Царь горы. Пробивной характер и психология конкуренции Бронсон По

В одном из первых экспериментов Лайтхолл и Мазер предложили испытуемым поиграть в рискованную игру, в которой можно было заработать деньги. Детали игры нам не важны, за исключением одного момента: чем дольше продолжается очередной раунд, тем выше риск внезапно потерять заработанные деньги. Участники эксперимента могли отказаться от этого раунда, получить свои деньги и начать новый раунд. Лайтхолл и Мазер обнаружили, что различия между мужчинами и женщинами были совсем незначительными в тот момент, когда они приходили в лабораторию и начинали игру. Но когда они должны были первый раз опустить руку в ледяную воду, а затем продолжать игру, различия оказывались весьма существенными. Испытав стресс, женщины меньше рисковали; они медленнее принимали решения и зарабатывали меньше денег. Между тем у мужчин стресс только повышал уровень их результативности. Они больше рисковали, причем это был разумный риск: к концу игры мужчины, испытавшие стресс, зарабатывали больше денег. Кроме того, они быстрее принимали решения.

Работа исследователей показала ту закономерность, которой и следовало ожидать при изучении влияния дофамина и гена COMT. Стресс помогал мужчинам и мешал женщинам.

Николь Лайтхолл и Мара Мазер провели еще одно исследование, но на этот раз сканировали мозг испытуемых во время участия в игре. В итоге они пришли к следующему выводу: у мужчин и женщин стресс приводит к противоположным результатам. После психологического воздействия у женщин активизировались участки головного мозга, отвечающие за эмоции: они начинали принимать решения под их воздействием. Мужчин стресс делал более расчетливыми, а их эмоциональный фон оставался на прежнем уровне.

В ходе дальнейших исследований ученые выяснили, что в задней части головного мозга, а именно в зрительной коре, есть участок, отвечающий за обработку информации о выражении лица, что дает возможность найти едва заметные признаки настроения. Когда женщины испытывали стресс, у них этот участок мозга заметно активизировался, у мужчин же его активность подавлялась.

В условиях напряжения мозг мужчин отключает эмоциональные сигналы. Женщины, переживающие стресс, ищут такие сигналы. Работа Лайтхолл и Мазер позволяет сделать вывод, что мужчины и женщины справляются со стрессом по-разному. Некоторые вещи успокаивают женщин, тогда как мужчины их просто не замечают. Что касается готовности пойти на риск — а это, как мы знаем, является неотъемлемым элементом духа соперничества, — ее можно повысить до максимального уровня, создавая разные условия для мужчин и женщин.

Как результаты лабораторных исследований можно применить в реальной жизни?

Более тридцати лет Ансон Дорранс был тренером женской команды по футболу Университета Северной Каролины. За это время его команда одержала двадцать одну победу в национальных чемпионатах. Его по праву считают самым успешным тренером за всю историю университетского спорта.

Программа Дорранса — прекрасный пример обоих методов управления стрессом, которые мы здесь обсуждали. Он неизменно готовит своих игроков таким образом, чтобы они могли привыкнуть к конкретным факторам стресса, свойственным футболу — скоростному, рискованному виду спорта с высокими ставками. Делая тренировки еще более жесткими и трудными, чем настоящие матчи (как было в эксперименте с пилотами), Дорранс приучал своих воспитанниц к стрессу, и в реальных состязаниях он не выбивал их из колеи. Но во время матчей «Северная Каролина Тар Хилз», когда напряжение борьбы вовсе не учебное, Дорранс старается не подвергать спортсменок еще большему стрессу. В эти моменты он поступал так же, как исследователи из Принстона, — максимально повышал эффективность игры, сокращая количество стресс-факторов.

Во время тренировок тренер повышает уровень стресса игроков, а во время матчей — снижает.

Дорранс входит в состав комитета по развитию игроков Амери­канской ассоциации футбола, который дает рекомендации и устанавливает приоритеты для более чем трех миллионов американских подростков, играющих в молодежных лигах. В комитете не утихают споры по поводу значения победы. Причем речь не идет о высокой самооценке или о том, что комитет пытается как-то занять подростков. Дело в том, что в молодежной игре гораздо легче сделать неточный пас в зону соперника, чем начать серию правильных бросков. Акцент на победе мешает подросткам научиться правильно пасовать, а ведь именно этот навык понадобится им, чтобы выйти на самый высокий уровень. Предложенное решение заключалось в том, чтобы лучшие игроки молодежных команд принимали участие в меньшем количестве матчей. Чем меньше матчей, тем реже юные спортсмены делают неточные пасы в зону соперника.

Поскольку команда Дорранса одержала огромное количество побед, его автоматически относят к числу членов комитета, утверждающих важность выигрышей. Однако сам он так не считает. Напротив, тренер пытается обосновать важную роль соперничества. Игроки должны научиться состязаться. Они не добьются успеха, если обучить их только техническим приемам игры. Сам Дорранс добился таких поразительных результатов только благодаря тому, что учил девушек соперничать и справляться со стрессом, неотделимым от жесткой игры.

Журналист Тим Кразерс, написавший книгу об Ансоне Доррансе — The Man Watching («Человек, который наблюдает»), — анализирует первые годы программы тренировок женской команды по футболу Университета Северной Каролины. В самом начале своей карьеры Дорранс тренировал и мужскую и женскую команду университета. Он был твердоубежден, что подготовка девушек не должна отличаться от подготовки парней, и относился в равной степени придирчиво ко всем подопечным. Дорранс считал, что практически все игроки женского пола (даже самые лучшие из них) принадлежат к культурам, в которых женщинам не позволяется ставить победу выше отношений: «Особенно во время тренировок они боялись состязаться со своими товарищами по команде из страха поставить под удар отношения с ними». Дорранса вдохновил стиль игры одной из участниц команды Эйприл Хайнрихс, которая стала первой настоящей суперзвездой благодаря программе тренировок Университета Северной Каролины. Поэтому он решил, что успех программы зависит от того, сколько игроков станут похожими на Хайнрихс.

За пределами поля Эйприл Хайнрихс очень волновала и атмосфера в команде, и личные взаимоотношения между ее членами. Она отчаянно нуждалась в том, чтобы ее все любили. Но, как сказал Дорранс Тиму Кразерсу, начиная с самой первой тренировки перед сезоном 1983 года она «показала себя настоящей хищницей». Когда Эйприл выходила на поле, ее единственной задачей становилось отправить мяч в сетку ворот. В роли игрока она никогда не жертвовала победой ради потребности нравиться людям. Когда другие участницы команды жаловались Доррансу на отношение Хайнрихс, он не только защищал ее, но и говорил: «Я хочу, чтобы вы все играли так же, как она». Доррансу нужна была программа тренировок, в которой значение имела бы не популярность, а уважение.

Вдохновленный примером Дина Смита, легендарного тренера баскетбольной команды Университета Северной Каролины, Дорранс пришел к выводу, что основной способ пробудить у игроков дух борьбы — вести счет, причем по самым разным параметрам игры. Во время каждого реального матча и каждой тренировочной игры подсчитывалось количество баллов по определенным показателям, а на основании данных за весь сезон определялся рейтинг каждого члена команды. Дорранс заставлял своих игроков жестко играть друг против друга во время столкновений лицом к лицу, чтобы они были знакомы с психологическим аспектом соперничества. Он придумал специальную таблицу по двадцати трем показателям, куда постоянно вносил данные об эффективности игрока по каждому измеримому аспекту игры. Дорранс говорил, что создает «прирожденных убийц», и проводил тренировки, во время которых девушки постоянно сталкивались друг с другом — до тех пор, пока переставали бояться жесткого контакта. Он заставлял игроков продолжать играть даже с травмами — с содранными коленками и разбитыми носами. Члены команды с ужасом ждали еженедельного «страшного вторника», когда они до изнеможения отрабатывали комплекс упражнений по общей физической подготовке. Фраза: «Слабакам здесь не место» — стала настоящей мантрой команды. Юных футболисток нередко рвало в кустах.

До определенного дня Дорранс никогда не отступал от всех своих методов обучения соперничеству. Его команда была известна своей агрессивной, физически активной игрой, аналогов которой еще не было в женском спорте. Что касается тактики, тренер никогда не выставлял по четыре участницы команды в защиту и не давал им ни малейшей форы на поле. Зная, что участницы университетской футбольной команды недостаточно сильны, чтобы справиться с давлением, он учил своих подопечных сокращать разрыв и преследовать соперников, осуществляя прессинг на них по всему полю.

Дорранс неохотно признает, что ему удалось сделать не так уж много в плане укрепления состязательного духа футболисток: «У них у всех есть определенный диапазон возможностей, и их можно немного продвинуть в пределах этого диапазона, но большинство невозможно изменить полностью».

Впрочем, одна участница команды изменила Дорранса не меньше, чем он ее. С Карлой Овербек тренер познакомился в 1984 году, когда в межсезонный период тренировал команду будущих олимпийцев пятнадцати-шестнадцати лет, организованную в рамках действующей в США программы олимпийского воспитания. Десятиклассница Карла Овербек вошла в состав его команды.

Дорранс рассказал нам следующее: «Мы были в Ипсиланти, где должно было пройти несколько матчей. В тот вечер позвонила жена и сообщила, что умер мой отец. Я сказал своей команде подростков, что нет ничего плохого в том, что я был с ними, а не с отцом, когда тот умер. Отец хотел, чтобы я стал юристом в его компании, и негативно отнесся к тому, что вопреки его желанию я выбрал стезю футбольного тренера. Но когда он понял, как я люблю эту работу и насколько богаче стала моя жизнь благодаря ей, он изменил свое мнение обо мне и принял мой выбор. Я сказал подросткам, что мой отец хотел бы, чтобы я был с ними. Затем я собрал вещи, а когда шел к машине, увидел телефон-автомат, расположенный у боковой стены здания. Там стояла Карла Овербек; она говорила с кем-то по телефону, а по ее щекам текли слезы. Девушка позвонила своим родным, чтобы рассказать им о смерти моего отца. В этот момент я почувствовал невероятный контакт с ней. Ее сострадание было просто удивительным. Она поразила меня в самое сердце». В этот момент Дорранс понял, насколько реальны и важны такие связи для женщины.

Тренируя мужскую команду, Дорранс всегда чувствовал, что, если будет слишком мягким, парни непременно воспользуются этим: «Они почувствовали бы слабость и использовали ее, стоило мне ослабить свое доминирующее положение. Но для женщин мягкость — признак того, что вы действительно заботитесь о них». Ансон Дорранс решил избрать другое направление в подготовке женской команды именно после того, как увидел слезы Карлы Овербек.

Дорранс понимал, что нет необходимости повышать голос на девушек, поскольку цифры в таблице, висевшей в раздевалке на стене, сами по себе вызывали довольно сильный стресс. Он начал называть футболисток по именам, тогда как к парням обращался только по фамилиям. Дорранс устраивал своим подопечным очень жесткие тренировки, но потом приглашал к себе домой на пиццу или банановый десерт.

«Им не нужно было принуждений с моей стороны. Им требовалась человеческая теплота. Больше всего они хотели, чтобы я заботился о них как о людях», — рассказывал он.

Дорранс по-прежнему помещал участниц своей команды в стрессовые условия, но арсенал его методов по снятию стресса стал другим. Он дарил выпускницам розы на длинном стебле перед их последней игрой, а после каждого сезона писал всем игрокам длинные душевные письма об их достоинствах. В некоторых случаях он читал эти письма вслух в раздевалке, что вызывало слезы на глазах у его подопечных. На поле им было запрещено плакать. Но за пределами поля возможность выплакаться — порой это было все, в чем они нуждались.

Самый лучший пример тренировки женской футбольной команды — это речь Дорранса в перерыве матча. При работе с парнями его лучшая речь в перерыве прозвучала в тот момент, когда он так вышел из себя, что выбросил мусорную корзину в окно: «Я швырнул эту штуковину в окно и выскочил из комнаты. Позвольте мне рассказать кое-что об эволюции человека. Это было красноречивее всяких слов. Во второй половине матча все изменилось. Откуда ни возьмись у нас появилась огромная энергия, тактика, хорошая форма — и это кардинально изменило характер игры», — вспоминает тренер в книге The Man Watching.

По мнению Дорранса, некоторым мужчинам необходим шок, чтобы они начали действовать активнее. Лучшие спортсмены мужского пола настолько привыкли к соперничеству, что даже проигрыш к концу первого периода не становится для них страшным потрясением.

Однако Дорранс никогда не вел себя так с девушками из команды. Вот что он сказал Тиму Кразерсу: «Если они сыграли плохо, можно метаться как тигр в клетке, женщины сразу почувствуют, что ты расстроен. Очень важно выбрать правильный тон. Нужно повернуться к ним лицом и спокойно сказать: “Так что вы об этом думаете?” После этого начнется настоящее самобичевание: каждая девушка в раздевалке возьмет на себя ответственность за произошедшую катастрофу. Я никогда никого не критикую, в этом просто нет необходимости, поскольку они сами — самые строгие судьи по отношению к самим себе… А теперь, после окончания анализа игры в перерыве матча, они готовы за тебя умереть, поскольку все, что ты сделал, — поддержал их».

«Так что вы об этом думаете?» — это и есть самое главное, что делает Дорранс. Тренер, добившийся наибольшего количества побед за всю историю футбола, неутомимый собиратель вдохновляющих цитат, автор эмоциональных писем — а его речь в перерыве матча сводится к простой фразе: «Так что вы об этом думаете?»

Во время игры участницы команды уже испытывают такой стресс, что едва справляются с ним. Тщательно отслеживая моменты, когда не следует кричать на них, Дорранс выиграл двадцать один чемпионат.

Через три года после того тренировочного сбора в Мичигане Кар­ла Овербек стала новым членом команды Университета Северной Каролины. «В первый год она хотела подружиться со всеми», — вспоминал Дорранс. Но уже некоторое время спустя в одной газете процитировали ее слова о том, что она «до смерти устала видеть себя в конце списка» (имеется в виду таблица на стене в раздевалке). «В первый год некоторые игроки только начинают привыкать к игре. Полностью они включаются в игру немного позже, — вспоминал Дорранс. — Карла изменилась настолько, что стала одним из самых агрессивных игроков, которых я когда-либо тренировал».

Воспитанницы Дорранса выигрывали все национальные чемпионаты по футболу среди университетских команд с 1986 по 1994 год. Карла Овербек стала капитаном команды, а затем и капитаном сборной США. Во время Кубка мира 1999 года (на котором Бренди Честейн прославилась тем, что сорвала с себя футболку, торжествуя победу) именно Карла Овербек взяла штрафной удар. Ее путь к чемпионату мира по футболу начался с тех самых слез сострадания, которые она пролила в юности.

Глава пятая

Равные шансы, или
Почему женщинам нужно одно, а мужчинам — другое

1

Определить уровень конкурентоспособности человека и понять, в чьих душах, мужских или женских, костры амбиций полыхают сильнее, нам удастся только в том случае, если мы выявим различия в поведении людей — например, сколько сил они вкладывают в состязание или насколько охотно выходят в первый раз на тропу соперничества. У нас есть довольно скудные данные о прецедентах, когда в конкурентной ситуации женщины ведут себя столь же жестко, как соперники мужского пола. И напротив, существует масса подтверждений, что женщины обычно ведут себя осторожнее и не ввязываются в драку безоглядно, подобно мужчинам. Более того, женщина не позволит случайному эксцессу перерасти в открытое соперничество, по крайней мере, в отличие от мужчин, она предпочтет сделать все, чтобы это произошло не слишком быстро.

И совсем не обязательно, что такой поведенческий стереотип мешает женщинам жить.

В настоящей главе мы проанализируем, как гендерные отличия влияют на поведение мужчин и женщин в разных социальных контекстах: в политической жизни, при проведении лабораторных экспериментов, в элитарных учебных заведениях и на Уолл-стрит.

Вспомним один любопытный исторический факт: в 1916 году, за четыре года до принятия конституционной поправки, предоставлявшей женщинам право голоса, в Конгресс США от штата Монтана впервые прошла женщина. Известной суфражистке Джанет Рэнкин повезло (собственно, за это право ей пришлось бороться много лет): она смогла выставить свою кандидатуру в родной Монтане, тогда как у женщин остальных тридцати штатов такой возможности не было.

Прошло целое столетие, но каждое избрание женщины в Конгресс мы воспринимаем как нечто особенное. В Конгрессе 112-го созыва на пятерых мужчин-конгрессменов приходилась лишь одна женщина-конгрессмен. Женщины составляют половину населения страны. Так почему же сегодня именно мужчины являются губернаторами сорока четырех штатов из пятидесяти и мэрами девяноста двух крупнейших городов из ста? Почему так мало женщин занимают выборные должности? По данным исследовательской организации Pew Research Center, большинство американцев убеждены, что виной тому гендерная дискриминация. Каждый из опрошенных сам с удовольствием проголосовал бы за женщину, но считает, что американское общество еще не готово видеть слабый пол на высоких постах.

Безусловно, дискриминация по половому признаку существует до сих пор. Консерватору Гленну Беку, известному политическому комментатору, не понравилось, как проголосовала по какому-то вопросу Мэри Лэндрю, сенатор-демократ от штата Луизиана, и телеведущий спокойно назвал ее продажной женщиной. Известный радиоведущий Майкл Сэвидж, тоже политический комментатор, называет Олимпию Сноу, сенатора-республиканца от штата Мэн, распутной женщиной. В 2011 году Хиллари Клинтон провела пресс-конференцию с премьер-министром Перу Саломоном Лернером — и что же? Единственное, что сочли нужным обсудить в СМИ, например в газете Huffington Post, — прическу государственного секретаря США.

Однако удивляет другое. Результаты многочисленных исследований в один голос свидетельствуют: когда сегодня женщины, выставляя свои кандидатуры на выборах, побеждают не реже мужчин, и на свои предвыборные кампании они собирают не меньше пожертвований, чем мужчины. По правде сказать, люди голосуют за своих избранников не по половому признаку. И демократы, и республиканцы выбирают своих представителей.

Невольно возникает вопрос: если современные женщины могут участвовать в выборах в качестве кандидатов и побеждать наравне с мужчинами, что им мешает это делать?

Вот мы и подошли к основной проблеме: женщины не популярны как политики прежде всего потому, что не хотят баллотироваться.

Современные женщины сами сделали свой выбор. Лишь единицы из них согласны принимать участие в политической борьбе, вот почему на этой арене больше мужчин. Ситуация пока не меняется, несмотря на десятки лет настойчивых попыток заинтересовать женщин участием в выборах в качестве кандидатов. Ряд организаций, таких как независимая организация Йельского университета Women’s Campaign School, обучают женщин искусству проведения предвыборных кампаний — от подбора помощников до произнесения пламенных речей во время агитационных поездок. Подобные организации есть и в Демократической, и в Республиканской партии, единственная их цель — довести женщин-кандидатов до победы. Женщины-политики, которых в свое время поддерживали такие организации, высоко ценят оказанную им помощь: сенатор-демократ от штата Нью-Йорк Кирстен Джиллибрэнд считает эти программы важным фактором своего избрания.

Тем не менее, по данным Центра американских женщин и политики при Ратгерском университете, только четыре женщины в 2012 году выдвинули свои кандидатуры на пост губернатора штата, а в 1994-м за это место вступили в борьбу тридцать четыре женщины.

Если мы попытаемся выяснить у представителей разных социальных групп: юристов, бизнесменов, общественных активистов, работников системы образования, — рассматривали ли они когда-нибудь возможность принять участие в предвыборной гонке, то разрыв между утвердительными ответами женщин и мужчин составит приблизительно 35 процентов в пользу последних.

Спрашивается, почему? Конечно, выборы представляют напряженную, изматывающую конкурентную борьбу, проходящую у всех на виду. Но что конкретно отталкивает от этого испытания сильных, смелых и талантливых женщин? Может быть, в принципе женщины менее честолюбивы, чем мужчины?

Один из ведущих американских политтехнологов Пол Бегала хорошо знает, какими по-мужски жесткими могут быть женщины-кандидаты. Он искренне восхищался Дайан Файнстайн, сенатором-демократом от штата Калифорния, когда в 1994 году участвовал в ожесточенной кампании по ее повторному избранию. Кампания оказалась крайне изнурительной, но, как вспоминал Бегала, «Дайан никогда не отступала, никогда не паниковала». Сама сенатор однажды заявила: «Бывали у меня времена и потруднее». Бегала знал, что это не пустые слова, ведь именно Дайан нашла тело убитого Харви Милка — члена городского наблюдательного совета Сан-Франциско[15].

Пол Бегала также разрабатывал стратегию предвыборной кампании сенатора-демократа от штата Калифорния Барбары Боксер во время ее переизбрания в Сенат. На опытного политического консультанта произвел сильное впечатление решительный характер женщины-сенатора, которая, ничего и никого не боясь, упорно боролась за свой пост. По его твердому убеждению, этого качества было достаточно для победы на выборах.

Известный политик-демократ Рам Эмануэль в 2006 году занимал пост председателя комитета Демократической партии по выборам в Конгресс США, и, когда ему потребовались свежие кандидаты на освободившиеся места, он обратился за помощью к политтехнологу. Пол Бегала ездил по всей стране, встречаясь с десятками представителей органов власти штатов, партийными чиновниками и разными людьми, которые привлекли в свое время внимание Эмануэля. Он искал тех, кто смог бы совершить политическое восхождение на Эверест. Но отбирались не просто люди, «одетые в штормовки, с рюкзаками за спиной», а те, кто отдавал себе отчет, что «на пути к вершине они могут замерзнуть и что многие из них погибнут». Если Бегала замечал в человеке, собиравшемся принять участие в предвыборной гонке, хоть малейшую неуверенность, то сообщал Эмануэлю, что необходимо искать другого кандидата.

«Нам требуется человек, чей огонь никогда не гаснет. Если вы делаете что-то против своей воли, лучше не начинайте. Нам нужен человек, который, просыпаясь каждое утро, повторяет: “Сегодня великий день, и я пробью любую каменную стену”». Такой человек должен быть готов — безусловно, в рамках закона — сделать все, что от него потребуется. Побеждает тот, кто добивается цели, чего бы это ему ни стоило.

Остановись мы сейчас на этой ноте, то могли бы спокойно вынести вердикт: либо женщины от природы менее амбициозны, либо менее склонны к азарту, либо их меньше волнует вопрос соперничества, либо все вместе взятое. Однако научные изыскания Сары Фултон, профессора политологии Техасского механико-сельскохозяйственного университета, переворачивают наши представления с ног на голову. В ходе исследования она разработала совершенно новый подход к анализу конкурентоспособности в гендерном контексте.

Сара Фултон поставила эксперимент, ставший научным аналогом того процесса вербовки, которым занимался Бегала. Ученый организовала опрос среди мужчин и женщин — всего 835 человек, — занимавших разные должности в законодательных органах своих штатов. Ее интересовало, кто из них рассматривает возможность выдвинуть свою кандидатуру в Конгресс США.

Избрание в законодательное собрание штата обычно рассматривается как политический трамплин, поскольку большинство представителей действуют по следующему сценарию: «Если я смог добиться своих целей здесь, значит, могу двигаться дальше». Члены законодательного собрания штата довольно быстро усваивают основное правило: все их благородные идеи и предвыборные обещания перемалываются в фарш мясорубкой законодательной деятельности. Служба в законодательном собрании штата предполагает весьма напряженный график работы. Вы ночи напролет просиживаете на заседаниях комитета, обсуждая формулировку одной строчки законопроекта, — и никто не увенчает вас ореолом славы. Для каких-то представителей это становится постоянной работой. Они проводят на сессиях бльшую часть года, рассматривают и решают личные обращения избирателей, ведут определенную законодательную работу. В некоторых штатах представители работают на условиях частичной занятости, но это всего лишь означает, что помимо обязанностей в Капитолии у них есть еще обычная работа. Ко всему перечисленному не забудем добавить неустанные заботы по поводу переизбрания на второй срок.

Если член законодательного собрания штата выдерживает один или два срока, считается, что он готов пройти испытание выборами на должность национального уровня. По существующим данным, добрая половина конгрессменов США в прошлом служили в законодательных органах штатов.

Изучив эти механизмы политической жизни, Сара Фултон приготовила для представителей два основных вопроса: какова вероятность, что вы выдвинете свою кандидатуру в Конгресс США на следующих выборах? как вы оцениваете свои шансы на победу?

Опрашиваемым не пришлось задумываться над ответами — благодаря своей ежедневной занятости в законодательных собраниях они все знали заранее. Они знали, насколько их политические взгляды отвечают взглядам избирателей. Одни уже знали, что их идеи получат широкую поддержку; другие — что останутся один на один со своим избирательным бюллетенем. И каждому из них был известен вероятный соперник в предвыборной борьбе за место в Конгрессе. Не было ни одного, кто не представлял бы бюджета своей предвыборной кампании. Они прекрасно знали, какое место занимают в политической иерархии штата и могут ли рассчитывать на своих политических соратников. Поддержка Республиканской или Демократической партии в некоторых штатах служит единственным аргументом, способным сдвинуть чашу весов в пользу кандидата.

Что показал тщательный анализ полученных ответов?

Во-первых, в Конгресс пойдут баллотироваться весьма амбициозные члены законодательных собраний. Во-вторых, мужчины из числа представителей выставят свои кандидатуры при любых обстоятельствах, даже имея всего лишь один шанс на победу. В-третьих, женщины из числа представителей собираются баллотироваться только в том случае, если у них будут блестящие шансы на победу.

Точка отсчета — когда вероятность победы приближается к 20 процентам. Это правило и диктует гендерный ландшафт выборного процесса. Вероятность успеха не дотягивает до критической точки, значит, кандидатами главным образом становятся мужчины. Вероятность успеха достигает переломного момента — и на предвыборной арене появляется больше женщин. Замечено: когда шансы на победу велики, женщины-политики принимают в предвыборной гонке даже более активное участие, чем мужчины-политики.

С полным основанием можно заключить, что в амбициозном поведении людей любые гендерные различия стираются или даже меняются на противоположные, если речь идет об убедительных шансах на победу. Мужчины вступают в игру, даже когда их преимущества невелики и даже если это граничит с глупостью. Женщины никогда так не поступают.

Однажды Пол Бегала встретился со своим приятелем. Томми Сауэрс, в то время преподававший в Вест-Пойнте[16], — легендарная личность. Он герой Иракской войны с множеством наград, армейский рейнджер и «зеленый берет»[17], награжденный двумя медалями «Бронзовая звезда», доктор политических наук Лондонской школы экономики. Он прослужил в Ираке два срока. Кроме того, в 2005 году во время первых иракских парламентских выборов Сауэрс как аналитик помогал координировать взаимодействие военных с гражданским населением.

И вот, после одиннадцати лет службы он заявляет своему другу-политтехнологу, что хочет уйти в отставку и стать кандидатом в Конгресс от Демократической партии. Вопрос был в том, в каком округе следует выдвинуть свою кандидатуру. За годы учебы в школе бизнеса при Дюкском университете, военной службы и преподавательской работы в Военной академии Сауэрс жил во многих местах, которые мог бы на законных основаниях назвать своим домом. Обсуждая тот или иной округ, оба приятеля хорошо оознавали, что от правильного решения будет зависеть результат всего мероприятия.

И все-таки Сауэрс остановил свой выбор на родном городе Ролла в штате Миссури и выдвинул свою кандидатуру от восьмого избирательного округа — округа по выборам в Конгресс США, который считался в стране самым консервативным. Здесь родился Раш Лимбо[18]. Здесь за тридцать лет не смог выиграть выборы ни один кандидат-демократ. Здесь действующий член Конгресса от восьмого округа занимал свою должность на протяжении уже семи сроков, и не было никаких оснований полагать, что он не будет переизбран и на восьмой срок.

Демократы практически не имели шансов получить в Конгрессе это место, издавна принадлежавшее республиканцам. Учитывая предстоящую ожесточенную борьбу во время промежуточных выборов 2010 года, Пол Бегала пытался убедить Сауэрса пересмотреть решение баллотироваться в Миссури. Он предлагал другу переехать туда, где будет хоть какой-то шанс на победу. «Но я так и не сумел его отговорить», — вспоминал Бегала.

Сауэрс вступил в предвыборную гонку. Некоторые утверждали, что он стал первым серьезным противником для того конгрессмена, который в течение многих лет избирался от восьмого округа. Однако, по предварительным итогам, он все равно отставал на сорок пунктов. Пол Бегала и другие члены команды Сауэрса делали все возможное, чтобы помочь своему кандидату. Кстати, в бюджете его предвыборной кампании насчитывалось уже более миллиона долларов. Но Бегала знал: ничто не сможет повлиять на результаты выборов.

Так и произошло. «Он потерпел полное поражение», — сказал Бегала.

Сауэрс получил только 29 процентов голосов.

Опытный воин, он всегда понимал, что эта битва обречена на поражение. Все складывалось против него, но Ролла был его родным городом. В нем жила его семья. Там осталось его сердце. Он предпочел проиграть здесь, чем победить где-нибудь в другом месте.

«Я не утверждаю, что мужчины не умеют мыслить стратегически, просто женщины больше учитывают соотношение затрат и выгод. Какими ни были бы шансы на победу, это не повлияет на решение мужчины принимать участие в предвыборной гонке. Женщины могут быть по-мужски выносливыми и решительными, но они тоньше чувствуют политическую конъюнктуру», — объясняет Сара Фултон.

Результаты эксперимента Фултон изменили парадигму исследований в области общественных наук. Уже недостаточно, опираясь только на голые цифры, заявлять, будто женщины реже вступают в политическую борьбу, потому что по природе своей менее склонны к соперничеству. Сейчас необходимо анализировать стратегические аспекты самого участия в противоборстве — другими словами, как потенциальные затраты и выгоды соотносятся с вероятностью успеха.

Действительно, женщины реже выходят на тропу войны — поскольку делают это только в том случае, когда знают, что у них есть приличные шансы на победу.

«Женщины мыслят стратегически и действуют очень осторожно», — рассказывает Сара Фултон.

Результаты исследования, проведенного среди выборных судей Техаса, подтвердили основные выводы Фултон. То же самое можно сказать и о судьях, которые выбираются в суд первой инстанции штата Нью-­Йорк. Если вероятность победы достаточно высока, женщины участвуют в выборах чаще, чем мужчины.

Как уже отмечалось раньше, в целом мужчины и женщины имеют равные шансы на успех. Как это согласуется с тем, что женщины так редко баллотируются в Конгресс США?

Решающим фактором мы назовем преимущество, в данном случае получение должности конгрессмена. Кандидаты, которые уже являются членами Конгресса, побеждают практически в 95 процентах случаев. Эта цифра колеблется, может опуститься на несколько пунктов в зависимости от года, но существенно не меняется. Даже в 2010 году, считавшемся крайне неудачным для действующих конгрессменов, повторно были избраны 100 процентов представителей Республиканской партии и 82 процента представителей Демократической партии. В целом год считается «неудачным», если действующие члены Конгресса побеждают в 87 процентах случаев вместо обычных 95.

«Крайне рискованно, и даже глупо, вступать в противостояние с действующим конгрессменом», — отмечает Сара Фултон.

Но мужчины — особенно такого типа, как Томми Сауэрс, — все равно будут баллотироваться, даже столкнувшись с невероятным превосходством соперника. Женщины — никогда. Они предпочтут выждать, когда что-либо не ослабит позиций действующего конгрессмена (экономическая ситуация, грязный скандал, личные обстоятельства). Еще лучше, по мнению женщин, дождаться, когда место в Конгрессе освободится, и их шансы будут составлять пятьдесят на пятьдесят. Причем время ожидания женщина обязательно использует в свою пользу, оттачивая мастерство политика и становясь таким образом еще более сильным кандидатом.

Рассмотрим другие избирательные должности, по которым шансы на победу у женщин выше, — там складывается совершенно другая ситуация. В США существует около 550 тысяч таких постов (например, количество рабочих мест для программистов — около 363 тысяч). В большинстве случаев речь идет о службе в местных органах власти, таких как муниципалитеты или школьные советы. Вероятность одержать победу в выборах на такие должности у женщин гораздо выше. Поэтому они чаще занимают именно эти посты, в частности в школьных советах женщины составляют 44 процента. Не полный паритет, но уже гораздо лучше.

Вот она — новая парадигма, о которой мы говорили. Когда женщины уверены, что у них есть шанс победить, они вступают в конкурентную борьбу так же часто или даже чаще, чем мужчины. Женщины просто отказываются тратить время впустую — на проигрыш.

«Я была удивлена тем, что женщины гораздо серьезнее мужчин взвешивают вероятность достижения успеха», — отмечает Сара Фултон.

2

Впервые в истории человечества люди разных полов начали конкурировать на равных. Теперь и мужчины и женщины идут к своим целям, которых они обычно добиваются настойчиво, отважно и страстно, одинаковым путем. Однако, как наглядно показывает исследование Сары Фултон, оказавшись на общей тропе войны, мужчина и женщина ведут себя не одинаково.

Победители теннисных турниров, студенты школ бизнеса, армейские новобранцы, участники телевизионной игры-викторины Jeopardy! и даже дети, бегающие на игровой площадке, — все эти участники самых разных событий и ситуаций соревнуются по-разному в зависимости от гендерной принадлежности. Представители разного пола иначе выбирают соперников. Они по-разному рассчитывают моменты атак и отступлений. У них разное понимание цели: одни играют, чтобы победить, другие — чтобы не проиграть. Мужчины и женщины неодинаково оценивают риск, особенно в условиях стресса. Они придают разное значение успеху и поражению — что в свою очередь оказывает существенное влияние на их решение, вступать или нет в новую борьбу. Мужчины и женщины отличаются друг от друга отношением к своему состоянию тревожности, в которое они впадают из-за постоянного сравнения себя с соперниками. Противоборство становится намного более интенсивным, когда бок о бок соревнуются представители противоположного пола. У мужчин и женщин разные контексты социальной конкуренции: первые склонны превращать в состязание любое повседневное занятие — вплоть до мытья посуды; последние находят свои сферы соперничества — у кого самые красивые туфли, самые вкусные пироги, кто самая лучшая мать. Кстати, по этой причине женщины считают, что их жизнь насыщена борьбой не меньше, а может, и больше, чем жизнь мужчин.

Исследовать тему гендерных различий — все равно что работать с легковоспламеняющимся веществом или радиоактивным материалом. Однако крайне важно понимать и детали, отличающие мужское поведение от женского в период соревнования, и нюансы отношения разных полов к конкурентной борьбе и ее результатам.

Прежде всего необходимо понять, что любое настоящее соперничество неразрывно связано с высоким риском проигрыша, поскольку чем больше приходится вкладывать в борьбу (время, деньги, душевное состояние), тем больше опасности все потерять. Женщины оценивают вероятность риска иначе, чем мужчины. Вспомним женщин-политиков.

На сей раз в качестве примера мы рассмотрим шахматные состязания. Если рейтинг шахматиста составляет 2200 пунктов и выше, то игрок получает звание национального мастера. Теоретически на таком высоком уровне не должно быть никаких различий между шахматистами мужского и женского пола. На самом деле они существуют. Ученые Стокгольмского университета проанализировали 1,4 миллиона шахматных партий, состоявшихся за одиннадцать лет. Результаты исследования показали, что элитные гроссмейстеры-женщины реже используют агрессивный дебют, чем элитные гроссмейстеры-мужчины. Женщины тщательнее обдумывают первые двадцать пять ходов: каждый раз они ищут не просто хороший, а наилучший ход. (Это приводит к нежелательным последствиям: так как в начале турнира затрачивается слишком много времени, к концу игры его катастрофически не хватает, и участницам приходится спешить.) Когда результат предсказуем, женщины реже признают ничью, стремясь довести игру до конца. Если женщин ждет верная победа, они стремятся ее получить. (Мужчинам в таком случае или становится скучно, или они решают, что завершение игры не стоит потраченного времени.)

Из результатов специального исследования нам известно, что когда участники игры-викторины Jeopardy! открывают вопрос «Ваша ставка», то, как правило, женщины ставят на кон 40 процентов заработанных денег, а мужчины — 60. Причем поставленная сумма не зависит ни от того, насколько хорошо они играли до настоящего момента, ни от того, как они собираются поступить в дальнейшем. Результаты изучения двадцати тысяч пенсионных счетов показали, что при выборе пенсионных фондов и помещении средств женщины ведут себя более осторожно. Даже среди людей, играющих на скачках, когда риск азарта особенно велик, имеют место гендерные предпочтения. Женщины, например, делают мелкие ставки, чтобы при проигрыше потери были меньше.

Правильно ли так себя вести — перестраховываться с пенсионными фондами? Осторожничать со ставками на скачках?

Ученого-экономиста Стэнфордского университета Мюриэл Нидерле еще в школьные годы интересовал вопрос, почему женщины редко занимают высшие посты в науке и бизнесе. Нидерле вспоминает, что в ее школе, где преподавали углубленный курс математики, юношей и девушек было поровну. «Но после поступления в колледж многие девочки стали изучать сравнительное литературоведение или историю искусств, тогда как парни — инженерное дело, математику, физику. Мне казалось, что в этом есть нечто странное». Возможно, девушки избегали более трудных предметов из-за их высокой конкурентности? Окончив Гарвардский университет и получив диплом доктора экономики, Нидерле решила, что было бы интересно изучить этот феномен.

Помня собственную серьезную школьную подготовку, она отобрала для своего исследования простейшие арифметические задачи начального уровня образования. Участникам дали несколько наборов двузначных чисел и попросили вычислить их суммы. По условию эксперимента, испытуемые должны были решить за пять минут как можно больше задач. Чтобы стимулировать их усилия, Нидерле платила за каждую задачу 50 центов. И мужчины, и женщины справились с заданием в равной степени хорошо, решив в среднем по десять задач, в итоге каждый заработал по пять долларов. Причем на выполнение каждой задачи участники тратили по тридцать секунд.

Попробуйте и вы решить одну из таких задач.

45 + 93 + 26 + 81 + 69 = ?

На следующем этапе в комнате остались двое мужчин и две женщины, которым предложили решить ту же самую задачу, но при условии, что победитель получает весь выигрыш. Кто решит большее количество задач, получит по два доллара за задачу. Подобно детям, работавшим на «состязательной машине» Нормана Триплетта, испытуемые Нидерле стали трудиться несколько упорнее, и в среднем каждый решил по двенадцать задач. На этом этапе эксперимента и мужчины, и женщины также одинаково хорошо справились с заданием. Правда, пока они не должны были знать, кто из них выиграл, поэтому победителю не вручили его 25 или 30 долларов. Их ждал третий раунд, в который они вошли, оставаясь в полном неведении насчет судьбы главного приза.

На третьем, последнем, этапе участникам эксперимента предоставили следующий выбор: либо получить уже заработанные деньги за каждую задачу — как в первом туре, — либо снова сыграть по принципу «победитель получает все».

Несмотря на то что в предыдущем раунде мужчины и женщины справились с заданием одинаково хорошо, теперь между ними наметился поразительный разрыв. Принять участие в очередном туре решили 73 процента мужчин, тогда как среди женщин на это согласились лишь 35 процентов.

Мюриэл Нидерле неоднократно повторяла этот эксперимент, не уставая повторять: «Разрыв очень велик, и данные говорят сами за себя». Сегодня многие ученые начали использовать ее подход.

На первый взгляд, женщины боятся конкурировать тогда, когда могут проиграть. Именно так и говорилось в почти тридцати статьях, посвященных исследованиям Нидерле. Но хотелось бы взглянуть на эти результаты с рациональной точки зрения. Вероятность победы равна один к четырем. Любой игрок может проиграть и не получить ничего. Для обычного человека самым разумным было бы не продолжать игру и получить уже заработанные деньги.

Если игроки не умеют быстро решать математические задачи и не уверены в своих способностях, им лучше не продолжать игру, да и доход был бы выше, если бы им платили за каждую решенную задачу.

Скорее всего, те 73 процента мужчин, которые хотели продолжить игру, руководствовались одним из двух мотивов.

1. Они знали, что могут проиграть, но не возражали против этого, потому что хотели, чтобы кто-то другой получил все 25 долларов.
2. Они наивно считали, что у них есть хорошие шансы на победу.

Но какое отношение участники эксперимента имеют к жителям озера Вобегон[19]? Способности 73 процентов участников мужского пола не выше среднего, следовательно, многие мужчины ошибочно верят в то, что могут выиграть.

Напротив, женщины лучше оценивают свои способности. Многие из них решают не продолжать игру, поскольку осознают, что затея обречена на провал. Считается, будто женщины по природе своей не склонны к риску. Нет, просто они предпочтут скрупулезно оценить степень опасности. Считается, будто женщины боятся соперничества или не получают от него удовольствия. Нет, просто они умеют отдавать себе отчет, что могут проиграть.

Мужчины, как правило, не осознают степень риска и слишком уверены в своих силах и знаниях. Главным образом их беспокоит, что они получат в случае победы. Поэтому, когда им предлагают принять участие в состязании, они не могут отказаться.

Мюриэл Нидерле утверждает, что даже женщины, умеющие решать математические задачи и имеющие серьезные шансы выиграть в следующем раунде, тоже не очень охотно соглашаются продолжать игру. Они проявляют даже бльшую осторожность, чем следовало бы.

Тем не менее вовлечь женщину в конкурентную борьбу не слишком трудно — для этого не потребуется слишком многого. Во время недавнего очередного исследования Нидерле повторила свой классический эксперимент среди студентов школы бизнеса. Единственное изменение, внесенное в протокол проведения опыта, состояло в том, что перед его проведением участникам предложили заполнить ону из двух коротких анкет. В одной анкете нужно было указать пол, семейное положение и количество детей. В другой содержались вопросы о профессиональных планах, например на какую зарплату они рассчитывают после окончания учебы. Те женщины, которые выбрали вопросы о семье, неохотно шли на участие в третьем раунде; те женщины, которые ответили о своем профессиональном будущем, изъявили полное желание продолжать игру. Они даже были больше готовы к соперничеству, чем мужчины из их группы.

Чтобы у женщины появилось желание вступить в борьбу, ей необходимо оказаться в нужном социальном контексте, для которого понятия конкуренции и успеха очень важны. И если женщина уже идет на открытое противостояние, она лучше мужчины приспосабливается к условиям.

В следующей части главы мы выясним, почему важно уметь подавлять свой дух соперничества — может быть, это даже важнее, чем уметь его проявлять.

3

Когда родители отправляют своего ребенка в привилегированную школу, им заранее известно, что его там ожидает: подобные учебные заведения издавна были горнилом жесткой конкуренции. Взрослых, естественно, мучают сомнения. Вдруг их чадо не будет соответствовать уровню выбранной школы? Не станет ли школьная среда слишком трудной, ведь ребенок окажется в окружении одаренных и хорошо успевающих детей? Многие родители часто задумываются, что было бы не плохо найти хорошую школу, где учились бы дети с разными способностями.

Профессор Северо-Западного университета Кирабо Джексон, исследуя ситуацию с привилегированными школами, обнаружил, что девочки справляются с напряженной обстановкой намного успешнее мальчиков. Как правило, ученицы всесторонне преуспевают в школьной среде, причем чем выше ее уровень, тем больше девочки расцветают.

С мальчиками ситуация обстоит иначе.

Первое подтверждение этому было получено в ходе исследования, которое профессор Джексон проводил в островном государстве Карибского моря Тринидад и Тобаго. Джексон собирал данные о каждом ребенке начиная с 2002 года. Почти все дети острова посещали бесплатные средние школы, работавшие на базе британской образовательной системы; школы либо были государственные, либо поддерживались государством, например религиозные. Каждая занимает свое место в рейтинге, который охватывает учебные заведения разного уровня: от престижных закрытых школ по подготовке к поступлению в университет до учебных заведений среднего специального образования. Рейтинг школ широко публикуется.

Джексон сопоставил данные одних и тех же учеников за разные годы — их экзаменационные оценки, полученные в пятом и десятом классах. Он проанализировал рейтинг школ, в которых эти дети учились на протяжении пяти лет, и пытался определить связь между успеваемостью и определенным рейтингом школы.

Когда Джексон разработал необходимые алгоритмы и проанализировал с их помощью информацию, он пришел к поразительным выводам. «Я было подумал, что, наверное, в чем-то ошибся», — рассказывал он. Затем исследователь начал все с самого начала, снова проанализировал данные, но получил те же результаты. Он обнаружил, что мальчики и девочки, посещающие привилегированные школы, получают совершенно разные оценки. «Создается впечатление, что мальчики больше теряют присутствие духа», — отметил исследователь.

В частности, у мальчиков, перешедших в самые престижные учебные заведения, ухудшились оценки по математике. Скорее всего, они лучше освоили бы предмет, если бы продолжали учиться в обычных школах. Когда Джексон проанализировал ситуацию в школах с раздельным обучением, эта тенденция оказалась еще более ярко выраженной.

Феномен очень заинтересовал Джексона: неужели мальчики справляются с конкурентной средой элитарных школ хуже девочек? Разве мальчики не более склонны к соперничеству?

Пытаясь найти ответы на свои вопросы, Джексон начал интересоваться у коллег, не замечали ли они аналогичную закономерность в своих исследованиях. Может быть, у кого-либо есть сведения, что конкурентная среда не идет на пользу именно мальчикам? И ученый начал получать из самых разных уголков мира отчеты об исследованиях.

В первом исследовании была проанализирована успеваемость студентов престижного китайского университета. Всего в эксперименте приняли участие 2134 учащихся. В китайских высших учебных заведениях студентов распределяют по общежитиям, где три-четыре человека живут в небольших комнатах на протяжении всех четырех лет обучения. Исследователи проанализировали успехи таких четверок за определенный промежуток времени и пришли к выводу, что самая преуспевающая девушка служит примером для своих соседок по комнате, которые постепенно подтягиваются до ее уровня. Однако в мужских группах самый сильный студент оказывал на своих товарищей противоположное воздействие. Создавалось впечатление, что его присутствие из года в год снижает успеваемость остальных членов группы. Вместо того чтобы вдохновлять соседей по комнате, самый сильный студент подавлял их.

Во втором исследовании британские ученые пришли к такому же выводу, проанализировав результаты тестирования одного миллиона трехсот тысяч учеников средних школ. Самые сильные мальчики, попавшие в число пяти процентов лучших учеников, оказывали негативное влияние на других ребят, получавших более низкие оценки. Мальчики, посещавшие привилегированные школы — школы, где учатся самые одаренные дети, у которых экзаменационные результаты составили от 80 до 94 процентов, — перестают учиться так же усердно, как мальчики, посещавшие школы с легкой учебной программой. Данные об успеваемости девочек такой закономерности не выявили. Напротив, им учеба в школах для одаренных детей идет только на пользу.

Третье исследование провели ученые Гарварда, Йеля и Дартмута. Совместными усилиями они проанализировали успехи детей, принявших участие в школьных лотереях, в которых разыгрывались места в чартерных школах. Если вы видели документальный фильм Waiting for Superman («В ожидании Супермена»), то знаете, что такие школы становятся спасением для многих детей из неблагополучных социальных слоев и открывают им дорогу в колледж. В основном рассматривались данные детей из бедных семей, проживающих в южных штатах США. Как вы уже догадываетесь, девочки, выигравшие лотерею и перешедшие в чартерные школы, повысили свои шансы на поступление в колледж. Однако у мальчиков, которые не выиграли лотерею (и не попали в чартерную школу, о которой мечтали), оказалось больше шансов продолжить учебу в колледже по сравнению с мальчиками, выигравшими лотерею.

Поразительные результаты! Что-то явно пошло не так у мальчиков, которые благодаря выигрышу попали в чартерные школы.

Вначале упомянутые нами ученые были крайне озадачены результатами своих изысканий — они даже усомнились в точности полученных данных. Однако, когда Кирабо Джексон провел общий сравнительный анализ всей доступной информации об учениках, он увидел, что выводы исследователей подтверждают друг друга. В разных точках мира имела место одна и та же закономерность.

Джексон вернулся к своему исследованию, проанализировал его еще более тщательно и разгадал эту странность. Успеваемость ученика привилегированной школы зависит от двух основных факторов. Во-первых, действует эффект ресурсов: прекрасные учебные программы, лучшие преподаватели, великолепные администраторы — все, что из года в год способствует улучшению работы школы. Во-вторых, эффект конкуренции, то есть образовательная среда, формируемая одаренными детьми, положительно влияет на успеваемость других учеников.

Наиболее эффективно оба фактора помогают учиться девочкам. Когда же дело касается мальчиков, факторы вступают в противоречие друг с другом и во многих случаях их эффект сводится на нет. Эффект ресурсов повышает успеваемость мальчиков. Однако эффект конкуренции приводит к тому, что слабые ученики мужского пола начинают отставать еще больше.

Джексон прокомментировал это явление следующим образом: «Факт налицо. Для мальчика особенно плохо чувствовать себя маленькой рыбкой в большом пруду. Итак, если у вас дочь, я советовал бы отправить ее в лучшую школу и окружить умнейшими ровесниками. Если у вас сын, найдите для него школу с самыми сильными учителями, но постарайтесь сделать так, чтобы ему не пришлось учиться в чрезмерно конкурентной среде».

Вспомним эксперимент, проведенный в Академии ВВС США и давший обратный результат, — когда отстающих учащихся зачислили в одну эскадрилью с лучшими курсантами.

В Академии ВВС США 82 процента курсантов — мужчины.

Парадокс этого эксперимента заключается в том, что в преимущественно мужской среде оказалась незаметна проблема, специфичная именно для учащихся мужского пола, которая и привела к провалу. Но в свете новых данных его неудача кажется практически неизбежной, поскольку более слабые мальчики не справляются с учебой, если им приходится учиться вместе с сильными ровесниками.

Так что же происходит?

Как может показаться на первый взгляд, мальчики и юноши не способны добиваться высоких результатов в конкурентной среде. Но дело не в этом. Все рассмотренные выше эксперименты ярко иллюстрируют, как устает психика человека в случае чрезмерного соперничества — когда слишком активное противостояние другим людям вынуждает его постоянно оценивать свой мир сквозь призму побед и поражений.

Поступая в привилегированные школы, девочки четко осознают вероятность того, что больше не будут принадлежать к числу самых лучших. Мальчики в большинстве случаев даже не задумываются об этом; в начале учебы в таких школах многие из них абсолютно уверены в себе и не осознают, во что ввязываются. В итоге то, что происходит с ними дальше, застает их врасплох. По мнению Джексона, тем ученикам, которые начинают отставать в учебе, трудно просить о помощи, поскольку они не хотят признавать наличие трудностей. Девочки легко обращаются за поддержкой и получают ее, что позволяет им снова повысить свою успеваемость.

Большинство соревнований рассчитаны на определенный промежуток времени — например, продолжительность матча по американскому футболу составляет шестьдесят минут. После окончания игры его участники могут расслабиться, забыть обо всем и не думать о том, как они справились со своей задачей. В привилегированных школах совсем другая ситуация. Борьба за хорошие оценки и сравнение с результатами одноклассников не прекращаются никогда. Это не игра, а жизнь с ее реальными результатами, от которых зависит будущее детей. Цель соперничества — победа, но иногда это вопрос выживания. С поражением в игре мужчины в силах справиться. Но, если день изо дня они проигрывают в жизни, такое может и добить. Они не в состоянии оградить себя от этого.

Религиовед Джеймс Карс утверждает, что конечные игры имеют начало и окончание, а их цель — победа. Между такими играми наступает период восстановления сил. Бесконечные игры никогда не оканчиваются, а поскольку победителя в них быть не может, то единственная цель — постоянное движение вперед. В бесконечных играх нет перерыва на отдых, есть только повышение и падение интенсивности конкурентной борьбы. Опыт показывает, что женщины лучше приспособлены к выживанию, чем мужчины. Они далеко не всегда беспокоятся о победах и поражениях, что позволяет им чаще добиваться успеха. Их стиль соперничества более эффективен.

Все вышеприведенные примеры взяты нами из университетской и школьной среды. Но подобная закономерность наблюдается и в тех областях жизни, которые весьма далеки от престижных учебных заведений с их напряженными программами обучения. Возьмем, например, сферу торговли, в частности офисной мебелью.

В одной крупной национальной сети магазинов по продаже офисной мебели решили проверить, будет ли стимулировать сотрудников информация о том, какое место по объему продаж занимает каждый из них в национальном рейтинге. Этот подход оказался совершенно неэффективным: на протяжении следующих двух лет те сотрудники, которые узнали свой рейтинг, продали на 26 процентов меньше товара. Однако у этого обстоятельства была одна гендерная особенность: почти все сокращение объема продаж приходилось на продавцов-мужчин, которым новый подход пришелся не по душе. Они с ним не справлялись. Мужчин устраивали старые методы работы; им грело душу, что по объему продаж в местном отделении они занимали третье или четвертое место. Но когда кто-то из них узнавал, что в национальном соревновании у него лишь 239-е место, — это действовало угнетающе. Женщин такое положение вещей почему-то не волновало. Они знали свое место в рейтинге, но не обращали на него внимания. И никакого негативного воздействия.

4

Обратимся к высказанному ранее мнению, что мужчины склонны быть слишком уверенными в себе и переоценивать свои шансы на победу. Именно по этой причине мужчины — члены законодательного собрания штата принимают решение баллотироваться в Конгресс. Женщины умеют оценивать вероятность победы, мужчинам лучше удается ее игнорировать.

Где еще в реальном мире срабатывает механизм столь предвзятого оптимистического представления? Как насчет Уолл-стрит, чьи финансовые игры целиком держатся на точной оценке рисков?

Ответ на этот вопрос вполне предсказуем: разумеется, женщины работают не хуже мужчин. Любое другое утверждение означало бы проявление сексизма.

Женщины взяли Уолл-стрит штурмом в 1980-е годы, когда инвестиционные банки начали нанимать талантливых выпускников лучших университетов и школ бизнеса. Женщины даже пытались прорваться на самые престижные и высокооплачиваемые должности. (В 2006 году фондовые аналитики Уолл-стрит зарабатывали в среднем по 590 тысяч долларов в год.)

Итак, в те 1980-е годы среди финансовых аналитиков, специализирующихся на рынке акций, женщины составляли лишь 8 процентов. Этот показатель несколько вырос в 1990-е, а в 2001 году достиг пикового значения — 20 процентов. Потом процент женщин-аналитиков снова снизился до 16. Неужели они работали недостаточно эффективно?

Мы сказали бы, что все обстояло как раз наоборот. Согласно статистическим данным, женщины — финансовые аналитики превосходили мужчин, причем с существенным отрывом. Уолл-стрит — этот величайший финансовый рынок — на самом деле оказалась неэффективным рынком труда, поскольку движется совершенно не в том направлении.

Алок Кумар из школы бизнеса Мак-Комба Техасского университета начал изучать вопрос гендерных различий в сфере финансового прогнозирования после того, как однажды прочитал отчет об исследованиях: кто из финансовых директоров, мужчины или женщины, максимально увеличивает акционерную стоимость. Результаты свидетельствовали в пользу женщин. Правда, чтобы этот вывод принять как неоспоримый, данных было недостаточно. В поисках большего объема информации Кумар обратился к базе данных Оценочной системы институциональных брокеров (Institutional Brokers Estimate System —IBES). В ней имелись прогнозы доходности акций, сделанные каждым фондовым аналитиком Уолл-стрит за период с мая 1983 года по июнь 2006 года (всего 2 856 198 прогнозов, сделанных 18 292 аналитиками по 21 107 акциям). Это были не рекомендации на уровне «покупать или продавать», а прогнозы чистой прибыли в расчете на акцию, которую каждая компания должна была получить в будущем квартале. Женщины сделали 16 процентов от общего количества всех прогнозов.

Кумар обнаружил, что женщины-аналитики как специалисты превосходят мужчин. Во-первых, их прогнозы оказались на 7,3 процента точнее. Во-вторых, они в меньшей степени поддаются стадному инстинкту, то есть не стараются приближать свои прогнозы к средним отраслевым показателям, чтобы прогнозы не выглядели спорными и не выделялись на общем фоне. В-третьих, женщины-аналитики не пересматривают своих оценок, как поступают все остальные аналитики Уолл-стрит. В целом женщины делают более смелые прогнозы, чем мужчины. И делают они это несмотря на то, что у них меньше исторического опыта в данной сфере.

Многие финансовые аналитики Уолл-стрит до 2000 года при составлении прогнозов использовали данные о доходности акций, полученные от финансовых директоров компаний. У самых изворотливых были в компаниях свои источники информации. Все закончилось в тот момент, когда Комиссия по ценным бумагам и биржам приняла «Положение о справедливом раскрытии информации». Кроме того, в 2003 году было принято глобальное решение, запрещающее финансовым аналитикам даже разговаривать с инвестиционными банкирами в их компаниях без присутствия сотрудника службы контроля. Кумар проанализировал сотни тысяч финансовых оценок, сделанных после введения этих правил. Его выводы оказались в равной степени верными применительно к ситуации, которая сложилась как до, так и после изменений в нормативных актах. Он убедился, что женщины превосходят мужчин не только в тех отраслях, в которых они составляют бльшую часть аналитиков, — например, в такой отрасли, как швейная промышленность, женщины составили 40 процентов прогнозов. Как правило, акции распределяются по категориям по сорока восьми разным отраслям, из которых мужчины-аналитики превзошли женщин только в пятнадцати. Женщины-аналитики превзошли мужчин в тридцати трех отраслях.

Вопрос, ответ на который искал Кумар, несколько изменился. Если женщины делают более точные финансовые прогнозы, осознаёт ли это рынок?

Журнал Institutional Investor с 1970-х годов начал публиковать рейтинг финансовых аналитиков All-America Research Team, объявляя некоторых фондовых аналитиков «звездами». Список «звезд» со временем вырос: в настоящее время такой статус каждый год получают более трехсот специалистов. Лучшие финансовые аналитики, вошедшие в 2006 году в этот список, получали в среднем по 1,4 миллиона долларов в год. Кумар пришел к выводу, что Institutional Investor признаёт способности женщин. В списке всех «звезд» женщины-аналитики составляют более высокий процент, чем в целом на рынке, причем их результаты — самые лучшие.

Тем не менее признание высокой эффективности женщин-аналитиков не пошло дальше этого. Все восхищались женщинами — рок-звездами, но Уолл-стрит отказывалась признать, что женщина-аналитик даже среднего уровня работает не хуже мужчины-аналитика из списка «звезд».

Далее Кумар провел еще более сложное исследование, в ходе которого проанализировал, как движется рынок после того, как фондовый аналитик пересматривает свои прогнозы относительно доходности акций. В целом курс акций действительно чаще движется в новом направлении, а это говорит о том, что Уолл-стрит доверяет мнению женщин-аналитиков больше, чем мнению мужчин-аналитиков.

Следовательно, если женщины работают лучше и финансовый рынок втайне знает об этом, почему женщины составляют только 16 процентов от общего количества аналитиков Уолл-стрит? Потому что на самом деле Уолл-стрит представляет собой неэффективный рынок труда. Финансовые институты довольно редко нанимают женщин — только лучшим из них удается получить там работу. Между тем на Уолл-стрит нанимают много мужчин — часто не самых лучших специалистов, и им платят сотни тысяч долларов за работу, с которой они не справляются.

С тех пор как в 2010 году Алок Кумар опубликовал свои результаты, аналогичные исследования были проведены в Европе. В частности, ученые проанализировали рекомендации «продавать или покупать». Кстати, если женщина говорит вам, что нужно продать акции, — прислушайтесь к ее совету. Кроме того, в ходе исследований было рассмотрено, сколько женщин входит в состав аудиторских комитетов и каким образом их включают в состав совета директоров компаний. Общая закономерность такова: мужчины склоняют компанию к большему риску, тогда как женщины делают более точные прогнозы и лучше умеют ограждать компанию от проблем.

Порой бывает трудно определить, насколько хороши те или иные тенденции. Оградить компанию, особенно крупную, от неприятностей — это хорошо, но риск является неотъемлемой частью предпринимательства.

Остается открытым вопрос: приносит ли женщинам пользу расчет возможного риска? Разумеется, принимая решение о целесообразности участия в конкурентной борьбе, степень риска пытаются определить как мужчины, так и женщины. Разница только в том, что женщины фокусируют внимание на вероятности победы, а мужчины — на том, что принесет им эта победа.

Исследователи пришли к выводу: чем больше человек сосредоточен на своих шансах на победу, тем ниже вероятность, что он станет за нее бороться. Люди, играющие в лотерею, не взвешивают вероятность выигрыша: составляет ли он один шанс на миллионы — вместо этого они предполагают, что смогут выиграть миллионы. Сценаристы меньше всего задумываются об ужасных перспективах своей профессии, ведь за год продюсеры покупают только один из трехсот шестидесяти трех зарегистрированных сценариев, — нет, они надеются, что увидят свою историю на экране.

Люди, вышедшие на площадь Тахрир, решили действовать не потому, что верили в возможность успеха; их наградой была свобода, к которой они стремились.

Возможно, нашему миру необходимо больше таких, как Томми Сау­эрс. Пусть его предвыборная гонка закончилась поражением, но его шансы на успех выглядели не лучше, чем у Стива Джобса, добившегося успеха. Миру нужны аутсайдеры, нужны неудачники, которые вступают в напряженную борьбу и стараются использовать свой единственный шанс на победу. Если они полагались бы на вероятность удачи, то никогда не ввязались бы в драку.

Одна из любимых сцен Пола Бегалы — из фильма «Тупой и еще тупее». Герой, которого играет Джим Керри, спрашивает у героини Лорен Холли, каковы шансы на то, что у них будет роман.

— Не очень велики.

— Не очень велики? Скажем, один из ста?

— Скорее... один из миллиона.

Керри немного задумался, а затем кричит от восторга: «Так ты говоришь, что шанс есть!»

«Мне нравятся люди, которым нужна одна попытка на миллион. Вот кто мне нужен», — говорит Бегала.

Если нам действительно необходимо больше мужчин и женщин, готовых использовать свой шанс, у нас остается еще один вопрос: что делает людей более склонными к соперничеству? Какие факторы, сформировавшиеся еще в начале их жизни, помогают им побеждать и проигрывать, побуждают принимать дерзкий вызов, а также что не дает им сдаваться, когда они начинают проигрывать? В следующей главе мы попытаемся найти ответы на эти вопросы и проанализируем некоторые базовые механизмы, которые либо разжигают, либо гасят пламя соперничества.

Глава шестая

Бой на подушках — событие огромного масштаба

1

Роман «Повелитель мух», увидевший свет в сентябре 1954 года[20], произвел на всех ошеломительное впечатление. В какой-то момент читатель находит утешение в мысли, что не было никакого острова, не было жутких детей, а самое главное, никто в лесу не истязал несчастного мальчику Хрюшу — все это вымысел, просто художественное произведение.

Однако всего за три месяца до публикации романа в американском национальном парке «Пещера разбойника» (Robbers Cave) разыгралась реальная версия драмы, созданной Уильямом Голдингом. В трех часах езды от Оклахома-Сити мальчик по прозвищу Толстяк, защищая свой маленький уголок леса, вступил в недетскую борьбу.

Лето Толстяка началось не так драматично, как у героев Голдинга, оказавшихся в результате авиакатастрофы на необитаемом острове. Нашего героя вместе с другими двенадцатью мальчиками привезли на автобусе в национальный парк, где для них разбили летний лагерь. Прежде не знакомые друг с другом одиннадцатилетние мальчики быстро нашли общий язык. Взрослые предоставили им полную свободу действий, и дети самостоятельно налаживали дружеские отношения.

Несколько ребят сразу затосковали по родителям и покинули лагерь. Оставшиеся, вспомнив дом родной, пустили три слезинки и стали осваиваться. Мальчики прекрасно проводили время. Лагерь стоил тех денег (25 долларов с носа), которые заплатили их родители: дети ходили в ночные походы, занимались спортом, готовили сами себе еду, плавали на каноэ, исследовали пещеры — побывали даже в той, где прятался в свое время легендарный разбойник Джесси Джеймс. Правда, наслаждаясь свободой, ребята совсем не догадывались — поскольку от них это тщательно скрывали, — что на самом деле они не более чем лабораторные подопытные кролики, участники одного из самых изощренных психологических экспериментов, которые когда-либо проводились.

В распоряжении детей были и удобное помещение, и вода, и хорошие полуфабрикаты, и спортивные площадки — то есть в лагере буквально все было продумано и искусно обустроено для самостоятельной жизни ребят. А взрослые только собирались вести наблюдения, как незнакомые ранее мальчики, предоставленные сами себе, объединяются в группы и как эти группы начнут враждовать между собой. Исследователи, проводившие эксперимент, взяли на себя роль работников лагеря — например, воспитателями стали аспиранты кафедры психологии, а сторожем служил профессор Оклахомского университета. Такая должность была выбрана им не случайно, а для того, чтобы иметь возможность изучать развитие событий. Этим профессором был один из отцов социальной психологии Музафер Шериф, задумавший и осуществивший данный эксперимент.

Прошло немного времени; мальчики становились довольно сплоченной командой и сами себя называли «орлы». Но в один прекрасный день им стало известно, что в лагере они не одни: поблизости расположилась еще одна группа, называвшая себя «гремучие змеи». А на следующий день «орлы» случайно выяснили, что в их бейсбольном матче примут участие «гремучие змеи». Один из «орлов», Уилсон, тут же начал извергать в адрес незнакомых сверстников грязные расовые оскорбления, хотя никогда в жизни их не видел.

Даже после того как дети встретились лицом к лицу, они продолжали унижать друг друга на расовой почве, что было особенно странно, поскольку все обитатели лагеря были отобраны с определенным условием — люди белой расы из однородной социальной среды, с одинаковым воспитанием и образованием, из стабильных семей среднего класса. «Гремучие змеи» прозвали Уилсона Толстяком. Это сразу повысило его статус среди родных «орлов», которые, как мы поняли, ничего кроме враждебности и подозрительности к «гремучим змеям» не испытывали. В своей группе Уилсон стал самым влиятельным лидером.

Шериф решил подтолкнуть развитие событий, чтобы зарождающаяся ненависть обрела четкие антагонистические черты, и для детей организовали турнир, включавший перетягивание каната, установку палаток, спортивные игры и охоту за сокровищами. На самом деле не было никакой необходимости что-либо форсировать и искусственно провоцировать, так как стычки между группами легко вспыхивали сами по себе.

Через несколько дней ситуация начала выходить из-под контроля. «Орлы» украли и сожгли флаг противника. В общей столовой каждый прием еды превращался в побоище, причем отнюдь не шуточное. Противоборствующие стороны по-настоящему старались причинить друг другу боль, поэтому заранее запасались камнями, которые и швыряли вместе с продуктами. Толстяк с соратниками продумывал каждый следующий шаг. Члены враждующих групп совершали набеги на помещения противной стороны, воровали личные вещи и громили все вокруг. Словесные препирательства быстро перерастали в потасовки. Все это не могло продолжаться дальше, и исследователи, решив не доводить ситуацию до членовредительства, ради безопасности детей развели «орлов» и «гремучих змей» по разным территориям.

Через какое-то время пришла пора возвращаться домой. «Орлы» и «гремучие змеи» расселись по автобусам... и оказывается, все разногласия оставлены позади. Мальчики, независимо от принадлежности к той или другой группе, сидели вместе, шутили и смеялись. Толстяк так ко всем привязался, что не хотел расставаться и даже требовал, чтобы их оставили в лагере. Дух товарищества просто был разлит в воздухе.

Что произошло с того момента, как мы оставили «орлов» и «гремучих змей», готовых ежеминутно биться не на жизнь, а на смерть, — когда их наставникам пришлось расселить детей подальше друг от друга?

Противостояние двух групп, которое особенно обострилось во время организованного в лагере состязания, возникло по понятной причине: среди детей так и не выявился победитель. У каждой группы был реальный шанс выиграть. Естественно, мальчики не знали, что ситуация «равных условий» была заранее спланирована Музафером Шерифом, чтобы они, обозленные и раздосадованные, упорно добивались победы над соперником.

Следующий этап эксперимента наступил в момент завершения турнира. В лагере «неожиданно» выходит из строя система водоснабжения, и детям из обеих групп приходится сообща чинить большой бак для воды. Еще через пару дней один из грузовиков, перевозивших группу детей к месту состязания, «внезапно» застревает на дороге, и мальчики, снова все вместе, решают, как его вытащить. Задача была не из легких, но ребята нашли выход из положения и вытянули грузовик с помощью каната для перетягивания. Затем, осмотрев машину, они пришли к согласию, что она сломана и ее придется переправить в ремонтную мастерскую — а это означало, что и «орлам» и «гремучим змеям» придется возвращаться назад вместе, на одном грузовике. Далее произошло еще одно событие: лагерь «почему-то» не располагал нужными деньгами, чтобы показать детям кино, — тогда мальчики, подсчитав, сколько может внести каждый, собрали недостающую сумму и сами выбрали фильм для просмотра. Кино, конечно, смотрели все вместе.

Постепенно совместная работа, направленная на общее благосостояние всего лагеря, стала важнее групповой принадлежности. Противоречия и возникающие между мальчиками отдельные конфликты уже не перерастали в непримиримую вражду — ее место заняли здоровая конкуренция и дух товарищества. «Орлы» и «гремучие змеи» стали с уважением относиться друг к другу.

Все с самого начала развивалось именно так, как и задумывалось исследователями. События, сплотившие детей и буквально толкнувшие их на путь сотрудничества, были запланированы и проиграны столь же тщательно, сколь и те ситуации, которые вынуждали мальчиков вести себя как кошка с собакой.

Когда Музафер Шериф проводил свой эксперимент в «Пещере разбойника», еще оставались свежи воспоминания о Второй мировой войне, еще едва успели просохнуть чернила на Соглашении о перемирии, положившем конец войне в Корее, а на юге страны только начало поднимать голову движение за гражданские права чернокожих. Зная исторический контекст, мы понимаем, почему общественное внимание сконцентрировалось на первом этапе эксперимента, ведь его итоги подтвердили самые худшие опасения. Люди — даже маленькие дети — демонстрировали исключительную склонность к образованию кланов. Чтобы кланы развязали войну между собой, достаточно было только знать о существовании друг друга.

Но точка зрения профессора Музафера Шерифа отличалась от мировоззрения писателя Уильяма Голдинга. По мнению ученого, его исследование — не только мрачное предостережение обществу, лишающее людей всяческой надежды. Безусловно, Шериф знал (и доказал это), что человеческим группировкам свойственна естественная склонность к конфронтации. И хотя эксперимент в «Пещере разбойника» ярко иллюстрирует, как легко вспыхивает агрессия в естественных, пусть даже очень благополучных, условиях, — его конечный результат свидетельствует, что именно социальная среда формирует и направляет характер соперничества. Эксперимент Шерифа звучит как напоминание всем нам, что неслучайно человечество придумывает и постоянно вводит новые правила для любого рода состязаний. Эти нормы призваны сдерживать недоброжелательное поведение и устанавливать границы, необходимые для человеческого общежития.

Исследование Шерифа очень выразительно доказывает — и в этом его истинная ценность — реальную возможность примирения враждующих сторон. Дети на собственном опыте понимают, как совместный труд ради жизненно важных целей останавливает любую агрессию и сплачивает людей.

2

Конечно, мальчики не растут в такой среде, которая была искусственно создана в национальном парке «Пещера разбойника», но, по сути, мужчины, как правило, бльшую часть своей жизни связаны с разными группами.

Женщины, напротив, больше времени проводят в парах.

Возможно, именно эта социальная закономерность объясняет гендерные различия, проявляющиеся в условиях соперничества. Принадлежность к группе может стать причиной того, почему мужчины — чаще и больше конкурирующие — меньше обеспокоены результатами. Привычка к парным отношениям может обусловливать то, что женщины ведут себя чрезвычайно рассудительно и что им необходимо быть уверенными в победе еще до начала борьбы. Эти две социальные модели помогают объяснить, почему мужчины беспечно идут на риск, а женщины его избегают.

Биолог-эволюционист Гарвардского университета Джойс Бененсон выдвинула предположение, что эта гендерная особенность берет начало еще в первобытную эпоху — времена охотников и собирателей. Мужчины сплачивались, чтобы охотиться, совершать набеги, чтобы выжить, в конце концов; для этого им было необходимо быстро налаживать взаимоотношения в группе. Джойс Бененсон убеждена, что в процессе естественного отбора у мужчин выработались определенные биологические качества, которые облегчают им членство в группе, тогда как женщины испытывают естественную склонность к формированию парных отношений.

Даже полугодовалые младенцы-мальчики тянутся к картинкам, где изображены группы, а не пары или отдельные люди, звери, предметы; у младенцев-девочек такого предпочтения не наблюдается. В ходе наблюдений за детьми дошкольного возраста было установлено, что девочки в два раза чаще занимаются чем-то вдвоем, чем мальчики, а мальчики в два раза чаще играют группами. Исследователи считают предопределенным, что примерно к пяти-шести годам мальчики объединяются в группы минимум из трех человек. Во время эксперимента, в ходе которого дети находились в игровой комнате и могли взаимодействовать друг с другом любым способом, шестилетние мальчики проводили 74 процента времени, занимаясь скоординированной групповой деятельностью; девочки уделяли игре в группах только 16 процентов времени. Девочки больше играли парами, а их взаимодействие в рамках диад продолжалось в два раза дольше, чем в парах мальчиков.

Объединившись в группу, мальчики начинают устраивать драки за статус самого лучшего. Девочки играют в игры, в которых они должны выполнять те или иные действия по очереди. Когда дети становятся взрослыми, работает тот же механизм: мужчины собираются в группы, а женщины находят себе пару.

Групповая дружба формируется, как правило, на базе общих интересов или общей деятельности; во многих случаях это бывает игра или любое другое занятие, которое сопровождается соперничеством. Независимо от особенностей группы у нее есть коллективная идентичность, благодаря которой у всех членов группы возникает ощущение единой цели.

Группы редко бывают союзом равных. Предполагается, что в группу должны входить люди с разным опытом, способностями и ресурсами. Во многих случаях именно в этом и заключается самая сильная ее сторона. Следовательно, если все члены группы разделяют общую цель, им нет необходимости приспосабливаться к групповой динамике какими-то другими способами. Вместо этого каждый может взять на себя определенную роль в иерархии (например, Том играет в классе роль шутника, Джордж — роль организатора). На самом деле это поддерживает в каждом члене группы ощущение индивидуализма. «Если только вы чувствуете, что можете предложить нечто уникальное... Если мальчик чувствует, что есть нечто такое, за что его оценят [в группе], он займет в ней свое место», — говорит Джойс Бененсон.

Сложившаяся в группе иерархия время от времени ставится под вопрос, что можно только приветствовать, поскольку это способствует развитию ее членов. Вы всегда были самым слабым игроком во время игры в покер, но работаете над новой стратегией, которая может сделать вас лучшим игроком.

Естественный стиль общения в группах — самовосхваление. Члены группы, чтобы их услышали, должны заявлять о себе довольно громко. Для привлечения внимания других членов группы следует вести себя даже вызывающе.

Способность членов группы действовать сообща не обусловлена полным согласием между ними. Напротив, в этих рамках люди имеют возможность спорить друг с другом. В разговоре между двумя людьми даже малейшее расхождение во мнениях может быть воспринято как угроза. Члены группы имеют возможность выдвигать конкурирующие идеи, не вступая при этом в конфронтацию.

Если между членами группы назревает конфликт, его может разрешить нейтральный посредник («Я знаю, сейчас Стив тебе невыносим, но это не меняет того, что все мы здесь собрались для игры в баскетбол, так что прекрати ныть и бросай мяч»). Кроме того, конфликтующие стороны могут сместить фокус внимания на других товарищей, пока напряженность не исчезнет. Члены группы всегда должны помнить, что их сообщество представляет собой ценность как единое целое, а также что у них есть цель, которая важнее любого отдельно взятого соревнования.

И последнее, в группах действительно поощряется конкуренция в текущих делах, и в рамках этого дружеского соперничества проигрыш не имеет никакого значения. По мнению Джойс Бененсон, даже если вы все испортите, группа все равно будет воспринимать вас как своего ценного члена. Группа понимает ваш вклад в ее успех и ценит ваше присутствие.

В определенный момент участие в группе учит нас, как соревноваться, а затем — либо после победы, либо после поражения — как двигаться дальше.

Сопоставим групповые уроки с тем, чему могут научить дружеские отношения в парах.

Дружба, которая формируется между членами диады, не преследует целей бльших, чем высокая ценность самой дружбы. В группах приветствуются индивидуальные особенности каждого участника, тогда как в парах более важную роль играет поиск общих ценностей и нивелирование различий. Друзья должны быть равными друг другу.

Успех пар зависит от сопереживания и взаимных чувств. Во время лабораторных экспериментов обмен мнениями между членами диады носит менее конфронтационный характер. Даже незнакомцы, которых объединяют в пары, не выражают противоположных мнений; напротив, они пытаются достичь согласия.

Отношения между членами диады основаны на принципе равенства, пара не приемлет иерархии ни в какой форме. Предполагается, что в такой паре обе девочки должны вносить равный вклад в отношения. Нарушить это правило — значит оскорбить чувства другой стороны («Я всегда готова тебе помочь, а ты мне — нет. Разве это можно назвать дружбой? Мне кажется, будто меня используют»). В действительности женщины больше склонны критиковать подруг, которых они считали заслуживающими доверия, — даже после единственного случая демонстрации вероломства.

Поскольку у пар нет крупных целей или нейтральных посредников, которые помогли бы взять н себя возникающие споры, отношения между двумя обычно более уязвимы, чем отношения в группе, поэтому диады имеют гораздо меньше шансов на длительное существование.