Второй взгляд Пиколт Джоди

Глава 12

В течение десяти минут Мередит ощущала, как ночная тьма сжимает ее, будто огромный кулак. Казалось, она с головой погрузилась в воду. Мередит была не в состоянии двигаться, думать, дышать. Она внезапно ощутила, что Вселенная — бесконечная Вселенная — слишком мала, чтобы вместить все чудеса, не постижимые разумом.

Например, призраков.

Неужели безумие поражает человека быстро, как грипп?.. Один щелчок выключателя — и все вокруг предстает в ином свете. Мозг ее отказывался воспринимать увиденное. Поверить в реальность призраков было так же трудно, как в то, что завтра утром не взойдет солнце. Все ее представления о мире внезапно рухнули, словно небоскреб, превратившийся в карточный домик.

Не было никаких ухищрений — ни дыма, ни двойных зеркал, ни загадочных заклинаний. Мередит видела призрака собственными глазами. Женщину, которая исчезла так же внезапно, как и появилась. Женщину, которая походила на нее как две капли воды.

Прежде Мередит постоянно убеждала Люси, что никаких призраков не существует, однако теперь все, во что она верила, было поставлено под сомнение. Она заблуждалась насчет существования призраков — но вдруг это далеко не единственное ее заблуждение? Возможно, небо вовсе не голубое. Возможно, наука не дает ответов на все вопросы. Возможно, она не слишком довольна своей жизнью. Сейчас Мередит была уверена только в одном: нынешний мир разительно отличается от того, в котором она жила вчера.

Неожиданно для себя самой она наклонилась и коснулась земли, точно желая удостовериться, что та по-прежнему твердая. По телу ее пробежала дрожь, и в этот момент кто-то накинул ей на плечи куртку. Мередит и не замечала, что на этой полянке она не одна. Рядом с ней сидел Росс!

Повернувшись к нему, она решила проверить, не лишилась ли дара речи:

— Это… это было на самом деле?

— Думаю, да.

Росс, судя по всему, был потрясен не меньше, чем она. Мередит вперила в него пристальный взгляд. Совсем недавно его рассказы о призраках казались ей чем-то совершенно невероятным. Мередит не могла в них поверить, потому что в подобные вещи верят только чокнутые… к числу которых, похоже, отныне принадлежит и она сама. Она попыталась вспомнить, о чем еще рассказывал Росс. После того, что произошло сейчас, к его словам стоит отнестись с большим доверием.

— Она так похожа на меня, — прошептала Мередит.

— Я знаю.

— И все же… я…

Она запнулась, не находя слов. Рука Росса накрыла ее ладонь, он придвинулся так близко, что его длинные волосы коснулись ее щеки. Взглянув на него, она увидела, что глаза его полны слез.

— Я знаю, — повторил Росс, но она поняла: он признаётся в том, что не знает ничего.

До этого дня призраки казались Мередит чьей-то фантазией, но она всегда верила в реальность человеческой боли. Она понимала, как тяжело быть одиноким тому, кто боится одиночества. Эмоции, которые она испытала, не подлежали сомнению, и Мередит ухватилась за них как за спасательный круг, не позволяющий утонуть в омуте невероятного. О, как это все было мучительно — отчаянные поиски, страх, тоска, самоубийство!

— Значит, все произошло именно так? — спросила она едва слышно. — Лия… повесилась сама?

— Повесилась сама… — повторил он охрипшим от горя голосом.

— И мы ничем не можем ей помочь?

— Ничем, — проронил Росс. — Она уже умерла.

Мередит вспомнила, как призрак взглянул ей в лицо. Ей показалось, что она смотрит в зеркало — и не только из-за внешнего сходства. Порой, подходя к зеркалу, Мередит замечала в своих глазах точно такое же выражение, как у Лии Пайк. До сих пор Мередит не задумывалась, как тонка и проницаема граница между жизнью и смертью. Но чувства матери, желающей во что бы то ни стало защитить свое дитя, были ей хорошо знакомы.

Материнство — это глубочайший инстинкт, заложенный природой. Оно меняет организм женщины на клеточном уровне. Даже после того, как ребенок покидает утробу матери, он по-прежнему остается частью ее существа. И если ребенок умирает — все равно, эмбрион ли это, новорожденный или тринадцатилетний подросток, — частица матери умирает вместе с ним. Лия, увидев своего ребенка мертвым, захотела ускорить процесс.

— Она ушла вслед за своей дочерью, — вздохнула Мередит.

Человеческое тело разлагается и превращается в органическую материю, это она прекрасно знала. И все же в тайниках сознания Мередит жила надежда, что ее собственная мать продолжает свое существование — в какой-то неведомой форме, в неведомом месте, где есть окно, позволяющее видеть этот мир, Мередит, Руби и Люси. Наверное, Лия Пайк тоже надеялась попасть в такое место, однако надежды ее, похоже, не оправдались… Если она все-таки окажется там, сумеют ли мать и дочь узнать друг друга?

Мередит повернулась к Россу:

— Как вы думаете, они найдут друг друга?

Росс не ответил; он был не в состоянии говорить. Уронив голову на руки, он содрогался от рыданий. Печаль его была темна, словно бездонный колодец; безысходна, как и скорбь Лии Пайк, увидевшей, что ее ребенок мертв.

— Росс, — прошептала Мередит.

Ей пришли на память слова, которые она слышала от него раньше. Тогда она не придала им значения, но теперь понимала: это чистая правда. Человек способен любить другого человека, даже если тот не существует в реальности. Она осторожно коснулась его руки, давая понять — если он упадет, она постарается его поддержать. Но он отдернул свою руку, и в этот момент она увидела шрам у него на запястье — белый зигзаг, похожий на молнию.

— Они непременно найдут друг друга, — сказал он, глядя в пространство. — Непременно.

— Ребенок не умер, — пояснил Илай, — но она думала, что он мертв. Именно поэтому она и повесилась.

Рассказывая о своем недавнем открытии, он ходил по кухне Шелби взад-вперед, то и дело отпивая воду из стакана.

— Она выбрала подходящий по размеру блок льда, вытащила его на крыльцо, встала на него и привязала веревку к балке. К тому времени, как Пайк обнаружил тело, лед успел растаять. Поэтому он решил, что жена его была убита. Теперь, семьдесят лет спустя, я официально закрыл это дело. — Илай покачал головой. — Господи, полиция Комтусука, конечно, работает не слишком быстро. Но, как говорится, лучше поздно, чем никогда.

Он подошел к Шелби, сидевшей за кухонным столом, и коснулся ее плеча.

— Да, у меня есть еще одна новость, — сказал он, опускаясь на табуретку. — Прошлой ночью умер Спенсер Пайк.

Он продолжал говорить, но Шелби пропускала его слова мимо ушей, прислушиваясь к собственным ощущениям. Теперь, когда Илай сидел рядом, ее плечо явно тосковало по его руке.

Ей трудно было представить, как она жила, не зная Илая Рочерта. Листая прежние страницы собственной жизни, она удивлялась, не находя на них его имени; это казалось ей досадным упущением.

«Черт, я, кажется, влюбилась», — подумала Шелби.

Она верила, что любовь подобна солнечному затмению: она изменяет весь мир до неузнаваемости, поглощает целиком, ослепляет. Нельзя сказать, что Шелби намеренно избегала любви, но она не стремилась к ней. Любовь засасывает человека, как омут, считала она. Неслучайно ведь говорят: «Влюбиться по уши».

Прежде она уже любила, любила своего бывшего мужа и по опыту знала, как это происходит. Помнила, как при звуке знакомого голоса в телефонной трубке сердце начинает бешено колотиться. Помнила, как при поцелуе время останавливается и земля прекращает свое вращение. Но любовь, обещавшая длиться вечно, закончилась разочарованием. Шелби видела: они с мужем отнюдь не исключение, так происходит почти всегда. Любовь подобна прыжку со скалы, думала она. Человек прыгает, надеясь, что другой готов его поймать. Но тот равнодушно отходит в сторону, не заботясь об участи прыгнувшего. Шелби выжила после первого прыжка, но совершать второй ей вовсе не хотелось.

— …И представь себе, выяснилось, что… Эй, Шелби, ты что, спишь? — Илай стиснул ее руку так крепко, что Шелби поморщилась, и он немедленно ослабил хватку. — Что с тобой?

Тысячи вариантов ответа на этот вопрос теснились у нее в голове.

— Если буду умирать от почечной недостаточности, ты отдашь мне почку? — неожиданно выпалила она.

Илай слегка опешил:

— Ты имеешь в виду — свою собственную?

— А ты можешь распоряжаться чужими почками? — Шелби буравила его взглядом. — Так что же?

— Ну… да, отдам. Так и быть, забирай!

У Шелби вырвался сдавленный стон, и она закрыла лицо ладонями.

— Что, ответ неверный? — спросил окончательно сбитый с толку Илай.

Шелби заставила себя посмотреть ему в глаза:

— Я хочу любить тебя, Илай. И одновременно боюсь. Когда мы вместе, мне кажется — я в жизни не испытывала ничего подобного. Мне хочется, чтобы так было всегда. Но я знаю: любить — это катиться под гору. Посмотри, что любовь сделала с моим братом. Или с Серым Волком. Или с Лией Пайк. Или… Разве я сказала что-нибудь смешное?

Илай расплылся в улыбке от уха до уха. Он снова взял ее за руку и, когда она попыталась вырваться, сжал крепче.

— Не смешное, а прекрасное, — произнес он. — Ты сказала «любовь».

Люси поднесла фонарик к ладони, и она стала просвечивать красным. Итану казалось, что под тонкой кожей видны все косточки и сухожилия. Он бережно держал на коленях свечу. Дети забрались под пластиковый тент, покрывающий садовую мебель. В этом убежище было тесно и душно, но их это ничуть не смущало. Итан впервые в жизни собирался заключить договор и относился к этому со всей подобающей серьезностью.

Он накалил в пламени свечи лезвие швейцарского ножа.

— Готово? — шепотом спросила Люси.

Выяснилось, что разница в возрасте между ними составляет всего несколько месяцев. Кто бы мог подумать, ведь по сравнению с ним, Итаном, Люси — наивное дитя! Она, например, подпрыгивает от страха, стоит ей увидеть долгоножку, хотя всякому известно — долгоножки абсолютно безвредны. Бояться их — так же глупо, как бояться волшебного дракона Паффа. Она не может простоять на скейтборде и пары секунд, сразу теряет равновесие. Почти все время молчит, так что Итан иногда даже забывает о ее присутствии.

С другой стороны, она не так уж и глупа. Знает, как называются все без исключения части человеческого тела. Итан, конечно, тоже знает, но ему пришлось искать эти слова в словаре, а Люси, как выяснилось, рассказала об этом мама. К тому же от Люси вкусно пахнет сахарным печеньем. И еще у нее офигенный загар — ведь она все лето торчала в детском лагере.

Она рассказала Итану, как это здорово — прыгать в озеро и плыть вперегонки до причала. От нее он узнал, как приятно засыпать на солнце, — правда, просыпаешься весь потный, одуревший и не сразу вспоминаешь, где ты и как сюда попал. А Итан в красках описал охоту за привидениями в старом заброшенном доме, куда его взял с собой дядя Росс. Когда Итан почувствовал приближение загробной тени, у него волосы встали дыбом! В ответ Люси призналась, что к ней часто приходят призраки, но она прячется от них под одеялом. В общем, говорили они много. Итан рассказал ей даже о визитах к дерматологу. О том, как ему прижигают какой-то дрянью наросты на коже и он мужественно выносит эту пытку.

— Итан, давай вылезем отсюда, — взмолилась Люси. — Я сейчас умру от духоты.

Это еще одна ее особенность. Она с легкостью произносила фразы типа «умираю, хочу пить» или «мне до смерти надоело это кино». Мама никогда не употребляла таких выражений, разговаривая с ним. Считала его кретином, который мог разнюниться при всяком упоминании о смерти.

— Сейчас вылезем, — сказал Итан. — Подожди немного.

Нож выпал у него из рук, он тщательно вытер лезвие носовым платком — еще не хватало заразиться бубонной чумой — и вновь накалил в пламени свечи. Взглянув на Люси, он увидел, что она стала белой как мел.

— Эй, ты что, собираешься грохнуться в обморок?

Она молча покачала головой и протянула руку.

Итан тоже вытянул правую руку.

— Я научу тебя не бояться призраков, — пообещал он.

— Я научу тебя не бояться солнца, — выдохнула Люси.

— Да будет так! — провозгласил Итан, надрезал кожу сначала на своем запястье, потом на запястье Люси. Они соединили руки.

Люси тяжело перевела дыхание.

— Да будет так! — эхом повторила она и связала их руки лоскутком, оторванным от футболки Итана.

Оба сидели не шевелясь. Они надеялись, что теперь, когда кровь их смешалась, все страхи останутся в прошлом.

Эза разбудило пение птиц. Несколько мгновений он лежал неподвижно, пытаясь различить в общем хоре щебет овсянки, трель козодоя и контральтовые рулады гагары. Уже несколько недель он не слыхал этой чудной симфонии. Птицы перестали петь в то самое утро, когда он заявил, что на участке Пайка находятся индейские захоронения. В то самое утро, когда он и другие абенаки впервые ударили в барабан в знак протеста.

Эз медленно сел, прислушиваясь к хрусту и треску собственных позвонков. Свесил ноги с кровати и, прежде чем сунуть их в шлепанцы, коснулся подошвами утоптанной земли, служившей в его палатке полом.

Земля была теплой, как и положено в августе. Теплой, а не промерзшей насквозь.

Эз вышел на воздух.

Ось, вокруг которой вращался мир, похоже, выпрямилась, крен, который она дала несколько недель назад, исчез. Напрасно Эз опасался, что день ото дня ось будет крениться сильнее и людям поневоле придется признать — они живут в перекошенном мире. Эз сорвал цветок жимолости и заглянул внутрь крошчного раструба, где поблескивала жемчужина нектара. Высосав каплю, он ощутил сладость, а не горечь слез.

Самолет, разрезавший небо на две части, уверенно продолжал свой путь и не собирался падать. Эз стоял неподвижно. Еще вчера он ощущал, как воздух каменной тяжестью давит ему на затылок. Сегодня воздух был невесом — таким он и должен быть. Закрыв глаза, Эз мгновенно определил, где находится север. Его внутренний компас снова работал исправно.

Вернувшись в палатку, Эз вскипятил воду и насыпал в кружку растворимый кофе. Умылся, оделся, тщательно оглядывая свои вещи. Он знал: одна оторванная пуговица может изменить твою участь на долгие месяцы. Когда Комтусук находился во власти проклятия, утро Эза проходило точно так же. В конце концов, мир не так просто погрузить в хаос. Эз знал, что энтропия неизбежна, но не сомневался: со временем все вернется на круги своя.

Будь Росс волшебником, он наделил бы свою сестру особой силой. Не обычной физической силой, а невероятной стойкостью, позволяющей выдержать все испытания и не сломаться. Но Росс, увы, волшебником не был и не обладал даже малой толикой подобной выносливости. Перебирая свои скудные пожитки, он решал, что оставить Шелби на память. Может, вот эту рубашку, старенькую, мягкую, насквозь пропитавшуюся его запахом. Итану он подарит свои часы, хотя на самом деле ему хотелось бы продлить отпущенное племяннику время жизни. А вот монетки 1932 года он возьмет с собой. Будет помечать ими свой путь в вечности, как Гретель, бросавшая в лесу хлебные крошки. Лия, конечно, и так найдет его, но на всякий случай лучше оставить след.

Вопрос: что можно сказать о человеке, который прожил тридцать пять лет и нажил так мало имущества, что оно помещается в спортивной сумке?

Ответ: этот человек не собирается задерживаться на этом свете.

После встречи с призраком Лии Росс отвез Мередит домой. Он слышал, как она разговаривает по телефону с Руби. В Мэриленде было пять часов утра, но ей не терпелось рассказать бабушке о чуде, которому она стала свидетельницей. Мередит пообещала вернуться в Мэриленд через пару дней, после того как она покончит с делами. Росс решил, что она имеет в виду оформление собственности на землю и похороны Спенсера Пайка. Он не знал, поверила ли теперь Мередит его рассказам о призраках. Говоря откровенно, его не слишком это волновало. Все его мысли были поглощены Лией. Он знал, что она больше не вернется. Каждый день без нее станет для него мукой, воздух превратится в смолу, заполняющую легкие густой черной массой… Он чувствовал себя усталым, бесконечно усталым. У него осталось одно желание — уснуть и никогда не просыпаться.

Росс снова принялся копаться в сумке. Нашел бритву, когда-то принадлежавшую отцу, — это для Шелби. А измеритель электромагнитного поля, конечно, для Итана. Взглянув на старую фотографию, сделанную еще во времена работы на Кёртиса, — светящиеся шары над озером, — он невольно улыбнулся. Пожалуй, этот снимок он подарит Мередит.

Никакого письма он оставлять не будет, это точно. Стоит вспомнить, какая суматоха поднялась из-за его записки в прошлый раз, чтобы отказаться от эпистолярных упражнений. Собрав со стола все бумаги, он тщательно разорвал их на мелкие кусочки и выбросил в мусорное ведро.

Неожиданно он заметил, что в дверях его комнаты стоит Люси Оливер.

— Привет, — кивнул Росс.

Честно говоря, в присутствии этой девчонки он ощущал какую-то неловкость. Глаза у нее были странного серебристого оттенка, слишком светлые для таких темных волос. Держалась она так, словно знала Росса давным-давно, хотя они познакомились несколько дней назад. Сегодня на Люси были джинсовые шортики и футболка с надписью: «Госпожа президент». Запястье почему-то перевязано.

— Что, упала со скейтборда? — поинтересовался Росс.

— Нет, — не вдаваясь в объяснения, помотала головой Люси. — Меня послали сказать вам, что сейчас мы будем завтракать.

Росс хотел ответить что-то вроде «хорошо» или «спущусь через пару минут». Но неожиданно для себя самого спросил:

— Лия говорила с тобой обо мне?

Люси медленно кивнула:

— Иногда.

— И что она говорила?

Люси, не ответив, обвела глазами комнату:

— Что вы делаете?

— Собираюсь.

— Куда?

Взглянув на нее, он понял, что ответ ей прекрасно известен.

— Еще не время, — произнесла Люси, подтверждая его догадку.

Росс пристально посмотрел на нее, пытаясь понять, известно ли ей что-нибудь еще.

— Почему?

— Потому что сейчас время завтракать. — Люси сделала шаг вперед и протянула Россу перевязанную руку. — Идемте, — сказала она, выжидающе глядя на него.

Ему оставалось лишь подчиниться. Он взял девочку за руку и пошел за ней.

Мередит, конечно, не предполагала, что на похоронах Спенсера Пайка будут толпы скорбящих. Но не ожидала и того, что ей придется стоять у могилы в обществе Илая Рочерта с его собакой и приходского священника, второпях совершающего заупокойную службу. Хорошо еще, абенаки не провожали Пайка в последний путь грохотом ритуальных барабанов. Индейцы вполне могли устроить подобный концерт, учитывая их яростный протест против застройки земельного участка.

Мередит не стала брать с собой Люси, ибо та понятия не имела о существовании своего прадеда. К тому же кладбище было совершенно неподходящим местом для такого нервного и впечатлительного ребенка. Мередит могла бы попросить Шелби пойти с ней на похороны, и та наверняка согласилась бы, но гораздо важнее было оставить дочь под надежным присмотром. Да и в моральной поддержке Мередит не особенно нуждалась, ведь она видела Пайка всего раз в жизни.

Что касается Росса, бог знает где он пропадал. С той ночи, когда им явился призрак Лии, Мередит не видела Росса ни разу. Откровенно говоря, у нее не было ни малейшего желания с ним встречаться. Она не знала, о чем с ним говорить, не представляла, как с ним держаться.

— Прошу вас, — обратился к Мередит священник.

Поглощенная своими мыслями, она не следила за церемонией и теперь не могла понять, чего он от нее хочет. Мередит вопросительно взглянула на Илая, он кивнул в сторону открытой могилы. Взяв горсть земли, Мередит высыпала ее на гроб Спенсера Пайка. Илай потихоньку протянул священнику чек. Мередит, заметив это, вспыхнула. Надо же, она совершенно забыла о том, что за похороны надо платить. Интересно, кто оплатил все расходы? Илай? Городские власти? Вряд ли. В Комтусуке никто не поминает добром Спенсера Пайка.

Священник выразил Мередит соболезнования и направился к своему автомобилю. Хлопнула дверца, «фольксваген-жук» заурчал, из его окон донеслась музыка — кажется, «Саймон и Гарфункель».

Илай осторожно коснулся плеча Мередит своей большой рукой:

— Отвезти вас домой?

— Мне бы хотелось побыть здесь еще несколько минут.

— Да-да, конечно. — Илай отошел в сторону вместе со своей собакой, через несколько секунд вернулся и отстегнул от пояса мобильный телефон. — Позвоните мне, когда будете готовы.

Мередит наблюдала, как он идет к своему джипу. Сознает ли Шелби, как сильно ей повезло? Дело не только в том, что этот человек ей подходит. Он появился в ее жизни в подходящий момент. Мередит подошла к могиле. Легкий ветерок шевелил подол черного платья, взятого напрокат.

— Прощайте, — прошептала она, чувствуя, что кто-то должен произнести эти слова.

— Скатертью дорога в ад, — раздался чей-то голос за ее спиной.

Обернувшись, Мередит увидела Эза Томпсона, облаченного в черный костюм с чужого плеча и белую рубашку с галстуком.

— Вот уж не ожидала увидеть вас здесь! — воскликнула она.

— Я пришел не ради него, — сказал старый индеец, бросив взгляд в сторону могилы. — Впервые в жизни я радуюсь, что пережил кого-то. — Он взглянул на Мередит. — Не хочешь немного прогуляться?

Она кивнула, сняла туфли на каблуке и в одних чулках зашагала по тропинке рядом с Эзом. Обогнув несколько могил, он поднялся на холм. Мередит не отставала, мелкий гравий щекотал ей подошвы. Эз остановился у плакучей ивы, под которой стояла покосившаяся каменная скамья.

— Жалкое подобие места для размышлений, — изрек он, нахмурившись.

— А где вы предпочитаете размышлять? — спросила Мередит.

— У водопада, — без промедления ответил Эз. — Еще неплохо думается, когда ночью лежишь на земле и смотришь на звезды. — Взглянув на нее, он опустился на траву и лег на спину. — Вот так.

Мередит поколебалась несколько мгновений — исключительно потому, что на ней было чужое платье, — и села рядом.

— Что вы сейчас видите? — спросила она, глядя в небо. В такую игру она часто играла с Люси.

— Облака, — ответил Эз, не склонный к фантазиям.

Мередит обхватила руками колени.

— Можно кое о чем вас спросить?

— Конечно.

— Скажите, как… в общем, я не знаю, как к вам обращаться. Мистер Томпсон, или Эз… или Джон.

— Всю жизнь мечтал, чтобы целый стадион фанатов звал меня Тедом Уильямсом[29], — усмехнулся Эз. — Но если одна милая девушка будет звать меня Н’маб, это тоже неплохо.

— Что это значит?

— Дедушка. — Эз пристально взглянул на нее. — Надеюсь, ты больше не сомневаешься, что мы с тобой родня.

— Не сомневаюсь, — сказала Мередит. — Но открытия, которые нам пришлось сделать, никому не принесли ничего хорошего.

— Почему ты так думаешь?

Глаза Мередит защипало от слез. Она никак этого не ожидала. Наверное, все дело в похоронах, в жаре, в усталости. В том, что минувшей ночью она плохо спала.

— Слишком много ужасного случилось в прошлом, — произнесла она. — Слишком много боли… — Она подумала о Лие, об Эзе, о страданиях, выпавших на их долю, о безвестных индейцах абенаки, некогда живших в этом городе. Она не могла представить их себе, и лишь одно лицо постоянно всплывало перед глазами — лицо Росса. — Не знала, что со мной может случиться нечто подобное, — пробормотала Мередит.

— Люди часто ломают голову, пытаясь понять, почему их жизнь сложилась так, а не иначе, — заметил Эз. — Почему это произошло именно со мной, спрашивают они. Правда состоит в том, что зачастую важные вещи происходят с нами без всякой причины. В результате случайностей и совпадений… Или потому, что это нужно кому-то другому.

— Разве так бывает?

— Очень часто. — Эз улыбнулся. — Ты собираешься сегодня вернуться домой?

Еще вчера Мередит планировала лететь в Балтимор нынешним вечером. Но сегодня утром отложила отъезд на день. Ей не хотелось, чтобы ее пребывание в Комтусуке завершилось похоронами Пайка.

— Мы с Люси улетаем завтра, — уточнила она. — Вы будете мне писать?

— Честно говоря, я не большой любитель писанины, — покачал головой старый индеец. — Пайк и его шайка извели кучу бумаги, записывая всякую ерунду. А мы, абенаки, передаем свою историю из уст в уста.

— Одна важная глава в этой истории отсутствует, — заметила Мередит.

— Ее предстоит рассказать тебе.

Почувствовав, что старый индеец говорит серьезно, Мередит нахмурилась:

— Я вряд ли сумею.

— Сумеешь, не бойся. Главное — начать.

— И кому же мне рассказывать? Люси?

— Всякому, кто готов слушать.

Мередит убрала за ухо выбившуюся прядь.

— Вот еще что… сегодня я должна побывать у адвоката. Илай говорит, если я обращусь в суд, меня, несомненно, признают законной владелицей участка. Ведь я наследница своей матери… На самом деле все эти годы земля принадлежала ей. Так вот, я хочу… хочу передать участок вам…

Эз рассмеялся:

— И что, по-твоему, я буду делать с таким здоровенным куском земли?

— Вам решать, — пожала плечами Мередит, разминая в пальцах травинку. — Конечно, мне бы хотелось, чтобы у нас с Люси было место, где мы сможем остановиться, когда приедем вас проведать. Вы ведь поможете мне оформить все документы?

— Нам с тобой нужно найти парня по имени Уинкс Шампиньи. Наверняка его номер есть в телефонной книге. Он большой дока по части всяких формальностей. Конечно, я готов тебе помочь. Но может случиться так, что меня не окажется рядом.

— Печальная история, — грустно улыбнулась Мередит. — Встречаешь прекрасного человека, а он говорит, что отплывает на следующем корабле. Обещайте, что дождетесь моего возвращения!

— Обещаю, — кивнул Эз.

— Ты правда ничего не имеешь против? — в сотый раз спросила Шелби. Застегивая бусы, она вопросительно взглянула в зеркало на отражение Мередит.

— Да почему я должна быть против? Тоже мне проблема — присмотреть за детьми! Они будут развлекать друг друга, а я — сидеть на диване, есть конфеты и смотреть телевизор.

Шелби собиралась на свидание — самое настоящее свидание с обедом в ресторане. Вечером, а не ночью. Все это было для нее в новинку.

— Я понимаю, тебе нужно собрать вещи. Как только Росс вернется, считай, что твое дежурство закончилось.

Росс отправился забирать оборудование, оставленное на участке Пайка. Почему он решил заняться этим в половине девятого вечера, в кромешной темноте, оставалось для Мередит загадкой.

— Куда Илай тебя поведет? — спросила она.

— В ресторан какого-то пятизвездочного отеля в Берлингтоне. — Шелби, сияя улыбкой, опустилась на кровать рядом с Мередит. — Мы встречались с ним множество раз. Я была у него дома, мы вместе ездили в Канаду. Спрашивается, почему я волнуюсь как школьница?

— Потому что ты без ума от него, — заметила Мередит. — А когда человек влюблен его мозг в избытке вырабатывает дофамин.

— Как хорошо, что я не генетик и имею право не сводить любовь к действию гормонов.

— Так делают не только генетики, но и все, кому приходится жить без любви, — вздохнула Мередит.

Шелби растянулась на животе.

— Кто отец Люси?

— Человек, которому не следовало быть отцом, — ответила Мередит. — А кто отец Итана?

— Могу лишь повторить твой ответ, — усмехнулась Шелби. — Ты была в него влюблена?

— По уши.

— Со мной та же история. — Шелби пристально взглянула на Мередит. — Иногда я притворяюсь, что Илай — просто мой знакомый и я вовсе не думаю о нем каждый вечер, перед тем как уснуть. Это что-то вроде суеверия. Пытаюсь внушить себе: если я не буду придавать чересчур большого значения нашим отношениям, мне не придется разочаровываться. Не хочу снова чувствовать, как земля уходит у меня из-под ног.

— Уверена, ты устоишь на ногах в любом случае! — заявила Мередит. — А вообще говоря, любовь вспыхивает и исчезает вовсе не по какому-то таинственному кармическому плану. Все дело в нас самих.

— Неужели? И ты никогда не думала, что на свете есть тот, кто предназначен тебе судьбой?

— Нет, конечно! Скажи еще, что у каждого из нас есть своя половинка, которую нужно найти среди шести миллиардов человек. Если это так, мы все обречены на поражение. Шанс обрести свою половинку ничтожен.

Шелби вздохнула:

— И все же у каждого из нас своя судьба. Хотя со стороны может показаться, что это всего лишь цепочка взаимосвязанных обстоятельств. Если бы Итан не родился больным, я не развелась бы с Томасом. Если бы Итан не был болен пигментной ксеродермой, я не поселилась бы в маленьком городке вроде этого: дома здесь стоят далеко друг от друга и мой сын может играть по ночам, не беспокоя соседей. Если бы Росс не понял, что дошел до ручки, он не приехал бы сюда и не стал бы охотиться за призраком на участке Пайка. Все эти обстоятельства, сами по себе печальные… привели меня к встрече с Илаем.

— А как насчет твоего брака с Томасом? Он тоже был уготован судьбой?

— Ну да, поначалу…

— Сама понимаешь, это не так, — возразила Мередит. — Судьбу выдумали люди, чтобы объяснить то, что находится за пределами их понимания. Ты можешь считать, что Илай — мужчина твоей жизни и вы встретились по воле судьбы. Но если вы расстанетесь, ты моментально решишь, что судьба здесь ни при чем. Я десять лет пыталась найти человека, который ощущал бы мое присутствие в комнате, еще не успев меня увидеть. Но поиски оказались тщетными. Если не заниматься самообманом, придется откровенно признать, что в любовных делах мне не везет. Конечно, можно утешаться надеждой, что моя половинка по-прежнему где-то бродит, тоскуя обо мне, но наши жизненные пути до сих пор не пересеклись. Это гораздо романтичнее.

Шелби села.