Рыночные силы Морган Ричард

– Полагаю, что так. – Нотли переключился на Криса, и улыбка исчезла с его лица. Взгляд был непроницаем. – А ты? Тоже занят?

Крис унял дрожь.

– Мы здесь почти закончили. Но мне еще нужно проверить Висенте Барранко. Он был…

– Сеньора Барранко отвезли в отель. Элейн, ты не оставишь нас ненадолго?

– Без проблем. Я все равно уже закончила. Вещи заберу позже.

Она выскользнула за дверь. Крис смотрел, как она покидает его кабинет, и завидовал. Нотли подошел к столу и замер рядом с Крисом.

– И чем занимаешься? – спросил он ровным тоном.

– Составляю список оборудования. – Крис махнул на экран и попытался взять себя в руки. Он вдруг понял, что скорее смущен, чем напуган. – Мы нашли террористов, на которых можно повесить смерть Эчеварриа. Я сопоставляю оружие, которое они обычно используют, с тем, которое у нас в арсенале. Естественно, придется отправить на операцию своих людей – на другое нет времени.

– Согласен. Мы ограничены в этом плане.

– Именно, хотя, если быть честным, так, вероятно, даже лучше. – В горле у него пересохло. – Меньше шансов быть замеченными – мы сможем контролировать ситуацию.

– Контролировать, да.

Крис почувствовал, как Нотли переместился к нему за спину, выскользнув из поля зрения. Усилием воли подавил желание обернуться. Жар и румянец смущения уступали место ледяному страху. Голос старшего партнера, раздававшийся из-за спины, гипнотизировал спокойствием. Густой и тяжелый, он давил, будто кто-то положил руки Крису на плечи.

– Напомни мне, почему мы оказались в такой ситуации.

Крис сглотнул и набрал полную грудь воздуха:

– Потому что я накосячил.

– Верно. – Нотли шагнул влево, Крис снова мог его видеть. – Мягко говоря, да – ты накосячил.

Джек обошел стол и направил на Криса немекс. На этот раз унять дрожь не удалось. Крис дернулся. Нотли пристально смотрел на него. На лице не отражалось никаких эмоций.

– Хочешь мне что-нибудь сказать?

На Криса снизошло гулкое спокойствие, которое он испытывал во время дорожных дуэлей. Он прикинул траектории и знал, что попался. Его новый немекс лежал в кабинете, еще в заводской упаковке. Кроме того, путь преграждал стол. Крис не мог броситься на Нотли, швырнуть в него тоже было нечем. Он привык быстро делать подсчеты – прикидывал и начинал действовать за секунды, которые требовались «Саабу», чтобы преодолеть несколько метров дороги. Неподвижность и хромающая временная шкала придавали сцене ощущение нереальности, будто Крис смотрел фрагмент сна.

перед глазами всплыл супермаркет, хлопок выстрела, болью отдающийся в ушах, внезапный горячий кровавый дождь.

Он гадал, что если…

– И?

– Я думаю. – Все вдруг стало легко. Ему просто-напросто надо отпустить ситуацию. – Думаю, вы совершаете громадную, мать вашу, ошибку. Эчеварриа был треклятым нарывом, готовым прорваться. Я лишь избавил вас от неприятных последствий.

Нотли сощурился. Затем ни с того ни с сего опустил пистолет и заткнул его за пояс. Он покачал головой:

– Хорошее сравнение. Нарыв, готовый прорваться. Очаровательно. Вам следует отточить свои действия, Фолкнер.

Нотли огляделся, нашел стул, пододвинул его к столу и сел. Крис таращился на него – в крови до сих пор бурлил адреналин. Нотли улыбнулся.

– Я расскажу тебе историю, – благодушно начал он. – Паренек по имени Уэбб Эллис учился в моей школе, но за двести лет до меня. О чем это тебе говорит?

– Он был из богатой семьи? – Крис моргнул.

– Молодец. Не совсем точно, но близко. Уэбб Эллис был из тех, про кого сейчас сказали бы, что он пробился. У него имелись связи. Отец Эллиса умер, когда тот был маленьким, но мама свела его с нужными людьми и в шестнадцать он все еще был в школе. Кроме того, хорошо играл в футбол и крикет. Если верить легенде, во время одного матча он жестко нарушил правила – взял мяч в руки и побежал с ним. Знаешь, что с ним стало?

– Эм, исключили?

Нотли покачал головой:

– А вот и нет. Он прославился. После создали новую игру, в которой бегаешь с мячом в руках.

– Но это же, – Крис нахмурился, – регби.

– Верно. В конечном счете игру назвали в честь школы. Думаю, ты понимаешь, почему. Уэббеллисбол – не самое звучное название. Вот и родилось регби. По крайней мере, так гласит легенда. В школе даже повесили табличку с именем Уэбба Эллиса и датой, когда он нарушил правила. Я проходил мимо нее каждый божий день.

Помещение наполнила тишина.

– Так и было? – наконец спросил Крис.

Нотли ухмыльнулся:

– Нет. Скорее всего, нет – просто фрагмент школьной мифологии, выгравированный на камне и похожий на правду, к тому же полезный. По всей вероятности, этот случай отлично характеризует поведение ребят в элитных школах того времени: они нарушали правила и создавали новые. Позднее, в том же столетии, игру сделали официальной, а маркетинговый ход с запозданием приписал заслугу по ее созданию одному человеку, потому что люди на это покупаются. Но знаешь, что интересно, Крис? Игра была далеко не новой. Она восходит, как минимум, к Древнему Риму. В деревнях и городах Британии веками играли в похожую игру. Но что еще любопытнее, в те времена, когда Уэбб Эллис и его приятели вписывали свои имена в историю спорта, ввели закон, по которому обычным людям запрещалось играть в регби, а люди в форме с палками и пушками ходили и проверяли. Поскольку – я практически цитирую – игра нарушала общественный порядок и была опасна. Видишь, как все работает, Крис? Как всегда все происходило?

Крис промолчал. И пяти минут не прошло, как Нотли тыкал в него пистолетом. Ходить по этому льду было опасно – Крис не доверял начальнику.

– Ладно, – Нотли откинулся на стуле. – Промотаем несколько столетий. Вот что ты точно знаешь. Кто впервые убил в ходе дорожной дуэли?

– Э, Роберто Санчес, верно? Вызов на должность партнера в чикагском офисе «Калдерс» в… нет, погоди минутку. – Крис отфильтровал информацию и вспомнил фрагмент бредовой ТВ-передачи, которую смотрел последние месяцы. – Говорили, это был не Санчес, а парень по имени Райс. Настоящий головорез из вашингтонского офиса. Он обогнал Санчеса на три месяца или около того?

Нотли кивнул. На мгновение показалось, будто он задумался.

– Да, так говорят. А феминистки называют Бегонию Салас из «Ибер Фондос», и в этом тоже есть доля истины. Салас была одной из самых продвинутых в те времена, а водила как ненормальная. Согласно другой точке зрения, «Калдерс» украли идею у отдела стратегического планирования из Калифорнии – мол, холдинг «Око» и группа компаний «Сакраменто» тайно практиковали подобное. А знаешь, что помню я?

Вновь Нотли казался отстраненным, будто витал в другом месте.

– И что же?

Нотли деликатно улыбнулся:

– Что это был я.

В памяти Криса скользнуло первое впечатление от старшего партнера «Шорн», когда он вышел на работу, – тролль в комнате для собеседования, выкрашенной в пастельные тона. Он посмотрел на Нотли – теперь от него исходила сила, так что костюм Сюзанны Инграм, казалось, трещит по швам – так было накачано тело. Первоначальное желание улыбнуться Джеку в ответ прошло. Пульс снова зачастил.

Нотли, похоже, встряхнулся.

– Другие времена были, Крис. Сейчас мы к этому привыкли, а тогда в воздухе витал дух перемен. Его можно было учуять. – Нотли глубоко вдохнул. – Резкий запах, как от разлитого бензина. Все было пропитано возможностями. Периоды рецессий наступали и заканчивались, мы мужались и готовились к очередному кризису, к худшему сценарию. И как бы жизнь ни била, все равно выстаивали. Даже лучше: мы почти ни разу не оступились. Да, произошло несколько бунтов, парочка банков вышла из дела, шумиха с ядерной электростанцией в Пенджабе. Мы выплыли, Крис. Вышли победителями. Легко.

Он умолк. Казалось, он ждет, пока Крис заполнит паузу, и тот не заставил себя ждать. Его поразила энергия, которую излучал старший партнер.

– Но ведь вам все равно приходилось участвовать в дуэлях? Верно?

– О да. – Небрежный жест. – Именно череда рецессий породила дорожные дуэли. Суровое решение в суровые времена. Но тогда все проходило довольно цивилизованно. Гонки подобного формата лишь зарождались. А знаешь, как все случилось?

Крис покачнулся, неудачно переступив с ноги на ногу.

– Что? Да, конечно. Болиды «Формулы» – те, что показывают на исторических каналах, которые выглядят как ракеты, верно? Люди, в чьих руках сосредотачивались деньги, покупали эти автомобили. А затем, когда дороги стали пустовать, и все…

Он замолк. Нотли качал головой.

– Нет?

– Не совсем. Хотя подобная динамика имела место. Но это лишь часть, полагаю. Все началось задолго до этого. В конце прошлого столетия, перед началом нового тысячелетия. Отец рассказывал мне – в те времена самые жесткие и упертые фирмы экспериментировали, как стимулировать конкуренцию между новыми сотрудниками. Фишка пришла из Америки. Восемь стажеров в отделе и всего семь столов. – Нотли сделал жест обеими руками. – Так что кто приходит последним, вынужден работать на подоконнике. Или клянчить место рядом с тем, у кого будильник лучше. После нескольких раз возникает определенная динамика в группе. Опоздавший – слабое звено. Остальные сплачивались и выступали против него. Модель поведения шимпанзе. Пускаешь опоздавшего за свой стол и ассоциируешься со слабым звеном. Заключаешь неправильный союз. В общем, стажеры так не поступали. Они не могли себе этого позволить.

Крис затруднялся сказать наверняка, но ему показалось, что во взгляде Нотли он прочел легкое презрение. А может, дело было в исходившей от него энергии.

– После идею применили не только к стажерам. Представь себе те времена. Очередная серия кризисов на пороге – нужно что-то делать. Большинство инвестиционных фирм и крупных корпораций наводнены крутыми специалистами. Бывшие политики получают хлебные должности неисполнительных директоров, на которых можно в ус не дуть; бестолковые исполнительные директора, пользуясь связями, кочуют из фирмы в фирму, получают золотые парашюты, а молодые и талантливые вынуждены по два года торчать на одной должности и лишь затем, сколотив призрак репутации и пользуясь им, пытаются подняться по карьерной лестнице. Призрак репутации, да и только, потому как я тебя спрашиваю: что еще можно получить на корпоративной должности за два года? Такая херовина творилась в нашем британском мире. В других точках планеты молоденькие долбоебы приклеивались к «папочкиной» кормушке с самого начала, потому что в тех культурах против «папочки» не попрешь. И когда начались кризисы, вся эта махина балансировала на грани. Нужно было что-то делать, по крайней мере, попытаться что-то изменить. Причем требовались радикальные меры.

И что делать? Возвращаешься к модели с восьмью стажерами – семью столами и экстраполируешь. Опоздал на работу – нет, не потерял стол. Потерял работу. А как еще, когда у тебя на каждую реальную исполнительную должность дюжина людей – и все одной квалификации? Ничуть не хуже, чем любая другая мера. Ты понимаешь, что не можешь положиться на показатели продаж или производительность – только не в ситуации, когда мировая экономика рушится. А поскольку потерять работу в таких условиях равноценно самоубийству, рождается жесткое вождение. Настоящие дорожные войны. Но в те времена, – Нотли одарил Криса очередной улыбкой, на этот раз довольно прохладной, – в те времена достаточно было просто приехать первым. У тебя здесь есть что-нибудь выпить?

– Эмм, – Крис махнул в сторону встроенного шкафчика для напитков, сделанного из матовой стали. – Не знаю, это офис Майка. Что-нибудь у него найдется.

– Полагаю, так. – Громоздкая фигура Нотли встала и направилась к бару. – Выпьешь чего-нибудь?

– Эм, мне нужно… – Он дернул головой в сторону инфомодуля. – Закончить. С э-м-м…

Нотли нетерпеливо отмахнулся:

– Так заканчивай. А я тем временем приготовлю тебе выпить. Чего хочешь?

– Эмм, виски. «Лафройг», если есть. – Крис знал, что у Майка он найдется: каждый раз, когда они засиживались допоздна, Брайант, словно фокусник, извлекал бутылку. Он стал называть виски не иначе как шахматный нектар. – Немного. Без льда.

Нотли усмехнулся:

– Пожалуй, буду с тобой солидарен. Вообще предпочитаю джин, но провалиться мне, если я найду его у Майка.

Крис склонился над инфомодулем. Он добавил к дешевым русским автоматическим пистолетам, которые выбрал раньше, взрывчатку, прокрутил вниз и нажал кнопку «Отправить заказ», предварительно введя код Майка. Нотли водрузил наполненный до краев бокал рядом с локтем Криса, пригубил свой виски и взглянул на экран со спецификациями.

– Закончил? Отлично. А теперь наберись терпения и послушай рассказ бывалого. – Джек Нотли вернулся на свое место и склонился вперед, нависая над бокалом. – Итак, я работал на британское подразделение «Калдерс». Сколько мне тогда было? Двадцать четыре? Двадцать пять? Что-то около того. Моложе тебя точно. Правда, такой же глупый.

Последние слова Нотли произнес без улыбки. Он сделал еще глоток.

– Мне предстояла гонка за повышение. Не первая на моем веку, далеко не первая. Но на этот раз впервые казалось, что у меня возникнут проблемы. Барнс – второй аналитик – был моим ровесником с отличной репутацией, на дороге и в фирме. И ездил он на огненно-красном родстере «Феррари». Молниеносном и очень легком. Сейчас таких не делают. Я же в то время колесил на «Ауди» – выбора не было, другого не мог себе позволить. По-своему тачка хорошая, но тяжелая, очень тяжелая.

– То есть с тех пор ничего не изменилось. – Впервые за весь разговор Крис почувствовал, что оказался на знакомой территории.

Нотли беспечно пожал плечами:

– Они делают акцент на броне. Как и БМВ. Может, все немцы такие. Так вот, я понимал – если смогу оказаться впереди Барнса, смогу и держать его сзади вечно. Какой вред мог причинить этот родстер моему багажнику? Да никакого. По крайней мере, ничего, что потом не поправили бы в мастерской. Тогда правила были иные, и все это знали. Убивать не требовалось – достаточно первым приехать на работу. Вот и все. Обгони и оставайся впереди. Блокируй и защищайся. Так я и держал Барнса всю дорогу до последней мили. А там мелкий ублюдок проскочил вперед.

Нотли поднял брови. Возможно, он сам удивился сорвавшемуся с губ ругательству.

– До сих пор не понимаю, как ему это удалось. Может, я был слишком уверен в себе. Или не до конца воткнул передачу. Знаешь, как бывает с тяжелыми машинами – им вдруг начинает не хватать оборотов.

Крис кивнул:

– Бывало со мной пару раз, пока я не пересел на «Сааб».

– Сейчас у тебя экранированная броня, верно?

– Да. – Неясно с чего – то ли от виски, то ли после многочасового напряжения и стресса, особенно когда Нотли наставил пистолет, но Крис постепенно расслаблялся. – Броня – просто сказка. Слышал, БМВ пытаются разрулить ситуацию с патентами и создать собственную версию.

– Очень может быть. – Нотли уставился в стакан. – Но мы говорили о Барнсе и последнем повороте перед съездом на одиннадцатую развязку. Тогда дорога была гораздо уже, едва на двойную полосу тянуло. Барнс шел первым, и я понимал, что на развязке мне его не обогнать. И, насколько мне помнится, газеты тогда ни про какого Роберто Санчеса не писали и слыхом не слыхивали. Как и о Гарри Райсе. Не исключено, что подобные «приключения» еще замалчивали, всё отрицали, пока «Калдерс» не повел себя иначе и не решил, что не стоит предавать этой информации огласку – им все сойдет с рук. В общем, прецедента я не помню, а ярость – да. Гнев, что проиграю из-за злосчастных нескольких метров.

Он отхлебнул еще виски, подержал напиток во рту, затем проглотил и поморщился.

– В общем, я спихнул его. Переключил передачу, втопил педаль в пол, обороты на последнем повороте ушли в красную зону. Врезался в зад крошке-родстеру, будто собирался дать ему волшебного пенделя. Машина прошла сквозь разделительный барьер, как кулак через салфетку, и рухнула вниз, прямо на парковку «Калдерс», на другую машину. Сперва взорвался один бензобак, затем второй. К тому моменту, когда я оказался внизу, все кончилось. Позже мне показали запись с камер наблюдения.

Нотли поднял голову и слегка улыбнулся Крису.

– Он пытался выбраться. Ему почти удалось, но вдруг загорелся бензобак. На последних двух минутах записи Роджер Барнс полыхал точно факел и метался, запутавшись в ремне безопасности. Наконец он высвободился и побежал. И кричал, все время кричал. Под конец отключился, скорее всего, от боли. Пробежал шагов двенадцать, полыхая, а затем будто… расплавился. Рухнул, скукожился на асфальте и перестал вопить.

Следующее, что я понял: я – звезда. Меня снимали для обложек журналов и автомобильной рекламы, представили генеральному директору чикагского офиса «Калдерс». Я создал прецедент, Крис. Все оказалось законно, а «Калдерс» стали первопроходцами и лидерами. Они указали выход из сложившейся в ходе рецессий ловушки. Ты приезжаешь с окровавленными колесами либо не возвращаешься вовсе. Так родилась новая этика, а мы стали новой породой. Джек Нотли, Роберто Санчес – отражения в трансатлантическом зеркале новой брутальной динамики. По своей ценности равнялось нашему весу в платине.

Нотли, похоже, дошел до очередной точки. Он вновь поднял глаза на Криса.

– Прецендент. Вот что имеет значение. Помнишь Уэбба Эллиса? Если принадлежишь элите, тебя не наказывают за нарушение правил. В том случае, если все сработает. Тогда тебя превозносят, и правила меняются по твоей моде. Теперь скажи мне. С Барранко сработает?

Крис прочистил горло:

– Сработает. КЭСА – особый регион. Мы говорим о радикальной перестройке режима, который не менялся с начала века. Настало время перемен. Эчеварриа просто…

– Да-да, нарыв, который вот-вот. Я помню. Продолжай.

– С Барранко мы сможем выстроить совершенно новую контролируемую экономику. Он верит в перемены, верит, что план сработает, и сумеет убедить народ. Обуздав эту силу, мы сможем построить режим, какой еще никому не удавалось создать в этом гребаном бизнесе. Он даст людям…

«Черт бы побрал виски». Крис заткнулся.

Нотли внимательно наблюдал за подчиненным. Его взгляд был проницательным. Старший партнер кивнул, поставил бокал с виски на край стола и поднялся. Внезапно в его руке снова блеснул немекс, но на этот раз Нотли едва сжимал его, держа руку ладонью вверх.

– Осторожнее, – медленно и отчетливо произнося каждый слог, чтобы до Криса дошла серьезность ситуации. – Нравишься ты мне, Крис. В противном случае тебя отсюда вынесли бы в пластиковом пакете, поверь и не питай иллюзий. Мне кажется, в тебе есть то, чего не отыщешь и в каждом десятом сотруднике «Шорн», то, чего здесь постоянно не хватает, – способность создавать. Ты строишь в голове новые модели, еще даже не осознав, что делаешь. Меняешь корпоративный мир. А мы должны найти в себе мужество и позволить тебе быть тем, кто ты есть, пойти на риск, понимая, что ты можешь облажаться, и поверить, что ты этого не допустишь. Но, Крис, ты должен четко представлять, чем мы тут занимаемся.

«Шорн» существует, чтобы делать деньги. Мы добываем их для наших акционеров, инвесторов и для себя. Только в таком порядке. Мы не общественная организация из прошлого столетия, которая очувствует всем и вся и спускает средства в бездонную дыру. Мы – часть глобальной системы менеджмента, которая работает. Сорок лет назад мы ликвидировали ОПЕК. Теперь Средний Восток делает то, что мы говорим. Двадцать лет назад мы свергли Китай, поставив на очередь Восточную Азию. Сейчас занимаемся микроменеджментом и рынком, Крис. Позволяем им вести свои бессмысленные маленькие войны, меняем сделки, переписываем долги – и все работает. Отдел инвестиций в конфликты занимается тем, что заставляет мировую глупость пополнять карманы западных инвесторов. Вот и вся история. Мы не ослабим хватку и не утратим контроль, как в прошлый раз.

– Я не имел в виду…

– Нет, как раз об этом ты и говорил. Порой сложно думать иначе, особенно когда общаешься с человеком вроде Барранко. Ты сам сказал – он способен убедить. Думаешь, просто потому, что ты носишь костюм и водишь машину, у тебя иммунитет к его риторике? – Нотли покачал головой. – Надежда – черта, присущая всем людям, Крис. Все мы верим, что однажды наступят лучшие времена. Лучшие для тебя, а когда все налаживается, то и для остального мира. Дай Барранко время, и он заставит тебя поверить в мир, где ресурсы магическим образом распределяются между всеми поровну, словно деньрождественский торт среди детей, которые хорошо себя вели. В мир, где люди много работают, получают скромный заработок и довольствуются простыми радостями, но при этом все светятся от счастья и не жалуются на жизнь. Только подумай, Крис. Неужели такой мир возможен? И люди могут так жить?

Крис облизал губы, не отрывая взгляд от пистолета.

– Нет, конечно. Я просто хотел сказать, что Барранко…

Нотли не слушал. Его разгорячило виски и еще чувство, которое Крис никак не мог распознать. Походило на отчаяние, нацепившее на себя многокиловаттную улыбку.

– Думаешь, мы можем позволить развивающемуся миру развиться? Что бы с нами стало, превратись Китай в современную объединенную сверхдержаву двадцать лет назад? Думаешь, мы бы это пережили? Или если бы африканскими странами правили умные некоррумпированные демократы? А в Латинской Америке к власти пришли люди вроде Барранко? Просто представь на минутку. Образование и здравоохранение для всего населения, в странах безопасно, у людей есть возможности реализовываться. Права для женщин, в конце концов. Мы просто не можем допустить, чтобы такой мир существовал. Куда мы будем сбагривать избыток продовольствия? Кто будет делать нам ботинки и шить рубашки? Откуда возьмем дешевую рабсилу и сырье? Где будем складировать ядерные отходы? Кто компенсирует наши огромные выбросы CO₂? Кто будет покупать наше оружие?

Он яростно жестикулировал.

– Образованный средний класс не готов по одиннадцать часов в день гнуть спину над швейной машинкой. Он не станет работать на водорослевых фермах и заливных рисовых полях до кровавых мозолей. И жить по соседству со свалкой тепловыделяющих элементов ядерных реакторов. Они захотят благополучной жизни, Крис, богатства и всего того, что сотню лет видели в телевизоре. Жизнь в городах, бытовая техника, платформы для электронных игр, в которые будут играть их дети. А еще – машины, отпуска, путешествия в другие страны. И самолеты, на которых они в эти страны будут летать. Вот оно развитие, Крис. Знакомо? Вспомни, как повели себя наши соотечественники, когда лишились возможности ездить на автомобилях? Когда мы запретили им летать на самолетах? Почему остальные должны вести себя иначе?

– Не знаю, – Крис развел руками. Он не мог сообразить, как они вернулись к этой теме. – Я все понимаю, Джек. Меня не надо убеждать.

Нотли резко остановился. Он набрал полную грудь воздуха и шумно выдохнул. Похоже, только сейчас понял, что держит в руке немекс. Состроив гримасу, убрал пистолет.

– Прости. Не стоило мне затрагивать суровые темы так рано. – Он взял бокал с края стола и осушил его одним глотком. – Возвращаясь к практической стороне дела. С трупом вы разобрались.

– Да, мы повесили ответственность на ХО, то есть ХА, эммм… – Крис оставил бесполезные попытки и махнул на экран. – На этих ребят. Майк сейчас решает вопрос с лимузином и определяет логистику, но в целом мы готовы.

– Луиза сказала, что есть еще одно тело. Помощник Эчеварриа? Верно?

– Да, именно.

– Я так понимаю, его ты отлупасил в той же импульсивной манере, что и Эчеварриа.

– М-м-м… да. Он стоял на пути.

Нотли поднял бровь:

– Как глупо с его стороны. И он тоже мертв?

– Пока нет. – Крис поспешил дать разъяснение: – Но не стоит волноваться. В лазарете его подключили к системе жизнеобеспечения и накачали успокоительными, пока мы не будем готовы. На самом деле для нашего плана даже хорошо, что он выжил. Если мы покажем, что…

– В этом нет необходимости. Я уже говорил – мы должны решиться и позволить тебе пробежаться с мячом, – Нотли едва заметно улыбнулся. – Как нашему старому приятелю Уэббу Эллису. Ты оказался в выдающейся компании, Крис Фолкнер. Как знать, может однажды на стену повесят табличку с твоим именем.