собственного следа, большого и широкого. Никогда в жизни Илай не видел ничего более возбуждающего.

Господи боже, вот уж влип так влип!

Будь что будет, решил Илай и сделал несколько шагов навстречу Шелби. Он уложит ее в постель через пару минут, а с последствиями разберется потом. Он переступил через развалившуюся на земле собаку, через два следа, которые так его распалили, и вдруг замер, точно громом пораженный.

Два слившихся воедино следа, мужской и женский… Нечто похожее он видел на фотографии, сделанной на месте убийства Сесилии Пайк. Этот снимок заставил Илая усомниться в версии, согласно которой убийцей был Серый Волк. Рассуждая логически, нетрудно было прийти к выводу: если Сисси силой вытащили из спальни, она вряд ли успела бы надеть туфли. Женщина, которую подняли с постели, наверняка была бы босиком.

Вокруг ледника обнаружили много следов Пайка… Это объяснялось тем, что он первым увидел тело и вынул его из петли. Но был еще один отпечаток, где маленький женский след наложился на крупный мужской. Из чего следовал простой и ясный вывод: женщина прошла здесь после мужчины.

Но мертвые женщины не ходят.

— Я знаю, где искать ребенка, — сказал Илай.

Росс верил в прошлые жизни. Более того, он был убежден, что в каждой новой жизни человек влюбляется в ту же самую женщину, которую любил в жизни прежней. Правда, иногда влюбленным случается разминуться во времени — очередное рождение женщины происходит сразу после Первой мировой войны, а мужчины — только в конце пятидесятых. Порой пути их пересекаются, но они не узнают друг друга. Что ж, тогда им остается одно: как можно быстрее покинуть этот мир и вновь соединиться в вечности.