Убегай! Кобен Харлан
Прошел месяц.
Раненому Саймону потребовались три операции, восемнадцать дней лечения в той же больнице, где лежала Ингрид, несколько капельниц с морфием и две недели (по сей день) физиотерапии. Он перенес много боли, травмы были серьезные, и, возможно, – странная параллель с Еленой Рамирес – до конца своих дней он будет прихрамывать или даже ходить с тростью, но раны оказались не смертельными.
Корнелиус отделался вывихом лодыжки и несколькими синяками. Рокко с Лютером были убиты в перестрелке. Как и наемный убийца по имени Эшли Девис – Эш. Его юная напарница, сектантка Диана Лахой (Ди Ди), головой вперед упала на асфальт и раскроила череп. Пока она находится в бессознательном состоянии, и все указывало на то, что в сознание уже не придет.
Детектив Айзек Фагбенл пытался все это объяснить Саймону, хотя для того, чтобы разобраться в этом деле, представителям правоохранительных органов самых разных рангов потребовалось время. Речь шла о секте под названием «Прибежище Истины», о тайных усыновлениях и заказных убийствах.
Но подробности этого дела были за гранью понимания.
Дело усложнялось тем, что главарь секты «Прибежище Истины» Каспер Вартадж умер в своей постели. Двое его сыновей заявили о своей полной невиновности, на суде их защищали адвокаты высочайшего класса. Возможно, заявляли адвокаты, Каспер Вартадж что-то такое и совершил – что именно, неизвестно, – но теперь он мертв, а сыновья его ничего об этом не знают.
– Мы их еще достанем, – сказал Саймону Фагбенл.
Но Саймон в этом не был так уверен. Двое убийц, которые могли дать лучшие показания о преступлениях двух сыновей Вартаджа, теперь уже никогда ничего не скажут. Больше всего в полиции надеялись на женщину, которая спасла Саймону жизнь и которая называла себя матерью Адионой. Но настоящего ее имени так и не смогли узнать. Слишком долго она состояла в секте. И задерживать ее тоже не было оснований. Она не совершила никакого преступления и, кроме того, возможно, спасла Саймону жизнь.
Были, конечно, и другие материалы. Полиция пришла к заключению, что Эш и Ди Ди убили Елену Рамирес, когда та узнала про незаконные усыновления. Существовала запись с камеры видеонаблюдения, как возле «Крэкер баррель олд кантри» она садится в машину, за рулем которой сидит Ди Ди Лахой. Было установлено, что ее отвезли в один пустующий дачный домик и там убили, но тела ее пока не нашли. Потом убийцы просмотрели сообщения у нее в телефоне и, увидев послания от Саймона, поняли, что его тоже надо заставить молчать. Были еще материалы о том, как сводные браться, включая Аарона Корвала, нашли друг друга, как они поклялись держать свои отношения в тайне, пока не найдут отца, как один из них, по имени Генри Торп, нашел и свою мать, которая прежде состояла в секте, но потом взбунтовалась и выдала Вартаджей.
Но о Пейдж не было ничего нового.
На пятый день пребывания в больнице, вечером, когда Саймон испытывал сильные боли и держался только на морфине, он очнулся и словно в полусне увидел, что у его постели сидит мать Адиона.
– Они убивали всех сыновей, – сказала она.
Саймон это знал, хотя мотивы ему были не ясны. Может быть, секта пыталась скрыть следы своего прошлого преступления, торговли детьми. Может быть, эти убийства были частью какого-то зловещего ритуала или пророчества. Похоже, никто этого не знает.
– Я верую в Истину, мистер Грин. Она поддерживает меня. Почти всю свою жизнь я служила ей. Я родила сына, и Истинный сказал мне, что этот мальчик станет одним из следующих наших лидеров. Я воспитывала его как будущего лидера. Потом я родила еще одного сына, и Истинный сказал, что этот сын не сможет остаться с нами, и я отпустила его, несмотря на то что знала: больше своего мальчика я никогда не увижу.
Саймон смотрел на нее сквозь туманную пелену, вызванную действием обезболивающего.
– Но в прошлом году я захотела узнать, что стало с моим сыном, и вышла на сайт ДНК. Достаточно безобидный поступок. Узнать хоть что-нибудь о собственном сыне. Совсем немного. И знаете, что я обнаружила?
Саймон помотал головой.
– Мой сын носит имя Натана Брэннона. Его воспитали Хью и Мария Брэннон, школьные учителя из города Таллахасси в штате Флорида. Он женился на девушке, которую полюбил еще в школе, и у них трое сыновей: старшему десять лет, и еще два шестилетних близнеца. Сейчас он тоже школьный учитель, преподает в пятом классе, и, судя по всему, он хороший человек.
Саймон попытался сесть в постели, но лекарства его обессилили.
– Он захотел со мной встретиться. Я имею в виду, мой сын. Но я отказалась. Можете себе представить, как это было трудно, мистер Грин?
Саймон покачал головой.
– Нет, не могу, – через силу выговорил он.
– Понимаете, мне достаточно знать, что мой сын счастлив. Это должно было случиться. Именно этого желал для него тот, чье имя – Истинный.
Саймон подвинул свою руку поближе к ее руке. Старая женщина взяла ее. Они сидели в темноте, а где-то в дальних помещениях больницы шелестела музыка.
– А потом я узнала, что моего мальчика хотят убить. – Она наконец опустила глаза и встретилась с ним взглядом. – Я всю жизнь прожила, склонив спину ради своей веры. Но это… если согнешься чересчур низко, можешь сломаться. Вы меня понимаете?
– Конечно.
– Поэтому я должна была остановить их. Я зла никому не хотела. Просто у меня не было выбора.
– Спасибо вам, – сказал Саймон.
– Мне уже пора возвращаться.
– Куда?
– В Прибежище Истины. Это все еще мой дом.
Мать Адиона встала и направилась к двери.
– Прошу вас, – сказал Саймон и судорожно сглотнул. – Моя дочь… Она ведь встречалась с одним из этих сыновей.
– Я слышала об этом.
– Она пропала.
– И об этом тоже слышала.
– Прошу вас, помогите, – сказал Саймон. – У вас ведь тоже есть дети. Вы должны понять меня.
– Я понимаю. – Мать Адиона открыла дверь. – Но больше я ничего не знаю.
И она ушла.
Через неделю Саймон стал умолять Фагбенла позволить ему посмотреть папки дела. Фагбенл, вероятно из жалости, уступил.
Ингрид, похоже, становилось лучше, так что здесь появился просвет. Вопреки тому, что показывают по телевизору, из комы выходят не сразу. Этот процесс протекает примерно так: два шага вперед, один назад. Ингрид пришла в сознание, они даже разговаривали два раза, но совсем недолго. В обоих случаях сознание ее было совершенно ясным, и это вселяло светлые надежды. Но с тех пор прошло уже больше недели – и никаких улучшений.
С того самого дня, как Саймон был ранен, он продолжал свои поиски, потому что главный вопрос оставался без ответа.
Где же Пейдж?
Дни шли за днями, складывались в недели, а ответа так и не было.
Так прошел месяц.
Через месяц после ранения Саймон наконец вполне поправился. Он поехал на автовокзал Порт-Аторити и сел в автобус до Буффало. Все семь часов поездки Саймон бездумно смотрел в окно в тщетной надежде, что его осенит светлая мысль.
Ни единого проблеска.
По приезду он два часа бродил вокруг автобусной станции. Саймон был уверен, что, если он просто несколько раз обойдет это здание, ему явится какая-нибудь подсказка, попадется на глаза какой-нибудь след.
Но – нет, ничего.
Совершенно разбитый – вероятно, сказалась долгая и быстрая езда, – Саймон снова залез в автобус, откинулся на спинку кресла и проделал семичасовой путь обратно.
И снова он всю дорогу таращился в окно.
И снова ни единого проблеска.
Было уже почти два часа ночи, когда автобус остановился в Порт-Аторити. Саймон спустился в подземку и поехал в больницу. Хотя Ингрид все еще была без сознания, ее уже перевели из палаты интенсивной терапии в отдельную. В ней поставили еще одну койку, чтобы он мог спать рядом с женой. Иногда по вечерам Саймону казалось, что Аня и Сэм нуждаются в нем дома. Но большинство вечеров, как и этот, он возвращался в Вашингтон-Хайтс, целовал жену в лоб и ложился спать рядом, на свою койку.
Впрочем, этим вечером, ровно через месяц после той злосчастной перестрелки, явившись в палату к Ингрид, Саймон обнаружил, что в ней есть кто-то еще.
Свет был погашен, поэтому он видел лишь силуэт женщины, сидящей у кровати Ингрид.
Саймон застыл на месте. Глаза его широко раскрылись. Обе руки Саймон прижал к губам, но не смог до конца заглушить крик. Колени его подогнулись.
И в этот момент Пейдж повернулась к нему и сказала:
– Папа?
И Саймон разрыдался.
Глава тридцать девятая
Пейдж помогла отцу добраться до стула и сесть.
– Остаться я не смогу, – сказала Пейдж, – но прошел уже месяц.
Саймон все никак не мог взять себя в руки и успокоиться.
– Месяц? – не понял он.
– Без наркотиков.
Так оно и есть. Он видел это собственными глазами. Сердце его подпрыгнуло. Его дитя… Она так исхудала, лицо бледное и изможденное, но взгляд спокойный и ясный, и… Снова на глаза его навернулись слезы, на этот раз слезы радости, но он сдержал их.
– Я еще не вполне здорова, – предупредила она. – Может быть, и не стану здоровой. Но мне гораздо лучше.
– Значит, все это время…
– Я ведь ничего не знала о том, что тут происходит. Там запрещено пользоваться телефоном и прочей электроникой. Запрещено общаться с родственниками, друзьями и вообще с внешним миром. Таковы правила. Целый месяц ничего такого нельзя. Понимаешь, папа, это был мой последний шанс. Единственный.
Саймон просто онемел.
– Мне надо вернуться в клинику. Ты должен понять. Я еще не готова жить в реальном мире. Мне разрешили выйти на двадцать четыре часа, и то лишь из-за крайней необходимости. Мне нужно вернуться. Даже за это короткое время здесь я чувствую, как меня все сильнее тянет…
– Возвращайся, конечно, – сказал Саймон. – Я тебя отвезу.
Пейдж снова повернулась к матери:
– Это все из-за меня.
– Нет, – откликнулся Саймон. – Ты не должна так думать.
Саймон подвинулся к ней поближе. Какая же она хрупкая, она все еще чертовски хрупкая, и теперь его охватила тревога: что, если Пейдж станет осуждать себя, возьмет на себя вину за случившееся? Вдруг это чувство заставит ее снова погрузиться в мир наркотических грез?
– Ты ни в чем не виновата, – сказал он. – Никто тебя ни в чем не винит, и меньше всего мы с матерью. Договорились?
Она кивнула, но как-то неуверенно.
– Пейдж…
– Да, папа.
– Ты не хочешь рассказать мне, что произошло?
– Когда я вернулась в комнату и увидела мертвого Аарона… я скрылась. Я думала… Мне казалось, полиция решит, что это я его убила. Это было ужасно… что с ним сделали, но какая-то часть меня… не знаю… Аарона больше нет. Наконец его нет со мной. И какая-то часть меня почувствовала себя свободной. Понимаешь?
Саймон кивнул.
– И тогда я обратилась в клинику.
– А откуда ты про нее узнала? – спросил он.
Она сощурилась и отвернулась.
– Пейдж!
– Я и раньше бывала там, – сказала она.
– Когда?
– Помнишь, когда ты увидел меня в Центральном парке?
– Конечно.
– Вот перед этим я и была в той клинике.
– Погоди… когда?
– Прямо перед нашей встречей. Хотела избавиться от зависимости. И все шло хорошо. По крайней мере, мне так казалось. А потом меня отыскал Аарон. Однажды вечером он проник в мою комнату. И ширнул меня, когда я спала. И на следующий день я вместе с ним удрала оттуда.
У Саймона голова пошла кругом.
– Подожди, ты говоришь, что была в реабилитационном центре прямо перед тем, как я увидел тебя в парке?
– Да.
– Не понимаю. Как ты его нашла?
Пейдж посмотрела на кровать.
Саймон не мог этому поверить.
– Твоя мать?
– Да, это она отвела меня туда.
Саймон тоже повернулся к Ингрид, словно ждал, что она прямо сейчас очнется и все объяснит.
– Я пришла к ней, – сказала Пейдж, – это была моя последняя надежда. Она знала, что есть такая клиника. Она тоже была там, давно, много лет назад. «Они там все делают не так, как везде», – сказала она. Ну я и попробовала. И все стало получаться. А может, и нет… обвинять другого в том, что случилось, легко, но может быть…
Удар, нанесенный ему новыми откровениями, был силен, но Саймон выдержал его, пытаясь сосредоточиться на главном.
Его дочь вернулась. Его дочь вернулась, и она больше не наркоманка.
Следующий вопрос он задал как можно более мягко:
– Почему мама мне не сказала, что она тебе помогает?
– Это я ее попросила. Пригрозила: если скажет, я откажусь лечиться.
– Почему ты не хотела, чтобы я знал?
Пейдж повернулась к нему. Он заглянул в исстрадавшиеся глаза своего ребенка и подумал: как давно он не смотрел на нее по-настоящему, как вот сейчас.
– Потому что вспоминала твое лицо, – сказала она.
– Что?
– Когда у меня что-нибудь не получалось, когда я подводила тебя, у тебя было такое разочарованное лицо… – Она замолчала и помотала головой, словно хотела избавиться от этого образа. – И если бы у меня снова ничего не вышло и я увидела бы твое лицо, мне не давала бы покоя мысль о самоубийстве.
Саймон снова прикрыл ладонью рот.
– О милая…
– Прости меня.
– Не надо. Прошу тебя. Мне больно от мысли, что из-за меня ты так чувствовала.
Пейдж принялась нервно расчесывать руки. На них еще виднелись точки былых уколов, хотя уже не очень отчетливые.
– Папа…
– Да?
– Мне уже надо ехать.
– Я тебя отвезу.
По пути они остановились у своего дома и зашли. Пейдж разбудила брата и сестру. Саймон достал айфон и снял на видео восторженные слезы в глазах всех своих троих детей во время этой краткой, но бурной встречи. Вернувшись в больницу, он покажет видео Ингрид. Не важно, услышит она что-нибудь в состоянии комы или нет. Он все равно будет снова и снова прокручивать его и для себя, и для нее.
Дорога на север была долгой. Но он ничего не имел против. Первые несколько часов Пейдж спала.
Саймон остался наедине с собственными мыслями.
Как много он пережил за последние часы. Он почувствовал радость и облегчение, когда снова увидел Пейдж – свободную от наркотиков Пейдж! Это было главное чувство, он оседлал его, как волну, и старался не обращать внимания на другие эмоции: тревогу о том, что будет дальше, горечь оттого, что он заставил Пейдж так бояться его реакции, растерянность из-за того, что он не мог понять, почему Ингрид хранила от него эту важную тайну.
Как она могла?
Как могла она не сказать ему, что отправила Пейдж в реабилитационный центр? Как могла промолчать, после того как узнала, что он видел дочь в парке, а потом еще имел стычку с Аароном? Одно дело – сдержать обещание, данное дочери. Он это понимал. Но они действовали не как пара.
Они всегда и обо всем рассказывали друг другу.
Во всяком случае, он так считал.
Саймон вдруг вспомнил, что говорил Рокко о том, как Лютер выстрелил в Ингрид, но тут Пейдж проснулась и потянулась к бутылочке с водой.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил он.
– Хорошо. Нам еще долго ехать, папа. Я могла бы добраться на автобусе.
– Нет уж, этого я ни за что не допущу.
Саймон посмотрел на нее с усталой улыбкой. Но она не улыбнулась ему в ответ.
– В гости ко мне приходить нельзя, – сказала Пейдж. – Еще целый месяц. Никаких визитов.
– Хорошо.
– Мне разрешили приехать только потому, что я очень просила, я сказала, что вы будете очень тревожиться.
– Спасибо.
Еще немного они проехали молча.
– Ну и как там это все работает? – спросил Саймон.
– Что именно?
– Тебе разрешили пообщаться с нами, только когда ты провела там месяц, да?
– Да.
– Как ты узнала о том, что случилось? Где-нибудь прочитала?
Пейдж кивнула.
– Мой психолог в клинике, она видела репортаж в новостях. И рассказала мне.
– Когда?
– Вчера вечером.
– Значит, она все знала раньше, а тебе не говорила?
– Да. Это ведь мой единственный шанс, папа. Полная изоляция. Пойми, прошу тебя.
– Я понимаю, – сказал Саймон и сменил полосу движения. – Ты знаешь, мы подружились с твоим бывшим хозяином Корнелиусом.
Пейдж живо повернулась к нему.
– Он спас жизнь твоей матери.
– Как?
Саймон рассказал ей о визите в Бронкс, все от начала и до конца, как они с Ингрид пришли к ней домой, как познакомились с Корнелиусом, как потом отправились в притон к Рокко в подвале.
– Корнелиус очень хорошо ко мне относился, – сказала Пейдж, когда он закончил.
– А еще он рассказал, как за два дня до убийства Аарона ты выбежала из дома с окровавленным лицом.
Пейдж отвернулась и стала смотреть в боковое окошко.
– Аарон тебя бил?
– Только в тот раз.
– Сильно?
– Да.
– Поэтому ты и убежала. А потом, как считает полиция, тот наемный убийца убил его.
– Наверное, – отозвалась Пейдж отстраненным тоном.
И по ее голосу Саймону показалось, что она лжет.
Саймон давно чувствовал, что в версии следствия о том, как был убит Аарон Корвал, что-то не так. С одной стороны, эта версия абсолютна логична, проста и адекватна. Вроде бы. Секта убивала лиц мужского пола, которые некогда, в младенческом возрасте, были противозаконно усыновлены. Аарон Корвал был одним из усыновленных, следовательно, на него тоже шла охота. Эш и Ди Ди вернулись на место преступления, потому что им нужно было убить Саймона.
Но откуда они узнали, что Саймон тоже будет там?
Саймон вдоль и поперек прошерстил всю информацию. Просмотрел все записи камер видеонаблюдения и обратил внимание на то, что машина Эша и Ди Ди ни разу не проехала мимо больницы. Значит, они за ним не следили.
Потом Саймону бросилось в глаза кое-что еще.
Свидетель, один из квартиросъемщиков Корнелиуса, Энрике Боаз, заявил, что непосредственно перед началом стрельбы на втором этаже, в квартире Корнелиуса, он видел Ди Ди на третьем.
Но почему? С какой стати она оказалась на третьем этаже?
С точки зрения полиции это было лишь небольшое несоответствие, ничего особенного, каждое дело содержит подобные нестыковки. Но этот факт почему-то очень раздражал Саймона, словно жужжащая в комнате муха. Тогда Саймон вернулся на место. Вместе с Корнелиусом они подробно расспросили Энрике и обнаружили возможную зацепку: Ди Ди стояла прямо перед дверью в комнату Аарона и Пейдж.
Но снова возникал вопрос: почему? Если ты уже убил Аарона, зачем тебе возвращаться в его комнату? Зачем тебе, как заметил Корнелиус после того, как ушли полицейские, понадобилось вышибать дверь, чтобы попасть внутрь?
Тут что-то не складывалось.
Разве что ты был здесь раньше.
– Пейдж!
– Да?
– Что ты сделала после того, как тебя избил Аарон?
– Убежала.
– Куда?
– Я… хотела достать дозу.
И тут он задал нужный вопрос:
– Ты позвонила маме?
Молчание.
– Пейдж?
– Пожалуйста, не будем об этом.
– Ты звонила маме?
– Да.
– И что она сказала?
– Я… – Она плотно закрыла глаза. – Я рассказала ей, что сделала. И сказала, что мне пришлось убежать.
– Что еще ты сказала, Пейдж?
– Папа. Пожалуйста. Пожалуйста, не будем об этом.
– Нет, будем, пока не докопаемся до правды. И знаешь что, Пейдж? Пусть эта правда останется между нами. Аарон был подонком. Его смерть не убийство, а самозащита. Он убивал тебя каждый день. Травил тебя. А когда ты попыталась от него освободиться, он нашел тебя и снова вколол тебе отраву. Ты это понимаешь?
Его дочь молча кивнула.
– Так что там случилось?
– В тот день Аарон избил меня, папа. Кулаками.
Саймона снова охватила дикая ярость.
– И я больше не смогла этого терпеть. Но я понимала, что могу выбраться из этого… освободиться… если он просто…