Охранитель. Шаг к цели Назимов Константин
– Честно говоря, не совсем так, – отрицательно качнул я головой. – До сего момента я не подозревал о вашем существовании. Тем не менее Жало, гм, простите, Александр, привез сюда, заявив, что так посчитал нужным Анзор.
– А вам известно, чем, гм… – кашлянул Роман Романович, – …промышляет названный вами господин?
– Да, но так сложилось, что он получился мне как бы обязанным, а такие люди этого не любят.
– Это точно подмечено! Очень они не любят быть в долгу! Но как так могло произойти? Что-то связанное с его непосредственной деятельностью? Ну расскажите, голубчик, от этого и дальнейшее наше общение в прямой зависимости. Что это? Карточный долг? – прищурился промышленник.
– Господь с вами, Роман Романович, – отрицательно махнул я рукой. – На большие суммы предпочитаю не играть, за неимением оных. Все прозаичнее. Привезли его к нам в больницу, рана на плече от револьверного выстрела стала гноиться, да аппендикс воспалился, пришлось одновременно две операции делать. Анзор понятливый оказался, понял, что сепсис начался и мы его с того света, можно сказать, вытащили, – не стал скрывать я правды.
Честно говоря, это прощупывание мне уже порядком поднадоело. Сидит этакий барин и пытается доброжелательно и снисходительно беседовать, не желая признавать равным. Ну на равного не тяну, но хотя бы как с деловым человеком можно общаться?!
– Сепсис? Ой, простите великодушно! – Промышленник встал и отправился к стоящему у окна шкафу. – Позабыл, что вы про Семена Ивановича говорили, что он компаньоном является. Старым становлюсь, да и своих хлопот много. Давайте за знакомство по маленькой? – оглянулся он на меня.
Пить мне не хочется, этак если с каждым за знакомство пропускать, то спиться легко. Но в данном случае интуиция подсказывала, что могу этого человека обидеть. Он как-то разом переменился, вроде и в самом деле хотел извиниться.
– Если только совсем чуть-чуть, – сказал я.
– Конечно, рабочий день впереди, напиваться со мной не прошу, чисто за знакомство, беленькой! – уверенно произнес Роман Романович и вернулся к своему креслу, неся в руках штоф водки и два граненых стакана.
Блин, тут мизерная доза окажется равна паре рюмок! Ну, так и есть, граммов семьдесят примерно в стакан плеснул, если не больше.
– За знакомство! – огласил тост Келер и одним махом выпил.
Пришлось за ним последовать, деваться-то некуда. Водка, надо отдать должное, отменного качества, давно такой не пил, ну, если брать в расчет свой родной мир, в этом-то и вовсе не пришлось беленькую употреблять. Вот странно, пил в этом мире уже все: самогон, спирт, коньяк, вино, а водки не испробовал!
– Ну как водочка? – поинтересовался промышленник. – Собственное производство!
– Достойное качество, – одобрительно кивнул я и полез за папиросами: какая-никакая, а закуска.
– Скажите, пожалуйста, Иван Макарович, а про сепсис вы говорили серьезно? Или заражение могло случиться, но не настало? – задал мне вопрос Роман Романович, и его рука застыла с горящей спичкой. Он тоже собрался закурить, но табак в трубке, которую взял в том же шкафу вместе со штофом, не поджигал.
– К сожалению, разложение началось, но мы вовремя процесс остановили.
– Да? И каким же, позвольте полюбопытствовать, способом? Как обычно, радикальным? Наш общий знакомый лишился конечности?
– Наверное, если бы такое случилось, то я тут не сидел бы, – хмыкнул я в ответ. – Нет, у Анзора все на месте, кроме вырезанного аппендикса. Профессору удалось синтезировать новое лекарство, помогающее от различных недугов, которые до последнего времени победить не удавалось.
– Угу, значит, графская семья Потоцких и графиня Смеева поправились благодаря вам, – покивал тот каким-то своим мыслям. – Предлагаю вам войти в мои предприятия с данным лекарством или предоставить технологию его производства. Поверьте, вы окажетесь в любом случае в выигрыше. У меня готовые лаборатории, возможности и ресурсы, рычаги воздействия, в конце концов! Мы определенно можем многого достичь!
– Роман Романович, реши мы предложить прожект – будьте уверены, я принес бы план, – ответил ему, давая понять, что от предложения отказываюсь.
У промышленника чувствовалась деловая хватка, смог сопоставить несколько фактов на лету и принялся меня к себе переманивать, суля золотые горы и блага. Но не исключаю, что он уже что-то изначально знал. Подручный Анзора заранее о встрече договорился и наверняка поведал, по какому вопросу. Минут десять пришлось отнекиваться, и вот что интересно! Роман Романович Келер оказался очень состоятельным промышленником. Он основал фабрично-торговое товарищество «Р. Келер и К°» с основным капиталом в один миллион двести пятьдесят тысяч рублей. Ему принадлежали фабрики в Москве с отделениями по изготовлению химических, медицинских и фармацевтических препаратов, искусственных ароматических веществ; производство фотографических пластинок; под Москвой открыто производство кислот, эфиров, туалетного, медицинского и простого мыла; имелся стекольный завод аптекарской, кондитерской и парфюмерной посуды. Помимо этого Келеру принадлежало семнадцать аптек, магазин шоколада. Продукция Товарищества покупалась в большом количестве в России, Бухаре, Хиве, Персии и Китае. Правда, это все с его слов, но не верить никакой причины нет. При желании, попытайся я составить ему конкуренцию, он меня проглотит и не заметит. Н-да, в моем мире подобного промышленника называли бы олигархом, но тот не смог бы так рассуждать о технологии. Наши толстосумы не знают, как работают принадлежащие им заводы, впрочем, не уверен, что им все свои заводы-то известны. Вопросы решаются в высоких кабинетах, показывая действительность в красиво оформленных слайдах, трендах и диаграммах, где за показными числами ничего реального.
– Иван Макарович, вы же понимаете, что работающие свои производства продавать не стану. Единственное, что могу сделать, – так это только из-за Анзора и его просьбы уступить один из строящихся объектов, – подвел черту мой собеседник, недовольный моим упрямством.
– И что это за производство? – поинтересовался я.
– Предназначалось для фармацевтики, впрочем, можем съездить и посмотреть. Однако хочу заранее предупредить, что оно вам обойдется в пределах ста плюс-минус десять тысяч, в зависимости от того, что там успели сделать после последнего моего визита. Отдам за что купил и вложил, потеря времени бесценна, но тут навстречу пойду, – погладил он свою лысину, а потом склонил голову набок и, прищурившись, спросил: – А может, все же вольетесь в мое фабрично-торговое товарищество?
– Уже отказался, повторять не вижу смысла, – мрачно ответил я, не представляя, каким образом отыскать такую прорву денег.
Сто тысяч! Это, блин, вам не сто тысяч долларов в моем мире – по прикидкам и уровню цен умножить необходимо раз так в десять. Гм, это получается миллион?! Да ну на фиг, таких денег отродясь не найти, а ведь предстоит строиться дальше, закупать материалы, оборудование, ингредиенты, платить работникам зарплату. Может, и вправду плюнуть на все и влиться к Келеру на вторых или даже десятых ролях. Вот что за мысли?! Это все Роман Романович, хитрец, так подвел, что я почувствовал собственную несостоятельность. Ничего, прорвемся. Сперва посмотрим, потом поторгуемся, это он сейчас говорит, что готов отдать ровно за те деньги, какие потратил. Ха, наверняка в эту сумму заложил потерянную прибыль и проценты, которые мог в банке получить. Тем не менее если и скинет, то не больше десяти процентов, а это всего-то десять тысяч, что от такой суммы не так много.
– Иван Макарович, а не желаете ли посетить пару моих фабрик с целью ознакомления? – предложил промышленник.
Смотрю на него и понимаю, что от идеи заполучить рецептуру он не отказался. Желает показать, как все сложно и серьезно, а когда я испугаюсь, вновь начнет торг. Но и не принять приглашение глупо.
– С превеликим удовольствием, – чуть помедлив, ответил я.
В следующие несколько часов Роман Романович устроил мне экскурсию. Как я и предполагал, упор он делал на различные сложности и показывал «прелести» работы. Отчитал пару управляющих, чуть собственноручно не побил поставщика, привезшего некачественное сырье. И все время за ним ходили два охранителя. Н-да, промышленник о своей безопасности заботился. С Ильей, с которым звание совместно получил, удалось парой слов перекинуться. Оказалось, что у Келера целый штат набран из охранителей, как минимум двое постоянно его оберегают, а трое в это время отдыхают, график получается сменным и скользящим, если только Роман Романович не отправляется с инспекцией своих заводов и фабрик в империи. И даже за границу с собой охранителей берет.
Время от времени Келер интересовался у меня впечатлениями. Отвечал я уклончиво, да и не те объемы у меня намечены, чтобы такой размах сравнивать. Промышленник вызывал неподдельное уважение, чуть ли не во все нюансы погружался, своих работников знал по именам, не всех, естественно, но со старыми точно знаком. У какого-то престарелого работника интересовался здоровьем внучки, у бабки – не перестал ли пить ее дед. Хм, сложно представить, когда в моем мире кого-то из руководства интересуют проблемы в семье. Да, атмосфера царской России, пусть и альтернативного мира, между работником и промышленником вызывает удивление. Это исключение из правил или практика?
– Иван Макарович, так я же напрямую от них завишу, – удивленно ответил Келер на мой вопрос насчет такого его общения с рабочим людом. – Сам посуди, если на них орать и чего-то требовать сверх меры, толку не будет, а камень за пазухой они держать станут и спиной поворотиться окажется опасно.
– Тем не менее у вас штат охранителей, – укорил я его, словно не веря.
– Лихие люди есть, были и будут, – пожал он плечами. – Да и конкуренты, завистники и обиженные имеются, скрывать не стану. Это ведь на поверхности я славный малый, а если работник станет брак гнать, пьяным приходить да ущерб фабрике приносить, то он у меня не задержится.
– Согласен, – принял я его аргументы. – И таким образом дело поставлено на всех предприятиях, в том числе и у конкурентов?
– Гм, могу за свои ответить, – улыбнулся он в усы. – Если говорить откровенно, то в центральной части империи у меня нет конкурентов. Продукцию даже за границу поставляем, а там свои правила игры и на фабриках взаимоотношения другие. Тут, дорогой вы мой Иван Макарович, в дело вступает менталитет и традиции. Наши могут на-гора выдать раз в пять продукции больше, чем немецкие, к примеру, работники, но в определенных случаях. У них там порядок больший, все чинно и рассудительно, у нас-то попроще.
Эх, недоговаривает Роман Романович, но на слове его хренушки поймаешь. И вот мы приехали к зданию фабрики, которую мне предлагают купить за сто тысяч. Одноэтажное, с подвальным помещением. Часть лабораторного оборудования уже поставлена, но не разгружена, цех и вовсе пуст, если не считать каких-то чанов и труб. Гм, а они нужны или нет, эти емкости? Каким способом профессор задумал производить антибиотик – понятия не имею. Эх, сейчас бы сюда Портейга, тот бы с лету во всем разобрался.
– Что-то тут народу не видать, – озадаченно сказал я. – Стройка заморожена?
– Не совсем, – чуть поморщился промышленник. – Пару дней назад у меня случился пожар на одной из фабрик. Потушить-то потушили, но нужно все восстановить, туда людей перебросил. От силы там на пару недель еще работы, все в нормальное состояние приведут, тогда и сюда вернутся.
– И вы готовы почти готовое мне продать, почему? – спросил я его, пытаясь отыскать подвох.
– Данная фабрика заработает как минимум через год, так получилось, что, скорее всего, понадобится расширить данный корпус, – подбирая слова, ответил Келер. – А потом не все ли вам равно, из-за каких причин предлагаю? Хотите – берите, нет… – он развел руками.
– Мне необходимо посоветоваться с Портейгом, возможно, нам часть оборудования не потребуется, – осторожно ответил я.
– Да никто и не требует немедленного ответа! – повеселел Роман Романович. – Иван Макарович, я дам указания сторожам, чтобы вас пропустили, когда захотите тут еще раз все осмотреть. После этого уже и мне о решении сообщите, смету составим, по рукам ударим да договор подпишем! Договорились?
– Принимается, – задумчиво покивал я.
На этом мы и разошлись, а точнее, разъехались. Келер отправился по каким-то своим делам, а я решил посетить больницу и проверить состояние дел. Время-то к вечеру уже, а с утра ничего не ел, почему-то Келер не стал мне предлагать отобедать. Вполне возможно, что он сам-то перед нашим появлением перекусил, а я не успел. Ничего, посмотрю на состояние дел в больнице, а потом уже можно и в ресторан к Марте наведаться. Интересно, как там Катька обустроилась? Черт, вот же еще одна проблема, за которой предстоит присматривать. Что ни говори, а столица может вскружить голову любому, особенно молоденькой девушке, которая толком ничего не видала, а парни все были прямолинейными и наглыми. Ну тут мужики не менее наглые, но они своего рода дипломаты, атаки на женский пол редко в лоб проводят, если только дамы этого не ждут. Слышал я, как один прапорщик знакомился с графиней в ресторане. Дамочке лет под тридцать, а прапорщику от силы двадцать пять, он ее как бы случайно толкнул, потом принялся извиняться, не сводя глаз с волнующего бюста. А та ему в ответ – что, мол, она ножку подвернула и теперь такому наглецу миловидному (так и заявила, губки языком облизнув и глазками стрельнув) придется ее до дома провожать, а то муж, какая жалость, в родовом поместье порядки наводит. Они сразу же сделали заказ на вынос и, весело болтая, под ручку покинули ресторан. Дама, естественно, и не думала хромать. Как говорится, нашли друг друга на пару раз.
Голодный, но в приподнятом настроении, так как решил, что предложенная строящаяся фабрика Келера самое то, что требуется, и ее стоит купить, вошел в здание нашей больницы. Первое, что смутило, – не было на месте дворника Михаила, а в коридоре толпа народу ругалась на чем свет стоит.
– Саша, – обратился я к подручному Анзора, – ты свою миссию выполнил, можешь к пахану отправляться.
– Иван Макарович, он вас просил зайти после того, как приедем, – не делая попытки удалиться, ответил тот.
– Чуть позже, – отмахнулся я и стал пробиваться к кабинету.
Раздались крики, что «меня тут не стояло», «морду наел и лезет наглец», пришлось гаркнуть:
– Еще несколько оскорблений – и приема сегодня не будет!
– Так его и нет, – пожал плечами мужик с замотанной тряпкой рукой, сквозь которую видна кровь.
– Сперва был, а потом сестричка милосердия прибежала и доктора с собой утащила, почитай, уже час сидим, и никаких известий, – пожалилась дородная тетка, держа за руку бледную и тощую девчушку лет семи.
– Разберусь, – ответил я и вошел в кабинет.
За столом сидела Сима и что-то писала, устало произнесла не поднимая головы:
– Доктор занят, покиньте кабинет, когда он освободится – прием продолжится.
– Что случилось? – подозревая недоброе, спросил я.
– Ой, Иван Макарович! – подняла она на меня глаза. – Простите, думала, больные, время от времени в кабинет ломятся, а я-то им помочь не могу.
– Профессор где?
– В операционной, что-то с мальчиком, которого машина сбила, – ответила Сима. – Узнавать пыталась, где-то минут двадцать назад ходила, но профессор оперирует, на мои вопросы никто ничего не ответил.
– Пойду гляну, – подумав, сказал я и снял с вешалки халат.
Надевать на свою одежду чистый и накрахмаленный белоснежный халат не слишком хочется – испачкаю, но сам настаивал, чтобы в операционную не заносили грязь на одежде. Подумав, скинул с себя френч и остался в нательной рубашке, из-под которой проглядывал бинт. Ну, если халат застегнуть, уже совсем вид другой. Вышел из кабинета и объявил:
– Прием в скором времени продолжится, прошу извинить за ожидания, но, – развел руками, – ничего не поделать.
Меня попытались о чем-то спросить, но я шаг ускорил, а Жало ринувшимся следом больным дорогу заступил и шикнул сквозь зубы:
– Лепилу слышали? Сели и хавальники прикрыли.
Хотел на него наорать, но не стал, заметил краем глаза, что народ послушался и смирно встал у стеночки.
– Зажим! – орал Семен Иванович. – Тампон! Кровь останавливай! Что с пульсом?! Черт! Откуда тут еще кровотечение?!
Руки профессора мелькали, марлевая повязка закрывала его рот, но приказы так и сыпались. На операционном столе лежал паренек, он в данный момент без сознания, над ним склонилась одна из сестер милосердия, держащая пальцы на его шее и следящая за каротидным пульсом на сонной артерии.
– Редкий и слабый, брадикардия, – доложила она.
– Черт! Ну же, что же у тебя?! – воскликнул профессор, у которого халат весь в крови.
– Пульса нет! – выкрикнула сестра.
– Массаж сердца! – заорал Семен Иванович и, увидев меня, кивнул: – Вперед! Помогай, Иван Макарович!
Подбежал, на ходу вспоминая, как правильно действовать в такой ситуации. Одну ладонь положить на нижнюю половину грудины больного так, чтобы пальцы были ей перпендикулярны. Поверх поместил другую руку. Приподнятые пальцы не касались тела. Прямые руки расположил перпендикулярно грудной клетке пострадавшего. Массаж производят быстрыми толчками, тяжестью всего тела, не сгибая рук в локтях. Частота сжатий сто – сто двадцать в минуту. Грудина больного при этом должна прогибаться на одну треть.
– Одной рукой! – зашипел Семен Иванович. – Так ты ему можешь ребра переломать! Наизусть следовало учить такие основы!
Профессор в своем праве, виноват, каюсь. Делал я пареньку массаж сердца, а сам вспоминал про то, как его увидел первый раз. Черт, ведь не должно было быть таких серьезных повреждений! Переломы – да, но ведь внутренние органы не могли с такой задержкой по времени отреагировать. Или имелось небольшое кровотечение, переросшее в то, что мы в данный момент имели?
– Есть пульс! – воскликнула сестра милосердия.
Мля, у меня вся спина от пота промокла, дышал словно загнанный зверь. Профессор уже в открытую матерился, чего за ним никогда не наблюдалось. Потеря крови у паренька большая, это даже на глаз видно, но пока причина не установлена, а следовательно, и исход операции неутешителен.
– Пульса нет! – выкрикнула сестра милосердия.
– Иван! – скомандовал профессор.
И вновь искусственный массаж сердца, и вентилирование легких изо рта в рот. Еще два раза сердце паренька оживало, а потом замерло – как я ни старался, признаки жизни не появились.
– Ваня, все, – потряс меня за плечо профессор. – Все, остановись.
– Ну же! Давай! – хрипел я и продолжал делать массаж сердца. – Заводись, мля!
– Иван Макарович! Оставь мальчика, мы ему уже не поможем, – приобнял меня Семен Иванович и неожиданно сильно отпихнул в сторону.
Голова кругом, на душе погано, сестрички милосердия не сдерживали слез, профессор уже снял марлевую повязку и рукой веки пареньку прикрыл. Не смогли помочь, умер пацан. Будь тут аппарат искусственного дыхания и современная диагностика моего мира… да хотя бы переливание крови… за его жизнь поборолись бы. Он же просто-напросто кровью истек, а мы ничего не смогли сделать.
– Но как же так? – растерянно сказал я. – По нему нельзя было сказать, что такие серьезные травмы.
– Вероятно, внутренние повреждения, – тяжело выдохнул профессор, а потом спросил сестер милосердия: – Паренек-то ведь в себя пришел и разговаривал. Кто за ним ухаживал?
– Я, – ответила одна из девушек, глотая слезы. – Он еще шутил, что после такого ему сам черт не страшен. Собирался на завод устроиться, родне в деревню деньги отсылать, а то ртов-то их много у отца с матерью.
– Не про то спрашиваю, – прервал ее профессор. – Судно за ним выносила? Крови не заметила?
– Так он сам до туалета ковылял, ни разу в судно не сходил. Стеснялся, – ответила сестра милосердия.
Блин, настроение – ниже некуда, а ведь еще больные нас ждут. Где же доктора, обещанные господином Плеве? Сейчас лишний раз убедился, что призвание медика не для меня, но, раз за дело взялся, его необходимо до конца довести.
– Иван Макарович, выпей, а то на тебе лица нет, – протянул мне профессор стакан.
Медленно пил и понимал, что Семен Иванович мне чистого спирта дал. Тем не менее допил до конца, но почти сразу почувствовал, как меня повело. Стресс, да еще на голодный желудок, – неудивительно. И надо же, в этот самый момент, когда за стену держусь, в операционную вошла Сима и что-то говорила, но слов ее мой мозг расшифровать не мог: простой набор звуков. А тут еще и головокружение подоспело, умом понимал, что стена не может шататься, но я ее постарался удержать.
Глава 11
Предложения
Каким образом я оказался в одной из палат – не помню. Странно, но голова не болит, в отличие от простреленного плеча. Даже ребра – и те не ноют, а вот рана тревожит, вчера ее никто так и не обработал, по повязке вижу. Н-да, еще ко всему прочему и лихорадит, что-то пошло явно не так. Скорее всего, какая-то грязь осталась, и теперь придется вскрывать рану и прочищать. Но сперва необходимо понять причину: вдруг банально плечо застудил. Такое возможно, но сам себя в данном случае не осмотришь, в палате зеркало отсутствует, да и со стороны спины в любом случае ничего не увижу. Кстати, рана – раной, а привести себя в порядок необходимо. Щетиной оброс, если в моем мире это считалось пусть не нормой, то модным, здесь же это моветон. Да и зубы нужно почистить, а то привкус во рту противный. Стараясь не вспоминать вчерашние события, которые случились в операционной, добрел до туалетной комнаты, где кое-как себя в порядок привел. Зубы не почистил, щетину не сбрил, зато облегчил мочевой пузырь и умылся. Н-да, сразу же встал вопрос еды – организм молодой, да и с болячками бороться ему нужно. Побрел на кухню.
– Митрофановна, дай чего-нибудь пожевать, – после приветствия попросил кухарку.
– Сей момент, – улыбнулась она мне и загрохотала у плиты. – Семен Иванович-то меня предупреждал, да и диету назначил.
– Чего он назначил? – удивился я.
– Так вы же, дорогой наш Иван Макарович, больны, вот он распорядился, чтобы потчевать согласно первому столу!
Напряг память, что это у нас за стол такой, и, поморщившись, головой потряс:
– Геркулес не буду, на сладкий чай с ватрушкой согласен!
– После кашки! Семен Иванович с Серафимой Георгиевной с меня слово взяли и настрого наказали, чтобы чай и ватрушку опосля кашки подала, – тяжело вздохнула она и добавила: – Пять минуточек подождите, уже скоро готово будет.
– Анзор-то еще лежит у нас? – поинтересовался я, рассчитывая у него нормально перекусить.
– Ага, лежит, а вкусностей-то у него в палате! Ох, все пытается Серафиму Георгиевну угостить, а та как скала неприступная. И чего ломается? Подумаешь, вор, так не последний же человек? По дорогам не грабит, людей не режет почем зря, а к выпивке относится умеренно. Собой опять же статен, – разглагольствовала Митрофановна, что-то в кастрюле помешивая.
Ну, ловить тут нечего, пойду-ка к Анзору. Почти уже вышел, как кухарка мне в спину сказала:
– Иван Макарович, куда же вы? А покушать? Готово же уже.
– Что-то не хочется, – ответил и дверь за собой прикрыл.
– Так у Анзора вам не удастся ничем разжиться, его Серафима Георгиевна при мне предупредила и слово взяла.
Матюгнулся про себя и вернулся.
– И что ему Сима пообещала? – спросил кухарку и сразу добавил: – Не поверю, чтобы гостеприимный горец не накормил своего спасителя!
– Ой, это их дела! – замахала руками Митрофановна, а сама поставила на стол тарелку с овсяной кашей. – Кушайте, Иван Макарович, а то проходите впустую, кашка-то остынет.
Постоял с минуту, решая про себя, что предпринять, а потом и за стол присел. Отвык уже от овсянки, думал, не придется подобную пищу принимать, но приходится. На удивление, стряпня Митрофановны оказалась не такой и противной, возможно, конечно, это я оголодал и силы потерял, тем не менее съел все и чуть добавки не попросил. В последний момент решил, что теперь-то у Анзора смогу чего-нибудь перехватить, если тому Сима разрешит! Ха, смешно, вору требуется чье-то разрешение! Этак он еще и под каблук попадет, но такого, естественно, никогда не будет. На какие-то уступки горец может пойти, да и то в определенный момент времени, добьется своего и… Ну, дальнейшее прогнозировать не возьмусь, характер у девушки сложный, да и привыкла она сама о себе и сестре заботиться, это не девочка, которая за спинами родных по жизни порхает.
Выпив чаю, отправился инспектировать больницу. К удивлению, везде чисто, все на своих местах. Одна из сестер милосердия дрыхнет в сестринской – специально такое помещение обустроили, где работницы могут передохнуть. Кабинет консилиумов закрыт, по планам там сложные случаи должны коллегиально разбираться и приниматься решения о методах лечения. В одной из палат обнаружил спящую в обнимку с большим плюшевым мишкой Лизу. Игрушка новая, подарил ее девочке Анзор, могу поспорить на что угодно. Молодец вор, по всем фронтам наступление ведет и ничего не упускает. Но терять такую работницу у меня нет желания, хотя и вмешиваться не стоит. Надеюсь, «штурм крепости» продлится долгое время.
– Иван Макарович! Дорогой! Заходи, гостем будешь! – воскликнул вор, когда я заглянул в его палату.
– Хм, действительно гостем, – удивленно протянул я, осматриваясь по сторонам. – Анзор, мы в больнице или у тебя тут установлен какой-нибудь механизм перемещения?
– Слушай, зачем обижаешь?! В твоей больнице, палата номер три, а в ней я поправляюсь.
– Угу, вижу, как ты болеешь, – покачал я головой, проходя по толстому ковру к столу, на котором стояли вазы с фруктами, бокалы и пара бутылок вина. – Ты даже о свечах позаботился? – покрутил в руках подсвечник.
– Жизнь штука сложная и интересная, ко всему надо быть готовым, – ответил вор, смахивая со своего плеча невидимую пылинку.
– Насколько знаю, по вашим законам вор не может иметь семью, постоянного места жительства и не имеет права купаться в роскоши, – рассматривая висящие на стенах картины, озадаченно произнес я.
– С чего бы это? Никогда подобных утверждений не слышал. В нашем, так сказать, обществе приняты определенные негласные правила и понятия, однако, поверь, подобного там точно нет! – удивленно ответил вор, а потом добавил: – Вот понятие роскоши – оно уже твоим словам противоречит.
– Почему это?
– Если вор успешный, то он имеет деньги, женщин и все, что пожелает. Так?
– Допустим, – осторожно ответил ему.
– А как же тогда не купаться в роскоши? Куда девать заработанное? Поверь, у нас такой же нелегкий труд, как и на фабриках, просто выбор, чем заниматься, сама жизнь указала. Что такое деньги – пыль, за копейку никто трястись не станет, а вот если скряга или ничего за душой нет, то это не вор, а нищий, поверь, такие высоко подняться не могут.
– Интересная философия, – потер я щетину на щеке. – Думаю, ее необходимо обсудить в другой обстановке. У тебя кроме фруктов есть существенное что-то? Мог бы и к столу пригласить, чарку налить, закуску выставить, – «ударил» я по гостеприимству горца.
– Э-э-э, мы же в твоей больнице, кухарка, говорят, готовит неплохо, – ответил Анзор и подошел к окну.
– Это кто говорит? Или ты сам что-то пробовал?! – поинтересовлся я.
– Сима говорит, – буркнул Анзор, а потом пожаловался: – Не желает со мной отужинать. Я уже и палату твою обустроил под домашний уют, пищу из ресторанов заказываю, пытаюсь подарки делать, – расстроенно махнул он рукой.
– Подарки не принимает, от цветов отказывается, на ужин при свечах не соглашается, – резюмировал я.
– Однако у меня теперь шанс есть! Мне только кормить тебя нельзя, – виновато развел он руками. – Прости.
– Да знаю я, Митрофановна поведала, и по твоей милости мне пришлось овсянку есть! – укорил я его, а потом перешел к делу, по которому, собственно, и зашел: – Вчера Жало говорил, что ты меня видеть хочешь и разговор какой-то имеешь. Так?
– Да, поговорить нужно, – перешел на деловой лад вор и сел за стол. – Есть одно предложение и несколько вопросов. С чего начать?
– Давай с вопросов, – решил я, устраиваясь напротив.
– Что делать с британцем и теми, кому он платит деньги? Мои люди отыскали схрон Джонса и помимо этого узнали его ближайший круг общения, в том числе и кому он платил за твое похищение.
– А рассказать все людям ротмистра Ларионова или ему самому? – спросил я и по мимике вора понял, что он мне примерно ответит.
– Иван Макарович, понимаешь, распутинцы ближе к воровскому сообществу, случается, что их люди совместно с нашими участвуют. В тех или иных делах, не связанных с политикой. Сдавать же кого-либо жандармам… – Он отрицательно покачал головой, а потом добавил: – Прошу, больше не стоит такого мне предлагать, если же попросишь что-то подобное другого вора, то можешь перо в бок получить. Понимаешь?
Я молча ему кивнул: как ни крути, а воровских понятий он никогда не нарушит. Да и не подпишется никто из его подручных под такое дело.
– Да, еще. – Вор достал портсигар и закурил. – Ты Вениамину Николаевичу о нашем разговоре ничего не говори, нельзя, чтобы эти сведения от нас пошли, не поймут меня.
– Хорошо, не скажу, – задумчиво ответил я.
– Так что с ними делать? Поговорить душевно или сразу того? – Он провел рукой по горлу.
– Лучше поговорить, но при мне, – ответил я. – Можно это как-то устроить?
– Не вопрос, решим, – хмыкнул вор.
– Какие еще вопросы?
– Да вроде бы все пока, осталось предложение, ты меня сперва выслушай и пораскинь мозгами, прежде чем отказываться, – посмотрел на меня Анзор.
– Хорошо, говори.
– Насчет вашей встречи с Келером, – потер вор горбинку на носу. – Денег таких у тебя нет, такой заем тебе не дадут, а если и получишь, то с кабальными условиями, поверь, Роман Романович тот еще жучара, постарается прибрать к рукам, что из них уплыло. Повлиять на промышленника я не могу, он и так на уступки пошел, правда не теряя в деньгах. Ты уже продемонстрировал свое умение врачевать, точнее, я на собственной шкуре убедился в твоем лекарстве.
– Его Портейг сделал, – вставил я.
– Профессор молодец, ученый, – уважительно кивнул вор. – Но без твоей помощи ведь больнички этой не было бы, да и лекарства он не сделал бы. Правильно?
Я ничего ему не ответил, чуть кивнул, соглашаясь.
– Так вот, – продолжил Анзор, – воровская община готова денег тебе предоставить, но на определенных условиях.
– Каких же? – спросил, а сам ожидал, что если не отдам им баснословных процентов, то все в их собственность перейдет.
– Не отказываться от лечения наших людей, спустя рукава их не врачевать, а если потребуется и мы добьемся распоряжения суда и согласуем с полицией, то и выезжать в места не столь отдаленные для поднятия на ноги того или иного бродяги. Иван Макарович, подумай, от такого предложения не стоит отказываться, а деньги в общак отдашь, когда заработаешь.
– Анзор, спасибо за предложение, – медленно ответил, прикидывая, как бы отказаться и не обидеть собеседника, – обязательно над ним поразмышляю. Пока же у меня нет решения, возможно, получится заиметь имперский гранд, не ты один заинтересован в лекарственном препарате. А людей, как ты на себе убедился, мы не разделяем по сословиям или другим признакам. Больной – лечим, здоровый… – демонстративно обвел взглядом то, что осталось от палаты, – …домой отправляем.
– Ай! Понял тебя! – рассмеялся вор. – Но все равно подумай!
Вышел я от вора недовольный: он мне даже яблоко и то зажал! Нет, все понимаю, но слепо следовать договоренностям с Симой… Гм, а не наказать ли мне за такую инициативу свою новую работницу? Правда, в голову ничего не приходит, понимаю, что девушка действовала из лучших побуждений. Да и профессор не просто так запретил есть все подряд. Кстати, а почему? Из-за ранения и потери сил? Не подходит, наоборот, нужно усиленное питание. Так что тогда? Пока непонятно, но скоро ответ на данный вопрос получу. А предложения Анзора принимать не стану, он уже второй или третий раз предлагает войти в дело. Хм, таким дай слабину – все заграбастают под себя, и не заметишь как. Простейший пример с палатой: разрешил ему тут полежать, хотя мог бы выписать, так он мне превратил больничное помещение не пойми во что. И сказать ему ничего не могу – не обговорил заранее.
Симы и профессора отыскать не удалось, их не оказалось в больнице. Михаил сообщил, что ушли не так давно, почти всю ночь работали, да за мое здоровье переживали, а потом Семену Ивановичу принес какую-то бумагу посыльный, и они резко подорвались. А меня из больницы запретили выпускать.
– И ты меня удержишь? – с интересом посмотрел на сторожа, прикидывая нашу комплекцию и возможности.
Дойди дело до драки, могу надеяться на свою ловкость и владение единоборствами, но такого с одного удара вырубить проблематично, а если в ответ пропущу, то уж точно никуда не уйду. Если и действовать, то хитростью.
– Не велено, и люди ротмистра об этом предупреждены, – ответил Михаил.
– Я в кабинете буду, – развернулся и отправился по коридору.
Спорить со сторожем не стал, а если еще и Анзор своим людям подобный приказ отдал, то шансы сбежать мизерны. Да и, честно говоря, идти некуда. Марту с Катериной навещать рано, времени всего десять часов утра, те наверняка под утро спать легли, к ним нужно после обеда наведываться. Мне же не давало покоя готовящееся покушение на императрицу: что-то упускаю, а что именно? Поэтому и засел в кабинете, где, взяв бумагу, принялся детально вспоминать встречу с Гарри, когда меня на пролетке в подвал харчевни доставили. Какая-то деталь тогда меня удивила или слова, но в какой именно момент – убей, не помню. Перерыл все в памяти, но так и не вспомнил, что меня зацепило. А ведь что-то важное! Отложил в сторону бумагу, взялся за изучение газет. Понимаю, что если застанет за таким занятием Портейг, то станет бубнить, что лучше бы читал медицинские книги. Но нет, после вчерашней неудачной операции я твердо уяснил, что врачевать людей хорошо, когда они поправляются, а терять пациентов… Н-да, а как бы я пережил, умри Мария Александровна? Графиня-то имела большие шансы отправиться на небеса, и то, что сумела выжить, не иначе как Божье проявление. Ну, после перемещения в другой мир не грех и поверить в потусторонние силы, хотя, как мне думается, разгадка кроется в другом. Черт, когда бы мне в горы выбраться? В обозримом будущем нет свободного времени, нужно все наладить, а потом уже думать о путешествии. Да и в данный период лучше всего смотаться в Германию, пока нет войны, и заполучить рентгеновскую установку, желательно с самим изобретателем. И вновь все упирается в деньги. Вот что за жизнь, во все времена, куда ни кинь и чего ни захоти – требуется звонкая монета. Самое интересное, что и варианты имею, но зависеть ни от кого не хочу, насмотрелся в своем мире, как за долг в тысячу рублей отбирают все. Тут до такого не дошло, но… Додумать не успел, в дверь постучали, а потом появился растерянный и смущенный Михаил.
– Иван Макарович, тут это, такое дело, до вас посетитель пришел.
– Пусть заходит, – удивился я.
В кабинет вошел подполковник, сбивший паренька, которого мы вчера потеряли.
– Доброго дня, Иван Макарович! – улыбнулся он мне. – Вот пришел навестить пацана, хоть он и сам виноват, но жаль его. Принес яблок и пару пирожных, – кивнул он на свою сумку.
Встаю из-за стола и иду к подполковнику, пытаясь вспомнить его имя.
– Господин Виталий… простите, отчества не знаю, – говорю, пожимая ему руку и не зная, как объявить, что приходить уже не к кому.
– Подполковник Виталий Андреевич Пугаев, к вашим услугам, – полностью представился визитер.
– Видите ли, Виталий Андреевич, парню стало плохо, это произошло неожиданно, и нам пришлось срочно его оперировать. К сожалению, как мы ни пытались, но спасти его не удалось, – подбирая слова и глядя подполковнику в глаза, сказал я.
– Но как же так? Удар не таким сильным был, да и кроме сломанной ноги он находился в более-менее нормальном состоянии, – растерянно ответил подполковник.
– Не вините себя, – раздался от двери голос профессора, – мальчик был обречен до вашей встречи.
Семен Иванович вошел в кабинет, положил на стол какую-то папку, на вешалку повесил шляпу, а потом снял пенсне и стал протирать стекла. Волнуется профессор, хотя и не показывает виду.
– Тогда из-за чего он умер? – спросил ошарашенный подполковник.
– Увы, точно я установить не смог, даже произведя вскрытие. Его внутренние органы претерпели изменения. Подозреваю, что это врожденное, и очень удивлен, что он смог дожить до такого возраста. Вашей вины в его смерти нет, но и мы никоим образом не могли его спасти, – сказал профессор и развел руками. – Увы, но случается, что, даже находясь в больнице, пациенты уходят на небеса. – Семен Иванович перекрестился, подполковник повторил его жест, а потом спросил:
– Может, мне для его родни что-нибудь сделать?
– Не стоит, голубчик, – покачал головой профессор. – Еще раз повторю: вашей вины нет, а своим участием можете спровоцировать нелестные о себе слухи.
– Да, я понимаю, – кивнул Виталий Андреевич, – разрешите идти?
– Конечно, но ни в коем случае не мучьте себя, вашей вины, подчеркиваю, – Портейг указал на подполковника рукой, – нет, запомните это.
Попрощавшись, господин Пугаев ушел, но почти сразу вернулся и попросил передать свои презенты больным, мотивируя тем, что тащить обратно не хочет, да и пирожные ему в горло не полезут. Семен Иванович передачу взял, пообещав передать кому-нибудь из больных. А после того как мы в окно увидели, что он уехал (до этого времени хранили молчание), мой компаньон устало опустился в кресло и, закурив, сказал:
– Мальчика и в самом деле мы не спасли бы. Честно говоря, я так и не понял, отчего он умер. Изменения в организме имелись, но, на мой взгляд, не такие критичные, хотя кровь у него никак не останавливалась, да и со сломанной ногой он до туалета сам ходил. Нет, не понимаю, – покачал головой профессор, а потом кивнул на лежащую на столе папку: – Нам выдали патент, ты уж прости, но тебя будить не стал, да и отлежаться вам, Иван Макарович, не мешает.
Хм, профессор в одном предложении ко мне то на «ты», то на «вы» обратился, явно нервничал, а это мне не нравилось.
– Семен Иванович, что произошло? – в лоб спросил его и кивнул в сторону папки. – Вы из-за этого сам не свой?
– Ох, Иван Макарович, и из-за этого в том числе. Все как-то навалилось одновременно, уж и не уверен, что наша встреча к лучшему.
– Профессор, что это вы такое говорите? – изумился я. – Вспомните о лекарстве, которое смогли синтезировать. Это же сколько жизней спасете!
Мой компаньон покивал, а потом подошел к шкафу и вытащил бутылку коньяка, граммов пятьдесят плеснул в бокал и выпил одним махом, словно водку.
– В нас с Симой, э-э-э, вернее в меня, стреляли и хотели захватить, но люди нашего больного и господина Ларионова пришли на помощь. Это первое. Второе: нам выделен имперский гранд в размере трехсот тысяч, в том числе возможность заказывать оборудование и нанимать врачей, платит за это МВД, даже не Медицинский совет, там таких денег нет, а само министерство! Уму непостижимо! Ну и наконец, третье, одно из самого худшего… – Профессор вытащил папиросу из портсигара, закурил, а потом подошел ко мне. – Иван Макарович, Ваня, ты чем-то заболел, а что за болезнь – понятия не имею! Но это не связано с твоим ранением и не простуда, что будем делать?
– С чего такой вывод? – поинтересовался я, прислушиваясь к собственным ощущениям.
Ну, слабость есть, головокружение случалось сегодня, усталость, жар, но в целом все это можно объяснить.
– Зрачки, пульс, частота дыхания, озноб и поверхность кожных покровов, – перечислил профессор, наблюдая за моей реакцией.
И опять я в его словах ничего предосудительного не разглядел. А то, что вчера в обморок свалился от стакана спирта, так и здоровый мог бы упасть после напряженного дня. Меня больше взволновало то, что на Портейга покушались. Нет, уверен, что в него и не думали стрелять, если только пугнуть – профессор живой нужен, а кому – догадаться несложно. Этот британец надоел, и, пожалуй, с ним нужно кардинально решить проблему. Хотелось бы его живым захватить, чтобы понять про готовящееся покушение, но если не получится, то слез лить не стану. Надеюсь, Анзор найдет людей, которые со мной на эту операцию пойдут. А мне там присутствовать необходимо. В первую очередь стоит убедиться, что враг нейтрализован, а если его живым схватят, то допрашивать предстоит лично. Не слишком я последнее любил, но случалось, что иного выхода не имелось. Или ты – или тебя.
– Семен Иванович, думаю, насчет моего состояния вы перестраховываетесь, – медленно ответил я профессору, ждущему реакции. – Рану почистить следует – согласен, ну можно в задницу вколоть для профилактики антибиотик, правда, не хочется, чтобы организм к этому лекарству привыкал.
– Почему? – мгновенно прозвучал вопрос.
– Иммунная система, – пожал я плечами. – Неизвестное лекарство, борющееся с недугом, всегда действует активно, но потом его интенсивность спадает. Э-э-э… как бы объяснить?
– Не стоит, – махнул руками профессор, – ход мысли уловил. Однако, Иван Макарович, вы же больны, этому имеются симптомы!
– А давайте попробуем их излечить? Для этого мне нужен нормальный сон, этот пункт выполнил. Обильная пища и питье – увы, ваш запрет Митрофановне не позволил вдоволь набить желудок. Простуда, если таковая имеется, пройдет через пару дней, а рана, если там нет нагноения, затянется.
– Давайте осмотрим плечо, – подумав, предложил профессор.
Ну, как и предполагал, со стороны спины образовалось воспаление, вызванное частичками грязи, попавшими с пулей внутрь раны. Семену Ивановичу пришлось вскрыть образовавшийся нарыв, выпустить гной и плохую кровь, провести обеззараживание, а потом наложить повязку. Н-да, боль переношу легко, но в данном случае искусал себе губы и запустил ногти в ладони: чертовски больно оказалось. Профессор предлагал дать мне морфина, но я отказался – не хватало еще на наркоту подсесть, этак после каждой стычки, если его употреблять, точно наркоманом стану.
– Надеюсь, все вычистил, но лекарством все же стоило обработать. Эффект от него мы видели на больных, в вашем бы случае уже все зажило. И как я про антибиотик при первичной обработке позабыл? Все по старинке действовал! – сокрушился профессор.
– Семен Иванович, наше лекарство применять нужно при определенных симптомах или когда диагноз ясен. Не забыли? – напомнил компаньону.