Это история счастливого брака Пэтчетт Энн

Мало что в жизни доставляет мне больше радости, чем походы с сестрой Неной по магазинам. Сперва мы покупали только школьные принадлежности, но со временем она призналась, что очень хочет купить скромные сувениры для учителей в школе Святого Винсента, которые были не менее бедны, чем их ученики, и получали крохи от того, что составляло жалованье учителя государственной школы. Она набрала бутылочек с лосьоном для рук, коробок с салфетками, степлеров, леденцов – дары, слишком скромные, чтобы хоть кого-то смутить, но когда мы ходили взад-вперед по торговым рядам «Таргета», складывая все в тележку, она буквально дрожала от радости. Как оказалось, худшее, что есть в обете нестяжания, – невозможность купить подарки тем, кто в них определенно нуждается.

Я постоянно спрашивала ее, не нужно ли ей что-нибудь самой, но прошли годы прежде, чем сестра Нена позволила мне купить что-то для нее. Тогда у нее еще и в мыслях не было попросить меня отвезти ее в отдел оливок. Это случилось гораздо позже, после того, как сестра Хелен перенесла инсульт, после того, как ее лучшая подруга Джоанна умерла от рака – невосполнимая потеря. На протяжении многих лет мы постепенно приближались друг к другу. В какой-то момент я поняла, что все, с кем она была близка, либо умирали, либо уезжали. За эти годы образовалось место и для меня.

– В молитвах я поминаю тебя одной из первых, – говорит она мне. – И не потому, что ты покупаешь мне всякое. – Она наконец поняла, что, делая эти покупки, я становлюсь счастливой, и мое счастье, а не все это барахло, – источник ее радости.

– Я знаю, – отвечаю я.

– Потому что я тебя люблю, – говорит она.

Я сама так яростно ее люблю, что порой не могу во всем этом разобраться, но попробую. С детства помню ее понимание католицизма: это религия добрых дел и отсутствия лишних вопросов.

– Я люблю католическую церковь, – говорит она мне время от времени.

– Это хорошо, – отвечаю я, чем неизменно вызываю ее смех. Мне кажется, в ней сосредоточено все, что я люблю в нашей религии, в нашей общей вере, требующей самоотверженности и ответственности: приносить суп больным, навещать овдовевших мужей ее ушедших подруг, проявлять упорство, обучая детей, испытывающих проблемы с чтением, – я была не одна такая, оказывается, нас были легионы. Она нянчится с двумя гаитянскими девочками, Исланде и Таней, помогает им с чтением и математикой. Перед сном они просят маму принести к их кроватям телефон, чтобы позвонить сестре Нене, пожелать ей спокойной ночи и сказать, что они прочли молитвы. Я вспоминаю, как она рассказывала о сестрах милосердия, учивших ее в школе, как восхищалась их добротой. Я думаю о том, что мне понадобилось полжизни, чтобы до конца осознать все то, что она сама открыла еще в детстве. (Не сомневаюсь, что училась она лучше меня.)

Сестра Нена довольна своей новой квартирой, хотя она, наверное, и палатке посреди какого-нибудь чулана была бы рада. Счастье – это ее образ мыслей, ее решение. Она часто напоминает мне, что Бог обо всем позаботится, и она настроена не беспокоить Его без надобности. Немного напоминает желание погрузить все коробки до прихода грузчиков. Она не раздумывая возьмет на себя все труды своей жизни, сделает все сама, пока никто не смотрит, чтобы показать Богу, как мало помощи ей нужно.

Все ее заботы в эти дни посвящены сестре Мелани, которая медленно приспосабливается к новой жизни в «Приюте Милосердия». Сестра Мелани застенчива, она давно привыкла полагаться на социальные навыки сестры Нены. – Она все время сидит в комнате, – говорит сестра Нена. – Как ни приду к ней, она все время там. Я говорю, никто тебя здесь не найдет, тебе надо выходить. – Она тянется к тому углу, в который загнала себя сестра Мелани. Она пытается вытащить ее.

Мы встречаемся на следующий день после похорон ее подруги Мэри-Энн. Они вместе играли в теннис. Мэри-Энн тоже была католичкой. – Все нормально. Я не грущу, – говорит сестра Нена, когда я звоню, но я слишком хорошо ее знаю, чтобы поверить. – Ты не обязана меня выгуливать.

– А что, если я просто хочу тебя увидеть? – говорю я.

За обедом она рассказывает, что в последний раз, когда они виделись, Мэри-Энн была очень спокойна. – Она посмотрела на меня и сказала: Нена, я готова. Я хочу увидеть Бога. – Сестра Нена оговаривается: – Нет, не так. Это был предпоследний раз. Когда мы виделись в последний раз, она ничего не сказала. Когда я пришла на ее похороны и увидела урну, то подумала: где сейчас ее душа? – Сестра Нена смотрит на меня, как будто надеется, что я знаю ответ. – С Богом? Мне хочется верить, что ее душа с Богом. Она была так уверена… Я не настолько уверена. Не стоило мне это говорить. – Она кладет ладонь на столешницу. – Я уверена.

– Никто не уверен.

– Сестра Джаннин уверена. – Она качает головой. – Я не знаю. Сама себе противоречу. Я знаю, что Бог создал нас, но не уверена в том, что происходит после всего.

– А чего бы тебе самой хотелось? – спрашиваю ее.

Ответ на этот вопрос она знает заранее, будто всю жизнь ждала, когда кто-нибудь спросит.

– Я хочу, чтобы Бог обнял меня.

Тебя прежде остальных, говорю я ей. Тебя первую.

2011