Поступь хаоса Несс Патрик

– Ты, СКВЕРНА! – проорал он и воткнул мне большие пальцы в горло.

Я царапал его руки, пытался полоснуть ножом, но рюкзак свалился у меня с плеч, свалился и пригвоздил локти к дереву, так што души – не хочу.

Рожа его была – сущий ужас, я ее вовек не забуду, даже если выпутаюсь из всего этого. Кроки отъели ему левое ухо вместе с длинной полосой мяса вдоль всей щеки. Чрез прореху унутри видно зубы, а глаз так и торчит наружу, словно голова надумала взорваться, да почему-то застыла на полпути. На подбородке, на шее – еще раны, одежда рваная, кровь везде – проще сказать, где ее нет, – и я даже заметил крочий зуб, што застрял в развороченной ране на плече.

Я хватал ртом воздух, но воздуха не было. Вы не поверите, как это больно. И мир крутился волчком, а в голове делалось смешно и бултыхалась глупая мыслишка, што нападение крока Аарон так и не пережил и помер, но был так зол, што смерть ему не помешала явиться сюда меня убивать.

– ТЫ   ЧЕМУ   ЛЫБИШЬСЯ? – проревел он, окатив меня брызгами крови, слюней и мяса и еще пуще сдавил мне шею, так што из меня поднялась рвота, да только выйти ей было некуда, и дышать тоже нечем, и все светы и краски мира уже сливались вместе, и я уже умираю и сейчас вот умру.

– АААРГХ! – Аарон вдруг дернул всем телом назад и отпустил меня.

Я рухнул наземь, и вытошнил всё, што было, повсюду кругом, и втянул с хрипом воздуху, сколько никогда в жизни в меня не входило, и так закашлялся, словно никогда уже не перестану. Мэнчины челюсти были сомкнуты на Аароновой лодыжке и грызли ее со всей собачьей силы.

Хороший пес.

Аарон сбил с себя Мэнчи одним ударом; хороший пес улетел в кусты. Оттуда донеслись удар, взвизг и «Тодд?».

Аарон развернулся вновь на меня, а я никак не мог отвести глаз от его рожи – дыры всюду, после такого никто не мог остаться в живых, не бывает такого, невозможно.

Наверное, он и правда мертвый.

– Где знак? – прохрипел он.

Морда его рваная менялась быстро; глаза так и рыскали в панике по сторонам.

Знак? Де… девочка?

Я тоже глянул вокруг. Нет никакой девочки.

Аарон завертелся туда-сюда, услыхал то же, што слышал я: шорох, хруст, бег, тишина улетает прочь от нас, прочь – и, не удостоив меня больше ни взглядом, бросился следом за ней и пропал.

И я остался один.

Вот так, запросто, будто и делать мне здесь вовсе нечего.

Вот ведь идиотский день, а?

– Тодд? – из кустов, хромая, явился Мэнчи.

– Я в порядке, парень, – попробовал сказать я, точнее, выдавить через кашель, но получилось не особо. – В порядке.

Я дышал, а в голову лезли мысли. Они ведь всегда без приглашения лезут, правда?

Может, вот оно и все, а? Может, вот так все и кончится. Это за девочкой пришел Аарон, што бы он там ни имел в виду под «знаком». Город хочет девочку. Это ведь из-за нее у меня в Шуме тишина, а я тут ни при чем. И если Аарон ее получит, и город ее получит, на том все и закончится, верно? У них будет то, што им надо, и все оставят меня в покое, а я смогу вернуться домой, и всё будет как раньше, как было всегда? И… ну да, девочке не повезло, зато Бен и Киллиан останутся живы.

И я останусь.

Так, я все это просто думаю, ладно? Мысли лезут в голову сами, всё, отвяжись.

Просто мысли… што все закончится, как началось.

– Закончится. – Это Мэнчи бормочет длинное слово где-то внизу.

А дальше – крик, жуткий, просто жуткий!.. И это, конечно, поймали девочку, и, стало быть, выбор сделан, так?

Через секунду – еще один крик, но я уже на ногах – даже подумать не успел, – выпростался из рюкзака, согнулся, все еще кашляя, хватанул воздуху – нож в руке, бегом.

Следовать за ними было просто. Аарон ломился через кусты, словно бык, а Шум его так и ревет, а молчание девочки слышно всегда, все время, даже за ее собственными криками, от которых его почему-то еще больнее слышать. Я мчался следом за ними со всех ног, Мэнчи не отставал; и полминуты не прошло, как мы их нагнали, а умный я понятия не имел, што делать дальше. Аарон загнал ее в протоку – ну, на самом деле просто в лужу, по щиколотку глубиной, – и припер спиной к дереву. Держит за оба запястья, а она бьется, дерется с ним, ногами бьет со всей силы, но на лице у нее такой ужас написан, што у меня язык почти отнялся.

– Отпусти ее, – прохрипел я, но меня никто не услышал.

Шум Аарона гремит, полыхает, мечет молнии – он бы меня вряд ли услышал, хоть я и заори. СВЯТАЯ   ЖЕРТВА, и ЗНАК ГОСПОДЕНЬ, и ТРОПОЙ   СВЯТЫХ, и картинки: девочка в Церкви, пьет вино, вкушает гостию, ангел, ангел…

Девочка – жертва.

Аарон ухватил обе ее ручонки в кулак, вытянул веревочный пояс из своей робы и начал вязать запястья. Девочка пнула его туда, куда Мэнчи кусал до нее, и Аарон вытянул ее поперек лица тылом ладони.

– Отпусти ее, – попробовал я еще раз, стараясь говорить погромче.

– Отпусти! – добавил Мэнчи, все еще хромая, но ярясь будьте-нате.

Етьский хороший пес.

Я шагнул вперед. Аарон стоял ко мне спиной, словно ему вообще наплевать, есть там кто или нет. Будто я вовсе даже и не угроза.

– Отпусти ее, – попытался проорать я, да только пуще закашлялся.

Ноль внимания. Как будто меня и нет.

Я должен это сделать. Должен сделать. Черт, черт, черт… я должен это сделать. Должен его убить. Я поднимаю нож. Вот, я уже поднял нож.

Аарон повернулся ко мне – даже не особо быстро, а так, будто его кто по имени окликнул. Он меня видит – а я стою там, словно меня вкопали, нож в руке, высоко, не шевелюсь даже, как чертов трусливый идиот, который я и есть, – а он меня видит и улыбается, и вы не поверите, как жутко на этой рваной роже смотрится улыбка.

– Шум твой выдает тебя, юный Тодд. – Тут он выпустил девочку, которая уже связана и избита, так што бежать даже не пытается.

Аарон делает шаг ко мне.

Я делаю шаг назад (заткнись, ну пожалуйста, просто заткнись).

– Мэр будет огорчен вестью о том, что ты безвременно покинул земную юдоль, мальчик, – еще шаг.

И я – еще шаг. Нож – в воздухе, безо всякого толку.

– Ибо нету Господу дела до труса, – сообщил Аарон. – Не так ли, мальчик?

Левая рука его быстро, змеей, стукнула меня по правой – нож полетел к черту. Своей правой он плашмя отвесил мне оплеуху, сшиб в воду, и вот уже его колени встали мне на грудь, а грабли сдавили горло, штоб уж наверняка, – на сей раз физиономия у меня очутилась под водой, так што дело пошло быстрее.

Я пытался бороться, но проиграл. Проиграл. У меня был шанс, но я проиграл и заслужил все это, и я дерусь, но сил у меня еще меньше прежнего, и я чувствую: еще немного – и всё. Чувствую, как сдаюсь.

Всё.

Всё…

И тут моя рука нащупывает под водой камень. ХРЯСЬ! Я хватаю его и бью Аарона в висок, не успев даже сообразить, што делаю. ХРЯСЬ! И еще раз ХРЯСЬ! И еще.

Сквозь воду я вижу, как он валится с меня вбок, и подымаю голову, давясь водой и хрипя, и вот я уже сижу, и еще раз подымаю камень ударить его, но он почему-то лежит в воде, мордой наполовину под, наполовину над, зубы скалятся сквозь дыру в щеке, и я отползаю от него на заднице, кашляя, плюясь, но он не движется с места, только чуть погружается, не шевелится.

У меня, кажется, порвана гортань, но меня рвет водой, и воздух вроде бы все-таки проникает внутрь.

– Тодд? Тодд? Тодд? – интересуется Мэнчи.

Наскакивает на меня, лижется, лает, юлит, как маленький щен. Я чешу его промеж ух, потому што сказать все равно еще ничего не могу.

А потом мы оба почувствовали тишину и подняли глаза, и над нами стояла она, девочка, руки все еще связаны.

А в руках – нож.

Секунду я сидел, замерши на месте, потом Мэнчи заворчал, и до меня наконец дошло. Еще несколько раз вдохнув и выдохнув, я вынул у нее из пальцев нож и перерезал веревку, которой Аарон связал ей руки. Веревка упала, девочка принялась растирать места, где та врезалась в кожу, – все так же таращась на меня. Все так же молча.

Он знала. Знала, што я не смог.

Черт тебя возьми, подумал я про себя. Черт же тебя возьми.

Она посмотрела на нож. Посмотрела на Аарона, лежащего ничком в луже.

Он дышал. Булькал водой с каждым вдохом – но дышал.

Я взял нож. Девочка посмотрела на меня, на нож, на Аарона и снова на меня.

Што она мне говорит? Штобы я сделал это?

Он лежал там беззащитный и, наверно, уже наконец тонул.

И у меня был нож.

Я встал, упал, потому што у меня кружилась голова, снова встал. Шагнул к нему. Поднял нож. Опять. Она втянула воздух, и я прямо почувствовал, как он остался у нее унутри. «Тодд?» – сказал Мэнчи.

Нож завис над Аароном. Вот он, мой шанс, еще один раз. Еще один раз, и нож у меня в руке, прямо над ним.

Я мог это сделать. Никто во всем Новом свете меня бы не обвинил. Я был в своем праве.

Просто взять и сделать.

Но нож-то – он же не просто вещь. Это выбор, это то, што ты делаешь. Нож говорит «да» или «нет», бить или не бить, умереть или жить. Нож забирает твое решение и бросает в мир, и больше оно к тебе не возвращается.

Аарон должен умереть. Рожа у него порвана, голова разбита, он тонет в мелкой луже, даже не приходя в сознание. Он пытался меня убить, он хотел убить девочку, он устроил смуту в городе, он наверняка натравил мэра на ферму, и из-за этого Бен и Киллиан… Они… Он заслужил смерть. Просто заслужил.

А я не мог опустить нож и доделать начатое.

– Да кто я такой?

Я – Тодд Хьюитт.

Я – самое большое етьское пустое место, известное человеку. И я не могу этого сделать.

Черт же тебя возьми совсем, подумал я еще раз.

– Пошли, – сказал я девочке. – Нужно выбираться отсюда.

9

Когда удача не с тобой

Я   даже   думал, она не пойдет. Ей совершенно незачем идти, а мне – незачем ее просить, но когда я снова сказал: «Пошли» – настойчивее на этот раз и еще рукой вдобавок махнул, – она пошла, за мной и за Мэнчи, вот так-то. В общем, мы пошли. Кто его знает, правильно это или нет, но мы все равно пошли.

Настала настоящая и окончательная ночь. Болото сгустилось вокруг, чернее черного. Мы помчались поскорее забрать мой рюкзак, а потом вкругаля и еще подальше вглубь, штобы оказаться как можно дальше от Ааронова тела (ну, пожалуйста, пусть это будет тело). Мы карабкались чрез корни, огибали деревья, заходя все дальше в болото. Выбравшись на полянку с клочком ровной земли, я остановился.

Я все еще держал нож. Он сидел у меня в руке, светил мне в лицо как сама воплощенная вина, как отлитое в металле слово «трус». Он отражал свет обеих лун, и, бог ты мой, он был могуч. Сильная вещь – такой ты сам служишь частью, а не она – частью тебя.

Я поскорее сунул нож в ножны между поясницей и рюкзаком – там я его хотя бы видеть не буду – и полез искать фонарик.

– Знаешь, как им пользоваться? – спросил я девочку, несколько раз включив и выключив его.

Она, ясное дело, только смотрела в ответ.

– Ладно, проехали.

Горло у меня все еще болело, лицо болело, грудь болела, Шум закидывал меня картинками дурных вестей, какую отличную трепку задали всем Бен и Киллиан там, на ферме, сколько времени у мистера Прентисса-младшего уйдет, штобы вычислить, куда я девался, и кинуться в погоню за мной, вернее, за нами (совсем недолго, если еще не), так што кому, еть, какое дело, умеет она пользоваться фонариком или нет. Естественно, не умеет, черт ее побери.

Дальше я вытащил из рюкзака тетрадь и, светя себе фонариком, открыл на карте. Вот они, Беновы стрелочки, от фермы вдоль реки, через болото, из болота и дальше опять к реке, там, где оно в нее превращается.

Выйти из болота на деле совсем не трудно. На горизонте за ним торчат три горы – их всегда видно: одна поближе, две подальше, но все рядом. Река у Бена на карте идет между ближней и дальними, так што нам всего-то и нужно держать курс на эту ложбинку посередь, найти обратно реку и идти по ней. Туда, куда показывают стрелки.

К другому, надо понимать, поселению.

Вот оно, там, в самом низу страницы, где заканчивается карта.

Целое новое место.

Как будто мало мне всякого нового на обдумывание.

Я поднял глаза. Она все так же таращилась на меня, вроде бы даже не мигала. Я посветил ей в лицо фонариком. Она сморщилась и отвела взгляд.

– Откуда ты пришла? Здесь есть это место? Это тут? – я ткнул пальцем в другой город на карте.

Девочка не шелохнулась. Я помахал ей рукой перед лицом. Ноль эмоций. Я вздохнул, открыл книгу, протянул ей, направил на страницу луч.

– Я, – тут я показал на себя, – отсюда, – показал нашу ферму к северу от Прентисстауна. – Вот это всё, – помахал руками, обозначая окружающий ландшафт, – здесь, – показал на болото. – Нам нужно туда, – показал на второй город (Бен написал его название под рисунком, но… так, ну его к черту). – Ты оттуда? – показал на нее, на другой город, снова на нее. – Ты – вот отсюда, да?

На карту она посмотрела, но больше никаких признаков жизни не подала.

Я горестно вздохнул и отошел от нее. Неуютно быть так близко.

– В общем, я на это надеюсь, – пробормотал я скорее сам себе, чем ей, изучая карту. – Потому што именно туда мы и пойдем.

– Тодд, – гавкнул Мэнчи.

Я оторвался от картинки. Девочка бродила кругами по полянке, разглядывая всякое под ногами, будто оно што-то для нее значило.

– Ты чего делаешь? – полюбопытствовал я.

Она поглядела на меня, на фонарь у меня в руке и показала куда-то в чащу.

– Чего? У нас нет на это времени…

Она снова показала на деревья и просто пошла туда.

Мне, видимо, оставалось идти за ней.

– Нам нужно по карте идти! – попробовал возразить я, ныряя под ветвями, которые со всех сторон цеплялись за рюкзак. – Эй! Да погоди ты!

Однако ковылял дальше, спотыкаясь на каждом шагу; Мэнчи – следом. От фонарика пользы было мало – кругом сплошные ветки, корни, лужи, канавы. Великое болото, што тут скажешь. Мне все время приходилось пригибаться и отдирать рюкзак от всего, за што еще он там зацепился по дороге, так што ее впереди я почти не видел. Но наконец увидел: она стояла у поваленного и вроде бы даже обожженного ствола и ждала меня, смотрела, как я иду к ней.

– Ты чего делаешь? – Я поравнялся с ней. – Куда тебя не…

И тут я увидел.

Дерево правда горело, причем горело недавно, и упало тоже недавно: нежженые щепки чистые и белые, как свежая древесина. Там еще была группа деревьев, таких, как это, целый ряд их по обе стороны от громадной ямы, даже канавы, прорытой в болоте, заполненной водой, а кругом – кучи земли и обожженный валежник, так што это все явно новое, будто кто-то сюда проломился и выкопал ее одним махом и весь в огне.

– Што тут случилось? – я обвел фонарем побоище. – Што такое это сделало?

Она посмотрела куда-то влево – там канава исчезала во тьме. Я посветил туда, но можности фонаря не хватило разглядеть, што там творится. Но ощущение такое, будто там што-то есть.

Вот туда-то она и двинула, во тьму, к тому, што там.

– Ты куда? – спросил я, не особо ожидая ответа и, разумеется, его не получив.

Мэнчи устремился следом, словно это его работа теперь – за ней ходить, а не за мной, и оба растаяли в темноте. Я тоже пошел, поодаль, но пошел. Тишина все еще текла от нее, все еще меня волновала, будто грозила вот-вот нахлынуть и поглотить весь окружающий мир и меня вместе с ним.

Я все светил фонарем на каждый пятачок воды. Кроки в болото обычно так далеко не заходят, но это только обычно, к тому же здесь водятся красные змеи, а они ядовитые, и еще водяные ласки, а они кусаются, и вообще удача сегодня как будто взяла выходной, так што ежели што-то плохое может с нами случиться, оно это наверняка сделает.

Я все светил вперед фонарем, туда, куда мы шли, и вроде бы там што-то блестело – не дерево, не куст, не зверь и даже не вода.

Што-то металлическое… большое и металлическое.

– Это што такое?

Мы подошли ближе. Я сначала подумал, это большой делебайк, и какому идиоту пришло в голову лезть в болото на байке – их и на ровной дороге-то нелегко запустить, не то што по воде и корням.

Но это был не делебайк.

– Стой, – сказал я.

Она остановилась.

Нет, ты подумай! Девочка остановилась.

– Так ты меня все-таки понимаешь?

Нет ответа. Как всегда, нет ответа.

– Так, погоди-ка минутку.

Мне в голову рвалась какая-то мысль. Мы еще не совсем дошли, но я продолжал рыскать по громадине лучом фонаря… и назад, по канаве, протянувшейся прямой линией. И опять по металлу. И по следам пожарища с обеих сторон от рытвины. Мысль все так же прокладывала себе путь унутрь.

Девочке надоело ждать, и она двинулась дальше, к металлической штуке, а я – за ней. Нам пришлось обойти огромное паленое бревно, все еще лениво дымящееся в паре мест, штобы добраться до нее; она оказалась куда больше даже самого большого делебайка и все равно выглядела как кусок чего-то еще больше размером. Вся покореженная, почти вся в копоти, и, хотя мне совершенно невдомек, как она могла выглядеть прежде, чем ее покорежило и обожгло, совершенно ясно, што это – последствия какой-то катастрофы.

Катастрофы корабля.

Воздушного корабля. Может быть, даже космического.

– Это твой? – я посветил на нее.

Она, ясное дело, ничего не сказала, как у нее водится, но не сказала так, што это могло бы сойти за согласие.

– Это ты тут упала?

Я побегал лучом по ее фигуре, по одежде, не совсем такой, как я привык, конечно, но не настолько, штобы во все это не мог когда-то давно одеваться я сам.

– Откуда ты явилась?

Нет, она опять ничего не сказала и даже взгляд отвела и устремила куда-то дальше во тьму, потом скрестила руки на груди и потопала туда. На сей раз я за ней не пошел, а продолжил глазеть на корабль. Наверняка ведь это он и есть. Тут уж хочешь не хочешь, а глазеть будешь. Большая часть разбилась всмятку, так, што и не признаешь, но все равно кое-где видать то обшивку, то двигатель, то, похоже, даже иллюминатор.

Первые дома в Прентисстауне, видите ли, строились из кораблей, на которых изначальные поселенцы сели на эту землю. Деревянные и бревенчатые дома тоже, понятно, потом стали строить, но Бен говорил, когда сядешь, первым делом нужно построить себе временное убежище, а временное убежище делается из чего под руку попадется. Церковь и бензоштанция в городе до сих пор стоят сделанные частично из металлических листов обшивки, арматуры и даже кают от тех кораблей. И хотя эту кучу мусора порядком потрепало при посадке, если правильно на нее смотреть, это вполне мог бы быть вот такой прентисстаунский домик, из старых, который свалился прямиком с неба. Пылая вовсю. С пылающего неба.

– Тодд! – бухнул Мэнчи откуда-то из-за пределов видимости. – Тодд!

Я опрометью кинулся, куда ушла девочка, кругом обломков. Там вроде все было не такое битое. На бегу я даже дверь заметил – посреди металлической стены, стояла открытая; немного сверху и даже огонек унутри.

– Тодд!

Я поискал его фонариком: он стоял рядом с девчонкой. Она просто смотрела на што-то внизу, у себя под ногами; я и туда, конечно, посветил, и оказалось, што она стоит над двумя длинными тюками каких-то тряпок.

Ну, то есть над двумя телами, да?

Я подошел. Там лежал мужчина; одежда и тело под ней от груди и ниже были сожжены. На лице тоже ожоги, но недостаточно, штобы не опознать в нем мужчину. На лбу была рана, которая все равно бы его прикончила, даже если бы не ожоги, но это в целом без разницы, ведь он так и так умер. Умер и лежит тут, у нас в болоте.

Я повел лучом дальше: он лежал… рядом с женщиной, так ведь?

Я даже дыхание затаил.

Первая женщина во плоти, какую я в жизни видел. Тут ведь прямо как с девочкой. Никогда прежде не видал настоящую женщину, но, если бы на свете бывали женщины, вот это прямо была бы она.

Разумеется, тоже мертвая, но ничего заметного с первого взгляда – ни ожогов, ни ран, ни даже крови на одежде, но может, она унутри вся поломалась.

Но женщина! Настоящая женщина…

Я посветил на девочку. Она и глазом не моргнула.

– Это твои ма и па, да? – спросил я тихонько.

Она ничего не сказала, но наверняка это правда.

Я еще посветил на руины и подумал о выжженной канаве за ними. Все это могло означать только одно: она разбилась здесь вместе со своими ма и па. Они погибли. Она выжила. И если она явилась в Новый свет откуда-то еще, если она вообще откуда-то из другого места, это уже не важно. Они умерли, она выжила, и сейчас она здесь совершенно одна.

И здесь ее нашел Аарон.

Когда удача не с тобой, она против тебя.

На земле были видны следы, будто здесь што-то тащили – это, наверное, она тащила тела, вытаскивала их из обломков и волокла сюда. Болото не годится для похорон (разве што спачьих), потому што тут два дюйма почвы, а дальше все равно вода. Не хочется говорить, но они пахли, хотя в общей вони болота это вовсе не так уж скверно, как можно было бы подумать, так што кто ее знает, сколько она уже здесь провела.

Девочка снова на меня посмотрела: не плачет, не улыбается, пусто, как всегда. Потом прошла мимо меня, вдоль следов на земле, к двери в железной стене. Взобралась и исчезла.

10

Огонь и еда

– Эй! – я побрел за ней к обломкам. – У нас нет времени тут прохлаждаться…

Я шагнул к двери в тот самый миг, когда она опять высунулась наружу, так што пришлось отскочить. Она подождала, пока я освобожу дорогу, вылезла и прошла мимо, таща большой мешок в одной руке и пару пакетов поменьше в другой. Я привстал на цыпочки, стараясь разглядеть, што там, по ту сторону двери. Лом, беспорядок, как и следовало ожидать, все раскидано, кучи не пойми чего.

– Ты как тут вообще живешь? – спросил я, поворачиваясь к ней.

Но она уже занималась делом. Бросила свои мешки и извлекла какую-то плоскую зеленую коробочку, устроила ее на клочке земли посуше и стала накладывать сверху хворост.

Я глазам своим не поверил.

– Слушай, сейчас некогда заниматься ко…

Она нажала кнопку сбоку коробки, и – ВВВУХХХХ! – чрез секунду у нас был целый полноразмерный костер. Весь и сразу.

Я стоял, разинув рот, как дурак. Хочу такую костровую коробку.

Она поглядела на меня, потерла плечи характерным жестом. Тут только до меня дошло, што я мокрый насквозь, мне холодно, у меня все болит, а огонь – это самое лучшее, што есть на свете, по крайней мере в этот чертов момент.

Я вперил взгляд в болотную черноту, словно реально мог там што-то разглядеть. Вдруг оттудова на нас уже надвигается… Ничего оттудова не надвигалось. Ни звука. Хотя бы пока.

Костер.

– Только на минуточку, – сказал я.

Я подошел и стал греть руки, но рюкзак не снял. Она разорвала один из пакетов поменьше и кинула мне, а я уставился на него и таращился, пока она не сунула руку в свой, другой, вытащила вроде бы кусочек сушеного фрукта и принялась есть.

Она дала мне еду. И огонь.

На физиономии у нее все еще не было ни следа выражения, никакого, пустота, камень. Просто стоит у огня и ест. Ну, и я начал. Фрукты, или што там это было, оказались похожи на крошечные сморщенные комочки, но сладкие и упругие, и я прикончил целый пакет в полминуты, и только потом заметил, што Мэнчи стоит рядом и клянчит.

– Тодд? – для верности облизнулся он.

– Ах ты, черт. Прости.

Девочка поглядела на меня, поглядела на Мэнчи, вынула горсточку из своего пакета и протянула ему. Когда он подошел, она дернулась, невольно, ничего не смогла с собой поделать, и бросила ему наземь, не дала с руки. Мэнчи-то все равно – он в один присест все заглотил. Я кивнул ей. Она кивать в ответ не стала.

Стояла уже настоящая ночь, непроглядно черная за пределами нашего маленького пятачка света. Только звезды помигивали сквозь дыру в лиственном своде, проделанную рухнувшим кораблем. Я пытался вспомнить, не слыхал ли когда на прошлой неделе дальнего грохота с болот… но на самом деле он бы все равно потонул в Шуме Прентисстауна, так што его все одно бы никто не заметил.

Ну, почти никто.

Кроме одного проповедника.

– Нам нельзя тут оставаться, – сказал я. – Сочувствую по поводу твоих и все такое, но за нами будет погоня. Даже если Аарон мертв.

При звуке этого имени она поморщилась, совсем чуть-чуть. Видимо, он ей представился. Или типа того.

– Мне правда жаль, – сказал я, хотя сам не знал чего, и передвинул рюкзак на спине: он был тяжел как никогда раньше. – Спасибо за припасы, но нам правда надо идти. Если ты идешь, конечно.

Секунду она смотрела на меня, потом носком ботинка сбросила с зеленой коробки последнюю тлеющую веточку, нажала кнопку и взяла ее с земли, даже не обжегшись.

Черт, я точно хочу себе такую.

Коробку она сунула в мешок, тот, который побольше, и лямку продела через голову, типа рюкзак такой. Будто с самого начала так и собиралась уйти со мной, еще до того, как мы встретились.

– Што ж, – сказал я, когда она опять уставилась на меня. – Надо понимать, мы готовы.

Но с места никто не двинулся.

Я оглянулся на ее ма и па. Она тоже туда посмотрела, но только на секунду. Я хотел ей што-нибудь сказать, што-то еще, но чего тут скажешь… Я даже рот раскрыть успел, но она полезла в мешок – искала, наверное, как почтить память своих или жест какой памятный сделать, не знаю… но вынула она всего лишь фонарик. Включила – ага, так она все-таки знает, как они работают! – и просто пошла. Ко мне, мимо меня и дальше, словно мы уже вышли в путь и… ну, идем.

Как будто ее ма и па не лежат вон там мертвые.

Я проводил ее глазами.

– Эй!

Она оглянулась.

– Не туда, – я ткнул пальцем влево. – Вон туда.

И сам пошел куда надо, Мэнчи – за мной, а она – за ним (я специально посмотрел). Еще я посмотрел на останки крушения, мне ужасно хотелось задержаться, обыскать их – вдруг там еще чего полезного осталось, – но, черт, нам и правда надо отсюда убираться, хотя кругом ночь, да только все равно никто не спит, так што просто надо взять и идти.

Страницы: «« 1234567 »»

Читать бесплатно другие книги:

Лето Атрейдес, герцог древнего рода и отец Муад’Диба. Все знают о падении и возвышении его сына, но ...
Бьянка – настоящая музейная кошка! (Правда, пока ещё маленькая.) Она уверена, что крысы всегда готов...
Накануне войны раскрыт крупный заговор против Сталина. Многие его участники уничтожены. Но некоторым...
Эта книга помогает взглянуть трезвым взглядом на свою жизнь, посмотреть на нее со стороны. Она как к...
Нашу жизнь ограничивают законы, которые управляют любым человеком. Неподчинение этим законам вызывае...
На дворе лето 1735 года. «Бироновщина» – страшное время для страны. Люди исчезают по ночам, дыба и р...